Текст книги "Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна"

Автор книги: Том Бауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

2.
Азартные игры

Родители Берни Экклстоуна никогда ничего не праздновали. На Рождество они не дарили подарков, не собирались за столом всей семьёй, а Берта Экклстоун ни разу не устраивала торжества в день рождения сына. Всё изменилось, когда семья перебралась на юго-восток Лондона и ему исполнилось восемь. 28 октября 1938 года сестра матери тётя Мэй испекла торт, приготовила сандвичи и позвала в гости соседей. Ошарашенный Бернард убежал и бродил по Дартфорду до темноты.

«Они из-за меня беспокоились», – понял он, когда всё же вернулся домой.

За прошедшие с того момента 72 года азартные игры, сделки и схватки принесли ему не меньше 4 миллиардов фунтов, но Бернард Чарльз Экклстоун никогда не отмечал свои жизненные вехи и достижения.

Собираясь субботним утром за чашечкой кофе в «Фортнум-энд-Мэйсон» на Пиккадилли, его давнишние дартфордские друзья: букмекер, портной, тренер скаковых лошадей и девелопер (всем уже хорошо за семьдесят) – часто обсуждали, был ли их товарищ по-настоящему счастлив. Забыв про самолёты, роскошную яхту, особняки в Челси и по всей Европе и миллиарды в банке, они ловили хоть какие-то проявления чувств в колючем говорке своего приятеля, похожего на ёжика с седой чёлкой и в тёмных очках. Все соглашались, что Берни не забыл свои корни – однако про счастье никогда не упоминал.

Он появился на свет 28 октября 1930 года в саффолкской деревушке Сент-Питер и привыкал к тяготам с самого рождения. Сидни Экклстоун, низенький и скромный двадцатисемилетний рыбак, ходил в Северное море за селёдкой и макрелью на ветхом траулере «Элнет» из Лоустофта, зарабатывая сущие гроши. Домом заправляла его двадцатитрёхлетняя жена Берта, которой помогала живущая по соседству мать Роуз Вестли. Супруга требовала, чтобы в день получки Сидни приносил ей всё до последнего пенни. В «Хок-хаусе» – так назывался их дом – не было ни туалета, ни водопровода, зато в его прочных стенах царила строжайшая дисциплина в вопросах финансов, чистоплотности и морали. Для жителей деревушек в окрестностях Южного Элмхема, соединённых лишь узкими просёлками, бегущими по пшеничным полям Саффолка, изоляция была в порядке вещей. Ещё в 1928 году буря выбросила «Элнет» на берег, и больше ничего интересного не случалось до самого рождения Бернарда. С тех пор Сидни мечтал оставить тяжкое ремесло моряка.

На рубеже веков семья Сидни Экклстоуна уехала из Кента, надеясь найти работу в зарождающейся типографской индустрии Нориджа, однако Сидни, вечно начищавшему туфли до блеска, недоставало уверенности в себе, и квалифицированный труд ему не давался. В какой-то момент Берту вдруг обеспокоило здоровье сына, и Сидни даже перестал выходить в море, устроившись вместо этого на ферму. Бернарду было два года, когда матери показалось, будто у него что-то со зрением. С ребёнком за спиной она проехала на велосипеде 20 миль до больницы в Норидже и выслушала страшный диагноз. Правый глаз сына почти не видит, и ничего с этим поделать нельзя.

Прошло три года. Запряжённый лошадьми фургон молочника отвёз его в соседнюю деревню Виссет, где располагалась начальная школа. Мать с бабушкой объясняли Бернарду, «что такое хорошо и что такое плохо», а вечерами он под их пристальными взглядами послушно трудился по дому и даже собирал лошадиный навоз для маминого сада. «Никогда не трать деньги понапрасну, – поучал его Сидни, – но покупай лучшее, что можешь себе позволить». Иных наставлений он от отца не слышал. Сейчас Экклстоун понимает: семейной жизни у них тогда толком не было. Родители почти не разговаривали, если не считать ссор, которые начинала мать. В выходные они даже на ближайший пляж ни разу не ездили. Море Экклстоун видел всего два раза – его брали с собой заботливые соседи.

К середине 30-х годов Берта с мужем и матерью поняли, что в Сент-Питере у Бернарда нет будущего. Вода из колонки на заднем дворе, низкий уровень образования и здравоохранения, к тому же никаких надежд найти работу – не жизнь, а кошмар. В 1935 году сестра Берты Мэй вместе с мужем-рыботорговцем переехала в кентский городок Дартфорд, а вскоре за ними отправилась и мать. В 1938 году Берта, опять беременная, последовала их примеру. Семья сняла одноэтажный домик на улице Прайори-Клоуз, Сидни устроился крановщиком на машиностроительный завод, а Бернард пошёл в начальную школу Вест-Хилл в полумиле от дома. В том же году у Берты родился второй ребёнок – дочь по имени Мэрион. В жизни брата она сколь-нибудь заметной роли не сыграла. Через год началась Вторая мировая война, и Экклстоунам пришлось пожалеть о переезде из спокойного Саффолка на берега Темзы, вдоль которой заходили на Лондон немецкие бомбардировщики.

– Сегодня будут бомбить, – объявил 3 сентября 1939 года Сидни.

На глазах у Берни родители заклеили окна полосками бумаги, чтобы не было осколков, и повесили светомаскировочные шторы. Ночью завыли сирены. Ложная тревога.

Невзирая на опасность, Берта наотрез отказалась отправить Бернарда в эвакуацию вглубь страны вместе с другими лондонскими детьми. Она не сомневалась, что её семью отлично защитит хлипкое убежище Андерсона {1}1
  Убежище Андерсона– сборное бомбоубежище из гофрированных металлических листов, названное по имени министра внутренних дел сэра Джона Андерсона, по инициативе которого эта конструкция была разработана. Английские семьи накануне войны в массовом порядке снабжались такими бомбоубежищами бесплатно или за символическую плату. Здесь и далее примеч. переводчика.


[Закрыть]в саду, – и это решение ключевым образом повлияло на жизненный путь и характер Бернарда. Любовь и личный пример матери лучше всяких лекций научили его быть хозяином собственной судьбы.

Родители почти не общались с сыном. Открытой эмоциональной привязанности в семье не наблюдалось. Никто не выражал чувств, не обсуждал их. Постоянная требовательность и поддержка матери воспитали в Бернарде честолюбие и самокритичность. А главное, сделав выбор, Берта никогда в нём не сомневалась. Самый очевидный пример – решение остаться в Дартфорде.

В мае 1940 года британская армия эвакуировалась из Дюнкерка, и Люфтваффе стали бомбить склады боеприпасов по соседству с домом Экклстоунов. Затем самолёты направлялись к лондонским докам, на которые из их садика открывался отличный вид через поля. Немецкие бомбардировщики летали над головами ежедневно, а район быстро окрестили «бомбовой аллеей». Каждую ночь Экклстоун смотрел из убежища на пылающий лондонский горизонт, а днём следил за воздушными дуэлями поднятых по тревоге с близлежащего аэродрома Биггин-Хилл «спитфайров» с самолётами люфтваффе. Пока шла Битва за Англию, Экклстоун и его товарищи играли среди развалин (чаще всего в сгоревшем здании местной биржи труда), собирали патроны (и не только стреляные), швыряли друг в друга осколками и копались в мусорных кучах, оставшихся от разрушенных домов и контор.

Война пагубно сказалась на школьном образовании. Почти всех англичан призвали в армию, а их место заняли беженцы. В их классе в Вест-Хилл было тридцать человек, а преподавали поляки и бельгийцы. Среди поборников палочной дисциплины оказался чудесный учитель математики – в судьбе маленького, но крайне самоуверенного мальчугана он сыграл важную роль.

В дни нищеты, голода и продуктовых карточек у школьников было принято меняться. К «мене» Экклстоун проявил живейший интерес. Он начал с молока и печенья, которые выдавали в школе, а потом перешёл на собственные игрушки. Он постоянно, на уровне инстинкта, стремился выгадать, заполучить игрушку получше. К удивлению друга детства Дэна Кокса, Экклстоун менял даже собственные подарки на день рождения.

– И что, твоя мама не против? – спросил Кокс.

– Не-а.

Берта позволила Банджи – так она звала сына – соорудить в дальнем конце сада, рядом с бомбоубежищем, деревянный навес. Там, в сырости, Экклстоун пропадал часами: разбирал электромоторы, автомобильные двигатели и старые велосипеды. Под руководством Сидни, который тоже вечно копался в разных механизмах, он промывал подшипники, цепи и колёса, а потом собирал их и искал, что бы ещё отремонтировать.

– Старайся обойтись тем, что есть, – поучала сына Берта.

В 1941 году Экклстоуну исполнилось одиннадцать. Он пошёл в среднюю школу «Дартфорд-вест-сентрал», что повлекло за собой серьёзные перемены. С финансами в семье было туго, и Бернард, стремясь к независимости, успевал до уроков разнести утренние выпуски двух газет. Металлические набойки, поставленные по совету отца для пущей долговечности, загодя предупреждали соседей о его приближении.

Путь в школу пролегал мимо пекарни у железнодорожной станции. На вырученные за газеты деньги Бернард покупал там печенье и булочки, а потом продавал их на перемене в школьном дворе с 25%-ной наценкой. «Мозгляк», как его неодобрительно прозвали, быстро понял, что его физическое и финансовое благополучие целиком зависит от изобретательности. «Бывало, у меня отнимали деньги», – признавался Экклстоун. Чтобы избавиться от хулиганов, он подружился с ребятами покрепче и платил им за защиту.

– Коротышкам приходится много драться, – ворчал он. – Малыши бьются за свою жизнь. Я понял, что драться стоит, когда есть неплохие шансы победить. Иначе – бежать.

Он мечтал купить велосипед.

– Я не стал просить у родителей, – объяснял он, – а хотел заработать сам. Тем более у них всё равно не было денег. Когда мне что-то требовалось, я из кожи вон лез, пока не добивался своего. Таким уж я рос независимым.

Следующим летом он, стремясь подзаработать на каникулах, устроился собирать овощи на одну кентскую ферму, а в 1942 году наконец купил велосипед. После уроков они с Доном Коксом носились по Херн-Хиллу, а на выходных ездили в Брайтон и обратно, накручивая за день около 70 миль. Заходя к Экклстоунам на чай, Кокс всегда поражался, как истово Берта поносит правительство.

– Твоя мама любит поговорить о политике, – заметил Кокс, отец которого в 1943 году подорвался вместе со своим тральщиком, после чего они с Бернардом сдружились ещё крепче. – А твой папа никуда не денется, – вздыхал он, благодаря приятеля за сочувствие.

Сидни призыва избежал. «Отец не хочет воевать», – объяснял Экклстоун.

Вместо армии он пошёл в службу гражданской обороны, Бернард же записался в «морские скауты», но вскоре бросил. «Слишком много дисциплины, – жаловался он. – Не нравятся мне все эти походы и ночные костры. Не вижу смысла».

В качестве компенсации тётя Мэй устроила племяннику с Коксом «лондонский сюрприз». Она привела их в «Хэмлиз» – магазин игрушек на Риджент-стрит – и сказала:

– Выбирайте что хотите.

Экклстоун, разумеется, выбрал красную гоночную машинку «Динки» – и эта металлическая моделька счастливо избежала обмена на школьном дворе.

Тем летом приятели ездили к волнолому. В XVIII веке там было убежище контрабандистов, теперь же по соседству располагался миномётный полигон. Они построили плот из плавника и пустых бочек. «Мозгляк», конечно же, свалился в воду, а Кокс его вытащил.

Потом Экклстоун с Коксом несколько месяцев колесили по Бекслихиту, где располагались лагеря американских солдат, готовившихся к высадке в Европе. Мальчишки переговаривались с американцами через забор и отвозили их подружкам записки в обмен на жевательную резинку. Как-то раз Экклстоун быстро сжевал свою и потребовал, чтобы Кокс поделился. Тот не раз менялся с приятелем комиксами и стеклянными шариками, но теперь отказал ему, лишний раз припомнив совет своей недоверчивой матери: «Ты не увлекайся сделками с Бернардом. Он всегда в выигрыше».

Летом 1944 года Экклстоун копал картошку, как вдруг услышал, что вой летящей в сторону Лондона «Фау-1» резко оборвался. Он поднял глаза – ракета падала прямо на поле. Бернард рванул прочь со всей мочи и бросился на землю за миг до взрыва. Вернувшись, он собрал раскиданную картошку.

Одним субботним утром он снова чудом спасся. Тогда Кокс выскочил во двор и увидел, как «Фау-1» пронеслась над самой крышей, а через мгновение рухнула где-то возле дома Экклстоунов. Раздался взрыв, и Кокс побежал на Прайори-Клоуз. Оказалось, что ракета упала на соседний дом, где жил их друг. Мальчик спал на чердаке и теперь выбирался из-под развалин. Его мать погибла. Кокс не слышал, чтобы Экклстоуны радовались своему спасению.

Их семья благополучно пережила войну. Никто не пострадал, не погиб, а в доме, как упоминал Бернард, «был полный буфет шоколада „Блэк мэджик“, сахара и всяких продуктов, которых днём с огнём не достанешь». Его родители торговали на чёрном рынке. Готовясь к торжественному празднованию победы, местные власти украсили их улицу флагами и воздушными шарами, однако Экклстоуны не участвовали в общем веселье. Семья долго копила деньги и теперь переехала в дом побольше на соседней Марсет-роуд.

В 15 лет Экклстоуну пришла пора сдавать вступительные экзамены, и он провалился по всем предметам, кроме математики. Он никогда не хранил никаких документов со школьных времён, считая, что те годы потрачены впустую. Так или иначе, в 1946 году он был зачислен в Вулвичский политехнический университет, где изучал физику и химию. Занятия Бернарда не интересовали, а по утрам в воскресенье он покупал на рынке Петтикоут-Лейн авторучки, которые потом перепродавал другим студентам, а заодно искал себе дело поинтересней.

Его соученик Сирил Клисби участвовал в мотогонках на трассе Брандс-Хэтч к югу от Лондона и как-то субботним утром позвал Экклстоуна с собой. Состязания его заворожили. Бернард всю войну проездил с отцом в коляске – мотоциклы были у него в крови. Не имея прав, да ещё и почти слепой на один глаз, он всё равно ввязывался в импровизированные соревнования и носился по холмам и лесам Кента на «велосетте», заправленном спиртом (горючее тогда было по талонам), после чего перешёл к более серьёзным состязаниям на треке Брандс-Хэтч.

Его маленький рост служил поводом для постоянных насмешек, поэтому Бернард вырос яростным бойцом и не признавал мест, кроме первого. «Проиграл красиво – всё равно проиграл», – скажет он потом. Победа любой ценой стала для него главной и, пожалуй, единственной радостью. Каждые выходные Сидни на новом фургоне возил сына с мотоциклом и снаряжением на соревнования в Брандс-Хэтч. После гонок Экклстоуны не сидели в пабе, а возвращались домой, и Бернард с матерью на кухне отдраивали мотоцикл до блеска.

В Страстную пятницу 1946 года он вышел на гонку без шлема, угодил в аварию и с сотрясением мозга оказался в больнице местечка Фокхем. Там, в травматологическом отделении, Бернарда осенило. Он понял, что учёба – пустая трата времени, и в 16 лет (в этом возрасте заканчивалось обязательное среднее образование) решил бросить университет. Сидни неохотно согласился, но при условии, что сын будет работать в лаборатории их добряка-соседа мистера Ричардсона – тот был химиком в газовой компании.

Экклстоуну платили за проверку чистоты газа пять фунтов в неделю, и никаких шансов продвинуться по службе у него не просматривалось. Наивный и необразованный, он мечтал разбогатеть, полагаясь лишь на собственный ум и упорство. В здании газовой компании Бернард устроил свою первую контору. Большую часть времени он искал в местных газетах объявления о продаже мотоциклов и запчастей к ним. В течение дня он по служебному телефону созванивался с продавцами и покупателями. Если Экклстоуна не было на месте, то к аппарату подходил Ричардсон. После работы Бернард метался по юго-восточным районам Лондона, перегоняя мотоциклы клиентам. Если покупателей сразу не находилось, машины хранились под навесом в саду. Никто ему не помогал, бизнес финансировал сам себя.

В 1947 году в дверь Экклстоуна постучал Джек Сёртис, чемпион Британии по мотогонкам ещё довоенных времён, – он вместе с сыном Джоном пришёл купить «эксельсиор-манксман» с двигателем в 250 кубиков. У знаменитого гонщика был свой авто– и мотомагазин в районе Форест-Хилл, и он с изумлением обнаружил, что Экклстоун чинит безукоризненно чистый «манксман» прямо у себя на кухне. Джек Сёртис договорился с юным продавцом о цене, заплатил наличными и погрузил «эксельсиор» в свой фургон.

Экклстоун нашёл себе занятие. Торговля приносила ему больше денег, чем место в газовой компании, и Бернард пошёл к Лесу Крокеру – владельцу мотомагазина «Харкорт» в Бекслихите, неподалёку от Дартфорда. К недоумению Сидни, сын отказался от тёплого местечка и с головой окунулся в ежедневную работу у Крокера. Они вдвоём просматривали газетные объявления, после чего ехали в Лондон за покупками. В кузов фургона влезало пять мотоциклов, которые они потом ремонтировали и перепродавали. Крокера поразили не только манеры и деловая хватка Экклстоуна, но и его привычка постоянно мыть руки, поправлять галстук и следить, чтобы на выстроенных в безукоризненно ровную шеренгу мотоциклах не было ни пылинки. Даже ценники он всегда дотошно вешал на одно и то же место.

Джек Сёртис одним из первых отметил, что с приходом Экклстоуна магазин Крокера похорошел. Как-то вечером он вернулся домой и сказал сыну:

– Этот Экклстоун дурит всем голову. Он скупает мотоциклы целыми магазинами. Продавец думает, что отлично заработал, а потом понимает, в чём хитрость. Отдавая всё разом, он выручает куда меньше, чем мог бы.

У Экклстоуна был фирменный приём: он будто бы случайно заглядывал в торговый зал и с невозмутимым видом называл цену за всё разом. Сумма поражала воображение владельца, который и не догадывался, что его гость заранее изучил ассортимент и всё подсчитал.

Через год Экклстоун понял, что с Крокером ему по-настоящему не развернуться. На другой стороне улицы находился «Комптон и Фуллер» – большой автоцентр, где торговали подержанными машинами. Экклстоун хотел снять у Фреда Комптона площадку перед зданием. Тот отказался, не желая загромождать свой автоцентр какими-то мотоциклами и вдобавок не очень доверяя Экклстоуну. Бернарду как раз исполнилось восемнадцать – пришли бумаги о призыве на воинскую службу.

– Мои дела шли неплохо, и я не видел в ней смысла, – скажет позднее Экклстоун.

С таким зрением в армии делать нечего, а услышав жалобу на «сильные боли в животе», медкомиссия признала его негодным.

– Решили, что я им не нужен, – объяснил он потом матери.

Он снова пошёл к Фреду Комптону. Предложение хорошо одетого юноши в костюме и при галстуке оказалось слишком заманчивым. Вдобавок к арендной плате он обещал Комптону ещё и процент с выручки. Экклстоун получил площадку у входа и обшарпанный кабинет.

– Переезжаю к Фреду, – без всякого сожаления сообщил он Крокеру, едва основав своё собственное дело, а про себя подумал: «Наверное, ждёт, что я когда-нибудь выкуплю его магазин».

К концу года Комптон был приятно удивлён. Прибыль от мотоциклов Экклстоуна поддерживала его полумёртвый автоцентр на плаву. Без лишних споров он разрешил юноше перебраться с улицы в зал. Уже через пару дней отведённый Бернарду угол был вымыт до блеска и регулярно пополнялся новыми мотоциклами, которые он оптом скупал у других торговцев. «Голова у него была как калькулятор», – отмечал Комптон, поражённый новой выдумкой Экклстоуна. Тот говорил клиентам:

– Зачем тест-драйв? Я даю личную гарантию на все мотоциклы.

Естественным образом такая система распространилась и на автобизнес самого Комптона.

В южной части Лондона гонщики, продавцы и все, кто интересовался автомобилями и мотоциклами, встречались в Брандс-Хэтч. Экклстоун подружился со своим будущим деловым партнёром Роном Шоу, который тоже продавал мотоциклы, а также с торговцем из Пекхема Джимми Оливером.

– Я слышал, ты занимаешься автомобилями, – сказал Оливеру юнец в новеньком гоночном костюме. – У меня есть клиент, который хочет американскую машину. Найдёшь?

– Приезжай, – отозвался тот.

На глазах у Оливера Бернард выехал из шоу-рума на «хадсоне-стрейт-эйт» без всякой оплаты и письменных соглашений, с обычным условием отдать деньги или пригнать обратно машину. Он вернулся с деньгами.

После войны торговля подержанными машинами в Лондоне сосредоточилась в переулках к западу от Тотнем-Корт-роуд. И в снег, и в дождь ушлые спекулянты с заговорщицким видом слонялись по мрачным тротуарам Уоррен-стрит с карманами, полными денег и документов на припаркованные тут же машины. Все надеялись быстро обогатиться не самым благородным путём. Среди таких вот персонажей, у которых не поймёшь, где афера, а где честный бизнес, Бернард прошёл настоящую школу жизни и сделал первый шаг к элите автобизнеса. В эпоху талонов на бензин, контрабандного спирта и унылой диктатуры социалистов на Уоррен-стрит уважали тех, кто был в плюсе.

Экклстоун, которого рекомендовал ветеран цеха Дерек Уилер, прогуливался по улице. Закоренелых преступников и угнанных машин он избегал, а покупал и продавал с абсолютным бесстрастием – и это на жёстком рынке, где блеф в порядке вещей. В мире, построенном на лжи, он учился отличать плохое от хорошего и усвоил жизненно важную разницу между ценой и реальной стоимостью. Он взял за правило выяснять стоимость ещё до переговоров, сразу понимая, какая образуется прибыль. Посмотрев, как ведут себя опытные дельцы, он довёл до совершенства хитроумную тактику «я не торгуюсь», сразу лишая собеседника всех преимуществ. Основное правило – игнорировать вопрос «сколько дашь?» и добиться, чтобы другая сторона назвала цену. Главным было удачно выбрать время, никогда не давать слабины и ждать уступки противника.

Он строил из себя бесчувственного дельца с каменным сердцем. По природе Экклстоун был холоден как лёд и добивался успеха, подавляя волю оппонента. «Без прибыли неинтересно» – таким было его кредо. За стремительность конкуренты прозвали Бернарда «Уиппетом» {2}2
  Уиппет– английская порода борзых собак, уступающая размерами обычной борзой (грейхаунду).


[Закрыть]. Он обожал торговаться и играть с жертвой, избегая агрессии. Малейший намёк на заинтересованность – и прибыль резко упадёт. Обман прятался за ширмой безразличия. Всё в этом гнусном мире строилось на доверии. Выписанные чеки никогда не предъявлялись в банк для оплаты, а итоговые расчёты шли наличными. Набитые банкнотами карманы прочно вошли в жизнь Экклстоуна. «Деньги молчат», – говаривали на Уоррен-стрит.

– Не отставай, Фред! – покрикивал он на Комптона, у которого была вся наличность.

Среди отбросов общества, с которыми судьба сводила Экклстоуна на изуродованных бомбёжками улицах, были люди вроде скупщика угнанных машин Стэнли Сетти – чуть позже, в 1949 году, убийца сбросил его тело с самолёта в Ла-Манш. Там же Экклстоун познакомился с Виктором Уайтом и Гарри О'Коннором, уже немолодыми дельцами из Блэкпула, не слишком способными, но надёжными. Они открыли для него куда более рискованный и выгодный бизнес.

В манчестерском отеле «Мидланд» регулярно проходили ночные автоаукционы, куда съезжались бывшие торговцы лошадьми (теперь они переквалифицировались на автомобили).

– Чтобы обойти их, придётся вставать рано, – предупреждал Экклстоуна О'Коннор.

Никто из случайных посетителей не знал, что аукционом заправляет дюжина нечистых на руку дельцов. Экклстоуна в их круг ввёл О'Коннор, шепнув остальным, что его приятель из Лондона – «псих с отцовским наследством, которого легко облапошить».

Машины там продавались не по одной, а партиями по три-четыре штуки. Непосвящённым было невдомёк, что в лоты включались «машины-призраки», которые в конце дня «выкупались» по цене ниже стартовой. Для успеха в этой дерзкой афере требовалось непроницаемое выражение лица, стальные нервы и любовь к азартным играм.

– Тебе дали на одну машину меньше, – шепнул как-то в конце сессии один наблюдательный торговец.

Экклстоун терпеть не мог, когда его ловили с поличным: тем самым он демонстрировал слабость. Чтобы выжить, нельзя проявлять жалости – даже к себе.

Разрываясь между Бекслихитом, Уоррен-стрит и Манчестером, Экклстоун за несколько месяцев вырос в торговца экстра-класса. Элегантно одетый и энергичный, он приобрёл репутацию дельца, который печётся о своих растущих доходах, и славу хищника, с которым лучше не связываться.

– Настоящий король в нашем деле, – сказал о нём как-то Джимми Оливеру один из торговцев с Уоррен-стрит.

Экклстоун оттачивал своё мастерство. Каждая сделка приносила прибыль, но он никогда не показывал вида.

– Не хочу прослыть ловкачом, – объяснял он. – Тогда они станут осторожнее и я потеряю преимущество. Люблю покупать у того, кто считает себя умным, и продавать тому, кто ещё глупее. Обычно если клиент доволен, то и я доволен, а значит, сделка взаимовыгодная. Но вообще, если меня всё устраивает, то плевать, что думают другие.

Мало кому удавалось переиграть Экклстоуна. Он отдыхал за просмотром чёрно-белых голливудских вестернов, где шерифы гонялись за преступниками, и жил под девизом «Я жив, пока стреляю первым». Он всегда «выкладывался на полную» и заслужил славу «пробивного».

Бернарда окружали люди либо уклонявшиеся от службы, либо не воевавшие по молодости. Тоскливому аскетизму послевоенного времени они противопоставляли убийственное безрассудство.

Рискуя жизнью во время гонок, Экклстоун рвался вдохнуть опасности полной грудью. Кульминация его карьеры наступила в 1950 году, когда он гонялся на «мэнкс-нортоне» по свежеуложенному асфальту Брандс-Хэтч с пятнадцатилетним Джоном Сёртисом, чья спортивная карьера ещё только начиналась. В 1956-м Джон выиграет первое из семи мировых первенств по мотогонкам, а в 1964-м – завоюет титул чемпиона «Формулы-1». В той гонке Сёртис опередил Экклстоуна, который вскоре решил «перейти на новый уровень».

Сотрудничество с Комптоном уже не было взаимовыгодным. Пока Экклстоун развивал бизнес, Комптон играл в гольф.

– Так лучше для дела, – говорил Бернард. – Никаких споров.

Амбиции Экклстоуна играли Комптону на руку, однако молодой партнёр жаждал признания. В конце 1951 года Экклстоун выкупил долю Дерека Фуллера и, став полноправным партнёром, реконструировал шоу-рум, который теперь назывался «Комптон и Экклстоун». Тогда же он приобрёл заброшенное промышленное здание в Гринвиче (это была его первая операция с недвижимостью) и вступил в кентскую масонскую ложу «Идеал эндевор». Наконец, последним шагом на «новый уровень» стал переход от мотогонок к автогонкам.

Итальянские, немецкие и французские производители вернулись к конструированию стремительных болидов. В Англии энтузиасты переделали бетонную взлётно-посадочную полосу военной авиабазы «Сильверстоун» в гоночную трассу. В мае 1950 года европейские команды были приглашены на первый Гран-при Великобритании, который почтили присутствием король Георг VI с королевой, а также сто тысяч зрителей. Победила «Альфа-ромео».

Сгорая от желания поучаствовать, Экклстоун убедил Комптона, что гонки «Формулы-3» послужат рекламой их компании, и направился на завод «Купер» в Сурбитоне – настоящую Мекку начинающих гонщиков. Там, на глазах у энтузиастов, Чарльз и Джон Куперы ставили полулитровые мотоциклетные двигатели на металлическое шасси, а послевоенные проблемы с запчастями решали благодаря собственному производству. Экклстоун заказал Куперам болид голубого цвета с двигателем от «Нортона». В 1951 году он появился в Сильверстоуне за рулём американского «форда» с болидом на прицепе – в новом кожаном комбинезоне, набриолиненные волосы зачёсаны назад и подчёркивают тонкие черты лица. Следом, в фургоне с названием фирмы, ехал Комптон.

– Подавшись в гонки, – признавал потом Комптон, – мы хотели заявить о себе. И это сработало. В Южной Англии нас каждый знал. Организованно и профессионально – у Бернарда ко всему такой подход.

Он оказался в одной компании со Стирлингом Моссом, Майком Хоторном, легендарным Хуаном Фанхио и другими сорвиголовами, уже разыгравшими первый мировой чемпионат. Экклстоун с его всегдашней бесшабашностью даже сумел выиграть пару предварительных заездов, однако одолеть Стирлинга Мосса не смог. За всё приходится платить.

8 апреля 1951 года Экклстоун на «Купере MK5/JAP» выиграл Молодёжный чемпионат Брандс-Хэтч, показав скорость 62,03 мили в час. В том же году он пришёл первым в своём предварительном заезде «Брандс оупен челлендж файнал». В финальной гонке одного из трёх его соперников вдруг развернуло. Экклстоун резко ушёл вправо, а затем, по словам корреспондента местной газеты, «его „купер“ перескочил через заградительный барьер и упал на припаркованный за ним „райли“ одного из зрителей, который в результате этого происшествия сломал ногу». Пострадало ещё несколько человек, однако, как писала та же газета, «гонка остановлена не была, а механики и любезные сотрудники „Скорой помощи Святого Иоанна“ ликвидировали последствия аварии».

Экклстоун чувствовал себя богачом. Пять лет назад он бросил школу – и вот теперь, с полными карманами денег, разъезжал по Бекслихиту на дорогом спортивном «остин-хили». Всегда хорошо одетый и уважаемый в среде таких же дельцов, он заслужил репутацию «храбрейшего человека в автобизнесе». Ему захотелось независимости.

Чтобы переехать от родителей, нужно было жениться. Живший неподалёку приятель познакомил его с Айви Бамфорд – милой брюнеткой на два года старше Бернарда. Айви, дочь плотника, не интересовалась автоспортом и работала на местной телефонной станции – она каждый день соединяла абонентов, втыкая телефонный шнур в нужное гнездо. У них было мало общего, однако Экклстоун всё ещё оставался девственником и мечтал обзавестись своим жильём. Кроме того, он надеялся, что после свадьбы их с Айви ссоры прекратятся. Девушке же не было резона отказываться от материальных благ. За тысячу фунтов Экклстоун купил у Фреда Комптона таунхаус постройки 30-х годов с четырьмя спальнями на улице Пикфорд-Клоуз в Бекслихите.

Церемония была назначена на 5 сентября 1952 года в Дартфордском бюро регистрации. За несколько дней до бракосочетания Экклстоуна вдруг охватила нерешительность.

– Давай отложим. Лучше в другой раз, – сказал он.

Айви была непреклонна. Отмахнувшись от его тревог, она явилась на церемонию с матерью и тёткой, причём все трое плакали.

– Ты уверена, что хочешь замуж? – спросил он. – Это необязательно.

Экклстоун ждал её вместе с Фредом Комптоном и его женой Джин, которые согласились быть свидетелями. Позднее он утверждал, что родителей на бракосочетании не было («Я им не сказал»). На самом деле они всё же пришли и отметили, с каким раздражением Бернард отреагировал на то, что церемонию проводит женщина. Когда с формальностями было покончено, Экклстоун направился к выходу. Секретарь окликнула его на полпути:

– Мистер Экклстоун, вы кое-что забыли.

– Что?

– Свою невесту.

Не было ни фотографа, который запечатлел бы торжественный момент, ни угощения после церемонии. Экклстоуны не праздновали даже свадьбы.

Айви Экклстоун и не подозревала, что вояжи в Брандс-Хэтч становятся всё опасней и опасней. Бернард плохо видел и не обладал мастерством Стирлинга Мосса, чтобы уверенно мчаться по наспех проложенным виражам. Наконец произошло неизбежное. В 1953 году он столкнулся с машиной собственного друга Билла Уайтхауса и, пробив заграждение, улетел к зрителям. Первым к искорёженному болиду подбежал сам Уайтхаус. Ошарашенный Бернард лежал лицом на руле.