Текст книги "Голубой горизонт"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Женщина. Сбежавшая арестантка. Мне нужна и она.

– Я вначале немного с ней позабавлюсь. – Хотя его худое жесткое лицо оставалось бесстрастным, Котс наслаждался торговлей. – Приведу ее вам помятой, но живой.

– Ну, она, вероятно, и так помята, – рассмеялся Кайзер. – И еще помнется, когда с ней повозится этот молодой бык Кортни. Мне она нужна только для того, чтобы устроить хорошее представление на виселице. Толпа любит, когда на веревке молодая бабенка. И мне все равно, что вы с ней сделаете до того.

– Значит, договорились? – спросил Котс.

– Мужчина, женщина и три лошади. – Кайзер кивнул. – По три тысячи за каждого, всего пятнадцать тысяч.

Полковника несли десять человек. Каждый час – по золотым часам Кайзера – четверка носильщиков менялась. Седло было английского стиля, но работы лучших голландских мастеров. Его привязали к середине двух шестов. Кайзер садился, ставил ноги в стремена, по два человека спереди и сзади поднимали шесты на плечи и шли. Потребовалось девять дней, чтобы добраться до колонии, причем в последние два дня шли голодными. Шесты сильно натерли солдатам плечи, но ноги Кайзера почти зажили, а вынужденное воздержание уменьшило его живот: теперь полковник выглядел на десять лет моложе.

Прежде всего Кайзер отправился с докладом к губернатору Паулюсу Питерзону ван де Виттену. Они были старыми друзьями, и у них было много общих тайн. Ван де Виттену, высокому худому мужчине, не было и сорока. Его отец и дед входили в Совет Семнадцати в Амстердаме, и губернатор был очень богат и влиятелен. Скоро он вернется в Амстердам и займет свое место в Совете директоров ВОК, если, конечно, его послужной список и репутация будут безупречны. Деятельность английского бандита определенно может их запятнать. Полковник Кайзер подробно описал преступления против имущества и достоинства ВОК, совершенные молодым Кортни. Он медленно разжигал пламя губернаторского гнева, постоянно намекая на ответственность ван де Виттена во всем этом деле. Их разговор продолжался несколько часов и потребовал большого количества голландского джина и французского кларета – исключительно высшего качества. Наконец ван де Виттен сдался и согласился от имени ВОК предложить вознаграждение в пятнадцать тысяч гульденов за захват Луизы Левен и Джеймса Арчибальда Кортни или за несомненные доказательства их смерти.

Компания издавна назначала вознаграждение за головы преступников, сбежавших из колонии. Многие охотники и купцы, получавшие разрешение на выход за границы колонии, таким способом увеличивали свой доход.

Кайзер был очень доволен результатом. При выплате обещанного Котсу вознаграждения ему не придется расстаться ни с одним собственным гульденом.

В тот же вечер Кайзер навестил Котса в одном из маленьких домиков за садами компании. Он передал ему четыреста гульденов на покупку провизии для экспедиционного отряда, отправляющегося за Джимом Кортни. Пять дней спустя небольшой отряд путников собрался на берегу реки Эрсти – первой реки за пределами колонии. На место встречи все они пришли порознь. В отряде оказалось четверо белых: капитан Котс, светлоглазый, с бесцветными волосами, с покрасневшей от солнца кожей; сержант Удеман, лысый, но с густыми длинными усами, первый помощник Котса и соучастник во всех его делах; капралы Рихтер и Ла-Рише, привыкшие к совместной охоте, как пара диких псов. Еще пять готтентотских солдат, включая Гоффеля, который будет исполнять роль переводчика. И Ксиа, бушмен-следопыт. Ни на ком не было мундира ВОК, все в одежде капских бюргеров – из кожи и сыромятных шкур. Набедренную повязку Ксиа из шкуры антилопы-прыгуна украшали скорлупа страусовых яиц и стеклянные бусы. За плечами Ксиа нес свой лук и изготовленный из древесной коры колчан с ядовитыми стрелами; на его поясе висело множество амулетов и полых рогов, заполненных волшебными и лечебными снадобьями, порошками и мазями.

Котс сел в седло и взглянул на бушмена.

– Бери след, маленький желтый дьявол, и глотай ветер.

Они вереницей двинулись за Ксиа; каждый солдат вел запасную лошадь с вьючным седлом.

– Следу Кортни сравняется много недель, когда мы его отыщем, – Котс смотрел на голую спину и коричневую голову Ксиа, подскакивавшего перед носом его лошади, – но этот охотничий пес – настоящий шайтан. Он найдет и след снежинки в адском пламени.

И он стал думать о подписанном губернатором ван де Виттеном приказе, лежащем в его седельной сумке, и о перспективе получить пятнадцать тысяч золотых гульденов. Котс улыбался. Это была не слишком приятная улыбка.

Баккат знал, что это только передышка и что Кайзер не позволит им уйти так легко: довольно скоро Ксиа снова пойдет по их следу. Поэтому бушмен уходил далеко вперед и на шестой день после захвата лошадей Кайзера нашел место, идеально подходившее для его цели. Здесь пласт черной вулканической породы пересекал дно широкой долины, проходил поперек русла реки с быстрым течением и поднимался по крутому противоположному склону. Пласт прямо и отчетливо выделялся, как мощеная римская дорога, потому что на нем не росла даже трава. Пересекая реку, он противостоял водной эрозии, образуя природную дамбу. Вода великолепным водопадом обрушивалась с него в водоем в двадцати футах внизу. Черный камень был так тверд, что даже стальные подковы лошадей не оставляли на нем царапин.

– Кайзер вернется, – сказал Баккат Тому, когда они сидели на этой блестящей черной поверхности. – Он упрямый человек, а ты сделал это делом его чести. Он не сдастся. Даже если не пойдет сам, пошлет за тобой других, и их поведет Ксиа.

– Ксиа тоже потребуется много времени, чтобы добраться до Кейпа, а потом вернуться, – ответил Джим. – К тому времени мы будем за сотни миль отсюда.

– Ксиа может идти по следу годичной давности, если тот не будет тщательно стерт.

– Как ты сотрешь наш след, Баккат? – спросил Джим.

– У нас много лошадей, – сказал Баккат, и Джим кивнул. – Может быть, даже слишком много, – продолжил Баккат.

Джим взглянул на табун захваченных лошадей и мулов. В общей сложности больше тридцати голов.

– Нам столько не нужно, – согласился он.

– А сколько тебе нужно? – спросил Баккат.

Джим задумался.

– Драмфайр, Трухарт, Холодок и Ворона для езды верхом, Олень и Апельсинка – запасные и чтобы нести поклажу.

– Я использую остальных, и лошадей и мулов, чтобы стереть наш след и обмануть Ксиа, – объявил Баккат.

– Покажи! – приказал Джим, и Баккат начал подготовку. Пока Зама поил лошадей выше черной плотины, Луиза и Джим мастерили из захваченных седельных сумок и шкур канны и болотного козла кожаную обувь для лошадей. Эта обувь закроет копыта лошадей, которых они берут с собой. Пока они занимались этим, Баккат спустился по течению. Он держался склона долины, не приближаясь к берегу. Когда он вернулся, они отвели отобранных лошадей и закутали им копыта кожей. Конечно, стальные подковы скоро разрежут кожу, но предстояло пройти по речному берегу всего несколько сотен ярдов.

Пожитки привязали к спинам этих шести лошадей. Потом, когда все было готово, собрали остальных лошадей и мулов в плотный табун и провели по черному пласту. На полпути они остановили шесть навьюченных лошадей, а остальным позволили идти дальше, к пастбищу на противоположном склоне долины.

Джим, Луиза и Зама разулись, привязали обувь к спинам лошадей и, босые, повели их по черному каменистому пути. Баккат шел за ними и осматривал каждый дюйм земли, который они покрыли. Даже на его взгляд они не оставили никакого следа. Копыта были закутаны кожей, босые ступни людей – мягкие и гибкие, шли путники медленно, не обременяя лошадей своей тяжестью. И копыта нигде не задели камень, не оставили ни одной царапины.

Добрались до противоположного берега. Джим сказал Заме:

– Иди первый. Когда они доберутся до воды, лошади захотят плыть прямо к берегу. Твоя задача – помешать им.

Они с тревогой наблюдали, как Зама по созданной природой дороге вошел в воду. Вначале вода доходила ему до колен, потом до пояса. В конце концов ему даже не пришлось прыгать с моста: быстрое течение просто унесло его. Он упал в воду двадцатью футами ниже и исчез, как показалось зрителям, на целую вечность. Потом из реки показалась его голова, Зама поднял руку и помахал. Джим повернулся к Луизе.

– Готова? – спросил он. Она вздернула подбородок и кивнула. Девушка ничего не сказала, но он видел страх в ее глазах. Луиза решительно направилась к краю воды, но Джим не мог позволить ей идти одной. Он взял ее за руку, и на этот раз девушка ее не отняла. Бок о бок они вошли в воду и так двигались, пока вода не достигла колен. Здесь они остановились, слегка покачиваясь, Джим приготовился держать ее.

– Я знаю, ты плаваешь, как рыба. Видел, – сказал он.

Она посмотрела на него и улыбнулась, но ее глаза были огромными и темными от ужаса. Джим отпустил ее руку, и Луиза без колебаний нырнула вперед и мгновенно исчезла в брызгах и грохоте. Джим почувствовал, что его сердце уходит с ней, и, застыв от страха, смотрел вниз.

Но вот из потока пены показалась ее голова. Луиза засунула шляпу за пояс, и ее волосы распустились. Они падали ей на лицо, как полотнище блестящего шелка. Она посмотрела на Джима, и, как это ни невероятно, он увидел, что она смеется. Грохот водопада заглушал ее голос, но он прочел по губам: «Не бойся. Я тебя поймаю».

Он с облегчением расхохотался.

– Дерзкая девчонка! – крикнул он в ответ и вернулся на берег, где Баккат держал лошадей. Он начал отпускать их по одной, первой Трухарт, самую послушную. Кобыла видела, как прыгнула Луиза, и пошла с готовностью. Она упала в воду с громким всплеском. И как только вынырнула, направилась к берегу. Но Луиза подплыла к ее голове и повернула вниз по течению. У края омута дно поднялось, и они смогли встать на ноги. Луиза помахала рукой, давая Джиму знать, что все в порядке. Шляпу она надела на голову.

Джим повел остальных лошадей. Две другие кобылы, Ворона и Апельсинка, пошли без понуканий. Жеребцы Олень и Холодок вначале упирались, но Джим заставил их прыгнуть. Как только они коснулись воды, к ним подплыл Зама и направил вниз по течению, где посередине реки по пояс в воде ждала Луиза.

Драмфайр наблюдал за тем, как прыгают другие лошади, и, когда пришла его очередь, решил, что не желает участвовать в таком безумии. Посреди каменной дамбы, над кипящей водой, он устроил с Джимом состязание воль. Он вставал на дыбы, терял равновесие, восстанавливал его, пятился и мотал головой. Джим цеплялся за него, отчаянно бранясь и оскорбляя жеребца, но сохраняя ласковый, успокаивающий тон.

– Ты, безмозглая тварь. Я из тебя сделаю приманку для львов.

В конце концов он сумел повернуть голову жеребца так, что тот мог прыгнуть. Сев верхом, он оттеснил Драмфайра к краю, а остальное доделало течение. Они упали вместе, и за время долгого падения Джим высвободился. Если бы Драмфайр упал на него, то раздавил бы, но Джим отпрянул в сторону и, как только из воды показалась голова жеребца, схватил его за гриву и поплыл вниз по течению, туда, где стояли Луиза и остальные кони.

Баккат в одиночестве сидел на верху водопада. Он сделал Джиму знак следовать дальше вниз по течению, а потом прошел вдоль черного пласта, повторно осматривая его поверхность, чтобы убедиться, что не пропустил никаких следов.

Удовлетворившись в конце концов, он достиг места, где табун переправился через реку. Здесь он сотворил заклинание, ослепляющее врага. Поднял свою кожаную набедренную повязку и помочился, поворачиваясь кругом, при этом попеременно зажимая струю большим и указательным пальцами.

– Ксиа, убийца невинных женщин, этим заклинанием я закрываю твои глаза, и ты не разглядишь даже солнце в полдень.

Он выпустил мощную струю.

– Ксиа, любимец темных духов, этим заклинанием я закрываю твои уши, чтобы ты не слышал даже топот диких слонов.

От усилий пустить струю он испустил газы, высоко подпрыгнул и рассмеялся.

– Ксиа, не знающий обычаев и традиций собственного племени, этим заклинанием я запечатываю твой нос, так что ты не почуешь даже запах собственного дерьма.

Опустошив мочевой пузырь, он откупорил один из рогов антилопы-дукера, висевший у него на поясе, вытряхнул серый порошок и развеял его по ветру.

– Ксиа, мой враг до самой смерти, я притуплю твои чувства, так что ты пройдешь по этому месту и не заметишь раздвоения следа.

Наконец он поджег от своего глиняного горшка для переноски огня ветку и помахал ею над следом.

– О, Ксиа, безымянная грязь и помет, я скрываю этим дымом свой след, чтобы ты не смог по нему пойти.

Наконец удовлетворенный, он взглянул на дно долины и увидел, как Джим и остальные уводят лошадей, держась середины быстрого ручья. Они не выйдут из воды, пока не достигнут выбранного им места, почти в лиге ниже по течению. Баккат видел, как они исчезли за поворотом реки.

Лошади и мулы, оставленные для маскировки, уже разошлись по долине и спокойно паслись. Баккат пошел за ними, выбрал лошадь и сел на нее. Неторопливо, не пугая животных, он собрал их и повел от реки в соседнюю долину с крутыми склонами.

Пять дней он шел бесцельно извилистым маршрутом по горному бездорожью, не пытаясь спрятать след. Вечером пятого дня он привязал к ногам копыта болотного козла, задом наперед. Потом оставил стадо и двинулся прочь, подражая прыжкам и длине шага живого козла. Отойдя достаточно далеко, он сотворил новое заклинание, чтобы ослепить Ксиа, на тот невероятный случай, если враг сумел дойти до этого места по его следу.

Теперь Баккат был уверен, что Ксиа не найдет, где след разделился, и пойдет по более выраженному и незамаскированному следу. И тот заведет его в тупик.

Наконец Баккат смог повернуть назад, к речной долине, где расстался с Джимом и остальными. Добравшись до нее, он без удивления обнаружил, что Джим точно следовал его указаниям. Он вышел из реки на каменистом берегу, в месте, выбранном Баккатом, и двинулся назад на восток. Баккат пошел за ним, старательно уничтожая оставленные слабые следы. Нарочно для этого он изготовил метлу из ветвей волшебного дерева тонг. Достаточно удалившись от реки, он в третий раз сотворил заклинание, чтобы сбить с толку преследователей, и дальше пошел быстрее. Он отставал от Джима уже почти на десять дней, но шел быстро и даже пешком догнал группу четыре дня спустя.

Лагерь он почуял задолго до того, как дошел до него. Баккат с удовольствием отметил, что, как только поужинали, Джим загасил огонь толстым слоем песка и в темноте переместился на другое хорошо защищенное место.

Баккат одобрительно кивнул: только глупец спит рядом с костром, если знает, что его могут преследовать. Подобравшись к лагерю, он увидел, что караулит Зама. Баккат без усилий миновал его, и, проснувшись при первых лучах рассвета, Джим увидел сидящего рядом бушмена.

– Сомойя, когда ты спишь, твой храп способен пристыдить льва, – поздоровался Баккат.

Опомнившись от неожиданности, Джим обнял его.

– Клянусь Кулу-Кулу, Баккат, с нашей прошлой встречи ты стал еще меньше. Скоро я смогу носить тебя в кармане.

Баккат ехал впереди на Холодке. Он вел группу прямо к утесу, который, как могучая крепость, перегораживал головную часть долины. Джим сдвинул шляпу на затылок и оглядел мощную каменную стену.

– Здесь нет прохода.

Он покачал головой. Высоко вверху на распростертых крыльях плыли стервятники, направляясь в низину с карнизов, где вили из веток и прутьев свои неряшливые гнезда.

– Баккат найдет дорогу, – возразила Луиза. Она уже полностью доверяла маленькому бушмену и верила в его способности. Они не знали ни одного общего слова, но по вечерам часто садились рядом и общались с помощью жестов и гримас, смеялись шуткам, которые оба как будто хорошо понимали. Джим сам удивлялся тому, что ревнует к Баккату, однако с ним Луиза никогда не бывала такой безмятежной, как с бушменом.

Они поднимались прямо к сплошной каменной стене. Луиза отстала и ехала с Замой, который в хвосте колонны вел двух запасных лошадей. На протяжении долгих, трудных дней бегства от Кайзера, пока Джим прикрывал тыл и старался удерживать преследователей на расстоянии, Зама был ее защитником и постоянным спутником. И у них тоже установился контакт. Зама учил Луизу языку лесов, и она, способная ученица, схватывала быстро.

Джиму пришлось признать, что Луизе свойственны качества, которые привлекают к ней людей. Он вспоминал их первую встречу на борту тюремного корабля. Ее привлекательность сказалась на нем самом мгновенно и очень сильно. Он попытался выразить это в словах. Она излучает сочувствие и доброту? Он не был уверен, что определил точно.

Джиму казалось, что только с ним она надевает свою броню, которую он называл ежиными иголками; с остальными она была открыта и дружелюбна. Это смущало, и порой он негодовал. Он хотел, чтобы она ехала рядом с ним, а не с Замой.

Должно быть, Луиза почувствовала его взгляд, потому что повернула голову. Даже на расстоянии ее глаза казались удивительно голубыми. Она улыбнулась ему сквозь тонкую завесу пыли, поднятой копытами лошадей.

На середине подъема Баккат остановился.

– Подожди меня здесь, Сомойя, – сказал он.

– Куда ты, старый друг? – спросил Джим.

– Иду поговорить с предками и отнести им дар.

– Какой дар?

– Что-нибудь из еды и что-нибудь красивое. – Он достал из сумки на поясе кусочек чагги из мяса канны величиной с половину своего большого пальца – этот кусочек он хранил всю дорогу – и высушенное крыло нектарницы. Разноцветные перья сверкали, как изумруды и рубины. Баккат спешился и протянул повод Холодка Джиму. – Мне нужно испросить разрешения войти в священное место, – объяснил он и исчез среди кустов медоносной протеи. Подошли Зама и Луиза; расседлали лошадей, устроились на отдых. Время шло; все дремали в тени протеи, когда услышали человеческий голос, тихий, потому что он доносился издалека, но эхо разносило его по всему утесу. Луиза встала и посмотрела вверх по склону.

– Я говорила, что Баккат знает дорогу! – воскликнула она.

Баккат стоял высоко над ними, у самого подножия утеса. Они быстро оседлали лошадей и стали подниматься к нему.

– Смотри, о, смотри! – Луиза показала на вертикальную расселину, разрезавшую утес от основания до самой вершины. – Словно ворота, вход в замок.

Баккат взял у Джима повод Холодка и ввел лошадь в темное отверстие. Все спешились и, ведя своих лошадей, последовали за ним. Проход был таким узким, что приходилось идти гуськом, и стремена почти задевали за скальные стены с обеих сторон. По обе стороны вверх, к самой полоске голубого неба, поднимался гладкий блестящий камень. Небо было таким далеким, что полоска казалась узкой, словно лезвие рапиры. Зама провел в расселину запасных лошадей, но топот их копыт заглушал слой мягкого белого песка. Голоса звучали глухо и необычно в этом замкнутом пространстве, извилистый проход уходил в глубину скалы.

– Посмотрите! Вы только посмотрите! – радостно воскликнула Луиза и показала на рисунки, покрывавшие стены от пола до уровня глаз. – Кто это нарисовал? Это не могла сделать рука человека, скорее феи.

На рисунках видны были фигуры людей и животных, стада антилоп во весь опор неслись по гладкому камню, их преследовали изящные маленькие человечки, держа наготове луки со стрелами. Охрой и желтой краской были нарисованы стада жирафов, гибкие шеи переплетались, как змеи. Были здесь и носороги, темные и грозные, с рогом на носу длиннее маленьких охотников, которые, окружив их, пускали стрелы, так что красная кровь стекала под ноги животным, образуя лужи. Слоны, птицы, змеи – все разнообразие животных.

– Кто это нарисовал? – снова спросила Луиза. Баккат понял смысл вопроса, хотя не знал языка, на котором она говорила. Он повернулся на спине Холодка и ответил потоком щелкающих слов, звучавших, словно треск ветвей.

– Что он говорит? – повернулась к Джиму Луиза.

– Рисунки сделаны его племенем, его отцами и дедами. Это охотничьи молитвы его народа и рисованная благодарность красоте добычи, похвала мастерству охотников и их храбрости.

– Похоже на собор.

В приглушенном голосе Луизы звучало благоговение.

– Это и есть собор, – согласился Джим. – Одно из священных мест племени сан.

Рисунки покрывали обе каменные стены. Некоторые, должно быть, очень древние, потому что краска поблекла и осыпалась и другие художники рисовали поверх этих древних рисунков, но призраки прошедших веков слились и образовали бесконечный ковер. Все молчали, потому что звуки голосов казались в этом месте святотатством.

Но вот скала впереди расступилась, и они двинулись к узкой вертикальной полоске солнечного света в конце прохода. Потом выехали из скалы, и солнце ослепило их. Они оказались высоко над миром; теперь они смотрели на него с высоты полета стервятника, и увиденное поразило их и заставило потерять дар речи. Под ними расстилались обширные равнины, бурые и безжизненные, пересеченные жилками зелени там, где протекали реки, и усеянные пятнами более темного леса. За равнинами, почти у границ видимости, ряд за рядом возвышались бесконечные хребты, словно зубы чудовищной акулы; они таяли в дали, пурпурной и голубой, и сливались с высоким африканским небом.

Луиза не представляла себе, что небо может быть таким высоким, а земля – такой широкой, и смотрела с восхищением. Она молчала так долго, что Джим не выдержал. Это была его земля, и он хотел, чтобы Луиза разделила его любовь к ней.

– Разве не здорово?

– Если бы я раньше не верила в Бога, сейчас поверила бы, – прошептала она.

На следующее утро они достигли реки Гариеп в том месте, где она стекает с гор. За тысячелетия ее воды прорезали в камне глубокое ущелье. От таяния горного снега река разлилась и приобрела яблочно-зеленый цвет. Воздух по сравнению с горным – теплый и ласковый. Берега поросли густым тростником и ивами и расцвечены весенними цветами. Кричали и порхали птицы-ткачики с пурпурным оперением, они вили гнезда из сорванных ветром прутиков ивы. У воды пили пять самцов куду. Они взметнули массивные спиральные рога и удивленно смотрели на кавалькаду, идущую вброд с противоположного берега. Потом прижали рога к спине и убежали в заросли тростника; вода капала с их морд.

Джим первым переправился через реку и испустил торжествующий вопль, разглядывая глубокие следы, оставленные в мягкой земле противоположного берега окованными железом колесами.

– Фургоны! – закричал он. – Они прошли здесь меньше месяца назад!

Поехали быстрее, Джим с трудом сдерживал нетерпение. За много миль от себя он увидел очертания одинокого холма впереди на равнине. Подножие холма окружало кольцо колючих деревьев, дальше круто поднимались склоны конуса из серого камня. Они представляли собой постамент необычной, высеченной ветром природной скульптуры. Это был сидящий бабуин-самец, с куполообразным черепом и низкими нависшими бровями; его удлиненная морда указывала на север, на окрашенную в львиные цвета равнину, по которой, как коричневый дымок, бродят бесчисленные стада антилоп.

Джим сунул ноги в стремена и встал на спине Драмфайра. Он в подзорную трубу осматривал подножие холма. И радостно рассмеялся, заметив в солнечном свете клуб белого дыма. Словно парус большого корабля, видный издалека.

– Фургоны! Они там! Они нас ждут!

Он опустился в седло, и, едва его зад ударился о спину жеребца, Драмфайр рванулся вперед и понес всадника галопом.

Том Кортни свежевал антилопу, застреленную этим утром. Под навесом один слуга поворачивал ручку, другой бросал куски мяса в колбасную машину. Сара работала у горлышка, через которое выходил фарш, заполняла длинные трубы свиных кишок. Том распрямился, взглянул на горизонт и увидел далекое облако пыли, поднятое копытами. Сняв шляпу, он заслонил ею глаза от палящего солнца.

– Всадник! – сказал он Саре. – Скачет галопом.

Сара подняла голову, но не выпустила пробегающие между пальцами длинные сосиски.

– Кто это? – спросила она.

Конечно, материнское сердце уже сказало ей, кто это, но она не хотела сглазить, произнося имя, пока не увидит лицо.

– Это он! – крикнул Том. – Если нет, я сбрею бороду! Маленький дьяволенок обштопал Кайзера.

Они ждали неделями, тревожась и успокаивая друг друга, уверяя друг друга, что Джим в безопасности, и с каждым днем надежда их слабела. Теперь же они испытывали бесконечную радость и облегчение.

Том схватил с откидного борта фургона узду и побежал к лошади, стоявшей в тени. Он сунул мундштук ей в зубы и затянул подбородный ремень. Не заботясь о седле, сел на голую спину лошади и поскакал навстречу сыну.

Джим увидел его и приподнялся в стременах, размахивая шляпой над головой; он вопил и орал, как сбежавший из Бедлама. Они неслись навстречу друг другу, сближаясь; спешились на ходу, и инерция бросила их друг на друга. Они обнялись и принялись колотить друг друга по спине и плясать по кругу, стараясь уберечь ноги. Том ерошил длинные волосы Джима, тянул его за уши и больно выкручивал их.

– Шкуру бы с тебя спустить, плут! – бранился Том. – Из-за тебя эти дни были худшими в моей жизни и в жизни твоей матери. – Он отстранил Джима на вытянутую руку и принялся с любовью разглядывать. – Не понимаю, почему мы тревожились. Надо было позволить Кайзеру поймать тебя, и скатертью дорога. – Он закашлялся и снова обнял Джима. – Пойдем, парень. Мама ждет тебя. Надеюсь, она выскажет тебе все, что думает!

Встреча Джима с Сарой была не такой бурной, но гораздо более сердечной, чем с отцом.

– Мы так тревожились о тебе, – сказала Сара. – От всего сердца благодарю Бога за твое спасение.

Затем взял верх ее главный инстинкт – накормить сына. Набивая рот мясом, Джим рассказывал родителям красочную, но цензурованную историю своих приключений. Луизу он не упоминал, и все это заметили.

Наконец Сара не стерпела. Она встала и уперла кулаки в бока.

– Все это очень хорошо и интересно, Джеймс Арчибальд Кортни, но что с девушкой?

Джим подавился и сконфузился. Он не мог найти слов.

– Выкладывай, парень! – поддержал Том жену. – Что с девушкой или женщиной, кто она такая?

– Вы с ней познакомитесь. Она подъезжает, – сказал Джим вполголоса и показал на лошадей и всадников, приближающихся по равнине в облаке пыли. Том и Сара встали и смотрели, как они подъезжают.

Первым заговорил Том.

– Никакой девушки не вижу, – сказал он наконец. – Зама и Баккат – да, а девушки нет.

Джим вскочил со складного стула и присоединился к ним.

– Должно быть, она…

Голос его стих: он увидел, что отец прав. Луизы с ними не было. Он побежал навстречу Заме и Баккату, въезжавшим в лагерь.

– Где Веланга? Что вы с ней сделали?

Зама и Баккат переглянулись: каждый ждал, когда ответит другой. В такие минуты на Бакката очень удачно нападала немота. Зама пожал плечами и взял ответственность на себя.

– Она не приедет, – сказал он.

– Почему? – закричал Джим.

– Она боится.

– Боится? – Джим был ошеломлен. – Чего боится?

Зама ничего не ответил, но многозначительно взглянул на Тома и Сару.

– Нашла время артачиться! – Джим направился к Драмфайру, наслаждавшемуся овсом из подвешенного к морде мешка. – Сейчас я ее приведу.

– Нет, Джим, – негромко сказала Сара, но сказала так, что он замер, и удивленно посмотрел на мать. – Оседлайте мне Сахарку. Я поеду за ней.

С высоты седла она посмотрела на Джима:

– Как ее зовут?

– Луиза, – ответил он. – Луиза Левен. Она хорошо говорит по-английски.

Сара кивнула.

– Это может занять некоторое время. – Она взглянула за мужем. – Не езди за мной, понял?

Она знала Тома с детства и любила так, что не могла бы выразить словами, но знала, что иногда он деликатен, как раненый буйвол. Сара дернула узду, и лошадь понесла ее из лагеря.

Девушку она увидела через милю; та сидела под деревом на упавшей ветке, рядом паслась стреноженная Трухарт. Увидев подъезжающую Сару, Луиза встала. На обширной равнине она казалась крошечной и одинокой. Сара подъехала и остановила лошадь.

– Ты Луиза? Луиза Левен?

– Да, миссис Кортни.

Луиза сняла шляпу, и ее волосы рассыпались по плечам. Сара заморгала, видя это золотое изобилие. Луиза сделала вежливый реверанс и ждала продолжения.

– Откуда ты знаешь, кто я? – спросила Сара.

– Он похож на вас, госпожа, – объяснила Луиза, – и все рассказал мне о вас и о своем отце.

Голос ее звучал еле слышно, и в нем дрожали слезы.

Сара была захвачена врасплох. Она ожидала совсем другого. Но чего она ждала от сбежавшей арестантки? Жесткого вызова? Бесконечной усталости и пресыщенности? Безнравственности и вульгарности? Она смотрела в эти голубые глаза и не видела в них ни следа порока.

– Ты очень молода, Луиза.

– Да, госпожа. – Голос Луизы дрогнул. – Простите. Я не хотела доставлять Джиму неприятностей. Не хотела забирать его у вас. – Теперь она неслышно плакала, крупные слезы сверкали на солнце, как бриллианты. – Мы ничего плохого не делали вместе, клянусь.

Сара спешилась и подошла. Обняла девушку за плечи, и Луиза прильнула к ней. Сара понимала, что идет на опасный шаг, но ее материнский инстинкт был так силен, а девушка так молода. Ее окружал почти осязаемый ореол невинности. И Сара почувствовала, что ее непреодолимо влечет к ней.

– Пойдем, девочка.

Сара отвела ее в тень, и они сели на сухую ветку дерева.

Они говорили, пока солнце медленно взбиралось в зенит, потом столь же медленно начало спуск. Вначале вопросы Сары были проверочными, и она противилась стремлению забыть об осторожности и впустить эту незнакомку в свою жизнь, довериться ей безраздельно. По горькому опыту она знала, что дьявол часто скрывается за самой привлекательной внешностью.

Ответы Луизы были честными, прямыми, почти обескураживающе откровенными. Она не уклонялась от ищущего взгляда Сары. Казалось, она чрезвычайно хочет понравиться, и Сара чувствовала, как рушатся ее предубеждения.

Наконец она взяла девушку за руку.

– Почему ты рассказываешь мне все это, Луиза? – спросила она.

– Потому что Джим рисковал жизнью, спасая меня, а вы его мать. Хоть так я отдам вам долг.

Сара почувствовала, как к глазам подступают слезы. Она молчала, стараясь взять себя в руки.

Молчание нарушила Луиза.

– Я знаю, о чем вы думаете, миссис Кортни. Вы хотите знать, почему я оказалась на тюремном корабле. Хотите знать, в каком преступлении я виновна.

Сара хотела сказать «нет», но не доверилась собственному голосу. Конечно, она хотела знать ответ. Ее единственный сын влюблен в эту девушку, и она должна знать.

– Я расскажу, – сказала Луиза. – Я никому не рассказывала, кроме Джима, но вам расскажу.

И она рассказала. А когда закончила, Сара плакала вместе с ней.

– Уже поздно. – Она взглянула на солнце и встала. – Идем, Луиза, пора домой.

Том Кортни поразился, увидев слезы жены. Глаза ее покраснели и опухли. Он не мог вспомнить, когда такое было в последний раз: Сара неплаксива. Она не спешилась и не стала представлять ехавшую за ней бледную девушку.