Текст книги "Голубой горизонт"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

«Шакал?» – подумал он и сразу понял, что это не так. Человек: рядом валялись грязные листья, которыми человек очищал себя. Только люди племени сан используют с этой целью листья моющей травы: они мягкие и сочные и, если растереть их руками, дают сок с травяным запахом. Баккат понял, что здесь, на тропе, ведущей из Маджубы, испражнялся тот же человек, что ел мясо канны. И это человек из племени сан. Но сколько посвященных из этого племени, кроме него самого, живут в колонии? Его племя сейчас в пустыне, в самых глухих местах. И чутье точно сказало ему, кто это.

«Ксиа, – прошептал Баккат. – Ксиа, мой враг, шел за мной и узнал мои тайны. Теперь он бежит к хозяину крепости. И вскоре много всадников отправятся к Маджубе за Сомойей и Велангой. – Баккат не знал, что ему делать. – Вернуться и предупредить Сомойю или продолжать путь в Хай-Уэлд? Насколько Ксиа опередил меня? – Потом он пришел к прежнему решению. – Сомойя уже оставил Маджубу. Кайзер и его солдаты движутся медленней Сомойи. Если я буду пить ветер, я смогу предупредить Клиба и Сомойю раньше, чем их поймает Кайзер».

И он побежал, как редко бегал раньше, как будто преследовал раненого быка или за ним гнался лев.

Ксиа добрался до колонии поздно ночью. Ворота крепости были закрыты и не откроются до утренней побудки и подъема флага ВОК на рассвете. Но Ксиа знал, что его хозяин Гвеньяма редко спит в своей просторной квартире за каменными стенами. По ночам его неодолимо влекло нечто более приятное.

По указу совета директоров ВОК в Амстердаме бюргеры колонии, в особенности же служащие компании, не имеют права сожительствовать с туземцами. Как и многие другие указы Семнадцати, это записано только на бумаге, и у полковника Кайзера есть небольшой незаметный дом на дальнем краю садов компании. К нему ведет немощеная тропа, и он заслонен живой изгородью из высокой цветущей вербены. Ксиа знал, что не стоит тратить время на споры с часовым у ворот крепости. Он направился прямо к любовному гнездышку полковника и пробрался в отверстие в живой изгороди. На кухне, в задней части дома, горела лампа, и Ксиа постучал в окно. Между лампой и оконным стеклом промелькнула тень, и знакомый женский голос спросил:

– Кто там?

Голос звучал резко и нервно.

– Шала! Это Ксиа, – ответил он на готтентотском языке и услышал, как она отодвигает затвор. Женщина раскрыла дверь и выглянула. Она была чуть выше Ксиа и казалась ребенком, но отнюдь им не была.

– Гвеньяма здесь? – спросил Ксиа.

Женщина отрицательно покачала головой. Ксиа смотрел на нее с удовольствием: готтентоты – братья людей сан, а Шала, по мнению Ксиа, – идеал женской красоты. Ее кожа в свете лампы блестит, как янтарь, темные глаза – раскосые, скулы широкие и высокие, подбородок узкий, и лицо формой напоминает перевернутый наконечник стрелы. Череп совершенно круглый и покрыт короткими курчавыми волосами цвета горчицы.

– Нет! Он ушел, – повторила женщина и шире раскрыла дверь, приглашая зайти.

Ксиа колебался. По прежним встречам он отлично представлял себе ее срам. Он похож на сочный цветок пустынного кактуса, с выпяченными мясистыми лепестками пурпурного цвета. К тому же Ксиа всегда испытывал напряженное наслаждение, когда помешивал похлебку в горшке своего хозяина. Шала однажды описала Ксиа мужской орган полковника: «Он похож на изогнутый клюв нектарницы. Тонкий и кривой. Чуть отхлебнет нектара и тут же уходит».

Мужчины племени сан славились размерами пениса, несмотря на их миниатюрный рост. Шала, обладавшая огромным личным опытом в таких делах, считала Ксиа «одаренным» больше всех прочих мужчин его племени.

– А где он?

Ксиа разрывался между долгом и искушением.

– Уехал вчера с десятью своими людьми.

Она взяла Ксиа за руку, провела в кухню, закрыла дверь и заперла ее на засов.

– Куда они пошли? – спросил он, когда Шала остановилась перед ним, расстегивая платье. Кайзеру нравилось одевать ее в яркие индийские платья, и он покупал ей на складе братьев Кортни дорогие жемчужные ожерелья и другие украшения.

– Он сказал, что они идут за фургонами Бомву, рыжего, – сказала она и позволила платью соскользнуть на пол. Ксиа резко выдохнул. Сколько раз он видел эти груди, столько раз испытывал огромное наслаждение.

– Зачем он идет за этими фургонами? – спросил он, взял в руку одну ее грудь и сжал.

Она мечтательно улыбнулась и придвинулась к нему.

– Он сказал, что они приведут его к беглецам: к Сомойе, сыну Кортни, и женщине, которая сбежала с корабля, – ответила она хрипло. Подняла его набедренную повязку и просунула под нее руку. Глаза ее похотливо скосились, и она улыбнулась, показав мелкие белые зубы.

– У меня мало времени, – предупредил он.

– Тогда скорее, – ответила она, опускаясь перед ним на колени.

– В какую сторону он пошел?

– Я следила за ним с вершины Сигнального холма, – ответила она. – Они пошли по прибрежной дороге на запад.

Она уперлась локтями в пол, чтобы удерживаться на месте, и наклонялась вперед, пока ее невероятные золотистые ягодицы не поднялись к крытому тростником потолку. Ксиа склонился к ней, развел ей колени, протиснулся между ними, держа Шалу за бедра, и притянул к себе. Когда он развел ее мясистые лепестки и глубоко проник в них, она негромко вскрикнула.

В конце она снова вскрикнула, но на этот раз словно в предсмертной муке, упала ничком на пол и лежала, слабо дергаясь.

Ксиа встал и поправил кожаную набедренную повязку. Потом поднял лук и колчан и повесил их на плечо.

– Когда ты вернешься? – спросила она, садясь.

– Когда смогу, – пообещал он и исчез в ночи.

Перевалив через вершину холма над Хай-Уэлдом, Баккат увидел, что во всем поместье кипит необычайно бурная деятельность. Все слуги были чем-то заняты. Конюхи, их помощники и погонщики фургонов выводили из загона в дальнем конце крааля тягловых быков. Они уже подготовили четыре упряжки по двенадцать быков в каждой, и эти упряжки направлялись по дороге к поместью. Другая группа пастухов отобрала небольшое стадо овец с жирными курдюками, дойных коров с не отнятыми от вымени телятами и запасных быков для упряжек и медленно гнала их на север. Стадо уже растянулось настолько, что первые животные превратились в точки, едва заметные в тучах поднятой пыли.

– Они уже пошли к проходу реки Гариеп на встречу с Сомойей, – довольно кивнул Баккат и начал спускаться по холму к поместью.

Войдя во двор, он сразу увидел, что подготовка к выступлению почти закончилась. Возле склада, на погрузочной наклоненной площадке, Том Кортни в рубашке, без сюртука, отдавал распоряжения рабочим, которые относили в фургон последние ящики.

– Что в этом ящике? – спросил он. – Я его не узнаю.

– Хозяйка велела мне погрузить его. Я не знаю, что в нем. – Рабочий пожал плечами. – Какие-нибудь женские вещи, наверно.

– Отнеси во второй фургон. – Том повернулся и увидел входящего во двор Бакката. – Я увидел тебя, как только ты поднялся на холм. Ты с каждым днем становишься все выше, Баккат.

Баккат довольно улыбнулся, расправил плечи и чуть выпятил грудь.

– Вижу, твой план сработал, Клиб?

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Через несколько часов после того как Бомву повел фургоны по дороге на запад, Кайзер со своими людьми пошел за ним. – Том рассмеялся. – Не знаю, скоро ли он поймет, что преследует не ту дичь, и побежит назад. Нам нужно убираться побыстрее.

– Клиб, у меня дурные новости.

Том увидел выражение лица маленького человека, и его улыбка исчезла.

– Пошли! Пойдем туда, где можно поговорить наедине.

Он провел Бакката в склад и с серьезным видом выслушал все, что маленький человек рассказал ему о своем походе в горы. Он с облегчением вскрикнул: его догадка оказалась верной, и Баккат нашел Джима в Маджубе.

– Сейчас Сомойя, Зама и девушка уже оставили Маджубу и идут к месту встречи у холма Голова Бабуина, – продолжал Баккат.

– Это хорошая новость, – сказал Том. – Что же ты такой мрачный?

– За мной следили, – признался Баккат. – Кое-кто дошел за мной до самой Маджубы.

– Кто это был?

Том не смог скрыть тревогу.

– Человек из племени сан, – сказал Баккат. – Посвященный из моего родного племени, единственный, кто может распутать мой след. Тот, кто подсмотрел, как я ухожу из Хай-Уэлда.

– Ищейка Кайзера! – свирепо воскликнул Том.

– Ксиа, – подтвердил Баккат. – Он провел меня и сейчас, конечно, торопится к своему хозяину. Завтра он поведет Кайзера к Маджубе.

– Сомойя знает, что Ксиа проведал, где он?

– Я обнаружил след Ксиа на полпути от Маджубы. И сначала пришел предупредить тебя, – сказал Баккат. – Теперь я могу вернуться, рассказать Сомойе и увести его от опасности.

– Ты должен дойти до него раньше Кайзера.

Черты Тома были искажены тревогой.

– Ксиа должен вернуться к Маджубе, прежде чем сможет взять след Сомойи. Кайзер и его люди продвигаются медленно, потому что не привыкли к горам, – объяснил Баккат. – Ему придется сделать большой крюк на юг. С другой стороны, я могу пройти через горы прямо на север, опередить их и найти Сомойю раньше.

– Иди быстрей, старый друг, – сказал Том. – Отдаю жизнь сына в твои руки.

Баккат, прощаясь, наклонил голову, но Том окликнул его.

– Женщина… – Он замолчал, не в силах посмотреть в лицо маленькому человеку. – Она еще с ним? – спросил он хрипло.

Баккат утвердительно кивнул.

– Какая она… – Том, замолчал и попытался спросить иначе: – Она?..

Баккат сжалился над ним.

– Я назвал ее Веланга. Ее волосы как свет солнца.

– Я не это хочу знать.

– Думаю, Веланга будет идти рядом с ним долго-долго. Может, всю остальную жизнь. Ты это хотел узнать?

– Да, Баккат, именно это я и хотел узнать.

С погрузочной площадки он смотрел, как Баккат идет к выходу со двора, выходит и поворачивает в сторону гор. Он задумался о том, когда маленький человек в последний раз отдыхал или спал… но это не имело значения. Баккат будет на ногах столько, сколько потребует долг.

– Том! – услышал он голос Сары, обернулся и увидел, что она бежит к нему со стороны кухни. К его удивлению, она была в штанах, сапогах для верховой езды и в широкополой шляпе, подвязанной под подбородком красной лентой. – Что здесь делал Баккат?

– Он нашел Джима.

– И девушку?

– Да. – Том неохотно кивнул. – Девушку тоже.

– Тогда почему мы еще не выезжаем? – спросила она.

– Мы? – переспросил он. – Мы никуда не едем. Но я буду готов выступить через час.

Сара подбоченилась. Он знал, что это все равно что грохот вулкана, который начинает извержение.

– Томас Кортни, – холодно сказала она, но в ее глазах горел огонь битвы. – Джеймс мой сын. Мой единственный ребенок. По-твоему, я буду сидеть на кухне, пока ты едешь прощаться с ним, возможно, навсегда?

– Я передам ему твою любовь, – пообещал он, – а вернувшись, опишу девушку в мельчайших подробностях.

Он еще немного посопротивлялся, но когда выезжал из Хай-Уэлда, Сара ехала рядом с ним. Подбородок она задрала и пыталась скрыть улыбку торжества. Искоса взглянула на него и ласково сказала:

– Том Кортни, ты все еще самый красивый мужчина, какого мне приходилось видеть, особенно когда дуешься.

– Я не дуюсь. Я никогда не дуюсь, – мрачно возразил он.

– Давай вперегонки до брода. Победитель может потребовать поцелуй.

Она тронула кобылу хлыстом и поскакала. Том пытался сдержать жеребца, но тот заплясал, стремясь вдогонку.

– Черт побери! Ну хорошо.

Том перестал сдерживать жеребца. Он дал Саре слишком большую фору, а она отличная наездница.

Она ждала его у брода: щеки раскраснелись, глаза сверкали.

– Где мой поцелуй? – спросила она.

Он наклонился в седле и по-медвежьи облапил ее.

– Это только задаток, – пообещал он, снова выпрямляясь в седле. – Окончательной расплаты подожди до вечера.

У Джима было отлично развитое чувство направления, но Баккат знал, что и он может ошибаться. Он помнил, как однажды Джим ушел из лагеря, когда все остальные спали в жаркий полдень. Джим увидел на горизонте небольшое стадо сернобыков и, так как у них кончилось мясо, поехал к ним. Три дня спустя Баккат нашел его в бездорожных холмах: Джим, полумертвый от жажды, ходил кругами, ведя захромавшую лошадь.

Джим терпеть не мог, когда ему напоминали об этом случае, но прежде чем они расстались в Маджубе, он внимательно выслушал указания Бакката, как найти дорогу в горах, следуя вдоль звериных троп, которые столетиями используют слоны и стада антилоп. Одна из таких троп приведет его к броду через реку Гариеп, где та разливается по равнинам на границе неведомых диких земель. С этого места на восточном горизонте будет ясно виден холм Голова Бабуина. Баккат рассчитывал, что Джим точно последует его указаниям, и поэтому ясно представлял себе, где тот может находиться в данный момент и каким маршрутом лучше всего идти, чтобы его перехватить.

Баккат двинулся прямо на север и далеко углубился в горы, прежде чем повернул к главной тропе и оказался между высокими утесами янтарного цвета в горной долине. На пятый день после выхода из Хай-Уэлда он пересек след молодых людей. Две подкованных лошади и шесть тяжело груженных мулов оставляли очень заметный след. Незадолго до полудня Баккат догнал отряд Джима. Он не стал показываться, прошел вперед и стал ждать у тропы, по которой они пройдут.

Баккат увидел Джима в голове колонны. Когда Драмфайр поравнялся с ним, он выскочил из-за камня, как черт из табакерки, и закричал:

– Я вижу тебя, Сомойя!

Драмфайр так испугался, что дико заржал. Захваченному врасплох Джиму пришлось ухватиться за шею лошади, и Баккат захохотал своей шутке. Джим мгновенно справился с лошадью и поскакал за ним, потому что Баккат, все еще смеясь, побежал вперед по тропе. Джим сорвал шляпу, наклонился в седле и хлопнул бушмена по круглой голове и плечам.

– Отвратительный маленький человек! Ты такой маленький, такой крохотный, такой мелкий, что я тебя не вижу.

От этих оскорблений Баккат захохотал пуще прежнего, без сил упал на землю и стал кататься по ней.

Когда он успокоился настолько, что смог встать, Джим внимательно оглядел его и поздоровался более церемонно. Было видно, насколько исхудал Баккат. Хотя его племя славилось силой духа и выносливостью, за последние недели Баккат пробежал по горам сотни миль, не давая себе поесть или напиться спокойно, и спал по нескольку часов. Кожа его потеряла блеск и золотистый цвет, стала серой и тусклой, как зола вчерашнего костра. Голова напоминала череп, на лице торчали острые скулы. Глаза глубоко ввалились. Ягодицы бушмена – то же, что горбы верблюда: когда он хорошо питается и вволю отдыхает, они огромны и при ходьбе независимо покачиваются. Зад Бакката ссохся, и складки кожи свисали из-под набедренной повязки. Его ноги и руки были тонкими, как лапки богомола.

– Зама! – крикнул Джим в конец цепочки мулов. – Сними мешок с чаггой!

Баккат сразу приступил к отчету, но Джим его остановил.

– Сначала поешь и напейся, – сказал он, – потом поспи. Поговорим позже.

Зама принес кожаный мешок с чаггой из мяса канны. Полоски просоленного мяса были наполовину высушены на солнце и упакованы в мешок так плотно, что к ним не могли добраться ни воздух, ни мухи. Первые африканские путешественники, должно быть, заимствовали эту мысль у североамериканских индейцев с их пеммиканом. Обработанное таким образом мясо не портится и хранится сколь угодно долго. Оно сохраняет большую часть влаги и хотя припахивает, соль помогает бороться с душком. В трудных обстоятельствах такое мясо незаменимо.

Баккат сел в тени у горного ручья, взял в руки большой черный кусок чагги и начал есть. Луиза выкупалась в одном из омутов ниже по течению, подошла, села рядом с Джимом, и оба они смотрели, как ест Баккат.

Немного погодя она спросила:

– Сколько он может съесть?

– Он только начал входить во вкус, – ответил Джим.

Много позже Луиза сказала:

– Посмотри на его живот. Он раздувается.

Баккат встал, подошел к ручью и наклонился.

– Сыт! – сказала Луиза. – Я думала, он будет есть, пока не лопнет.

– Нет, – покачал головой Джим. – Ему нужно запить съеденное, чтобы освободилось место для второго блюда.

Баккат вернулся на место, с его подбородка капала вода. С неубывающим аппетитом он снова набросился на чаггу. Луиза захлопала в ладоши и изумленно рассмеялась.

– Он такой маленький! Это невозможно! Он никогда не остановится.

Но все-таки Баккат остановился. С явным усилием он проглотил последний кусок. Потом сел, скрестив ноги, и громко, осоловело икнул.

– Он похож на беременную на восьмом месяце. – Джим показал на выпирающий живот. Луиза покраснела от столь неприличного сравнения, но не сдержала улыбку. Очень подходящее описание. Баккат улыбнулся ей, упал на бок, свернулся в клубок и захрапел.

Утром его щеки чудесным образом округлились, а ягодицы, хотя и не вернувшие все прежнее великолепие, отчетливо выпирали из-под повязки. За завтраком он с прежним аппетитом наелся чагги и, подкрепившись, готов был отчитаться перед Джимом.

Джим слушал молча. Когда Баккат рассказал про доказательства того, что Ксиа шел за ним и несомненно приведет Кайзера к Маджубе и пойдет оттуда по их следу, Джим встревожился. Потом Баккат передал ему привет отца и обещание поддержки. Темные тучи, сгустившиеся было вокруг Джима, как будто разошлись, лицо озарилось знакомой улыбкой. Когда Баккат закончил, оба какое-то время молчали. Потом Джим встал и спустился к ручью. Он сел на гнилой древесный ствол и глубоко задумался. Отломил кусок сгнившей коры, достал белых личинок и бросил в воду. К поверхности поднялась большая желтая рыба и, взвихрив воду, проглотила их. Наконец Джим вернулся туда, где терпеливо сидел Баккат, и присел рядом лицом к нему.

– Мы не можем идти к реке Гариеп, если Кайзер идет за нами. Мы приведем его прямо к отцу и его фургонам. – Баккат кивнул. – Надо увести его в сторону и запутать след.

– Твои мудрость и понимание намного превосходят твой нежный возраст, Сомойя.

Джим уловил сарказм. Он наклонился вперед и по-дружески хлопнул Бакката по плечу.

– Тогда скажи мне, принц рода хорьков из племени сан, что нам делать.

Баккат вел их по широкому извилистому кругу, прочь от реки Гариеп, в ту сторону, откуда они пришли. Они двигались звериными тропами, переходили из долины в долину, пока не вернулись к Маджубе. Но не стали приближаться к каменной, крытой тростником хижине, а разбили лагерь за восточным водоразделом долины. Костер не разжигали, пищу ели холодной и спали, закутавшись в кароссы из шкур шакала. Днем мужчины по очереди поднимались на вершину с подзорной трубой Джима и осматривали лагерь у Маджубы в поисках Ксиа, Кайзера и его солдат.

– Они не могут сравниться со мной по резвости в этих горах, – хвастал Баккат. – И придут только послезавтра. Но до тех пор мы должны таиться: у Ксиа глаза стервятника и чутье гиены.

Джим и Баккат построили под вершиной укрытие из сухих ветвей и травы. Баккат осмотрел его со всех углов, желая убедиться, что оно незаметно. Удовлетворенный, он предупредил Джима и Заму, чтобы те не пользовались подзорной трубой, когда солнце может отразиться от стекла. Первым утреннюю вахту в укрытии проводил Джим.

Он устроился поудобнее и погрузился в приятные размышления. Он думал об обещании отца привезти фургоны и припасы. Благодаря им мечты о путешествии на край света становятся явью. Он думал о приключениях, которые ожидали их с Луизой, о чудесах, которые они встретят в этой глуши. Он вспоминал легенды о берегах рек, усеянных золотыми самородками, об огромных стадах слонов, о пустынях, вымощенных алмазами.

Неожиданно его вернул к реальности звук покатившегося камня у него за спиной. Он машинально потянулся к висящему на поясе пистолету. Но рисковать, стреляя, нельзя. Баккат не слишком мягко отзывался о его мушкетном выстреле во время охоты на канну. Тот выстрел и привел к ним Ксиа.

– Ксиа никогда не распутал бы мой след, если бы ты сам не привел его к нам, Сомойя. Этот твой выстрел нас выдал.

– Прости меня, Баккат, – иронично извинялся Джим. – Я знаю, ты терпеть не можешь вкус чагги из мяса канны. Лучше бы мы умерли с голоду!

Он отвел руку от пистолета и взялся за нож с острым и длинным лезвием. Он держал его наготове для удара, но в этот миг за стеной укрытия голос Луизы негромко произнес:

– Джим?

Тревога сменилась радостью.

– Заходи быстрей, Ежик. Не показывайся.

Она заползла в низкий вход. Для них обоих внутри едва хватало места. Они сидели рядом, в нескольких дюймах друг от друга. Молчание было тяжелым и неловким. Наконец Джим нарушил его.

– У остальных все в порядке?

– Все спят.

Она не смотрела на него, но не осознавать остро его присутствие было невозможно. Он так близко, от него пахнет потом, кожей, лошадьми. Такой сильный и мужественный… она чувствовала смущение и растерянность. Мрачные воспоминания смешались с новыми противоречивыми чувствами, и Луиза отодвинулась так далеко, как позволяло пространство. Он сразу сделал то же самое.

– Здесь тесно, – сказал он. – Баккат строил для себя.

– Я не имела в виду… – начала она.

– Я понимаю, Ежик, – сказал он. – Ты мне один раз уже объяснила.

Она покосилась на него и с облегчением увидела, что его улыбка искренняя. За последние дни она поняла, что Ежик – не выговор и не оскорбление, а дружеская шутка.

– Ты как-то сказал, что мечтал о домашнем любимце.

Она думала о своем.

– Что?

Он удивился.

– О ежике. Почему ты не нашел себе ежа?

– Это не так-то легко. Они в Африке не живут. – Он улыбнулся. – Я видел их в книгах. Ты первая во плоти. Не возражаешь, что я так тебя называю?

Она задумалась и поняла, что он не смеется над ней, что говорит ласково.

– Вначале возражала, теперь привыкла, – сказала она и негромко добавила: – Позволь сказать тебе, что ежики очень милые и приятные маленькие зверьки. Нет, я нисколько не возражаю.

Они снова замолчали, но молчание уже не было неловким и напряженным. Немного погодя Луиза проделала глазок в травяной стене. Джим дал ей подзорную трубу и показал, как наводить на резкость.

– Ты сказала, ты сирота. Расскажи о своих родителях, – попросил он. Вопрос потряс ее, она вспыхнула. Он не имеет права спрашивать об этом! Она сосредоточенно уставилась в трубу, но ничего не увидела. Но вот гнев ее схлынул. И она почувствовала глубокую потребность поговорить о своей утрате. Она никогда не говорила об этом, даже с Элизой, когда еще доверяла ей.

– Мой отец был учителем, человеком мягким и добрым. Он любил книги и науку.

Голос ее вначале звучал почти неслышно, но набирал силу и уверенность по мере того, как она вспоминала удивительные вещи о своих родителях, их любовь и доброту.

Джим сидел тихо, задавая вопросы, когда Луиза замолкала. Он словно вскрыл нарыв в ее душе и дал возможность яду и боли вытечь. Она чувствовала растущее доверие к нему, как будто могла рассказать ему все и он сумел бы понять. Она потеряла всякое представление о времени, а потом неожиданно пришла в себя, услышав негромкое царапанье в задней стене укрытия. Голос Бакката шепотом спросил о чем-то. Джим ответил, и Баккат исчез так же неслышно, как появился.

– Что он сказал? – спросила Луиза.

– Он пришел сменить меня на вахте, но я его отослал.

– Я слишком много говорила. Который час?

– Ну, здесь время мало что значит. Ты рассказывай, рассказывай. Мне нравится тебя слушать.

Когда она рассказала ему все, что могла вспомнить о родителях, они перешли к обсуждению других тем – всего, что приходило в голову или к чему ее подводили его вопросы. Для нее было огромной радостью так свободно говорить с кем-то.

Теперь, когда она отчасти успокоилась и перестала отгораживаться от мира, Джим с радостью обнаружил у нее своеобразное сухое чувство юмора: Луиза одновременно была умна, самокритична, наблюдательна и зло иронична. По-английски она говорила свободно, намного лучше, чем он по-голландски, но акцент придавал ее словам свежее звучание, а редкие ошибки – очарование.

Образование, данное Луизе отцом, вооружило ее широкими знаниями и пониманием поразительного количества вопросов, и она много путешествовала, что особенно интересовало Джима. В Англии, на родине своих предков и своей духовной родине, он никогда не бывал, а Луиза описывала картины и места, о которых он слышал от родителей, но сам никогда не видел.

Часы утекали незаметно, и только когда длинная тень горы упала на маленькую хижину, Джим понял, что день почти закончился. Он виновато подумал, что пренебрег своими обязанностями и даже уже несколько часов не заглядывал в глазок.

Он наклонился вперед и посмотрел вниз по склону. Луиза вздрогнула от неожиданности, когда он положил руку ей на плечо.

– Они здесь! – Голос его прозвучал резко и настойчиво, но она не сразу поняла. – Кайзер и его люди.

Ее сердце забилось чаще, тонкие волоски на предплечье встали дыбом. Луиза со страхом выглянула и увидела далеко внизу, в долине, движение. Ручей пересекала колонна всадников, но узнать кого-либо на таком расстоянии было невозможно. Джим схватил с ее колен подзорную трубу. Взглядом определил высоту солнца: хижина уже в тени, и нет опасности, что солнце отразится от стекол. Он быстро навел на резкость.

– Их ведет бушмен Ксиа. Я давно знаю эту свинью. Он хитер, как бабуин, и опасен, как раненый леопард. Они с Баккатом смертельные враги. Баккат клянется, что Ксиа колдовством убил его жену. Говорит, Ксиа заколдовал мамбу и заставил ужалить ее.

Он повернул трубу и продолжил описывать увиденное:

– Сразу за Ксиа – Кайзер. На гнедой кобыле. Это тоже очень хорошая лошадь. Кайзер разбогател на взятках и на том, что крадет у ВОК. У него одна из лучших конюшен в Африке. Он не так мягок, как может показаться оттого, что у него такой большой живот. Они прибыли на день раньше, чем предсказывал Баккат.

Луиза чуть ближе пододвинулась к нему. Она чувствовала прикосновение к спине холодной змеи страха. Девушка знала, что с ней будет, если она попадет в руки Кайзера.

Джим повернул трубу дальше.

– Сразу за Кайзером – капитан Эрминиус Котс. Милосердная Дева Мария, вот уж отвратительный тип! О Котсе рассказывают такое, что ты бы покраснела, а то и упала в обморок. За ним сержант Удеман. Собутыльник Котса, и у них одинаковые вкусы. Их интересует только золото, кровь и то, что под юбкой.

– Джим Кортни, я была бы благодарна, если бы ты не говорил так. Не забывай, я женщина.

– Тогда мне можно не объяснять тебе, что это такое, верно, Ежик? – Он улыбнулся. Луиза напустила на себя суровость, но он не обратил внимания на ее неодобрение и продолжал перечислять имена солдат, следовавших за Кайзером.

– Капралы Рихтер и Ла-Рише замыкают цепочку, они ведут запасных лошадей. – Он насчитал десять голов в небольшом табуне. – Неудивительно, что они появились так быстро. С таким количеством запасных лошадей они могут быстро нас догнать.

Он захлопнул подзорную трубу.

– Попробую объяснить, что мы будем делать. Нам надо увести Кайзера подальше от реки Гариеп, где ждет отец с фургонами и припасами. Прости, но это означает убегать еще много дней или даже недель. И вести гораздо более трудную жизнь. У нас не будет времени строить убежища; есть будем только мясо канны, если не сумеем добыть еще что-нибудь, но в это время года дичь в основном спускается в долины. Кайзер будет идти за нами, и охотиться мы не сможем. Будет нелегко.

Она скрыла страх за улыбкой и бодрым тоном:

– После орудийной палубы «Золотой чайки» это сущий рай. – Она потерла рубцы от цепей на лодыжках. Раны заживали: шрамы почти сошли, показалась розовая кожа. Баккат изготовил из жира канны и диких трав чудодейственную мазь.

– Я думал отправить тебя с Замой к реке Гариеп на встречу с отцом, пока мы с Баккатом будем уводить Кайзера, но поговорил с Баккатом, и мы решили, что это слишком рискованно. Этот бушмен Кайзера – настоящий волшебник. Вы с Замой не сможете обмануть его, даже если Баккат использует все свои хитрости. Ксиа возьмет ваш след там, где мы расстанемся, а ты нужна Кайзеру не меньше, чем я. – Лицо Джима потемнело при мысли о том, что беззащитная девушка окажется в руках Кайзера, Котса и Удемана. – Нет, мы будем держаться вместе.

Она сама удивилась, как ей полегчало оттого, что он не покинет ее.

Они наблюдали, как люди Кайзера обыскивают покинутую хижину, потом снова садятся верхом и отправляются по остывшему следу беглецов. Скоро они исчезли в горах.

– Они скоро вернутся, – предрек Джим.

Ксиа потребовалось три дня, чтобы провести Кайзера по следу и вернуться на холмы над Маджубой. Эти дни Джим использовал для того, чтобы отдохнули и подкормились лошади и мулы. Пока ждали, восстанавливал свои силы и Баккат. Его зад снова стал толстым и жирным. На третий день, вскоре после полудня, колонна Кайзера показалась снова. Она упрямо двигалась по старому следу. Как только Баккат ее заметил, Джим и его отряд начали уходить все дальше в горы. Джим приноровился к скорости преследователей; они держались так далеко от Кайзера, чтобы иметь возможность наблюдать за ним и видеть, какие они с Ксиа придумают неожиданные решения и уловки.

Обычно Заму и Луизу отправляли вперед с багажом. Зама вел животных таким быстрым шагом, какой они только могли выдержать. Им давали возможность пастись и отдыхать, иначе они быстро выбились бы из сил. К счастью, те же обстоятельства ограничивали скорость животных Кайзера, хотя у него были запасные лошади. Но все равно Зама и Луиза могли уходить далеко вперед.

Баккат и Джим держались под носом у Кайзера, следя за ним, оставаясь в тесном контакте и стараясь все время иметь точные сведения о его местонахождении. Когда тропа пересекала хребет или водораздел, они ждали наверху, пока не увидят отряд Кайзера. Прежде чем уйти, Джим в подзорную трубу пересчитывал лошадей, чтобы убедиться – все на месте.

С наступлением ночи Баккат пробирался к лагерю Кайзера и наблюдал за ним из укрытия, на случай если Кайзер задумал какую-нибудь хитрость. Он не мог брать с собой Джима. Постоянной угрозой оставался Ксиа, и, как ни искушен был Джим в знании дикой природы, Ксиа он не пара. Луиза и Зама ушли далеко вперед, и Джим в одиночестве ел у костра, потом оставлял его гореть, чтобы сбить с толку возможного наблюдателя, а сам ускользал в ночь, идя за передовыми двумя, защищая их с тыла от внезапного нападения.

Перед рассветом Баккат прекращал слежку и возвращался к Джиму. И весь день они снова уходили.

На следующее утро Ксиа мог прочитать их движения, изучая оставленный ими след. На третье утро Кайзер приказал предпринять внезапное нападение. Вечером он разбил лагерь. Его солдаты стреножили лошадей, поели и выставили часовых, потом все свободные от караула завернулись в одеяла, легли у костров и позволили им погаснуть. Из наблюдений Ксиа они знали, что Баккат может следить за ними. Едва стемнело, Ксиа тайно и неслышно вывел Котса и Удемана из лагеря. Они сделали круг, чтобы проскользнуть мимо Бакката и неожиданно напасть на Джима у костра. Но двое белых, даже если они сняли шпоры и обернули сапоги тряпками, чтобы приглушить шаги, не могут тягаться с Баккатом. Он слышал каждый их неверный шаг в темноте. И когда Ксиа и двое белых добрались до лагеря Джима, тот был уже давно покинут и догоревшие угли блестели янтарем.