Текст книги "Соблазни меня однажды (ЛП)"
Автор книги: Уиллоу Уинтерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Глава 15
Деклан
Дверь закрывается торопливо, шагами Джошуа, и с едва сдерживаемым гневом я встаю и направляюсь к ней. Она больше не стоит на коленях. Ее руки скрещены на груди, она сидит на своей заднице, прячась от меня. Я приказываю ей:
– Вставай сейчас же.
– Я хочу уйти, – выдавливает она, даже не потрудившись взглянуть на меня.
– Черта с два ты уйдешь, пока я не отшлепал твою непочтительную задницу, – кричу я сквозь зубы, наклоняясь, чтобы схватить ее. Все мое существо дрожит от необходимости наказать ее за то, что она так со мной разговаривает, затем она удваивает напор, ее слова поражают меня с силой, которую я не мог предсказать.
– Ты психопат.
Как будто она меня ударила. Я слишком осторожен, когда встаю, выпрямляюсь и командую ей:
– Вставай.
Я практически рычу. Почему она толкает меня? Она думает, что я не накажу ее? Что я не могу наказать ее так, чтобы она не взорвалась, как это было раньше. Или что я не буду?
Тепло ощетинивается, и я остаюсь жутко неподвижной, ожидая.
– Встань сейчас же, Брейлинн. – Предложение произносится так тихо, что она наконец поднимает на меня взгляд, ее широко раскрытые глаза кружатся.
Я не знаю, что за фигня случилась. Что-то в ее голове. Она что, думала, я буду с ней помягче, потому что другой мужчина причинил ей боль? Что она может давить, а я позволю ей. Черт, неужели мой маленький питомец хочет драки?
– Встань сейчас же, – повторяю я, и она наконец подчиняется. – Так-то лучше.
– Я просто хочу уйти, – говорит она мне, и ее голос дрожит.
– Иди к столу и займи позицию, сейчас же, – командую я ей, игнорируя ее просьбы уйти. – Не усложняй себе задачу больше, чем нужно, – предупреждаю я.
Если она сейчас уйдет… Не думаю, что она когда-нибудь вернется. Внутри меня кипит хаос. Что за фигня?
Когда она глотает, связки на ее шее напрягаются. Ее руки все еще свободно скрещены перед ней. Я смотрю, как она делает первый шаг, а затем и следующий к столу. Она отодвигает одежду, а затем прижимается к столу, широко расставив ноги, именно так, как мне нравится.
Хорошая девочка.
Облегчение, которое я чувствую, неожиданно. Сделав шаг, потом другой, я наблюдаю за ней. Волнение смывается с нее волнами.
– Тебе нравится меня подталкивать? – спрашиваю я.
– Нет, – тут же отвечает она, и ее голос напрягается. Жесткая маскировка ее выражения лица рушится в одно мгновение. Она снова на грани слез.
– Тогда что, черт возьми, это было?
– Я не знаю, – бормочет она, и ее дыхание содрогается. Она отворачивает голову, чтобы отвести от меня взгляд.
– Нет, ты будешь смотреть на меня, а я буду смотреть на тебя, – приказываю я, и с резкостью в голосе она поворачивается ко мне. Что-то внутри меня переворачивается при виде ее. Наклонившись, разворачиваясь в полную уязвимость.
– Это мой хороший маленький питомец.
Ее плечи вздымаются, когда она пытается успокоиться.
– Я выберу для тебя наказание. – Я перемещаю каждую руку туда, где она может ухватиться, чтобы удержаться. – Не убирай руки с края стола.
Я сразу понимаю, какой инструмент буду использовать. Коллекция, которую я для нее собрал, может подождать. Верхний ящик легко открывается, и деревянная линейка поднимается.
Это оставит следы, возможно, рубцы.
– Каждый раз, когда ты будешь садиться, ты будешь думать о том, как ты решила встать с колен, – говорю я ей, прежде чем закрыть дверь и встать рядом с ней.
Я почти вернул его обратно, но потом вспомнил «иди на хрен» и оскорбления. Я обрушил его на ее задницу быстрым ударом.
Ее губы размыкаются, верхняя часть тела поднимается, и она вскрикивает от шока и боли.
Однако ее руки остаются там, где им и положено.
Держа линейку в горячей правой руке, я левой рукой упираюсь ей в лопатки, заставляя ее опуститься.
Слезы переполняют ее и легко текут по ее покрасневшему лицу.
– Будешь вести счет, – приказываю я.
– Один, – шепчет она и затем втягивает нижнюю губу в рот, забирая с собой слезы.
Я быстро приземляю второй в дюйме от первого, оставляя ярко-красную полосу на ее плюшевой попке. Ее спина выгибается, и она сдерживает крик.
– Два.
Я наношу следующий карающий удар по верхней части ее бедер.
– Три, – произносит она, и костяшки ее пальцев белеют, когда она сжимает край.
Потирая успокаивающий круг по красным отметинам, она морщится, но, когда я сжимаю, ее рот открывается со стоном. Она извивается для меня.
Вот что ты делаешь, когда тебе больно. Ты берешься за раны и превращаешь их в греховное удовольствие.
С этой мыслью следующий удар приходится между первыми двумя. Распределяя следы, я стараюсь не бить по одному и тому же месту дважды.
Еще один приземляется, и еще один. Я встаю позади нее, сжимая линейку в кулаке и наклоняясь над ее задрапированным телом. Когда я прижимаюсь к ней, только ткань моих брюк отделяет ее от меня, она протестует самым прекрасным звуком. Целуя ее шею, я прижимаюсь к ней, и это трансформируется, как и должно быть, превращая эту боль в единственное, что я когда-либо хотел, чтобы она чувствовала.
– Только представь, каково это будет… – шепчу я по изгибу ее шеи, прежде чем укусить ее за мочку уха. Она снова протестует, отстраняясь, когда ощущения душат ее. Схватив ее за подбородок, я заставляю ее посмотреть на меня, чтобы закончить, – …когда я трахаю тебя вот так, и каждый толчок приносит с собой это.
Мой пульс учащается, когда я отпускаю ее, эти темные глаза кружатся всеми мыслимыми эмоциями. Ее грудь поднимается и опускается так же, как и моя.
– Пожалуйста, прекрати, – умоляет она как раз в тот момент, когда я поднимаю руку, чтобы нарисовать полоску на другом бедре.
– У тебя еще три, Брейлинн. – Я останавливаюсь, предлагая ей милосердие. Я все время забываю, что это для нее в новинку. Она сказала, что хочет этого, но знает ли она вообще, что влекут за собой эти отношения?
– Или ты хочешь извиниться?
– Мне жаль, что я не осталась на месте.
– За то, что назвала меня психопатом. – Боль, которую я чувствовал, просачивается в исправление, и я ненавижу это. Я ненавижу все это.
– Ты не позволил мне уйти, – говорит она, слегка поворачиваясь ко мне лицом. Что бы ни было написано на моем лице, она это видит, и ее ответное выражение – выражение печали.
– Ты не использовала свое стоп-слово. Ты не остановила, когда могла. Ты даже, блядь, не пыталась, – бормочу я с явным разочарованием.
Она моргает, как будто возвращается ко мне откуда-то, куда она, блядь, ушла. Как будто осознавая масштаб произошедшего.
– Мне жаль…
– Я никогда бы не сказал тебе такие слова, чтобы причинить боль. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы тебя ранить. Не настоящую боль…
– Мне жаль. – Она быстро извиняется, и на мгновение кажется, что она повернется ко мне лицом, чтобы умолять, но ее руки не уходят, они удерживают ее.
Она понятия не имеет, сколько раз меня называли психопатом мужчины, которые умирали через несколько минут. Их голоса кричат мне из глубин моей памяти. Они были правы. Она права. Я психопат. Я убийца. Я попаду в ад, как только меня наконец убьют. Я сгорю за то, что сделал.
– Одевайся и уходи.
Я не знаю, откуда это взялось, но мне нужно, чтобы она ушла. С эмоциями, которые переполняют меня, с осознанием власти, которую она имеет надо мной, заставляющей меня чувствовать это, я не могу быть рядом с ней прямо сейчас.
– Сейчас.
– Деклан, прости меня, – повторяет она, медленно вставая, но пока не беря в руки одежду.
– Ты можешь идти домой на остаток ночи, – добавляю я, отстраняясь от ее попытки прижать руки к моей груди. Бросив линейку в ящик, я отстраняюсь.
– Одеться.
– Пожалуйста, Деклан. Мне жаль…
– Сколько раз ты должна заставлять меня повторять?
– Мне жаль, – умоляет она, подчиняясь и натягивая платье через голову.
– …ты бы сделала все, чтобы остаться, не так ли? – Сомневаюсь, что я могу быть так уверена, что информатором является не она.
– Я не думала, что это причинит тебе такую боль. – Откидывая темные волосы с лица, она говорит мне, неловко стоя у стола. – Я не хочу причинять тебе боль.
– Когда ты так говоришь… Я верю тебе. – Шепот в глубине моего сознания напоминает мне, что это не какая-то платная услуга или рандеву с пламенем. Она могла бы работать со Скарлет. Использовать меня. Трахать меня, просто чтобы быть ближе. И все же, я не могу остановить слова, вырывающиеся наружу. – Так что не причиняй мне боль. Я тоже никогда не хочу причинять тебе боль.
Дрожащее дыхание сотрясает ее плечи, когда она кивает мне.
– Я не причиню тебе вреда. Я обещаю, – говорит она мне тихими словами. Ее тоскующий взгляд отражает стремление начать все сначала, оставить все эти конфликты позади.
Сегодня было трудно, между ее признанием в отношении ее бывшего мужа и нашим текущим спором. Между нами есть напряжение, непохожее на то, что было раньше.
Взглянув на стол, я подумываю сказать ей, чтобы она прикусила линейку и трахнула ее сзади, дав нам обоим именно то, что нам нужно. Это все, что нам нужно сейчас, а потом все это уйдет. Это то, что я планировал. Каждый толчок сзади даст ей намек на боль, усиливая удовольствие. Это то, что ей нужно. Мне это тоже нужно. Дымка, которая затуманивает мое суждение, исчезает, когда звонит мой телефон, нарушая момент.
Это Джейс, несомненно, у которого есть дополнительная информация об информаторах.
– Деклан? – Мое имя – шепчущий и осторожный вопрос на ее губах. Ее щеки в пятнах, а волосы растрепаны. Мне бы понравился этот ее взгляд, эта очевидная потребность все исправить со мной, но я это ненавижу.
Какого хрена я вообще с ней делаю?
– Надевай туфли, – командую я ей, и она быстро движется. Я предполагаю в надежде, что этот разговор окончен, но он далек от завершения. – Если ты снова будешь вести себя так, я запру тебя в настоящей клетке. – Остановившись в своих движениях, она молча смотрит на меня. – Ты понимаешь?
Она кивает и с трудом сглатывает, прежде чем сказать:
– Да.
Телефон звонит снова, и я отвечаю.
– Одну секунду. – Опустив телефон к груди, я наблюдаю, как Брейлинн поправляет рукав своего свитера-платья. Только когда она немного успокоится, я заговорю.
Хотя более чем очевидно, что она эмоциональна и все еще потрясена.
– Если ты будешь хранить от меня секреты, я не узнаю, и ты в конечном итоге навредишь себе. – Полностью одетая, она смотрит на меня, ее глаза блестят, руки скрещены на груди. Ее нижняя губа дрожит, а мысли, которые проносятся в моей голове, безумны. По-настоящему ненормальны.
Желание повесить трубку на брата, нянчиться с ней и любить ее до тех пор, пока она не перестанет так на меня смотреть… это непостижимо.
Поэтому я делаю то, что лучше для нее, то, что я должен был сделать с самого начала.
– Иди домой, Брейлинн. – Она должна была уйти в первый раз, когда я ее предупредил, и никогда не возвращаться.
Она не отвечает словесно, а лишь кивает и быстро уходит.
В тот момент, когда дверь закрывается и я отвечаю брату, все, о чем я могу думать, это то, что после сегодняшнего дня она может сделать именно это.
Она может никогда не вернуться. Это оставляет меня с тонущим чувством в груди, холодом и онемением, которые остаются со мной всю оставшуюся ночь и раннее утро. Я не сплю все это время, прекрасно зная, что, если бы она была умной, она бы никогда больше не переступила порог этого офиса.
Глава 16
Брейлинн
Прошлой ночью я плакала из-за Деклана Кросса.
Я не знаю, смогу ли я это сделать. Это не просто деньги и похоть. Я не в порядке и продолжаю плакать каждый раз, когда смотрю на часы. Сдвиг красного цифрового дисплея показывает 4:00. У меня есть два часа, прежде чем я должна вернуться к нему, а мой живот все еще скручивает.
Я потираю глаза, умываюсь холодной водой и снова их тру.
Я не знаю, что делать, чувствую себя одновременно истощенной и больной.
Прошло две недели с тех пор, как я начала работать на него, но это кажется, что прошла целая жизнь. Клянусь, часть меня чувствует, что я знаю его, но он не знает меня, и, на самом деле, что я знаю о нем?
Кроме этой навязчивой потребности быть рядом с ним. Единственное, что я сделала сегодня, это уставилась на дорогую бутылку вина, которую он доставил сегодня утром. Мой чек был завернут в нее. Он думает, что это улучшит ситуацию? И что еще важнее, должна ли я притворяться, что вчерашнего дня не было? Должна ли я смириться с этим?
Я падаю на диван, снова поглядывая на часы и желая остановить время. Достаточно, чтобы почувствовать себя лучше, даже немного лучше. С каждой минутой все становится тяжелее.
Я все еще лежу на диване, завернувшись в одеяло, когда получаю сообщение от Эми. Она моя давняя подруга, и это идеальный вариант. Она проверяет меня то тут, то там с тех пор, как мы переехали в Калифорнию, чтобы начать лучшую жизнь, но между нами никогда нет никакого давления. Мы всегда продолжаем с того места, на котором остановились. Это хорошо, потому что иногда моя жизнь претерпевает радикальные изменения. Например, когда я рассталась с Трэвисом. Это никогда не шокировало ее; она просто хотела убедиться, что со мной все в порядке. Она была первой, кому я рассказала, когда он меня ударил. Мы были молодыми и глупыми, и нам было всего по девятнадцать.
Я никогда не забуду это одинокое чувство, как будто я никому не могла рассказать. Но я всегда могла рассказать Эми все. И она могла сделать то же самое для меня.
Эми: Как дела на новой работе?
Честность не на кончике моего языка. Я печатаю сообщение, что все в порядке, просто еще не вошла в курс дела, и отправляю его. Пожевав внутреннюю часть щеки, я чувствую, будто вернулась на много лет назад. Скрываясь от правды и не желая говорить об этом ни единой душе. Когда глубоко внутри я хочу прокричать это.
Может, мне стоит прийти пьяной, поблагодарить его за бутылку, которая стоит на журнальном столике, а затем уйти. Это то, чего хочет сделать очень большая часть меня.
Как только эта мысль приходит мне в голову, раздается стук в дверь. Я бросаю одеяло и подстилку. Сначала я смотрю в глазок.
Блядь. Кровь стынет в жилах, и меня охватывает нервозность.
– Брейлинн. – Его голос спокоен, он смотрит прямо в глазок. – Открой дверь.
При виде Деклана, стоящего за дверью, у меня мурашки по коже. Я нащупываю ручку и тяну ее на себя.
Его шаги тверды и тверды. Его телосложение так велико в маленьком фойе.
Он заходит без колебаний, как будто он владеет этим местом так же, как и Клубом. Удивительно видеть его здесь, особенно учитывая, что вчера вечером я сначала не заметила сумки. Он держит еду на вынос. Китайская еда, судя по запаху. Ему достаточно одного взгляда, чтобы найти кухню. Его потертые джинсы и серая хенли – это изменение нормы. Как и все это.
К тому времени, как я закрываю дверь, он уже роется в шкафах и достает тарелки. Он роется в ящиках, пока не находит вилки и ножи, затем достает бумажные салфетки из держателя на столешнице и заворачивает два набора столовых приборов.
Скрестив руки на тонкой ночной рубашке, я осмеливаюсь спросить:
– Что ты делаешь? – Заправляя волосы за уши, я вспоминаю, что выгляжу ужасно. Ни грамма макияжа, а волосы вьются.
– Кормлю тебя, – говорит он как ни в чем не бывало. Я смотрю, как он раскладывает еду по тарелкам, как его руки умело работают с коробками. Он смотрит направо, туда, где должна быть столовая, но сам стол все еще отсутствует. Затем он смотрит налево, в гостиную, которая маленькая и все еще заполнена коробками. – Где ты любишь есть? – спрашивает он небрежно.
Я на мгновение останавливаюсь, наблюдая за ним. Что-то другое, более спокойное и расслабленное, но он также не смотрит мне в глаза.
– В основном на диване, – признаюсь я. – Это не самая стильная вещь в мире, я полагаю, но мне нравится переключать каналы во время еды.
Он кивает:
– Потому что ты одна… – он смотрит на меня в ответ, – когда ты ешь.
В его тоне есть нотка грусти, которая застает меня врасплох.
– Да.
Он кивает, а затем несет обе тарелки и столовые приборы в гостиную и расставляет все это на журнальном столике.
Когда я сажусь рядом с ним на диван, диван скрипит. Он такой дешевый под ним. Мое лицо горит от того, что он видит эту часть моей жизни, хотя нет ничего особенного в том, чтобы сидеть на моем собственном диване. Он ставит тарелку передо мной на журнальный столик и садится рядом со мной.
– Тебе не обязательно было это делать, – шепчу я. Я умираю с голоду, и мой желудок урчит в знак протеста против моего заявления. Я могла бы проглотить эту тарелку в одно мгновение. Вместо этого вилка качается в моей руке.
– Да, обязательно, – отвечает он немедленно.
– Ты мог бы позвонить, – предлагаю я, глядя на его профиль и желая, чтобы он посмотрел на меня.
– Я боялся, что ты мне скажешь, – начинает он, глубоко вздыхая и глядя вперед, прежде чем замолчать. Снаружи гудит машина, и кажется, что это происходит со стороны парковки студии йоги через дорогу.
– Я могу быть… много кем, – говорит он через минуту. Звук его глотка – самый громкий в комнате. – Прошло уже много времени, и я иногда забываю… – Он, кажется, обдумывает свои следующие слова. – Мне нужно, чтобы ты общалась со мной очень открыто. Очень, очень открыто.
– Что ты имеешь в виду? – У меня горят уши.
– Если я спрошу тебя, что случилось или почему ты чувствуешь себя определенным образом, мне нужно, чтобы ты ответила прямо. – Он облизывает нижнюю губу, а затем пристально смотрит мне в глаза. – Я не умею угадывать, Брейлинн. И я не хочу причинять тебе боль. Я хочу, чтобы ты мне все рассказала.
То, как он смотрит на меня, как будто ему это нужно, он нуждается во мне, как будто он умоляет меня, я едва могу сидеть так близко к нему. Воздух в комнате, кажется, становится тонким, и нас только двое.
Никто из нас не ест, никто из нас не двигается.
– Мне нужно, чтобы ты простила меня и помогла мне стать лучше, чтобы я мог относиться к тебе так, как ты того заслуживаешь.
– Тебе жаль?
Его челюсть сжимается от моих вопросов, и на мгновение я думаю, что мне не стоило этого говорить.
– Я не могу, черт возьми, выносить то, что произошло вчера, и я все время думаю, где я ошибся. Я не позволю совещанию снова прервать нас. Никогда. Пока я не удостоверюсь, что с тобой все хорошо, никто не будет меня отвлекать.
Эмоции создают бурю вокруг меня, когда он говорит мне:
– Я хочу, чтобы ты провела меня через все, что произошло, чтобы я мог понять. Мне это нужно, Брейлинн. Я должен знать, где я ошибся, и я думаю, что знаю, но мне нужно быть уверенным, потому что то, что произошло… не может повториться.
– А что, если я не хочу об этом говорить? – спрашиваю я шепотом.
От разочарования он роняет вилку на журнальный столик.
– Я не хороший человек. Каждый слух, каждый шепот, который ты когда-либо слышал… считай их правдой. Даже самые извращенные. Даже самые развратные. Все это правда. Зная это, думаешь, у меня есть способность к милосердию? – Связки на его шее напрягаются и туго натягиваются, когда он смотрит на меня с тоской в своих темных глазах. – Ты думаешь, если ты мне не скажешь, я узнаю пределы и границы? – Его голос напряжен, когда он шепчет вопрос: – Ты думаешь, я узнаю, когда причиню тебе боль? – Мой взгляд скользит от его губ, обратно в его измученные глаза. – Потому что, если ты думаешь, что я узнаю, тебе следует бежать. Тебе следует бежать подальше. Если ты мне не скажешь, я уничтожу тебя, даже не осознавая этого.
Из всех вопросов, которые мне хотелось бы задать, единственное, что я хочу знать, это:
– Ты тоже мне все расскажешь?
– Это зависит от того, что ты хочешь знать
Мой разум мчится с каждым вопросом, который всплывал на поверхность с того первого дня, когда я увидел его в его офисе. Прежде чем я успеваю задать хоть один, Деклан начинает.
– Твой бывший ударил тебя. И это заставило тебя увидеть его вместо меня?
Я киваю.
– А имеет ли значение, с какой стороны?
– Что?
– Когда он тебя бил, он всегда становился в определенную сторону? Это то, что его беспокоило? Мне нужно знать, что его побудило, потому что мне нравится шлепать тебя по заднице, когда ты меня не слушаешься. А тебе?
Мое лицо горит, и мои большие пальцы играют друг с другом.
– Да. Мне нравится, когда ты это делаешь. – Просто разговор об этом возвращает вожделение к нему и к тому, что мы делаем.
– Итак… ты знаешь, что я сделал?
Воспоминания проносятся мимо, и я понимаю в одно мгновение.
– Это было, когда я ложилась, он ждал и подходил к кровати справа от меня.
– Ты думаешь, это все? – спрашивает он, кивнув.
Я почти снова говорю ему, что не знаю. Вместо этого я предлагаю:
– Если я что-нибудь придумаю, я тебе скажу.
Он одобрительно напевает.
– Хорошая девочка. Теперь тебе нравится, когда я называю тебя своей любимицей и игрушкой для секса?
– Да. – Мой ответ приходит с нетерпением, и я кладу свою руку на его. Его большой палец успокаивающе потирает круги, а его взгляд на мгновение падает туда, где мы соприкасаемся.
Вместо того, чтобы ждать, пока я начну настаивать, он спрашивает:
– Вчера… тебе не понравилось быть голой перед Джошуа? Или тебе не понравилась поза. Что именно тебе не понравилось? Что заставило тебя уйти?
Я с трудом сглатываю, вспоминая смущение.
– Мне не понравилось быть перед ним голой… вот так.
– Это больше никогда не повторится.
– Я знаю, что раньше я была такой, но…
– Тебе не нужно объясняться. Ты не хочешь быть голой перед другими мужчинами. Хорошо. Я люблю твое тело, мне нравится, что ты моя, но выставлять тебя напоказ – это не то, что мне нужно. Это больше не повторится.
Моргая, я позволяю каждому утверждению впитаться. Ему нравится, что я его. Он сказал «люблю».
– Что еще? Было что-то до этого. Я знаю, что было. – Он ждет, сгорбившись над тарелкой, постукивая вилкой по столу. Он выжидающе смотрит на меня.
– Иногда я попадаю в темное место и мне трудно оттуда выбраться.
– Что привело туда?
– Я не знаю, – честно отвечаю я. Он на мгновение отворачивается, явно расстроенный, и я не хочу его терять, поэтому я предлагаю то, что знаю как правду, и говорю ему: – Я просто хотела, чтобы ты обнял меня. – Мой ответ сжат, как слезы. Я роняю вилку и закрываю лицо, прежде чем успеваю заплакать, прячась от него.
Но он не отпускает меня, он в одно мгновение притягивает меня к себе на колени.
– Я могу это сделать, – шепчет он мне в волосы, и они щекочут мою шею и плечи. Он успокаивает меня, проводит успокаивающие круги по моей спине, и это удерживает рыдания. Ему достаточно лишь мгновения, чтобы укачивать меня, прижимать к себе, вдыхать его, чтобы успокоить то, что нарушило мое самообладание.
Через мгновение я отстраняюсь. Мои руки прижимаются к его груди, просто чтобы создать дистанцию. Я раскрываю губы, чтобы поблагодарить его или извиниться, или что-то в этом роде, но он останавливает все это, каждое слово, каждую мысль тем, как он смотрит на меня сверху вниз.
– Если тебе нужно, чтобы я тебя обнял, скажи. Я могу это сделать. Мне нравится тебя обнимать.
Кивнув, я слезаю с его колен и снова занимаю свое место. Это так подавляет, что мои руки дрожат, когда я беру вилку.
– Все в порядке? – спрашиваю я его, чувствуя уязвимость, которая грозит уничтожить меня.
Он кивает, а затем прочищает горло.
– Да, пока ты все еще хочешь быть моей.
Кивнув, я говорю ему, что да. Такое чувство, будто я на грани падения. Часть меня инстинктивно жаждет всего, что даст мне Деклан, в то время как другая часть хочет бежать, потому что очевидно, что пути назад нет.
– Можем ли мы поесть? – шепотом предлагаю я, помешивая рис вилкой.
– Мне нужно знать, так ли это, Брейлинн.
– Я думаю, это все.
– С тобой все в порядке? – Кивая, я делаю все возможное, чтобы оставаться в вертикальном положении и просто дышать. – Ты напряженный, Деклан.
– Меня называли и хуже.
Наступает долгая тишина, пока мы медленно ковыряемся в еде, и я едва могу это выдержать. Все это время я хочу поцеловать его, прикоснуться к нему. Но я этого не делаю.
– У тебя есть ко мне вопросы? – спрашивает он, едва поев и откинувшись на спинку дивана.
Я проглатываю кусочек жареного риса.
– Когда в последний раз у тебя была девушка?
Он фыркает, смеясь, что снимает напряжение, и я смотрю на него, его улыбка успокаивает что-то внутри меня. Улыбка тянет мои губы.
– Никогда. – Он наблюдает, как я снова подношу вилку к губам. – Это то, о чем ты думаешь?
Я не знаю, как на это ответить. Я не понимаю, что думать о нас. Может, мы просто две сломанные части, пытающиеся соединиться, но вместо этого раним друг друга.
– Я думаю, что то, что это такое и то, чем мы являемся… требует, чтобы я открыла эту бутылку вина, – предлагаю я, делая глубокий, успокаивающий вдох.
– Я думаю, нам нужно что-то… – соглашается Деклан, его взгляд скользит по моему телу. От его голодного взгляда, который он мне бросает, сразу становится тепло. Его плечи распрямляются, когда он говорит мне: – Снимай одежду, я не хочу ее портить.
Резко вставая, он оставляет меня сидеть там, онемевшую и парализованную, пока он делает большие шаги на кухню.
– Не заставляй меня повторяться, – предупреждает он, и я быстро снимаю с себя рубашку для сна.
Я слышу, как он грохочет, и через минуту он появляется снова с бутылкой вина в руке.
– Чего я хочу, – подчеркивает он, ставя бутылку на стол и убирая со стола, – так это напиться тобой.
– Ложись, – командует он, и я делаю, как он говорит, не раздумывая. Быстрым движением он снимает рубашку через голову. Вид его рельефных мышц, свидетельство его мощного тела, вызывает первобытную потребность.
Я голая, дрожу, хочу его, и Деклан подходит и встает надо мной. Он открывает бутылку вина, его глаза сверкают.
– Открой рот, как хороший маленький питомец.
Меня охватывает дрожь желания, когда его рука ложится на впадинку моего бедра, так близко к тому месту, где он мне нужен.
Я подчиняюсь, и он наклоняет бутылку к моим губам. Вино течет прямо мне в рот, но он не дает мне выпить много. Он водит бутылкой по моему телу, позволяя вину брызнуть на мою кожу, и я вздрагиваю от прикосновения. Деклан оказывается на коленях секунду спустя. Его рука скользит между моих бедер, когда он слизывает каплю вина.
Его язык грубый и горячий на моей плоти, скользит по чувствительным местам, облизывая и облизывая, пока не выпьет все вино. Мои соски твердеют, и волна желания устремляется к самым чувствительным местам. Моя рука летит к его волосам, и он цокает.
– Ну, ну, будь хорошей девочкой, ты же знаешь, – смягчает он тон, говоря эти слова, и я киваю, кладя руки на края журнального столика.
Он проводит носом по моему пупку, а затем ниже, прежде чем поцеловать чуть выше моего клитора, дразня меня и заставляя меня протестовать в тихом стоне. Он хихикает, глубоко и по-мужски, тепло этого держит меня на грани.
Между поцелуями с открытым ртом он наливает еще вина, которое стекает к моему пупку, высасывает его и дает мне еще. Он играет с моим телом, кружит языком по моим соскам, покусывает и кусает. Чаще всего мне дают вино, и он пожирает мое тело без него, пока его руки не оказываются на внутренней стороне моих бедер, раздвигая мои ноги. Он стонет у моего клитора, прежде чем облизать и всосать его в свой рот.
Я уже на грани оргазма, когда он встает на колени между моих ног и кладет туда свой рот. Его язык обрабатывает меня. Я мгновенно оказываюсь на грани, когда он играет со мной, покусывая и облизывая, пока он держит мои бедра врозь. Удовольствие нарастает, и моя спина выгибается. Он держит меня внизу, его хватка почти оставляет синяки.
Я позволяю себе упасть в него, чувствуя, как тяжесть последних двадцати четырех часов тает в ничто. Я выкрикиваю его имя, когда кончаю ему на язык, и он бормочет:
– Вот и все, маленький питомец.
***
Изнеможение давит на меня после того, как я нахожу свое освобождение. Я устала от долгого дня без него и устала от оргазма. Без особого сна, с капелькой вина, я могла бы уснуть здесь, на этом журнальном столике, я могла бы уплыть прямо здесь, прямо сейчас.
Вот как я чертовски устала. Я втянута в объятия Деклана, и мои руки обвиваются вокруг его шеи, прижимая себя к нему так близко, как только могу. Он несет меня к дивану и накрывает одеялом, целуя мой висок. Его большой палец приподнимает мой подбородок, и его губы встречаются с моими; сначала они нежны, но он углубляет наш поцелуй. Он берет от меня в этом поцелуе, и я стону от его интенсивности.
Когда он его ломает, я вспоминаю то, в чем давно призналась Эми: все, что мне нужно, это мужчина, который будет меня трахать, а потом обнимать. Именно это и делает Деклан. Я закрываю глаза и стараюсь не думать об этом.
Но я чувствую, что он наблюдает, поэтому снова открываю глаза.
– Что?
– Ничего, – шепчет он, а затем кладет голову на спинку дивана. Он меняет позу, чтобы потереть плечо.
– Тебе больно? – Я выбираюсь из его колен, и когда я встаю, он поднимает брови. – Я раньше делала массаж, дай мне помочь.
Деклан подозрительно на меня смотрит, но переворачивается на диване и вытягивается. Когда он лежит, я понимаю, насколько широки его плечи. Насколько мощно сложено его тело.
Согревая руки, я жалею, что у меня нет масла, чтобы я могла сделать работу лучше. Он такой напряженный, мышцы едва расслабляются. Сначала я работаю над его плечами. Глубокие, жесткие поглаживания для глубокого массажа тканей.
Я вознаграждена стоном, к которому легко могу привыкнуть.
– Это приятно? – спрашиваю я его, наблюдая, как закрываются его глаза. Он мычит в ответ.
Разминая его мышцы, я понимаю, насколько он напряжен.
– Скажи, если будет больно, – бормочу я, но не уверена, что он меня слышит. Он стонет, а потом еще раз через минуту.
– Ты была массажисткой? – спрашивает он сонным тоном, пока я массирую ему спину.
– Да, около года назад… некоторое время назад.
– Почему перестала? – спрашивает он и снова стонет.
– Трэвис не хотел, чтобы я прикасалась к другим мужчинам. – Мои губы скривились при воспоминании. – Он устроил сцену в спа-салоне, где я работала.
– Твой бывший, похоже, проблема.
– Раньше он был таким. – Я говорю не задумываясь, сосредоточившись на его плече. – Ты здесь очень тугой. – Я колеблюсь, не желая причинить ему боль, но есть узел, который не поддается.
– Не останавливайся.
Я снова кладу руки на его тело. Деклан тает на диване.
– Я потянул его некоторое время назад, – говорит он. – Надорвал связку.
– Как это произошло?
– Когда мне было, кажется, семнадцать, мы с братом убегали от… не знаю, – говорит он мне с закрытыми глазами. – Может, от десяти или дюжины парней. Так что нас было очень мало.
– Убегали? – Я продолжаю водить по его мышцам, пока они расслабляются под моими прикосновениями.
– Это была сделка, которая пошла не так. Они нас подставили.
Мои руки замирают, когда я понимаю, что он мне говорит.
