Текст книги "Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник)"

Автор книги: Томас Майн Рид

Соавторы: Карл Май,Джеймс Купер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава VI

Незаметно подкрадываться к врагу – занятие не из легких. Если нет никакой опасности и причин заботиться о том, чтобы замаскировать следы, можно ползти вперед, опираясь на локти и колени. В результате остаются довольно крупные отпечатки, особенно в траве. Но, если хочешь избежать всего этого, продвигаться вперед приходится исключительно на кончиках пальцев рук и ног. При этом нужно вытянуться во всю длину тела, чтобы оно находилось как можно ближе к земле, однако не касалось ее, и всей тяжестью опереться на пальцы. Чтобы научиться выдерживать подобную нагрузку хотя бы недолго, необходимы сила и ловкость, а кроме того, упражнения в этом занятии, и за несколько лет упорных тренировок можно обрести это умение. Бич пловцов – судороги во время плавания, вестмены могут так же сказать о судорогах при подобном передвижении. И в том и в другом случае судороги могут привести даже к смерти.

Пока вестмен крадется к врагу, он должен быть предельно внимателен и ни в коем случае не ставить руку или ногу на землю, прежде чем хорошенько не обследует поверхность. Если, к примеру, его пальцы наткнутся на маленькую, незаметную ветку, да еще и сухую, которая обязательно треснет, то треск этот может повлечь за собой весьма плачевные последствия. Опытный охотник сразу уловит, человек или зверь тому причиной. Со временем все органы чувств вестмена развиваются до полного совершенства, и он, лежа на земле, может услышать даже шорох бегущего жука. Упадет с ветки на землю сухой листок сам по себе или его неосторожно стряхнет скрывающийся враг – это уж он непременно разберет.

Тот, кто владеет искусством незаметно подкрадываться к врагу, пальцы стоп ставит именно в те места, где прежде побывали пальцы рук. Остающийся след почти незаметен, и его можно легко и быстро замести.

От того, насколько хорошо ты умеешь замести (впрочем, вестмен сказал бы «погасить») след, часто зависит жизнь. Особенно когда подкрадываешься к какому-нибудь лагерю. Но самая тяжелая и опасная часть этого предприятия – обратный путь. Возвращаться следует спиной вперед, «гася» за собой каждый оставленный отпечаток. «Гашение» производится правой рукой, поскольку обе ступни и пальцы левой держат тем временем на себе все тело. Кто хотя бы раз пробовал продержаться в таком адском положении лишь минуту, быстро поймет, какое колоссальное напряжение должен испытывать охотник, иногда часами находящийся в таком положении.

Так было и сейчас.

Разящая Рука – впереди, а Виннету – позади, медленно продвигались вперед вышеописанным образом. Белый пядь за пядью ощупывал и изучал землю, а индеец стремился стать за ним именно след в след. Вот почему они продвигались вперед крайне медленно.

Трава была довольно высокой, почти в локоть. С одной стороны, это было хорошо: такая высокая трава полостью скрывает человека, но с другой стороны, плохо – в высокой траве хорошо виден любой след.

Чем ближе они подкрадывались, тем отчетливее становились видны детали лагеря. Но вот лагерь уже совсем близко, недалеко от них медленно прохаживается взад-вперед часовой. Как же незаметно подобраться к вигваму?

Обоих опытных охотников эта ситуация ничуть не смущала.

– Быть может, Виннету взять на себя охранников? – шепотом спросил вождь апачей.

– Нет, – ответил Разящая Рука. – Я знаю, что тут могу полностью положиться на свой кулак.

Мягко, тихо, как змеи, они ползли в траве, все ближе и ближе подкрадываясь к часовому. А тот и понятия не имел, что враг совсем близко. Последние вполне ясно видели краснокожего в свете костра. Он казался совсем юным и не имел с собой никакого другого оружия, кроме ножа за поясом и ружья, которое удобно висело у него на плече. Одет он был в шкуру буйвола. Черты его лица разглядеть было невозможно: все оно было покрыто красными и черными пересекающимися полосами – боевой раскраской шошонов.

Он ни разу не посмотрел в сторону двух разведчиков: все его внимание было направлено исключительно на лагерь. Может быть, аромат жарившегося на огне мяса привлекал его больше, чем положено для часового.

Но даже если бы он бросил взгляд на то место, где они затаились, то не смог бы ничего заметить: их темные фигуры были неразличимы на столь же темном фоне травы. Охотники разумно воспользовались тенью, отбрасываемой вигвамом, напротив которого горел костер. И тем не менее они уже были на расстоянии восьми шагов от часового!

Он протоптал в траве прямую дорожку. И нападение надо было совершить на этом месте, чтобы не было заметно других следов.

Сейчас он снова развернулся в крайней точке своего пути и медленно стал возвращаться, идя справа налево, если смотреть с места, где прятались оба охотника. Они, естественно, оставили свои ружья, чтобы ничего не сковывало их движения. Часовой прошел мимо них и, как и они, находился сейчас в тени.

– Быстро! – прошептал Виннету.

Разящая Рука привстал и, сделав два гигантских скачка, оказался за спиной у индейца, который, услышав звук, резко обернулся. Но над ним уже навис кулак Разящей Руки. Удар по виску – и шошон рухнул. Виннету в два прыжка очутился рядом с ним.

– Он мертв? – спросил апач.

– Нет, только без сознания.

– Мой брат может связать его. Виннету займет его место.

Ружье шошона было поднято с земли и заброшено на плечо, апач пошел в направлении, которое ранее выбрал часовой. Издали Виннету ничем не отличался от прежнего часового. И теперь он патрулировал вверх и вниз. Это был очень смелый, и, конечно же, необходимый шаг. Между тем Разящая Рука пробрался к вигваму вождя, охотник пытался немного приподнять край полотна, чтобы заглянуть внутрь, но оно было туго натянуто – сначала нужно было развязать веревку, которой полотно крепилось к шесту.

Проделать это следовало с особой осторожностью: возможно, что его заметят изнутри, и тогда все пропало. Прижавшись к земле, Разящая Рука опустил голову как можно ниже. Мягко и тихо приподнял край полотна. Теперь он смог осмотреться.

То, что он увидел, удивило его. Там не было ни пленных, ни шошонов. Только один вождь сидел на шкуре буйвола и курил душистую, пряную смесь из табака и коры ивы. Он наблюдал из приоткрытой палатки за занятной сценой, которая разыгралась у костра. Разящая Рука вернулся назад. Он прекрасно знал, что ему делать, но не мог действовать без согласия апача. Вот почему он снова опустил полотно, присел у вигвама, сорвал травинку и зажал ее между двумя пальцами. Послышался мягкий мелодичный стрекот.

– Тхо-инк-каи – сверчок поет, – прозвучали голоса шошонов из лагеря.

Если бы они только знали, что это был за сверчок! Стрекот послужил сигналом для Виннету. Апач, не изменяя манере бесшумно двигаться, медленно подошел к вигваму, пока не оказался в его тени и стал невидимым. Положив ружье на траву, он лег и как можно быстрее пополз вперед. Оказавшись на месте, он прошептал:

– Зачем мой брат позвал меня?

– Я хочу посоветоваться с тобой, – так же тихо ответил Разящая Рука. – Пленных нет в палатке.

– Это плохо. Придется вернуться назад, а потом заглянуть в другие палатки. На это может понадобиться так много времени, что и к утру не справимся.

– Может быть, это и не понадобится, потому что Токви-Тей, Черный Олень, сидит там.

– Уфф! Сам вождь! Один?

– Да.

– Значит, мы можем больше не искать пленников!

– Я тоже об этом думаю. Если мы захватим вождя, то сможем заставить шошонов выдать нам Толстяка Джемми и Хромого Фрэнка.

– Мой брат прав. Могут ли шошоны у костра заглянуть в вигвам?

– Да! Но свет огня не достигает того места, где находимся мы.

– И все же они заметят, что их вождя в ней больше нет.

– Значит, они подумают, что он отодвинулся в тень. Мой брат Виннету должен быть готов помочь мне, если первый захват не удастся.

Они переговаривались настолько тихо, что в палатке не было слышно ни звука. Теперь Виннету мягко и медленно приподнял полотно настолько, чтобы Разящая Рука, который всем телом прильнул к земле, смог проползти внутрь. Смелый охотник проделал это так тихо, что Черный Олень не успел почувствовать приближающуюся опасность.

Теперь Разящая Рука был внутри. Апач оказался в вигваме только наполовину, чтобы при необходимости немедленно прийти на помощь. Белый охотник зашел справа. Теперь он мог без труда добраться до шошона. Быстрый и мощный удар в область шеи – и Черный Олень выронил трубку, взмахнул пару раз руками в воздухе, а затем повалился. Казалось, и его дыхание остановилось. Разящая Рука быстро оттащил его из круга света обратно в темноту вигвама, осторожно положил его, а потом пополз наружу, вытянув за собой вождя.

– Молодец, – прошептал Виннету. – Мой белый брат обладает силой медведя. Но как мы его унесем? Нам нужно вынести его и не забыть «погасить» наши следы.

– Это будет совсем не просто.

– Что станем делать с часовым, которого связали?

– Также возьмем с собой. Чем больше шошонов окажется в наших руках, тем быстрее отдадут пленников.

– Пусть мой брат понесет вождя, а Виннету понесет другого. Но мы не сможем стереть следы, поэтому должны будем вернуться снова.

– Боюсь, что в этом случае мы потеряем слишком много драгоценного времени.

Он замолчал. Произошло то, что положило быстрый конец всем их проблемам. Раздался громкий, пронзительный крик.

– Тигув-их, тигув-их! – кричал голос. – Враги, враги!

– Часовой очнулся. Быстрее! – сказал Разящая Рука. – Берем его!

Виннету уже летел прыжками к тому месту, где лежал связанный шошон, легко подхватил его и мгновенно исчез из виду.

Разящая Рука в очередной раз подтвердил свою репутацию лучшего из вестменов. Несмотря на опасность, он все же на несколько мгновений задержался за палаткой. Вытащив веточки, которые он сломал заранее, охотник снова приподнял полотно вигвама и воткнул их в землю внутри палатки так, что они скрестились, напоминая рогатку. Лишь после этого он взвалил на плечи вождя и поспешил с ним прочь.

Шошоны сидели очень близко к огню, их ослепленные ярким светом глаза, как и предполагал Разящая Рука, не сразу привыкли к ночной темноте. Они были в растерянности: смотрели в темноту, но не могли ничего разглядеть. Кроме того, они не могли определить, с какой стороны раздался крик о помощи. Так что опасное отступление Виннету и Разящей Руки полностью удалось. Апач на обратной дороге был вынужден остановиться. Невозможно было совершенно закрыть шошону рот. Хотя пленнику и не удалось позвать на помощь, но он так громко стонал, что Виннету пришлось на мгновение сдавить рукой его горло.

– Кого это вы принесли сюда? – задал вопрос Дэви, когда оба пленника были сброшены на землю.

– Заложников, – ответил Разящая Рука. – Быстро заткните им кляпами рты, а вождя свяжите.

– Вождя? Вы шутите, сэр?

– Нет, это он.

– Небеса! Какая удача! Теперь долго еще одних разговоров повсюду будет только о том, что Черный Олень похищен из-под самого носа краснокожих! Это по силам только Разящей Руке и Виннету!

– Хватит пустой болтовни! Мы должны двигаться дальше, к вершине, где остались наши лошади.

– Мой брат не должен спешить, – сказал апач. – Отсюда нам будет лучше, чем сверху, видно, что начнется в лагере шошонов.

– Верно, Виннету, – признал Разящая Рука. – Шошоны не додумаются добраться сюда. Им неизвестно с кем они имеют дело и сколько нас. Они ограничатся тем, что останутся в лагере. И до рассвета вряд ли что-то предпримут.

– Виннету сможет позаботиться о том, чтобы им не хватило мужества покинуть свой лагерь.

Апач взял ружье и опустил дуло очень близко к земле. Разящая Рука сразу все понял.

– Стой! – сказал он. – Они не знают где мы, но могут заметить вспышку от выстрела. Я думаю, что их обманет эхо. Дайте сюда ваши куртки и пиджаки, господа!

Длинный Дэви снял свой знаменитый резиновый плащ, остальные тоже послушались Разящую Руку. Потом они развернули свою одежду и держали ее в руках так, чтобы со стороны лагеря она закрывала огонь выстрелов, как своеобразная ширма. Виннету два раза спустил курок. Как только грохнули выстрелы, наполнившие своим гулким эхом всю долину, шошоны ответили леденящим душу воем.

Они явно растерялись – ведь на них никто не нападал. Если противник и вправду существует, то почему он медлит с атакой? А может, тревога была ложной? Но кто же тогда издал этот крик? Наверняка один из часовых. Обо всем нужно было спросить его. И первый, кто должен проделать это, – их вождь. Но почему в таком случае он до сих пор не выходит из палатки?

У входа в вигвам вождя сгрудилась толпа воинов. Помявшись несколько минут, они все же решили заглянуть внутрь и оторопели…

– Черный Олень уже ушел, чтобы расспросить часового, – высказал предположение один из них.

– Мой брат ошибается, – ответил другой. – Вождь не мог покинуть шатер так, чтобы мы его не заметили.

– Но его здесь нет!

– Он не мог просто исчезнуть!

– Значит, к этому имеет отношение злой дух Вакон-Тонка!

Пожилой воин оттолкнул их в сторону и произнес:

– Злой дух может убить и принести несчастье, но не может заставить воина исчезнуть. Если вождь не выходил из палатки, но все же исчез, это возможно только в том случае, если…

Он помолчал. Прежде только часть полотна прикрывала вход, теперь же он был открыт полностью и свет от костра освещал все внутри.

Старик вошел, и наклонился.

– Уфф! – воскликнул он. – Вождя похитили!

Ему никто не ответил. То, что он говорил, выглядело невероятным, и все же они не подвергали сомнению мнение такого опытного воина.

– Мои братья не верят? – спросил он. – Вы можете проверить. Вот здесь полотно палатки ослаблено, а вот ветви застряли в земле. Я знаю, что это означает. Это знак Нон-пай-клама, которого бледнолицые называют Разящая Рука. Он был здесь и он похитил Черного Оленя.

В этот миг как раз прозвучали два выстрела апача.

– Быстро тушите огонь! – приказал старик. – Враги не должны видеть цели.

Индейцы тут же разбросали в сторону горящие сучья и затоптали пепелище. Вождь исчез, и само собой вышло так, что шошоны теперь подчинялись самому старому и самому опытному среди них воину. Всё вокруг погрузилось во мрак. Каждый взял свое ружье, и по приказу старика воины оцепили вигвамы, чтобы отразить нападение неприятеля с любой стороны.

Трое из четырех выставленных для охраны лагеря часовых, как только услышали выстрелы, вернулись в лагерь, но один из них все не появлялся. Исчез Мох-ав, сын вождя шошонов. Его имя на языке этого племени означает «москит», и, стало быть, юный индеец получил его, вероятнее всего, за храбрость и великолепное владение ножом, от которого погиб уже какой-нибудь противник.

Один из самых смелых воинов вызвался найти его и получил на это разрешение. Он лег на траву и исчез во мраке ночи, в направлении пропавшего, который нес вахту. Через некоторое время индеец вернулся с ружьем Москита. Это служило доказательством того, что сына вождя постигло несчастье.

Старик посоветовался с самыми авторитетными воинами, и этот Совет решил: вигвам, где находились пленники, должен охраняться особенно бдительно, лошадей следует привязать к кольям в непосредственной близости от лагеря, но выступать, пока они не узнают точно, с кем имеют дело, неразумно. Надо дождаться утра, по крайней мере.

Пока шошоны пребывали в замешательстве, Разящая Рука и Виннету позаботились о том, чтобы оба пленника – а вождь к тому времени пришел в себя – не смогли издать ни звука, после чего краснокожие вели себя совершенно спокойно и хранили молчание. Над лесом зависла безмятежная тишина, если не считать время от времени раздававшегося в траве приглушенного стука копыт.

– Мои братья могут слышать, как шошоны собирают всех своих лошадей. Они привяжут их рядом с палатками и до зари не будут ничего предпринимать, – объяснил Виннету. – Мы можем идти.

– Да, пора возвращаться, – согласился Разящая Рука. – Мы, конечно, не станем ждать утра. Черный Олень должен как можно скорее узнать наши требования.

Он шагнул к пленным, которые находились на некотором удалении ото всех, так что они не могли слышать, о чем говорят. Разящая Рука пока еще не знал, что добыча намного ценнее, чем он предполагал. Он поднял с земли Черного Оленя, взвалил его на плечи и стал подниматься в гору. Остальные последовали за ним, Виннету нес Москита.

Любому другому было бы почти невозможно подняться с таким грузом в кромешной темноте по лесистому горному склону. Но этим двоим, казалось, все удается без труда. Взобравшись наверх, они нашли всё в полном порядке. Вокаде выполнил свой долг.

Длинный Дэви стал развязывать лассо и сказал:

– Дайте сюда этих парней! Сейчас мы их привяжем друг к другу.

– Нет! – ответил Разящая Рука. – Мы покинем это место.

– Почему? Вы думаете, что здесь небезопасно?

– Да, именно это я и имел в виду.

– О, шошоны сами с удовольствием оставят нас в покое. Вам повезло, они не знают кто это сделал.

– Я знаю это так же, как и вы, мастер Дэви. Но мы должны поговорить с вождем, а может быть, и с остальными пленными. Поэтому придется вынуть кляпы, а если мы сделаем это здесь, то вы легко можете представить себе, что они любым способом постараются подать сигнал о помощи, который будет, конечно, отлично слышен шошонам.

– Мой брат прав, – подтвердил апач. – Виннету был здесь сегодня, когда следил за шошонами. Он знает место, где со своими братьями может беспрепятственно допросить пленных.

– Мы должны развести огонь, – заметил Разящая Рука. – Там это возможно?

– Да. Привяжите пленных к лошадям!

Как только это было сделано, маленький отряд начал свое ночное продвижение через густой лес, Виннету, как главный, шел впереди.

Разумеется, поход был очень медленным. Через полчаса они прошли расстояние, на которое днем ушло бы минут пять. Апач остановился.

Естественно, пленники пока не знали, в чьи руки они попали и даже не догадывались, сколько их. Оба разведчика, захваченные раньше, в темноте не могли видеть, что появилось еще два пленника. Последние ничего не знали об участи, постигшей разведчиков, а вождь понятия не имел, что он здесь вместе со своим сыном, как и сын не подозревал, что рядом его отец. Чтобы они и дальше не знали друг о друге, после того как пленных сняли с лошадей, их снова изолировали друг от друга.

Разящая Рука прилагал усилия, чтобы не дать Черному Оленю понять, насколько силен враг, в руки которого он попал. Вот почему он решил вести переговоры с вождем сначала один на один.

Остальные вынуждены были удалиться. Затем он собрал сухие ветки, валявшиеся на земле, чтобы развести огонь.

Они с шошонами находились на маленькой поляне шириной всего в несколько шагов. Именно это место видел апач сегодня днем и заметил, что оно как нельзя лучше подходит для скрытого лагеря, а его прирожденное чутье ориентироваться было настолько острым, что он без труда нашел лагерь в полной темноте.

Поляна со всех сторон была окружена деревьями, между которыми папоротник и заросли терновника стояли сплошной стеной и не позволяли свету костра проникнуть за ее пределы. С помощью панка Разящая Рука легко зажег сухие ветки, а затем томагавком со стоящих вокруг деревьев нарубил толстых нижних сухих веток, чтобы поддерживать огонь. Он хотел лишь осветить это маленькое место, поэтому костер был небольшим.

Шошон лежал на земле, исподлобья наблюдая за действиями белого охотника. Как только Разящая Рука закончил свои приготовления, он подтащил пленного ближе к огню, усадил его и вытащил кляп изо рта. Индеец не мог дышать нормально с кляпом, но он никак не показал, что почувствовал облегчение. Воину-индейцу стыдно показать кому-то, что он думает или чувствует. Разящая Рука сел напротив него с другой стороны огня и пристально посмотрел на своего врага.

Тот был, судя по мускулистой фигуре, очень силен, носил охотничий костюм из бизоньей кожи традиционного индейского покроя без каких-либо украшений. Только в швы были вплетены человеческие волосы, а на поясе висело около двадцати скальпов, правда, они были не то чтобы целые, а лишь хорошо препарированные, величиной с крупную монету куски кожи с макушек поверженных врагов – для целых у него просто не хватило бы места. Из-за пояса торчал нож, который у него никто не отбирал.

Его лицо не было раскрашено, но были хорошо видны три красных шрама на щеках. Он сидел неподвижно, уставившись на огонь, не глядя в сторону белого.

– Токви-Тей не носит боевую раскраску, – начал Разящая Рука. – Почему же тогда он так враждебен по отношению к мирным людям?

Но ответа на вопрос не последовало, вождь даже не взглянул в его сторону. Поэтому Разящая Рука продолжал:

– Вероятно, вождь шошонов онемел от страха, раз не может ответить на мой вопрос?

Охотник прекрасно знал, как на эти слова отреагирует индеец. Реакция не заставила себя долго ждать: пленник метнул в его сторону гневный взгляд и ответил:

– Токви-Тей не знает, что такое страх. Он не боится ни врагов, ни смерти!

– И все же он ведет себя так, как будто боится. Храбрые воины наносят на свое лицо боевую раскраску, прежде чем нападут на врага. Честно говоря, это мужественно, потому что противник знает, что должен защищаться. Но воины шошонов были без раскраски, у них были мирные лица, и все же они напали на белых. Так поступают только трусы! Или я не прав? Найдет ли Черный Олень хоть слово в свое оправдание?

Индеец посмотрел и сказал:

– Черного Оленя не было с воинами, когда они преследовали бледнолицых.

– Это не оправдание. Если бы вождь был честным и смелым человеком, он бы сразу, как только к нему привели бледнолицых, отпустил их. На самом деле я даже не слышал о том, что воины шошонов откопали топор войны. Как во времена прочного мира, они пасут свои стада у рек Тонг и Биг-Хорн и бывают в поселениях белых людей, но все же Черный Олень нападает на людей, которые никогда и ничем не оскорбили его. Может ли он что-нибудь на это ответить, когда храбрый человек считает, что только трус будет действовать таким образом?

Краем глаза краснокожий посмотрел на белого, но даже этот короткий взгляд доказывал, что он был крайне возмущен. Тем не менее голос его был спокоен, когда он ответил:

– Это ты храбрый человек?

– Да, – невозмутимо ответил Разящая Рука.

– Тогда у тебя должно быть имя!

– Разве ты не видишь, что я ношу оружие? Конечно, у меня есть имя.

– Бледнолицые могут носить и оружие, и имена, даже если они трусы. Наиболее трусливые из них имеют самые длинные имена. Мое ты знаешь. Значит, тебе известно, что я не трус.

– Тогда освободи двух белых пленников и борись с ними открыто и честно!

– Они осмелились появиться у Кровавого озера. Они умрут!

– Тогда ты тоже умрешь!

– Я уже говорил, что Черный Олень не боится смерти, он даже хочет умереть!

– Почему?

– Он взят в плен, похищен из своего собственного вигвама бледнолицым – он потерял свою честь и не может жить! Он должен умереть, потому что не может спеть песню войны. Он не сможет сидеть в своей могиле гордо и прямо, как на боевом коне, увешанный скальпами своих врагов, он будет лежать на песке и его растерзают клювами вонючие стервятники.

Вождь сказал это медленно и монотонно, без каких-либо эмоций на лице, и все же каждое произносимое слово отдавало болью, граничащей с отчаянием. В его положении он был абсолютно прав. Быть похищенным из своего вигвама, окруженного вооруженными воинами, было и в самом деле невероятно позорно.

Разящая Рука в душе сочувствовал этому человеку, но не показал этого. Для вождя это было бы еще большим оскорблением, и в его сознании еще более укрепилась бы мысль о смерти. Вот почему охотник сказал:

– Токви-Тей заслужил свою судьбу, но тем не менее он может остаться в живых, хотя он и мой пленник. Я готов вернуть ему свободу, если вождь прикажет своим воинам взамен освободить двух бледнолицых.

Ответ гордого краснокожего прозвучал с презрением:

– Токви-Тей больше не может жить. Он хочет умереть. Можешь привязать его к столбу. Хотя он не будет говорить о делах, которые приумножили его славу, но он не дрогнет перед смертельными муками.

– Я не собираюсь привязывать тебя к столбу пыток. Я христианин. Даже если мне приходится убивать животное, я убиваю его так, чтобы оно не испытывало страданий. Твоя смерть – бесполезная жертва. Несмотря на нее, я все равно освобожу пленников.

– Попробуй! Ты смог оглушить меня хитрым приемом и похитить только благодаря темноте ночи. Теперь воины шошонов предупреждены. Вам не удастся освободить бледнолицых. Они осмелились появиться на Кровавом Озере и за это умрут медленной страшной смертью. Раз ты победил Черного Оленя, то он умрет, но будет жить его единственный сын Мох-ав, гордость души его, который отомстит! Уже сейчас лицо Мох-ава окрашено в цвета войны, потому что он был избран нанести смертельный удар захваченным бледнолицым. Он раскрасит свое тело их теплой кровью и после будет защищен от любой враждебности бледнолицых.

Вдруг в кустах раздался шелест. Пришел Мартин Бауман, наклонился к уху Разящей Руки и шепнул ему:

– Сэр, должен сказать вам, что пленный часовой – сын вождя. Виннету удалось разговорить его.

Это сообщение очень порадовало охотника. Он ответил так же тихо:

– Пусть Виннету немедленно отправит его ко мне.

– Каким образом? Краснокожий связан и не может идти.

– Длинный Дэви может принести его, а после останется здесь вместе с ним.

Мартин ушел. Разящая Рука повернулся к индейцу и сказал:

– Я не боюсь Москита. Да, он имеет имя, но кто и где слышал о его подвигах? Если мне понадобится, я его также возьму в плен.

На этот раз вождь не смог сдержаться. О его сыне говорили с презрением! Он сдвинул брови и, сверкнув глазами, сказал сердито:

– Кто ты такой, и как смеешь так говорить о Мох-аве? Попробуй себя с ним в бою, тебе от одного только его взгляда захочется закопаться под землю!

– Тьфу! Я не борюсь с детьми!

– Мох-ав не ребенок и не мальчик! Он боролся с сиу-огаллала и многих одолел. У него глаза орла, а слух ночной птицы. Ни один враг не сможет захватить его. Он устроит кровавую месть отцам и сыновьям бледнолицых за своего отца, Черного Оленя!

В этот момент подошел Длинный Дэви с молодым индейцем на плечах. Он своими длиннющими ногами переступил густой подлесок, положил индейца на землю и сказал:

– Вот, я принес мальчишку. Может, пройтись разок по его спине, чтобы он понял, что шутки с нами не уместны?

– Об этом не может быть и речи, мастер Дэви. Усадите его и сядьте сами рядом с ним. Кляп можно убрать. Он уже не нужен, мы будем разговаривать.

– Да, сэр! Но хотел бы я знать, что мальчик может высказать тут.

Длинный повиновался. Как только Москит выпрямился, оба шошона с ужасом посмотрели друг на друга. Вождь ничего не сказал и сидел неподвижно. Но, несмотря на его смуглую кожу, можно было заметить, что кровь отхлынула от лица. Сын был не в состоянии себя так контролировать.

– Уфф! – вскричал он. – Токви-Тей тоже пойман! Это вызовет слезы в вигвамах шошонов. Великий Дух отвернулся от своих детей.

– Молчи! – прогремел отец. – Ни одна из скво шошонов не будет проливать слезы, если Токви-Тея и Мох-ава поглотит туман смерти. Они закрыли свои глаза и уши и стали безумными, как жабы, которые без сопротивления позволят змее проглотить их. Стыд и позор отцу и сыну! Ни одни уста не скажут о них, и ни одна весть не разнесется о них. Но вместе с их кровью прольется и кровь бледнолицых. Двое белых уже в руках наших воинов, а разведчики шошонов уже в дороге, чтобы открыть путь к новым победам. Позор за позор, кровь за кровь!

Разящая Рука повернулся к Дэви и дал ему распоряжение:

– Приведите остальных, один лишь Виннету пусть пока не показывается!

Длинный встал и ушел.

– Ну, – спросил Разящая Рука, – может быть, Черный Олень видит, что я прячусь в земле от взгляда его сына? Я не хочу вас обидеть. Вождь шошонов известен как храбрый воин и старейшина в Совете. Мох-ав, его сын, будет следовать по его стопам и тоже будет смелым и мудрым. Я дам вам свободу в обмен на освобождение двух белых охотников.

На лице сына мелькнула радость. Он любил жизнь. Но его отец бросил на него гневный взгляд и ответил:

– Черный Олень и Москит без борьбы оказались в руках какого-то жалкого бледнолицего, они не заслуживают того, чтобы жить дальше, они хотят умереть. Только своей смертью они могут искупить позор, который обрушился на них. И умрут не только те бледнолицые, которые уже попали в плен к шошонам, а даже те, кто до сих пор…

Он замолчал. Его взгляд был направлен на двух разведчиков, которых только что привели Дэви, Боб и Мартин Бауман.

– Почему Черный Олень не продолжает? – задал вопрос Разящая Рука. – Или страх сжимает его сердце?

Вождь склонил голову и молча уставился перед собой. Позади него раздвинулись ветви, но вождь не заметил этого. Разящая Рука увидел голову появившегося апача и бросил на него вопросительный взгляд. В ответ последовал легкий кивок. Оба поняли друг друга даже без слов.

– Теперь Токви-Тей видит, что его надежды на очередную победу напрасны, – продолжал Разящая Рука. – И все же я повторю мое предложение. Я освобожу вас здесь и сейчас, если вы пообещаете мне, что два белых охотника также будут отпущены.

– Нет, мы умрем! – закричал вождь.

– Значит, вы погибнете напрасно, потому что мы все равно спасем пленников.

– Да, может быть, вы их и спасете, потому что, кажется, Маниту оставил нас. Если бы он не ослепил нас и не лишил слуха, вряд ли бледнолицым, у которых нет даже имен, удалось бы похитить вождя шошонов.

– Без имен? Хотите услышать наши имена?

Вождь презрительно покачал головой.

– Я не хочу их услышать. Это ни к чему. Какой позор! Если бы Токви-Тей был побежден Нон-пай-кламой, которого бледнолицые называют Разящая Рука, или другим охотником с не менее знаменитым именем, он мог бы успокоиться. Попасть в руки такого воина не стыдно. Но вы, как собаки, у которых нет хозяина. Ездите в компании черного негра. Мне не нужна милость из ваших рук!

– А нам не нужна ни кровь, ни ты сам, – произнес Разящая Рука. – Мы выехали не для того, чтобы убить доблестных сынов шошонов, а хотим наказать собак огаллала. Хотя вы и не желаете, чтобы наши друзья воссоединились с нами, но мы все равно не хотим поступать так трусливо, как вы. Мы позволим вам вернуться в ваши вигвамы.

Он встал, подошел к вождю и освободил его от веревок. Он знал, что затеял рискованную игру, но был знатоком Запада и его людей и лелеял надежду, что не проиграет.

Вождь потерял самообладание. То, что сделал этот белый человек, было дико и совершенно не понятно! Он освободил своих врагов, не выручив прежде своих друзей. Разящая Рука подошел также к Москиту и освободил его от пут.

Черный Олень уставился на него совершенно ошеломленный. Его рука потянулась к поясу и нащупала торчавший там нож. Дикая радость светилась в его глазах.