Текст книги "Доказательство умысла (в сокращении)"

Автор книги: Уильям Каглин

Соавторы: Уолтер Соррелс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Разумеется, у меня их оказаться и не могло. Разве что… Я сунул руку в карман своего помятого костюма, того самого, что был на мне во время поездки в Нью-Йорк, – и точно, вот он. Я вытащил скомканный носовой платок, поднял его перед собой.

– Вам известно, что это такое, мистер ван Бларикум?

Он посмотрел и саркастически сообщил:

– Это носовой платок.

– Давайте будем более конкретными. Не могли бы вы прочесть инициалы, вышитые на его уголке?

Он посмотрел снова и уже тихо произнес:

– РВБ.

– Большое «Р», маленькое «в», большое «Б». Инициалы Роджера ван Бларикума. Правильно?

Снова встал Стэш:

– Протестую. Нам предъявляют еще одно предположительное доказательство, с которым обвинение ознакомлено не было. Я прошу исключить его.

– Ваша честь, – сказал я, – назначение этой вещи состоит исключительно в дискредитации свидетеля. Предъявлять ее мистеру Олески я обязан не был.

– Вы намереваетесь дискредитировать собственного свидетеля?

Я покачал головой:

– Это свидетель обвинения, а не мой.

Ивола гневно взирал на меня:

– Поскольку эта вещь может послужить обоснованием вашего заявления, я разрешаю вам использовать ее.

– Благодарю вас. – Я снова повернулся к ван Бларикуму. – Мы уже установили, что вы встречались с моей дочерью. Насколько я помню, в «Дубовом баре» нью-йоркского отеля «Плаза». Вы помните, как уронили тогда стакан с виски? Как попытались поймать его, однако стакан разбился и вы порезали руку?

– По-моему, да.

– У вас шла кровь, и вы вытерли ее носовым платком. Вот этим. Верно?

– Возможно.

– А несколько минут спустя, поняв, кто такая Лайза, поняв, что она работает на меня, вы бросили этот платок ей в лицо, не так ли?

Ван Бларикум просто смотрел на меня, молча.

– Вероятно, вам интересно будет узнать, мистер ван Бларикум, что мы провели анализ этой крови на ДНК. Мы провели также анализ крови мистера Дэйна и его предположительного сына Блэра. И угадайте, что мы обнаружили, мистер ван Бларикум? Человек, кровь которого осталась на этом носовом платке, – это и есть отец Блэра Дэйна.

Лицо ван Бларикума стало белым как полотно.

Стэш Олески вскочил на ноги:

– Ваша честь, защита предъявляет улики! Но ни одна из них не была представлена в офис обвинения до начала процесса.

Я, проигнорировав Стэша, взял со стола листок бумаги:

– Мистер ван Бларикум, я буду рад показать вам результаты этих анализов… если, конечно, вы не предпочтете обойтись без волокиты и не скажете нам правду.

– Покажите-ка мне эти предполагаемые результаты анализа ДНК, – потребовал судья Ивола. Я протянул ему листок, который держал в руке.

Ивола вгляделся в него сузившимися глазами. То был просто-напросто чистый лист бумаги. И когда Ивола оторвал от этой бумажки взгляд, на лице его сияла улыбка.

– Леди и джентльмены, члены жюри присяжных, мистер Слоун очевидным образом солгал. Никаких результатов анализа ДНК не существует. Я прошу вас полностью забыть о его ложных, возмутительных обвинениях.

Затем он повернулся ко мне, и улыбка его стала еще более широкой, торжествующей.

– Мистер Слоун, я намереваюсь направить в коллегию адвокатов штата рекомендацию о наложении на вас дисциплинарного взыскания и о приостановке действия вашей лицензии. Прошу вас, продолжайте допрос.

Это была мучительная минута. Я понял наконец все, что произошло, однако сделать завершающие шаги не мог.

– Мистер ван Бларикум, – сказал я, – в ночь двадцатого октября вы приезжали в дом Майлза Дэйна, не правда ли?

– Нет. – Губы его кривила улыбочка пренеприятнейшего превосходства.

– Вы лжете.

Вскочил Стэш:

– Протестую. Давление на свидетеля.

– Поддерживается, – сказал судья. – Дальше, мистер Слоун.

Дальше мне идти было некуда. Я завяз. У меня не имелось ни вещественных доказательств, ни способных подтвердить сказанное мною свидетелей. И тут кто-то громко кашлянул у меня за спиной. Я оглянулся – Лайза.

Одна.

– Ваша честь, могу я потратить тридцать секунд на разговор со своей помощницей?

Ивола взглянул на часы. Времени было без малого двенадцать.

– Думаю, нам пора объявить перерыв на ланч, – сказал он. По его глазам я понял: Ивола полагает, что часовой перерыв на ланч не оставит от моего допроса камня на камне. Сильнее ошибиться он не мог. – Есть возражения, мистер Слоун?

Я изобразил недовольство:

– В принципе – нет.

– В таком случае перерыв.

– Где Блэр, Лайза? – спросил я.

– Снаружи, в машине. Пытается решить, что ему делать.

Я потер лицо. Все это время я думал, будто Блэр – именно тот, кто нам нужен. А теперь вдруг понял, что ошибался.

– Вот что я тебе скажу, – произнес я. – Забудь пока о Блэре. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала.

После перерыва я снова вызвал ван Бларикума на свидетельское место.

– Мистер ван Бларикум, не могли бы вы сказать нам, что это такое?

Он угрюмо взглянул на книгу, которую я ему вручил.

– По-видимому, один из романов Майлза. Называется «Как я убил жену и вышел сухим из воды».

– Интересное чтение, как по-вашему?

Ван Бларикум выглядел теперь полностью овладевшим собой.

– Не знаю. Я бы эту дребедень и за деньги читать не стал.

– Там заложена одна из страниц. Откройте книгу и зачитайте нам то, что на ней напечатано.

Ван Бларикум открыл книгу. Голос его стал негромким и очень холодным:

– Тут сказано: «Хочу особо поблагодарить Роджера ван Бларикума, который подарил мне и идею этой книги, и оружие, ставшее прообразом орудия убийства».

– То есть идею книги дали ему вы, – ядовито произнес я, – однако сами ее не читали.

– Это книга о человеке, который ненавидит своих родственников. По-моему, что-то в этом роде.

– Значит, вы ее все же читали.

Ван Бларикум понял, что совершил ошибку, и попытался исправить ее:

– Нет, не читал. Просто слышал в новостях, что… в чем состоит сюжет.

– А, ну конечно. – Я издевательски усмехнулся. – Ранее вы показали, что изучали в Японии боевое искусство. Повторите, пожалуйста, его название.

– Муто-риу.

– Я не знаток боевых искусств, – признался я. – Это что-то вроде карате, кун-фу или как?

Долгая пауза.

– Это японский стиль боя на мечах.

– Чем вы пользовались, упражняясь в нем?

Одна сторона его лица дернулась:

– Бокеном. Однако…

– Однако что, мистер ван Бларикум? – спросил я. – Однако… нет, я не подставлял моего зятя? Однако… нет, я не крал бокена из его кабинета, пока он был в туалете? Однако… нет, я не убивал свою сестру? Вы это собирались сказать?

– Ваши утверждения попросту смехотворны. Когда он убил ее, я был в Нью-Йорке. И могу доказать это.

И тут с хлопком отворилась дверь и в зал влетела победно улыбающаяся Лайза. Она сунула мне в руку листок бумаги, громко прошептав при этом:

– Ты был прав.

Я улыбнулся ей и снова повернулся к свидетелю:

– Ваша честь, у меня появилось еще одно, ранее неизвестное доказательство. Предназначающееся опять-таки исключительно для дискредитации свидетеля.

Я вручил судье листок. Ивола поморщился и со вздохом сказал:

– Очень хорошо.

Затем он передал листок секретарю суда:

– Миссис Уилсон, пожалуйста, разметьте это.

Получив листок от секретаря, я неторопливо опустил его на край свидетельской трибуны и спросил:

– Вы не могли бы прочитать подчеркнутые ручкой строки?

Роджер ван Бларикум посмотрел на в листок.

– Тут сказано: «Северо-западные авиалинии. Сведения о пассажирах. Дата: двадцать первое октября. Отправление в одиннадцать ноль пять утра. Прибытие в час двадцать пять пополудни. Тип билета: в одну сторону. Пункт отбытия: Детройт. Пункт прибытия: Нью-Йорк, Ла-Гуардиа. Оплата: наличными. Имя пассажира…» – Он поднял на меня расширившиеся глаза.

– Читайте, читайте.

– «Имя пассажира: ван Бларикум, Роджер».

Зал зашумел. Потребовалось несколько секунд, чтобы этот гомон утих.

– Леон Праути показал ранее, что видел названного им «стариканом» человека, покидавшего дом около полуночи. Им были вы, не так ли?

Роджер ван Бларикум заморгал, потом обвел потрясенным взглядом зал.

Я услышал, как снова отворяется дверь, и обернулся. В дальнем конце зала появился молодой человек с преждевременно поседевшими волосами и страшноватыми синими глазами.

– А вот и он, мистер ван Бларикум. Человек, отдававший образцы крови на анализ. Он знает правду и даст о ней показания. Уверен, что он сделал то, о чем не подумал я, – копии результатов анализа. Вы собираетесь и дальше лгать под присягой? Хотите, чтобы мы услышали правду именно от него?

Ван Бларикум гневно взирал на молодого человека, стоявшего в конце зала.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Хорошо. В молодые годы я страшно оступился.

– Расскажите ее простыми словами. Правду. Расскажите все.

Ван Бларикум продолжал вглядываться в поседевшего молодого человека.

– Полагаю, да, полагаю, он мое… порождение. Но…

– Ваш сын.

Долгое колебание.

– Мой сын, – наконец прошептал ван Бларикум, и одна его щека дернулась от омерзения.

– Послушайте, мистер ван Бларикум. Спрашиваю еще раз. Вы убили вашу сестру?

В зале стояла полная тишина.

Ван Бларикум, переведя взгляд с молодого человека на стол защиты, указал трясущимся пальцем на Майлза:

– Это он во всем виноват. До встречи с ней Майлз был ничем. Жалким нищим мошенником, ничего не стоящим мелким ничтожеством со Среднего Запада. Если бы не ее связи, не сила ее характера, не ее деньги – да он и сейчас колесил бы автостопом по Америке, рассказывая посетителям третьеразрядных кабаков, будто пишет роман.

– Скажите нам правду, – попросил я. – Это вы убили ее?

Взгляд ван Бларикума медленно опустился к полу:

– Да, думаю, что я.

Услышав это, Блэр Дэйн начал медленно приближаться к отцу.

– Думаю, я вообще способен на все. В конце концов, породил же я вот это.

Он с отвращением взглянул на сына:

– Уголовник, наркоман, каторжник с татуированными кулаками. Он – ноль. Меньше, чем ноль. А создал его я.

– Привет, пап, – весело произнес Блэр Дэйн. – Я тоже рад тебя видеть. Спасибо за всю любовь и заботу, которой ты окружал меня столько лет.

С этими словами он поднял перед собой маленький серебристый «смит-вессон» 32-го калибра, украденный им из верхнего ящика моего письменного стола. Пуля ударила Роджера ван Бларикума чуть выше правого глаза. Мгновенно скончавшийся Роджер вывалился из кресла и рухнул на пол еще до того, как треск выстрела обратился в эхо.

А Блэр Дэйн остался стоять, глядя пустыми глазами на кровь, обрызгавшую стену рядом с креслом судьи Иволы.

– Бросить оружие! – Это крикнул судебный пристав. Вытянув мускулистые руки, упершись подбородком в плечо, он держал перед собой автоматический пистолет, нацеленный прямо в грудь Блэра Дэйна. – Сейчас же!

– Кто-то рождается для легкого конца, – сказал приставу Блэр. Голос у него был спокойный, почти сонный. – А я рожден для тяжелого.

И он, с горечью улыбнувшись, начал медленно поднимать пистолет, направляя его на пристава. Я снова увидел кривоватую зеленоватую татуировку на его руке: «УМРИ В ПЕРЕСТРЕЛКЕ».

– Против судьбы не попрешь, друг, – произнес он.

Я нырнул под стол, утянув с собой и Лайзу. Послышались два сухих выстрела из 32-го, а следом несчетные, казалось, громкие и страшные «бам-бам-бам» большого автоматического пистолета пристава. Когда все стихло, я поднял голову над краем стола. Пристав стоял на прежнем месте, яростно вытаращив глаза. Блэр Дэйн лежал, тихо постанывая, на полу.

В течение долгого, как мне показалось, времени в зале царила полная тишина. И наконец ее нарушил голос – мой, собственно говоря.

Поднявшись с пола и одернув пиджак, я сказал:

– Ваша честь, защита допрос свидетеля закончила.

Глава 12

– Ну хорошо, хорошо, – сказала Лайза, когда мы, выйдя из здания суда, пробирались сквозь лес микрофонов. – Ты меня убедил. Я возвращаюсь в юридическую школу.

Лицо ее раскраснелось от холода, возбуждения, от страшного триумфа, который мы только что пережили.

– Я же ни слова не сказал, Лайза, – ответил я, подняв в шутливой капитуляции обе руки.

За нашими спинами стоял в окружении фото– и телекамер Майлз Дэйн. Он благодарил судью за мудрое и справедливое решение, благодарил государственного обвинителя за мужество, которого потребовал отказ от обвинений, благодарил отважного Чарли Слоуна, адвоката extraordinaire.

– Да, но ведь ты же все это спланировал заранее, а, пап? Весь процесс был просто тактическим приемом, верно? Направленным на то, чтобы заставить меня вернуться к учебе.

Я хохотал едва ли не минуту, потом взглянул на реку.

– Ты не собираешься все-таки рассказать мне о том, что произошло в Нью-Йорке? – спросил я. – Почему ты все бросила?

Лицо Лайзы вытянулось. Некоторое время она задумчиво смотрела на меня, потом привстала на цыпочки, поцеловала в щеку.

– Если последняя неделя и научила меня чему-то, – сказала она, – так это тому, что некоторые вещи лучше оставлять в прошлом.

– Да, – сказал Майлз Дэйн, – интересно. И что только порой не находит на человека.

Я нахмурился, не вполне понимая, о чем он говорит.

Всего пару минут назад я задал Майлзу простой вопрос. И этот ответ представлялся мне тем, что мы, законники, называем уверткой.

После суда прошло уже несколько месяцев, мы с Майлзом встретились, чтобы выпить немного, и сидели сейчас на дощатом настиле за отелем «Пикерэл-Пойнт». Выглядел Майлз хорошо – он прибавил килограммов пять веса, загорел, вообще пребывал в превосходной форме. Шум, который подняли журналисты вокруг процесса, привел к тому, что карьера Майлза пошла в гору. По книге «Как я убил жену и вышел сухим из воды» снимался фильм с Мэлом Гибсоном в главной роли; сейчас Майлз писал сценарий для телевидения.

На столе между нами лежало первое издание романа «Как я убил жену и вышел сухим из воды». После завершения процесса Майлз преподнес его мне с дарственной надписью.

– Ладно, – сказал я, – я ведь вас, собственно, вот о чем спросил: я заглянул в этот экземпляр, так? И никакого посвящения в нем не обнаружил. Все эти «спасибо за идею книги, Роджер» и так далее присутствуют только в перепечатке, в оригинале ничего нет. Чем это можно объяснить?

Однако Майлзу отвечать на мой вопрос, похоже, нисколько не хотелось.

– В ту ночь она многое мне рассказала, – произнес он.

– О чем?

Я покачивал в ладони стакан содовой, он пил солодовый виски с непроизносимым шотландским названием. Стоял теплый майский день, солнечный, с легким намеком на прохладу.

– Я пришел ночью в спальню. Она ждала меня. И рассказала мне все. Рассказала, зачем приезжал Блэр. Сказала, что поступили результаты анализа крови, и ей хотелось, чтобы я услышал о них от нее. Сказала, что ее ребенок, Блэр, не мой. Что она всегда знала: это сын Роджера. Сказала, что понимала: если уйдет из семьи, порвет со всей своей прежней жизнью, это закончится катастрофой. И сказала, что вышла за меня главным образом потому, что не смогла придумать для брата мести более злой, чем ее брак со мной.

Майлз перевел взгляд на реку, гладкую и мирную под послеполуденным солнцем.

– Диана сказала, что ей было ясно: меня притягивают ее деньги. Что понимала: даже если она не сможет честь по чести любить меня, то сможет хотя бы поддержать своими бабками мою писательскую карьеру.

Я пробормотал нечто невнятное, что делает обычно человек, не понимающий, как ему реагировать на услышанное.

Майлз безрадостно усмехнулся.

– Я не мог поверить, что после стольких прожитых вместе лет она так плохо меня понимает. Мне всегда было плевать на ее деньги. Всегда! Я просто любил ее. Боготворил. – Он на миг закрыл глаза. – И думал, что она питает ко мне схожие чувства.

– Но она не питала?

Губы Майлза искривились в печальной улыбке:

– Она сказала: «Я всегда была одинока, Майлз, даже с тобой». Я спросил, любила ли она меня или хотя бы полюбила ли с ходом времени, а она ответила: «Не думаю, что я вообще когда-нибудь умела любить».

Он в один глоток прикончил свой виски.

– Там, в суде, помните? Роджер сказал, что это он убил ее. На самом деле он и не думал признаваться в убийстве. Он хотел сказать, что, породив на свет Блэра, который как раз тогда вошел в зал и которого Роджер считал убийцей Дианы, он тем самым убил ее. Не «я это сделал», а «я несу за это ответственность». А потом, прежде чем кто-либо успел понять, о чем шла речь, Блэр застрелил его, а пристав застрелил Блэра.

Я наморщил лоб:

– Вы хотите сказать, что убил ее все-таки Блэр?

Солнечный свет играл на воде, отражаясь в глазах Майлза, то темневших, то светлевших от этого.

– Нет. Я говорю лишь о том, что так считал Роджер.

– А, – отозвался я.

Наступило долгое молчание, потом Майлз сказал:

– Но, разумеется, и Блэр ее не убивал.

Меня точно ударили под дых.

– Как только она сказала, что никогда не любила меня, мне показалось, будто все вокруг рушится, – Майлз медленно покачивал головой, – будто вся моя жизнь обращается в пустое место. Я полагал, что меня любят, но это была не любовь, а всего лишь проявление благовоспитанной патрицианской терпимости.

Он снова надолго замолчал.

– Когда она наговорила все это, во мне словно что-то взорвалось. Вот об этом я и толкую: человек сам не знает, на что он способен. А когда все закончилось, я стоял над Дианой, смотрел на нее и понемногу осознавал, какой ужас я сотворил, осознавал, что единственным, кто заслуживал наказания, была вовсе не она. Роджер. Тут-то меня и осенило.

– Что именно? – тихо спросил я.

– В одно мгновение я вдруг понял, как смогу избежать наказания, вернуть Роджеру все зло, которое он принес Диане, мне. Даже тому несчастному ублюдку, Блэру.

Внезапно мне стало трудно дышать.

– Мне все время не давало покоя то, что за Роджером числился билет всего лишь в один конец, из Детройта в Нью-Йорк, – сказал я. – Почему было не купить два – сюда и обратно?

Майлз кивнул:

– Правильно. Мне пришлось смотаться в аэропорт и купить этот билет за наличные. Потому-то ко времени, когда я вам позвонил, тело уже и остыло. Купить билет до Детройта я, понятное дело, не мог. Для этого было уже слишком поздно. Потом я положил на столик в гостиной открытый альбом японских эротических гравюр. А после подбросил одежду в катер Роя Беверли.

Я постучал пальцем по книге «Как я убил жену и вышел сухим из воды»:

– Так вот почему в первом варианте не было посвящения?

Майлз снова кивнул:

– Мне пришлось позвонить из тюрьмы в «Элгин-пресс», помощнице Боба Гофа, попросить ее добавить это посвящение в новое издание. Общая идея состояла в том, чтобы привести случившееся с Дианой в соответствие с романом. И я сообразил: если роман будет полностью походить на то, что произошло в реальной жизни, если это сходство окажется слишком уж совершенным, все рано или поздно придут к выводу, что кто-то попросту попытался свалить вину на меня.

Он издал смешок, короткий и безрадостный – точно ветка треснула.

У меня дрожали руки.

– А те щепки черного дерева?

– Это я их подложил. Прямо в раны. Почему, как вы думаете, ваш эксперт, Хелен Рейнс, заявила, что их отчикали от конца бокена? Она, может, и психопатка, но тут попала в самую точку: я сам настругал эти щепки швейцарским армейским ножом.

– То есть убили вы ее все же не бокеном?

Он покачал головой:

– Нет. Я же говорю, на меня накатило безумие. Я просто спятил. Схватил первое, что попалось под руку. Настольную лампу. Она сейчас где-то на дне реки.

– А Леон Праути?

– Я познакомился с ним в тюрьме, в день моего ареста. Пообещал заплатить ему пять сотен баксов, если он поведает вам эту историю. Он должен был рассказать о Блэре, приезжавшем в старом «линкольне», а после вдруг вспомнить, что был еще и автомобиль из проката, в котором появился у дома высокий седой старик. Но Праути – идиот. Вторую половину истории он просто забыл. Во всяком случае, до суда.

Неторопливо подходивший по реке с севера большой пароход загудел – долгий, унылый звук еще долго висел в воздухе.

– Но почему вы просто не заявили, что это дело рук Роджера?

Майлз опять покачал головой:

– Если бы я обвинил его с самого начала, полицейские, став копать вокруг Роджера, обнаружили бы, что у него есть алиби. Нет, идеальная ситуация состояла в том, чтобы все выяснилось под самый конец игры.

Мне очень хотелось встать и уйти, но я словно прирос к стулу – то ли от ужаса, то ли от того, что у меня еще оставался один вопрос.

– Зачем вы мне все это рассказали? – спросил я. – Хотите, чтобы я снова занялся этим делом?

Он тяжело вздохнул:

– Нет. На самом деле, нет. Но ведь вы не стали бы спрашивать меня о посвящении, если бы не питали подозрений?

Я, подумав немного, кивнул.

– У вас же бульдожья хватка, Чарли. Как только вы позвонили, я понял: рано или поздно вы до всего докопаетесь. Правда состоит в том, что мне хотелось снять этот груз с души. А может быть, похвастаться, рассказать хоть кому-нибудь, как я совершил убийство и вышел сухим из воды. – Он иронически ухмыльнулся, давая понять, что причина вовсе не в этом. – Расскажи я все кому-то другому – священнику или психоаналитику, – я получил бы себе на шею человека, знающего о моей вине. А адвокат? – Он слегка склонил голову набок. – Вы же унесете тайну клиента с собой в могилу.

С этими словами он встал, спустился с настила и зашагал мимо кленов, мимо лежавших на траве влюбленных парочек, все уменьшаясь и уменьшаясь в затухающем солнечном свете.

Мне хотелось проникнуться злостью к нему, но нет, не получалось. Я чувствовал лишь, не считая слабой лихорадочной дрожи во всем теле, огромную, страшную печаль, которая только усилилась, когда солнце ушло за край земли и река потемнела.

Пару дней спустя Майлз выставил дом номер 221 по бульвару Риверсайд на продажу и, в конце концов продав его шестнадцатилетней рэп-звезде из Детройта, перебрался в Лос-Анджелес. Несколько раз я видел его по телевизору, в программе «Ночь развлечений» и прочих в таком же роде, – он сопровождал на очередную премьеру фильма какую-нибудь пышногрудую молодую актрису.

Затем, на прошлой неделе, на третьей странице газеты «Фри-пресс» появился заголовок: «АВТОР ВЫЗВАВШИХ МНОЖЕСТВО СПОРОВ КНИГ ПУСТИЛ СЕБЕ ПУЛЮ В ЛОБ».

Он сказал мне, что вышел сухим из воды, но как знать?

Может быть, выйти сухим из воды и вовсе нельзя – во всяком случае, в мире Майлза Дэйна. Как сказал, выступая в суде, Даниэль Рурк, негодяи в книгах Майлза Дэйна всегда получают по заслугам.