Текст книги "Малыш 44"

Автор книги: Том Роб Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Раиса поднялась вслед за Федором по ступенькам, подошла к квартире и постучала. Она слышала, как изнутри доносится шум: там играли дети. Как удачно. Разумеется, она не считала, что женщина обязательно должна быть матерью, чтобы оценить всю тяжесть совершенных преступлений, но тот факт, что дети самой Галины оказались в опасности, может существенно облегчить задачу.

Дверь им открыла сухопарая и изможденная женщина лет тридцати с небольшим. Она куталась в теплую шаль, словно на улице стояла суровая зима, и выглядела больной и усталой. Она нервно окинула Раису и Федора быстрым взглядом, подмечая малейшие оттенки выражений на их лицах. Оперативник сразу узнал ее.

– Галина, вы меня помните? Я Федор, отец Аркадия, маленького мальчика, который был убит. Это – моя хорошая знакомая, Раиса. Она живет в городе Вольске, это на Урале. Галина, мы пришли к вам потому, что мужчина, который убил моего сына, продолжает убивать и других детей, в других городах. Поэтому Раиса приехала в Москву, чтобы работать вместе с нами. Нам нужна ваша помощь.

Голос Галины прозвучал едва слышным шепотом:

– Чем же я могу помочь? Я ничего не знаю.

Ожидая подобного ответа, Раиса заранее подготовилась к нему.

– Федор пришел сюда не как офицер МГБ. Мы – родители, отцы и матери, просто неравнодушные граждане – решили объединиться, чтобы положить конец этим преступлениям. Ваше имя не будет упоминаться в каких-либо официальных бумагах; мы вообще не ведем документации. Вы больше никогда не увидите нас. Все, что нам нужно знать, – это как он выглядел. Сколько ему лет? Какого он роста? Какого цвета у него волосы? Какая у него одежда, дорогая или дешевая?

– Но мужчина, которого я видела, был один. Ребенка с ним не было. Я уже говорила вам об этом.

В разговор вмешался Федор:

– Пожалуйста, Галина, позвольте нам войти. Это не займет много времени. Давайте не будем разговаривать на пороге.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Я ничем не могу помочь вам. Я ничего не знаю.

Федор начал нервничать. Раиса коснулась его руки, приказывая ему замолчать и успокоиться. Они должны сохранять спокойствие, потому что угрозы здесь бесполезны. Главное – терпение и еще раз терпение.

– Хорошо, хорошо. Мы все понимаем, Галина. Вы не видели мужчину с ребенком. Федор объяснил, что вы видели мужчину с сумкой для инструментов, правильно?

Женщина согласно кивнула.

– Вы можете описать его?

– Но с ним не было никакого ребенка.

– Мы все понимаем. С ним не было ребенка. Вы ясно дали это понять. Он нес в руке сумку с инструментами. Но как он выглядел?

Галина задумалась. Раиса затаила дыхание, чувствуя, что стоящая перед ней женщина уже готова сдаться. Им не нужны были письменные показания. И подпись свидетеля им тоже была не нужна. Им нужно было всего лишь описание внешности, которое можно просто выбросить и от которого в любой момент можно отказаться. Для того чтобы дать его, Галине понадобится полминуты, не больше.

И вдруг в разговор вновь без спроса влез Федор:

– Нет ничего дурного в том, если вы скажете нам, как выглядел тот мужчина с сумкой для инструментов. Описание железнодорожного рабочего не грозит вам никакими неприятностями.

Раиса в отчаянии взглянула на Федора. Он все испортил. Можно запросто навлечь на себя неприятности, всего лишь описав железнодорожного рабочего. Можно попасть в беду и за меньшее. Так что лучше всего не вмешиваться и не делать вообще ничего. Галина покачала головой и попятилась от двери в глубь коридора.

– Мне очень жаль, но тогда уже стемнело. Я не разглядела его. У него была сумка, это все, что я запомнила.

Федор взялся за ручку двери.

– Нет. Галина, пожалуйста…

Галина вновь покачала головой.

– Уходите.

– Прошу вас, пожалуйста…

Как у насмерть перепуганного животного, голос женщины вдруг обрел пронзительную резкость.

– Уходите!

В квартире стало тихо. Дети перестали играть. В коридоре появился муж Галины.

– Что здесь происходит?

Стали открываться двери других квартир, выходящие в коридор. Из них выглядывали соседи, перешептывались, показывали на них пальцами, отчего Галина занервничала еще сильнее. Почувствовав, что ситуация выходит из-под контроля и что они вот-вот лишатся своего единственного свидетеля, Раиса шагнула вперед и обняла Галину, словно прощаясь с нею.

– Как он выглядел?

Прижавшись щекой к щеке женщины, Раиса ждала, закрыв глаза и надеясь. Она чувствовала теплое дыхание Галины. Но та ничего не сказала.

Ростов-на-Дону

Тот же день

Кот сидел на подоконнике, лениво помахивая хвостом и не спуская с Нади холодных зеленых глаз, словно прикидывая, а не прыгнуть ли на эту крысу-переростка. Кот был старше ее. Ей исполнилось шесть лет от роду; коту было уже восемь или девять. Наверное, именно этим объяснялось его высокомерие. По словам отца, в их районе расплодились крысы, поэтому коты приносят большую пользу. Что ж, отчасти это было правдой. Надя часто видела крыс, крупных и наглых. Но она никогда не видела, чтобы кот ловил их. Он был очень ленивым, а отец его окончательно испортил и избаловал. Как мог какой-то кот считать себя главнее ее? Он никогда не позволял ей хотя бы прикоснуться к нему. Однажды, проходя мимо, она погладила его, он же выгнул спину и злобно зашипел, а потом забился в угол со вздыбленной шерстью, как будто она совершила какое-то гадкое преступление. После этого девочка оставила все попытки подружиться с невыносимым животным. Если кот предпочитал ненавидеть ее, она отплатит ему той же монетой.

Не в силах более оставаться дома под пристальным взглядом кота, Надя вышла на улицу, хотя было уже поздно и вся ее семья собралась на кухне, чтобы приготовить ужин. Зная, что в прогулке ей откажут, она не стала просить разрешения, надела туфельки и потихоньку выскользнула в переднюю дверь.

Надя, ее младшая сестра, мама и папа жили на берегу Дона, на самой окраине города, на узкой и грязной улочке, застроенной кирпичными домиками барачного типа. Чуть выше по течению в реку сбрасывали сточные воды из городской канализации и промышленные отходы производства, так что Надя, сидя на берегу, частенько видела на поверхности воды цветные разводы от химических веществ, грязь и мусор. Вдоль берега в обе стороны тянулась хорошо утоптанная тропинка. Надя пошла вниз по течению, в сторону полей. Хотя сумерки уже сгустились, она не боялась заблудиться. Она всегда, с самого детства, умела ориентироваться на местности и точно знала, где находится и в какую сторону надо идти. Она задумалась, какую бы работу могла получить девочка, обладающая развитым чувством ориентировки. Может, она станет летчиком-истребителем. Смысла становиться машинистом она не видела, поскольку им никогда не приходиться ломать голову над тем, в какую сторону ехать: поезд вряд ли может сбиться с пути. Отец часто рассказывал ей истории о женщинах, ставших летчицами во время войны. Эти рассказы ей очень нравились, и Надя хотела быть похожей на тех героинь, мечтая, что ее фотография появится на первых страницах газет и что ее наградят орденом Ленина. Тогда она добьется того, чтобы папа обратил на нее внимание и стал гордиться ею. Тогда он наверняка позабудет о своем глупом коте.

Надя бодро вышагивала по тропинке, мурлыча себе под нос веселую песенку и радуясь тому, что удрала из дому незамеченной и оказалась вдали от кота, как вдруг она резко остановилась. Впереди показался смутный силуэт человека, идущего ей навстречу. Он был высоким, но сказать о нем большего она не могла – сумерки не позволяли разглядеть его. Он нес в руке что-то вроде портфеля. Обычно встреча с незнакомцем не внушала ей ни малейших опасений. Да и с какой стати? Но недавно мама сделала очень странную вещь: она усадила перед собой Надю с ее сестренкой и предупредила их о том, чтобы они ни в коем случае не разговаривали с незнакомыми людьми. Она даже зашла так далеко, что сказала: «Лучше показаться невежливой, чем выполнить просьбу незнакомца». Надя оглянулась на свой дом. Оказывается, она ушла не очень далеко; если повернуть обратно, она добежит до него меньше чем за десять минут. Но все дело в том, что она хотела дойти до своего любимого дерева, которое росло ниже по течению. Ей нравилось залезать на него, сидеть на ветке и мечтать. Пока она не сделает этого, пока не дойдет до дерева, прогулка не доставит ей особого удовольствия. Она представила себе, что получила настоящее боевое задание – добраться до дерева, так что она не может потерпеть неудачу. Девочка тут же приняла решение: она не будет разговаривать с этим человеком, а просто пройдет мимо; если же он обратится к ней, то она не станет останавливаться и лишь пожелает ему доброго вечера.

Надя вновь зашагала по тропинке. За это время мужчина приблизился. Он что, ускорил шаг? Похоже. Было уже слишком темно, чтобы разглядеть его лицо. На голове у него была какая-то шляпа. Надя отошла на обочину тропинки, давая ему возможность пройти мимо. Теперь их разделяло всего несколько метров. И вдруг девочка испугалась. Ее охватило непреодолимое желание броситься бежать. Она не понимала, откуда оно взялось, и решила, что во всем виновата мама. Летчики-истребители никогда и ничего не боятся. Надя сорвалась с места и побежала. На всякий случай, чтобы не обидеть незнакомца, она окликнула его на бегу:

– Добрый вечер!

Свободной рукой Андрей поймал ее за талию, оторвал легкое тельце от земли и прижал к себе, глядя ей прямо в глаза. Девочка перепугалась до смерти, от страха у нее перехватило дыхание, а маленькое тельце напряженно застыло.

А потом Надя засмеялась. Придя в себя от удивления, она обняла отца и потерлась носом об его шею.

– Папка, ты напугал меня.

– Почему ты гуляешь одна так поздно?

– Мне захотелось пройтись.

– А мама знает, что ты пошла погулять?

– Да, знает.

– Ты врешь.

– Нет, не вру. А почему ты идешь с этой стороны? Ты никогда не приходил отсюда. Где ты был?

– Я работал. У меня были дела в одной деревне недалеко от города. И вернуться обратно можно было только пешком. Это заняло у меня часа два, не больше.

– Тогда ты, наверное, устал.

– Да, немножко.

– Давай я понесу твой портфель!

– Но ведь я уже держу тебя на руках, так что даже если ты возьмешь мой портфель, все равно я буду нести и его, и тебя.

– Я могу идти рядом и нести твой портфель.

– Думаю, я как-нибудь и сам справлюсь.

– Папка, я так рада, что ты вернулся!

По-прежнему держа дочь на руках, Андрей торцом портфеля распахнул дверь их дома и вошел на кухню. Лицо младшей дочери осветилось радостью, когда она подбежала, чтобы обнять его. Семья явно была рада его возвращению. Они считали само собой разумеющимся, что когда он уходит, то обязательно возвращается.

А Надя уголком глаза посматривала на кота. Явно ревнуя к тому вниманию, которое уделял ей отец, тот спрыгнул с подоконника и, присоединившись к семейному торжеству, принялся тереться о ногу отца. Когда Андрей опустил ее на пол, девочка случайно наступила коту на хвост, отчего тот пронзительно мяукнул и отскочил в сторону. Однако, прежде чем она успела насладиться своей маленькой местью, отец крепко взял ее за руку и присел на корточки, глядя на нее сквозь толстые стекла квадратных очков. Лицо его исказилось от гнева.

– Не смей больше трогать его.

Наде захотелось заплакать. Но вместо этого девочка лишь закусила губу. Она уже успела усвоить, что слезы на отца не действовали.

Андрей отпустил руку дочери и выпрямился. Ему было жарко, и он чувствовал нарастающее возбуждение. Он посмотрел на жену. Она не встала с места, но с улыбкой смотрела на него.

– Ты уже ужинал?

– Сначала я разберу свои вещи. И мне не хочется есть.

Жена не попыталась обнять или поцеловать его – во всяком случае, на глазах у детей. Он строго относился к таким вещам. Она вполне понимала его.

– Как прошла твоя поездка, удачно?

– Они хотят, чтобы я снова уехал через пару дней. Я пока еще не знаю насколько.

Не дожидаясь ответа, он направился к двери, ведущей в подвал. Стены давили на него, вызывая клаустрофобию [8]8
  Клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства.


[Закрыть]. Кот поспешил за ним, задрав хвост трубой и мурлыча на ходу.

Андрей запер за собой дверь и спустился по лестнице. Теперь, когда он остался один, ему сразу же стало лучше. Здесь, в подвале, раньше жила пожилая чета, но женщина умерла, а мужчина переехал к своему сыну. Жилищное управление не поселило никого вместо них. Комнату никак нельзя было назвать завидной: полуподвальное помещение, выходящее на берег реки. Кирпичи вечно были влажными от сырости. Зимой здесь стоял собачий холод. В углу виднелась буржуйка – дровяная печь, которую пожилая чета вынуждена была топить восемь месяцев в году. Но, несмотря на многочисленные недостатки, у подвала имелось и одно несомненное преимущество. Комната принадлежала ему одному. Тут были стул и односпальная кровать, оставшиеся от прежних обитателей. Иногда, если позволяла погода, Андрей даже ночевал здесь. Он зажег керосиновую лампу, и вскоре в комнату через отверстие в стене, в которое выходила труба от буржуйки, пролез еще один кот.

Андрей открыл портфель. Среди бумаг и остатков обеда виднелась стеклянная банка с закручивающейся крышкой. Он отвернул ее. Внутри, завернутый в промокшую от крови газету «Правда», лежал желудок девочки, которую он убил несколько часов назад. Андрей развернул его, следя за тем, чтобы на куске плоти не осталось клочков бумаги. Он положил желудок на оловянную тарелку и нарезал его сначала ломтями, а потом кубиками. Закончив, он принялся разжигать печку. К тому времени, как она разгорелась настолько, чтобы на ней можно было готовить мясо, вокруг него нетерпеливо расхаживали уже шесть котов. Андрей стал жарить мясо, пока оно не подрумянилось, а потом выложил его на тарелку. Он стоял, держа в руках тарелку и глядя на котов, которые облизывались в предвкушении угощения. Они были очень голодны, и запах жареного мяса сводил их с ума.

Сочтя, что достаточно подразнил их, Андрей поставил тарелку на пол. Коты моментально собрались в кружок и принялись за еду, громко мурлыча от удовольствия.

* * *

Наверху Надя смотрела на дверь, ведущую в подвал, и думала о том, что же это за отец, если он предпочитает кошек родным дочерям. Он пробудет дома всего два дня. Нет, она не должна сердиться на своего отца. Она не станет винить его ни в чем. Это кошки во всем виноваты. В голову ей пришла одна мысль. Пожалуй, убить кота не составит для нее особого труда. Самое трудное – остаться безнаказанной.

Тот же день

Лев и Раиса встали в конец очереди в продуктовый магазин на улице Воровского. Пройдет несколько часов, прежде чем они попадут внутрь, а потом им придется выстоять еще одну очередь, чтобы оплатить сделанные покупки. Но после двух очередей нужно было встать в третью, чтобы забрать свой товар. Они с легкостью могли провести здесь несколько часов, не привлекая к себе ненужного внимания, и дождаться, пока Иван не вернется с работы.

После того как им не удалось заставить Галину Шапорину заговорить, перед ними замаячила реальная опасность вернуться из Москвы с пустыми руками. Раису просто-напросто вытолкали из квартиры, захлопнув дверь перед ее носом. Пока они стояли в коридоре в окружении соседей, многие из которых наверняка были осведомителями, у них не было ни малейшей возможности предпринять еще одну попытку. Нельзя было исключать и того, что Галина с мужем уже поставили в известность сотрудников госбезопасности об их визите. Впрочем, Лев считал это маловероятным. Галина явно полагала, что лучше всего для нее будет ничего не делать; а если она сообщит о них, то обратит на себя внимание и ее могут обвинить в пособничестве. Утешение, однако, было слабым. Единственным их достижением стало то, что они привлекли на свою сторону Федора и его семью. Лев попросил своего бывшего подчиненного пересылать любые полученные сведения в Вольск на имя Нестерова, поскольку корреспонденция, адресованная самому Льву, почти наверняка перехватывалась. Тем не менее они ни на шаг не приблизились к установлению личности человека, которого искали.

Учитывая сложившиеся обстоятельства, Раиса настояла на встрече с Иваном. У них не было иного выхода, разве что уехать из столицы с пустыми руками. Лев неохотно согласился с доводами жены. Раиса не сумела передать Ивану записку. Они никак не могли отправить ему письмо или хотя бы позвонить. Они пошли на обдуманный и разумный риск, решив дожидаться его появления здесь. Впрочем, Раиса точно знала, что он редко покидал Москву, а если и уезжал, то ненадолго. На ее памяти отпуск он не брал ни разу, да и отдых в деревне, на лоне природы, совершенно не привлекал Ивана. Его могло не оказаться дома только по одной-единственной причине – если его арестовали. Но она надеялась, что этого не случилось. Впрочем, Раиса хоть и ждала этой встречи с нетерпением, но особых иллюзий не питала – она понимала, что ее ожидает нелегкое испытание. Ведь она была со Львом, которого Иван ненавидел столь же люто, как и всех офицеров МГБ, не делая никаких исключений из этого правила. Хорошихоперативников госбезопасности не существовало в природе. Однако ее беспокоило не столько отношение Ивана ко Льву, сколько собственные чувства к коллеге. Хотя она никогда не изменяла Льву с Иваном в сексуальном смысле, она была неверна ему во всех остальных отношениях – интеллектуально и эмоционально, безжалостно порицая мужа за глаза. Она подружилась с мужчиной, который ненавидел все, перед чем преклонялся Лев. И в том, чтобы свести двух столь разных мужчин лицом к лицу, было что-то неловкое и даже постыдное. Она хотела для начала как можно скорее убедить Ивана в том, что Лев стал другим, что он изменился, что его слепая вера в государство и страну оказалась разбита вдребезги. Она хотела объяснить, что ошибалась в своем муже и заблуждалась на его счет. Она хотела, чтобы мужчины увидели, что разница между ними не столь уж велика, как они себе представляли. Увы, надежда на благополучный исход была слабой.

Да и сам Лев отнюдь не горел желанием встречаться с Иваном, которого считал родственной душой Раисы. Ему придется смотреть, как они обрадуются друг другу, придется терпеть присутствие мужчины, за которого Раиса наверняка вышла бы замуж, если бы могла выбирать. Эта мысль до сих пор причиняла ему боль, причем намного большую, чем потеря своего прежнего статуса и утрата веры в государство. Он безгранично верил в любовь. Пожалуй, именно эта вера помогала ему мириться со своей работой. Наверное, он подсознательно нуждался в том, чтобы верить в любовь, и это помогло ему сохранить в себе человеческие черты. Именно эта вера помогала ему подыскивать приемлемое объяснение той холодности, с которой Раиса обращалась с ним. Он отказывался даже допустить возможность того, что она его ненавидит. Вместо этого он закрывал глаза на происходящее, поздравляя себя с тем, что у него есть все. Своим родителям он говорил, что у него есть такая жена, о которой он всегда мечтал. Здесь он оказался прав – она была всего лишь его несбыточной мечтой, да еще и согласилась подыграть ему, тогда как на самом деле ее всегда заботила лишь собственная безопасность, а свои подлинные чувства она поверяла одному только Ивану.

Эта мечта разбилась вдребезги несколько месяцев назад. Но почему сердечная рана никак не хотела заживать? Почему он не мог жить дальше, отказавшись от нее, как отказался от своей преданности МГБ? Он смог заместить свою верность госбезопасности другой страстью, посвятив себя этому расследованию. Но ему некого больше любить, кроме нее, да и никогда не было. Правда заключалась в том, что в душе у него до сих пор теплилась сумасшедшая надежда, что, быть может, когда-нибудь Раиса полюбит его по-настоящему. Хотя Лев теперь опасался доверять своим чувствам, которые уже подвели его так жестоко, он чувствовал, что они с Раисой стали близки друг другу так, как никогда не были раньше. Неужели это – лишь следствие того, что они стали работать вместе? Да, они перестали целоваться и заниматься сексом. С тех пор как Раиса призналась в своем отношении к нему, это казалось неправильным и недостойным. Лев вынужден был признаться самому себе в том, что весь их прежний сексуальный опыт ничего не значил для нее – или, хуже того, был ей неприятен. Но помимо того, что сложившиеся обстоятельства стали единственным, на чем держался их брак, – « У тебя есть я. У меня есть ты», —Лев предпочитал думать, что именно они и разделяют их. Раньше Лев олицетворял собой государство, которое Раиса презирала. Но теперь он олицетворял лишь самого себя, лишенный власти и изгнанный из системы, которую она ненавидела всей душой.

Их очередь подошла почти к самым дверям магазина, когда на другом конце улицы они увидели Ивана. Они не стали окликать его и привлекать к себе внимание, они не вышли из очереди, а просто смотрели, как он вошел в подъезд. Раиса уже собралась пойти за ним, когда Лев коснулся ее руки. В конце концов, они имели дело с диссидентом: он вполне мог находиться под наблюдением. Льву пришло в голову, что пустотелая монета могла принадлежать Ивану, если тот был шпионом. Как она попала в белье Раисы? Или она раздевалась в квартире Ивана и прихватила монету по ошибке? Лев постарался отогнать эту мысль, понимая, что ревность может сыграть с ним злую шутку.

Лев окинул улицу внимательным взглядом. Он не заметил агентов, которые занимали бы наблюдательные посты вокруг дома. А подходящих мест было множество – фойе кинотеатра, очередь в продуктовый магазин, подъезды и парадные входы с козырьками. Каким бы ловким и обученным ни был агент, вести наблюдение за домом было очень трудно, поскольку в глаза бросалось бы его неестественное поведение: он стоял бы один, не сходя с места и ничего не делая. Через несколько минут Лев был уже совершенно уверен в том, что за Иваном никто не следил. Не заботясь более о том, чтобы подыскать убедительный повод или хотя бы разыграть пантомиму с забытым кошельком, они вышли из очереди в тот самый момент, когда должны были войти в магазин. Их поведение могло вызвать подозрение, но Лев рассчитывал на то, что люди окажутся достаточно благоразумными и не станут лезть в чужие дела.

Они беспрепятственно вошли в дом и стали подниматься по лестнице. Раиса постучала в дверь. Изнутри донесся звук шагов, и чей-то голос испуганно спросил:

– Кто там?

– Иван, это Раиса.

Заскрежетал засов. Иван осторожно приоткрыл дверь. При виде Раисы его подозрения рассеялись и он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

Стоя в двух шагах поодаль, в полумраке коридора, Лев наблюдал за этим воссоединением. Раиса была рада видеть Ивана, они вели себя легко и непринужденно. Иван широко распахнул дверь, шагнул через порог и обнял ее, радуясь тому, что она жива.

И тут он заметил Льва. Улыбка у него увяла, словно ее сдуло ветром. Он вдруг выпустил Раису из своих объятий, неуверенно глядя на нее, словно желая удостовериться, что она не подстроила ему ловушку. Заметив его колебания, она поспешила успокоить его:

– Нам многое нужно тебе объяснить.

– Как вы здесь оказались?

– Давай лучше войдем внутрь, а там уже и поговорим.

Иван не тронулся с места. Ее слова, похоже, не убедили его. Раиса ласково коснулась его руки.

– Пожалуйста, верь мне.

Квартира оказалась небольшой, но обставленной изящно и со вкусом. Паркетный пол был натерт мастикой. И повсюду лежали книги: на первый взгляд это были разрешенные издания – Горький, Маркс, учебники по политэкономии. Дверь в спальню была закрыта, а в гостиной не было кровати. Лев поинтересовался:

– Мы одни?

– Детей забрали мои родители. Моя жена лежит в больнице. У нее туберкулез.

Раиса вновь коснулась его руки.

– Иван, мне очень жаль.

– Мы думали, что тебя арестовали. Я опасался самого худшего.

– Нам повезло. Нас выслали в город в западных предгорьях Урала. Лев отказался донести на меня.

Иван не сумел скрыть своего удивления, как если бы Лев совершил нечто выдающееся. Уязвленный, Лев все-таки сдержался, когда Иван окинул его оценивающим взглядом.

– И почему же вы отказались?

– Потому что она не шпионка.

– С каких это пор правда стала вас останавливать?

Раиса сочла за благо вмешаться.

– Давайте не будем сейчас говорить об этом.

– Почему это? Вы все еще служите в МГБ?

– Нет, меня разжаловали и перевели в милицию.

– Разжаловали? Выходит, вы легко отделались.

Это был даже не вопрос, а обвинение.

– Это всего лишь временная передышка; разжалование, ссылка – отложенная пытка неизвестностью.

Раиса не оставила попыток успокоить Ивана.

– За нами никто не следил. Мы в этом уверены.

– Вы проделали такой долгий в Москву? Зачем?

– Нам нужна помощь.

Ее слова привели Ивана в растерянность.

– Чем же я могу помочь вам?

Лев снял пальто, потом джемпер и рубашку и принялся доставать документы. Он вкратце познакомил Ивана с ходом расследования, предложив ему самому взглянуть на бумаги. Иван взял их в руки, но читать не стал, лишь положил на стол перед собой. Спустя несколько мгновений он встал и принялся тщательно и осторожно набивать трубку.

– Насколько я понимаю, милиция не ведет расследование?

– Все эти убийства были либо раскрыты, либо их замяли, либо повесили на психически больных людей, политических врагов, пьяниц или бродяг. Никакой общей связи между ними установлено не было.

– А вы, значит, работаете вдвоем…

Раиса залилась краской.

– Да, мы работаем вместе.

– Ты доверяешь ему?

– Да, я ему доверяю.

Лев был вынужден хранить молчание, пока Иван допрашивал его жену, подвергая сомнению их отношения у него на глазах.

– И вы намерены вдвоем раскрыть это преступление?

Лев ответил:

– Если государство не в состоянии сделать это, люди должны взять на себя такую ответственность.

– Вот речи настоящего революционера. Если только забыть о том, Лев, что всю свою жизнь вы убивали ради этого самого государства – на войне или в мирное время, немцев или русских, или кого там еще приказывало вам возненавидеть государство. И теперь вы хотите, чтобы я поверил в то, будто вы отвергли официальную доктрину и начали мыслить самостоятельно? Я не верю вам. Думаю, это ловушка. Раиса, мне очень жаль, но мне кажется, что он всего лишь старается вернуться обратно в МГБ. Он одурачил тебя, а теперь вознамерился преподнести им меня.

– Он совсем не такой, Иван. Взгляни на улики. Они настоящие, а не сфабрикованные.

– Я уже давно не доверяю письменным свидетельствам, и ты не должна им верить тоже.

– Я сама видела тело одного мальчика. У него был вырезан желудок, а рот забит корой. Я видела его собственными глазами, Иван. Я была там. Кто-то жестоко надругался над ребенком, кто-то получает от этого удовольствие и не собирается останавливаться на этом. И милиция его не поймает. Я понимаю, ты имеешь полное право подозревать нас. Но я никак не могу доказать тебе, что это правда. Если ты мне не доверяешь, тогда я жалею о том, что пришла сюда.

Лев шагнул вперед, готовясь собрать бумаги. Иван накрыл их ладонью.

– Я посмотрю. Задерните шторы. И пожалуйста, присядьте оба. Вы заставляете меня нервничать.

После того как комната отгородилась от внешнего мира, Лев и Раиса опустились в кресла напротив Ивана и принялись пересказывать подробности дела, выделяя самое важное. Затем Лев суммировал собственные выводы.

– Он уговаривает детей пойти с ним. Следы на снегу тянулись рядом, мальчик согласился пойти с ним в лес. Хотя преступление кажется бессмысленным, психически ненормальный человек говорил бы бессвязно, нес бы какую-нибудь околесицу и наверняка напугал бы детей.

Иван кивнул.

– Согласен.

– Поскольку в нашей стране очень трудно передвигаться свободно, не имея на то официального разрешения, у него должна быть работа, причем такая, которая предполагает частые разъезды. У него должно быть командировочное удостоверение, еще какие-нибудь документы. Он должен быть интегрирован в наше общество; он должен быть респектабельным его членом. И вопрос, на который мы не можем найти ответа…

– Для чего он это делает?

– Как я могу поймать его, если не понимаю, почему он это делает? Я никак не могу представить его себе. Что он за человек? Молодой или старый? Богатый или бедный? Мы понятия не имеем, кого ищем, – помимо самых основных предположений, что у него есть работа и что он выглядит, по крайней мере внешне, вполне нормальным человеком. Но то же самое можно сказать почти о каждом.

Иван неторопливо курил трубку, обдумывая услышанное.

– Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Раиса подалась вперед.

– Но ведь у тебя есть западные статьи о преступлениях такого рода, об убийцах, которые руководствовались только им понятными причинами!

– И что они тебе подскажут? Положим, я дам вам парочку статей. Но они все равно не помогут вам понять образ мыслей этого человека. Нельзя же выстроить облик человека на основании двух или трех сенсационных образчиков западной журналистики.

Лев откинулся на спинку кресла: зря они пришли сюда. Это была пустая трата времени. Но сейчас его гораздо больше занимал другой вопрос: а не поставили ли они перед собой невыполнимую задачу? Они оказались беспомощны перед этими преступлениями и в интеллектуальном, и в материальном плане.

Иван сделал глубокую затяжку, наблюдая за их реакцией.

– Однако я знаю одного человека, который может вам помочь. Это профессор Зайцев, психиатр, вышедший на пенсию, бывший дознаватель МГБ. Он ослеп, и слепота произвела переворот в его мировоззрении, если можно так сказать. Он прозрел, подобно вам, Лев. Сейчас он пользуется некоторой известностью в подполье в качестве борца с режимом. Вы можете рассказать ему все, что сообщили мне. Не исключено, что он вам поможет.

– Мы можем ему доверять?

– Так же, как и любому другому человеку.

– Что именно он может сделать?

– Вы прочтете ему свои документы, опишите фотографии, и тогда, не исключено, он прольет свет на то, что представляет собой ваш убийца: сколько ему лет, какое воспитание он получил, и все прочее.

– Где он живет?

– Он не разрешит вам прийти к нему. Он очень осторожен. Возможно, придет сюда, если вообще согласится прийти. Я постараюсь убедить его, но никаких гарантий дать не могу.

Раиса улыбнулась.

– Спасибо тебе.

Лев мог быть доволен: любой эксперт был неизмеримо лучше журналистской писанины. Иван встал, отложил в сторону трубку и подошел к этажерке, на которой стоял телефон.

Телефон.

У этого человека был телефон в квартире, в его маленькой, ухоженной, хорошо обставленной квартире. Лев принялся внимательно оглядывать комнату. Что-то здесь было не так. Квартира не походила на семейное гнездышко. Тогда почему этот человек живет один в относительной роскоши? И как ему удалось избежать ареста? После того как их отправили в ссылку, должна была наступить и его очередь. В конце концов, МГБ завело на него досье: Василий показывал Льву фотографии. И как же он сумел избежать внимания властей?