Текст книги "По законам железных людей"

Автор книги: Тору Миёси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Кто–то в тени

1

Всего несколько часов назад я вышел за ворота больницы. Не полностью отремонтированный, но готовый к продолжению поединка. Противник не замедлил проинформировать меня, что это ему известно. Возможно, с его точки зрения мое поведение опрометчиво и уж слишком я маячу на виду. Сам он предпочитает отсиживаться в темноте. На манер наших, японских, барсуков, которых в народе кличут барсукамн–медведямн, хотя в их повадках нет ничего медвежьего. Они обитают в норах, глубоко в горах, и необычайно проворны.

В ожидании часа, когда я наберу номер домашнего телефона «дамы из «Шагала»» (пока не станет ясным «кто есть кто», оставим ей это прозвище), есть время поразмыслить о том, каковы мои дела и мои шансы. Первые – ужасны, вторые – сомнительны. Я жил, работал и как репортер мог рассчитывать на успешное продвижение. Моя судьба пересеклась с судьбой Йоко. Так мне казалось. На самом–то деле она пересеклась с судьбами семейства Игата – отца, брата и сестры. Ни одного из них уже нет в живых. Рок, преследовавший их, переключил свое внимание на меня.

Наверное, жизнь в тени имеет какие–то преимущества. Но мне кажется, что если человек долго не выходит из тени, он теряет значительно больше, чем приобретает. У него смещается шкала ценностей. Белое – черное, друг – враг. Никаких полутонов. Сэги не желает видеть в Камисиро своего ученика, хотя тот преуспел в любимом деле учителя. У меня нет основания не доверять Сэги. Но Камисиро пришел мне на помощь в критическую минуту. Я чувствую его неподдельное расположение ко мне. И вместе с тем я думаю о другом Камисиро. Совпадения эффектны на сцене, а в жизни, для того, чтобы совпали два встречных действия, нужна не фантазия драматурга, а железная воля заказчика и слаженная работа исполнителей. Как только я попал в поле зрения, меня передавали из рук в руки. Сначала лже–разносчик газет. Слежка в ресторане, в холле гостиницы. Попытка подвести меня под статью за убийство, шантаж со стороны полиции и даже… родной газеты. Ночное нападение было организовано недурно. Эти молодцы должны была вывести меня из строя надолго. Значит, кто–то нуждается во времени. Камисиро используется в роли санитара и спасителя одновременно. В укромном местечке он ждет, а потом дает сигнал шоферу такси ехать. Впрочем, по чистой случайности он мог подъехать к трупу. Не знаю, все ли варианты у них были просчитаны досконально? Также не могу с уверенностью отнести Камисиро к людям Аои, хотя какие–то поручения его он выполняет. Барсуки высокого мнения о себе, но у них есть слабина. Есть приманка, на которую их можно вытащить из норы на свет божий. Документ, хранящийся в банке Тосай–гинко.

Телефонный звонок резанул по нервам. Неужто дама из «Шагала» не выдержала ожидания и решила позвонить первой? Нет, это был Симанэ. Он начал с того, что отчитал меня: выйти из больницы и до сих пор не поставить его в известность – просто свинство. О чем я думаю!.. Если я звонил ему, почему не назвался?

– Не доверяю я сыщикам, – пусть, пусть чуточку позлится. Пауза. – Кроме одного из их шайки. Его зовут Симанэ.

– Ну ты и жук, – захохотал он. – Вижу, ты оклемался. Это здорово.

– Как наши дела?

– Нужно время.

– А его как раз и нет. Может объявиться наследница.

– Это еще кто?

– Не телефонный разговор. Скажу одно: мы обязаны опередить, иначе – пустые хлопоты. И помни – мы имеем дело не с дилетантами. Там ребята крутые. Чуть что – и головы не сносить!

– Понял. Придется форсировать.

– Придется.

Какая метаморфоза происходит с нашим голосом, с нашим словарем и манерами со сменой телефонного партнера!

– Алло, алло, это – дама из «Шагала»?

– Забавно… И странно, что до сих пор никто меня так не называл. Что–то мне подсказывает, что вы не такой, как большинство…

– И потому вы хотели бы продолжить знакомство со мной?

– Да. Но не в том смысле, который вкладывают мужчины в такие слова.

– Заранее лишаете меня шанса? – мне нужно было слышать ее голос, интонации, чтобы утвердиться в своих догадках, а не для того, чтобы разыгрывать перед ней завзятого волокиту. – И как вы это представляете?

– Нам нужно встретиться.

– Нам?

– Мне. Если можно – срочно, лучше всего – сейчас. У меня дома.

Записывая адрес, я обратил внимание, что номера квартиры мне не дали. Как говорят в подобных ситуациях – реальность превзошла всяческие ожидания. Массивная ограда, выложенная из черного камня, за ней особняк похожий на крепость. На табличке одно слово – «Гото».

На звонок вышла молодая обходительная особа и пригласила в дом. Обстановку гостиной, в которую меня провели, описывать не стану. Можете полистать иллюстрированный журнал.

Она появилась, не заставив меня ждать. В изысканном европейском пенюаре, почти без косметики, густые пряди волос свободно падали на плечи. Она и сейчас была красива, хотя выглядела постарше той, которую я видел в баре. Женщина за сорок.

– Что бы вам предложить выпить? – она поставила на столик два симпатичных бокальчика.

– Виски с содовой. Нет ли у вас… «Something special»?

Если я прав, здесь непременно держат выпивку с таким названием: «Пусть не будет ничего, но чтобы было всегда «Нечто особенное»»… Она достала бутылку.

– Вы любите этот редкий сорт шотландского виски? Рискую показаться однообразной, но повторю: вы – интересный господин.

– А я рискую прослыть невежей, если не признаюсь, что заинтригован вами. Не буду изощряться в комплиментах в ваш адрес, вы их слышали от других и не раз. Вы богаты, судя по этому дому. И у вас есть тайна. Иначе вы не стали бы попусту тратить силы и средства на развлечение бездельников с Гиндзы. Едва ли ваш бар приносит доход…

– Вы правы. Но отчасти. Не могу сидеть сложа руки. Ничто не старит людей, как праздность.

– Надеюсь, это вам не грозит.

– Ах, вашими устами бы… Неужели дама из «Шагала»…

– Вы хотите, чтобы я отгадал ее возраст?

– А вы считаете себя способным на это?

– В зависимости от того, каким будет приз за ответ…

– Чего пожелаете. Я – человек слова.

– Ну, если так, – я нарочно медлил, глядя на нее, и видел, как улыбка сползает и лицо делается совсем беззащитным. – Если так, то ей должно быть… пятьдесят семь лет.

Она резко поднялась, повернулась ко мне спиной, потом подошла к стереомагнитофону, включила его. Латиноамериканские ритмы.

– Вы знали это с самого начала? С нашей встречи в баре? Или раньше?

– Нет. Честно говоря, я угадал не ваш возраст, а то, что вы – Игата Каёко. А сколько лет женщине с этим именем – мне было известно.

– От Йоко?

– Нет. От человека, которого вы не знаете.

– Представляю, что он мог наговорить обо мне!.. Впрочем, я пригласила вас не для того, чтобы ворошить свое прошлое. – Каёко подлила виски в мой бокал и подняла свой. – Я хочу, чтобы вы знали: я – ваш союзник!..

Что она имела в виду – непонятно. Но сказано было сильно.

Я взял тайм–аут и спросил, что означает надпись на воротах – «Гото»?

– Гото Дайгоро. Особняк – одно из его владений, а сам он вероятнее всего где–то в горах… любуется водопадами.

Информация, из которой немного выудишь. На улицах нередко мелькают молодчики в коричневом со стягами Восходящего Солнца и Хризантемы. Сторонники партии «Дайгидзюку» и люди Гото – ее лидера, крайнего националиста, одинаково ненавидящего коммунистов и янки. Но при чем тут Каёко?

– Так что бы вы хотели получить в награду за догадливость?

– Встречу с Кавакита Канъитиро… если можно.

– Думаете получить от него интервью?

– Не знаю, удастся ли…

– Тогда к чему вам это?

– Хочу найти тех, кто убил Йоко.

– Это – дело полиции, – голос был ровный, словно речь шла о постороннем… предмете. – Ах, да, вы ведь не доверяете полиции. (Откуда ей знать, кому я доверяю, а кому нет?

– Встречу я вам устрою, но, к сожалению, не смогу гарантировать вашу безопасность.

– Бог с ней.

– Нет. Хватит смертей!

– Вот как!? А почему вы об этом не подумали несколько раньше?

– Глупо. Но, видимо, я заслужила ваш вопрос. – Усталая, немолодая женщина смотрела на меня и, казалось, не видела ни меня, ни окружающее, а только свое одиночество.

2

По графику дежурным редактором в отделе должен быть Арасэки, поэтому утром я вошел в редакцию без особой боязни нарваться на нежелательное лицо. Все разъехались по заданиям. Арасэки даже рот разинул, увидев меня.

– Ты что, уже на ногах?.. Я уж тут переживал за тебя. Оповестил бы меня, а то… – Он развел руками и смущенно шмыгнул носом. – На сегодня все расхватали.

– А на завтра?

– Все шутишь… а я как послушаю разговоры вокруг тебя – мне не до шуток.

– Думаешь, плохи мои дела?

– Да не очень хороши.

В общем, кое–кто в газете решил отпеть меня как журналиста. Интересно, каким способом. Перестановки у нас – обычное дело. В охранники меня не упекут, не положено по закону. Но сослать в какую–нибудь дыру для изучения провинциальной жизни – это им пара пустяков. Арасэки сказал, что в принципе я свободен, но должен поддерживать с ним связь, мол, в любую минуту может возникнуть оказия и т. д. Мы сговорились на том, что я поболтаюсь в центральном управлении полиции и время от времени буду звонить. К Сэги я заглянул не из–за кофе, а чтобы перекинуться с ним словцом–другим. Да и просто взглянуть на него. Меньше всего мне хотелось расстраивать моего друга своими бедами, но тем не менее пришлось посетовать, что, не исключено, нашим встречам близится конец. Известие огорчило его, он насупился, что–то обдумывая, а чтобы занять себя на это время, принялся молоть кофе. А потом заварил мне свежего.

– Знаешь, – сказал он мне, – главное не кисни. В народе говорят, что человеку всюду найдется зеленый холм, который примет его прах. Я это понимаю так, что нельзя давать себя унизить. И нет такой работы, которая стоила бы унижения.

Перед уходом я спросил у него про Камисиро. Ходок по женской части, очень неглупый, однажды крепко обманул его, но плохого о нем он не хотел бы говорить, потому что не знает, что у него за душой, кто он на самом деле. В пресс–клуб я поехал лишь в надежде застать там Танияма, но того где–то черти носили. А может быть, он уже извещён и избегает встречи со мной?

Ближе к вечеру в редакции меня нашла Каёко,

– Слушайте и записываете, – каким–то служебным голосом произнесла она. Привычка диктовать или писать под диктовку другого, – Завтра ровно в полдень. «Кантри–клуб» в префектуре Канагава. Он приедет к десяти в сопровождении секретаря и одной женщины. Партия в гольф. После – завтрак в клубном ресторане. Затем – беседа с вами. Ровно час и ни минутой больше. Как понимаете, ни слова обо мне! Вы рекомендованы Ханэдзава Сабуро.

– А если спросят, кем мне приходится Ханэдзава?

– Понятия не имею. Ваши проблемы! – Молчание. Короткие гудки.

Понимая, что люди Кавакита уже провентилировали в газете все, что касается меня, начальство оповещено о встрече (и небось ломает голову, как это мне удалось!), я решил действовать в открытую и взял для поездки редакционную машину с радиосвязью. Приехали мы загодя. Любопытно все–таки посмотреть на сильных кира сего в игре. Хотя в гольфе имеет значение лишь то, как ты силен в самом гольфе. И правила в нем одни для всех: прогнать по дорожкам мяч и положить его в каждую лунку наименьшим числом ударов. Повадки выдавали в Кавакита опытного игрока, но сегодня у него не ладилось. Он вдруг терял контроль и мазал в несложной позиции. Мяч отрикошетил в мою сторону и он пошел за ним. В двух шагах от меня он, ве поднимая головы, проронил:

– Так это ты? Ханэдзава–кун попросил» «Прими–ка его»… И ты поташился в такую даль, чтобы повидаться со мной? – Он медленно обследовал меня изучающим взглядом и поднял руку. Те, кто был с ним на площадке, поняли это как сигнал к окончанию игры и направились к нам.

– Ладно, – сказал он мне, – и если не возражаешь, поговорим за завтраком. А пока я пойду приму фуро [13]13
  Фуро – традиционная баня с обязательным чаном для купания.


[Закрыть].

Подошла его партнерша в панамке и защитных очках, лет тридцати, наверняка играющая с ним не только в гольф; ей он сказал:

– Иди первой.

А меня тут же передал в руки своего подручного, то ли секретаря, то ли охранника:

– Тамаи–кун, покуда я буду купаться, составьте, пожалуйста, компанию господину журналисту.

– Слушаюсь! – ответил молодой человек. Дисциплина у них на уровне. Я попробовал уклониться от заботы о моей персоне, но Кавакита сделал вид, что не слышит, а Тамаи, что называется, взял меня под локоток. Мы очутились на втором этаже гольф–клуба, в кабинете, отделка и убранство которого свидетельствовали о том, что и внутри привилегированного класса не все равны. Доступ сюда для самых–самых. Тамаи предложил виски на выбор; услышав, что я не прочь выпить апельсинового сона, позвонил в ресторан, чтобы принесли; а между тем не забывал прощупывать меня расспросами.

– Здоров ли Ханэдзава–сэнсэй?

Простенький вопрос, на котором ничего не стоит подорваться. Пришлось пожать плечами и отделаться общими словами.

Когда я позвонил Оура, старый газетчик разволновался. Прошло двадцать лет, а он не мог забыть как по милости Ханэдзава, тогдашнего заместителя редактора «Тоё–сймпо» и заведующего отделом политической жизни, был поставлен заслон всем материалам, посвященным раскрытию обстоятельств загадочной смерти Игата Кэйскэ. Тогда это позволило Кавакита остаться на плаву, и он щедро отблагодарил газетчика–ренегата, вознеся его на вершину власти в газетном мире. Сейчас Ханэдзава на пенсии, однако старые связи не ржавеют.

Обыкновенный репортер получил аудиенцию у Кавакита. Это должно было вызвать тревогу. Такое исключается неписаными и вместе с тем незыблемыми правилами. Сотрудники отдела социальной жизни прикреплены к полицейскому управлению, судам, различным муниципальным службам. Другое дело журналисты, обслуживающие политиков. У них самое престижное положение. Правда, когда узнаешь, чем они за него расплачиваются, как–то не тянет в те сферы. Среди них имеются особо приближенные к патрону и остальные – сортом пониже. Кавакита устраивает для журналистов, аккредитованных при нем, новогодний праздник – сначала в баре для всех, затем – для узкого круга банкет с гейшами, и там и там раздают подарки и наличными – каждому по заслугам. Одна из них – своевременная и полная информация о лицах, посягающих на спокойствие хозяина. Сегодня что–то сорвалось. Спутывала карты протекция Ханэдзава. От меня самого проку было мало, так как наш разговор с Тамаи я все время сворачивал на… гольф, погоду и прелести окружающего пейзажа. В конце концов он удалился, внесли поднос с едой – овощной салат, рис, приправленный карри, йогурт с медом, и вскоре мы с Кавакита оказались с глазу на глаз.

– А ты? – кивнул он на еду.

– Спасибо. Я ем два раза в день.

– Боишься лишних калорий?

– С тех пор как перестал регулярно играть в гольф, приходится думать об этом.

– Ты играл в гольф? – видимо, этот факт из моей биографии показался его осведомителю лишним.

– В студенческие годы.

– Ну и как были успехи?

– Входил в сборную университета. Чуть не выиграл первенство. Но мой противник был сильнее. Сейчас он профессионал.

– Вон оно как! – Мы оба любили гольф, каждый по–своему, но думали о другом. «Пора!» – решил я.

– Вы не будете против, сэнсэй, если мы поговорим о том, ради чего я приехал к вам?

– Угу.

– Вы знали Игата Такити?

– Нет.

– Он был сыном вашего, сэнсэй, личного секретаря.

– Может быть.

– Он был управляющим фирмой «Кавакита согё», которая принадлежит вашему брату.

– Возможно.

– Его убили.

– Увы! Это печально.

– И его младшая сестра Йоко тоже убита. И этого вы не знаете?

– Не знаю. Я не читаю газет. По телевизору смотрю только соревнования по гольфу. Недавно меня очень огорчил Наридзима!

Он назвал человека, за успехами которого я тоже слежу. Начиная с памятного дня, когда уступил ему первое место. Но сейчас не время для воспоминаний о спорте.

– Боюсь, сэнсэй, мое сообщение огорчит вас еще больше. Брата и сестры Игата нет в живых, но жив документ, который у них хранился. Там много о вас, сэнсэй…

– Надо же, – это было сказано без издевки. Его спокойствие могло обезоружить. Только не меня.

– В записках их отца и вашего секретаря есть сведения, во сколько обошелся компании «Тайхэйё докэн» контракт, что вы ей устроили. В деньгах и не только в них… Там речь идет о картине. Вы ничего не припомните, сэнсэй, по этому поводу?

– Нет.

– Скажите, ваше «нет» означает, что вы не помните или что ничего такого не было?

– И то и другое.

– Странно. Нельзя помнить то, чего не было. Но разве можно оспаривать факт получения денег, если вы не помните об этом?

Если глаза – зеркало души, то в это зеркало едва ли удавалось заглядывать кому–нибудь из посторонних. Сейчас в глубине его что–то дрогнуло

– Брось казуистику. И давай уточним. Не было этого. Ты доволен?

– Понятно. И в смерти вашего секретаря до сих пор вы, сэнсэй, не усматриваете ничего загадочного?

– Прошло столько лет. Самоубийство. Что в нем может быть загадочного? У полиции, как я помню, не было сомнений в его душев… – Кавакита оборвал себя на полуслове, недовольный собой.

– Полиция не располагала письменными свидетельствами самого Игата Кэйскэ. Там сказано все и со всей определенностью.

– Что сказано?

Он впервые переспросил, так что, возможно, крючок схвачен.

– Если, эти бумаги попадут в руки оппозиции, сэнсэй, будет шум. Большой шум.

– А они попадут туда? Зачем тебе это?

– Последний долг перед Йоко. Не знаю, в чем была вина Такити, за что его приговорили. Хотя догадываюсь. Йоко была доброй, хорошей девочкой. У нее было будущее. И его отняли у нее. Вот так, сэнсэй!

– А кто она тебе?

– Моя невеста. Мы собирались пожениться.

– Хм.

Он задумался. Мы подошли к главному. Сейчас он предложит начальную цену.

– Ну, а как ты посмотришь на то, если убийца будет пойман?

– Никак.

– То есть?

– Зачем он мне? В этом случае убийца лишь исполнитель чужой воли. Обвинять его в этом преступлении то же самое, что обвинять пистолет, спусковой крючок, палец, который нажал на него, пулю… Мне нужен он, настоящий. Я не смогу его убить, потому что это противно моей природе. Да и что толку!.. Но он политик, и я постараюсь похоронить его как политика.

– Похоже, ты нацеливаешься в меня?

– Именно так, сэнсэй.

– Ну что ж, завидую твоей молодости, твоему напору, И сожалею об этом.

Наверное, мне зачитан приговор: «Сожалею, что тебе придется умереть молодым». Неприятная штука, даже если исполнение его состоится не сразу после прочтения. Я взглянул на часы. Время аудиенции было на исходе. Пошла последняя минута. В бою лучше действовать на опережение противника, и я поднялся с места.

– Подождите. – Разумеется, его железная воля не могла смириться с чужим своеволием. Но переход на вежливое «вы» тоже кое–что да значил. – Хотел спросить, давно ли вы знакомы с Ханэдзава–кун?

– Он был главным редактором, когда я пришел в газету.

– А потом?

– Потом он стал президентом корпорации. Сейчас он на пенсии. Кажется, еще жив. Но как газетчик он уже давно… покойник.

Нет, еще не умерли человеческие чувства в Кавакита Канъитиро. Если судить по злобе, которая так и полыхнула в его глазах.

По законам железных людей

1

Когда за мной захлопнулась дверь, несмотря на желание побыстрей и подальше унести ноги от этого логова, я заставит себя идти к редакционной машине не торопясь, прогулочным шагом. Наш водитель Мацутани даже был вынужден выскочить навстречу мне. По рации передали, что меня разыскивает некто Симанэ и просил срочно связаться с ним. Пришлось проделать путь обратно. Симанэ ждал у телефона и находился в точке кипения. Особенно его разозлило то, что я в гольф–клубе.

– Ты понимаешь, дурья голова, сейчас не время прохлаждаться!

– Короче.

– Ты же черт знает где, а ровно в половина третьего тебе его откроют. На пятнадцать минут. Что будем делать?

– Жди меня на месте.

Тут уж я к машине мчался как рысак. Расстояние приличное, движение на шоссе – как повезет, времени в обрез. Час с небольшим. Вся надежда на движок, колеса и Мацутани. Из этих трех слагаемых лишь последнее – верняк. Ас. Чемпион.

– Мацу–тян, к двум двадцати нужно быть в отделении банка Тосай–гинко.

– Где?

– Первое шоссе Кэйхин, между Синагава и Ооимати.

– Ого!

Я и сам знал, что «ого!», но по тому, как мы взяли с места, понял, что лучше не лезть с советами под горячую руку. Когда мы выезжаем на задание, нередко это превращается в гонку с преследованием. Обычный шофер на такой риск не пойдет. Мацутани здесь был в своей стихии. Несколько раз нас заносило в сторону, когда на ходу он менял варианты. На трассах виднелись скопления машин, но он уходил от пробок, вильнув в какой то проулок. Вдруг возникали знакомые ориентиры, чаше мы двигались маршрутом, известным ему одному. На финише Мацутани вырулил на тихую улочку с односторонним движением, прямо под запрещающий знак, и мы чудом разъехались со встречным авто. Симанэ впоследствии признался, что глазам своим не поверил, увидев нас.

– Mauy–тян, – сказал я, – не уверен, что в Японии отыщется еще один профессионал как ты.

– Не заливай, – ухмыльнулся он, – ждать надо?

– Если можешь.

– Найдешь меня на стоянке.

Симанэ провел меня в банк через служебный вход. Он предупредил, что я не имею отношения к газете, должен помалкивать, говорить будет он сам, мое дело – сопровождать его, В нужный момент он представит меня, остальное – по ходу пьесы. Он показал дежурному полицейский жетон и попросил вызвать замдиректора Камои. Тот ждал нас и сразу появился, провел по лестнице в подвал, где перед хранилищем сейфов стоял еще один в форме и при оружии.

– Полиция, – сказал Камои постовому, вытянувшемуся в струнку при виде начальства. Затем обратил его внимание на Симанэ. – У этого господина срочное дело к тебе. Вам надо поговорить наедине. Можете это сделать в моем кабинете.

– Но я… – парень был озадачен нарушением устава внутренней службы и не знал как себя вести.

– Можешь идти, – успокоил его Камои, – я распорядился о твоей подмене. А пока подежурю за тебя. Мы обязаны оказывать содействие полиции.

– Я отниму у вас не больше четверти часа, – заверил его Симанэ, а мне строго приказал: – Тебе оставаться на месте и ждать меня!

– Слушаюсь! – с рвением служаки ответил я.

Камой понадобилось меньше минуты разобраться с ключами, войти в помещение, открыть сейф и вынести шкатулку. Он поставил ее на стол в соседней комнате, напомнил мне о времени и отошел к двери.

Шкатулка была набита конвертами. В первом я обнаружил документы на владение жильем, квитанции и положил его обратно. На втором было написано фломастером: «Для йоко». На третьем: «Важное». Я открыл конверт, адресованный Йоко. Там было письмо и фирменный университетский блокнот. Я полистал его и понял, что это – то самое. Дневник Игата Кэйскэ. С годами чернила поблекли. Год написания не был проставлен, лишь дни и месяц.

«8/7. По указанию К. пошел в галерею Тоё–гаро и получил три картины Ш. Их стоимость что–то около пятидесяти миллионов иен. Немало – с точки зрения «Тайхэйё». Все три штуки пришлось нести домой, потому на душе неспокойно. Каёко спросила, что это у меня завернуто, но я не мог ей ответить. Каёко рассердилась.

10/7. К. попросил меня еще некоторое время подержать у себя Ш. Зачем? День рождения Йоко. Я совсем забыл об этом и пришел домой без торта. Йоко в слезах,

16/7. В течение недели не было ни минуты открыть дневник. Неприятная неделя. Ситуация складывается скверно. К. постоянно раздражается и грубит по пустякам. Похоже, он имел разговор с П. М. о том, на кого должна лечь ответственность.

Пришел Б. из «Тайхэйё». Секретная беседа. К ней присоединился младший брат К. Уходя, он пригласил меня поиграть в гольф. Впервые за наше знакомство. К чему бы это?

Достал Ш. и в одиночестве любовался. Все–таки потрясающе.

19/7. Отвез Ш. на виллу К.

На поездку туда и обратно ушел целый день. К вечеру измотанный вернулся в офис.

20/7. К’. снова приглашал играть в гольф. Я принял приглашение и съездил в Кавана, это неподалеку от виллы. Никакого удовольствия. А предчувствия плохие и они не покидают мёня.

25/7. Без событий. Счет 46 на 53. К’. завез на виллу.

28/7. Каёко сказала, что со вчерашнего дня у нашего дома дежурит машина. Ей показалось, что это репортеры. Плохи, совсем плохи дела. К., как мне кажется, о чем–то договорился с П. М. Он стал спокойным, и от этого мне все более тревожно».

– Время! – напомнил о себе Камои. Я вынул содержимое третьего конверта: расписки, копии контрактов, квитанции и т. д. Я бы с интересом поработал над этим, но… Камои отнес шкатулку на место и вернулся за мной.

– Пожалуйста, сюда, – он открыл дверь, ведущую в операционный зал банка, и в мгновение ока я смешался с публикой. Симанэ должен ждать меня на улице. Я спустился по ступенькам, и тут к банку подкатил грузовичок сборщика макулатуры. Из кабинки истошно орала… музыка. Этим примитивным маневром они сами подсказали мне, что где–то рядом опасность. Я бросил взгляд в одну сторону, в другую и на крыше соседнего дома увидел человека в тот момент, когда он поднимал правую руку. В тот миг я не думал о том, что люди, вооруженные пистолетом с глушителем, просто так не гуляют посреди дня по крышам, а сразу и безоговорочно спикировал на землю, укрывшись за грузовичком. Пуля ударила рядом в стену, отколов кусок бетона.

– Ты что тут улегся? – раздался надо мной знакомый голос.

Сыщик здесь – отбой тревоги. Надо записать номер машины и познакомиться с водителем, но сборщик макулатуры, не разделяя моего желания, дал тотчас газ и завернул за угол. На крыше было пусто. Мои объяснения и осмотр стены заставили Симанэ помрачнеть.

– Они всерьез принялись за тебя, парень. Жаль, не можем мы с тобой пустить по их следу полицию, – он взглянул на меня и ухмыльнулся. – А то ведь пришлось бы поделиться с ней кое–какими сведениями, не правда ли? Нелегальное посещение банка, знакомство с чужим сейфом. Нас могли бы неправильно понять. Ха–ха!

Я рассказал Симанэ о встрече в гольф–клубе, о том, что содержание дневника подтвердило прежние догадки. Но как выудить дневник из сейфа? Кстати, что заставило Камои принять участие в такой рискованной акции? Сыщик не стал делать из этого секрета. Он понимал, что мною движет не праздный интерес. Камои проигрался на скачках и задолжал подпольному маклеру полмиллиона иен. Полиция арестовала маклера и выпустила его на свободу, заполучив в его лице ценного осведомителя. Как Симанэ удалось лично выйти на банковского бонзу? Задай я ему такой вопрос, мог бы тут же получить встречный:

– С чего это всемогущий Кавакита снизошел до часовой конфиденциальной беседы с простым репортером?

Так что не будем переступать границу и останемся каждый со своей тайной.

Мне пора ехать в редакцию. Сыщику к себе. Мы и так сегодня злоупотребили служебным временем – в ущерб служебным обязанностям. Правда, раскаяния при этом почему–то не испытывали ни он, ни я.

Дежурными по отделу были Арасэки и Тадзима. Я улучил подходящий момент и спросил у Арасэки, не он ли разговаривал по телефону с Симанэ? Да, он. Зная, где я, передал информацию Мацутани. Он сделал что–нибудь не так?

– Нет, все правильно. А Тадзима был при этом?

– Кажется, да. А что такого?

– Да так, ничего особенного. (Ничего, кроме того, что коллега Тадзима знает, кто такой Симанэ, и экстренный звонок сыщика ко мне не мог не насторожить его.) Всего–то! По раскладу получается, что хвост за собой в банк привел не я.

Впрочем, моя персона не представляет большого интереса для К. Такити, Куронума Юко, разносчик суси, Йоко, теперь я – лишь досадные препятствия на пути к документу, в котором он обозначен простенькой литерой К. Итак, К. и К’. – братья Кавакита, Канъитиро и Какудзиро. Ш. – Шагал. Кто такой Б. из фирмы «Тайхэйё докэн» при надобности расшифровать не составит труда. Затруднение вызывает П. М. Фамилий на П не припоминаю. Правда, среди гейш встречаются веселенькие клички – Пинко, Пинта. Шутки в сторону!.. Я перелистал словарь английских аббревиатур, взятый в международном отделе. Ну, конечно же, П. М. – премьер–министр. Ныне покойный Икэяма. Вот чьей помощью, должен был заручиться К.

Из головы не выходила одна–единственная строчка о Йоко. Отец не принес на день рождения дочери праздничный торт и она заплакала. Для К. ее слезы – пустяк, сантименты. Он и знать о том не знал. Такие, как он, сминают все на своем пути. Им не до мелочей.

Тадзима сидел неподалеку от меня. Зная о его, склонности встревать в посторонние дела, я ждал, когда он наконец не выдержит и спросит о поездке в префектуру Канагава. Даже не заикнулся. Значит, таков приказ. Когда появился завотделом, Тадзима с ним о чем–то пошушукался, тот кивнул головой позвал меня.

– Как ты себя чувствуешь?

– Терпимо.

– Надо бы тебе проветриться. Три дня в горах будет полезно для твоего здоровья. Не против?

– Это командировка?

– Разумеется. Поручение деликатное, но не сложное. А какой пейзаж! Бывал на горячих источниках Фукурода в префектуре Ибараки? Поедешь к знаменитому водопаду Гёдзя–но Такэ.

– Мне нужно описать его нынешнее состояние?

– Кхе-кхе, ты, и вижу, чувство юмора не теряешь. Нет, водопад не главное. Нашей национальной достопримечательностью как рал сейчас любуется Гото Дайгоро… Найдешь его.

– Я должен встретиться с Гото?

– Да. Дело вот в чем,—он взял со стола газету и пододвинул се ко мне.– Нам переслали это из Малайзии. Местная пресса. В общем, подкапываются под тамошнего министра обороны. Приводятся данные, что он закупил у нас устаревшее оружие…

– В этом замешан Гото?

– Впрямую имя не названо. Сообщают лишь биографические сведения. Они выводят на него. Нам важен любой ответ Гото, опровержение, даже его отказ отвечать.

– Понял. Когда ехать?

– Желательно завтра утром. Газету возьми с собой. Язык непонятный, но суть написанного тебе известна.

Я сказал, что мне понятно задание. А что, собственно, понятно? Во-первых, поручение не по рангу. Гото разговаривать со мной не станет. Во-вторых, Малайзия. Недавно в моей жизни возник один господин из этой страны – Чэн. Затем я услышал о Гото и побывал в одном из домов, принадлежащих ему. Более чем странно. Возможно, эти три дня меня не должно быть в Токио? С другой стороны – если встреча с Гото состоится, она может быть не только интересной, но и полезной. Но прежде необходимо посоветоваться с Каёко. Из дома я позвонил ей, служанка ответила, Что госпожи нет с утра. Звонок в «Шагал» тоже ничего не дал. И далеко за полночь в особняке Гото трубку подняла та же служанка: «Госпожа не приедет домой».