Текст книги "Тинтин и тайна литературы"
Автор книги: Том Маккарти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
3. «К комнате мертвецов – сюда»: от замка до склепа и обратно
i
Тинтина вечно заносит в склепы. Египетские пирамиды, инкские чуйпы [15]15
Строго говоря, чуйпы – погребальные башни южноамериканских индейцев аймара. Но некоторые историки считают, что инки тоже строили подобные сооружения.
[Закрыть], потаенные гробницы: кажется, могилы неодолимо притягивают Тинтина, как подземные воды – лозу лозоходца. Тинтину довелось плыть по волнам в саркофаге и покоиться в могиле: оба раза его сочли погибшим. Даже помещения, не предназначенные для погребения, обращаются в могилы, когда в них входит Тинтин: тайное подземелье под прериями становится для него склепом, когда индейцы заваливают вход валуном и провозглашают: «Отсюда один выход – смерть». Растапопулос выделяет под гробницу для Тинтина целый атолл в Южных морях, изрытый бункерами; злодей прямо заявляет: «Этот остров станет твоей могилой!»
Обычно Тинтин проникает в некие экзотические гробницы в далеких странах. Но гробница, которая сыграла, пожалуй, важнейшую роль, находится всего лишь в нескольких километрах от квартиры журналиста на рю Лабрадор. В середине «Тайны “Единорога”», после сцены, во многом совпадающей с более ранней сценой погребения в «Сигарах фараона» (героя одурманивают, «упаковывают» и куда-то везут), Тинтин, очнувшись, догадывается, что замурован в подвале усадьбы Муленсар. На сей раз его временная гробница оказывается не просто подземельем старинной церкви, но и частью фамильного поместья капитана Хэддока. Словно «Сарразин» Бальзака, где история картины «Адонис» переплетена с историей семейства Ланти, в чьем особняке висит полотно (оказывается, что Замбинелла состоит с ними в родстве и до сих пор живет на свете), сюжет Эрже выводит на запутанную семейную сагу.
Родня самого Тинтина на протяжении всего цикла блистает своим отсутствием. То же самое можно сказать о Лакмусе. В «Тинтине и пикаросах» глуховатый профессор бурно протестует: «У меня нет никакой сестры и никогда не было!» (ему послышалось «сестра» вместо «с утра»). Не то Хэддок: в сцене, где мы встречаем его впервые, он обливается слезами и зовет маму («Краб с золотыми клешнями»). Спустя два приключения семейство Хэддока подкидывает сюжет для дилогии «Тайна “Единорога”» (именно в этой части Тинтин оказывается в подвале) и «Сокровище Красного Ракхама». Вернемся из подземелья к завязке книги: капитан получает в подарок (от Тинтина) модель корабля, которым в XVII веке командовал его предок, шевалье Франсуа д’Адок. Заинтригованный Хэддок раскрывает мемуары предка и прочитывает их за одну ночь и один день, подкрепляя силы алкоголем. В мемуарах сообщается, что корабль д’Адока, «Единорог», был захвачен пиратом по имени Красный Ракхам после боя, в котором корабль самого пирата был потоплен. Красный Ракхам перебил экипаж «Единорога», взял Франсуа в плен и перенес на «Единорог» сокровища, ранее награбленные на другом судне. Но Франсуа сбежал из заточения и взорвал пороховой погреб, уничтожив собственный корабль и всех пиратов. Сам он спасся на острове неподалеку. Спустя многие годы шевалье вернулся в Европу, изготовил три модели «Единорога» и завещал их своим троим сыновьям, каждому по одной. В завещании сыновьям предписывалось подправить мачты корабликов.
Зачем? В мачтах спрятаны пергаментные свитки, и на каждом свитке написано, что три единорога, «идущие под парусами на полуденное Солнце, заговорят», ибо «из Света зародится Свет» [16]16
В русском варианте перевода фильма Спилберга текст на свитках гласит: «Три брата соединились, Три Единорога в едином строю, Плывущие в полуденном солнце, Заговорят, Ибо тогда от света наступит просветление и приведет к кресту Орла».
[Закрыть]. Если наложить свитки один на другой и поднести к источнику света, бессвязные письмена сложатся в координаты места, где спрятаны сокровища Красного Ракхама. Выбравшись из церковного подземелья-усыпальницы, в котором мы его оставили, Тинтин подносит «сандвич» из свитков к электрической лампочке и записывает координаты, а затем отправляется с капитаном в Карибское море на поиски сокровища. К ним присоединяются Лакмус и его экспериментальная субмарина, сконструированная по образцу акулы. Никакого сокровища герои так и не находят, но на морском дне, среди человеческих черепов и пушек в разрушенном корпусе «Единорога», им попадаются обрывки, по которым Лакмус восстанавливает указ короля Людовика XIV. В указе сказано, что его величество жалует «нашему верному и возлюбленному Франсуа, шевалье д’Адоку» тот самый шато Муленсар, в подвале которого замуровали Тинтина. Поскольку стараниями Тинтина бывшие владельцы Муленсара, братья Птах, оказались за решеткой, Муленсар выставлен на торги. Лакмус, у которого завелись деньги (он продал патент на субмарину), выкупает усадьбу и дарит ее капитану. И именно в Муленсаре, в том самом подземелье, герои обнаруживают сокровища, спрятанные в глобусе: крышка тайника откидывается, если нажать на точку, соответствующую координатам со свитков. Капитан, отыскавший сокровище предка и вернувший себе родовой шато, заявляет: «Все хорошо, что хорошо кончается». Эти слова звучат на торжественном открытии «Морской галереи» – устроенной в Муленсаре постоянной выставки, где экспонируются дневники шевалье, модели «Единорога», а также мачта и якорь подлинного «Единорога». Своей фразой капитан так удачно подвел итог, что вынужден повторить ее еще дважды.
В дилогии Лакмус, Тинтин и Хэддок кропотливо изучают обрывки документов. Но психоаналитик Серж Тиссерон поработал еще кропотливее и отыскал еще один секрет, сокрытый между строк. В XVII веке монархи имели обычай жаловать недвижимость своим незаконным детям, если не желали признавать свое отцовство. Подозрения Тиссерона, что за подарком Людовика XIV его «возлюбленному» Франсуа стоит этот обычай, подтверждаются в начале следующего тома («Семь хрустальных шаров»): над парадным входом замка обнаруживается герб с дельфином и короной, то есть намек на дофина, престолонаследника. Символ однозначный, не допускающий иных толкований и слишком заметный, чтобы счесть его присутствие на фасаде случайностью. Герб гласит, что владелец – королевский сын. Возможны две гипотезы. Первая – замок первоначально предназначался для официального наследника Людовика (а потом был потихоньку подарен неофициальному). Вторая: Франсуа, лишенный наследства, заказал герб, чтобы безмолвно излить обиду. В любом случае (указывает Тиссерон в своей второй книге на эту тему, «Тинтин и тайна Эрже», 1993), «“сокровище”, спрятанное в фундаменте “дома”, – не что иное, как тайна необычного происхождения» Франсуа, тот факт, что он непризнанный сын Людовика XIV.
Далее Тиссерон рассуждает так: возможен вариант, что Франсуа не был посвящен в тайну и/или ни о чем не догадывался. Но Тиссерон предполагает: Франсуа отлично знал тайну своего происхождения и хотел с помощью материального сокровища указать своим сыновьям дорогу к нематериальной тайне. Людовик XIV был прозван «Король-Солнце» (le Roi Soleil). Выражения Франсуа – «полуденное солнце» (soleil de midi), «из Света зародится Свет» – чуть ли не открыто изобличают присутствие Людовика как отца, родителя. И все же Тинтин, который (разбираясь с градусами долготы) переправил «Гринвич» на «Париж», а, докапываясь до истинного смысла исправленных координат, переправил «планету» на «карту», упускает подлинную тайну «Единорога», увлекшись поисками сокровища. Герой попался на ту же уловку, которую древние египтяне заготовили египтологам, зная, что однажды чужаки вторгнутся в гробницы, – на фокус с подложной или двойной погребальной камерой.
ii
Но это еще не все. Под полом Муленсара имеется еще одна тайная комната. А точнее, параллельная тайная гробница или подземелье, затерянные в реальном мире. Бабушка Эрже, Мари Девинь, служила горничной в замке, довольно похожем на Муленсар, – в поместье графини Эррембо де Дудзееле в Шомон-Жисту, деревне в тридцати кило метрах от Брюсселя. В 1882 году незамужняя Мари родила близнецов Леона и Алексиса (в будущем – дядю и отца Эрже соответственно). Отец мальчиков официально не объявил о себе и ничем не помогал Мари. На следующий год графиня принудила Мари заключить фиктивный брак с садовником замка Филиппом Реми, дабы тот числился официальным «отцом» близнецов. «Супруги» даже не жили под одним кровом, а вскоре Мари снова была покинута: Филипп взял расчет и уехал. Впрочем, графиня хорошо заботилась об Алексисе и Леоне: ее стараниями они всегда были красиво одеты и получили прекрасное образование, совсем как юные аристократы. Но когда близнецам исполнилось четырнадцать лет, графиня внезапно к ним охладела: их выставили из шато, обрекли на поиски заработка и скромное существование мелких буржуа в мире снаружи замковых стен.
Обо всем этом Эрже вплоть до своей смерти в 1983 году если и рассказывал, то только своим родным и близким. Лишь после его кончины информация получила огласку. Тогда-то биографы Эрже задали очевидный вопрос: кто же настоящий отец Алексиса и Леона? Но отыскать разгадку так и не удалось, выяснилось лишь, что этот человек «часто заглядывал в замок». Так можно было сказать и об аристократе, и о посыльном торговца. В шато графини часто гостил сам король.
Что ж, подлинное имя отца вряд ли когда-нибудь выяснится. Но биографы выведали: семья Реми (сохранившая фамилию садовника – все, что он им оставил) предпочитала версию своего аристократического или даже, чем черт не шутит, королевского происхождения. «Я тебе не скажу, кто наш дед, – а то еще зазнаешься», – как-то объявил Эрже своему кузену, если верить биографии Эрве Спрингела (1987). Год спустя Тьерри Смолдерен и Пьер Стерк в своей книге приписали эту фразу Алексису и Леону, которые говорили своим детям (обратите внимание на несколько иную формулировку, достойную Дюпона и Дюпонна): «Мы вам не скажем, кто был ваш дед, – а то еще зазнаетесь». Теперь, зная историю семьи, как мы можем абстрагироваться от этих сведений, когда мы вспоминаем, что Тинтин во всех «Приключениях» потихоньку симпатизирует особам королевской крови? И как не расслышать отзвуки этой истории во всех эпизодах, когда Тинтин находит дом для очередного брошенного ребенка? В «Голубом лотосе» он пристраивает осиротевшего Чаня в дом Ван Чэнь Йе, в «Храме Солнца» хлопочет, чтобы уличного оборвыша Соррино радушно встретили в храме инков, в «Изумруде Кастафиоре» возвращает цыганочку Мярку в ее семью (а капитан «усыновляет» все семейство). В «Акулах Красного моря» капитан оказывается на месте графини Эррембо де Дудзееле: когда Абдулла, сын арабского монарха, объявляется в Муленсаре в качестве нежелательного гостя, Хэддок скрепя сердце оказывает ему гостеприимство, пока в нем есть необходимость. Дюпон и Дюпонн, близнецы (впрочем, близнецы ли? Разве из их фамилий не явствует, что у них два «отца»?), вновь и вновь становятся посмешищем (отмечает Тиссерон) из-за своей неуместной одежды. Точнее, они пытаются одеться «уместно»: в Китае – в китайские национальные костюмы, в Швейцарии – в швейцарские. Когда Садуль спросил, чем навеяны образы Дюпона и Дюпонна, Эрже с ходу рассказал об Алексисе и Леоне, описал их усы и шляпы-котелки. А затем – странное дело! – заявил, что не вспоминал отца и дядю, когда придумывал сыщиков. Однако их напыщенные речи в сочетании с вечным перевиранием слов – явный признак того, что они стесняются своей малообразованности и проявляют снобизм, порожденный низкой самооценкой, разве нет? Как не подметить в «Приключениях Тинтина» отголоски реального изгнания близнецов из замка – сцены, которые разыгрываются вновь и вновь? Индейцев изгоняют с земли их предков, Алькасара и эмира – из их дворцов; Хэддок смещен узурпатором и выброшен со своего собственного корабля, совсем как д’Адок. Та же самая шайка, которая выдворила Хэддока в «Крабе с золотыми клешнями», позднее, в «Акулах Красного моря», ссаживает его с изящной «Шехерезады» на грязную «Рамону». И капитан повторяет судьбу Алексиса с Леоном: поневоле перебирается в более скромное жилище.
«Этот человек часто заглядывал в замок»: отношения хозяина с гостем – пожалуй, самая эффективная пружина сюжета в творчестве Эрже. Отношения в лучших случаях непростые, в худших – просто катастрофические. В предыстории «Отколотого уха» племя арумбайя «со всем радушием» приняло экспедицию Уокера и разрешило разбить лагерь на своей земле. Но когда обнаруживается, что толмач экспедиции украл священный алмаз, арумбайя выслеживают путешественников и убивают. В «Скипетре короля Оттокара» заезжий сфрагист Алембик обласкан принимающей стороной и даже допущен в сокровенную Палату Сокровищ; но затем он крадет королевский скипетр, и его бросают в тюрьму. В «Тинтине и пикаросах» отношения между правящим режимом Сан-Теодороса и его гостями Тинтином, Хэддоком и Лакмусом портятся вконец: «холодный цинизм» гостей даже бичуют по телевизору перед всей страной. Подобный разрыв отношений – классический сюжетный ход: с тех самых пор, как Лаий (будущий отец Эдипа), нарушил законы гостеприимства в доме Пелопа, изнасиловав сына хозяина, этот мотив позволял писателям нагнетать драматизм. Загляните в шекспировского «Макбета» и обратите особое внимание на вскрик Макдуфа, обнаружившего, что король Дункан убит хозяином дома («О ужас, ужас, ужас!»). А какие слова выкрикивает колдун племени бабаоро’м в «Тинтине в Конго», притворно «обнаружив», что голова священного идола разбита? «Ужас, святотатство!» Вспомним, как король Лир с многочисленной свитой приезжает погостить в замок Реганы («Разве тебе требуется столько слуг? – все время спрашивает Регана отца. – Может, ты вообще без слуг обойдешься?»), и тут же раскроем «Изумруд Кастафиоре», где дива, приехав без приглашения в Муленсар со своей свитой, говорит: «У нас не было необходимости звонить», а Хэддок восклицает: «“Мы”? Не может быть, чтобы вас было больше одной штуки!» Запросто может быть.
В «Приключениях Тинтина» мотив раздоров между хозяевами и гостями всплывает снова и снова, на самых разных уровнях. В Африке Тинтин принимает гостеприимство пигмеев за агрессию, а в Америке агрессию краснокожих – за гостеприимство. В «Рейсе 714» Тинтин, Хэддок и Лакмус поневоле гостят у Ласло Каррейдаса на борту его сверхзвукового лайнера, а в разных томах оказывают вынужденное гостеприимство вульгарному, невоспитанному Серафину Лампиону: тот снова и снова заявляется в Муленсар и даже поселяет там всю свою семью. В «Голубом лотосе» Тинтин (после усыпления хлороформом и похищения) просыпается в доме Ван Чэнь Йе и считает себя пленником, а оказывается почетным гостем (правда, хозяин первым делом приносит нижайшие извинения за подобный способ «заполучить гостя»). В «Деле Лакмуса» в отеле города Шоход все наоборот: Тинтина и капитана встречают как почетных гостей, но на деле они пленники полицейского государства («Давайте поговорим о поистине отменном гостеприимстве этой чудесной страны», – говорит Тинтин Хэддоку по внутреннему гостиничному телефону, прекрасно сознавая, что линия прослушивается). В том же томе отношения между хозяевами и гостями показаны на примере посольства Бордюрии в Ролле, где дипломаты, пользуясь своим статусом, похищают ученого (Лакмуса), причем позднее власти Бордюрии заявят, что «пригласили» профессора. То же самое – в «Голубом лотосе» на территории Международного сеттльмента в Шанхае: шеф полиции вынужден то и дело вести переговоры с оккупационной армией, которая взяла его территорию в кольцо. Посольства и концессии – официальные плацдармы гостей в той или иной державе. Трения между хозяевами и гостями наблюдаются даже в сильдавийском ресторане в городе, частично напоминающем Брюссель («Скипетр короля Оттокара»): Тинтину, гостю гостей, вручают «пословицу» – рекомендацию не совать нос в чужие дела. «Мы не скоро увидим его снова!» – хихикает официант после того, как шокирует Тинтина сообщением, что кушанье – из собачьего мяса (и прежде чем обнаруживает, что Снежок разгромил ресторанную кухню). Спустя несколько дней Тинтин читает буклет турагенства, где подчеркивается гостеприимство сильдавийцев; должно быть, бордюрцы тоже прочли буклет, неверно поняли и решили обосноваться в Сильдавии. «Приглашение? Вы хотите сказать: “Вторжение”!» – бурчит капитан, когда в «Тинтине и пикаросах» репортеры спрашивают его о событиях «Изумруда Кастафиоре» (визите певицы в Муленсар). Капитан никого не приглашал, кроме цыган – этих вечных непрошенных гостей. Кстати, цыгане уехали не попрощавшись, но их догнали и принудили остаться. «Человек, который часто заглядывал в замок». Некий гость графини Эррембо де Дудзееле, дворянин – возможно, сам король – зачал Алексиса и Леона, но отказался их признать: такова история, которую семья Реми прятала, словно зарытое в земле сокровище, предмет гордости и стыда одновременно. Такова и история, которую Эрже превратил в параллельную версию и припрятал среди свитков, сокровищ и кирпичей замка в «Тайне “Единорога”». Такова же история, которую Франсуа записал между строк своих документов и писем, но недостаточно разборчиво: он-то – незаконный сын, а его потомки, подобно людям Баб-эль-Эра, неграмотны. В «Сокровище Красного Ракхэма» эту историю одним махом раскапывают и снова скрывают: Людовик XIV, le Roi Soleil, исчезает, едва проявившись, прячется на свету, в лучах полуденного солнца.
Следующая история – дилогия «Семь хрустальных шаров» и «Храм Солнца» – вроде бы уводит в совершенно другую сторону. Но на самом деле фокусник просто отвлекает ваше внимание. Тинтин приезжает в «замок предков», где ныне, после их плавания к могиле «Единорога» на дне морском, проживает капитан. Прежде чем Тинтина впускают, он дожидается под эмблемой дофина (причем над гербом – надо же! – имеется еще один барельеф – мальчики-близнецы). Ранее, в поезде, Тинтин читает о другом вторжении в могилу – в гробницу инков, причем попутчик, читающий заметку через его плечо, замечает: «Гости-археологи повели себя по-хамски!» Хозяева, перуанцы, разделяют это мнение и приезжают в гости в Европу («заглядывают», присоединившись к артистам мюзик-холла), чтобы отомстить. Лакмус, в начале книги разыскивающий некую гробницу праевропейцев, наказан за то, что по нечаянности облачился в королевские одежды: его похищают и приводят в храм, который по воле инков должен стать его могилой. Тинтин и Хэддок отправляются на выручку, пробираются в храм через погребальную камеру («комнату мертвецов», как называет ее Соррино), которая (мотив повторяется!) находится под водой. Героев держат в плену, но обращаются с ними как с почетными гостями. Чьим именем действуют инки? Чье наследство обязывает к подобным действиям? Это солнечный бог, «властелин-звезда», – иначе говоря, le Roi Soleil, который в ключевой момент сам себе устраивает «солнечное затмение». Одна и та же история повторяется вновь и вновь. Гробница все-таки была праевропейской. А тайна снова скрыта в имени и «пересажена» на другой континент, чтобы заговорить зубы искателям – отвлечь от факта, что тайна все время находилась у них под самым носом, у них же дома. Тайна в доме, тайна под домом, тайна и есть дом.
Философ Гастон Башляр полагал: дом – единственная структура, интегрирующая все мысли, воспоминания и мечты человечества. В своей чудесной книге «Поэтика пространства» (1957) Башляр несколько раз употребляет понятие «зловещее» ( нем. unheimlich), которое ввел Фрейд, основываясь на новеллах Гофмана. Башляр указывает, что противоположности сливаются: «зловещее» – на деле самое что ни на есть «домашнее» (heimlich), уютное, то, что нам странно знакомо [17]17
Имеется ввиду оппозиция heimlich/ unheimlich, «уютное» / «зловещее», или «домашнее» / «недомашнее» из эссе З. Фрейда «Зловещее» (Unheimlich) 1919 года.
[Закрыть]. Тинтин, как и Башляр, интересуется архитектурой. В «Деле Лакмуса» Тинтин и капитан добираются до дома профессора Тополино. Пока Хэддок звонит в дверь, Тинтин идет осмотреть задворки. «Вернись! В доме кто-то есть!» – кричит Хэддок… дверь распахивается… И Хэддок с изумлением видит перед собой Тинтина. Затем оба крадутся по комнатам, точно египтологи в пирамиде, шарахаясь от самых обычных вещей: радиоприемника, пылесоса, метел и ведер. Спустившись в подвал, они находят законного владельца дома низведенным до «трюмного пассажира» – Тополино, связанный, стал пленником в собственном доме. В «Семи хрустальных шарах» специалист по доколумбийским культурам Таррагон тоже становится пленником в собственном доме: Таррагон (последний член экспедиции в Перу, еще не погруженный в транс), живет под охраной вооруженных полицейских, не смеет даже нос наружу высунуть. Тинтин инспектирует дом Таррагона, расспрашивая о дверях и окнах. Тинтин, Хэддок и Лакмус остаются там ночевать, и все поголовно видят сон с совершенно гофмановским сюжетом: инкская мумия забирается внутрь через окно. Проснувшись, герои бродят по лестничной клетке на цыпочках и снова пугаются обыкновенных вещей – ковров, комнатных растений в горшках. Но посетитель, погружающий своих жертв в транс, уже удалился через дымоход и, хотя меткий выстрел заставил его помедлить, все-таки сбегает – через садовую беседку, мини-дом на краю усадьбы, открытый на две стороны, – внутрь и вовне. Предварительно посетитель надевает путы на душу Таррагона и тело Лакмуса. В «Рейсе 714» Аллан глумливо напевает: «Дом, милый дом», запирая героев в старом японском бункере. В «Изумруде Кастафиоре» дом капитана превращается в бункер, в котором хозяин вынужден затвориться, чтобы пересидеть бесконечные волны вторжений – нашествия нежелательных гостей («Как вы сюда вошли?» – дважды спрашивает он певицу, не считаясь с этикетом). Действие всей книги разворачивается в радиусе не более чем километра от кресла Хэддока. Чтобы написать эту историю, Эрже был вынужден изготовить макет дома. Для Эрже шато Муленсар становится этаким музыкальным инструментом: автор словно бы бьет по клавишам, выстраивая модулированные сцены, перемещаясь с лестницы к окнам, от окон – на чердак и снова на лестницу. Кстати, а почему в «Изумруде» не упоминаются подвальные помещения? Да потому, что тайна, которую прятали в подвале, перенесена наверх, в главный усадебный дом и выставлена на обозрение в «Морской галерее», все еще оставаясь сокрытой. Весь дом превратился в огромную погребальную камеру. Внимательно вслушайтесь в жалобный вскрик профессора Лакмуса: «В этом доме от меня все скрыто!» «Именно в этом доме от меня все скрыто», – подразумевает Лакмус. Хэддок, как прежде Таррагон и другие участники экспедиции, лежит у себя в спальне – в спальне хозяина шато – и, измученный кошмарами, беспокойно ворочается во сне.
