Текст книги "Теннис на футбольном поле [Играя в теннис с молдаванами]"

Автор книги: Тони Хоукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Несмотря на невозможность подавать, как обычно, из-за болезненно отдавленного большого пальца, я почти без труда одолел противников, которые, как и ожидалось, оказали слабое сопротивление. Строенко играл неплохо для защитника, но ему явно не хватило времени на моральную подготовку к игре. Что, наряду с привычкой промахиваться по мячу, обернулось его поражением. Куртиян, который считался лучшим футболистом в команде, до лучшего теннисиста не дотягивал и тоже проиграл.

Таким образом, у меня за плечами оказалось еще две победы, и мы с Шоной доставили игроков в отель всего на двадцать минут позже установленного срока.

– Спасибо за игру, – сказал чрезвычайно вежливый и обаятельный Куртиян, прощаясь со мной у дверей «Хо-лидэй инн». – И удачи.

– Вам тоже, – ответил я. – Надеюсь, вы выиграете завтра – я буду за вас болеть.

Куртиян улыбнулся и показал большой палец.

Какой большой палец, отметил я. И почувствовал некоторое облегчение от того, что мне не пришлось играть с ним в теннис на приставке.

Глава 15
Меня зовут Стони

– Можно мне поехать на матч молодежных команд в Колрейн на вашем автобусе? – спросил я Андрея у стойки регистрации в «Холидэй инн», воспользовавшись советом, который дал Большой Джим в Молдове: «Не попросишь – не получишь».

– Я спрошу у господина Ватаману, – ответил он.

Я был абсолютно уверен в успехе. Я определенно нравился господину Ватаману. Всего двадцатью минутами ранее он подарил мне маленькую эмблему молдавской национальной сборной на лацкан. Не могу придумать более надежного способа выяснить, любят ли тебя молдаване.

– Легко, – сказал, вернувшись, Андрей. – Автобус отправляется отсюда в 4.30.

И вот в 4.20 я бесцельно бродил по холлу гостиницы, как в напряженные полчаса тем же утром. Но теперь я чувствовал себя спокойнее – точнее, до тех пор, пока не получил новый удар судьбы. У лифтов я увидел знакомую фигуру в темном пальто и плоской кепке, больше похожей на йоркширскую, чем молдавскую. Я присмотрелся к лицу. Это лицо. Само по себе оно было не страшным, однако по моей спине пробежали мурашки, прокрались в штаны, и мой за начал неметь. Я смотрел на своего главного противника Григория Корзуна. Вселенскую задницу. Моего заклятого врага.

Недолго думая, пока он меня не узнал, я бросился в туалет, где намеревался собраться с мыслями и решить, что делать. Я закрыл дверцу кабинки, спустил штаны, сел и начал размышлять. Меня утешало то, что, если решение моей проблемы должно найтись, я нахожусь в самом подходящем для этого месте. В уборной. Разве не здесь рождались самые великие идеи? Разве не здесь Галилей вычислил постоянство качания маятника? Разве не здесь Бойль объявил, что объем конкретного количества газа при постоянной температуре прямо пропорционален его давлению? Конечно же, здесь. Если хотите знать, на самом деле именно здесь сэр Исаак Ньютон открыл закон тяготения. История насчет яблока – версия событий, облагороженная для широкой публики. В конце концов, гораздо приятнее читать в детском учебнике, что на Ньютона снизошло озарение, когда ему на голову упало яблоко, а не когда пара какашек плюхнулась в унитаз. По одной из версий, Ньютон был великим одухотворенным мыслителем, а по другой, парню повезло, что у него расстроился кишечник.

Туалет определенно был правильным местом. Помимо, всего прочего, это место отлично подходило для того, чтобы отсидеться, учитывая мой испуг. Я сидел там, как Феджин в «Оливере Твисте», оценивая происходящее. Недалеко от того места, где я расслаблялся, в фойе отеля ждал Григорий Корзун, и без всяких сомнений он собирался сесть в тот же автобус в Колрейн, на котором собирался ехать я. Я знал, что это нехорошо, по меньшей мере, потому что Григорий Корзун был совершенно не похож на Василия Ватаману. Он не был толстым, не был обаятельным, и я ему не нравился. Сильно не нравился. Его последние слова, переданные через Юлиана, не были комплиментом. Напротив, он был зол, что я пил его коньяк, отказался остановиться в его отеле и не рвался стать его деловым партнером.

Но, напомнил я себе, чего мне бояться? Что он мог сделать? Вряд ли он захочет меня убить. (Хотя, если он рассматривает подобный вариант, мы находились в той части света, где не так сложно отыскать мастеров этого дела.) Думаю, меня действительно волновало то, что он мог уничтожить весь план. Если захочет, конечно. Он мог оклеветать меня перед менеджерами, тренерами и официальными представителями, и с этого момента я стану персоной нон-грата, и мне откажут в доступе к Сергею Рогачеву, последнему игроку молдавской сборной, который мне требовался.

Я принял решение и вышел из туалета, зная, что должен следовать дорогой доблести. Я не сделал ничего плохого, был честен, так почему я прячусь по уборным? Если он решит усложнить мне жизнь, да будет так. Я не собираюсь отступать.

В фойе я увидел, как Григорий Корзун разговаривает с двумя людьми в нелепых шляпах. Глубоко вздохнув, я собрал свою смелость в кулак и подошел к нему, высоко подняв голову, с гордым видом, говорившим «Я сильный и не боюсь», хотя сильным я не был и боялся. Я хотел смутить его чрезмерной вежливостью. Предложу руку дружбы и заставлю его почувствовать себя некомфортно. Слегка эксцентричный способ мести, но по мне – самое то. Я считаю, убивать людей добротой всегда лучше, чем из ружья. Это не так безнравственно, полностью законно, и после этого ты чувствуешь себя гораздо лучше. Не понимаю, почему люди не пользуются таким способом чаще.

– Здравствуйте, господин Корзун, рад снова вас видеть, – вежливо сказал я, протягивая ладонь для рукопожатия.

Приднестровец обернулся посмотреть, кто к нему обращается, и был поражен тем, кого увидел перед собой. Нет! Упрямый англичанин преследует игроков в Белфасте?

– Здравствуйте, – ответил он, пытаясь изобразить напряженную улыбку.

Похоже, он совершенно не мог понять, какие эмоции должен испытывать, но полагаю, чувствовал что-то среднее между робостью и неудобством. Хорошо. Именно этого он заслуживал, учитывая, как он обошелся со мной на своей территории.

А потом произошло кое-что потрясающее. По пути от дверей лифта к входным вращающимся дверям отеля господин Ватаману внезапно сделал крюк, чтобы дружески хлопнуть меня по спине. Он что-то сказал по-русски Корзуну, что-то непонятное, но я знал, что это обо мне и, уверен, что-то хорошее. Господин Ватаману ушел, по-товарищески помахав. Корзун выглядел обиженным и растерянным. Каковы бы ни были его чувства ко мне, теперь он был вынужден держать себя в руках, так как я получил похвалу ответственного за связи с общественностью национальной молдавской сборной. Корзун скривился. В конце концов, он был просто президентом клуба, его участие в заграничных поездках, наподобие этой, вероятно, зависело от расположения Молдавской футбольной федерации. Может, он опасался, что я расскажу о его обращении со мной в Приднестровье? Может, власть сменилась, и теперь я был тем, кого следовало бояться?

До чего же я надеялся, что это так. Возможно, не совсем по-джентелъменски бить лежачего, но я не мог удержаться.

– Вчера я обыграл вашего футболиста Строенко, – сказал я, наслаждаясь недолгим моментом славы!

Корзун улыбнулся и неуклюже переступил с ноги на ногу.

– Ну, до свидания, – сказал я, внезапно вспомнив, что мы говорим на разных языках и что дальнейшие подколы все равно до него не дойдут.

– До свидания, – он изобразил слабую улыбочку.

Когда я отошел, перед моим мысленным взором зажегся финальный счет:

В автобусе я сел позади. Не потому, что мне хотелось петь или курить (во времена моей молодости это было обязательным, если сидишь сзади), а потому, что я чувствовал себя незваным гостем среди господ среднего возраста, и подумал, что лучше помалкивать, пока тебя не выгнали. Мне не хотелось, чтобы у Григория Корзуна, сидевшего впереди, появился шанс отомстить за унижение в фойе.

По окнам автобуса хлестал ирландский дождь, и я устроился на своем сиденье, чувствуя облегчение, что путешествие на матч для молодежных команд проходило легко, но немного опасаясь того, что будет, когда я туда доберусь. В тот же день с утра, после информации, полученной по телефону от Тревора Ирскина из Ирландской футбольной ассоциации, я забронировал себе номер на ночь в том же отеле, где остановилась молдавская команда. Я надеялся, что смогу сыграть с Сергеем Рогачевым на следующий день, однако получить необходимое разрешение было не просто, так как у молодежной команды было другое начальство, и никто из них понятия не имел о моих намерениях.

Автобус въехал через главные ворота на стадион «Шоу граундс», место проведения сегодняшнего матча, и молдавская толпа сразу же ощутила сырую вечернюю прохладу графства Лондондерри. Все выстроились в очередь к ларьку с хот-догами. Мне тут же захотелось проскользнуть за стойку и посоветовать продавцу пересмотреть цены для Григория Корзуна, объяснив, что этот человек как-то в Манчестере заплатил двадцать пять фунтов за пиво и сэндвич.

Я купил программку и нашел себе место на трибуне в ожидании игры. Когда игроки разогревались, я высмотрел Сергея Рогачева в футболке с номером «одиннадцать», и меня впечатлили его пластика и грация. Мне хотелось, чтобы сегодня вечером игра прошла для него хорошо, а прежде всего – чтобы с ним ничего не случилось. Пожалуйста, никаких травм.

Игроки выстроились для исполнения национальных гимнов. Здесь я впервые услышал молдавский и решил, что мелодия неплохая, но тем не менее держал пальцы скрещенными, чтобы мне никогда не пришлось его петь. А потом оркестр заиграл гимн Северной Ирландии. Удивительно, но я его знал. Отлично знал. Конечно же, знал – это был «Боже, храни королеву».

Никогда раньше я не видел, чтобы толпа стояла и пела эту весьма посредственную песню с таким удовольствием и настолько душевно, но, думаю, это потому, что я никогда не бывал там, где исполнение гимна значило так много. В этой части света отношение к данному произведению определялось тем, к какой конфессии вы принадлежали.

Обычно я не встаю при исполнении государственного гимна, так как не уверен, что одобряю то, что он олицетворяет, но на сей раз мне показалось, что если я этого не сделаю, то могу навлечь на себя гнев окружающих. И я малодушно поднялся на ноги и запел бессмысленные слова:

 
Боже, храни нашу великодушную королеву,
Да здравствует наша благородная королева,
Боже, храни королеву.
 

Почему Бог должен хранить королеву? По крайней мере, больше, чем кого-либо еще? Имелось ли в виду, что существует своего рода негласная иерархия покровительства Господа? Если это так, на каком месте буду я?

1. Королева.

2. Сэр Клифф Ричард.

3. Тони Хоукс.

А может, и нет. Я бы наверняка уступил свое третье место певице Дане Скэллон, подай она апелляцию.

Я подумал, что, учитывая, какова заинтересованность королевы в результатах этой встречи между молдавской и североирландской молодежными командами, Елизавету вполне можно вычеркнуть из этого списка. Однако взгляд через плечо подсказал мне, что, возможно, лучше не делиться этим мнением с окружающими. Вместо этого, зная, что футбольная толпа – это родовая группа, оказавшись в которой, обычно лучше оставаться на ее стороне, я без удовольствия играл роль патриотического монархиста.

Матч был в целом скучным и закончился ничьей 1:1. Рогачев не забил ни одного гола, зато и травму не получил. Пока все хорошо. Я взял такси до отеля, где остановилась команда, въехал в свой довольно роскошный номер, расслабился и подождал. В половине одиннадцатого вечера я пошел в бар.

– Вы не знаете, вернулся кто-нибудь из молдаван с игры? – спросил я человека, сидящего на барном стуле, полагая, что все в курсе, что здесь остановилась эта команда.

Человек, который активно расправлялся с пинтой «Гиннесса», ответил с характерным ирландским добродушием.

– А, конечно, они все вернулись. Они едят в другом баре, – сказал он. – А зачем тебе?

Я задумался.

– Э-э, ну это трудно объяснить.

Парень задумчиво присмотрелся ко мне.

– А ты не Тони?

– Да, – ответил я, слегка оторопев. – Тони Хоукс если точнее.

– Боже ты мой, я же на днях говорил с тобой по телефону. Я Тревор Ирскин.

– Тревор! Привет.

Мы пожали друг другу руки.

– Бери стул. Я угощу тебя пивом.

Тревор оказался хорошей компанией, не в самую последнюю очередь потому, что у нас была общая проблема. Нам обоим приходилось каждый день крутиться в мире молдавского футбола.

– Моя работа – присматривать за ними, пока они здесь, – сказал он. – Давать им, что захотят, устраивать тренировки, организовывать экскурсии и все такое. Беда в том, что у них четыре начальника, и каждый раз, когда нужно принять решение, один говорит «да», а трое – «нет». Это, черт возьми, делает мою работу невыполнимой.

Он выглядел расстроенным и измученным одновременно, а ведь он работал с командой всего два дня. Я устоял перед искушением сообщить ему, сколько длится моя молдавская кампания.

– Да, с ними бывает трудно, – сдержанно заметил я.

– Трудно? Я бы сказал…

Он сделал большой глоток пива, вместо того, чтобы произнести то, что вначале пришло ему в голову.

– Самое ужасное, – продолжил он, когда пиво достигло нужной отметки в организме и оказало смягчающий эффект, – они, черт возьми, думают, что я за ними шпионю.

– Это как?

– У них все еще менталитет времен «холодной войны» а это значит, что они мне не доверяют. Думают, я передаю информацию об их тренировках и тактике североирландской команде. Они устраивают собрания в тридцатом номере, когда не хотят, чтобы я знал, что происходит. Это раздражает, потому что я лишь хочу, чтобы они хорошо провели время.

– Не думаю, что хорошо проводить время входит в их планы.

– Наверное, ты прав. Но расстраивает то, что каждый в отдельности – действительно приятный человек, а вместе они как шило в заднице.

После двух кружек пива мы все еще болтали, и самым приятным в нашем разговоре была готовность Тревора активно поучаствовать в деле «Хоукс против Рогачева».

– Не переживай, Тони, предоставь это мне, – сказал он, когда я пожелал ему спокойной ночи. – Я поговорю с нужными людьми и завтра устрою тебе игру с этим парнем.

План был прост. Сыграть с Рогачевым после завтрака, до того, как команда отправится на экскурсию на побережье Антрима. Однако утро обернулось обычной для молдавского лагеря непоследовательностью.

– Не могу в это поверить! – произнес расстроенный Тревор, когда я столкнулся с ним у стойки регистрации после весьма приличного завтрака. – Они хотят отменить экскурсию, потому что решили, что сегодня утром игрокам нужна тренировка.

– Тренировка? Но ведь у них по плану только экскурсия и матч взрослой команды.

– Иван хочет, чтобы они были в лучшей форме и для того, и для другого.

– Иван? Кто такой Иван?

– Тренер.

Вполне логично. Поэтому он и хочет, чтобы игроки тренировались.

– А что начальство? – спросил я. – Ты спрашивал их вчера ночью, согласны ли они, в принципе, чтобы я сыграл?

– Трое из четверых сказали «да». Оставалось спросить Ивана.

– Надеюсь, он не Иван Грозный.

– Нет, – пошутил Тревор, – скорее, Иван, черт его дери, Непробиваемый.

Утро принесло сплошные расстройства. Настоящая проверка терпения. Я ждал в кресле в углу холла два часа, пока мимо сновали молдавские футболисты и их руководство, и все они, каждый на свой лад, выражали неопределенность, явную растерянность, дезориентацию и замешательство. Я был бессилен, и мне оставалось лишь сидеть и ждать.

– Что происходит? – спросил я Каталина, приятного румынского парня, который изучал английский в Тринити-колледже и был нанят командой в качестве переводчика.

– Никто не знает, – пожал он плечами.

Через двадцать минут мне крупно повезло. Решив вернуться в свой номер за книгой, я заметил знакомую фигуру в спортивном костюме, приближающуюся с другого конца гостиничной лестницы. Вчера вечером я полтора часа наблюдал за этим парнем, и знал, что это Сергей Рогачев. Вот он, шанс обойти бюрократизм и лицом к лицу поговорить с этим молодым человеком. Единственная трудность состояла в том, что он, насколько я знал, совершенно не говорил по-английски.

Ну, ничего. В Молдове Елена научила меня одной фразе, в произношении которой я практиковался часами. Я выучил ее лишь ради смеха, но сейчас оказался в ситуации, для которой она подходила как нельзя лучше. Я не мог упустить эту возможность. Когда Рогачев поравнялся со мной, я поднял руку, чтобы привлечь его внимание, и объявил:

– Mā numesc Tony. Sînt din Anglia. Am fàcut un pariu, cà-i voi bate la tenis pe toţi din echipa naţionala de fotbal. Vrefi sa jucaţi eu mine?

Рогачев уставился на меня, а потом затряс головой. Это отказ? Он просто не хотел со мной играть? Первый молдавский футболист, который напрямую мне отказал?

Не зная, что еще сделать, я повторил вопрос.

– Mā numesc Tony. Sînt din Anglia. Am fàcut un pariu, cà-i voi bate la tenis pe toti din echipa nationala de fotbal. Vreţi sa jucaţi eu mine?

На сей раз Рогачев сморщился и пожал плечами. Думаю, я понял, что происходит.

Хоть мне и казалось, что я произнес: «Меня зовут Тони. Я из Англии. Я поспорил, что смогу обыграть всю национальную футбольную сборную в теннис. Ты сыграешь со мной?» – ужасающий акцент, от которого я точно не избавился, превратил для Рогачева эту фразу во что-нибудь вроде: «Меня зовут Стони. Я из Англии. Я ускорил, что могу обыскать всю национальную футбольную сборную в тетрис. Ты сломаешь со мной?»

Вполне понятно, почему молодой футболист передо мной выглядел так, будто вот-вот расплачется, если я скажу ему еще что-нибудь на этом странном языке.

– Ты не понимаешь, да? – попробовал я обратиться по-английски.

Он снова наморщил лицо, в общем-то, потому, что не понял ни слова. Бедному парню и не хотелось понимать. Он, вероятно, как раз собирался проскочить в свой номер, чтобы отдохнуть, и никак не ожидал, что на его пути окажется странный человек, издающий невразумительные звуки.

К счастью для нас обоих, появился Каталин и смог растолковать Рогачеву, что я пытался объяснить сам. Когда тот замолчал, выражение лица футболиста не изменилось. Интересно, выпадали ли ему в жизни более странные десять минут?

– Я объяснил ему, чего ты хочешь, – участливо сказал Каталин, – но он говорит, что неважно себя чувствует.

– О боже. Ты не мог бы сказать, что это не займет много времени и что, если он со мной не сыграет, мне придется раздеться догола в Лондоне и спеть молдавский гимн.

Каталин перевел, и Рогачев ответил неопределенным взглядом, который мог передавать четыре разных чувства. Расстройство, смирение, пренебрежение либо открытое отчаяние. Он что-то пробормотал в ответ.

– Он говорит, что оценит самочувствие, – сказал Каталин.

– Спасибо. Спасибо, – залебезил я перед футболистом. – Прости, что потревожил.

Похоже, успешный исход пари требовал базовых навыков подхалимажа, а не сильной подачи и четких ударов с отскока.

Я вернулся в угловое кресло в холле с некоторым беспокойством. От этого никуда не деться. Если Рогачев болен, то Рогачев болен. Никаких споров на эту тему и быть не могло. Я корил себя за то, что ввязался в спор, исход которого зависел от того, хорошо или плохо себя чувствует двадцатилетний малый. Я ощущал себя человеком, который несет вазу, настолько хрупкую, что она может расколоться в руках в любой миг.

Когда Каталин объяснил, что в целом настроение Рогачева не улучшилось и что Иван, черт его дери, Непробиваемый оправдывает свое имя, я признал, что, наверное, об игре можно забыть. Но Тревор был иного мнения.

– Предоставь это мне, – произнес он и ушел в сторону парковки.

Через пять минут он вернулся.

– Все улажено, – сказал он. – Водитель Мик остановит автобус на местном корте, и мы все сможем выйти и посмотреть ваш матч. Мы сделаем его частью экскурсии.

– А если Рогачев все еще плохо себя чувствует? – спросил я.

– Да не может ему быть так уж плохо. Вчера вечером он участвовал в международном матче. Когда мы объявим об игре в присутствии его товарищей, уверен, он согласится.

– А как же Иван? – спросил Каталин.

– Обойдемся с Иваном пожестче. Три других начальника разрешили, так что пошел он.

Мне несказанно повезло, что Тревор Ирскин столь решительно настроился мне помочь провести матч с Рогачевым. Будто успешное проведение этой игры станет маленьким личным триумфом над молдавской бюрократией, которая успела за два дня его достать. Я был не против. Его настрой оказался кстати. Очень кстати.

Когда Мик свернул на обочину и припарковался рядом с теннисным кортом, я встал и сделал то, что посоветовал мне Тревор.

– А теперь мы собираемся сделать небольшой перерыв в экскурсии, – объявил я, помахав в воздухе двумятеннисными ракетками, – и провернем одно очень важное дело. Я собираюсь сыграть с Сергеем Рогачевым в теннис!

Его друзья по команде, которые, предположительно, поняли только два слова – «теннис» и «Рогачев», – ответили на мои слова радостными криками. Я прошел вперед и вручил Рогачеву ракетку. Футболист, оказавшийся в центре внимания, после реакции коллег охотно согласился. Впереди я услышал зычный голос Тревора.

– Ну же, ребята, пошли! – позвал он, размахивая руками и жестом вызывая игроков из автобуса.

Невероятно, но все подчинились. Точнее, все, кроме Ивана. Он сидел с каменным лицом, пока его земляки с поразительным послушанием цепочкой выходили из автобуса. Мы с Тревором улыбнулись друг другу, наблюдая, как игроки и сопровождающие лица направляются к теннисному корту. Потрясающе. Уверен, это можно назвать истинной дерзостью. Я взглянул на Каталина, который с недоверием качал головой.

– Удивительно – ты сделал это! – сказал он, когда я выбрался из автобуса.

– Еще нет. Мне надо его обыграть, – ответил я.

– Обыграешь.

– Когда-нибудь пользовался этим? – спросил я, вручая ему видеокамеру.

– Да, пару раз.

– Тогда у меня есть для тебя работа.

Каталин в роли главного оператора запечатлел потрясающую картину, как целая ватага футболистов и их руководства выстроилась сбоку теннисного корта, чтобы посмотреть тай-брейк, в котором у одной из сторон определенно не было шансов. Рогачев сразу выздоровел, он был просто на высоте, вышел на корт, гордо держа ракетку над головой и выкрикивая:

– Я чемпион! Я чемпион!

К счастью, чемпионом он не был, а если и был, то чемпионом той разновидности тенниса, где мяч не надо перебрасывать через сетку. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что он был одним из лучших молдавских футболистов, с кем я успел сыграть, возможно, вторым после Олега Шишкина, которого я все еще считаю самым талантливым. Но все же это невеликая похвала. Любому прохожему, увидевшему игру Рогачева, захотелось бы сказать:

– Боже, какой ужасный теннисист.

(И не факт, что он выразился бы столь же культурно.)

Я выиграл 11:3. Толпа ликовала, Рогачев улыбался, Тревор потрясал кулаками, а я запрыгал от радости. Сделав это, я испытал огромное чувство облегчения. Я сыграл и победил троих игроков, ради которых приехал сюда, пусть это было непросто. Очень непросто. Теперь испытания позади, и хотя моя благородная миссия еще не завершена, я мог расслабиться и насладиться последними часами своего пребывания в Северной Ирландии.

Мне никогда раньше не доводилось ездить на экскурсию с толпой несовершеннолетних футболистов из Молдовы, и я не без причин уверен, что никогда больше не доведется. Просить об этом я определенно не буду. Ребята довольно приятные, но в таком возрасте они не тянутся к знаниям. В результате на первой остановке у вискикурни Бушмилс они проявили такой же интерес к процессу перегонки виски, как и Иван, черт его дери, Непробиваемый к протягиванию мне руки помощи. Вы не успели бы и глотка сделать, как мы выскочили оттуда.

В Портстюарте предложение Тревора прогуляться по красивому берегу было отвергнуто после голосования, в ходе которого все единогласно высказались против, и вместо этого выстроились для командного снимка, для которого, по какой-то странной причине, пригласили и меня. Стоя в заднем ряду, явно не футболист, не молдаванин и, возможно, не слишком молодой, я задавался вопросом, что скажут обо мне друзья и семьи игроков через несколько лет.

– А кто этот парень? – спросят они, указывая на меня.

– О, это англичанин, который играл в теннис с Сергеем Рогачевым.

– А, понятно.

– А теперь они просто должны захотеть посмотреть на, черт ее дери, тропу Великана, – произнес расстроенный Тревор, который каждый раз слишком близко к сердцу воспринимал отказ на предложенную остановку у достопримечательностей.

Я-то определенно хотел на нее посмотреть, потому что никогда раньше не видел. Во время предыдущих поездок посетить это место либо не было времени, либо мешал тяжелый спутник вроде холодильника. Но сейчас, когда автобус подъезжал все ближе к потрясающему геологическому чуду, к тысячам шестиугольных базальтовых колонн, ведущих от скал к самому морю, нам передали, что Иван не хочет останавливать автобус, потому что, мол, у него на это нет времени. Тревор не мог поверить.

– Говорит, если мы здесь остановимся, – простонал он, вернувшись на свое место рядом со мной, – у них не будет времени на шопинг в Белфасте.

– Может, поэтому он таков, каков есть, – осмелился высказаться я, – он из тех, кто предпочтет, вместо посещения одного из чудес света, поискать новый тренировочный костюм. Не думаю, что он очень сентиментальный человек.

– Я, черт его дери, тоже.

Когда молдавская делегация отправилась наслаждаться знаменитыми радостями торгового центра «Каслкорт» в Белфасте, мы с Тревором попрощались.

– Слушай, Тревор, я ценю твою помощь, – сказал я. – На самом деле не думаю, что справился бы без тебя.

– Может быть, не справился. А может, и справился бы. Какая разница? Главное, ты это сделал. Теперь надо убедиться, что ты найдешь того парня в Израиле.

– Обещаю сделать все возможное.

– Придешь сегодня вечером на игру?

– Будь уверен, приду.

– Тогда, вероятно, увидимся.

Отборочный матч чемпионата Европы между Северной Ирландией и Молдавией начался в тот вечер на стадионе «Виндзор-парк» в Белфасте в 8 часов. Я впервые смотрел международный футбольный матч, где на поле было столько игроков, с которыми я играл в теннис. Что самое смешное, я ничего не знал о них как о футболистах, однако стоит отметить, что в этом виде спорта они проявили себя гораздо лучше.

Я смотрел первый тайм на трибунах, сидя рядом с маленьким старичком, с которым было довольно приятно поговорить, хотя, возможно, его слегка расстраивало содержание большинства моих высказываний.

– Это же Олег СРистикан, – замечал я. – Приятный парень, который играет двумя руками и слева, и справа… О, а это бил Куртиян – знаете, он хорошо говорит по-английски.

– Да что вы говорите, – вежливо отвечал старичок, вместо того чтобы сказать то, что на самом деле думал. «Слушай, я болею за Северную Ирландию, и мне наплевать на остальных».

Думаю, Молдова удивила Северную Ирландию, дважды ведя в захватывающем матче, который завершился со счетом 2:2. Особенно мне понравился второй гол гостей.

– Это же был Ион Тестимициану! – закричал я. – Какой удар! Да этот удар, возможно, обеспечил ему переход в Бристоль.

Маленький старичок повернулся ко мне, его лицо выражало неземное терпение.

– Да что вы говорите! – только и вымолвил он.

В последние пять минут игры я воспользовался аккредитацией для фотографов, которую сделали для меня мои хорошие друзья с Ольстерского телевидения, и посмотрел финал матча с боковой линии поля. Это позволило мне выйти на поле после финального свистка. В отличие от местной прессы, которая тут же засыпала североирландских игроков вопросами и комментариями, моя цель была совершенно иной. Я направился к молдавским футболистам, с которыми был знаком – с которыми я познакомился столь необычным способом. Наша вторая встреча была не менее необычной. Когда Игроки уходили с поля, уставшие, но довольные результатом, их встретил с поздравлениями смутно знакомый парень в ярко-оранжевом свитере.

– Отличная игра! – кричал я каждому по очереди. – Гип-гип ура Молдове!

Реагировали все по-разному. Кто-то выглядел смущенным, кто-то был рад снова меня видеть даже в этих необычных обстоятельствах. Меня особенно приятно удивил ответ Раду Ребежи, который в Кишиневе отнесся ко мне довольно прохладно, однако в Белфасте переменился.

– А, привет, Тони! – сказал он, узнав меня и изобразив взмах теннисной ракеткой. – Тони-теннис!

– Поздравляю, Раду, – сказал я.

Игрок кивнул, зная, что я сказал что-то хорошее, и поспешил догнать удаляющихся коллег.

Я смотрел им вслед – бывшим соперникам в теннисных поединках, шагающим к туннелю для игроков; вид сзади превращал моих знакомцев в номера на футболках. К несчастью, мне не удалось узнать их поближе. Действия их работодателей ограничили наше общение короткими встречами на разных сторонах теннисного корта. Как бы мне хотелось присоединиться к ним сегодня вечером, чтобы отпраздновать достойное выступление, позволить пиву литься рекой и впасть в приятное хмельное состояние, когда для общения слова становятся не нужны.

Но этому не суждено было случиться. Те, кто имел власть, опасались, что их героические игроки найдут возможность куда-нибудь сходить и хорошо провести время, и договорились, чтобы чартерный самолет забрал их в Кишинев в полночь.

Ну, ничего. Может, получится напиться со Спыну в Израиле.