Текст книги "Крыло Люцифера"
Автор книги: Томас Мартин
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Часть вторая
7
Недремлющим стражем высится на пересечении 46-й улицы и 1-й авеню Нью-Йорка, на самом берегу Ист-Ривер, знаменитое здание Генеральной Ассамблеи ООН, и с него открывается замечательный вид на весь Манхэттен. С верхних этажей здания на западе виден Центральный парк, а на востоке – беспорядочно разрастающиеся предместья Квинса и Бруклина и вязь мостов, соединяющих остров Манхэттен с восточным берегом. Здание было спроектировано после Второй мировой, и конструкция в тридцать девять этажей была окончена в 1962-м. Всемирно известный зал заседаний Генеральной Ассамблеи, в котором отведено место для одного представителя от каждой нации на Земле, располагается на третьем этаже, в самом сердце здания.
Не всем известен тот факт, что здание ООН мало того что возносится к небесам, оно еще и уходит глубоко под землю. Целых одиннадцать подвальных этажей бетона, усиленного сталью, вгрызлись в илистый грунт острова Манхэттен. Трехуровневый гараж в состоянии принять много дипломатических автомобилей, курсирующих неизменными маршрутами между различными иностранными посольствами и штаб-квартирой ООН. Один из этажей разместил водопроводно-канализационные комплексы и системы кондиционирования воздуха, необходимые для обеспечения строения такого масштаба. Но под всеми этими техническими этажами существуют этажи другие – те, что были дальновидно спроектированы в дни, предшествовавшие Карибскому кризису, с целью приютить всю Ассамблею на случай массовой ракетной атаки на Нью-Йорк. Доступные через отдельную систему лифтов, расположенную в северо-восточном крыле здания, все жизненно важные устройства дублируются внизу, так же как и аварийное оборудование в комплексах ФБР или МО: здесь имеются и большая столовая, и три этажа офисных помещений, и даже целый этаж, отведенный для жилья. Но, что наиболее важно, есть там точная копия знаменитого зала заседаний Генеральной Ассамблеи ООН – на случай непредвиденного всемирного катаклизма.
Этот резервный зал, расположенный на седьмом подвальном этаже, никогда не использовался для заседаний Генеральной Ассамблеи. Сразу же после атак 11 сентября 2001 года Генеральный секретарь ООН действительно поначалу откликнулся на идею, но все же заключил, что она будет неправильно воспринята миром в целом. В конечном итоге все резервные помещения по-прежнему должны содержаться в должном порядке – и оставаться надежно запертыми на ключ.
В последний вторник марта, в 7 часов утра североамериканского восточного времени, два вместительных лифта шли вниз – к подземным этажам: последние два часа лифты трудились без перерыва. С шести утра почти непрерывной вереницей лимузины и «БМВ» причаливали, чуть не доезжая фронтона здания ООН, и высаживали пассажиров на внешнем дворе. Все прибывали по одному – это были мужчины в дорогих деловых костюмах. Большинство – белокожие, но создавалось впечатление, что представлены все расы планеты. Не глядя по сторонам, они направлялись прямиком к усиленному кордону безопасности, выставленному перед главным входом в здание сразу после событий 11 сентября, и, быстро предъявив удостоверения личности, проходили через огромные вращающиеся стеклянные двери и растворялись в преломленных солнечных лучах.
За стеклянными дверями и нешироким атриумом располагался коридор, ведущий к северо-восточному крылу здания и к лифтам вниз. Ни одна душа из обслуживающего персонала или охраны и бровью не повела при виде потока хорошо одетых гостей. Здание ООН принимает в год больше посетителей, чем любое другое общественное заведение в мире, и тем не менее каждый из сегодняшних ранних гостей был тщательно досмотрен службой безопасности. Мужчинами средних лет в стильных костюмах, энергично шагающими по одетым в мрамор коридорам власти, это воспринималось как должное.
Все прибывшие знали в точности, куда идти, и каждому был выдан магнитный ключ для лифтов северо-восточного крыла; к 7.15 утра седьмой подземный этаж гудел как улей. Девственно чистый резервный зал заседаний Генеральной Ассамблеи принимал участников чрезвычайного и невероятно мрачного собрания. К 7.30 аудитория была полна: почти 300 человек удобно расселись в креслах подковообразного ярусного зала. Собрание Корпорации вот-вот должно было начаться.
Впереди, за столом спикера, где обычно должен находиться Секретарь ООН, терпеливо сидел шестидесятилетний темноволосый мужчина с лицом землистого цвета: сложив на столе руки, он обводил сидящих в зале внимательным взглядом.
Это был секретарь Миллер, и в обязанности его как главы Корпорации в редких случаях, когда возникала необходимость, входило созывать собрание глобального руководящего Совета. Сегодня был именно такой случай.
Ровно в 7.40 он оттолкнул свой стул от стола и поднялся. Ростом он был около 5 футов 7 дюймов и, как и большинство мужчин в этом зале, видом своим напоминал преуспевающего банкира с Уолл-стрит или же влиятельного адвоката. Необычными в его внешности были лишь темные, с тяжелыми веками глаза, сквозь толстые линзы очков сканирующие зал ничего не упускающим взглядом.
Секретарь Миллер казался взволнованным. В нормальной ситуации он стал бы обмениваться любезностями с прибывающими гостями и «терся в толпе», но сегодня он был явно выбит из колеи. Миллер выскользнул из зала и принялся медленно расхаживать перед лифтами с маской мрачной сосредоточенности на лице.
Просьба сверхсекретного правления Корпорации о созыве собрания глобального руководящего Совета показалась ему довольно странной. Подобного собрания не проводилось с момента распада Советского Союза. Что все это значит? Какое заявление намеревается сделать Совет? Кого они сделают представителем?
Но прежде чем Миллер смог продолжить размышления, тишину коридора нарушил звоночек лифта. Прибыл представитель правления. Как только расползлись двери лифта, кровь секретаря Миллера застыла в жилах. Будто в кладбищенском склепе, в лифте стоял сенатор Куртц.
Миллеру с трудом удалось скрыть изумление. Сенатор Куртц был выдающимся и очень известным политиком. Он считался добрым другом многих из ближнего круга президента и в качестве такового частенько появлялся в телевизионных ток-шоу. Крепкая поддержка религиозного сообщества его южного избирательного округа означала наличие влиятельных сторонников его подъема к солидным политическим высотам. Его личные интересы в государственной безопасности и военной индустрии ни для кого не являлись секретом, как и тот факт, что многие прочили его на должность будущего Секретаря Совета Безопасности.
Хотя Корпорация могла гордиться наличием в своих рядах парой дюжин отставных сенаторов и конгрессменов – в дополнение к политическим деятелям каждого идеологического оттенка со всего света, – беспрецедентным фактом было то, что далеко не рядовой член действующей администрации является еще и активным членом правления Корпорации.
Самого секретаря Миллера можно было назвать прекрасным примером типа людей, составляющих костяк Корпорации. Это был финансист, который в сфере своей деятельности обладал такой властью, какой позавидовал бы римский император. От отца он унаследовал контроль над «GrippenAG», швейцарским частным банком, в дополнение к многочисленным и солидным долям в компаниях по добыче и разработке полезных ископаемых, в которые он нанимал тысячи рабочих рук по всему миру. Но слыл он серым кардиналом – человеком, избегавшим находиться в центре внимания.
Миллер преданно служил Корпорации, и его лояльность тысячи раз вознаграждалась, однако он не был посвящен в глубинные секреты власти и ее систему на уровне правления. Он не ведал, ни как избираются члены правления, ни каково их количество. Зато он твердо знал, что если сюда в открытую заявилась такая фигура, как действующий сенатор Куртц, значит, случилось нечто из ряда вон. Кстати, многие из собственной администрации Куртца – да и сам президент США – были бы шокированы, прознай они об истинной силе и власти Корпорации.
Сделав шаг вперед, секретарь Миллер проглотил комок в горле.
– Добро пожаловать, сенатор. Очень рад видеть вас здесь сегодня.
Сенатор вышел из лифта. Высокий, 6 футов 1 дюйм ростом, в жизни он выглядел таким же подтянутым и энергичным, как на экране. В юности он был успешным спортсменом и сейчас явно продолжал поддерживать форму. Его когда-то черные волосы слегка серебрились на висках, однако седина делала его еще более привлекательным. Сенатор протянул руку:
– Секретарь Миллер, не так ли?
– Совершенно верно, сэр. Добро пожаловать. Признаться, для меня настоящая честь…
Темные глаза сенатора просканировали коридор. Телохранители из его службы безопасности остались на первом этаже. Исключений здесь не делалось никому, даже действующим членам Сената Соединенных Штатов.
По голосу секретаря Миллера чувствовалось, как он нервничает:
– Все готово. Я созвал управляющий совет согласно директиве правления.
Опустив любезности, сенатор Куртц вновь заговорил – со стальной ноткой в голосе:
– Вы твердо уверены, что здесь обеспечена полная конфиденциальность нашего собрания?
Он огляделся по сторонам и затем неприветливо продолжил:
– Есть некая ирония в использовании штаб-квартиры ООН в качестве стартовой площадки для нашего финального восхождения к власти, тем более нам было бы крайне неудобно привлекать внимание к себе именно на этой, последней стадии.
Секретарь, выглядящий немного сконфуженным, повел рукой в сторону зала заседаний, обращаясь к сенатору, будто паж к королю:
– Место проведения мероприятия подбиралось не шутки ради. Здание ООН обеспечивает надежное укрытие для приходящих и уходящих. Земля эта принадлежит портовым властям города Нью-Йорк, которые у нас под контролем. Ну и, согласно правилам, это наше первое и последнее совещание в данном конкретном месте.
Сенатор немного расслабился и тепло улыбнулся:
– Хорошо. Отличная работа. Очень скоро нам все это не понадобится. – Он сделал широкий взмах левой рукой. – Позволим нашему суперправительству просуществовать в особо легальных условиях последние несколько дней. В понедельник утром, на рассвете дня весеннего равноденствия, мы разом покончим с этим фарсом. – Он помедлил и затем отрывисто обратился к секретарю, будто ожидая в ответ лжи: – А как с профессором?
Глаза Миллера едва заметно сузились. Под пристальным, испытующим взглядом сенатора ему было неуютно. Каждый нерв его тела сообщал ему о том, что здесь что-то не так: отчего сейчас, когда они уже почти на вершине успеха, сенатор так озабочен судьбой профессора и уничтожением результатов его работы? Какую угрозу могла представлять коллекция старых карт? Секретарь Миллер мог только догадываться, что у правления имеются свои, скрытые причины, – для него весь бизнес был непрозрачным. Он взглянул сенатору прямо в глаза и вновь проглотил комок.
– Сделано, – кивнул секретарь.
Сенатор Куртц одобрительно хмыкнул и следом, нахмурившись, проговорил:
– Да, непросто все, секретарь, ох как непросто… Как там в народе говорят? «Приходится идти, когда черт гонит».
Затем он неожиданно повернулся и с улыбкой хлопнул Миллера по спине.
– Да не корите вы себя, секретарь. Мы на войне, и профессор был прямой угрозой интересам Корпорации. Война – дело сложное и хлопотное, без потерь – никак.
Едва уловимая тень извиняющейся улыбки мелькнула в уголках сенаторского рта и тут же исчезла, уступив выражению мрачного недоверия. Тяжелый взгляд вновь сфокусировался на секретаре. Опять сменился и тон его голоса: с шутливо-одобряющего на холодно-подозрительный.
– Позвольте вам напомнить, секретарь, нечто крайне важное. Нет на свете ничего опаснее для нашего дела, чем личная инициатива. Ни-че-го. Профессор – именно такой случай. Одним из благ нашей Конституции является то, что мы предоставляем людям определенную свободу действий, некую «порцию свободы». Кому-то может даже показаться, что слишком большую порцию…
Секретарь стоял не шелохнувшись.
– …И это, несомненно, правильно, – продолжил Куртц. – Проблема, однако, в том, что в головы людям приходят идеи. А приходят они потому, что люди не в состоянии видеть картину в целом – это доступно только нам. Мы же, как это ни печально, рисковать не имеем права. И если в связи с этим кого-то надо заставить замолчать, значит, мы должны заплатить такую цену. Война без потерь есть неизбежное поражение… Корпорации надо дать завершить дело по спасению человечества. Что хорошо для Корпорации – хорошо для Америки. Господь отдал природные ресурсы в наше распоряжение, и мы должны использовать их, прежде чем это сделает кто-либо другой.
Они оба пошли от лифта к залу заседаний. Сенатор Куртц положил руку секретарю на плечо – как тренер покидающему поле игроку.
– Если люди узнают, сколько запасов осталось им на ближайшее будущее, наше правительство моментально потеряет контроль. Катастрофа в Новом Орлеане[5]5
В 2005 году ураган Катрина стал причиной страшного наводнения в Новом Орлеане.
[Закрыть] покажется в сравнении с этим пикником, и все наши усилия пропадут в одночасье. Я не преувеличиваю. Начнутся стихийные бунты, цивилизация рухнет. Придут насилие и анархия. В наших силах предотвратить хаос.
Соглашаясь, секретарь что-то пробормотал. Они подходили к дверям главного зала заседаний. Сенатор вновь остановился, будто застигнутый врасплох неприятной мыслью.
– Правление настаивает, – вновь заговорил он, – на том, чтобы вы продолжили тщательное наблюдение за бывшими партнерами профессора. Сейчас первым делом необходимо обнаружить и уничтожить оставшиеся карты. А также любого, кто хотя бы находился в одном помещении с ними. Надеюсь, компетентные агенты проинформированы об этом и направлены в колледж? Я правильно понял – вы сожгли ту карту, что попала нам в руки в Перу?
– Да, сенатор. Конечно – согласно вашему приказу.
Сенатор Куртц подтянул галстук и глубоко вздохнул, прежде чем последний раз наедине обратиться к секретарю:
– Хорошо. Все идет по плану. То, что делает Корпорация, – в интересах народа, однако все это должно оставаться за закрытыми дверями… Только так, не иначе. А сейчас – представьте меня собравшимся. Пришло время удивить их добрыми вестями. Всего шесть суток отделяют нас от дня весеннего равноденствия – дня, когда наконец пробьет наш час.
8
Преодолев последние ступени, они очутились на верхней площадке лестницы номер двенадцать здания колледжа Олл-Соулз. Кэтрин, чуть запыхавшись, с облегчением выдохнула:
– Уф, он здесь… – Единственная деревянная дверь на площадке была открыта настежь. – И явно готов к приему.
Рутерфорд нахмурился:
– В смысле?
– Есть у нас в колледже традиция. В служебных квартирах двойные дубовые входные двери – и если внешняя распахнута настежь, значит, вы в настроении принимать визитеров. Пойдемте.
Рутерфорд, не отрывая руки от перил, помедлил на верху ступеней и посмотрел на Кэтрин.
– Вы считаете, нам следует рассказать о смерти профессора Кента, если он еще не знает?
К этому моменту Кэтрин уже была полна решимости, от былой растерянности не осталось и следа.
– Нет, думаю, не следует… Если он еще не в курсе, рассказывать не будем. Мы пришли только спросить о картах. – Она уверенно постучала.
Спустя томительную минуту дубовая дверь скрипнула петлями и распахнулась, явив маленькую темную прихожую, а в ней – низенькую пухлую фигуру. Доктору фон Дехенду было шестьдесят с небольшим, у него были седеющие волосы и пышные тускло-рыжие усы. Одет он был в отличную, чуть поношенную твидовую тройку «в елочку». Подавшись вперед, ученый впился взглядом в вошедших через толстые стекла очков. Комната полнилась ароматным дымком трубочного табака. Через секунду-другую лицо доктора просияло.
– Кэтрин! Какой приятный сюрприз! Ну, входи, входи же, выпей чайку. А кто это с тобой? Новый дружок?
Кэтрин почувствовала, что краснеет.
– Нет, это мой коллега из колледжа Брэйсноуз – Джеймс Рутерфорд. Джеймс – классицист и эксперт по Древнему миру.
Доктор фон Дехенд провел гостей в уютный кабинет, чувствуя, что пришли они не по служебной необходимости: Кэтрин выглядела необычайно напряженной. Как только с обменом любезностями было покончено и все удобно устроились в кожаных креслах вокруг спящего камина, хозяин спросил напрямик:
– Итак, чем вы обеспокоены?
Кэтрин смущенно глянула на Рутерфорда и заговорила:
– Мы принесли несколько карт, мы думали, возможно, вы, взглянув на них… Может, они покажутся вам знакомыми… – Она аккуратно положила на стол конверт.
Фон Дехенд закурил трубку, сменил очки с толстыми стеклами на очки для чтения и стал осторожно вынимать документы из конверта, бережно расправляя их на столе. Он видел, что двое молодых людей сгорают от нетерпения, охваченные чувством, далеко выходящим за пределы привычного любопытства ученого. «Очень надеюсь, удастся понять, что они мне принесли, иначе эти двое будут крайне разочарованы…»
Направив свет настольной лампы на первую карту, доктор фон Дехенд принялся изучать лежащий перед ним документ.
– Хм… Очень интересно… Весьма интересно…
Он взглянул на Кэтрин поверх очков.
– А где вы взяли эти карты, позвольте поинтересоваться?
Какое-то мгновение Кэтрин колебалась. Она быстро глянула на Рутерфорда – тот поднял брови, словно давая понять: решать ей.
– У профессора Кента.
– Да-а? У Кента? Чего ради ему вздумалось вдруг интересоваться этими картами?
– Может, если вы немного расскажете о них, нам удастся ответить вам.
– Отлично. Ну, тогда приготовьтесь. Это не просто карты. Эти карты смело можно назвать подрывающими каноны истории.
9
Секретарь Миллер поднялся и постучал пальцем по микрофону на столе. Шум голосов огромного зала постепенно стих. Прочистив горло, он начал:
– Джентльмены, слово предоставляется сенатору Куртцу.
Он почтительно установил микрофон перед сенатором и вновь сел на место. По залу прокатился негромкий гул одобрения, когда со своего стула поднялся сенатор Куртц. Крепко зажав микрофон в руке, он начал речь.
– Благодарю вас, секретарь Миллер, и вас, джентльмены, за то, что вы здесь. Я все еще верю, что даже в век видеоконференций ничто не заменит живой встречи лицом к лицу – или, например, совместной пары пива. Надеюсь, секретарь не будет возражать, если чуть позже мы позволим себе и это.
Волна одобрительного смеха прокатилась по залу. Сенатор опустил взгляд на секретаря и одарил его покровительственной улыбкой, прежде чем продолжить.
– Итак, кое-кто из вас, друзья, приехал на нашу встречу издалека, поэтому я хочу сразу же заверить вас: потраченные на долгий путь усилия не пропадут даром. Ибо сегодня нам предстоит преодолеть рубеж необратимости.
Аудитория восхищенно внимала ему.
– В понедельник, в восемь ноль пять утра, начнут разворачиваться события, итогом которых будет полное разрушение глобального статус-кво и наше восхождение к всемирной власти. Я сейчас говорю о финальном coup de grace…[6]6
Последний, смертельный удар (фр.), которым добивают раненого, чтобы прекратить его страдания.
[Закрыть]
Ропот предвкушения прошелестел по рядам. Секретарь Миллер внимательно вгляделся в слушателей – сенатор уже сделал их ручными. Блестящий оратор. Нетрудно представить, каков он по телевизору: попеременно запугивающий, вселяющий ужас в сердца аудитории в масштабе всей страны, и тут же, следом, – всепрощающий и великодушный.
Секретарь взглянул на свои часы и, тихонько выскользнув из кресла, прокрался к двери. Никто не обратил на это внимания. Все с замиранием сердца вслушивались в речь сенатора, разворачивающего свой план. Когда Миллер приблизился к двери, здоровенный охранник открыл перед ним дверь, и он вышел в коридор.
Несмотря на свои сомнения по поводу преследования профессора и его коллег, приказ надо было выполнять. Карты профессора по-прежнему не были найдены, и, возможно, кто-то и где-то в данный момент разыскивает их. Пора задействовать агентов в Англии.
10
Доктор фон Дехенд указал на одну из разложенных на столе карт. Кэтрин и Рутерфорд беспомощно глядели на нее – такую истертую, что береговые линии, очертания островов и редкие нити рек были едва различимы.
– Эмпирическое познание Запада походит на огромную плотину, сложенную из великого множества индивидуальных кирпичиков познания, – начал пожилой ученый. – Порой исследователи наталкиваются на такой вот кирпичик, который элементарно не входит, не вписывается в предназначенное ему место. Карта Пири Рейса[7]7
Географические карты, принадлежавшие турецкому адмиралу Пири Рейсу, найденные в начале XVIII столетия и содержащие точное изображение бассейна Средиземного моря и менее точное изображение всех континентов, в том числе Антарктиды.
[Закрыть] – та, что сейчас перед нами, – отличный тому пример. Никто – повторяю: никто! – не ведает, как объяснить странные формы «кирпичика», который представляет собой карта Пири Рейса.
Доктор фон Дехенд поправил очки и продолжил:
– Она была изготовлена в Константинополе в тысяча пятьсот тринадцатом году Пири Рейсом, адмиралом турецкого флота, и начертана на коже газели. На ней изображены Южная Америка, Африка и северное побережье Антарктиды того периода, когда Антарктида представляла собой тропический рай, то есть до того, как покрылась льдом. Разумеется, Пири Рейс лично не являлся составителем карты, утверждая, что источником ему послужило множество различных карт из архивов Оттоманской империи.
Теперь-то мы можем быть твердо уверены, что антарктическое побережье не было покрыто льдом в период с четырнадцати тысяч лет примерно по четырехтысячный год до нашей эры. А до того был ледниковый период, и Антарктида была вся погребена под миллиардами тонн льда, как сейчас. Так что сами видите, какие вопросы поднимает карта. Очертания берега просто невозможно было зарисовать ни в какое время после четырехтысячного года до нашей эры – потому что с тех пор и до настоящего времени он покрыт льдом, – а также в период до четырехтысячного года, то есть до периода, известного нам как каменный век… Вкратце: эта простенькая карта может взорвать основы мировой истории, известные человечеству.
– Но это же просто невероятно, – сказала Кэтрин, коротко глянув на Рутерфорда, который выглядел просто испуганным.
– Именно так. Вот поэтому я рассматриваю сию карту как самую «возмутительную» карту всех времен. В коридорах этого университета и, уж конечно же, во всех университетах западного мира, – доктор фон Дехенд помахал рукой в сторону задней комнаты, – началом нашей цивилизации принято считать Шумерское царство примерно четырехтысячного года до нашей эры. Последний ледниковый период закончился, по сути, приблизительно к восьмитысячном году до нашей эры, и по мере отступления льдов в атмосферу попадало большое количество влаги и на Землю возвращалась жизнь. Охотники эпохи неолита, пережившие долгую суровую зиму ледникового периода, неожиданно для себя стали замечать, что жить стало немного проще, и это привело – в Шумерском государстве и землях «плодородного полумесяца»,[8]8
Полоса плодородных земель в Передней Азии; месторасположение древнейших земледельческих поселений и колыбель ассирийской, вавилонской, финикийской и шумерской цивилизаций.
[Закрыть] где территория современного Ирака, – к появлению и расцвету первых земледельческих общин. А до того, согласно общепринятой истории, до четвертого тысячелетия до нашей эры, человечество было «отсталым», то есть, вне всяких сомнений, не способным к точному картированию окружающего мира. С тех самых пор «цивилизация», и слово это, заметьте, я произнес с большой иронией, развилась до сегодняшнего дня, со всеми ее атрибутами в виде атомных бомб, космических кораблей и мировых войн.
«Явно не фанатик прогресса, – подумал Рутерфорд. – Однако новости просто удивительные. Как профессор раздобыл эти карты? И что собирался с ними делать?»
– Ну что ж, – подвел черту фон Дехенд, – как вы сами видите, нет никакой возможности хоть как-то увязать карты Пири Рейса с нашей историей, а посему их просто оставили без внимания.
– Но почему до сих пор доминирует консервативная версия истории? – спросил Рутерфорд. – Почему не рассказать людям об этой карте?
Доктор фон Дехенд быстро взглянул на него.
– Сынок, известнейший в мире физик Макс Планк произнес однажды следующие слова, – доктор фон Дехенд театрально прочистил горло: – «Научная истина торжествует по мере того, как вымирают ее противники».
«Что ж, если это так, – решила Кэтрин, – значит, прошлое было смыто вместе с давно забытыми истинами. И в равной степени конкретных людей можно уничтожать во имя торжества мировоззрения убийц».
Этот вывод напугал Кэтрин, и ее мысли вернулись к профессору. «Но разве людей убивают за идеи?» В сильном волнении она заставила себя прислушаться к тому, что говорит фон Дехенд, который в это время как раз поднялся из кресла.
– Раз уж мы затронули такую необычную тему, позвольте мне показать вам очень интересный документ. Где же он… Минуточку… Это письмо, которое подполковник ВВС США Ольмейер написал профессору Чарльзу Хэпгуду из Кин-колледжа, Нью-Гемпшир, исследователю и знатоку древних карт. Профессор Хэпгуд попросил его сравнить карту Пири Рейса с результатами аэрофотосъемки Антарктиды ВВС США – задание, выполнять которое еще не приходилось никому. Ответ Ольмейера говорит сам за себя.
Фон Дехенд, прихрамывая, подошел к книжной полке и, пробежав по ней взглядом, вытащил папку с подшивкой писем. Вернувшись к столу, он раскрыл ее, предоставив своим гостям прочитать:
«ВВС США Военно-воздушная база Вестовер
Уважаемый профессор Хэпгуд!
Ваш запрос об оценке определенного рода необычных особенностей карты Пири Рейса, датированной 1513 годом, был рассмотрен. Утверждение о том, что нижняя часть карты отображает Берег Принцессы Марты, часть Земли Королевы Мод в Антарктике, а также полуостров Палмер, – имеет под собой основания. Мы нашли это объяснение наиболее логичным и, возможно, корректным. Географические детали в нижней части карты хорошо согласуются с данными сейсморазведки, выполненной сквозь толщу ледяной шапки шведско-британской экспедицией 1949 года. Из этого следует, что картографическая съемка береговой линии была выполнена до оледенения. В настоящее время толщина ледового покрова в этом регионе достигает одной мили. Мы не представляем, каким образом можно согласовать данные этой карты с предполагаемым уровнем географической науки в 1513 году.
Хэрольд Олмейер, подполковник ВВС США».
Рутерфорд уже был не в силах сдерживаться:
– Но ведь это уму непостижимо! Как так получилось, что мы даже не слышали об этой карте? Почему о ней известно лишь в узких кругах?
Охваченный волнением, он поднялся на ноги и принялся расхаживать по комнате. Кэтрин обратила внимание на его широкие сильные плечи, на то, как аккуратно его волосы спускаются на воротник. Фон Дехенд глубокомысленно кивнул и продолжил:
– Видите ли, вот что еще странно: когда Хэпгуд сделал это открытие – с любезного позволения ВВС США, – он связался с Альбертом Эйнштейном. Видно, решил: коли искать поддержки – так уж заручиться ею у самого отца современной физики.
– Эйнштейн? Ого! Хэпгуд не терял времени даром… – проговорил Рутерфорд.
– Отнюдь не терял. И сделал самый правильный выбор. Эйнштейн, как все истинно великие мыслители, всегда был восприимчив к новым идеям, даже если те шли вразрез с мышлением научного истеблишмента того времени. Вот, полюбуйтесь-ка! Это отрывок из предисловия, которое Эйнштейн написал к одной из книг Хэпгуда. – Фон Дехенд достал с полки книгу, раскрыл ее на нужной странице и подтолкнул по столу к ним.
«Я часто получаю сообщения от людей, желающих проконсультироваться со мной относительно их неопубликованных идей. Само собой разумеется, что эти идеи крайне редко наделены научной обоснованностью. Однако первое же сообщение, полученное мной от г. Хэпгуда, буквально наэлектризовало меня. Его идея оригинальна, невероятно проста и – в случае, если будет доказана, – обещает стать жизненно важной во всем, что связано с историей земной поверхности…
А. Эйнштейн».
Кэтрин и Джеймс переглянулись. А доктор фон Дехенд, похоже, вошел в раж. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и плотно сомкнув веки.
– Наш профессор Хэпгуд, – продолжал он, – интересовался картой Пири Рейса, ибо полагал, что она помогла доказать его гипотезу о подвижках земной коры. Суть гипотезы в том, что время от времени вся земная кора в целом смещается. Вы, наверное, знакомы с идеей о самопроизвольных подвижках тектонических пластов?
Оба ученых кивнули:
– В местах их встречи или соединения, как правило, наблюдается повышенная вулканическая активность, – добавила Кэтрин.
– Совершенно верно. Линия геологического разлома Сан-Андреас, идущая вдоль Калифорнии, – пример такой вот зоны соединения двух пластов. В итоге Калифорния страдает от регулярных землетрясений. Так вот, Хэпгуд предположил, что не только отдельные пласты сталкиваются и трутся друг о друга, но что иногда происходило одновременное перемещение всех пластов разом. Вообразите земную кору, литосферу, в виде гигантского куриного яйца. В некоторых точках толщина литосферы всего лишь тридцать миль. Под ней – настоящий коктейль из расплавленной породы, металлов, газов и жидкостей всех видов. Теоретически нет причин не признать правоту Хэпгуда. Он утверждал: Антарктида прежде была «разморожена», потому что находилась абсолютно в другом месте – примерно в тридцати градусах севернее. Интересно, не правда ли? Более того: Эйнштейн соглашался с ним – он тоже верил, что карта Пири Рейса реальна. Однако Эйнштейн не сделал попытки объяснить, кто был способен произвести картирование в период до четвертого тысячелетия до нашей эры… Это остается тайной.
Кэтрин и Рутерфорд наблюдали за тем, как доктор фон Дехенд изучал остальные карты. Наконец, удивленно пробормотав что-то себе под нос, он важно кивнул и отступил на шаг.
– Он собрал их все! – с изумлением произнес профессор географии.
– О чем вы? – быстро переспросила Кэтрин.
– Кент умудрился собрать вместе копии самых странных карт в мире. Смотрите!
Фон Дехенд в возбуждении ковылял взад и вперед перед столом, попеременно вглядываясь в одну карту за другой.
– Вот карта, составленная Меркатором,[9]9
Герхард Меркатор (1512–1594) – латинизированное имя Герхарда Кремера, фламандского картографа и географа.
[Закрыть] одним из самых прославленных картографов всех времен: на ней Антарктида тоже представлена в том виде, какой была до обледенения, карта аккуратно воспроизводит ее географические особенности. А здесь вот знаменитая карта Боша.[10]10
Филип Бош (1700–1773) – французский картограф.
[Закрыть] Она поистине необъяснима! Бош опубликовал эту карту в тысяча семьсот тридцать седьмом, заявив, что пользовался многими древними картами, давным-давно утраченными. На ней свободная от льда Антарктида представлена двумя континентами, разделенными проливом. И вновь повторю: достоверность ее была доказана лишь в двадцатом веке в результате масштабных исследований.
Кэтрин и Рутерфорд ошеломленно смотрели друг на друга. Оба были чрезвычайно заинтригованы: настолько был значителен скрытый смысл карт. Как догоны, о тайне которых она рассказывала студентам буквально пару часов назад, карты будто ставили вопросы, ответов на которые не было, – с той лишь разницей, что сейчас это была не просто педагогическая игра. Невероятная коллекция карт была их единственной ниточкой к разгадке смерти профессора.
