Текст книги "По законам железных людей"

Автор книги: Тору Миёси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Тору Миёси
По законам железных людей

Журнальный вариант

Пахнет убийством

1

Когда я нагрянул к брату Йоко – Игата Такити, скажу прямо, видок у меня был – хуже некуда. Вообще–то, часы после ночного дежурства – не лучшее время для визитов.

Фирма «Кавакита согё» находится в районе Адзабу [1]1
  Адзабу – район Токио. События происходят в столице Японии.


[Закрыть] и занимает в новострое три комнаты на пятом этаже. Президентом у них Кавакита Какудзиро, младший брат известного политика Кавакита Канъитиро, но фактически делами руководит, по словам Йоко, управляющий фирмой – ее родной братец.

Сотрудница внесла на подносе чай и вышла, оставив нас вдвоем. Держа в руке мою визитную карточку, Такити уставился на меня. Он старше сестры на десять лет, следовательно ему тридцать шесть, хотя я тут дал бы все сорок с гаком. Трудно поверить, что в их жилах течет одна кровь. Йоко хорошенькая, а этот вполне бы сгодился на роль телевизионного злодея.

– Слыхал я про тебя от Йоко, – наконец он выдавил из себя.

– Благодарю вас.

– Ты что же, в самом деле писака?

Если он думал таким способом поставить меня сразу на место, зря старался.

– Вас плохо информировали. Я газетчик, репортер, но совсем не то самое, что вы назвали.

– Один черт.

– Кому как.

– Ладно тебе, не заводись.

– А я и не завожусь.

Узнав, что мне двадцать восемь лет, Такити изобразил на лице некое подобие улыбки (молодой, мол!) и даже чуток помягчал. Он отложил в сторону мою визитку, выбрал из коробки сигару, сунул ее в рот и лишь затем обрезал кончик и прикурил от заграничной зажигалки. Да, это был еще тот знаток и курильщик сигар.

– Будешь? – пододвинул он ко мне коробку. Я предпочел собственную сигарету и свое незамысловатое кресало.

– Ну, и с чем же ты ко мне? – пыхнул он сигарой. Чудный аромат. Для того, кто нюхает, не играет роли, кто курит и как курит, от хорошего табака всегда дух что надо.

Только я было собрался с мыслями, как зазвонил телефон. Такити взял трубку. Невольно я оказался свидетелем разговора.

– Что-о?.. Это мнение самого губернатора? Тогда другое дело… Я лично свяжусь с министром и все переиграю – так и передайте… Думаю, сэнсэя [2]2
  Сэнсэй – учитель; обращение к старшему по возрасту я положению.


[Закрыть] напрягать не стоит. Но если они пойдут на все, я буду вынужден поставить его в известность…

Ничего себе фразочки! Положив трубку, Такити задумался, а потом вдруг спросил:

– Кстати, ты в каком отделе?

Я думал, что он умеет читать. На визитной карточке, кажется, про меня все написано.

– Я работаю в отделе социальной жизни.

– Ах, да… А не знаешь ли ты случаем Вакидзака–сан [3]3
  Сан – частица после имени собственного, означающая: господин, госпожа.


[Закрыть]?

Я ответил, что у нас такого нет, но фамилия мне знакома, в отделе экономики, если не изменяет память… а, собственно, что его интересует и т. д. Такити как–то сразу помрачнел. Получилось, что я, не желая того, как бы сунул нос куда яе следует.

– Ладно об этом, – оборвал он меня, – лучше скажи, что там у тебя с Йоко?

– Мы хотим быть вместе. Я знаю, что вы против.

– Но тебя это не остановит, не так ли? Напрасно. По закону вы оба совершеннолетние. Но это по закону. А есть жизнь. Йоко – моя младшая сестра.

– Потому я и пришел к вам.

– Брось заливать! Не знаю, что у тебя на уме, только ты меня явно недооцениваешь. А ведь я многое могу. Между прочим, как тебе эта вещица? – он показал на картину, висящую на стене. Что–то из французских импрессионистов. Копия или подделка – я не специалист в живописи. Будь это подлинник, он потянул бы на сотни миллионов иен. – Ха–ха, недурно!.. Еще как недурно. Подарок очень большого человека. В благодарность за услуги. Не вздумай трепаться своим дружкам писакам. – И сам забудь! – Он важничал передо мной, будто я пришел для описания его подвигов. – Я это к тому, что тот большой человек приятель твоего президента. Они живут в том мире, куда таких, как ты, не пускают. «Песенные вечеринки», игра в гольф…

– В песенках я не смыслю, это верно, но клюшка для гольфа мне знакома.

– Ого!.. Куда мы идем… уже писаки играют в гольф. Это ж надо! Ты и в клуб захаживаешь?

– Уже нет Но было дело.

– Тогда проще. Может быть, ты и поймешь что к чему. Твой президент, как я знаю, собирается стать членом самого престижного гольф–клуба. Его хозяин, кстати… бывший владелец этой картины Усек что к чему? В твоем положении я не стал бы артачиться. Можно в два счета очутиться в каком– нибудь захудалом корпункте далеко от Токио, – в его голосе зазвучал металл. – Ну как, попробуем?

– Пробуйте, – как можно спокойней ответил я, хотя меня всего колотило от возмущения. – Мы с Йоко решили окончательно.

– Не будет этого! Слышать не хочу. Заруби себе на носу.

На улице была несусветная жара. В ближайшей забегаловке я махом выпил стакан холодной воды и заказал кофе и сандвич. Такити не джентльмен, но я и не ждал другого. Как ни странно, зла на него я не держал. Каждый заботу о ближнем своем проявляет как может. Кто я для него? Негодяй и похититель его сестры. В последнем – он недалек от правды.

2

Вернувшись домой, я принял душ, обмотал бедра полотенцем и стал названивать Йоко. Она работает дизайнером в строительной конторе в районе Канда. На месте ее не оказалось и я, назвав себя, попросил передать ей о моем звонке.

Быт мой совсем неустроенный. Нет времени сходить в химчистку. Не доходят руки забрать из прачечной белье. Лежа на постели и глядя в потолок, я размышлял о том и о сем н ее заметил, как провалился в сон.

Разбудил меня телефон. Это была Йоко.

– Ты искал меня? Что–нибудь спешное?

– Вроде нет. Просто хотел сообщить, что познакомился с твоим братом.

На том конце провода зависла пауза. Словно я не говорил ей о намерении повидаться с Такити. Неужели она думала, что я не рискну?

– Жаль. Не надо было этого делать.

– Надо, Йоко. Нужна ясность. Мы довольно мило побеседовали… Не веришь? Шучу. А с чего это он нашего брата– журналиста ни во что не ставит?

– Он когда узнал, что ты работаешь в газете, такую мне сцену устроил! Ох, не надо было тебе…

– Не бери близко к сердцу. Ты вечером свободна?

– Возник неожиданный заказ. Иду на свидание.

– Какой еще идиот вздумал строиться… на мою беду?

– О, это солидный клиент. Господин из Малайзии, Но ты не огорчайся, часам к девяти освобожусь. Жди.

Жарко. Надо бы поставить кондиционер. А пока за неимением лучшего поможем себе банкой охлажденного пива. Я снова прилег. И уже думал только о Йоко, ощущая ее рядом с собой. Когда она сбрасывает с себя все, мне кажется, чтс нет ва свете прекрасней моей подружки.

В следующий раз меня поднял дверной звонок. Пришлось натянуть брюки.

– Доставка газет.

Необходимую прессу и выписываю на дом, остальное читаю в редакции. Все это я безуспешно пытался втолковать разносчику – настырному типу в защитных очках. Его развязный тон, суетливость и то, как он бесцеремонно втерся в прихожую, должно было насторожить меня. Но я лишь повторил, что не нуждаюсь в его услугах и очень занят.

– Да, да, я сейчас, сейчас, – ухмыльнулся тот, при этом норовя заглянуть в комнату. Тут я прозевал момент. Он врезал в живот с такой силой, что у меня мгновенно поплыло перед глазами. Не надолго. Удар кулаком по затылку и я – в полном нокауте. Правда, прощальную реплику того типа мое исчезающее сознание успело зацепить: «Будешь знать как задаваться, писака…»

Мне удалось уже слегка очухаться, когда появилась Йоко. Видимо, я представлял собой жалкое зрелище, если она не решилась донимать меня расспросами. Свалился, и все дела. Прикладывая к синяку мокрое полотенце, она не смогла скрыть испуга.

– Я вызову врача!

– Обойдусь, – хотя все ныло от боли, меня в это время мучило больше другое. Вряд ли могут быть такие совпадения. Значит, Такити, не откладывая в долгий ящик, напомнил о своем обещании. Я не мнительный, но…

– Мне звонил брат.

– И чем он порадовал?

– Ничем. Знаешь, ты произвел на него неплохое впечатление (мне ли не знать, я это всем телом чувствую!), но он считает, что тебе не добиться успеха в жизни.

– А у него с этим, разумеется, все в порядке?

– И да и нет В последнее время он нервничает. Вероятно, аннулируются договоры.

– Кстати, все хочу спросить тебя, чем он занимается.

– Я как–то задала ему этот вопрос. И знаешь, что он ответил? Если фирма называется «corё» [4]4
  Согё – всевозможные ремесла.


[Закрыть], этим все сказано.

– Да уж, каков вопрос, таков и ответ.

Так как их бизнес – «согё», то почему бы им не брать подряды на всякие делишки, за которые недурно платят? К примеру, шантаж, выколачивание денег, убийство, на худой конец… взять на испуг зарвавшегося писаку.

Боль в груди напомнила о недавнем.

– Тебе плохо? – склонилась надо мной Йоко.

– Есть немного.

– Может быть, все–таки врача?

– Ты – мой врач.

Я коснулся ее волос. Ее губы прильнули к моим. Вместе с болью пришло острое желание. «Что ты, пусти, не надо», – шептала она, а сама раскрывалась навстречу ласкам.

3

– Я хочу есть.

– Посмотрите на него, – прикинулась обиженной Йоко. – То ему одно, то другое. И не стыдно? Не верь после этого, что мужчиной владеют всего три страсти – секс, еда и мания приобретательства.

– Пора бы тебе знать, что в последнем пункте я не силен.

– Не зарекайся, пожалуйста. Эта страсть, говорят, почище остальных. Деньги, слава, власть – их не бывает так много, чтобы не хотелось еще. А любовь и аппетит, увы, с годами потеряют силу.

– Только не для меня. Еще немного твоей лекции и я умру от голода В доме шаром покати.

– Очень мило. И ты ждешь от меня чуда?

– От тебя и от соседнего супермаркета. Мне стыдно просить тебя…

Мы кончили ужинать в двенадцатом часу. Обычно в это время я провожаю Йоко на электричку. Она и Такити живут в многоэтажке в районе Синагава. Брат является только ночевать. Иногда отсутствует по два–три дня. Судя по всему, у него имеется женщина. Но кто она, Йоко не знает.

– Обожди. Мы толком и не поговорили.

– Своим сегодняшним визитом ты напортил. Брат настаивает, чтобы я бросила тебя, твердит, что ты – чужой.

– В чем же дело? Брось. Мне думалось, что у нас с тобой решено.

Я видел, что она в смятении и что это – не игра. И с горечью отметил про себя, что Такити имеет на нее влияние куда большее, нежели я мог предполагать. Йоко говорила, что мне трудно ее понять, потому что я почти ничего о ней не знаю. Я не расспрашивал ее о родителях, о детстве, о знакомых. То, что я не первый мужчина в ее жизни, она сказала сама. Это меня мало волнует. Как и то, если обнаружится, что ее братец – отъявленный мошенник и разбойник. Я люблю Игата Йоко такой, какая она есть. В конце концов, я намерен жениться на ней, а не на ее прошлом.

Наскоро прибрав в комнате, Йоко занялась макияжем. После смерти мамы в этой квартире нередко бывали женщины. Не только мимолетные знакомые, но и те, кто на меня глаз положил с самыми серьезными намерениями. Говорю об этом без пижонства. И ни одной из них я не позволил остаться на ночь. Уже два года я сам себе хозяин, казалось бы, веди себя кая хочешь. И все же есть невидимая черта, переступить которую не могу и не хочу.

– Останься.

– Здесь? Ты хочешь, чтобы я осталась на ночь у тебя? – Вглядываясь в свое зеркальное отражение, Йоко подводила ресницы, и рука с кисточкой внезапно замерла в воздухе. – А как же твой зарок? Ты так серьезно к нему относился. Я, помню, подумала про тебя: он – не такой, как все. А сейчас ты…

– Да, Йоко. Мы поженимся и здесь будет твой дом. Я хочу, чтобы ты знала, что он и сегодня уже твой.

Последний штрих. Она опустила руку и обернулась. Ее глаза были полны слез. Я возомнил тогда, что это от избытка чувств, что мой порыв растрогал ее до глубины души. Подлинный смысл этих слез я понял гораздо позже.

4

Йоко ушла от меня рано утром. Она объяснила, что, мол, ей неловко будет появиться в офисе в том же платье, что и вчера. Я понимающе хмыкнул.

Мой счетчик включается ровно в десять. Оперативная журналистская работа требует пунктуальности. По дороге я заглянул в кафе. Оттуда до редакции мне было полчаса ходу.

Первую информацию я получил буквально в дверях от дежурного редактора Тадзима:

Тебе звонили в самом начале десятого.

Это что, утренний розыгрыш?

– Отнюдь. Она даже назвала себя: Игата… Что я вижу, наш коллега сохранил способность краснеть!..

Так. Что–то произошло. Иначе Йоко вряд ли стала бы звонить сюда. Вероятно, до этого она пыталась застать меня дома, но я уже ушел. Я набрал ее служебный номер. Ответил мужской голос:

– Игата–сан сегодня не будет. Случилось несчастье с ее родственником.

Домашний телефон Йоко молчал. Разыскав координаты фирмы «Кавакита согё», я позвонил туда и получил справку: «Игата–сан еще не появлялся… Нет, нет, ни о каком выходном дне речи не было. Позвоните попозже». В голову лезли самые невероятные мысли. Мои поиски и догадки временно приостановились, когда коллега позвал меня к соседнему телефону. В голосе Йоко было столько отчаяния, что мне стало не по себе.

– Я пришла домой, а его уже не было в живых, – я скорее чувствовал, чем слышал, как она пытается подавить рыдания.

– Ты где?

– В полиции. Он… его, – Йоко запиналась, подбирала слова. Так люди ведут себя при нежелательном свидетеле.

– Ничего не говори. Только ответь: ты в Синагава?.. Я еду.

Несмотря на сварливый характер, Тадзима не стал допытываться и отпустил меня, ограничившись вопросом:

– Разве у тебя есть родственник?

У нас не положено пользоваться редакционной машиной в личных целях и я добрался до места на такси. Йоко была у следователя. Поэтому я сначала поговорил с заместителем начальника полиции. Иногда полезно иметь при себе служебное удостоверение.

– Игата?.. Вы к нам по делу о самоубийстве?

– Самоубийство?

– Да. Он прыгнул с крыши своего дома. На него наткнулся спозаранку разносчик газет. Документов при нем не оказалось. Потом пришла домой его сестра и все стало на свои места.

– Вы уверены, что речь идет о самоубийстве?

– Так мне доложено. У меня нет основания не доверять следствию.

– Видите ли, я знаю сестру… покойного. Я здесь по ее звонку. И с Игата Такити я был знаком. Он не был похож на человека, способного наложить на себя руки.

– Следствие разберется во всем, – ушел от ответа мой собеседник, дав понять, что ко мне лично у него вопросов нет.

Я прошел к начальнику следственного отдела Аои. За стеной давала показания Йоко. Чтобы не думать об этом и по репортерской привычке, я решил не терять времени даром.

– Скажите, Аои–сан, относительно причины смерти нет сомнения?

Слова могут быть самые безобидные. Тут важна интонация, которая на ровном месте может сбить с толку.

– Вы о чем? Если о докладе постового, так он без году неделя в полиции.

– Так это у него по неопытности? – подыграл я втемную, пока еще не понимая что к чему.

– Естественно. Подумайте сами. Часов в шесть разносчик обнаруживает труп и сообщает на ближайший полицейский пост; постовой идет на место и, не разобравшись, поднимает шум, что произошло убийство. Будь он не новичок, его бы сразу заинтересовал факт, что не было крови…

– Не было крови? Разве такое бывает? Упасть с высоты на бетонное покрытие и без крови! Потрясающе.

– Ну и что? Если бы его столкнули, он летел бы как попало, тогда одно дело. Другое – прыжок вперед ногами, при слабом сердце шок, паралич сердца. Не долетев до земли, человек уже покойник.

– Спасибо за информацию. Скажите, Аои–сан, а как было установлено, что он упал с крыши?

– Очень просто. На каждом этаже есть лоджии, но двери закрываются изнутри на ключ. Так что методом исключения…

Итак, Такити упал (был сброшен?) с высоты девятого этажа. Аои уверяет, что кровь в таких случаях необязательна. Открылась дверь и из соседней комнаты в сопровождении следователя вышла Йоко. Увидев меня, она заплакала. Получив короткий рапорт от сотрудника, Аои обратился к Йоко:

– Когда понадобится, мы свяжемся с вами. Сейчас вы свободны.

– Пойдем, – сказал я, обняв Йоко за плечи. Мне было наплевать, что подумает на этот счет токийская полиция. На улице первое, чю я услышал от нее, были слова:

– Его убили. А следователь даже не пожелал как следует выслушать меня.

Незримая стена

1

Один из моих коллег, которому довелось работать спецкором в Нью—Йорке, говорил, что в Штатах на каждые семь минут приходится одно убийство. У нас, конечно, с этим не так круто. Хотя в последние годы и у токийских розыскников прибавилось работенки. Знаю это не с чьих–то слов, а по роду службы. Повидал я этого. Но, признаюсь, общение с фактами насильственной смерти не выработало во мне хладнокровия.

В первой попавшейся закусочной, куда я привел Йоко, чтобы хоть немного успокоить ее и, если позволит ее состояние, поговорить с глазу на глаз, было пусто. Хозяин за стойкой, из обслуги – молоденькая официантка. Эта густо накрашенная особа не располагала к себе и явно была взята сюда не от хорошей жизни. Как большое одолжение она принесла меню, а когда Йоко не захотела еды и я заказал два кофе, надо было видеть эту фурию

Йоко сидела, опустив голову, вся в тоскливых думах.

– Это моя вина, – начал я, не совсем уверенный в том, что говорю. – Если бы ты вернулась домой вовремя, возможно, Такити был бы жив.

– Твоей вины нет никакой. Была бы я дома, не была – все равно.

– То есть как все равно? Не хочешь же ты сказать, что он был обречен?

Йоко не ответила. Но интуитивно я уловил: да. На мои слова о том, что полиция, как видно, настроена держаться версии самоубийстве и нужны будут веские аргументы против, только откуда их взять и есть ли таковые в природе, Йоко вдруг резко подняла голову и, глядя на меня в упор, произнесла:

– Они есть.

– Что ты имеешь в виду? – у меня даже сердце замерло.

– Брат не мог покончить с собой.

К доводам такого рода следствие, как правило, относится без должного внимания. А зря. Я виделся с Такити один раз, и он не показался мне человеком, подверженным рефлексии, Йоко намекнула, что у него могли быть неприятности. В жизни катастроф, безвыходных ситуаций гораздо больше, чем попыток решения проблемы таким радикальным способом.

Решившись на такой шаг, человек как бы разрывает прежние связи, теряет интерес ко всему. Такити был озабочен судьбой сестры. Тогда почему он оставил ее одну? Он же понимал, что смерть лишит его возможности каким–либо образом влиять на события.

По логике: вместо того чтобы запугивать меня, заставить держаться подальше от Йоко, брат, неравнодушный к будущему сестры, должен был бы поступить иначе. Он знал, что она успела привязаться ко мне. Он мог корчить из себя кого угодно, но был достаточно неглуп, чтобы понимать, что моя газета «Тоё симпо» посолидней его «Кавакита согё». Согласившись на наш брак, он оставлял бы сестру на попечении того, кто ее любит и стоит довольно прочно на своих ногах. Вполне уместные рассуждения, если речь идет о самоубийце. Но я не считаю Такити самоубийцей.

Есть, правда, крохотная лазейка. Мне неизвестно, что могло произойти после нашей встречи. Вероятность появления внезапного фактора исключить нельзя. Непредвиденное подстерегает нас на каждом шагу.

Официантка поставила чашки. Хорошо еще – не швырнула.

Но вкус кофе, на удивление, оказался отменным. Рядом с нашей редакцией кофейня, куда мы ходим постоянно. Так, как варит кофе Сэги, думаю, на весь Токио у него наберется разве что два–три конкурента. У Сэги своя формула: в кофе должны соединиться плоть и дух, то есть, крепость и аромат. Сделав первый глоток, я невольно оглянулся и тут же поймал встречный взгляд человека за стойкой. Кивком я выразил ему свое одобрение. Вот вам еще один парадокс: умение варить кофе может сделать имя заведению, но все пойдет прахом, если вам безразлично, кто и как обслуживает ваших клиентов.

Я ждал, когда Йоко поделится со мной своими соображениями. А они у нее были, чутье меня не могло обмануть. Но она сидела молча перед нетронутой чашкой кофе; Тогда я попытался расшевелить ее, введя в курс того, как решает свои проблемы следствие. Если налицо факт самоубийства, закрыть дело – проще простого. С несчастным случаем приходится повозиться, покуда не вскроются обстоятельства происшедшего. Убийство – самое хлопотное и неприятное дело. Признать, что произошла насильственная акция, значит – взять на себя тяжелую ответственность.

Ну и что? Хлопоты, ответственность – разве это имеет какое-нибудь значение? Какое мне дело до их забот! Полиция обязана найти убийцу, а не стараться облегчить жизнь себе. Бред какой–то!..

2

Бред, конечно. Но, к сожалению, такое бывает,

Я помню историю, рассказанную мне нашим уголовным хроникером, сейчас он уже на пенсии. Смерть при загадочных обстоятельствах. Событие двадцатилетней давности.

Какой–то министр получил взятку от промышленника. Тайное вылезло наружу, того прижали и он сознался, что некую ценную вещь передал через секретаря министра. Запахло арестом, расследованием. Секретарь вернулся вечером домой, переоделся в кимоно и сказал домашним, что хотел бы прогуляться перед сном. Время было позднее. Спохватились лишь утром, что его нет. Заявили в полицию, которая обнаружила его труп в двухстах метрах от дома, на пустыре возле железной вышки.

Опытный газетный волк поведал мне тогда, как раскручивалось, а вернее, свертывалось то дело. Он был поражен поведением полиции, упорством, с которым она отстаивала версию о самоубийстве. Следствие даже не считало нужным свести концы с концами, дать объяснение самым вопиющим несообразностям.

Отец семейства, отправляясь в столь дальний путь, должен был отвести подозрение от своих близких, явно зная, что в первую очередь примутся за них. В этом случае оставляют письмо, записку. Ничего подобного не нашли. На это в полиции заметили, что кончают с собой не только сочинители предсмертных мемуаров. Черный юмор.

В деле фигурировала железная вышка, с которой секретарь якобы спрыгнул. Всплыла подробность, так и не ставшая серьезной уликой. Как сквозь землю провалились гэта [5]5
  Гэта – традиционная японская обувь на деревянной подошве.


[Закрыть], которые были на потерпевшем, когда тот вышел из дома. Следствие выдвинуло предположение, что гэта он сбросил по дороге, (интересно, с какой целью?), в носках добрался до вышки, влез на нее и… все остальное. Лестница была ржавая, ночью железо влажное, и, взбираясь наверх, нельзя было не загваздаться в ржавчине. Ни малейшего следа ее обнаружено не было. Получалось как бы, что самоубийца поднялся на вышку на крыльях.

– Так мог вести себя ненормальный, – сказал я своему старшему коллеге, – но ведь до случившегося он занимал положение, требующее от человека рассудительности и выдержки…

– Ты попал в точку! Полиция решила сыграть на этом. Она обвинила… нас, газетчиков. Мол, не нужно было раздувать скандал вокруг гипотетической (?) взятки. Это мы, оказывается, довели секретаря министра до нервного расстройства, а далее – до помешательства. Вот так!

Это был сильный ход со стороны полиции. Но журналисты, освещавшие ход расследования, не собирались капитулировать. И тогда, по словам старика, перед ними выросла незримая и непробиваемая стена, воздвигнутая чьей–то железной волей.

– Мою разоблачительную статью напечатали, но она появилась дашь в утреннем тираже газеты. Полагаю, тебе не надо объяснять, что это было для меня?

Все японские газеты выходят в течение суток, как правило, четырнадцатью тиражами. Вечерний выпуск: три тиража для провинции, четвертый – для столицы и близлежащих префектур. Утренний выпуск до тринадцатого тиража включительно рассылается по стране. И только последний читают токийцы. С учетом региональных интересов тиражи не повторяют друг друга буквально В этом искусство и политика газеты, четко реагирующей на события. Вместе с тем, такая практика является своеобразной формой поощрения и наказания. Короче говоря, в токийском номере газеты материал о противоправных действиях полиции по делу о смерти секретаря министра напечатан не был. Его прочитали где–то далеко от Токио, где к столичным происшествиям относятся не более как к сплетням.

– Ну а что же семья покойного? На нее тоже оказали давление?

– Остались двое детей, жена. Она не подавала голос. Ходили слухи, что ее молчание было куплено за большую сумму. Щепетильный момент. Я, естественно, не стал касаться этой темы.

– Еще один вопрос. Там, наверху, своя мораль. Но ведь рядовые сыщики, которые копали дело, они–то должны были знать подноготную?

– Не будь наивным. Что из того, до чего они могли докопаться, – решение принимают не они.