Текст книги "Женщина-призрак"

Автор книги: Уильям Айриш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 3
Сто сорок девятый день перед казнью… Рассвет

Затем последовали самые различные вопросы, и все это продолжалось до рассвета. Когда окна осветились начавшимся новым днем, комната, в которой находились те же самые люди, выглядела как после хорошей вечеринки. Везде торчали сигаретные окурки. Вещи были разбросаны по всей комнате. Особенно ее вещи. Вид у мужчин тоже был как после тяжелой попойки. Их пиджаки, жилеты и рубашки были расстегнуты. Сейчас один из них плескался в ванной, и через дверь доносилось его бормотание. Два других детектива курили и неподвижно сидели на своих местах. Гендерсон был совершенно спокоен. Он просидел на одном месте всю ночь. Ему казалось, что на этом диване и в этой комнате прошла вся его жизнь.

Тот, что был в ванной – по фамилии Барчесс – вышел. С его волос стекала вода, как будто он окунулся в ванну прямо с головой.

– Где ваши полотенца? – спросил он дружелюбно.

– Я сам никогда не мог их найти, – ответил Гендерсон. – Она… Я всегда получал полотенце, когда спрашивал, но никогда не знал, где она их держит.

Детектив беспомощно огляделся.

– Вы не будете возражать, если я воспользуюсь простыней?

– Не буду.

Все началось сначала.

– Дело не только в двух театральных билетах. Почему вы пытаетесь заставить нас в это поверить?

Он оглядел их. Он все еще пытался быть вежливым.

– Потому что все так и было! Что я еще должен говорить? Почему вы сомневаетесь? Вы же знаете, что такое возможно!

– Не стоит обманывать нас, Гендерсон, – вмешался другой детектив. – Кто она?

– О ком вы?

– О, не стоит начинать все сначала, – раздраженно заговорил первый. – Не стоит возвращаться к самому началу. Кто она?

Гендерсон пригладил волосы. Из ванной снова появился Барчесс. Он был в одной рубашке и. на ходу надевал на руку часы. Затем он вышел из комнаты; и Гендерсон услышал, что он разговаривает по телефону с каким-то Тьерни. Никто, кроме Гендерсона, не обратил на это внимания.

Барчесс нерешительно вошел в комнату и остановился, будто не зная, что делать. Наконец он подошел к окну. На улице щебетали птицы. Одна села на подоконник.

– Одну минуту, Гендерсон, – сказал Барчесс. – ,Что это за птица?

Гендерсон не двигался, и он. повторил вопрос:

– Гендерсон! Вы не знаете, что это за птица? Как будто это было очень важно. Гендерсон встал и подошел к окну.

– Воробей, – кратко сказал он. И добавил, глядя на Барчесса – Это не то, что вы хотели узнать.

– Это то, что я хотел увидеть, – отозвался Барчесс. – Отсюда довольно мало видно.

– Птицу вы увидели, – с горечью сказал Гендерсон. Все замолчали. Вопросы кончились.

Гендерсон повернулся и замер. На диване сидела девушка, на том самом месте, где еще недавно сидел он сам. Он не слышал, как она появилась. Ни скрипа, ни шороха.

Три пары глаз уставились на него. Его охватил озноб, но он не двинулся с места.

Она смотрела на него, он – на нее. Девушка была хорошенькой. Англосаксонского типа. Голубоглазая, с мягкими вьющимися волосами, спадающими на лоб. На плечи было наброшено пальто из верблюжьей шерсти. Она была без шляпы, в руках держала сумочку. – Молодая, в том возрасте, когда девочки еще верят в любовь. А может быть, она вообще была идеалисткой. Это можно было прочесть в ее глазах. Но сейчас в глазах ее сверкала злоба.

Он облизал губы и едва заметно кивнул, как старой знакомой, имя которой он не может припомнить.

После этого, казалось, его интерес к ней пропал.

Видимо, за его спиной Барчесс сделал какой-то знак. В комнате неожиданно остались они одни, вдвоем.

Он пытался поднять руку, но было уже поздно. Пальто из верблюжьей шерсти осталось «сидеть» на диване, но девушки в нем уже не было. Потом пальто медленно осело и стало похожим на груду тряпья. А девушка возникла рядом с ним.

Он пытался отойти в сторону.

– Не надо. Будьте осторожны. Это как раз то, что им нужно. Они, возможно, подслушивают.

– Мне нечего бояться! – Она взяла его за руку и слегка встряхнула ее. – Ты? Ты? Ты должен ответить мне!

– Уже несколько часов я стараюсь забыть твое имя… Как они втянули тебя в это? Как они узнали о тебе? – Он тяжело погладил ее по плечу. – Проклятье! Я отдал бы правую руку, чтобы не впутывать тебя в это дело.

– Но я хочу быть всюду с тобой! Поцелуй помешал ему ответить.

– Ты поцеловала меня прежде, чем выслушала мой ответ…

– Нет. Он не нужен мне, – сказала она. – О, я не могу быть неправа. Никто не может. Если бы я могла быть неправой, тогда меня надо было бы отправить в институт умственно неполноценных. А у меня сильный разум.

– Раз ты заговорила о разуме, значит, все в порядке, – уныло сказал он. – Я не ненавидел Марселлу. Я просто не любил ее и не хотел жить с нею. Но я не смог бы убить ее. Не думаю, что я вообще сумел бы кого-нибудь убить, даже мужчину…

Она прижалась лбом к его груди.

– Ты говорил мне это! Разве я не видела твоего лица, когда бездомная собака встретилась нам по дороге? Когда ломовая лошадь у тротуара… О, сейчас не время говорить об этом, но почему ты не допускаешь, что я люблю тебя? Ты же не думаешь, что это только потому, что ты красивый? Или такой умный? Или такой важный? – Он улыбнулся и погладил ее по голове. Когда он кончил гладить ее, она подняла голову, – Я люблю в тебе то, что у тебя внутри, то, чего не видит никто, кроме меня. В тебе так много доброты, ты такой человек… но все это скрыто от чужих глаз, и об этом знаю лишь я одна.

Он заглянул в ее глаза. Они были мокры.

– Не надо так говорить, – тихо сказал он. – Я не стою того.

– Я сама знаю цену всему, и не стоит меня переубеждать. – Она покосилась на дверь и нахмурилась. – А как они? Что они думают?

– Я думаю – пятьдесят на пятьдесят. За и против. По как они нашли тебя?..

– Твоя записка была там. Я не хотела лечь спать, не узнав, как твои дела, и позвонила сюда около одиннадцати. Они уже были здесь и послали ко мне человека. С тех пор он все время был со мной.

– И они всю ночь не давали тебе спать?!

– Я не могла бы уснуть, зная, что у тебя неприятности. – Она провела пальцем по его лицу. – Это единственное, что имеет для меня значение. Все другое неважно. Они должны найти того, кто это сделал… Как много ты им сказал?

– Ты имеешь в виду нас? Ничего. Я хотел, чтобы ты была в стороне от этого дела.

– Возможно, это и послужило для них зацепкой. Они могли почувствовать, что ты что-то от них скрываешь. Не думаешь ли ты, что лучше все им рассказать, в том числе и про нас? Нам нечего ни стыдиться, ни бояться. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее все кончится. А они, видимо, уже по моему поведению догадались, что у нас достаточно близкие отношения…

Она замолчала. Барчесс снова был в комнате. Он с симпатией взглянул на них, а когда вслед за ним в комнату вошли двое других, Гендерсон заметил, что один из них подмигнул ему.

– Внизу у нас есть машина, мисс Ричман, она отвезет вас домой.

Гендерсон шагнул к нему.

– Послушайте, вы можете держать мисс Ричман подальше от этого дела? Это несправедливо, она действительно ничего…

– Это целиком зависит от вас, – ответил Барчесс. – Мы привезли ее сюда только для того, чтобы напомнить вам…

– Все, что я знал, все, что мог, я вам сказал. Не стоит трепать ее имя в газетах.

– Нам нужна правда.

– Я вам ее сказал. – Он повернулся к ней. – Иди, Кэрол. Спи спокойно и ни о чем не думай. Скоро все будет в порядке.

Она при всех поцеловала его.

– Ты сообщишь мне о себе? Как только ты сумеешь, ты должен сообщить мне о себе. Хорошо?

Барчесс проводил ее до двери и крикнул кому-то:

– Скажите Тьерни, чтобы о ней никто ничего не знал! Ни имени, ни возраста, ни малейшей информации!

– Спасибо, – сердечно сказал Гендерсон, когда Барчесс вернулся обратно. – Вы – настоящий человек.

Детектив внимательно посмотрел на него. Затем сел, достал записную книжку, перелистал ее.

– Начнем? – спросил Гендерсон.

– Давайте начнем, – согласился Барчесс. – Вы уже много сказали. Все остается в силе?

– Да.

– И два театральных билета?

– И два театральных билета. И развод.

– Ну что же, поговорим об этом. Значит, у вас были плохие отношения?

– Вообще никаких чувств, ни хороших, ни плохих. Считайте, что все умерло. Я уже давно предложил ей развестись. Она знала о мисс Ричман. Я ей сказал. Я не пытался ничего скрывать. Она отказывалась дать мне развод. Я хотел жениться на мисс Ричман. Но до этого было слишком далеко. Адская жизнь. Я не мог так жить. И все это вам необходимо знать?

– Да.

– Позапрошлым вечером я разговаривал с мисс Ричман. Она видела, что творится со мной. Она сказала: «Разреши мне попытаться, разреши мне поговорить с ней». Я сказал: «Нет». «Тогда попробуй еще раз сам, – сказала она. – Поговори без злобы, постарайся убедить ее». Мне очень не хотелось делать этого, но я решил попытаться. Я позвонил с работы и заказал два места в нашем старом ресторане. Купил два билета в театр. В последнюю минуту я даже отклонил приглашение моего лучшего друга, который устраивал прием. Джек Ломбар на несколько лет уезжал в Южную Америку и устраивал прощальный прием. Но я решил выполнить свое намерение, и это погубило меня.

Когда я пришел сюда, я понял, что она не склонна к примирению. Ей нравилось существующее положение, и она хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Признаю: я разозлился. Взорвался. Она тянула до последней минуты. Я побрился и переоделся, а потом она засмеялась и сказала: «А почему ты не пригласил ее вместо меня? Жаль потратить на нее десять долларов?» Тогда я позвонил мисс Ричман, но ее не было. А Марселла все издевалась надо мной.

– Вы понимаете, как чувствует себя человек, когда над ним смеются? Чувствует себя дураком. Я разозлился, схватил пальто и шляпу и закричал ей: «Тогда вместо тебя я возьму первую встречную девку! Первую встречную, неважно, кем она окажется!» Я хлопнул дверью.

Его голос упал до шепота:

– Вот и все. Лучшего я не мог бы сделать, даже если бы постарался. Я ничего не придумал. Это правда, а правда не нуждается в исправлениях.

– И все, что вы говорили о событиях минувшего вечера, остается в силе?

– Да. Кроме одного: я был не один. Я сделал то, чем грозил ей: пригласил первую встречную Женщину; она приняла приглашение. Я провел с ней весь вечер и расстался за десять минут до возвращения домой.

– В какое время вы встретились с ней?

– Через несколько минут после ухода отсюда. Я зашел в какой-то бар на Пятидесятой улице и там увидел се… – Он потер лоб. – Подождите. Я сейчас вспомню время. Мы вместе взглянули на часы, когда я показывал ей билеты… Было десять минут седьмого.

Барчесс задумчиво потер подбородок.

– А в каком баре это было?

– Точно не могу вам сказать. Там было темно и что-то красное. Это все, что я сейчас могу вспомнить.

– Вы можете доказать, что были там в десять минут седьмого?

– Я же вам говорю это. Почему? Почему именно это так важно…

– Не стану от вас ничего скрывать, – хмуро сказал Барчесс. – Дело в том, что ваша жена умерла ровно в восемь минут седьмого. Маленькие наручные часики, которые она носила, ударились после ее смерти о край стола и остановились… они показывали шесть часов восемь минут и пятнадцать секунд. Никто, имеющий две ноги или даже два крыла, не сумел бы за одну минуту сорок пять секунд добраться отсюда до Пятидесятой улицы. Докажите, что в десять минут седьмого вы были на этой улице, и ваше дело выиграно.

– Но я же сказал вам! Я посмотрел на часы.

– Неподтвержденное заявление не может служить доказательством.

– Что же тогда служит доказательством? – Подтверждение.

– Но зачем это нужно? Почему нельзя обойтись без этого?

– Потому, что это покажет, что убийство совершили не вы, а кто-то другой. Зачем же иначе мы стали бы возиться с вами всю ночь?

– Понимаю, – пробормотал Гендерсон и ударил себя кулаком по лбу. – Понимаю. – В комнате стало тихо.

– Женщина, которая была с вами, может подтвердить, что именно в это время вы были в баре? – наконец заговорил Барчесс.

– Конечно. Она в то же самое время посмотрела на часы.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Я не спрашивал, и она не сказала.

– Ни имени, ни фамилии? Вы провели с ней шесть часов, как же вы обращались к ней?

– «Вы», и всё.

– Хорошо, опишите ее нам. – Барчесс приготовился записывать. – Мы пошлем на ее поиск своих людей.

Наступила долгая пауза.

– Ну? – нетерпеливо сказал Барчесс.

Лицо Гендерсона с каждой минутой становилось всё бледнее.

– Боже мой! Я не могу! – воскликнул он. – Я совсем забыл ее! – Он беспомощно развел руками и опустил голову. – Я мог бы ответить вам сразу же, как только вошел сюда, а теперь не могу. С тех пор слишком многое случилось. Смерть Марселлы… И ваши бесконечные вопросы… Это как в кино… Посмотрел и тут же забыл подробности. Даже когда я сидел рядом с ней, я не очень-то обращал на нее внимание, был занят своими мыслями. – Он – опять развел руками. – Она совершенно невыразительна!

– Подумайте хорошенько, не волнуйтесь, мистер Гендерсон, – пытался помочь ему Барчесс. – Может быть, вы помните ее глаза? Нет? Волосы? Какого цвета у нее волосы?

Гендерсон закрыл лицо руками.

– Это тоже исчезло из памяти. Каждый раз, когда я готов назвать один цвет, мне кажется, что он был совсем другим, а когда я думаю о другом цвете, мне кажется, что это был первый цвет. Я не знаю, должно быть, что-то между коричневым и черным. Большую часть времени она была в шляпке. Я могу вспомнить ее шляпку лучше, чем что-либо другое. Кажется, шляпка была оранжевая, да, да, оранжевая!

Но, допустим, что она ее сменила со вчерашнего, допустим, она не наденет ее в течение ближайших шести месяцев. Что тогда? Вы можете вспомнить о ней что-нибудь? Гендерсон напряженно задумался.

– Была ли она толстой? Худой? Высокой? Низкой? – пытался помочь ему Барчесс.

– Не могу сказать! Я ничего не могу сказать! – задыхаясь, пролепетал Гендерсон.

Может быть, вы хотите обмануть нас? – спросил один из детективов. – Ведь все же это было вчера, а не месяц или неделю назад.

– Я не отличался хорошей памятью на лица и в спокойной обстановке, а тут… О, я полагаю, у нее было лицо…

– Ну?

– Она ничем не отличается от других женщин. – Он замолчал, не зная, какие подобрать слова. – Это все, что могу вам сказать…

Все кончено. Барчесс хмуро убрал записную книжку встал. Прошелся по комнате и, наконец, взял свое пальто.

– Пошли, ребята. Уже поздно, пора уходить отсюда.

Он повернулся к Гендерсону:

– Вы считаете нас дураками? Вы целых шесть часов пробыли с женщиной и не можете сказать, как она выглядит! Вы сидели в баре плечом к плечу с ней, вы;ли за одним столом, сидели напротив нее. Вы три часа сидели рядом с ней в театре, вы ехали с ней в такси, но запомнили только оранжевую шляпку! Вы надеетесь, что мы в это поверим? Вы пытаетесь всучить нам миф, фантом без имени, роста, формы, без цвета глаз и волос хотите, чтобы мы поверили вам на слово, будто вы провели весь вечер с женщиной-призраком и не были дома, когда была убита ваша жена! Это неправдоподобно, даже десятилетний ребенок не поверит вам. Одно из двух. Или вы не были ни с кем и только придумали все это, или мельком видели где-то эту женщину и пытаетесь с ее помощью устроить себе алиби. Вы нарочно не описываете ее нам, чтобы мы не сумели ее найти.

– Пошли, приятель! – приказал один из детективов.

– Я арестован? – спросил Гендерсон, вставая. Барчесс не ответил на его вопрос. Ответом Гендерсону послужил приказ, который Барчесс отдал третьему детективу:

– Выключи свет, Джо. Сюда очень долго никто не придет.

Глава 4
Сто сорок девятый день перед казнью. Шесть часов вечера

Машина остановилась в тот момент, когда начали бить часы на невидимой колокольне.

– Приехали, – сказал Барчесс.

Гендерсон не был ни свободным, ни. арестованным. Он сидел на заднем сиденье между двумя детективами, которые вчера ночью допрашивали его вместе с Барчессом. Человек, которого они называли Голландцем, лениво вышел из машины, отошел чуть в сторону и стал завязывать шнурки на ботинках.

Вечер был точно таким же как и предыдущий. Тот же час, точно так же алеет небо на западе все спешат. Гендерсон сидел между двумя стражами и думал о том, как за какие-то сутки все может измениться.

Его дом находится совсем рядом от этого места, но он больше не бывает там: теперь он живет в камере предварительного заключения тюрьмы при управлении полиции.

– Надо начать подальше отсюда, – мрачно сказал он Барчессу. – С первым ударом часов я проходил как раз мимо магазина женского белья. Это я помню точно.

Барчесс высунулся из окна машины.

– Эй, Голландец, пройди к магазину женского белья, – крикнул он человеку на тротуаре, завязывающему шнурки на ботинках. Раздался второй удар часов. Мужчина на тротуаре включил секундомер.

Высокий, стройный, рыжий Голландец начал идти от магазина женского белья с секундомером в руках. – Как его шаги? – спросил Барчесс.

– Думаю, я шел немного быстрее, – сказал Гендерсон. – Когда я злюсь, я всегда иду быстро.

– Немного быстрее, Голландец, – приказал Барчесс.

Тот прибавил шаг.

Пробил пятый удар, потом последний. Ну как? – спросил Барчесс.

– По-моему, все правильно, – ответил Гендерсоп. Машина медленно ползла за рыжим Голландцем.

Прохожих почти не было. Скоро они добрались до Пятидесятой улицы. Квартал, Еще один.

– Уже видно?

– Нет. Может быть, я что-то перепутал? Я помню– был ярко-красный, красней, чем обычно.

Третий квартал. Четвертый.

– Верно?

– Нет.

– Теперь будьте внимательны, – предупредил Барчесс. – Если вы протянете еще немного, то ваше даже теоретическое алиби рухнет. Вы уже должны были бы сидеть за стойкой бара. Сейчас восемь с половиной минут.

– Если вы мне все равно не верите, то какая разница?

– Нам не повредит, если мы точно измерим время между двумя пунктами, – отозвался одни из двух стражей. – Мы можем чисто случайно попасть туда, где вы были, а потом проверим математически.

– Девять минут прошло, – предупредил Барчесс. Гендерсон почувствовал тошноту и откинулся на спинку сиденья, и в это время взгляд его упал на вывеску.

– Вот! – воскликнул он. – «Ансельмо»! Да, похоже! Я помню, что название напоминало о чём-то иностранном…

– Эй! Голландец! – рявкнул Барчесс. Он показал знаком, чтобы тот остановил секундомер. – Девять минут, десять с половиной секунд, – объявил он, взяв из рук Голландца секундомер. – Десять с половиной секунд мы вам подарим. Будем считать, что отсюда до вашей квартиры – девять минут ходьбы. Прибавим еще минуту на путь от вашей квартиры до угла, где вы услышали удар часов. Учтем еще время на переходы и толпу. – Он внимательно посмотрел на Гендерсона. – Другими словами, надо убедиться, что вы попали в бар не позже, чем в шесть семнадцать, повторяю, не позже, и в этом случае вы автоматически оправданы.

– Если вы только найдете эту женщину, я сумею доказать, что в шесть десять я уже был здесь.

– Пошли туда, – сказал Барчесс и распахнул дверь машины.

– Вы видели этого человека раньше? – спросил Барчесс.

Бармен наклонил набок голову.

– Лицо его кажется мне знакомым, – сказал он. – Но согласитесь, что за время моей работы я перевидал столько лиц…

Ему дали время на размышление. Он внимательно разглядывал Гендерсона, потом отошел в сторону.

– Я не знаю… – нерешительно сказал он.

– Иногда детали тоже играют роль, – сказал Барчесс. – Идите за стойку, – приказал он бармену и повернулся к Гендерсону. – А вы, Гендерсон, где сидели?

– Где-то здесь. Часы были прямо передо мной, а ваза стояла рядом.

– Хорошо. Бармен, не обращайте на нас внимания, попробуйте еще раз вспомнить его.

Гендерсон сел на стул, опустил голову и замер. Ему вспомнилось, как мрачно сидел он здесь вчера и смотрел перед собой, и непроизвольно он принял ту же позу. Это помогло. Бармен щелкнул пальцами.

– Вспомнил! Боже мой! Вспомнил! Он был здесь вчера! Видимо, он бывает здесь не слишком часто, поэтому я не мог сразу признать его.

– Теперь нас интересует время.

– Ну, это было что-то в первые часы моей работы. Народу в это время мало, и мы открываем бар позже.

– Когда же у вас первый час работы?

– С шести до семи.

– Да, но час – это слишком много, нам нужно знать точнее.

Тот покачал головой.

– Простите, джентльмены. Я редко гляжу на часы во время смены, особенно в начале. Это могло быть и в шесть, и в шесть тридцать, и в шесть сорок пять. Черт возьми, я даже не стану и пытаться.

Барчесс внимательно посмотрел на Гендерсона и снова обратился к бармену:

– Вы можете сообщить нам что-нибудь о женщине, которая в это время была здесь?

– Какая женщина? – с катастрофической простотой спросил бармен.

Гендерсон смертельно побледнел. Рука Барчесса легла ему на плечо.

– Вы разве не видели, как он встал и заговорил с женщиной?

– Нет, сэр, – ответил бармен. – Я не видел, чтобы он вставал и чтобы он с кем-нибудь разговаривал. Я не могу в этом поклясться, но мне кажется, что в это время в баре не было никого, с кем он мог бы поговорить.

– Но, может быть, вы видели женщину, которая сидела за стойкой и не разговаривала с ним?

– В оранжевой шляпке, – крикнул Гендерсон прежде, чем его успели остановить.

– Вы не должны этого делать! – предупредил его детектив.

По какой-то причине бармен стал вдруг раздраженным.

– Послушайте, – сказал он, – этим делом– я занимаюсь тридцать семь лет. Меня тошнит от их чертовых рож, и не спрашивайте меня о цвете их шляп и о разговорах, которые они ведут. Я могу вспомнить только их заказы. Скажите мне, что она пила, и я отвечу вам, была она здесь или нет! Мы храним все записи. Я принесу их из кабинета босса.

Теперь все повернулись к Гендерсону.

– Я брал шотландское и воду, – сказал он. – Я всегда пью это и больше ничего. Подождите минутку, я вспомню, что пила она. Дело в том, что она уже кончила…

Бармен вернулся с большой жестяной коробкой. Гендерсон потер лоб.

– На дне был шерри и…

– Это мог быть один из шести других напитков, уверяю вас. Это был бокал или рюмка? Какого цвета был напиток? Если рюмка, а остатки коричневые…

– Это был бокал, а остатки розового цвета, – ответил Гендерсон.

– «Розовый Джек»! – быстро ответил бармен. – Теперь я легко найду. – Он начал просматривать счета. – Здесь все пронумеровано, – сказал он,

– Одну минутку, – воскликнул Гендерсон. – Это мне кое-что напоминает. Я вспомнил номер, который стоял на моем счете. Тринадцать. Помню, я еще удивился этому.

Бармен разыскал копию довольно быстро.

– Вы правы, – сказал он. – Вот ваши счета. Но они разные. Тринадцатый – шотландское, вода. А вот – «Розовый Джек», его повторяли трижды, номер счета – семьдесят четыре. Счет писал Томми, я знаю его почерк. Это было днем. С ней был другой парень. Три «Джека» и ром – написано здесь, а оба напитка никто никогда не смешивает.

– Значит – мягко сказал Барчесс.

– Значит, я не помню этой женщины и не могу вспомнить, потому что она, была здесь в смену Томми, а не в мою. Но, даже если она была здесь, мой тридцатилетний опыт говорит мне, что он не мог бы заговорить с ней потому, что она была не одна, с ней был уже кто-то. И мой тридцатилетний опыт также говорит, что он оставался с ней до конца, потому что никто не покупает три «Розовых Джека» по восемьдесят центов за порцию, а расплачиваться оставляет другого.

– Но вы же вспомнили, что я был здесь, – дрожащим голосом сказал Гендерсон. – Если вы сумели вспомнить меня, почему вы не можете вспомнить ее? Она ведь тоже была здесь!

– Конечно, я вас вспомнил. Потому что я увидел вас снова, – сказал бармен с железной логикой. – Приведите ее сюда и посадите перед моими глазами, я ее тоже вспомню. Без этого я не могу.

Бармен захлопнул жестяную коробочку, Барчесс взял Гендерсона за руку:

– Пошли.

– Почему вы не хотите мне помочь? – закричал Гендерсон. – Меня обвиняют в убийстве! Слышите, в убийстве!

Барчесс быстро закрыл ему рот рукой.

– Замолчите, Гендерсон, – сухо приказал он.

Его повели к выходу. Он шатался, как пьяный, и рвался обратно к стойке бара.

– Вас подвел тринадцатый номер, – усмехнулся один из детективов.

– Даже если она теперь появится здесь, для вас будет слишком поздно, – сказал Барчесс. – Время перевалило за шесть семнадцать… А любопытно было бы повидать ее и послушать, что она скажет. Но мы все равно проверим шаг за шагом все ваши передвижения.

– Мы ее найдем, должны найти! – настаивал Гендерсон. – Кто-то же мог запомнить ее в других местах. А когда вы ее найдете, я уверен, она назовет то же время, что и я.

Они сидели и ждали, пока люди Барчесса разыскивали таксистов, которые вчера вечером ждали пассажиров возле «Ансельмо».

Наконец с рапортом вернулся один из людей Барчесса.

– Возле «Ансельмо» «Санрайз Компани» держит двух шоферов. Вчера работали Пад Хикки и Ол Элп.

И привез их обоих.

– Элп – странная фамилия, – сказал Гендерсон. – Именно ее я пытался вспомнить. Я говорил, что над этим мы с ней посмеялись.

– Пришлите Элпа, второго отпустите.

В реальной жизни он выглядел еще страннее, чем на фото.

– Вам приходилось вчера вечером ехать от бара «Ансельмо» до ресторана «Мэзон Бланш»? – спросил Барчесс.

– «Мэзон Бланш», «Мэзон Бланш»… – задумчиво повторил таксист. – Я много раз ездил вчера то туда, то сюда, но «Мэзон Бланш»… – Но, видимо, память у него все же работала, и он вспомнил: – «Мэзон Бланш»!.. Шестьдесят пять центов за поездку. Да! Вчера вечером я вез туда кого-то.

– Поглядите сюда. Вы узнаете кого-либо?

Его взгляд скользнул по лицу Гендерсона и задержался на нем.

– Это он, не так ли?

– Вопрос вам задал я.

– Да, это был он, – уверенно ответил шофер.

– Один или с кем-нибудь еще?

Он задумался на мгновение и покачал головой.

– Нет, я не помню, чтобы с ним– был кто-нибудь еще. Полагаю, он был один.

Гендерсон рванулся вперед. Ему казалось, что все сговорились убить его.

– Вы должны были видеть! Она села раньше меня и вышла раньше, как это обычно делают женщины…

– Спокойно…

– Женщина? – агрессивно переспросил шофер. – Я вас помню, я вас хорошо запомнил, потому что из-за вас я получил вмятину на крыле…

– Да, да, – быстро сказал Гендерсон, – и, видимо, поэтому не заметили, как села она, потому что смотрели в другую сторону. Но я уверен, что когда мы сидели в машине…

– Когда вы сидели в машине, я не поворачивался к вам, я смотрел на дорогу! И я не видел, чтобы она выходила из машины!

– Мы еще зажгли свет, – умоляющим тоном сказал Гендерсон. – Вы же этого не могли не видеть, и, кроме того, в зеркале должны были видеть…

– Все, теперь я уверен, – быстро сказал шофер, – Теперь я положительно уверен. Я работаю уже восемь лет. Если вы говорите, что зажгли свет, значит, вы там были один. Я еще не видел, чтобы парочка в такси зажигала свет. Наоборот, всем нужна темнота. Если в машине горит свет, можете смело держать пари, что пассажир сидит там один.

Гендерсон едва мог говорить. У него перехватило дыхание.

– Как же вы можете помнить мое лицо и не помнить ее? – тихо произнес он,

– Вы сами не помните ее, – ответил Барчесс раньше, чем таксист успел открыть рот. – Вы утверждаете, что провели с ней шесть часов, а он – меньше двадцати минут, да еще сидел к вам спиной. – Он повернулся к Элпу: – Так что же вы можете сказать в заключение?

– Я скажу вот что. Когда я вчера вечером вез этого человека, в машине с ним никого не было.

В «Мэзон Бланш» они приехали перед открытием, и им пришлось пройти в ресторан через кухню.

– Вы когда-нибудь видели этого человека? – резко спросил Барчесс метрдотеля.

– Конечно, – так же уверенно ответил тот.

– Когда вы в последний раз видели его?

– Вчера вечером.

– Где он сидел? Метрдотель указал столик:

– Вот здесь.

– Да? Продолжайте.

– Что продолжать?

– Кто с ним был?

– Никто.

Ответ потряс Гендерсона, как удар по голове.

– Вы же видели, как она вошла в зал минуту или две спустя и присоединилась ко мне! Вы же видели, что она все время сидела здесь! Вы должны были видеть ее! Вы же подходили к нам и спросили; «Вы всем довольны, мсьё?»

– Да, это входит в мои обязанности. Я делал то же самое, что, прошу прощения, у каждого столика, Вас я запомнил потому, что у вас было расстроенное лицо, также помню, что рядом с вами было два свободных геста. Вы сами только что процитировали мои слова, если я сказал «мсье», как это подтвердили вы, это значит, что с вами никого не было. Когда джентльмен сидит за столом с леди, я обращаюсь к ним со словами мсье» и «мадам».

У Гендерсона закружилась голова, перед глазами поплыли черные круги. Метрдотель повернулся к Барчессу.

– Ну, раз возникли сомнения, я могу показать вам список заказанных мест. Вы сами убедитесь.

– Что ж, это не повредит, – кивнул Барчесс, хотя по его виду было ясно, что он считает это лишним.

Метрдотель пересек зал, подошел к большому буферу, открыл ящик, достал из него что-то и вскоре вернулся обратно.

– Вот, пожалуйста.

Это было несколько листов бумаги с фамилиями, метрдотель помог Барчессу найти лист, в котором значилась фамилия Гендерсона. На листе было всего девять или десять фамилий. Середина столбца выглядела так:

Стол 18 – Роджер Эшли, четверо. (Вычеркнуто).

Стол 5 —мисс Рэйбер, шестеро. (Вычеркнуто).

Стол 24 – Скотт Гендерсон, двое. (Не вычеркнуто).

Кроме того, рядом с последней записью стояла в скобках цифра один: (1).

Метрдотель объяснил:

– Здесь все видно. Когда заказ исполнен, то есть все клиенты явились, заказ зачеркивается целиком. Если не все клиенты явились и заказ не был выполнен полностью, соответствующая строчка не зачеркивается, но рядом в скобках указывается, сколько клиентов присутствовало.

Я сам придумал эту систему, и мне удобно по ней следить за клиентами, не задавая лишних вопросов. Так что вы видите, что мистер Гендерсон заказал места для двоих, но явился один.

Гендерсон опустил голову на руки.

– Кто обслуживал стол, за которым сидел мистер Гендерсон? – неожиданно спросил Барчесс, и Гендерсон удивленно поднял голову. Он совсем забыл, что уж официант то должен был запомнить ее.

Метрдотель порылся в своих записях.

– Дмитрий Малов.

Гендерсон с надеждой посмотрел на Барчесса. Метрдотель ушел за официантом. – : Это вы обслуживали вчера стол 24? – спросил Барчесс, когда к ним подошел официант.

– О, конечно, – воскликнул официант и улыбнулся. Он явно не думал, что случилось что-то непредвиденное. – Добрый вечер! Здравствуйте! – обратился он к Гендерсону. – Вы снова хотите поужинать у нас?

– Нет, нет, – сухо сказал Барчесс. – Так это вы вчера обслуживали стол 24? – повторил он вопрос. – Сколько человек сидело за столом?

Официант удивленно посмотрел на него.

– Он один.

– Без леди?

– Без леди. У него что-нибудь пропало? Гендерсон тяжело вздохнул и снова опустил голову.

– Да, пропало, – мрачно отозвался Барчесс. Официант почувствовал, что сказал что-то не то, но он явно не понимал, что происходит.

– Вы придвинули ей стул, – сказал Гендерсон. – Вы открыли меню и вручили ей. Я же всё это видел своими глазами! Почему же вы говорите, что не видели ее?