Текст книги "Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник)"

Автор книги: Томас Майн Рид

Соавторы: Карл Май,Джеймс Купер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Тяжелый Мокасин ослеп. Он не может отличить сильного воина от дряхлой старухи. Я испытываю к нему жалость.

– Кот-о пун-краи шонка![75]75
  Тысяча псов!


[Закрыть] – в бешенстве прорычал пленник.

Для храброго краснокожего воина нет оскорбления сильнее, чем проявление к нему жалости. Потому-то индеец и разъярился, швырнув оскорбление в лицо охотнику. По рядам стоявших вокруг индейцев прокатился грозный ропот. Разящая Рука бросил на них строгий взгляд, после чего, ко всеобщему изумлению, наклонился, чтобы освободить пленника от пут.

– Вождь огаллала должен узнать, – произнес он, – что не «старая баба» и не «собака» говорит с ним, а человек. Пусть он поднимется с земли!

Индеец встал. Как ни привык он владеть собой, в этот миг все же он не смог скрыть своего смущения. Это было невозможно, немыслимо, непостижимо, но его освободили от веревок! Такое не укладывалось в его голове. Пожалуй, этот Разящая Рука не иначе как сумасшедший, вот он кто.

– Откройте ему обзор! – приказал охотник.

Индейцы расступились, чтобы вождь мог видеть все, что происходит внутри котловины. Тяжелый Мокасин увидел своих воинов, собравшихся позади могилы вождя. По их движениям можно было понять, что они оживленно совещаются. Его глаза засветились надеждой. Он больше не был связан, а у себя в племени слыл лучшим бегуном. Неужели ему не удастся сбежать? В случае успеха он достигнет своих, а если нет – его пристрелят, что все же предпочтительнее, чем мученическая смерть.

От Разящей Руки не ускользнул блеск его глаз.

– Тяжелый Мокасин думает о бегстве? Пусть и не помышляет об этом. Его имя говорит нам, что он оставляет большие следы, а наши ноги легкие, как крылья ласточки, и наши пули никогда не летят мимо цели. Пусть он посмотрит на того, кто стоит перед ним, и скажет, знает ли он меня!

– Хонг-пе-те-ке не смотрит на хромого волка! – буркнул дикарь.

– Разве Разящая Рука – хромой зверь? Или здесь не стоит Виннету, вождь апачей, чье имя знаменитее имени любого воина из племени огаллала или из других народов сиу?

– Уфф! – вырвалось у пленника.

Увидеть перед собой двух братьев по крови он никак не ожидал. Пока его взгляд метался от одного к другому, Разящая Рука продолжал перечислять, указывая рукой на каждого, кого называл:

– И здесь еще много столь же храбрых воинов. Вождь огаллала видит тут Токви-Тея, предводителя шошонов, и Мох-ава, его достойного сына. Рядом стоит Канте-пета, неодолимый шаман апсарока, а там, на той стороне, – Дэви-хонске и Джемми-петаче. Мне продолжать? Нет. У меня нет на то желания. Ты будешь…

Белый охотник прервал свою речь, поскольку в этот миг вблизи внезапно раздался гул, тотчас превратившийся в грохот и заставивший лошадей встать на дыбы, а бесстрашных воинов в ужасе отпрянуть. Над долиной разнесся рев, словно кто-то затрубил в гигантский горн, и земля под ногами напуганных людей и животных пришла в движение. Из рассеянных повсюду иловых дыр заклубился пар, то серо-голубой, то серно-желтый, а то вдруг кроваво-красный либо темный, как копоть. Вслед за паром на поверхность вырвались плотные массы грязи. Мест, где их вышвыривали ввысь подземные силы, было не сосчитать. Воздух переполнили адские испарения, а повсюду свистели иловые снаряды, от которых исходил почти удушающий запах.

Поднялась паника. Лошади сорвались и галопом умчались прочь, люди засновали туда-сюда, крича и в беспорядке натыкаясь друг на друга. Со стороны могилы послышался жуткий вой сиу-огаллала. Их лошади тоже сорвались и теперь инстинктивно мчались к выходу из котловины. Но многие из них проваливались прямо в дыры и тотчас тонули в иле. Промчавшись сквозь беспорядочную толпу у выхода из белых и краснокожих, животные только усилили суматоху, описать которую просто невозможно.

Разящая Рука сохранял спокойствие. При первом же звуке подземной стихии он свалил вождя сиу сильным ударом кулака, чтобы тот не пустился в бега. Правда, потом охотнику пришлось выпустить его из поля зрения и отпрыгнуть в сторону, чтобы не оказаться мишенью для летающих «снарядов». При этом он столкнулся с Толстяком Джемми. Тот потерял равновесие, хотел было схватиться за охотника, а вместо этого повалил на землю и его.

Как раз в этот момент примчались беснующиеся лошади сиу, и теперь всем пришлось подумать прежде всего о собственной безопасности.

Тяжелый Мокасин поначалу не мог и сдвинуться с места, но не от страха, а от удара Разящей Руки. Но, быстро очнувшись среди грохота и криков и снова почувствовав себя свободным, он вспомнил о бегстве. Издав пронзительный триумфальный крик, он ринулся вперед по направлению ко входу в котловину. Но далеко уйти ему не удалось. Рядом оказался Боб. Огромный негр успел занести перевернутое ружье и хватить пленника по голове прикладом. Удар получился вскользь, отчего сам негр растянулся на земле. Он хотел быстро подняться, но задетый одной из испуганных лошадей, опять был сбит с ног.

– Вождь убегать! За ним! – громко завопил чернокожий, катаясь по земле от боли.

Несколько мгновений огаллала шатался, полуоглушенный ударом Боба, потом все же собрал силы и поспешил дальше, не замечая, что его преследуют.

Голос негра, несмотря на дикий шум, нельзя было не услышать. Первым на его крик отреагировал Мартин. Увидев убегающего вождя, он помчался за ним. Неужели мучитель его отца уйдет? Нет! Руки и ноги славного парня были поранены веревками, кроме того, у него не было с собой никакого оружия, и все равно отважный юноша изо всех сил гнал своего коня вслед за беглецом.

А тот так ни разу и не оглянулся. Все его внимание было поглощено дорогой. Он рвался в котловину, но там открылось множество иловых дыр, и ему пришлось свернуть направо, к стене долины, ведь вдоль нее легче и безопаснее можно было перебраться в какое-нибудь укрытие.

Но он ошибся. У стены тоже все дымилось и чадило, а потому беглецу пришлось снова отступить. Кажущаяся твердой земля превращалась на глазах в жидкую, вязкую, засасывающую массу, объятий которой он мог избежать только благодаря прыжку в сторону. Трещины в земной коре перед ним открывались так быстро, что сиу спасался лишь широкими скачками, которые в обычных условиях не совершил бы ни за что в жизни.

В горячке вождь ничего не почувствовал, но теперь стали сказываться последствия ударов. Его голова отяжелела, перед глазами появилось красное зарево, легкие отказывались ему служить, а ноги – подчиняться. Он хотел на миг перевести дух, а заодно и осмотреться. Будто сквозь туман он заметил, что кто-то преследовал его. Вождь не видел ни черт лица преследователя, ни даже того, что за ним бежал юноша, почти еще мальчик.

Страх, этот не знающий жалости монстр, гнал Тяжелого Мокасина. При себе он не имел никакого оружия и был уверен, что преследователь вооружен. Но куда ему бежать? Впереди, сзади и слева – жерла бездны, готовые его проглотить, справа – отвесная скальная стена. Его силы почти на исходе. Он чувствовал, что погибает.

И вдруг заметил в скале ступенчатый выступ, а по диагонали над ним – второй, третий, четвертый… Это был тот самый путь, по которому давным-давно Разящая Рука верхом ускользнул от сиу-огаллала. Здесь, и только здесь, осталось беглецу попытать свое счастье. Он напряг последние силы и полез по ступеням вверх.

Извержения прекратились так же внезапно, как и начались. Воздух стал чистым. Теперь снова можно было видеть окрестности.

И в этот миг громкий крик ужаса сотряс всю долину:

– Масса Мартин! Мой добрый масса Мартин! Вождь хотеть убить его, но массер Боб его спасать!

Негр указал всем на уступ скалы, бросившись к стене, чтобы подняться наверх. Туман рассеялся, и все увидели, как вождь и Мартин сошлись в смертельной схватке на скальной площадке. Стоя на уступе, сиу крепко обхватил юношу сильными руками, пытаясь швырнуть его в бездну. Но Тяжелый Мокасин был изнурен и почти оглушен, а потому ловкому и храброму парню удалось вырваться. Мартин отпрянул от врага, зацепившись за стену, а вождь застыл почти на краю пропасти. Собравшись с силами, Мартин всем корпусом наскочил на противника и, ударившись о него, отлетел назад. Тот потерял равновесие, судорожно хватая воздух руками, и, издав дикий рев, сорвался со скалы прямо внутрь зияющей внизу иловой дыры, чья отвратительнейшая «пасть», которая еще курилась, тотчас поглотила его.

Это увидели все, кто находились в котловине. У входа в нее раздался громкий крик ликования в ответ на донесшийся из глубины вой сиу-огаллала, ставших свидетелями того, как их знаменитого вождя одолел какой-то белый мальчишка. Для них это было невыносимым позором.

Но все крики и завывания вдруг перекрыл голос Боба. Негр, как пантера, прыгал от выступа к выступу, издавая громогласные, но нечленораздельные звуки восторга и ликования. Добравшись до верха, он заключил победителя в свои объятия.

– Молодчина! – воскликнул Джемми. – У меня сердце чуть не выскочило! А у вас, Фрэнк?

– У меня тоже, – отозвался саксонец. – Из моей чистой тревоги я мог бы пассеровать такой же, без примесей, сироп! Ну да ладно! Отважный паренек победил, и с этими огаллала мы больше не наделаем шума. Мы заставим их склонить затылки под кулинарным ярмом!

– Кулинарным? О чем это вы? Это…

– Да помолчите вы, прошу покорнейше! – строго прервал Толстяка малыш. – Не могу спорить с вами в такой момент! Я предвижу, что сиу должны сдаться. И тогда здесь будет заключена всеобщая дружба народов, в которой мы оба должны обязательно принять участие. Дайте мне вашу руку! Сплетитесь, миллионы! Et in terra Knax![76]76
  Фрэнк хочет сказать «Et in terra pax!» (лат.) – «И мир на Земле!»


[Закрыть]

Он потряс руку улыбающемуся Джемми и поспешил прочь, чтобы поздравить Мартина Баумана, который тем временем вместе с Бобом спустился со скалы.

Другие быстро присоединились к ним, выразив горячее одобрение. Затем Разящая Рука громко обратился к собравшимся:

– Господа, не торопитесь возвращать лошадей! Нам их наверняка хватит, поскольку теперь здесь полно животных сиу. Эти огаллала должны понять, что без лошадей они все равно пропали бы, даже если бы мы и не окружили их. Они спасут свои жизни, только сдавшись: у них нет выбора! Вы пока оставайтесь здесь, а я с Виннету отправлюсь к сиу, и через полчаса будет окончательно решено, прольется ли еще раз здесь человеческая кровь.

Он и вождь апачей, не скрываясь, направились к могиле, позади которой сгрудились растерявшиеся сиу. Это был чрезвычайно отважный шаг, на который могли рискнуть только эти двое, знавшие, что даже их имена приводят врага в трепет.

Джемми и Дэви тихо переговаривались. Они решили поддержать мирные намерения Разящей Руки.

Индейцы, состоявшие в союзе с белыми, естественно, не были склонны к пощаде. Охотник на Медведей Бауман пережил со своими пятью спутниками такое, что все шестеро, пожалуй, потребовали бы отмщения. Но Джемми и Дэви знали, что Разящая Рука считает по-другому. Столь принципиальная разница во взглядах могла привести к ненужным недоразумениям.

И оба друга собрали всех вокруг себя, и Джемми держал речь, в которой дал понять, что миролюбие и готовность прощать выгодны обеим сторонам. Конечно, в случае борьбы сиу были бы уничтожены, но сколькими человеческими жизнями пришлось бы пожертвовать! А последствия? Все без исключения племена сиу откопают топор войны, чтобы отомстить виновникам столь же жестоким, сколь и бесполезным потоком крови. Толстяк закончил свою речь словами:

– Шошоны и апсарока – храбрые воины, ни одно другое племя не сравнится с ними. Но сиу – как песка в пустыне! Если они встанут на тропу мщения, много матерей, жен и детей Змей и Воронов станут оплакивать своих сыновей, мужей и отцов. Подумайте, ведь вы сами отдадите себя в их руки! Разящая Рука и Виннету увели Токви-Тея и его сына Мох-ава из их лагеря, а также победили у дерева Ойт-э-ке-фа-вакона и Макин-о-пункре. Мы могли бы истребить всех их воинов, однако не сделали этого, потому что Великий Дух желает, чтобы они жили друг с другом в мире, как братья. Пусть мои красные братья попробуют простить еще раз, как, пожалуй, уже делали. Я все сказал!

Эта речь оставила глубокий след, во всяком случае, вернула здравый смысл. Бауман был готов отказаться от мести, его спасенные товарищи согласились с ним, даже индейцы не могли не признать правоту говорившего. Лишь один человек остался не удовлетворен словами Джемми – предводитель апсарока.

– Тяжелый Мокасин ранил меня, – проговорил Огненное Сердце, а сиу не должны за это поплатиться?

– Мокасин уже мертв. Ил поглотил его вместе со скальпом. Ты отомщен! – пытался вразумить его Толстяк.

– Огаллала выкрали наши «лекарства»!

– Они вернут их вам. Ты сильный человек и убил бы многих из них, но огромный медведь должен быть горд! Ему не пристало давить маленьких трусливых крыс.

Сравнение пошло на пользу – гигант-шаман был польщен. Он замолчал.

Вскоре вернулись Разящая Рука и Виннету. Ко всеобщему радостному удивлению, они ехали во главе колонны огаллала, которые следовали за ними длинной вереницей. Сложив свое оружие в кучу, побежденные спокойно отошли в сторону. Этим они молча дали понять, что считают невозможным спасать свои жизни сопротивлением.

Красноречие Разящей Руки и Виннету привело к бескровной победе. Сиу стояли с поникшими головами и грустными лицами. Удар по ним был нанесен столь сильный и так внезапно, что они до сих пор чувствовали себя словно оглушенными.

Джемми подошел к белому охотнику и рассказал о том, что происходило в его отсутствие. Тот с благодарностью пожал руку Толстяку. Он был искренне обрадован таким поворотом дела и крикнул огаллала:

– Воины сиу передали нам свое оружие: я обещал, что пощажу их. Бледнолицые, шошоны и апсарока решили подарить им нечто большее. Тяжелый Мокасин мертв, мертвы и два воина, которые посягали на жизни Вокаде и сына Охотника на Медведей. Этого достаточно. Пусть воины огаллала заберут свое оружие, мы поможем им поймать их лошадей. Между ними и нами должен быть заключен мир! Там, у могилы вождя, мы вместе с ними почтим память мертвых, которые несколько солнц назад пали от моей руки. Между огаллала и нами должен быть зарыт топор войны! Тогда мы покинем реку Огненной Дыры, а они вернутся в свои охотничьи угодья, где смогут рассказать о хороших людях, которые отказались убить своих врагов.

Сиу были чрезвычайно удивлены счастливым концом. Они едва могли в это поверить. Когда они получали назад свое оружие, многие из них бросились благодарить знаменитого охотника. Шаман тоже остался доволен, когда вскоре убедился, что украденные «лекарства» целы. Все они были возвращены апсарока. Потом поймали лошадей, перевезли обоих застреленных сиу в котловину и похоронили вблизи могилы вождя. Завершив все эти церемонии, люди покинули пустынную долину, чтобы вернуться под сень леса.

Когда вечером зажглись лагерные костры и друзья мирно уселись рядом с недавними врагами, ведя разговоры о пережитых приключениях, Фрэнк обратился к Джемми:

– Лучшее из нашей драмы – это ее финал. Простить и забыть! За всю мою жизнь я не стал большим любителем убийств и смертей, ибо «Чего не желаешь себе, того и другим не желай, и оставь в покое козявку, ибо она чувствует себя точно так же, как ты!» Мы победили, доказали богам, что мы герои, и теперь остается сделать лишь одно. Сделаем это, дорогой мой Джемми?

– Обязательно, но что?

– Милые бранятся – только тешатся! Мы всегда с вами дрались, так сказать, только из лучших побуждений! Давайте, стало быть, подружимся по-настоящему и перейдем на «ты». Ну, по рукам, старина! Идет?

– Да, идет, идет! Конечно идет, черт возьми!

– Отлично! Теперь я и знаю, что дорога домой не помешает нашей симпатической дисгармонии. Наконец, наконец-то! Он родился – прекрасный радостный стих! О, славный божий дар!

 
Нет сильнее твоих чар,
Глупость вся уходит прочь!
Фрэнк и Джемми нынче братья,
Брат всегда готов помочь!
 

Томас Майн Рид
Тропа войны

Глава I
Дары памяти

Родина кактусов и агавы – дом Монтесумы и Малинче… Никогда не сотрутся эти воспоминания из моей памяти! Могут пролететь года, ослабеть руки и состариться разум, но до тех пор, пока не охладеет сердце, не забуду! Ни за что в этом мире не позволил бы своей душе окунуться в воды Леты. Благослови Господь память!

Прекрасные земли Анауака! Мой дух взлетает на легких крыльях фантазии, и я снова стою на тех берегах! Подстегиваю своего благородного жеребца, мчащегося по широким равнинам, и его радостное ржание говорит о том, что он тоже вдохновлен этим видом. Отдыхаю в тени пальмы и наслаждаюсь вином. Взбираюсь по скалам из кварца, которые богаты белым серебром и желтым золотом. Пересекаю поля лавы, жесткие и окаменелые, покрытые такими же жесткими растениями – акациями, кактусами, юкками и замиями. Продираюсь через ряды гигантских алоэ, чей сок поддерживает меня на протяжении всего пути. Стою на границе бесконечных снегов, наступая на альпийский лишайник; далеко внизу, в глубоком ущелье, подмечаю похожие на перья листья пальмы, листву апельсинового дерева, будто покрытую воском, и банановые рощи! Ах, как бы я хотел вновь взглянуть на эти яркие картины, так бледно отпечатавшиеся на холсте моей памяти!

Земля Монтесумы! У меня есть и другие картины, врезавшиеся в память куда сильнее, чем эти мирные пейзажи, – эпизоды войны. По твоим полям я путешествовал как захватчик, с мечом в руке, и сейчас, спустя столько лет, многие воспоминания о солдатской жизни накатывают на меня с такой ясностью, будто это было вчера.

Бивуак! Я сижу у лагерного костра; меня окружают бородатые лица и военная форма. Свет пылающего костра сливается с блеском оружия и снаряжения: седел, ружей, пистолетов, разбросанных по земле или свисающих с веток соседних деревьев. Привязанные кони выглядят огромными в темноте, их очертания смутно вырисовываются на фоне мрачного леса. Изогнутые ветви стоящей неподалеку одинокой пальмы кажутся седыми в тусклом свете костра. Тот же свет разливается над огромным органным кактусом, над агавами и бромелиями, над серебристой тилландсией, ниспадающей с высоких деревьев подобно тоге.

Поведана сказка, спета песня, по кругу от одного к другому бродят шутки, и вот уже эхом разносится по лесу хриплый смех солдат, пугая сидящего на ветке попугая и волка, рыскающего в поисках добычи. Каждый, кто поет, и шутит, и смеется… все они мало думают о завтрашнем дне.

Перестрелка! Тишина утра разбита вдребезги. В лесу совсем тихо, а белый свет едва касается верхушек деревьев. В воздухе звенит выстрел: это предупреждение от часового, который мчится к стражникам. Враг приближается! «По коням!» – четко и ясно приказывает звук горна. Сонные солдаты вскакивают, хватают винтовки, пистолеты и сабли и бегут через тлеющие угли, пока пепел не поднимается облачком в воздух. Кони фыркают и ржут; спустя мгновение они уже обузданы, запряжены и оседланы, а отряд скачет вперед по лесной дороге.

Враг в поле зрения – это отряд партизан, разодетых в алые, фиолетовые и золотые серапе. Блестящие наконечники копий и вымпела, кажется, почти достигают вершин деревьев.

Горн дает сигнал к атаке, и радостный клич воинов заглушает остальные звуки. Мы встречаем наших смуглых врагов лицом к лицу; на удары копьями отвечаем выстрелами из пистолетов; наши сабли звенят от резких ударов, но кони, фыркая, отступают и не дают нам поубивать друг друга. Мы устремляемся вперед и наступаем снова, недрогнувшей рукой поражая противников. Мы сражаемся без угрызений совести – мы сражаемся за свободу!

Поле боя! Сомкнутые ряды, рев пушек и грохот барабанов, дикие ноты горна, воинственный клич солдат, сражения плечом к плечу с соратниками, рукопашный бой, падающий противник и его предсмертный хрип, поражение, отступление, хриплое «ура!» победе! Хорошо помню это, но не могу описать.

Земли Анауака! Помнит она и другое, совершенно отличное – сцены нежной любви и бурной страсти. С раздором покончено – больше не бьют в военные барабаны и не дуют в горн; конь устало стоит в своем стойле, а захватчик бездельничает на захваченных землях. Любовь теперь победитель, и суровый солдат в плену нежной страсти.

Прекрасный край! Храню эти сладостные воспоминания для тех, кто не встретит на тех полях цветов. Однако не все мои воспоминания так прекрасны. Приятные и болезненные, радостные и грустные, они сжимают мое сердце в тисках бесконечных мук. Но печаль от грустных воспоминаний со временем утихает, а счастливые мгновения каждый раз будто сияют ярче. В беседках, как и в любом другом месте, розы, должно быть, усеяны шипами, но в приглушенном свете моей памяти я не вижу колючек, лишь прекрасные цветы.