Текст книги "По ту сторону тьмы (СИ)"

Автор книги: Тори Халимендис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я привожу из своих поездок разные диковинки, госпожа дель Лерой, – мягко ответил Пабло. – И однажды у меня в руках оказалась старинная рукописная книга. Это длинная история, если вы не возражаете, то ее я расскажу вам позже. Все равно долгой беседы у нас сейчас не получится, поскольку скоро кто-нибудь обязательно вклинится в наш разговор. Могу сказать только, что в этой книге описывается история возникновения Черты и упоминается ваша семья. Если вас заинтересовало мое предложение, то мы можем встретиться завтра.

– Хорошо, – решилась я. – Завтра утром, возле рыночной площади. Там есть трактир «Три гуся», где мы вряд ли встретим кого-либо из светских особ. И еще – я приду не одна.

Фиоре слегка поклонился.

– Как вам будет удобно. Надеюсь только, что ваш спутник окажется достоин оказанного ему доверия.

Тут, как и предполагал Пабло, наш разговор прервали бурные аплодисменты. Оказывается, Арамеус согласился прочесть отрывок из своей новой поэмы, и дамы, шурша платьями, поспешили рассесться по стульям и кушеткам. Рядом со мной оказалась Изабелла и потянула меня за руку к ближайшей софе.

– Присоединяйтесь к нам, господин дель Фиоре, – промурлыкала она. – Здесь как раз хватит места на троих.

Пабло чинно уселся рядом со мной и преувеличенно внимательно уставился на Арамеуса. Поэт принял картинную позу, слегка отставил в сторону левую ногу, прижал правую руку к груди, поднял взгляд к потолку и начал:

– Что есть любовь? – И боль, и вдохновенье,

И радости мерцающий туман,

И каждое чудесное мгновенье,

Что делится отныне пополам.

Пабло подозрительно закашлялся, я закусила губу. Изабелла взирала на поэта с равнодушным видом, Матильда, сидящая у окна, открыто ухмылялась. Большинство же разновозрастных дам с трепетным волнением внимали той чуши, что нес Арамеус.

– И звездами расчерченная ночь

Пусть примет нас в нежнейшие объятья,

И не дадим мы удалиться прочь

Мгновеньям ослепительного счастья.

Вещал поэт на редкость вдохновенно: то раскидывал руки, будто обнимая благодарную аудиторию, то прижимал ладони к груди, закатывал глаза, картинно вздыхал. Плечи Пабло тряслись от беззвучного хохота, да и я изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

– И что они все находят в этом позере? – слегка повернув голову, шепнула я.

Конечно, мой вопрос могла расслышать и Изабелла, но меня это волновало мало.

– Фактура, – едва слышно ответил Пабло. – Локоны, подвитые ресницы, голубые глаза, жемчужные зубы, стройная фигура. Представьте, что подобные, с позволения сказать, поэмы читал бы низкорослый толстячок с залысинами. Да эти же дамы брезгливо морщили бы тогда свои припудренные носики.

Я вынуждена была согласиться: внешность Арамеуса явно работала ему на пользу. Вполне возможно, что восторженные почитательницы даже не вникали в смысл произносимых им фраз.

– Приди ко мне, прекрасное виденье,

И дай мне насладиться красотой,

О Света наилучшее творенье…

Декламацию прервали резкие хлопки.

– Бесподобно! – язвительно произнесла Матильда. – Арамеус, на сей раз вы превзошли себя. Какая неповторимая чушь!

Дамы неодобрительно загудели. Я не сдержалась и все-таки прыснула со смеху, догадавшись прикрыться веером – слишком уж забавное выражение лица сделалось у поэта. Он явно не был готов к подобной реакции на свое творение.

– Как грубо, – прошипела Изабелла мне в ухо. – Все-таки эта Дорен – на редкость вульгарная особа.

Как ни тихо она говорила, но чуткий слух Пабло уловил ее слова.

– Однако же она выразила и ваши мысли, не так ли? – проницательно спросил он. – Вы ведь тоже далеко не в восторге от поэзии Арамеуса?

– Я, во всяком случае, не озвучиваю свое мнение, – с видом оскорбленного достоинства процедила Изабелла.

Пабло слегка склонил голову.

– Действительно, и как я не заметил? Нижайше прошу прощения.

Впервые на моей памяти Изабелла растерялась. В раскаяние Фиоре она точно не поверила, и я была уверена, что дама желает съязвить в ответ. Но знаменитый путешественник был обласкан высочайшей семьей, а Изабелла, как женщина деловая, не желала портить отношения с ее высочеством из-за ерунды. Я видела, как она колеблется между желанием достойно ответить на выпад и разумной необходимостью промолчать. Наконец прагматичность взяла верх, и Изабелла кисло улыбнулась.

– Вы такой шутник, господин дель Фиоре, ха-ха! – натужно выдавила она. – Кстати, вы случайно не знакомы с Фернаном, моим сыном?

– Случайно нет, – с любезной улыбкой ответил Пабло. – Если я не ошибаюсь, он не учился в Университете.

– Мой сын получил домашнее образование. Превосходное, наилучшее домашнее образование! – возмущенно заявила Изабелла. – У него были отличные преподаватели! Фернан – весьма образованный молодой человек!

– Разумеется, – равнодушно бросил Фиоре. – Иначе и быть не могло. Прошу меня извинить.

И он поднялся на ноги, давая понять, что разговор закончен. А я застыла, пораженная внезапной догадкой. И Арман, и Мартин окончили Королевский Университет. И вполне могли быть знакомы с Пабло, пусть он и был несколькими годами старше. Непременно надо нынче же расспросить Мартина о моем новом знакомом!

– Нет, я лично с Фиоре знаком не был, – с сожалением признался Мартин, разливая вино по бокалам. – Он уже окончил Университет, когда мы с Арманом только поступили на первый курс. Но о нем среди студентов ходили самые настоящие легенды.

– Даже так? – удивилась я.

Тетушка Корделия привычно вырисовывала узоры на салфетке и, казалось, вовсе не прислушивалась к нашему разговору. Тем удивительнее стала ее реплика.

– Семья Фиоре всегда славилась безрассудностью, – задумчиво сказала она. – Говорили, что старик Энрико Фиоре украл свою Пилар прямо из Храма – она должна была выйти замуж за другого. Шума та история наделала много, о ней вспоминали еще долгие годы. Ваш Пабло, как я понимаю – правнук Энрико. Авантюризм у него в крови. У Энрико и Пилар было три сына, с младшим я водила близкое знакомство. Ах, какие безумства он совершал ради Милагры, моей подруги. Засыпал улицу перед ее особняком цветами, пел по ночам под ее балконом о любви – и ему вторили все окрестные псы. Соседи Милагры его ненавидели.

– А она ему отказала, да? – предположила я.

– Почему же? Она вышла за него замуж. Через три года он сбежал от нее в пограничный отряд. Сказал, что даже вероятность встречи с Сумеречными предпочтительнее ежедневного созерцания кислой физиономии жены. Видите ли, дорогие мои, выйдя замуж, Милагра принялась пилить супруга и требовать, чтобы он вел себя как подобает человеку приличному. Можно подумать, приличный человек стал бы распевать по ночам в тихом квартале, мешая спать законопослушным горожанам, – фыркнула тетя.

Мартин расхохотался.

– Да, забавная семейка. А Пабло, судя по рассказам, достойный потомок столь оригинальных личностей. История о том, как он разыграл одного из профессоров, внушала нам едва ли не благоговение. Представляете, он нанял продажную… Простите, тетя, я забылся.

– Ты что-то сказал? – подняла на него ясные голубые глаза вновь вернувшаяся к рисованию Корделия.

Но несмотря на мнимую глухоту тетушки, пересказывать неприличную историю Мартин не стал.

– Он пообещал показать мне некий манускрипт, в котором упоминаются мои предки, – сообщила я. – Полагаешь, это тоже розыгрыш?

– Не думаю, – ответил Мартин. – Зачем бы Пабло тебя обманывать или подшучивать над тобой? Скорее всего, рукопись действительно существует. Я даже склонен считать, что она подлинная и что в ней действительно есть упоминания семьи Лерой. Вопрос в том, чего добивается Пабло? У него определенно есть какая-то цель.

– Продолжить знакомство со мной?

Друг окинул меня внимательным взглядом.

– Мне жаль разочаровывать тебя, Рина, но боюсь, что дело вовсе не в этом. Разумеется, ты могла понравиться Пабло, но тогда он не стал бы договариваться о встрече под столь странным предлогом. Фиоре всегда везло с женщинами – об этом я наслышан. А еще он согласился, чтобы ты пришла с другом. Нет, это точно далеко не любовное свидание.

К своему удивлению, я почувствовала легкий укол сожаления. Пабло был весьма привлекательным мужчиной, и мне льстила мысль о том, что он мог бы увлечься мною. Но Мартин, скорее всего, был прав.

– Ладно, – сказала я как можно более легкомысленным тоном, чтобы друг не догадался о моей настоящей реакции на его слова. – Завтра все узнаем. Думаю, Фиоре сам расскажет нам о том, зачем я ему понадобилась.

В рыночный день трактир был забит народом. Крестьяне, перекупщики, небогатые горожане переговаривались, смеялись, подзывали подавальщиц, переругивались, и их голоса сливались в общий оживленный гул. На нас с Мартином, одетых в неприметные серые плащи, никто не обратил внимания. Пабло пришел чуть раньше, и мы не сразу обнаружили его за столом в темном углу. Как и мы, он был облачен в темную одежду, больше подошедшую бы небогатому купцу или зажиточному крестьянину. На столе перед Фиоре одиноко стояла кружка с пивом.

– Госпожа дель Лерой, – Пабло чуть привстал, когда мы подошли к нему. – Рад видеть.

– Пабло дель Фиоре – Мартин дель Ровье, – представила я мужчин друг другу.

К нам подлетела подавальщица, девица лет семнадцати с выбившейся из узла волос прядкой и с бисеринками пота на лбу, и поинтересовалась, что господа будут заказывать.

– Сегодня у нас восхитительное рагу из кролика, – сообщила она, глядя почему-то только на Мартина.

Мартин согласился на рагу и на пиво к нему – «три порции» – и девица унеслась по направлению к кухне.

– Итак, – сразу перешел к делу Пабло, – я обещал принести вам манускрипт. Вот он.

И Фиоре достал из сумки небольшой томик в переплете из выцветшей кожи. Вопреки моим ожиданиям, выглядела книга более чем скромно: ни позолота, ни инкрустации, ни даже тиснения не украшали ее обложку.

– Можно?

Я осторожно провела указательным пальцем по рыжеватой коже и внезапно почувствовала тепло, будто от встречи со старым, полузабытым приятелем по детским играм. У меня появилось странное ощущение, что я давным-давно уже читала эту книгу и непременно вспомню ее содержание, стоит мне только открыть ее и пробежать глазами первые строки. Я так и поступила, но увы: никаких воспоминаний вязь старательно выписанных строк у меня не вызвала. «Было то время темное и смутное, и слухи доходили до нас самого поразительного свойства…»

– Сборник легенд? – скрывая разочарование, спросила я.

– Не совсем, – уклончиво ответил Пабло. – Но лучше бы вам прочесть ее в менее людном месте.

Я согласилась с его правотой и захлопнула книгу, испытывая непонятное сожаление.

– Фиоре, давайте говорить начистоту, – вмешался Мартин. – Чего вы хотите?

– От вас – ничего, – похоже, Пабло даже не задело несколько фамильярное обращение.

– А от Северины?

– Прежде всего – чтобы она прочла рукопись. А уж потом, если ей будет интересно, поговорим.

Мартин хотел еще что-то спросить, но я остановила его.

– Хорошо, поговорим потом. Скажем, через неделю?

– Согласен.

Больше беседовать нам было не о чем. Подавальщица принесла обед – довольно вкусный, надо сказать – с которым мы быстро расправились, после чего распрощались и покинули трактир.

Мне не терпелось приступить к изучению рукописи. Вернувшись домой, я удалилась к себе и достала книгу. И только теперь заметила первую странность: ни на обложке, ни на титульном листе не было ни названия, ни имени автора. Вместо них записи предваряла картинка, изображавшая всадника в плаще. Я долго всматривалась в нее, и наконец мне показалось, будто изображение ожило. Я видела беззвездную ночь, слышала завывания ветра, замечала, как клонятся под его порывами верхушки деревьев. Всадник подался вперед. Он то и дело пришпоривал коня, опасаясь опоздать… Я моргнула, и наваждение исчезло. Остался не слишком четкий рисунок на желтоватом листе.

Я перевернула страницу и принялась разбирать причудливую вязь рукописных строк. Очень скоро мне стало понятно, что неизвестный автор описывает последний год войны с Сумеречными – время, о котором достоверных сведений почти не сохранилось. В Книге Света было сказано: «Неисчислимые рати сокрушали любые препоны и уничтожали дыхание жизни, и ужас шел впереди полчищ их. И создана тогда была Черта, пересечь кою порождения Сумрака не смели, и были Дети Света спасены». Вот и все. В детстве Сумеречные представлялись мне бесплотными темными фигурами высотою где-то в два человеческих роста. В их присутствии непременно становилось страшно, темно и холодно. Но книга, которую я сейчас держала в руках, полностью развеивала мои детские представления.

Первое, что поразило меня – Сумеречные были людьми. Живыми людьми из плоти и крови, которых можно было ранить и даже убить. И их убивали – десятками и сотнями. Причина войны в рукописи не называлась, но потери с обеих сторон были огромные. На описании того, как воды приграничной реки окрасились багровым от пролитой крови, меня замутило.

Битвам и схваткам было посвящено около десятка страниц, а потом глаза выхватили знакомое имя. Алексия Лерой.

Именно ей, жене Георга, главы рода Лерой, принадлежала идея провести Черту. Поначалу ее подняли на смех, но ей удалось каким-то образом убедить служителей Света в том, что ее затея сможет увенчаться успехом. К тому же в войне как раз наступил переломный момент: Сумеречные оттесняли войска своих противников уже вглубь Лероя. Откуда черпали силы порождения Мрака – неведомо, но каждый их воин стоил, пожалуй, десятка воинов короля. И пусть они тоже погибали в боях, и дым от погребальных костров заволакивал небо и закрывал солнце, но потери королевского войска были несоизмеримо больше. А сожженные поля и разоренные деревни предвещали Лерою голодную зиму. К тому же на стороне Сумеречных выступали некие таинственные силы, о которых автор манускрипта упоминал лишь намеками. Похоже, эти неведомые союзники внушали ему куда больший ужас, нежели самые жестокие воины Сумрака.

Благодатный Эрих долго обсуждал с Алексией ее казавшийся безумным план, а ищейки Храма тем временем старательно добывали сведения о супруге Георга. Его женитьба на сироте из позабытого при дворе захудалого рода наделала в свое время много шума. Брак был неравным, но Алексия вскоре покорила весь двор своим очарованием. Она была не просто красива – нет, юная госпожа Лерой обладала удивительным свойством согревать сердца и вызывать улыбки на лицах окружающих. «Истинное дитя Света,» – умиленно говорил о ней Благодатный. И вот теперь, спустя почти два десятка лет, у главы Храма зародились сомнения. Слишком уж много знала Алексия о тех вещах, о которых далеко не каждому служителю ведомо. Ищейки направились в крохотный приграничный городок, где госпожа Лерой якобы провела свое детство, побывали на погосте, поговорили с горожанами и вернулись с неожиданными сведениями. Семья Монтре – родители Алексии и ее братья и сестры – действительно погибла при пожаре тридцать два года назад. Но младшая дочь, вопреки рассказам госпожи Лерой, не сумела чудом выбраться из горящего дома. Маленькая Алексия была похоронена вместе со своими родными и сейчас мирно спала под могильной плитой.

Эрих ни словом не обмолвился Алексии о своих подозрениях. Он не задал ни единого вопроса Георгу о его супруге. Но ищейкам были даны новые распоряжения. И теперь они проверяли прошлое не только госпожи Лерой, но и ее супруга. И смогли выяснить, что Георг привез невесту из поездки в Приграничье. Никого из тех, кто сопровождал его, не осталось больше в Лерое, но для Храма не составило труда разыскать разъехавшихся по стране старых воинов. Ни один из них не отличался словоохотливостью, но ищейки славились умением развязывать языки. И вскоре Эрих знал многое – слишком многое.

А когда Черта все же была проведена, Алексии предъявили обвинение в связях с Сумеречными. Подобное каралось смертной казнью, но народ Лероя любил свою госпожу, и на открытый судебный процесс сразу после окончания войны, унесшей столько жизней, Храм не решился. Георгу и Алексии дали понять, что обвинение всегда будет висеть над их головами, и при малейшем недовольстве Благодатного их ожидает костер. Так отблагодарил Эрих род Лерой.

Уже давно стемнело, а я все смотрела на пожелтевшую страницу невидящим взглядом. История Алексии удивительным образом напомнила мне собственную. Что же раскопали ищейки? Вероятно, ответ крылся дальше, но мои глаза устали и с трудом разбирали причудливо выписанные буквы. А еще в манускрипте не было толком сказано о том, как именно была проведена Черта – а мне почему-то очень важным казалось узнать об этом. Пабло был прав – рукопись не просто заинтересовала, а захватила меня. И пока вопросов было больше, нежели ответов.

В дверь постучали, сначала негромко, потом более настойчиво, а затем она приоткрылась, и в комнату заглянул встревоженный Мартин.

– Рина? Что-то случилось? Что за гадость тебе подсунул Фиоре?

– Ну почему сразу гадость? Довольно интересная история.

– И поэтому ты сидишь в темноте, позабыв про ужин? Кого ты пытаешься обмануть?

Я слабо улыбнулась и зажгла светильник.

– От тебя ничего не скроешь, Мартин. Но я не могу сказать, что рукопись расстроила меня. Скорее озадачила.

– Этот прохвост упоминал о твоих предках, – припомнил мой друг. – Эта книга действительно о них?

Я кивнула.

– Здесь действительно написано о Георге и Алексии дель Лерой. Я еще не успела все прочитать, но у меня ощущение, будто мой мир вновь рухнул. Алексию подозревали в связях с Сумеречными, представляешь? Автор намекает – да что там намекает, он почти прямо пишет об этом – будто в наш род влилась кровь порождений Сумрака.

– И ты поверила выдумкам неизвестного?

– Не знаю, – медленно произнесла я. – Я только чувствую, что мне надо во всем разобраться. В портретной галерее есть изображение Алексии – она была очень красива, но ничего зловещего в ее внешности я не припоминаю. Это от нее я унаследовала цвет глаз. Волосы, правда, у Алексии были не светлые, а темно-рыжие.

– Разве красота – это преступление? Да и черный цвет глаз редкостью не является.

– Да, об этом я и говорю. Красивая женщина, покорявшая всех своим обаянием – разве это повод обвинять ее в страшном преступлении? Но Пабло ведь не просто так дал мне эту книгу, верно?

– А вот какие цели он преследовал – мы обязательно выясним, – зло пообещал Мартин. – Если понадобится, я готов выбить из него эти сведения. Так что он обязательно нам все расскажет.

***

Я сплю, и мне снится сон. Странный сон, яркий, необычный. Звуки, запахи, ощущение прохладного сырого ветра на разгоряченной коже – будто наяву. Я стою на холме у спящего осеннего леса, ветер трепет мои распущенные волосы и подол юбки, шуршит сухими опавшими листьями и гонит по небу рваные тучи. Круглая желтая луна то появляется и заливает холм призрачным светом, то вновь прячется за темные клочья облаков. Моя рука крепко сжимает какой-то небольшой предмет – так крепко, что я чувствую боль от впившихся в кожу острых граней. Холм, на котором я стою, огибает мощеная посверкивающим в лунном свете камнем дорога, ведущая к мрачной темной громаде. Замок. И определенно не Лерой.

Там, во сне, местность кажется мне знакомой, привычной, но проснувшись, я не смогу припомнить, чтобы когда-либо бывала там наяву.

– Ты пришла, – удовлетворенно шепчет неведомый голос за моей спиной.

Я не оборачиваюсь – знаю, что никого не обнаружу.

– Я вернулась, – сообщаю невидимому собеседнику. – Вернулась за тем, что принадлежит мне. И я намерена забрать свое по праву.

И делаю шаг вниз по крутому склону.

***

Я даже не сразу поняла, что мне это все приснилось. И холм, и осенний лес, и резкие порывы холодного ветра, и черный замок казались реальностью. Я сжала кулак и поначалу даже испугалась, не ощутив в ладони загадочного предмета. А потом вздохнула с облегчением: он тоже остался во сне. На мгновение меня кольнуло сожаление, что я не догадалась посмотреть, какую же вещицу столь крепко держала: это почему-то казалось мне очень важным. Но вскоре я только посмеялась над своей глупостью. Сон, скорее всего, был навеян прочитанной накануне историей, и лучшее, что я могла сделать – позабыть о нем. А та таинственная вещь, которую я так боялась потерять, и вовсе не существовала. Просто рассказ о давно покойной Алексии изобиловал загадками и тайнами, вот мне и приснился загадочный артефакт, которым я якобы дорожила.

Спать больше не хотелось, хотя еще не рассвело, и я зажгла светильник и притянула к себе манускрипт. Все-таки вчера мне удалось прочесть меньше половины, вдруг в оставшейся части обнаружится еще что-нибудь, связанное с моей семьей? Интересно, правда ли то, что черта была проведена с помощью Алексии? Ни разу прежде я не слышала об этом. Но если посчитать рассказ неизвестного автора правдивым, то я – потомок Сумеречных? Намеки на это были более чем прозрачны. Алексия – таинственная красавица, появившаяся из ниоткуда. Георг, совершивший подлог ради любимой. Действительно ли он взял в жены девушку из Сумрака? Сейчас, после странного сна, я была почти готова в это поверить. «А Мартин, – напомнила я себе, – считает эту книгу фальсификацией». Жаль, что я договорилась о встрече с Пабло только через неделю. Мысль о том, чтобы послать ему записку и предложить увидеться как можно скорее, я не без сожаления отмела – похоже, именно на такую реакцию Фиоре и рассчитывал. Мартин был прав в одном: планов Пабло мы не знаем, стало быть, с ним следует держаться осторожно.

До завтрака я успела прочесть еще с десяток страниц, но почти ничего интересного не обнаружила. Почти – потому что один факт меня все-таки заинтересовал. Благодатный Эрих вынудил Алексию Лерой отдать ему некий амулет, о назначении которого никому не сказал ни слова. Денно и нощно носил он амулет под одеждой, но однажды все-таки утратил его.

Дело было так. Эрих возвращался из Лероя в столицу в сопровождении отряда королевских воинов. Разумеется, на ночь они останавливались на постоялых дворах и в тавернах, но часть пути пролегала через разоренные земли. Не то, что приличного постоялого двора – жалкой хибары, уцелевшей от пожара, можно было не встретить за целый день пути. Тогда отряд располагался на ночевку под открытым небом. Кашеварили воины сами, а спали, завернувшись в плащи, но для Благодатного всегда сооружали постель из одеял. Однажды вечером Эрих решил искупаться перед сном в небольшом лесном озере. Стояла удивительная для северных краев жара, и глава Храма пожелал освежиться, покуда будет готовиться ужин. Он разделся, нырнул, а когда вынырнул, то цепочки с амулетом на его шее уже не было.

Пропажу Эрих обнаружил уже на берегу. У озера отряд задержался еще на два дня. Воины ныряли, обшаривали дно, но амулет исчез бесследно. Сквозь прозрачную толщу воды были видны лишь камни и коряги, да еще деловито сновали туда-сюда рыбки.

– Не могла ведь она обратиться в рыбу? – тоскливо спросил Благодатный.

– Кто? – поинтересовался один из ищеек.

– Проклятая ведьма Лерой!

Ищейки и воины встревожено переглянулись. Похоже, рассудок Эриха не выдержал ниспосланных ему испытаний. В рыб, равно как и в птиц, и в животных не могли обращаться даже Сумеречные.

Вскоре стало ясно, что опасения оказались оправданными. Эрих принялся расхаживать по берегу, выкрикивать проклятия, грозить кулаком кому-то невидимому, а затем упал ничком и разрыдался. Но уже к следующему утру Благодатный пришел в себя, но сделался замкнут, нелюдим и подозрителен. Если прежде еще были в его окружении люди, искренне полагавшие себя его друзьями, то вскоре подобных заблуждений уже ни у кого не осталось. А после того, как Благодатный отправил на костер по обвинению в ереси своего первого помощника, прочие служители стали предпочитать держаться от Эриха подальше. Если ему случалось войти в общую трапезную, все разговоры мигом стихали. Когда Эрих шел по коридору, все встреченные им на пути вжимались в стены и опускали глаза. А еще у Благодатного появилась странная привычка – он то и дело подносил руку к груди и пытался нащупать некий предмет, но только разочарованно морщился и иногда шипел сквозь зубы:

– Ведьма! Проклятая ведьма! Думаешь, перехитрила меня?

Сам он ни разу не уточнил, о ком говорит, а смелости поинтересоваться ни у кого не хватило. Автор же манускрипта – вероятно, кто-то из ближайшего окружения Благодатного – был уверен, что Эрих видит в такие мгновения перед внутренним взором лицо Алексии Лерой.

– Ты веришь в эти небылицы? – снисходительно спросил Мартин.

– Я не знаю. С одной стороны, и Эрих, и Алексия существовали в действительности. И по воспоминаниям многих современников, Эрих действительно сильно переменился после окончания войны, но это вполне объяснимо. Нет ни одного источника, повествующего о том, каким образом удалось провести Черту, но все сходятся, что Благодатный вложил в нее свои жизненные силы. Разумеется, такой подвиг не прошел для него даром. С другой стороны, об утерянном амулете не упоминается вообще нигде. И о роли Алексии Лерой не повествуют даже семейные предания. Я вообще не припоминаю ни одной семейной легенды, которая была бы связана с ней. Помнишь, как мы боялись по ночам подниматься в северную башню, чтобы не увидеть призрак прабабушки Береники? Или вот еще та история о двоюродном дедушке Огюсте, который так много выпил вина на осеннем празднике, что перепутал конюха со священником и попросил у него благословения – мы все слышали ее неоднократно. А ни о Георге, ни о его супруге почти ничего не известно. Но и этому тоже можно найти объяснения.

– Основным из которых будет одно: манускрипт – фальшивка. Не знаю, сам ли Фиоре ее состряпал, или ему кто-то продал эту ерунду за солидные деньги, но на правдивость столь сомнительной рукописи я бы не рассчитывал.

– И Благодатный предупреждал меня, чтобы я не доверяла Пабло, – припомнила я. – Хотя словам самого Благодатного я склонна верить еще меньше. Не сомневаюсь, он будет меня расспрашивать о разговоре с Фиоре.

Мартин нахмурился.

– Думаешь, за тобой следят и нас видели в трактире?

– Вполне вероятно. Но рассказывать Францу о манускрипте я не собираюсь. Надо будет придумать иную причину нашей встречи.

– Скажи, будто Фиоре просил у тебя денег на новую экспедицию, – предложил Мартин.

Я покачала головой.

– Благодатный не поверит. Сокровищница разграблена, о существовании тайника я якобы не подозреваю. Есть еще банковские счета, но мне необходимо восстанавливать Лерой. К тому же я не знаю, насколько богат сам Пабло. Вдруг он финансирует свои путешествия из собственного кармана. Конечно, он упоминал о том, что ему выгодна дружба с Каролиной, но и сам он может обладать немалым состоянием. Франц сразу поймет, что я лгу. А ложь порождает подозрения.

– Ну тогда сообщи, что Фиоре пригласил тебя на свидание.

– И выбрал столь странное место, как трактир у рыночной площади? Да еще попросил захватить с собой друга? Несколько странно, ты не находишь?

– Мало ли чего мог нахвататься Фиоре в своих странствиях, – не сдавался Мартин. – Может, для него это нормально – отношения и с мужчиной, и с женщиной одновременно. Мы-то с тобой по миру не странствовали. Но ты права: для нас такой вариант не подходит. А если сказать, что Пабло интересовался уцелевшими ценностями рода Лерой, хотел уговорить тебя что-нибудь продать ему? Он ведь не знает подробностей нападения и может полагать, что Сумеречные не тронули сокровищницу.

– Неплохой вариант, – подумав, согласилась я.

Это был наихудший из всех возможных вариантов, только мы еще об этом не знали.

– Значит, Фиоре интересуют артефакты? – Благодатный даже не пытался скрыть, насколько он взволнован.

– Да, он так сказал. Я подумала, что это может оказаться любопытным для вас, потому и поспешила прийти.

– Вы поступили правильно, милая моя Рина. Весьма, весьма благоразумно.

– Скажите, – я немного замялась, – а Фиоре богат? У него действительно хватило бы денег на покупку?

Глава Храма бросил на меня быстрый взгляд.

– Во время своего первого визита вы упомянули, что сокровищница разграблена. Или я неверно вас понял?

Осторожно подбирая слова, я ответила:

– Да, вы правы. Но меня интересует, мог ли Фиоре попытаться обмануть меня? Иными словами, не мошенник ли он?

– Нет, в денежных вопросах он порядочен, – сказал Благодатный более мягким тоном. – Не припоминаю случая, чтобы кто-либо жаловался на него. Отец оставил ему внушительную сумму, которую Пабло и тратит на свои прихоти. Странствует, вместо того, чтобы жениться и вести достойную жизнь при дворе.

Вот, значит, как. Что бы ни было от меня нужно Фиоре, это не деньги. Интересно.

Франц, как оказалось, разделял мой интерес.

– А вы не припомните, милая моя Рина, вдруг наш путешественник спрашивал о каком-то определенном артефакте? Быть может, он даже описал вам некий предмет?

Слова Благодатного меня насторожили. Он явно знал об артефактах моего рода что-то такое, чего не знала я. Неужели он подразумевал ту самую утрату Эриха? Или Францу нужна была иная ценность? Если рукопись не была поддельной, то упоминание о медальоне Алексии вполне могло содержаться и в одной из книг библиотеки Храма.

– Нет, Фиоре не спрашивал о чем-либо конкретном. Он просто сказал, что готов купить у меня какой-нибудь из уцелевших артефактов. Вроде бы он собирает разные старинные диковины. Но сокровищница опустела, так что мне пришлось отказать ему. Полагаете, он мог искать некую ценность, принадлежавшую моим предкам?

– Не знаю, не знаю, – задумчиво отозвался Благодатный. – Быть может, он просто рассчитывал приобрести недорого какую-нибудь редкость. К сожалению, теперь нам этого не узнать. А все же хотелось бы выяснить, что именно ему известно?

– Что именно ему известно – о чем? – резко подавшись вперед, спросила я.

Франц вздрогнул и перевел на меня взгляд. Последнюю фразу он определенно произнес не для меня – просто размышлял вслух.

– Как вы полагаете, Рина, может ли Фиоре что-либо знать о содержимом сокровищницы дель Лерой?

– Откуда бы? – я постаралась спросить как можно более удивленно, хотя подобная абсурдная мысль уже не единожды приходила мне в голову.

– Вот и я так думаю, – медленно произнес Благодатный. – Откуда бы?

И устремил мне в лицо тяжелый немигающий взгляд, от которого мне стало не по себе.

***

Этот сон даже более странный, нежели предыдущий. Снова беззвездная ночь, снова незнакомая местность, только не облетевший лес, а опустевший сад. Возле покрытой серебристой изморозью каменной скамьи горит одинокий фонарь. Я смотрю на тусклый круг желтого света, прикасаюсь, словно зачарованная, к холодной резной спинке. От тепла моих пальцев изморозь тает, и темно-серый камень влажно поблескивает там, где я провела рукой. Сегодня ветра нет, и тишина, неестественная, мрачная, давит на меня и вселяет страх.