Текст книги "Голубой горизонт"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Сара сняла передник, подошла к мужу и встала рядом с ним. Он мощной рукой обнял ее за талию. В этот миг из тени склада вышел Дориан Кортни, стройный и элегантный, с густыми рыжими волосами, убранными под зеленый тюрбан, и встал по другую сторону от брата. Вместе эти трое представляли собой внушительное зрелище.

– Заходите в дом, Стефанус, – повторил Том. – Поговорим там.

Кайзер решительно покачал головой.

– Вы должны сказать мне, где скрывается ваш сын Джеймс Кортни.

– Я думал, вы мне это скажете. Вчера вечером весь мир и его братья видели, как вы гнались за Джимом по дюнам. Он снова опередил вас, Стефанус?

Кайзер вспыхнул и поерзал на взятом у кого-то седле. Запасной мундир жал под мышками. Всего несколько часов назад он вернул себе медали и звезду Святого Николая – они лежали в седельной сумке, которую его следопыт-бушмен нашел на краю соляной равнины. Полковник нацепил медали криво. Он коснулся кармана, желая удостовериться, что золотые часы на месте. Его штаны готовы были лопнуть по швам. Обычно он гордился собой, и нынешний беспорядок в одежде и ее неудобство усиливали унижение, виной которому был Джим Кортни.

– Ваш сын скрылся с беглой преступницей. Он украл лошадь и другие ценности. Предупреждаю: за все это полагается повешение. У меня есть основания считать, что беженцы прячутся здесь, в Хай-Уэлде. Мы шли сюда по их следам от соляной равнины. Я собираюсь обыскать все здания.

– Хорошо! – кивнул Том. – А когда закончите, моя жена приготовит вам и вашим солдатам чем подкрепиться. – Солдаты спешивались и обнажали сабли, а Том продолжил: – Но, Стефанус, предупредите своих головорезов, чтобы оставили моих девушек в покое, иначе действительно дойдет до повешения.

Все трое Кортни отступили в прохладную тень склада, пересекли широкий мощеный двор и прошли к конторе. Том опустился в кожаное кресло у погасшего камина. Дориан, поджав ноги, сел на кожаную подушку у дальней стены. В своем зеленом тюрбане и вышитом халате он походил на восточного властителя, кем и был когда-то. Сара закрыла дверь, но осталась стоять возле нее, чтобы не дать подслушать. Ожидая, пока заговорит Том, она разглядывала братьев. Трудно было представить себе менее похожих родственников: Дориан строен, элегантен, невероятно красив, а Том большой, прочный и грубовато-добродушный. Его сила даже столько лет спустя поражала ее.

– Я с удовольствием свернул бы щенку шею. – Приятная улыбка на лице Тома сменилась выражением ярости. – Кто знает, во что он нас втянул?

– Ты когда-то тоже был молод, Том Кортни, и всегда оказывался по уши в злоключениях. – Сара ласково улыбнулась ему. – Почему, по-твоему, я в тебя влюбилась? Вовсе не за твою красоту.

Том пытался сдержать улыбку.

– Это было совсем другое, – объявил он. – Я никогда не напрашивался на неприятности.

– Конечно, не напрашивался, – подтвердила его жена. – Ты просто хватал их обеими руками.

Том подмигнул ей и повернулся к Дориану:

– Как, должно быть, хорошо иметь послушную, уважительную жену, такую как Ясмини. – Но сразу стал серьезен. – Баккат еще не вернулся? – Пастух послал одного из своих сыновей, чтобы рассказать Тому о ночном приходе Джима. – Именно так поступил бы и я. Джим, может, и необуздан, как ветер, но он не дурак, – сказал он Саре.

– Нет, – ответил Дориан, – Баккат с остальными пастухами все еще гонит стада по всем дорогам по эту сторону гор. Даже бушмен Кайзера не сможет отыскать следы Джима. Думаю, Джиму удастся уйти. Но куда?

В поисках ответа оба посмотрели на Сару.

– Он все тщательно продумал, – сказала она. – Я видела, как он день назад уводил мулов. Кораблекрушение могло быть счастливой случайностью, но он так или иначе собирался снять девушку с корабля.

– Проклятая бабенка! Почему всегда и во всем виноваты женщины? – возопил Том.

– Уж кому-кому, а тебе не следовало об этом спрашивать, – ответила ему Сара. – Ты похитил меня, увел от родного очага, когда мушкетные пули свистели у нас над головами. Не пытайся разыгрывать передо мной святошу, Том Кортни!

– Милостивое небо, нет! Я почти забыл об этом. Но ведь мы славно повеселились, правда, моя красавица? – Он наклонился и ущипнул Сару за ягодицу. Она шлепнула его по руке, а он невозмутимо продолжал: – Но эта женщина, с которой Джим, – кто она? Тюремная шлюха? Преступница? Воровка? Сводня? Кто знает, кого себе выбрал этот олух?

Дориан с добродушным выражением следил за этой перепалкой, раскуривая кальян. Эту привычку он приобрел в Аравии. Но вот он достал изо рта мундштук слоновой кости и сухо заметил:

– Я разговаривал с десятком людей, которые были на берегу и всё видели. Возможно, она – все перечисленное, но только не шлюха. – Он выпустил облако ароматного дыма. – Говорят о ней разное. Катенг говорит, что она прекрасный ангел, Литила – что она золотая принцесса. Баккат сказал, что она прекрасна, как богиня дождя.

Том насмешливо фыркнул.

– Богиня дождя на тонущем тюремном корабле? Скорее нектарница, вылупившаяся из яйца канюка. Но куда Джим повел ее?

– Со вчерашнего дня никто не видел Заму. Я не видела, как он уходит, но, думаю, Джим отослал парня с мулами куда-нибудь дожидаться его, – предположила Сара. – Зама сделает все, о чем попросит его Джим.

– Джим говорил с Баккатом о Дороге Грабителей, – добавил Дориан, – и велел ему замести следы на всех дорогах на север.

– Дорога Грабителей – выдумки, – решительно сказал Том. – В этой местности нет никаких дорог.

– Но Джим в это верит. Я слышала, как он обсуждал это с Мансуром, – сказала Сара.

Том встревожился.

– Это безумие. Ребенок и шлюха-арестантка с пустыми руками отправляются в дикую глушь? Да они и неделю не продержатся.

– С ними Зама, и вряд ли у них пустые руки. Джим прихватил шесть груженых мулов, – сказал Дориан. – Я проверил, чего не хватает на складах. Он хорошо отбирал. У них снаряжение и продовольствие для долгого пути.

– Он даже не попрощался. – Том покачал головой. – Мой сын, мой единственный сын, и даже не попрощался.

– Он немного спешил, брат, – заметил Дориан.

Сара сразу встала на защиту сына:

– Он послал нам сообщение с Баккатом. Он нас не забыл.

– Это не то же самое, – тяжело сказал Том. – Ты знаешь, что он может никогда не вернуться. Он закрыл за собой эту дверь. Стоит ему показаться в колонии, Кайзер поймает его и повесит. Нет, будь прокляты мои глаза, я должен его увидеть. Еще всего раз. Он такой дикий и упрямый! Я должен дать ему наставления.

– Ты все последние девятнадцать лет даешь ему наставления, – сухо сказал Дориан. – И смотри, куда они завели.

– Где он встречается с Замой? – спросила Сара. – Там они и будут.

Том подумал и улыбнулся.

– Он может пойти только в одно место, – решительно сказал он.

Дориан кивнул.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – ответил он Тому. – Самое подходящее место, чтобы спрятаться, – Маджуба. Но мы не смеем направляться туда. Кайзер будет следить за нами, как леопард возле водопоя. Если кто-нибудь из нас покинет Хай-Уэлд, он пустит за нами эту свою маленькую желтую ищейку, и мы приведем его прямо к Маджубе и к Джиму.

– Если мы хотим найти его, это нужно сделать быстро, иначе Джим уйдет из Маджубы. У них достаточно вьючных животных. И еще Драмфайр и кобыла Кайзера. Джим может быть на полпути к Тимбукту, прежде чем мы его догоним.

Тут послышался топот сапог и по всему складу разнеслись громкие мужские голоса.

– Люди Кайзера обыскали дом. – Сара посмотрела на дверь. – Берутся за мастерские и пристройки.

– Пожалуй, надо присмотреть за этими разбойниками, – Дориан встал, – пока они не начали грабить.

– Решим, что делать, когда Кайзер уйдет, – сказал Том, и они через главную дверь вышли в большое помещение склада.

Четверо солдат бесцельно перебирали груду вещей. Бесплодная охота их явно утомила. Длинное помещение было заполнено до самых потолочных балок желтого дерева. Если проверять тщательно, придется переместить множество тонн товаров, загромождающих склад. Здесь были тюки шелка из Китая и хлопка из Индии, мешки кофейных зерен и гуммиарабика с Занзибара и других портов за Ормузским Рогом; множество древесины: тик, сандал, эбеновое дерево; горы сверкающей чистой меди, отлитой в виде больших колес, которые армии рабов тащили по горным дорогам из внутренних районов Эфиопии к морю. Тюки высушенных шкур экзотических животных – тигров и зебр, обезьян и тюленей, и длинные рога носорогов, славящиеся в Китае и на всем Востоке своей способностью усиливать мужскую силу.

Мыс Доброй Надежды расположен на середине торговых путей из Европы на Восток. В прежние времена корабли из Европы совершали долгое плавание на юг по Атлантическому океану. А когда бросали якорь в Столовом заливе, оказывались на пороге еще одного кажущегося бесконечным плавания – в Индию и Китай и еще дальше на север, до самой Японии. Корабль мог провести в море три-четыре года, прежде чем вернуться в Амстердам или Лондон.

Том и Дориан постепенно развили другую торговую схему. Они убедили синдикат судовладельцев Европы посылать корабли только до мыса Доброй Надежды. Здесь на складах братьев Кортни купцы могли заполнить трюмы лучшими товарами, выйти из Столового залива и при благоприятном ветре вернуться в родной порт в течение года. Кортни получали прибыль за счет того, что выгода с лихвой искупала добавочные годы, которые кораблям приходилось проводить в море, если они отправлялись дальше. Точно так же корабли, идущие с востока, могли оставить груз в Столовом заливе, на складах братьев Кортни, и вернуться в Батавию, Рангун или Бомбей менее чем за половину времени, которое потребовалось бы, чтобы пересечь два больших океана.

Это новшество стало той основой, на которой они нажили свое состояние. Вдобавок для торговли на африканском побережье у них были собственные торговые шхуны, где капитанами были арабы, верные последователи Дориана. Будучи мусульманами, они могли заходить в воды, запретные для капитанов-христиан, и доходили до Маската и Медины, Светлого города Пророка. Хотя у этих кораблей не было просторных трюмов для перевозки громоздких грузов, они доставляли очень ценные товары: медь и гуммиарабик, жемчужные и перламутровые раковины с Красного моря, слоновую кость с рынков Занзибара, сапфиры из шахт Канди, желтые алмазы с берегов великих рек империи Моголов и лепешки черного опиума с Патанских гор.

Был только один товар, которым братья Кортни отказывались торговать, – рабы. Они хорошо знали этот варварский обычай. Почти все детские годы Дориан провел в рабстве, пока его хозяин султан абд Мухаммад аль-Малик, правитель Маската, не усыновил его. В молодости Том вел жестокую войну с арабскими работорговцами на восточноафриканском побережье и не понаслышке знал, как они бессердечно жестоки. Многие слуги и моряки Кортни прежде были рабами, которых освободили братья. Пути, которыми эти несчастные попали под крыло семьи, различались: одних Том выиграл в поединках, потому что любил подраться; другие спаслись в кораблекрушениях, третьи поступили в оплату долга; наконец некоторых просто покупали. Сара не могла пройти мимо плачущего сироты на невольничьем рынке, она уговаривала мужа купить этого ребенка и отдать под ее опеку. Половину слуг в доме она вырастила с детства.

Сара пошла на кухню и почти сразу вернулась со своей золовкой Ясмини и толпой болтающих, хихикающих девушек, которые несли кувшины со свежевыжатым лаймовым соком, подносы с корнуольским печеньем, пирогами со свининой и булочками с ароматным бараньим карри. Усталые голодные солдаты спрятали сабли в ножны и набросились на редкое угощение. Поглощая его, они одновременно заигрывали с девушками. Те, что должны были обыскивать конюшню и каретный сарай, увидели, что женщины несут еду из кухни, и решили последовать за ними.

Полковник Кайзер прервал пир и приказал своим людям продолжить работу, но Том и Дориан уговорили его смягчиться и пройти вместе с ними в бухгалтерию.

– Надеюсь, вы примете мое слово чести, полковник, что моего сына Джима нет в Хай-Уэлде.

Том налил полковнику стакан молодого джина, а Сара отрезала дымящийся кусок пирога.

– Ja, очень хорошо, Том, я признаю, что его здесь нет. У него было довольно времени, чтобы уйти, – пока, конечно. Но, думаю, вы знаете, где он прячется.

Он взглянул на Тома, принимая бокал с высокой ножкой.

На лице Тома появилось выражение мальчика-певчего, готового принять причастие.

– Можете мне верить, Стефанус.

– Сомневаюсь.

Кайзер запил кусок пирога глотком джина.

– Но предупреждаю вас, я не позволю вашему нахальному щенку благополучно уйти после того, что он натворил. И не пытайтесь смягчить мою решимость.

– Конечно, нет. Вы должны исполнить свой долг, – согласился Том. – Я просто предлагаю вам свое обычное гостеприимство и не пытаюсь на вас давить. Как только Джим вернется в Хай-Уэлд, я сам доставлю его в крепость к вам и его превосходительству. Даю слово джентльмена.

Лишь слегка смягчившись, Кайзер позволил проводить себя туда, где конюхи держали его лошадь. Том сунул в его седельные сумки еще две бутылки голландского джина и помахал рукой вслед уходящему эскадрону.

Глядя на уходящих солдат, Том негромко сказал своему брату:

– Мне нужно сообщить кое-что Джиму. Пусть дождется меня в Маджубе. Кайзер будет следить за мной, если я сам пойду в горы, но я пошлю Бакката, он не оставляет следов.

Дориан перебросил хвост тюрбана через плечо.

– Внимательно выслушай меня, Том. Не считай Кайзера дураком. Он не шут, каким кажется. Если Джим попадет к нему в руки, это будет трагичный день для всей семьи. Никогда не забывай, что нашего деда казнили здесь на площади.

Утоптанная дорога из Хай-Уэлда к городу проходила через лес высоких деревьев кладрастиса толщиной с колонну кафедрального собора. Едва поместье скрылось из виду, Кайзер остановил солдат. Он взглянул на маленького бушмена у своего стремени, который смотрел на него с искательным выражением охотничьего пса.

– Ксиа! – Это имя он произнес на сильном выдохе, словно чихнул. – Скоро они пошлют кого-нибудь туда, где прячется мальчишка. Следи за посыльным. Иди за ним. Но смотри, чтобы он тебя не увидел. Когда найдешь его убежище, быстро беги ко мне. Понял?

– Понял, Гвеньяма. – Он использовал слово, выражающее самое глубокое уважение. Оно означало «Тот, Кто Пожирает Своих Врагов». Он знал, что этот титул нравится Кайзеру. – Я знаю, кого они пошлют. Баккат – мой старый соперник и враг. Мне доставит большое удовольствие одолеть его.

– Тогда иди. Будь внимателен.

Ксиа скользнул в лес, неслышный, как тень, а Кайзер повел солдат в крепость.

Дом в Маджубе состоял из единственной длинной комнаты. Низкая крыша покрыта тростником с берегов соседнего ручья. Окна – узкие бойницы в камне, завешенные высушенными шкурами канны и буйволов. В центре земляного пола открытый очаг, в крыше над ним – дыра для выхода дыма. В дальнем углу занавеска из шкур.

– Мы укладывали отца спать за этой занавеской, когда приходили сюда охотиться, – сказал Джим Луизе. – Думали, это заглушит его храп. Конечно, ничего не получалось. Заглушить его храп невозможно. – Он рассмеялся. – Но сейчас там ляжешь ты.

– Я не храплю, – возразила она.

– Даже если и храпишь, это ненадолго. Мы пойдем дальше, как только отдохнут лошади, а я переложу груз и дам тебе более подходящую одежду.

– Сколько на это уйдет времени?

– Нам нужно уйти раньше, чем за нами пошлют солдат из крепости.

– И куда мы пойдем?

– Не знаю. – Он улыбнулся. – Но скажу тебе, когда мы туда доберемся. – Он бросил на Луизу оценивающий взгляд. Рваное платье мало что прикрывало, и она плотнее завернулась в плащ. – Твой наряд вряд ли подходит для обеда с губернатором в крепости. – Джим подошел к одному из тюков, которые Зама сложил у стены. Порывшись в нем, вытащил рулон ткани и парусиновую сумку с рукоделием, в которой оказались ножницы, иголки и нитки. – Надеюсь, ты умеешь шить? – спросил он, неся все это Луизе.

– Мама научила меня шить платья.

– Отлично. Но сначала поедим. Я в последний раз ел, когда завтракал два дня назад.

Зама зачерпнул из трехногого котла, стоящего на углях, похлебки с олениной. Поверх он положил кусок черствой кукурузной лепешки. Джим зачерпнул ложкой похлебку. С полным ртом он спросил у Луизы:

– А готовить мама тебя научила?

Луиза кивнула.

– Она была знатной поварихой. Готовила для губернатора Амстердама и для принца Оранского.

– Ну, тогда здесь у тебя работы непочатый край. Возьмешь на себя готовку, – сказал Джим. – Зама однажды отравил вождя готтентотов, даже не слишком стараясь. Может, по-твоему, это не такое уж большое достижение, но позволь сказать, что готтентоты тучнеют на том, что не могут съесть гиены.

Луиза неуверенно посмотрела на Заму, остановив ложку на полпути ко рту.

– Это правда?

– Готтентоты считаются величайшими лжецами Африки, – ответил Зама, – но до Сомойи им далеко.

– Значит, это шутка? – спросила она.

– Да, шутка, – согласился Зама. – Дурная английская шутка. Нужно много лет учиться, чтобы начать понимать английские шутки. Некоторым это так и не удается.

Когда поели, Луиза расстелила кусок ткани и принялась снимать мерки и кроить. Джим и Зама распаковали вьюки, которые Джим собирал в спешке, разложили и рассортировали их содержимое. Джим с облегчением надел свои сапоги и одежду, а мундир Кайзера отдал Заме.

– Если у нас случится столкновение с дикими племенами севера, сможешь устрашить их мундиром полковника компании, – сказал он Заме.

Они вычистили и смазали мушкеты, потом заменили кремни в их замках. Поставили на огонь котелок и расплавили в нем свинец, чтобы отлить пули для пистолета, отобранного у Кайзера. Мешки с пулями для мушкетов были полны.

– Надо было прихватить по меньшей мере еще пять бочонков пороха, – сказал Зама Джиму, заполняя порохом фляжки. – Если встретимся с враждебными племенами, когда начнем охотиться, этого надолго не хватит.

– Я прихватил бы пятьдесят бочонков, если бы нашел еще двадцать мулов, чтобы везти их, – ядовито ответил Джим. И крикнул в сторону хижины, где Луиза склонилась над расстеленной на полу тканью и куском угля из очага намечала линии выкройки: – Умеешь заряжать мушкет и стрелять из него?

Она удивленно посмотрела и отрицательно покачала головой.

– Тогда придется тебя научить. – Он показал на кусок ткани. – Что ты делаешь?

– Юбку.

– Штаны полезней и потребует меньше ткани.

Луиза вспыхнула.

– Женщины не носят штаны.

– Если они собираются ездить верхом по-мужски, ходить и бежать, как придется тебе, – носят. – Он кивком указал на ее босые ноги. – К твоим новым штанам Зама сделает тебе пару башмаков из шкуры канны.

Луиза скроила штаны очень широкими, и это делало ее похожей на мальчишку. Она подрезала оборванные полы тюремного платья и смастерила из него юбку, которую надевала через голову; юбка доходила до середины бедер. Она подвязала ее широким поясом из сыромятной кожи, который сделал ей Зама. Луиза узнала, что Зама опытный парусный мастер и кожевник. Сапоги, которые он сшил для нее, прекрасно подошли. Они доходили до середины икр, и он стачал их шерстью наружу, что делало их эффектными и подчеркивало длину ног девушки. Наконец, она сшила себе шляпку, чтобы убирать под нее волосы и укрываться от солнца.

На следующий день рано поутру Джим свистом подозвал Драмфайра. Жеребец прибежал с берега ручья, где щипал свежую весеннюю траву. Как всегда играя, он сделал вид, что растопчет хозяина. Джим наградил его несколькими ласковыми оскорблениями, надевая ему на голову повод.

В дверях хижины показалась Луиза.

– Куда ты?

– Замести наш след, – ответил он.

– Что это значит?

– Я должен пройти назад по нашему следу, чтобы убедиться, что погони нет, – объяснил он.

– Я бы хотела поехать с тобой, просто покататься. – Она посмотрела на Трухарт. – Лошади хорошо отдохнули.

– Седлай! – пригласил Джим.

В сумке на поясе Луиза спрятала большой кусок кукурузного хлеба, но Трухарт учуяла его, как только девушка вышла из хижины. Кобыла сразу подошла к ней, и, пока она ела хлеб, Луиза оседлала ее. Джим наблюдал, как она вкладывает удила и садится в седло. В новых штанах она передвигалась очень легко.

– Вот, должно быть, самая счастливая лошадь во всей Африке, – заметил Джим. – Сменила полковника на тебя. Слона на ежа.

Джим оседлал Драмфайра, вложил в кобуру длинноствольный мушкет, повесил на плечо пороховницу и сел на спину жеребца.

– Веди, – сказал он девушке.

– Назад, туда, откуда мы пришли? – спросила она и, не дожидаясь ответа, двинулась вверх по склону. Луиза была прирожденной наездницей и привычно держала повод. Кобыла, казалось, не замечала ее веса и стрелой взлетела вверх по склону.

Джим сзади оценивал стиль ее езды. Если Луиза привыкла сидеть в женском седле, боком, то очень легко перешла на мужское. Он вспомнил, что девушка пережила за время долгого ночного переезда, и поразился тому, как быстро она восстановила силы. Он уверился теперь, что какой бы изнурительный темп ни выбрал, она сможет не отставать.

Когда добрались до вершины, он поехал впереди, безошибочно отыскивая обратный путь среди скал и ущелий. Луизе каждый крутой утес, каждый склон казались такими же, как те, которые они уже миновали, но Джим поворачивал без колебаний.

Всякий раз как перед ними открывались новые просторы, он спешивался, выбирал наблюдательный пункт и разглядывал местность впереди через подзорную трубу. Эти остановки давали Луизе возможность любоваться окружающими величественными пейзажами. Луизе казалось, что после плоских равнин ее родины горные вершины тянутся к самому небу. Утесы янтарные, красные, лиловые. Склоны густо поросли кустами; некоторые цветы на них похожи на огромные подушечки для булавок, желтые, как нарцисс, и ярко-оранжевые. Над ними роятся стаи длиннохвостых птиц, глубоко запуская в цветки свои длинные изогнутые клювы.

– Suiker-bekkies, сахарные клювы, – сказал Джим, когда она показала ему этих птиц. – Пьют нектар из цветов протеи.

Впервые со времени кораблекрушения Луиза смогла внимательно оглядеться и почувствовала, как привлекает ее красота этой незнакомой земли. Ужасы орудийной палубы «Золотой чайки» уже начали бледнеть, они словно остались в старом кошмаре. Тропа, по которой двигались всадники, поднималась по крутому склону, и Джим остановился ниже линии неба, протянул девушке повод Драмфайра, а сам поднялся на вершину, чтобы посмотреть на противоположную сторону горы.

Она спокойно смотрела на него. Неожиданно его поведение резко изменилось. Он пригнулся, согнулся вдвое и спустился туда, где она ждала. Она встревожилась, ее голос задрожал:

– Нас преследуют? Это люди полковника?

– Нет, гораздо лучше. Это мясо.

– Не понимаю.

– Канны. Стадо в двадцать голов. Идут по склону прямо на нас.

– Канны? – удивилась она.

– Это антилопа, самая крупная в Африке. С быка, – объяснил он, проверяя заряд своего мушкета. – Мясо жирное и похоже на говядину. Просоленного и высушенного мяса одной канны нам хватит на много недель.

– Ты собираешься убить антилопу? А если полковник нас преследует? Ведь он услышит выстрел.

– В этих горах эхо не дает определить направление. Я никак не могу упустить такую возможность. У нас уже сейчас нет мяса. Придется рискнуть, чтобы мы не умерли с голоду.

Он взял поводья обеих лошадей, провел их по тропе и остановился за выступом красного камня.

– Спешивайся. Держи головы лошадей, но старайся оставаться незаметной. Стой на месте, пока я не позову, – приказал он Луизе и с мушкетом побежал обратно по склону. Перед самой вершиной упал в траву. Оглянувшись, Джим увидел, что Луиза выполнила его указания. Она присела, так что видна была только ее голова.

«Лошади не встревожат канн, – сказал себе Джим. – Антилопы примут их за диких животных».

Рукой он стер пот с глаз и поудобнее устроился за небольшим камнем. Он не лежал, а полусидел. Если стрелять из положения лежа, отдача от тяжелой пули может сломать ключицу. Джим использовал свою шляпу как подушку: он положил на нее ствол и нацелился вниз по склону.

На долину опустилась глубокая тишина гор; мягкое гудение насекомых в цветах протеи и одинокие жалобные крики краснокрылого горного скворца казались неестественно громкими.

Минуты тянулись медленно, как капает мед, но вот Джим поднял голову. Он услышал звук, от которого его сердце забилось вдвое чаще. Это было слабое щелканье, словно столкнулись две сухих ветки. Джим сразу узнал этот звук. Из всех диких животных Африки такое свойство есть только у антилопы канны: при каждом шаге щелкают мощные сухожилия у нее на ногах.

Когда Джим был еще ребенком, маленький желтый бушмен Баккат объяснил ему, почему так. Однажды, в те далекие времена, когда солнце встало впервые и мир был покрыт свежей росой, Кстог, отец всех кхойсан, бушменов, поймал в свой силок Имписи, гиену. Но как известно всему свету, Имписи была и до сих пор остается могучей волшебницей. Когда Кстог поднес свой острый кремневый нож к ее горлу, Имписи сказала:

– Кстог, если ты отпустишь меня, я сотворю для тебя могучее волшебство. Вместо моего мяса, пахнущего падалью, которую я ем, ты получишь целые холмы жирного, свежего горного мяса канны и сможешь жарить это мясо все вечера своей жизни.

– Как это возможно, о Гиена? – удивился Кстог, хотя при мысли о мясе канны рот у него заполнился слюной. Однако канна хитрое животное, поймать его нелегко.

– Я заколдую канну, и, куда бы она ни пошла по пустыням и горам, она будет издавать звуки, которые приведут тебя к ней.

Кстог отпустил Имписи, и с этого дня канны щелкают на ходу, предупреждая охотника о своем приближении.

Джим улыбнулся, вспоминая рассказ Бакката. Он осторожно отвел назад тяжелый курок мушкета и прижал к плечу окованный медью приклад. Щелкающие звуки становились громче, потом прекратились – животные, издававшие их, остановились – и зазвучали снова. Джим смотрел на линию неба прямо перед собой, и вдруг на его лазури показалась пара массивных рогов, длинных и толстых, как рука взрослого мужчины, спиральных, как бивень нарвала, черных и так отполированных, что в них отражалось солнце.

Щелканье прекратилось, рога поворачивались из стороны в сторону, как будто животное прислушивалось. Джим слышал дыхание антилопы, и его нервы натянулись, как тетива самострела. Потом щелканье возобновилось, и рога поднялись выше. Наконец под ними показались трубковидные уши и огромные глаза. Темные и мягкие, словно заплывшие слезами. Они смотрели Джиму прямо в душу, и он затаил дыхание. Животное так близко, что видно, как оно мигает, и Джим не осмеливался шевельнуться.

Антилопа отвела взгляд и посмотрела вниз по склону, по которому поднялась. Потом пошла вперед, к Джиму, и показалось все тело. Эту толстую шею Джим не сумел бы охватить руками; под ней свисал тяжелый подгрудок, неуклюже покачиваясь на каждом шагу. Спина и плечи животного потемнели от старости, а ростом антилопа была с самого Джима.

В десяти шагах от того места, где он затаился, самец остановился и опустил голову, срывая свежие листья с куста. Из-за гребня хребта вслед за самцом показалось остальное стадо. Самки были желто-коричневые, и хотя их головы тоже украшали длинные спиральные рога, сами эти головы были более грациозными и женственными. Детеныши рыжевато-каштановые, самые маленькие – еще безрогие. Один опустил голову, игриво боднул своего близнеца, и они начали гоняться друг за другом по кругу. Мать спокойно следила за ними.

Охотничий инстинкт заставил Джима вернуться к большому самцу. Тот продолжал жевать листву. Джиму потребовалось огромное усилие, чтобы отвергнуть старое животное. Рога у него, конечно, замечательные, но мясо жесткое и с душком, а жира почти нет.

Джим вспомнил слова Бакката: «Оставь старого самца, чтобы размножался, и самку, чтобы кормила малышей». И Джим осторожно принялся разглядывать остальное стадо. И в эту минуту на вершине появился идеальный объект для охоты.

Тоже самец, но молодой, не старше четырех лет; плоть его задних ног словно распирала блестящую золотистую кожу. Самец повернул в сторону, привлеченный зеленой листвой дерева гварри. Вытянув шею, он принялся срывать ягоды.

Джим повернул ствол мушкета в его сторону. Движения его были медленными, как приближение хамелеона к мухе. Играющие телята подняли пыль и отвлекли обычно внимательных самок. Джим прицелился так, что мушка легла на основание горла самца, на складку кожи, окружающую шею, словно ожерелье. Он знал, что даже на таком близком расстоянии массивные плечи сплющат и остановят пулю из мушкета. Надо найти щель в грудине, через которую пуля проникнет глубоко во внутренности, разрывая сердце, легкие и пульсирующие сосуды.

Он выбрал слабину курка, почувствовал его сопротивление и постепенно начал усиливать давление, глядя на точку цели на шее животного, сдерживая стремление рывком продвинуть курок на эти последние миллиметры. Боек с громким звуком опустился, кремень выбросил столб искр, выпустив облако белого дыма, загорелся порох, послышался рев и приклад ударил в плечо. Прежде чем густой пороховой дым закрыл поле зрения, Джим увидел, как самец в судороге изогнул спину. И понял, что пуля пробила сердце. Он вскочил на ноги, чтобы разглядеть что-нибудь поверх дыма. Молодой самец стоял неподвижно, раскрыв пасть. Джим видел пулевое ранение, темное бескровное отверстие на гладкой коже горла.

Стадо обратилось в бегство, антилопы диким галопом неслись вниз по склону, выбрасывая из-под копыт камни и пыль. Раненый самец попятился, его тело содрогалось в конвульсиях. Потом ноги его задрожали, и он осел. Поднял голову к небу, и из пасти хлынула яркая легочная кровь. Перевернувшись, он упал на спину, все его четыре ноги дергались. Джим стоял, наблюдая за агонией зверя.

Радость его постепенно сменилась грустью подлинного охотника, который ощущает всю красоту и трагедию убийства. Когда самец затих, Джим отложил мушкет и достал из ножен на поясе нож. Используя рога как рычаг, он отвел назад голову животного и двумя точными разрезами вскрыл артерии по обе стороны горла. Потекла яркая кровь. Потом Джим поднял одну из массивных задних ног и вырезал мошонку.

Когда он выпрямился, держа в руке пушистый белый мешок, подъехала Луиза. Джим попытался объяснить:

– Если это оставить, у мяса будет дурной вкус.

Луиза отвела взгляд.

– Какое великолепное животное. Такое большое. – Казалось, то, что он сделал, огорчило ее. Но вот она распрямилась в седле. – Чем я могу помочь тебе?

– Сначала стреножь лошадей, – ответил он, и она слезла со спины Трухарт и отвела лошадей к дереву гварри. Привязала их к стволу и вернулась.

– Держи заднюю ногу, – сказал Джим. – Если оставить кишки внутри, мясо испортится за несколько часов.