Текст книги "Старые капитаны (рассказы)"
Автор книги: У. У. Джейкобс
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Очень сожалею, сэр, – проговорил Тед, неловко переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на помощника в поисках поддержки, – она будет совсем вам не по вкусу.
– Об этом лучше судить мне, – резко сказал капитан. – Неси ее сюда.
– Сказать по правде, сэр, я вроде помощника, – сказал Тед. – Я всего только бедный матрос, но свою одежду я не одолжу и королеве Англии.
– Неси сюда одежду! – взревел капитан, срывая с головы капор и швыряя его на палубу. – Неси сию же минуту! Ты хочешь, чтоб я так и ходил в этих юбках?
– Не дам, – упрямо сказал Тед.
– Очень хорошо, я возьму одежду у Билла, – сказал капитан. – Только имей в виду, приятель, ты у меня за это жестоко поплатишься. Билл – вот единственный честный человек на борту. Дай мне твою руку, Билл, старина.
– Я с ними заодно, – сказал Билл хрипло и отвернулся. В ярости кусая губы, капитан поворачивался то к одному, то к другому, а потом, разразившись проклятьями, зашагал на ют. Но Билл и Тед опередили его, и, когда он спустился в кубрик, они уже сидели рядом на своих сундуках лицом к нему. Угрозы и мольбы они выслушали в каменном молчании, и отчаявшемуся капитану пришлось в конце концов вернуться на палубу все в тех же ненавистных юбках.
– Пошли бы в каюту и прилегли, – предложил помощник. – Я бы принес вам добрую кружку горячего чаю. А то ведь вас так кондрашка хватит.
– Заткнитесь, а то я вам все зубы повыбиваю! – сказал капитан.
– Это вы-то? – весело сказал помощник. – Силенок не хватит. Вы лучше поглядите на того вон беднягу.
Взглянув в указанном направлении, капитан раздулся от бессильной злости и яростно погрозил кулаком краснорожему мужчине с седыми бакенбардами, который посылал ему бессчетные воздушные поцелуи с мостика проходящего парохода.
– Правильно, – одобрительно сказал помощник. – Их нужно отшивать. Любовь с первого взгляда ломаного гроша не стоит.
Ужасно страдая от подавляемых эмоций, капитан ушел в каюту, а команда, подождав немного и убедившись, что он больше не появится, тихонько приблизилась к помощнику.
– Если в Бэтлси он прибудет в таком виде, все будет в порядке, сказал тот. – Стойте за меня, ребята. На борту у него только туфли и зюйдвестка. Выбросьте все иголки за борт, иначе он попробует сшить себе одежду из старого паруса или чего-нибудь другого. Если мы доставим его в этих юбках к мистеру Пирсону, все в конце концов выйдет не так уж и плохо.
Пока наверху договаривались об одних мероприятиях, внизу капитан и юнга обсуждали другие. Все поразительные проекты захвата матросской одежды, выдвинутые капитаном, были отвергнуты мальчиком как совершенно противозаконные и, что хуже всего, непрактичные. Битых два часа обсуждали они пути и способы, но завершилось это всего лишь монологами по поводу гнусного поведения команды; в конце концов капитан, чья голова еще трещала после вчерашних излишеств, впал в состояние мрачного отчаяния и замолчал.
– Клянусь богом, Томми, я нашел выход! – вскричал он вдруг, выпрямляясь и ударяя кулаком по столу. – Где твоя запасная одежда?
– Да она ведь такого же размера, что и эта, – сказал Томми.
– Давай ее сюда, – сказал капитан, кивая со значительным видом. Хорошо, так. А теперь ступай в мою каюту и сними то, что на тебе.
Ничего не понимая и опасаясь, что великое горе повредило разум его родственника, Томми повиновался и вскоре возвратился в кают-компанию, завернутый в одеяло и с одеждой под мышкой.
– Ты понял, что я собираюсь сделать? – спросил капитан, широко улыбаясь.
– Нет.
– Теперь давай сюда ножницы. Так. Теперь ты понял?
– Вы хотите разрезать два костюма и сделать из них один! – догадался Томми и содрогнулся от ужаса. – Постойте! Не надо!
Но капитан нетерпеливо отпихнул его и, разложив одежду на столе, несколькими удалыми взмахами ножниц расчленил ее на составные части.
– А я что теперь буду носить? – спросил Томми, принимаясь всхлипывать. – Об этом вы подумали?
– Ты? Что будешь носить ты, себялюбивый поросенок? – строго произнес капитан. – Ты вечно думаешь только о себе! Иди и принеси мне несколько иголок и нитки. Если что-нибудь останется и ты будешь хорошо себя вести, я погляжу, что можно будет сделать для тебя.
– Нету иголок, – прохныкал Томми, вернувшись после затянувшихся поисков.
– Ступай тогда в кубрик и принеси ящик с парусными иглами, – сказал капитан. – И смотри, чтоб никто не заметил, зачем ты пришел, и не забудь нитки.
– Чего же вы не сказали раньше, когда у меня одежда была цела? простонал Томми. – Как же я теперь пойду в этом одеяле? Они же будут смеяться надо мной!
– Иди сейчас же! – прикрикнул капитан. Он повернулся к юнге спиной и, тихонько насвистывая, принялся раскладывать на столе куски материи.
– Смейтесь, ребята, смейтесь! – весело произнес он, когда взрыв хохота возвестил о появлении Томми на палубе. – Подождите еще самую малость.
Но ждать пришлось ему самому, и притом целых двадцать минут, после чего Томми, наступив на край одеяла, скатился по трапу и упал у его ног. Поднявшись и ощупав голову, он торжественно провозгласил:
– На борту нет ни единой иглы. Я обыскал все.
– Что? – взревел капитан. Он поспешно спрятал обрезки ткани и позвал: – Эй, Тед! Тед!
– Здесь, сэр, – сказал Тед, сбегая в каюту.
– Мне очень нужна парусная игла, – произнес капитан. – У меня, видишь ли, порвалась юбка.
– Последнюю иглу я сломал вчера, – сказал Тед со злой ухмылкой.
– Тогда дай какую-нибудь другую, – сказал капитан, сдерживаясь.
– Вряд ли такие вещи имеются на борту, – сказал Тед, который в точности выполнил дальновидные указания помощника. – Да и ниток у нас нет. Я только вчера докладывал об этом помощнику.
Капитан вновь погрузился в бездну мрачного отчаяния. Отослав Теда взмахом руки, он присел на край рундука и угрюмо задумался.
– Очень жаль, что вы все делаете с такой поспешностью, – мстительно произнес Томми. – Насчет иголки вы могли бы побеспокоиться и раньше, до того, как испортили мою одежду. Теперь вот вдвоем будем ходить курам на смех.
Капитан "Сары Джейн" пропустил эту дерзость мимо ушей. В минуты глубочайших переживаний сознание человека, обыкновенно прикованное к вещам низменным, обращается к проблемам высокой морали. Потрясенный бедой и разочарованием, капитан сунул правую руку в карман (ему понадобилось время, чтобы отыскать его), попросил обмотанного одеялом отрока присесть напротив и начал:
– Ты видишь, мальчик, к чему приводят карты и пьянство. Вместо того чтобы твердой рукой сжимать кормило своего корабля, соревнуясь в навигационном искусстве с капитанами других судов, я вынужден прятаться здесь, как какая-нибудь... э... какая-нибудь...
–... актриса, – подсказал Томми. Капитан оглядел его с головы до ног. Томми, не подозревая, какое он нанес оскорбление, честно смотрел ему в глаза.
– Что бы ты сделал, – продолжал капитан, – если бы в разгар веселья почувствовал, что принял уже слишком много, и, задержав кружку с пивом на полпути ко рту, вспомнил обо мне?
– Не знаю, – сказал Томми, зевнув.
– Что бы ты сделал? – повторил капитан, повысив голос.
– Наверное, засмеялся бы, – произнес Томми после недолгого раздумья.
Звук оплеухи огласил каюту.
– Гнусный, неблагодарный жабенок! – яростно сказал капитан. – Ты не заслуживаешь того, чтобы о тебе заботился такой хороший, добрый дядя!
– Пусть лучше заботится о ком угодно, только не обо мне! – рыдал негодующий племянник, осторожно ощупывая ухо. – И вообще вы больше смахиваете на тетю, а не на дядю!
Выпалив этот последний выстрел, он скрылся, только одеяло мелькнуло, а капитан, подавив мгновенно вспыхнувшее желание разрезать его на части и затем вышвырнуть за борт, снова уселся на рундук и закурил трубку.
Когда судно вышло из устья реки в море, он вновь появился на палубе и, не без труда игнорируя хихиканье матросов и колкости помощника, взял команду на себя. Единственным изменением, которое ему удалось внести в свой наряд, была зюйдвестка, сменившая капор, и в таком виде он выполнял свои обязанности, в то время как обиженный Томми кутался в одеяло и уклонялся от своих. Три дня в море были кошмаром для всех. Так алчен был взгляд капитана, что матросы то и дело хватались за свои штаны и, проходя мимо него, наглухо застегивались на все пуговицы. В грот-парусе он видел только куртки, из кливера выкраивал себе призрачные брюки и в конце концов принялся бессвязно лепетать что-то о голубой сарже и о шотландском сукне. Презрев гласность, он решил войти в гавань Бэтлси глухой ночью; однако намерению его не было суждено исполниться. Неподалеку от дома ветер упал, и Бэтлси, серый берег справа по носу, показался на горизонте, когда солнце было уже высоко.
Капитан держался, пока до гавани осталась миля, а затем руки его, сжимавшие штурвал, ослабели, и он озабоченно огляделся, ища взглядом помощника.
– Где Боб? – крикнул он.
– Помощник очень болен, сэр, – ответил Тед, покачивая головой.
– Болен? – Испуганный капитан даже задохнулся. – А ну, возьми штурвал на минуту...
Он передал управление и, подхватив подол, торопливо отправился вниз. Помощник полулежал на своей койке и уныло постанывал.
– Что случилось? – спросил капитан.
– Я умираю, – сказал помощник. – У меня внутри все узлом завязалось. Я не в силах выпрямиться. Капитан кашлянул.
– Тогда вам лучше снять одежду и немного отлежаться, – сказал он благожелательно. – Давайте я помогу вам раздеться.
– Не стоит... беспокоиться, – сказал помощник, глубоко дыша.
– Да нет же, никакого беспокойства, – сказал капитан дрожащим голосом.
– Пусть моя одежда будет на мне, – тихо проговорил помощник. – Я всю жизнь лелеял мечту умереть в своей одежде. Может быть, это глупо, но ничего не поделаешь.
– Ваша мечта исполнится, будьте покойны! – заорал взбешенный капитан. – Вы негодяй! Вы притворяетесь больным, чтобы заставить меня ввести судно в порт!
– А почему бы и нет? – спросил помощник тоном наивного удивления. Вводить судно в порт – это обязанность капитана. Ступайте, ступайте наверх. Наносы в устье все время меняются, знаете ли.
Капитан сдержался огромным усилием воли, вернулся на палубу и, взяв штурвал, обратился к команде. Он с чувством говорил о послушании, которым матросы обязаны своим начальникам, и об их моральном долге одалживать оным свои брюки, когда последние требуются таковым. Он перечислил ужасные наказания, следующие за мятеж на борту, и со всей очевидностью доказал, что предоставление капитану вводить судно в порт в юбках есть мятеж самого злостного свойства. Затем он отослал матросов в кубрик за одеждой. Они послушно скрылись внизу, но их так долго не было, что капитан понял: никакой надежды нет. А тем временем бухта уже раскрылась перед кораблем.
Когда "Сара Джейн" приблизилась к берегу на расстояние оклика, на набережной было всего два или три человека. Когда она прошла мимо фонаря в конце причала, там было уже две или три дюжины, и толпа росла со скоростью в три человека на каждые пять ярдов, которые она проходила. Добросердечные, исполненные истинного гуманизма граждане, блюдя интересы своих ближних, подкупали мальчишек медяками, посылая их за своими друзьями, дабы те не пропустили такого грандиозного и дарового зрелища, и к тому времени, когда шхуна подошла к своему месту у причала, уже большая часть населения порта собралась там, лезла на плечи друг дружке и выкрикивала дурацкие и развеселые вопросы в адрес капитана.
Новость достигла ушей владельца шхуны, он поспешил в порт и явился туда как раз в тот момент, когда капитан, не обращая внимания на горячие увещевания зевак, готовился уйти к себе в каюту.
Мистер Пирсон был человеком быстрых решений, и он появился на пристани, кипя от гнева. Затем он увидел капитана, и его обуяло веселье. Трое крепких парней поддерживали его, чтобы он не упал, и чем мрачнее становился капитан, тем тяжелее становилась их работа. Наконец, когда он совершенно ослабел от истерического хохота, ему помогли подняться на палубу, где он последовал за капитаном в его каюту и ломающимся от эмоций голосом потребовал объяснений.
– Это самое восхитительное зрелище, какое я видел в жизни, Бросс, сказал он, когда капитан закончил свой рассказ. – Я бы не пропустил его ни за что на свете. Я чувствовал себя неважно всю эту неделю, но теперь мне значительно лучше. Уйти с корабля? Не болтайте глупостей. После всего этого я ни за что не расстанусь с вами. Но если вы пожелаете взять себе нового помощника и набрать новую команду, это ваша воля. Ну, а если бы вы согласились сейчас пойти ко мне домой и показаться миссис Пирсон... она, видите ли, заболела... я бы дал вам пару фунтов. Надевайте ваш капор, и пойдем.
БЕДНЫЕ ДУШИ
День был прекрасный, а легкий ветер, дувший в старые залатанные паруса, нес шхуну со скоростью всего в три узла. Невдалеке снежно сияли два-три паруса, в воздухе за кормой парила чайка. И никого не было на палубе от кормы до камбуза и от камбуза до неряшливой груды такелажа на юте, кто мог бы подслушать беседу капитана и помощника, обсуждавших зловредный дух мятежа, который с недавнего времени обуял команду.
– Они явно делают это назло, вот что я вам скажу, – заявил капитан, маленький пожилой человечек с растрепанной бородой и светлыми голубыми глазками.
– Явно, – согласился помощник, личность от природы немногословная.
– Вы бы нипочем не поверили, что мне приходилось есть, когда я был юнгой, – продолжал капитан. – Нипочем, даже если б я поклялся на Библии.
– Они лакомки, – сказал помощник.
– Лакомки! – с негодованием воскликнул капитан. – Да как это смеет голодный матрос быть лакомкой? Еды им дается достаточно, что им еще надо? Вот, глядите! Взгляните туда!
Задохнувшись от возмущения, он указал пальцем на Билла Смита, который поднялся на палубу, держа тарелку в вытянутой руке и демонстративно отвернув нос. Он притворился, что не замечает капитана, расхлябанной походкой приблизился к борту и соскреб пальцами в море еду с тарелки. За ним последовал Джордж Симпсон и тоже тем же возмутительным манером избавился от еды, которая, по мысли капитана, должна была насытить его организм.
– Я им отплачу за это! – пробормотал капитан.
– Вон идут еще, – сказал помощник.
Еще двое матросов вышли на палубу с застенчивыми ухмылками и тоже расправились со своим обедом. Затем наступила пауза – пауза, в течение которой и матросы, и капитан с помощником чего-то, видимо, ждали; это что-то как раз в этот самый момент старалось собраться с духом у подножия трапа в кубрике.
– Если и юнга туда же, – произнес капитан неестественным, сдавленным голосом, – я изрежу его на куски.
– Тогда готовьте нож, – сказал помощник. Юнга появился на палубе, бледный как привидение, и жалобно поглядел на команду, ища поддержки. Их грозные взгляды напомнили ему, что он забыл нечто весьма существенное; он спохватился, вытянул перед собой тощие руки на полную длину и, сморщив нос, с превеликим трепетом направился к борту.
– Юнга! – рявкнул вдруг капитан.
– Есть, сэр! – поспешно откликнулся мальчишка.
– Поди сюда, – строго сказал капитан.
– Сперва выбрось обед, – произнесли четыре тихих угрожающих голоса.
Юнга поколебался, затем медленно подошел к капитану.
– Что ты собирался сделать с этим обедом? – мрачно осведомился тот.
– Съесть его, – робко ответил парнишка.
– А зачем тогда ты вынес его на палубу? – спросил капитан, нахмурив брови.
– Я так думал, что на палубе он будет вкуснее, сэр, – сказал юнга.
– "Вкуснее"! – яростно прорычал капитан. – Обед хорош и без того, не так ли?
– Да, сэр, – сказал юнга.
– Говори громче! – строго приказал капитан. – Он очень хорош?
– Он прекрасен! – пронзительным фальцетом прокричал юнга
– Где еще тебе давали такое прекрасное мясо, как на этом судне? произнес капитан, личным примером показывая, что значит говорить громко.
– Нигде! – проорал юнга, следуя примеру.
– Все, как положено? – проревел, капитан.
– Лучше, чем положено! – провизжал трусишка.
– Садись и ешь, – скомандовал капитан.
Юнга сел на светлый люк каюты, достал складной нож и приступил к еде, старательно закатывая глаза и причмокивая, а капитан, опершись на борт спиной и локтями и скрестив ноги, благосклонно его разглядывал.
– Как я полагаю, – произнес он громко, налюбовавшись юнгой всласть, как я полагаю, матросы выбросили свои обеды просто потому, что они не привыкли к такой хорошей пище.
– Да, сэр, – сказал юнга.
– Они так и говорили? – прогремел капитан. Юнга заколебался и взглянул в сторону юта.
– Да, сэр, – проговорил он наконец и содрогнулся, когда команда отозвалась тихим зловещим рычанием.
Как он ни медлил, еда на тарелке вскоре кончилась, и по приказанию капитана он вернулся на ют. Проходя мимо матросов, он боязливо покосился на них.
– Ступай в кубрик, – сказал Билл. – Мы хотим поговорить с тобой.
– Не могу, – сказал юнга. – У меня много работы. У меня нет времени на разговоры.
Он оставался на палубе до вечера, а когда злость у команды несколько поулеглась, он тихонько спустился в кубрик и забрался на свою койку. Симпсон перегнулся и хотел схватить его, но Билл отпихнул его в сторону.
– Оставь его пока, – сказал он спокойно. – За него мы возьмемся завтра.
Некоторое время Томми лежал, мучаясь дурными предчувствиями, но затем усталость сморила его, он перевернулся на другой бок и крепко уснул. Тремя часами позже его разбудили голоса матросов; он выглянул и увидел, что команда ужинает при свете лампы и все молча слушают Билла.
– От всего этого меня так и подмывает объявить забастовку, – закончил Билл свирепо, попробовал масло, скривился и принялся грызть сухарь.
– И отсидеть за это шесть месяцев, – сказал старый Нед. – Так не пойдет, Билл.
– Что же, шесть или семь дней сидеть на сухарях и гнилой картошке? яростно воскликнул тот. – Это же просто медленное самоубийство!
– Хорошо, если бы кто-нибудь из вас покончил самоубийством, – сказал Нед, оглядывая лица товарищей. – Это бы так напугало старика, что он бы сразу очухался.
– Что ж, ты у нас старше всех, – сказал Билл со значением.
– И ведь утопиться прямо ничего не стоит, – подхватил Симпсон. – Ну чего тебе еще ждать от жизни в твои годы, Нед?
– И ты бы оставил капитану письмо, что тебя, мол, довела до этого плохая пища, – добавил взволнованно кок.
– Говорите по делу, – коротко сказал старик.
– Слушайте, – сказал вдруг Билл, – я вам объясню, что надо делать. Пускай кто-нибудь из нас притворится, будто бы покончил самоубийством, и напишет письмо, как предложил здесь Слаши: что мы, дескать, решили лучше попрыгать за борт, нежели помереть от голода. Это напугает старика, и он, может, позволит нам начать новые припасы, не заставляя сперва доесть эту тухлятину.
– Как же это сделать? – спросил Симпсон, вытаращив глаза.
– Да просто пойти и спрятаться в носовом трюме, – сказал Билл. – Там ведь груза не много. Нынче же ночью, когда кто-нибудь из нас будет на вахте, мы откроем люк, и тот, кто захочет, пойдет и спрячется внизу, пока старик не очухается. Как вы полагаете, ребята?
– Мысль, конечно, неплохая, – медленно произнес Нед. – А кто пойдет?
– Томми, – просто сказал Билл.
– Вот уж о ком я не подумал? – с восхищением сказал Нед. – А ты, кок?
– Мне это в голову бы не пришло, – сказал кок.
– Понимаете, что хорошо, если это будет Томми? – сказал Билл. – Даже если старик об этом узнает, он всего-навсего задаст Томми трепку. Мы не признаемся, кто закрывал за ним люк. Он там устроится с какими хотите удобствами, ничего не будет делать и будет спать сколько пожелает. А мы, само собой, ничего об этом не знаем и не ведаем, мы просто хватились Томми и нашли на этом вот столе его письмо.
Тут кок наклонился, с довольным видом оглядывая своих коллег, и вдруг поджал губы и многозначительно мотнул головой в сторону одной из верхних коек: через ее край заглядывало вниз бледное и встревоженное лицо Томми.
– Хэлло! – сказал Билл. – Ты слышал, что мы здесь говорили?
– Я слышал, что вы будто бы собираетесь утопить старого Неда, ответил Томми осторожно.
– Он слышал все, – сердито сказал кок. – Ты знаешь, Томми, куда попадают мальчики, которые лгут?
– Лучше попасть туда, чем в носовой трюм, – сказал Томми и принялся тереть глаза костяшками пальцев. – Не пойду я. Все расскажу капитану.
– Ты ничего не расскажешь, – строго сказал Билл. – Это тебе наказание за все, что ты сегодня наврал про нас, и еще считай, что ты дешево отделался. А теперь вылезай из койки. Вылазь, пока я сам не вытащил тебя!
Парнишка с жалобным воплем нырнул под одеяло. Он отчаянно цеплялся за края койки и конвульсивно отбрыкивался, но его подняли вместе с постелью и усадили за стол.
– Перо, чернила и бумагу, Нед, – сказал Билл. Старик представил требуемое. Билл стер с бумаги комок
масла, приставший к ней на столе, и разложил ее перед
жертвой.
– А я не умею писать, – объявил неожиданно Томми. Матросы в смятении переглянулись.
– Врет, – сказал кок.
– Честно говорю, не умею, – сказал мальчишка с пробудившейся надеждой в голосе. – Меня и в море-то послали потому, что я не умею ни читать, ни писать.
– Дерни его за ухо, Билл, – сказал Нед, которого оскорбила эта клевета на благороднейшую из профессий.
– Это ничего не значит, – сказал Билл спокойно. – Я сам за него напишу. Старик все равно не знает моей руки.
Он уселся за стол, расправил плечи, с плеском погрузил перо в чернила и, почесав в голове, задумчиво уставился на бумагу.
– Побольше ошибок, Билл, – предложил Нед.
– Ага, – сказал тот. – Как ты полагаешь, Нед, как бы мальчишка написал слово "самоубийство"? Старик подумал.
– Са-ма-ву-бйс-тво, – сказал он по слогам.
– А как же тогда будет без ошибок? – озадаченно спросил кок, переводя взгляд с одного на другого.
– Напиши лучше просто "убил себя", – сказал старик. – Наверное, мальчишка все равно не стал бы писать такое длинное слово.
Билл склонился над бумагой и медленно написал письмо, стремясь, видимо, всячески учитывать пожелания своих приятелей не писать слишком грамотно.
– Ну как? – спросил он, отодвигаясь от стола.
"Дарагой капитан я беру мое перо в руку паследний раз сообщить вам что я немог дальше есть жудкие памои кторые вы называете еда я утопился это боле лекая смерть чем помирать сголоду я оставил мой складной нож билу и мои сиребряные часы ему тяжело помереть таким маладым томми браун".
– Прекрасно! – сказал Нед, когда Билл закончил чтение и вопросительно оглядел слушателей.
– Насчет ножа и часов я вставил, чтобы еще больше походило на правду, – сказал Билл со скромной гордостью. – Но если хочешь, я оставлю их тебе, Нед.
– Мне это не нужно, – великодушно сказал старик.
– Одевайся, – сказал Билл, поворачиваясь к всхлипывающему Томми.
– Не пойду я в этот трюм! – сказал Томми в отчаянии. – Так и знайте, ни за что не пойду!
– Кок, – спокойно сказал Билл, – давай сюда его барахло. Ну-ка, Томми!
– Говорю тебе, я не пойду! – сказал Томми.
– И еще вон тот линек, кок, – сказал Билл. – Он у тебя как раз под рукой. Ну-ка, Томми!
Самый молодой член экипажа перевел взгляд со своей одежды на линек и снова с линька на одежду.
– А как меня будут кормить? – мрачно спросил он, принимаясь одеваться.
– Сейчас ты возьмешь с собой бутыль воды и несколько сухарей, ответил Билл, – а по ночам мы будем опускать тебе немного мяса, которое так тебе по вкусу. Прячь все это среди груза и, если услышишь, что люк открывают днем, сразу прячься сам.
– А как насчет свежего воздуха? – осведомился приговоренный.
– Свежий воздух будет тебе по ночам, когда поднят люк, – сказал Билл. – Не беспокойся, я обо всем позаботился.
Наконец приготовления были закончены. Дождавшись, пока Симпсон не сменил у штурвала помощника, они вышли на палубу, то волоча, то легонько подпихивая сопротивляющуюся жертву.
– Он у нас будто на пикник собрался, – сказал старый Нед: юнга мрачно стоял на палубе, держа в одной руке бутылку, а в другой – сухари, завернутые в старую газету. – Помоги-ка, Билл. Потихоньку...
Двое моряков бесшумно сняли с люка крышку, и, поскольку Томми наотрез отказался участвовать в этой процедуре, Нед первым спустился в трюм, чтобы принять его. Билл взял отчаянно брыкающегося юнгу за шиворот и подал его вниз.
– У тебя? – спросил он.
– Да, – отозвался Нед придушенно и, выпустив мальчишку из рук, поспешно выкарабкался наружу, вытирая ладонью рот.
– Ты что, приложился к бутылке? – спросил Билл.
– Врезал каблуком, – коротко объяснил Нед, – Давайте крышку.
Установив крышку на место, Билл и его сообщники тихонько вернулись в кубрик и не без некоторого страха перед завтрашним днем улеглись спать. Томми тоже свернулся в углу трюма и заснул, подложив под голову бутылку, ибо проплавал в море достаточно долго и научился принимать вещи такими, как они есть.
Лишь к восьми часам следующего утра хозяин "Солнечного луча" узнал, что у него пропал юнга. Он задал коку вопрос, сидя за завтраком, и тот, будучи человеком весьма нервным, побледнел, уронил на стол кружку с кофе и пулей вылетел наверх.
Некоторое время капитан громогласно призывал его в самых изысканных выражениях, какие приняты в открытом море, а затем, весь кипя, поднялся за ним на палубу, где обнаружил смущенных матросов, сбившихся в тесную кучку.
– Билл, – встревоженно сказал капитан, – что с этим проклятым коком?
– Его постиг удар, – сказал Билл, покачивая головой. – И нас всех тоже.
– Сейчас вас постигнет еще один, – пообещал капитан с чувством. – Где юнга?
На секунду собственная дерзость повергла Билла в смятение, и он беспомощно оглянулся на товарищей. Те поспешно отвели глаза и уставились в море за бортом, и тогда капитаном овладел панический ужас. Он молча взглянул на Билла, и Билл протянул ему грязный листок бумаги.
В полном остолбенении капитан прочел письмо с начала до конца, а затем передал помощнику, который вышел на палубу за ним следом. Помощник прочел и вернул капитану.
– Это вам, – сказал он кратко.
– Не понимаю, – сказал капитан, качая головой. – Ведь только вчера он ел свой обед вот здесь, на палубе, и приговаривал, что нигде еще не получал такой хорошей еды. Вы ведь тоже слышали, Боб?
– Слышать-то я слышал, – сказал помощник.
– И вы все слышали его, – сказал капитан. – Ну что же, у меня есть пятеро свидетелей. Видимо, он просто сошел с ума. Никто не слыхал, как он прыгнул за борт?
– Я слышал всплеск, сэр, во время моей вахты, – сказал Билл.
Почему же ты не побежал и не посмотрел, что там такое? – спросил капитан.
– А я подумал, это кто-нибудь выбросил за борт свой ужин, – ответил Билл.
– А! – произнес капитан и закусил губу. – Вот как? Вы все время скулите из-за еды. Что с ней такое?
– Это отрава, сэр, – сказал Нед, качая головой. – Мясо ужасное.
– Оно вкусное и питательное, – сказал капитан. – Ладно, коли так. Можете брать мясо из другого ящика. Теперь довольны?
Матросы несколько оживились и принялись подталкивать друг друга локтями.
– Масло тоже плохое, сэр, – сказал Билл.
– Масло плохое? – сказал капитан, нахмурившись. – Как это так, кок?
– Да я его не порчу, – сказал кок беспомощно.
– Давай им масло из бочонка в моей каюте, – проворчал капитан. – Я твердо уверен, что ты плохо обращался с юнгой. Еда была прекрасная.
Он ушел, забрав письмо с собой; за завтраком он положил письмо на стол, прислонив к сахарнице, и потому ел без всякого аппетита.
В этот день матросы катались как сыр в масле, по выражению Неда: в дополнение к прочим роскошным блюдам им выдали еще и пудинг – угощение, которым они лакомились прежде только по воскресеньям. На Билла смотрели как на хитроумнейшего благодетеля рода человеческого; радость и веселье царили в кубрике, а ночью крышка люка была поднята, и пленника попотчевали отложенной для него порцией. Благодарности он, впрочем, не выразил, вместо этого он задал скучный и неуместный вопрос: что с ним будет, когда плавание кончится.
– Мы тайком переправим тебя на берег, не бойся, – сказал Билл. – Никто из нас не собирается оставаться на этом старом корыте. А тебя я возьму с собой на какой-нибудь другой корабль... Что ты сказал?
– Ничего, – солгал Томми.
Каковы же были гнев и растерянность команды, когда на следующий день капитан снова вернул их на прежнюю диету. Вновь выдали старую солонину, и прекратились роскошные поставки с кормы. Билл разделил судьбу всех вождей, дела которых пошли плохо, и из кумира своих сотоварищей превратился в мишень для их насмешек.
– Вот что вышло из твоей замечательной мысли, – 'презрительно проворчал за ужином старый Нед, с треском разгрыз сухарь и бросил обломки в свой котелок с чаем.
– Да, ты не так умен, как о себе думаешь, Билл! – заявил кок с видом первооткрывателя.
– И бедный мальчишка ни за что ни про что сидит взаперти в темном трюме, – сказал Симпсон с запоздалым сожалением. – И коку приходится работать за него.
– Я не собираюсь сдаваться, – мрачно сказал Билл. – Старик вчера здорово перепугался. Нужно устроить еще одно самоубийство, и все будет в порядке.
– Пусть Томми еще раз утопится, – легкомысленно предложил кок, и все расхохотались.
– Двоих за одно плавание старику хватит выше головы, – продолжал Билл, неблагосклонно взглянув на дерзкого кока. – Ну, кто у нас пойдет следующим?
– Мы и так уже доигрались, – сказал Симпсон, пожимая плечами. – Не зарывайся, Билл.
– А я и не зарываюсь, – возразил Билл. – Я не желаю сдаваться, вот и все. Тот, кто пойдет вниз, будет жить без забот, приятно и легко. Будет спать весь день, если захочет, и вообще ничего не делать. Вот у тебя, Нед, за последнее время очень усталый вид.
– О? – холодно произнес старик.
– Ну ладно, побыстрей разбирайтесь между собой, – сказал Билл беззаботным тоном. – По мне, все равно, кто из вас пойдет.
– Хо! А как насчёт тебя самого? – удивился Симпсон.
– Меня? – возмущенно спросил Билл. – Да ведь мне нужно оставаться здесь и все устраивать!
– Ничего, мы здесь останемся и все сделаем за тебя, – насмешливо сказал Симпсон.
Нед и кок расхохотались, и Симпсон присоединился к ним. Тогда Билл поднялся, подошел к своей койке и извлек из-под тюфяка колоду засаленных. карт.
– Младшая карта – самоубийство, – объявил он. – Я тоже тяну.
Он протянул колоду коку. Тот заколебался и поглядел на остальных двоих.
– Не валяй дурака, Билл, – сказал Симпсон.
– Что, трусите? – насмешливо ухмыльнулся Билл.
– Говорят тебе, это глупость, – сказал Симпсон.
– Ну и что же, мы все сидим в ней по уши, – сказал Билл. – Только вы все перепугались; вот в чем дело. Просто перетрусили. Юнгу туда отправили, а как дело дошло до самих, тут-то вы и сдрейфили.
– А, была не была, – сказал Симпсон бесшабашно. – Пусть будет так, раз Биллу хочется. Тяни, кок.
Кок повиновался с видимой неохотой и вытянул десятку;
Нед после долгах пререканий вытянул семерку. Симпсон с королем в руке прислонился спиной к рундуку и небрежно разгладил бороду.