Текст книги "По законам железных людей"

Автор книги: Тору Миёси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

2

Утром я отбыл с вокзала Уэно, а в полдень сошел на перрон станции Фукурода. В справочном бюро мне подсказали, что до водопада Гёдзя-но Такэ пешком добираться долго, около трех часов, и лучше воспользоваться услугами такси.

– А гостиница там поблизости есть?

– Старенькая. Зато всегда найдется номер. Там редко кто бывает.

Еще бы! Когда сам Гото любуется природой, присутствие остальных двуногих при этом ритуале просто неуместно. Но, честно говоря, горная дорога, по которой мы ехали, выветрила из меня сарказмы. Живописное зрелище и благословенная земля. Я разговорился с водителем. Гото? Слыхал о таком, хотя по наружности не признал бы. Старик навещает их места, в прошлом году его здесь хватил удар, когда он возвращался с прогулки к водопаду Ну и переполох начался!.. Сам депутат парламента пожаловал, но старик всех прогнал и его в том числе…

– Видать, такая ему власть дана,– пробормотал шофер, глянув в зеркальце заднего вида.

Я обернулся. За нами следовал автомобиль иностранной марки. Лицо водителя было скрыто за большими темными очками.

– Что вы нервничаете?

– Да вот из-за этого типа. Увязался за нами от самой станции.

– Почему обязательно за нами? Может быть, он едет дальше?

– Куда дальше? В пяти километрах перевал. Он закрыт после оползня. Хотите, можете убедиться, – он подбавил скорости, чтобы оторваться от преследователя, но тот как прилип.

Так мы ехали еще несколько минут, пока перед нами – не открылся вид на глубокое ущелье и гостиницу среди деревьев. Шофер дал мне телефон своего диспетчера, чтобы я смог выехать обратно. В это время мимо нас проплыло авто с незнакомцем. Токийский номер. Машина не задерживаясь пошла дальше по дороге. Шофер только покачал головой. Его недоумение вселило в меня тревогу. Неужели?

Гостиница в добром провинциальном духе. Грубовато сколочена, зато на века. Особая чистота снаружи и внутри дома. Надраенные до блеска половицы. Меня встретила хозяйка – женщина лет шестидесяти. На мою просьбу передать визитную карточку Гото Дайгоро, который, как мне известно, остановился здесь, она ответила, что сэнсэй в сопровождении спутника недавно ушел к водопаду. Мы вышли на крыльцо, и она показала направление, вверх по дороге. Пять–шесть минут ходьбы.

Закурив, я принялся обдумывать ситуацию. Автомобиль, следовавший за нами, добрался до перевела и должен вот–вот вернуться. А если меня ждет засада? Пистолет с глушителем одинаково неприятная штука что на токийской улице, что в условиях горного ландшафта. Поэтому – либо дожидаться тут, либо – постараться побыстрее составить компанию Гото и его телохранителю. Может, оно так будет надежней? Я решил рискнуть.

Пять минут, конечно, превратились в два по пять, хотя я взял хороший темп. Как вы понимаете, человек, который чувствует себя на мушке, не расположен к любованию окружающими красотами. Но водопад был великолепен. Он поражал не размерами, а своей природной соразмерностью. Скалы и растительность выглядели драгоценной оправой для потока, с шумом слетающего с уступа. И этот шум многократно усиливался эхом. Я подумал, что глушитель здесь был бы без пользы. Те, кого я искал, сидели на берегу, облаченные в белые одежды паломников.

– Гото–сэнсэй, не могу ли я обратиться к вам?

В ответ на мое обращение старший из них медленно поднял голову и я оторопел. Если Гото не оборотень, то я не знаю, что такое мужчина за семьдесят. Может быть, причина была в целебном горном воздухе, но он выглядел отлично.

– А вы кто такой? – приблизился ко мне его спутник. Я протянул ему визитную карточку, он взглянул на нее и кивнул Гото.

– У вас ко мне дело? – спросил тот.

Еще в Токио, безуспешно названивая Каёко, а потом в поезде по дороге сюда я прикидывал различные варианты разговора с Гото. Начинать прямо с задания редакции было бы безумием. То, что Каёко обитает в доме Гото, наводило на определенные размышления. Но еще Оура мне рассказывал о слухах, связывавших когда–то имена Каёко и Кавакита Канъитиро. Не потому ли она смогла выполнить мою просьбу о встрече с ним?

– Гото–сэнсэй, я хотел бы узнать от вас об услуге, которую вы когда–то оказали господину Кавакита…

– Я не знаю, о чем вы.

– Это дело, в котором участвовал Игата–сан.

– И ты приехал сюда специально за тем, чтобы спросить меня об этом?

Переход на «ты» мог означать, что Гото решил поставить меня на место как мальчишку. Но не исключено, что Каёко не делилась с этим затворником интимными подробностями своей жизни. Завотделом обнадежил меня перед отъездом, что редакцию устроит любой ответ Гото на вопрос о Малайзии, а тут иного не оставалось,

– В редакцию «Тоё–симпо» сделан запрос в связи с публикацией в одной из малайзийских газет. – Я достал из кармана газету и подал ему. Но Гото сидел недвижно, как изваяние. Моя рука повисла в воздухе.

– Говори, чего хочешь? Зачем приехал?

– Я по–малайски не читаю, но в этой газете написано, что один из крупных политиков Японии способствовал продаже в Малайзию крупной партии устаревшего вооружения.

– И этот политик – я? – в его голосе не было ни на йоту гнева, даже раздражения. Словно он говорил с неодушевленным предметом.

– Имя не названо, сэнсэй. Но приведены ваши биографические данные.

– Так значит, я – мошенник?

– Скотина! – его телохранитель как ужаленный вскочил на ноги. Я могу понять благоговение слуги перед патроном. Но тут что–то было не так. Я видел перед собой злобного зверя, привыкшего убивать. Из его пасти рвались проклятья. А рядом с ним стоял Гото и молчал. Он молчал и тогда, когда в руке его охранника сверкнул кинжал. Тот бесновался, а его хозяин смотрел на меня как на неодушевленный предмет. Как–будто меня уже не было.

Но внезапно я ощутил, как что–то изменилось. Оба словно наткнулись на какую–то преграду. Нас отделяло всего два шага, и в следующее мгновение я должен отскочить в сторону или… Но почему они медлят? Я не. выдержал и оглянулся назад. У меня за спиной… стояли еще двое. Ловушка? Моя песенка спета?

– Вам чего надо, ребята? – вдруг взорвался Гото.

– А ну–ка проваливайте! – Не знаю, относился ли этот приказ, прозвучавший у меня за спиной, и ко мне, но я охотно бы ему последовал. Я сделал несколько шагов вбок и, к счастью, меня никто не остановил. Теперь с моего нового места уже можно было разглядеть новых пришельцев. Один из них был старик в кимоно, коротко стриженный и опирающийся на палку. В другом я признал незнакомца из автомобиля. Он был по-прежнему в защитных очках и, как я предполагал, был владельцем пистолета. Эта штука, вероятно, и остудила пыл воинственного спутника Гото.

– Брось кинжал! – сказал владелец пистолета. И кинжал, звякнул, упав на камни.

– Уходите оба, – сказал старик в кимоно.

Но те не сдвинулись с места.

– Ты что же, в самом деле, хотел убить его? – обратился старик к Гото. Но тот будто воды в рот набрал.

– Напрасно лишать человека жизни – плохо. Так и передай хозяину. Он думает, что может творить, что ему взбредет, что никто его за руку не схватит. Нельзя считаться только со своей выгодой…

Телохранитель Гото хотел показать, что он человек действие и недаром ест хлеб господина. С грязной бранью он бросился на мужчину в темных очках, но тот двумя–тремя движениями усмирил противника, а затем рывком оторвал его от земли и швырнул в водопад.

– Ступай и ты туда, – сказал старик в кимоно, обращаясь к Гото. – Перед смертью искупайся в водах Гёдзя–но Такэ, смой грехи. Кавакита не прощает промахи.

– Делай, что тебе говорят! – прикрикнул мужчина в темных очках.

Фигура в белых одеждах сделала шаг вперед и исчезла,

3

– Так ты ничего не понял? – старик в кимоно шел впереди меня, при ходьбе он опирался на палку и его походка была неуверенной. Таксист ведь говорил мне, что у Гото в прошлом году был удар. Он так и не оправился от него.

– Понял, сэнсэй, что вы – настоящий Гото Дайгоро. И понял, что меня заманили сюда, чтобы прикончить.

– Видимо, так.

– Сэнсэй, но если эти двое – «сынки» Кавакита, за ними убийство за убийством. Их надо задержать.

– А у тебя есть доказательства, что они – убийцы?

– Есть… – начал я и осекся. – Но ведь вы только что…

– Что я видел? Что я сказал? Я сказал только, что нельзя попусту лишать человека жизни. И отправил двух нахалов освежиться, уж больно они горячие. А так – пусть все идет своим чередом. Вода падает с высокого места на низкое. И это – божественный промысел, с которым никому не совладать.

Философия водопада. Мне она была не по нутру. Но равнодушный фатализм старика по–своему захватывал. Тем более что Гото спас мне жизнь. Мы подошли к месту, где стоял автомобиль иностранной марки. Спутник Гото открыл дверцу и старик, залезая в машину, спросил меня;

– Поедешь с нами?

Задерживаться в этих местах уже не имело резона, предложение доехать до станции меня устраивало и я сел рядом с шофером. Машина развернулась, однако, вместо того чтобы пойти вниз, стала подниматься в горы. Я что–то промямлил насчет перевала, оползня и услышал от Гото, что да, верно, дорога перекрыта, но нам она не нужна, его хижина находится перед перевалом. Еще метров пятьсот от основного шоссе и мы были у «хижины» – роскошной виллы, упрятанной от посторонних глаз. Нас встречали женщина тридцати лет и слуга – сверстник хозяина. Мы прошли на террасу и Гото сел в кресло. Женщина принесла ему хаори [14]14
  Хаори – длинный жакет; принадлежность нарядного и выходного японского костюма.


[Закрыть], слуга подал чай. Так я стал гостем легендарной личности.

Выяснилось, что те двое вчера вечером объявились в гостинице, и Гото сразу дали знать о прибывших. Тем более что один из них зарегистрировался под его фамилией. Было очевидно, что это неспроста. Взяли под наблюдение станцию, а так как я оказался единственным пассажиром, сошедшим с поезда, взявшим такси до Годзя–но Такэ, – последовали за мной. Гото задумался, когда я (несколько запоздало) представился как газетчик и пояснил, с каким заданием приехал сюда.

– Расскажи мне о себе, – это было сказано не тоном приказа; его явно заинтересовали козни моих врагов, которые бросали тень и на его собственную репутацию, – но со мной говорил гостеприимный хозяин дома, а не следователь.

Я возвращался к мрачным перипетиям последних дней, которые в корне изменили мою жизнь. Каким образом Каёко нашла покровительство у Гото? Насколько она откровенна с ним? Что ему известно? Не зная ответы на такие вопросы, я мог попасть впросак. И мне дорого бы это обошлось. Но следуя афоризму «враг твоего врага – твой друг», я решил довериться старику, Солнце клонилось к закату, стало прохладно и мы перешли в дом, к пылающему очагу.

– …вот почему, мне кажется, – сказал я, – Кавакита устроил западню для меня Я же угодил в нее, потому что, подозревая о давлении на газету, не подумал, что мой завотделом просто повязан с Кавакита.

– Повязан, говоришь? – Гото ухмыльнулся. – Это верно. Но Кавакита переусердствовал. Он метит одновременно в несколько целей. То, что написано в этой газетенке – вранье, но…

– Так значит, сэнсэй…

– Значит, что к этому грязному делу я не имею отношения. Это Кавакита организовал сделку через одного малайца – некоего Чэна. И все у них было бы шито–крыто, но вот беда – газеты пронюхали… Приступая к афере, Кавакита воспользовался моим именем. Чэн считал меня своим партнером, не знал, что имеет дело с подставкой – с тем самым типом, которого мы отправили купаться. Не удивлюсь, если Чэн нужен Кавакита еще для каких–нибудь махинаций.

– Сэнсэй, вы это знаете и…

– Пускай порезвится.

Мои объяснения мотивов убийств, начиная с Игата Такити, старик принял с недоверием. Возможно, уголовная сторона происшествий для него не имела того значения, как для меня. Может быть, ему приходилось самому использовать полицию и он знал ей цену. Но инцидент в отеле, связанный с Йоко, он попросил изложить со всеми подробностями.

– Так ты полагаешь, что с ней… так поступили из–за дневника ее отца?

– Уверен. И вся провокация – выставить меня замешанным в убийстве Йоко – продолжение этой охоты за дневником. Такити своим шантажом выпустил джинна из бутылки. Чтобы обезвредить бумаги, Кавакита принялся за уничтожение людей. Он еще не знает, что жива мать Такити и Йоко…

– Ты так считаешь? – с неожиданной улыбкой посмотрел, на меня Гото.

Его улыбка давала понять, что он–то другого мнения, однако я не стал спорить. Он постучал костяшками пальцев по столу, пришла женщина с подносом, Я взял чашку чаю.

– Достойно сожаления, – как бы пробуя слова на вкус, задумчиво произнес Гото. – История, достойная сожаления.

Я глядел на него и не понимал, о чем он. С ним происходило что–то ужасное. На лицо как–будто наползла маска. Одни губы шевелились, пытались сопротивляться.

– Твое… твоя… молодость, – все, что я мог разобрать. Глаза обессмыслились, изо рта показалась слюна. Он откинулся на спинку кресла.

На мой крик прибежали.

Через полчаса на виллу прибыл врач. А еще немного погодя я ехал на автомобиле на станцию.

– Как себя чувствует сэнсэй?

– Доктор считает, что состояние не вызывает опасений. Господин сегодня утомился. Сами видите – день такой…

Но я знал, что это – удар. Повторный инсульт. Выживет ли Гото. А если выживет, сумеет ли сохранить влияние, которым обладал десятилетия? Я благодарен старику. Не только за свое спасение. Он открыл мне разницу между ним и Кавакита. У последнего нет своего водопада в жизни. Но оба ведут себя как вершители человеческих судеб. Гото сказал мне о божественном промысле. Но разве он унес Йоко? Нет, мир наполнен марионетками, готовыми к выполнению чужой воли. Если не убить, то донести. Если не донести, то промолчать. А за спиной у них – вершители. А кто я в этом мире?

Под стук колес думается о разном. На вокзале Уэно я был в половине двенадцатого. Телефонный звонок к Симанэ. Он оказался дома.

– Я тебя искал. Но мне в редакции сказали, что ты в командировке.

– Был. Что–нибудь случилось?

– Как тебе сказать… в общем, отыскался убийца.

– Кого?

– Твоей невесты. Было сообщение полиции Синагава. Это сделал малаец.

– Чэн?

– Ты его знаешь? Откуда?

Значит, Чэн. Теперь я думал только об этом. Я задавал вопросы Симанэ и отвечал на его, а сам лихорадочно сопоставлял, прикидывал и так и сяк. Чэна опознали по отпечаткам пальцев на стакане из номера, в котором была убита Йоко. Ее сослуживцы подтвердили, что у нее и Чэна был роман. Чэн на допросе, кажется, сознался в этом. Сегодня вечером он улетел из Японии. Как торговый представитель он пользуется правом дипломатической неприкосновенности. Самое большое, на что можно рассчитывать – его вызов на суд.

Убил не Чэн. Он делец, махинатор. Убили «сынки» Кавакита. Откуда могла возникнуть идея об отождествлении отпечатков? С потолка? И какая неприкосновенность может быть для убийцы? Нашли и спровадили домой. Интересно, кто из полицейских чинов провожал Чэна в аэропорте? Я мог опровергнуть все. Кроме одного. Но сейчас это поздно и ни к чему.

Ты меня слышишь? – кричал в трубку Симаиэ. – Не буду тебя утешать. Мне хотелось бы чем–нибудь помочь тебе. Ты меня слышишь?

Слышу, – наконец ответил я. – У меня к тебе единственная просьба – надень наручники на настоящего преступника.

4

В особняке Гото телефон не отвечал. Это означало одно – Каёко дома. Парадные ворота были закрыты, но сквозь решетку было видно, что перед домом стоит большой автомобиль. Я перемахнул через ограду и позвонил с черного хода. К двери подошла она. Я назвал себя. Дверь приоткрылась.

– В такое время? Но это же неприлично.

– Я вам звонил. Несколько раз.

– Я слышала.

– У вас кто–то есть?

– О таком не спрашивают. Подумайте, который сейчас час! Если вы хотели мне сообщить о малайце, я это слышала по телевизору. Я пойду, извините!

– Нет. Вы знаете, где я был сегодня?

– Увы, мне не обо всем докладывают.

–Я был в одной горной хижине неподалеку от водопада Гёдзя–но Такэ.

– Тише, нельзя так громко, – прошептала она. – Ну и что?

Мне вдруг стало ясно. Я как–то упустил, что мы живем в век налаженной коммуникации.

– Так кто же у вас? – спросил я ее.

– Никого.

– Не означает ли это, что Кавакита Канъитиро для вас – никто?

– Тише, умоляю вас!

– Впустите меня. Я хочу договорить с ним,

– Нет. Только не это.

– Он враг. Враг ваших детей. И вы это знаете. Зачем он пришел к вам?

– Все не так просто.

– Так говорят, когда хотят уклониться от прямого ответа. Зачем он здесь?

– Он пришел просить моего посредничества для встречи с Гото.

– Ах, вот оно что! И что же он обещает?

– Он согласен отойти от политики.

– И вы поверили ему?

– Он знает, кто такой Гото.

– А дневник вашего мужа?

– Откуда вам известно о дневнике?

– Я его читал и знаю: если ему дать ход, Кавакита и без своего обещания может с политикой распроститься навсегда.

– Это моя вина. Я не должна была передавать его Такити,

– Когда вы ему его передали?

– За месяц до… смерти.

– Он здесь бывал?

– Бывал.

– И за сколько Кавакита согласен купить его?

– Вы и об этом знаете?

– Догадался.

– Разговора о цене не было. Впрочем, я не знаю, где он – этот злосчастный дневник.

– В сейфе банка Тосай–гинко. Теперь вы – его наследница и вправе поступить с ним как хотите.

– Мне нужно идти. Мы встретимся в другой раз.

– К сожалению, другого случая может не представиться. Поэтому я хотел бы подождать здесь. У меня есть к вам еще дело… Речь о Гото.

– Это так важно?

– Узнаете, – уклонился я от ответа.

Каёко отвела меня в одну из комнат. То она торопилась, а сейчас не ушла, прежде чем не заварила мне свежего чаю. Я подумал, что у нее найдутся оправдания для Кавакита.

Он уехал полчаса спустя. Она вышла его проводить. Было слышно, как раскрываются и закрываются ворота. Каёко вернулась, и мы перешли в гостиную. Она достала из бара бутылку бренди.

– А вы? Ах, да, «Something special». Его любил Такити.

– И это я знаю. Так что же, Кавакита дал обещание уйти в отставку?

– Да.

– Завтра он заберет свое обещание обратно.

– Почему вы так думаете?

– У Гото снова инсульт. Уже второй.

– Не может быть!

– Может. Приступ случился, когда я был у него. У меня нет причин врать.

В душе этой женщины, хотя я не могу утверждать, что она у нее есть, но, по крайней мере, в том месте, где ей положено быть, творилось смятение. Я понимаю, это сулило перемены в жизни пятидесятисемилетней женщины. И не обязательно – радужные.

– Кавакита не узнает об этом.

– А мне кажется, лучше будет, если он узнает. Гото, возможно, удовлетворится отставкой своего противника. Но что это даст? Из отставки возвращаются…

– Чего же вы хотите?

– Отдайте мне дневник. И не говорите Кавакита. Я знаю, что с ним делать. Не напечатают газеты, можно передать его крестьянской партии для оглашения в парламенте.

– Я не могу нарушить слово, которое дала Кавакита.

– Что вы ему обещали?

– Сжечь дневник.,

Я налил себе еще одну порцию виски, потом – еще одну, Настроение у меня было такое, что алкоголь не брал. Мне было жалко всех беззащитных. И ее тоже, ту, которая когда–то родила дочь и не смогла стать ей матерью. А может быть, я жалел себя, потерявшего Йоко. Никакие сплетни, факты, показания на суде не имеют для меня значения. Любишь – значит любишь… Я вдруг услышал, что Каёко о чем–то мне говорит…

– Это мне сказал когда–то Гото. Он сказал, что в интересах государства приходится жертвовать личными чувствами. Есть законы, говорил он, которым следуют те, кто управляют страной и народом. Надо управлять, имея железную волю и не позволяя чувствам выходить из–под контроля. Гото не только говорит так, он и сам такой человек. Он позволит Кавакита уйти с почетом в отставку. В интересах государства.

– Если вы не отдадите мне дневник, я сумею сообщить Кавакита приятную новость и тогда посмотрим, как он уйдет в отставку!

– Но вы ставите меня в безвыходное положение!

– Почему? Может, я чего–то не понимаю, не знаю?

– Да. О Йоко разговор особый. Она – наш с мужем ребенок. Но поймите, до замужества я служила в конторе Кавакита… И его отношение к Такити, как бы вам сказать… Боже, неужели это нужно объяснять!..

Да, эти люди с железной волей умеют держать свои чувства под контролем. Бедный Такити, знал бы он, кого решил шантажировать!

– Вы думаете, смерть вашего мужа связана с этой тайной?

– Не знаю.

– Знаете.

– Я понимаю, что вы от меня так просто не отстанете. Муж меня не посвящал в свои служебные дела. Но когда все произошло, я поняла, что он проник в какой–то секрет. Вероятно, для самозащиты… Но не успел…

Каёко вдруг оборвала фразу… О чем она думает сейчас? Сожалеет о прошлом? Вряд ли. Когда она излагала жизненное кредо Гото, мне почудилось, что в этом она ищет утешение и оправдание самой себе. Как естественно соседствуют фарс и трагедия. Я сказал ей, что если она смирилась, у меня нет права осуждать ее, но сам не могу иначе. Если хочет, может передать Кавакита.

– Ну зачем вы так? Мне дороги ваши чувства к Йоко. Но есть вещи, которые несообразны с логикой.

– Имеете в виду, что справедливость торжествует не всегда или с опозданием?

– Да. И что бы вы ни предприняли, Кавакита выйдет сухим из воды.

– Посмотрим.

– В этом деле не надейтесь на помощь и со стороны Гото.

– Я это понял из нашего разговора с ним.

– Очень может быть, что вас убьют, – сказала Каёко и закрыла лицо руками. Хотя этим рукам не приходилось заниматься черной работой, возраст они все–таки выдавали.

Через два дня я получил копию дневника. Газеты отказались от публикации. Дела с копиями в суде выигрывает противник. Особенно – сильный. Мой университетский приятель работал личным секретарем депутата парламента от крестьянской партии. Патрон с видимым энтузиазмом загорелся идеей. В тот день, когда он выступил с запросом об этике государственных служащих, я сидел в парламенте вместе с другими журналистами. Депутат добросовестно потрясал копией дневника, однако чего–либо внятного зал от него не услышал. Двадцать лет назад. Один министр. Словно у Кавакита нет ни имени, ни фамилии. Премьер–министр в своем слове обещал этот вопрос проработать. Прежде говорили откровенней: «Положить под сукно!»

Я знаю, все уйдет в прошлое и забудется. Один я буду вспоминать, как дама из «Шагала» сунула мне в ладонь бумажку и меня поразило сочетание «Каё» – ведь так она подписала записку. Если бы не было этого, возможно, продолжение этой печальной истории было бы иным. Как много в этих «если», «вдруг»!

Но вот в расследовании обстоятельств убийства Такити и Куронума Юко никаких «вдруг». Все по–прежнему: двойное самоубийство на любовной почве. Читателей газет привлекает национальный колорит. Даже с привкусом фальши.

Я иногда с раскаянием думаю о том, что мой приход в сусичную лавку стал роковым для симпатичного и работящего Маэдзава Гэнъити. Хотя, оправдываю я себя, это могли быть сыщики, а не я. И все–таки я стал для него вестником смерти.

Симанэ не теряет надежд, но иногда признается мне, что ни его пути все чаще встречаются стены, которые обычными глазами не видать, но лоб об них разбить можно. По моей просьбе он разузнал кое–что о Камисиро. Тот удачливо занимался аферами и сколотил недурное состояние. По какому–то неведомому стечению обстоятельств в то время, когда я вышел на Кавакита, затем на Гото, он внезапно исчез. «Люпен» приказал долго жить, там новый владелец и новое заведение. Осталось загадкой, на кого из двух боссов он работал? А почему или – или?

Не буду лукавить, что очень сильно огорчился, узнав о болезни Кавакита и о его решении на будущий год свою кандидатуру на выборах не выставлять. Правда, и иллюзий на этот счет у меня нет. Впрочем, возвращение старого лиса на политическую арену, если оно состоится, дает мне шанс поквитаться по-настоящему.

Да, кстати, в одно время с информацией о болезни К. газеты сообщили об автомобильной катастрофе близ водопада Гёдзя–но Такэ. Погиб молодой человек, с тяжелыми ранениями доставлен в госпиталь некто Кубо – шестидесяти лет. Мне хотелось навестить лже-Гото, но как мне было сказано по телефону – он почему–то выписался, несмотря на переломы и неспособность ходить. Врачу он объяснил свое решение тем, что не может платить за лечение. Я понимаю так: из преследователя он превратился в преследуемого. Гото сказал тогда, что Кавакита не прощает ошибок.

Ну что ж, он не прощает, кто–то и ему должен предъявить счет за содеянное. Я уже решил уйти из газеты и на выходное пособие отправиться в Малайзию. Чэн настаивал, чтобы мы с Йоко провели медовый месяц в его райской стране. Приглашение есть, дело осталось за тем, чтобы приехать, найти и сказать:

– Здравствуйте, господин Чэн! Может быть, побеседуем?

Мрачные предсказания Каёко меня не пугают. Как говаривал мой добрый Сэги – каждому найдется зеленый холм для праха. Но я вовсе не рассчитываю на смерть. Мне еще многое нужно сделать.