Текст книги "Убиться веником"
Автор книги: Тина Хакки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Не надо, меня или встретят, или сама доберусь. Не в первый раз. И даже не во второй, не переживай, – успокоила ее Тина.
– Хорошо, с меня лимонно-творожный тортик. Или ты опять на диете? – уточнила Анюта. От рано умершей мамы она унаследовала не только огромные глазищи в густых черных ресницах, тонкую, изящную фигурку и вьющиеся каштановые волосы, но и изумительные кулинарные таланты.
– А, один раз живем, – махнула рукой Тинка, – давай тортик, только не очень большой. А то потом в поезд не влезу, даже боком.
Она проспала почти все дорогу, не меньше двенадцати часов – точно, благодаря чему ей почти удалось избежать разговоров с попутчиками по купе – надоедливой моложавой женщиной с огромной прической из обесцвеченных когда-то волос («Почему все блондинки красят корни волос в черный цвет?» – глядя на нее, с улыбкой вспомнила Тина эстрадную репризу) и сыном, которому явно хотелось пофлиртовать, но под строгим взглядом мамаши затухавшему, как окурок, раздавленный кирзовым солдатским сапогом. Женщину можно было смело назвать профессиональной болтушкой. Вскоре девушке стало казаться, что мерный звук ее голоса напоминает стук колес. Иногда Тина для приличия качала головой, выражая свое согласие. Рассказ плавно перешел на старших сына и дочку пассажирки. Попутчица поведала о том, что дочка удачно вышла замуж, а вот брат ее крайне неудачно женился.
– Муж у дочери что надо, и поможет, и в магазин, и рукастый – загляденье. А сыночка сноха запилила, и гоняет его бедного, и гоняет, и по дому, и за продуктами, никакого продыху не дает.
Девушка изо всех сил пыталась спрятать улыбку, а дама так и не поняла всей прелести своего рассказа.
Утром поезд прибыл в Тольятти. В течение последнего часа попутчики торопливо собирались, укладывая многочисленные баулы и привязывая полосатые сумки к тележкам.
– А твои-то вещи где, милая? – спохватилась под конец Таня, так звали женщину, и цепким взглядом пробежалась по пустым уже полкам.
– Вон рюкзачок стоит. Это все. Я ненадолго в гости, – пояснила Тинка.
– Ах, в гости, – протянула Таня. «Подумаешь, столичная штучка, интересно, кто ж ее встречать-то будет?» – читалось в ее взгляде.
Самое смешное, что Тинке было интересно ничуть не меньше, встретит ли ее Dixi, как обещал. Она не торопясь, аккуратно вышла из вагона, а бывший сосед по купе даже сообразил подать ей руку. У вагона ее никто не ждал. Тина решила постоять пару минут для приличия и отправиться к стоянке, где голосистые таксисты зазывали пассажиров. Очень уж не хотелось полчаса трястись в вонючем автобусе. Да и ходили они крайне редко.
– Мам, пойдем! – потянул попутчицу за рукав черной всепогодной куртки сын. – Ты чего застыла? Все сумки на месте. Пойдем же!
Было видно, что она всячески тянет время, выжидая. Как оказалось, не зря!
Таня издалека заметила торопящегося к их вагону мужчину. Полы незастегнутого кашемирового пальто развевались по ветру, элегантные туфли на тонкой подошве сверкали на солнце, намекая на присутствие где-то рядом автомобиля, а кипенно-белая рубашка контрастировала с черным костюмом. Он почти пробежал мимо нее и обнял... «Естественно, кого же еще он мог обнять?» – фыркнула Таня, проводив злобным взглядом Тинку и Dixi, который тут же усадил девушку в свой «БМВ».
Тина села вперед и ахнула от восторга. На заднем сиденье почти во всю его длину лежали розы. Белые. Изящные и нежные. «Жаль, что цветов не видно. Мою не в меру любопытную соседку они бы добили. И попробуй доказать, что между нами ничего нет...» Она задумалась и очнулась только от голоса тормошившего ее Dixi.
– Тиночка! – сказал он. – Это тебе немножко розочек. С прибытием на тольяттинскую землю.
– Спасибо, обожаю розы, именно белые. Ты опять отгадал. – Девушка лукаво улыбнулась своему спутнику. – Знаешь, мне кажется, что и тебе отдых не повредит. Ты выглядишь уставшим.
– Ничего, неделька была, правда, напряженная. – Он мягко тронулся с места, осторожно везя драгоценный груз.
– Первый раз тебя самого за рулем вижу, – подметила Тина.
– По Москве ездить не люблю, там водитель нужен, как воздух, – ответил банкир.
Тина вспомнила, как они в последний раз ужинали в Москве, благо их везли к ресторану на служебной машине. Мобильный телефон не смолкал тогда ни на секунду.
– Да уж, тебе там точно не до езды. Жизнь у тебя в столице слишком интенсивная.
Еще несколько минут было посвящено обсуждению Тинкиной поездки. За разговорами они и не заметили, как доехали до места назначения.
– Теперь направо и нужно проехать почти до конца дома.
Этот дом в городе знали, наверное, все. Одна из первых высоток – длиннющая, с огромным количеством арок, ее называли «избушка на курьих ножках». Анютка время от времени выглядывала в окошко, сгорая от нетерпения. Она заметила подъезжающую иномарку и улыбнулась. Очень похоже, что сестренку все же встретили.
– Поднимешься в гости? – предложила между тем Тина.
– Поднимусь, пожалуй, если ты будешь собираться не очень долго. – Он посмотрел на часы и добавил: – Не больше пары часиков. Я подожду, да и с сестрой твоей познакомлюсь, наслышан.
– Пойдем, мне был обещан лимонный тортик, искренне не советую пропустить, – улыбнулась Тина.
Дальше все было как в учебнике по этикету. Банкир, не торопясь, вышел из автомобиля, открыл дверцу с Тинкиной стороны и подал ей руку, подхватил ее рюкзачок, взамен вручив колючую охапку роз.
Хлопнули дверцы лифта, радостно тренькнул звонок, раздался заливистый собачий лай и звук открываемой металлической двери.
– Нютка! Ура! Я доехала.
Анечка бросилась обнимать сестру, пытаясь одновременно удержать рыжую дворняжку с острой лисьей мордочкой, отличавшуюся скверным характером, а уж при чужаках и подавно начинавшую рычать, защищая хозяйку от «врагов».
Через несколько минут все пришло в норму. Анюта познакомилась с гостем, предложила чаю с тортом. Пока они с Dixi распивали чай, Тина залезла в душ, очень хотелось смыть с себя дорожную усталость. Она долго плескалась под тугими, пахнущими хлоркой струями, пока не пришла в себя окончательно.
– Может быть, и мне полагается чашечка зеленого чая и масенький кусочек торта? – Лукаво улыбаясь, она прошлепала на огромную кухню, которая, правда, была несколько специфической по планировке. Почему по представлениям архитектора это помещение должно быть узким, но зато очень длинным, как кишка, оставалось загадкой.
– Полагается, полагается, а ты, рыжая, убери свой любопытный нос, я тебя только что покормила. – Довольная Нюта захлопотала-загремела чашками-ложками-тарелками.
– Держи, роднуль! – Перед Тиной появилась большая кружка ее любимого зеленого чая с жасмином. – Мы покинем вас на несколько минут. Гулять пора. – Как только Фокси услышала это слово, она мигом забыла про свои притязания на сладенькое и метнулась за ошейником. – Не теряйте нас, если что, мы рядом с домом.
– Знаешь, мы едем ужинать. Давай возьмем и сестренку тоже. Почему она должна одна тут скучать? – В карих глазах поблескивали золотые искорки. Dixi искренне хотелось доставить приятное обеим девушкам.
– Если ты уверен, что этого хочешь, то я просто в щенячьем восторге. – Тинка смотрела на него грустными медовыми глазами.
– Щенков, пожалуй, хватит с нас, – улыбнулся сидящий напротив нее кавалер.
– Извини, эту животину я уже лет семь знаю, просто тут все как по пословице: маленькая собачка до старости щенок, – возразила ему Тина.
– Солидный возраст для собаки, – согласился Dixi, допивая чай.
Он терпеливо дождался, пока его спутницы будут готовы на выход. Справедливости ради надо заметить, что процесс не слишком затянулся. Анютке было особенно не из чего выбирать, а Тинке и подавно.
Вечер удался на славу.
В «Оле-оле» еда была изумительно вкусной, атмосфера уютной. Dixi и Анечка пытались научить Тину играть в бильярд, а побросать мячик в баскетбольное кольцо та отказалась наотрез. Натянутость, которая бывает в компании, где люди плохо знакомы друг с другом, исчезла буквально за несколько первых минут.
– Мне нравится это местечко, демократичное, но зато очень вкусно, – заметил банкир, постукивая пальцами по деревянному лакированному столу без всякого намека на скатерть.
Действительно, изысков не было, да и не нужны они здесь. Хозяева не стали сильно утруждаться, назвали заведение «Оле-оле», и интерьер был под стать названию, кругом царил дух спортивного азарта, по стенам висели многочисленные трофеи, кубки, майки....
– Вкусно, слов нет. – Тинка дожевала отбивную по-ковбойски. – Только вот беда, я всю жизнь хотела попасть в настоящий дорогой ресторан, с сервировкой по этикету, свечами, крахмальными скатертями... – Честно говоря, у девушки в этот момент не было никакой задней мысли. Она просто вспомнила «Ле колон» на Кузнецком Мосту, мимо которого каждое утро и вечер проходила, и, когда занавеси на больших окнах были открыты, волей-неволей бросала взгляд на чью-то красивую и богатую жизнь.
– Будет тебе сервировка, – хмыкнул Dixi и попросил еще апельсинового сока. – Завтра.
Анютка так и не поняла, почему в глазах сестры в этот момент промелькнул ужас.
– Извини, пожалуйста, не надо сервировки, пошутила я неудачно. – Девушка изо всех сил пыталась выправить ситуацию.
– Никаких проблем. Но обедать мы будем завтра в приличном месте, – серьезным тоном пообещал банкир и подмигнул им обеим.
Вечер подошел к логическому завершению. Тинка потянулась было к счету, но под взглядом Dixi села обратно на свое место.
По пустому проспекту они за несколько минут долетели до дому. Около подъезда последовал дежурный чмок в щечку. Девушки заторопились к лифту, a Dixi, сидя в автомобиле, дождался, пока в знакомых уже окнах на пятом этаже загорелся свет. И только потом с чувством выполненного долга вдавил педаль газа в пол.
Хитроглазой и остромордой Фок-си тоже перепало кое-что с этого праздника жизни. Она с большим удовольствием накинулась на косточку, специально для нее привезенную с ужина в красиво упакованной картонной коробочке.
– Рассказывай! – Анютка удобно устроилась на диване, подтянув коленки к груди.
– Что именно вас интересует? – попыталась отшутиться Тина.
– Все! Начнем с пункта первого – от кого будет ребенок? Если от твоего сегодняшнего спутника, то я одобряю, на все сто процентов. Или он женат? Хотя даже если и женат, не думаю, что это как-то отразится на ваших отношениях. В любом случае, надежность у него повышенная. Пункт второй – как ты себя чувствуешь, и вообще, насколько я помню, в ближайшем будущем никаких детей не намечалось? – Анютка искренне переживала за сестру.
Тина по привычке намотала локон на палец и принялась рассказывать. Ее вовсе не удивило, что Анюта сразу разглядела беременность, просто так в медицинском колледже красные дипломы не дают.
К четырем часам утра Анечка была в курсе всего происходящего.
– Будет тяжеловато, с одной стороны, а с другой, я очень рада, что все диагнозы отправились к чертовой бабушке. И вообще, давай-ка поаккуратнее...
Тинка улыбнулась, ибо похоже было, что сейчас ей прочтут очередную лекцию об образе жизни, который должна вести беременная женщина.
– Нюточка, я все знаю, ей-богу! Я очень хочу ребенка, дочку или сына – не важно. Я не делаю глупостей... – Тут она осеклась и честно поправилась: – Уже не делаю. Наигралась детка. А если что, то номер твоего телефона, роднуль, я знаю наизусть.
– Ладно, ладно, кофе поменьше, потенциальных аллергенов тоже, и как бы тебя от компьютера убрать? Хотя это уже не в моих силах, – протянула Анечка и сладко зевнула. – Спать будем мы сегодня? Или пойдем чай пить? – предложила она.
– Спать. Чай потом – попозже, или пораньше? – прошептала Тина и заснула.
По Dixi можно было выверять швейцарские хронометры. Он пообещал позвонить в двенадцать часов – и позвонил.
– Собирайтесь, через час я вас заберу, обеих, – на всякий случай уточнил он. Ровно через час он был на месте. В это время на пятом этаже происходила серьезная беседа. Пришел с визитом Анютин папа, Тинкин дядя. Как и положено, он принялся дотошно выпытывать, что да как произошло с последнего Тинкиного приезда. Время уже поджимало.
– Дядька, мне пора. Я вечером тебе позвоню, ладушки? – Тинка чмокнула его легонько в небритую колючую щеку – тот явился прямо с ночного дежурства в больнице.
– Хорошо, – машинально ответил он и только потом понял, что с ним прощаются.
Тинка подмигнула Анютке, шепотом велела поторапливаться, пообещала подождать ее в машине и исчезла как утренний туман.
Дядька подошел к окну, разглядел племянницу, импозантного мужчину, помогавшего ей сесть в иномарку, и покачал головой.
– Дочь, ты что-нибудь понимаешь? – От удивления у него сонливость как рукой сняло.
– Угу, понимаю. Но это совсем не то, что ты думаешь, пап. Кстати, мне тоже пора. Звони сам, если что. – Выпалив эту загадочную фразу, Анютка убежала докрашивать второй глаз.
– Дела... Во повырастали на мою седую голову! – буркнул дядька и пошел на кухню пить кофе, черный и густой, как деготь. Тут он слегка слукавил, ибо у него не было ни одного седого волоса, зато самих волос оставалось едва на пол головы.
Пролетел еще один сказочный день. Только месяца через два-три после приезда в Москву Тина с удивлением узнала, что обедали они в закрытом клубе, куда пускают далеко не всех. Просто Dixi не стал акцентировать на этом внимание, заметил вскользь, что тут все комильфо, цветы живые, а картины подлинные.
«Рано или поздно все проходит, только вот хорошее проходит гораздо быстрее», – печально думала Тина, которой отчаянно не хотелось уезжать. Dixi долго извинялся по телефону за то, что не сможет проводить ее на вокзал, ему обязательно нужно быть на очередной элитной тусовке, положение обязывало.
– Не переживай, меня Анютка проводит! – сказала Тина, еще раз поблагодарила за все и положила трубку. – На вокзал мы будем добираться сами, – сообщила она сестре чуть увядшим голосом.
– Доберемся как миленькие! – бодро ответила Анюта. – Вон телефон, звоним в «Такси по району» – и за очень смешные деньги нас довезут, конкурентов полно, так что не разоримся.
Они приехали к поезду заранее, вот только в замызганной белой восьмерке амортизаторы были очень старенькие, никакого сравнения с «БМВ», они пересчитали все кочки, ухабы и рытвины. Только тут Тинка сообразила, что зря она все эти дни удивлялась состоянию дорог в славном городе Тольятти, дороги как были не ахти, так и остались, дело не в них, а в автомобиле.
– Вот и все... карета превратилась в тыкву, тьфу, иномарка в «Жигули», – поправила себя девушка и в очередной раз проверила наличие билета в кармане.
Она долго прощалась на перроне с сестренкой, обе пытались делать вид, что им весело.
В Петербурге было стыло и ветрено. Нева лениво швыряла волны о гранитный парапет набережных – так скандальная жена в сто первый раз кидает посуду в нелюбимого мужа, скорее по привычке, нежели по необходимости.
Холодный ветер забирался Денису под куртку и выдувал из головы любые мысли, кроме одной – согреться!
Дойти до дому, окунуться в горячую ванну и выпить граммов 50 коньяку. Того самого, который оставался с приезда Вэл. «Черт побери!» – выругался вслух он и добавил еще пару-тройку выражений, которые могли считаться литературными разве что у Эдички... Тут же две проходившие мимо старушки смерили его презрительным взглядом, они быстро-быстро засеменили по набережной, обогнав Дениса, даже их спины в потертых цигейковых шубах, казалось, осуждали его. Сестры, возвращавшиеся домой после очередного посещения Эрмитажа, воодушевленно обсуждали старую голландскую школу и вдруг – услышать ТАКОЕ...
В который раз за это время он пытался запретить себе думать о ней. Снова и снова приводил аргументы «за» и отметал аргументы «против». Ему казалось, что он поступил правильно. «Любая сложная проблема имеет множество легких для понимания, но абсолютно неправильных решений», – услужливо всплыла в его голове одна из любимых фразочек Вэл. И он опять начал раскладывать пасьянс из мыслей о том, что могло бы случиться, если бы... Эти «бы» нагромождались друг на друга, и пасьянс не желал сходиться... в тысячу первый раз...
Денис не пытался соврать любимой. Тогда он попытался смягчить ситуацию. Все, что было сказано полунамеками, имело под собой прочное обоснование в реальной жизни. Дела шли все хуже день ото дня, а сдерживающая неприятности плотина прорвалась в тот самый момент, когда к офису фирмы, из которой так тщетно пытался уволиться Денис, подкатил черный «сааб». За рулем иномарки сидел парень, на первый взгляд ему было лет двадцать восемь-тридцать. С ним предпочитали не общаться, если не было крайней нужды. Внешность бывает обманчива, но в данном случае сомнений не было никаких. Черные кожаные брюки, толстовка какого-то агрессивно-красного цвета, цепь толщиной с руку; бритая голова и марка автомобиля яснее ясного давали понять, с кем вы имеете дело. И все бы ничего, ему можно было простить и специфическую манеру общаться, и мощные габариты, если бы не глаза. Глаза у парня были как у больной собаки, околевшей вчера.
Если бы его, входящего в офис, заметил Борис, с которым Денис поначалу вместе трудился и который не понаслышке был когда-то знаком с криминальной верхушкой Петербурга, то лишний раз порадовался бы тому, что вовремя ушел, сменив работу на более сволочную, зато, несомненно, ничего общего с криминалом не имеющую.
Денис еще раз просчитал все варианты и решил пойти, что называется, ва-банк. Он собрался с духом и написал заявление об уходе.
Как и прогнозировалось, последовавшая за этим беседа заняла не один час. Шеф использовал все имеющиеся под его властной рукой рычаги давления. Было испробовано все – от лести до прямых угроз. Последние преобладали.
– Я не шучу. – Вячеслав Викторович перестал орать и перешел на вкрадчивый шепот, что означало крайнюю степень ярости. – Советую... – в воздухе повисла тишина, нашпигованная бомбами с часовым механизмом, пошли последние секунды перед взрывом, – ...искренне советую остаться. Подумай еще раз! – В воздухе закружились клочки порванного заявления.
– Вы же понимаете, что написать еще одно не составит никакого труда, – отреагировал на показной жест директора Денис.
– Хорошо, ты уйдешь, но сначала выплатишь штраф. Штраф в размере...– Директор задумался, поморщился, как будто ему вместо «Хенесси» на деловой встрече налили трехзвездочный дешевый «Казахстан», и назвал сумму, от которой у Дениса голова пошла кругом.
– Я отдам деньги, на этом все? – на всякий случай уточнил Денис, внешне, как всегда, невозмутимый. Он был в принципе готов к такому повороту событий, единственное, чего он недооценил, так это степень наглости и нахальства директора, ибо неверно представил себе размер суммы, о которой могла идти речь.
– Все... только вот оглядывайся, переходя улицу даже на зеленый свет! – елейным голосом добавил шеф. А Денис еще раз поблагодарил судьбу за то, что успел оградить свою ненаглядную от всего этого. Пусть она думает, что хочет. Пусть поплачет, что ли, но... Но, если человек плачет, значит, он жив. А это сейчас главное.
Денис никогда не простил бы себе, если бы с НЕЙ что-то случилось.
Сначала ему нужно было убедиться, что его оставили в покое...
Если это действительно произойдет, и он останется в живых.
Денис понимал, что мог ругать себя последними словами за то, что по глупости связался с этой фирмой, очень уж заманчиво было иметь приличные деньги, и, как ему казалось тогда, ни от кого не зависеть... Он далеко не сразу понял, насколько он ошибался, согласившись на должность коммерческого директора. Он мог сколько угодно рвать волосы на голове, но, увы и ах, вернуть прошлое и исправить сделанные ошибки было уже никак нельзя. Раньше он просто не хотел думать о том, что сулит ему будущее, его вполне устраивало положение в фирме, количество купюр, лежащих в белом конверте ежемесячно. В принципе, ему было все равно, что способы получения денег в их организации, мягко говоря, не совсем законные.
Впервые ему стало страшно, когда до него постепенно стало доходить истинное положение вещей, причем в первую очередь он испугался не за себя, а за ту, которую, видит Бог, он так любил. Он хотел, чтобы она была жива и здорова, пусть даже и без него.
Денис очень удивился бы, если б узнал, что парень, разъезжающий на «саабе», думал так же, и потому предпочитал оставаться волком-одиночкой, ибо, по его мнению, проще быть одному, не давая никому в руки рычагов воздействия на себя.
Другое дело, что поступал он так сознательно, стабильно выпивая по выходным, выпивая так, чтобы не снизить градус закуской, чтобы полностью отрубить бедный мозг от тела. Его уже не радовали ни наличие второй квартиры, ни счет в банке, ни возможность отдохнуть пару-тройку месяцев в Финляндии или Европе... Даже вереница девушек, желающих разделить с ним сначала постель, затем квартиру и счет в банке, не грела душу. Он не мог себе позволить полюбить, зная, что последствия будет расхлебывать именно она. Будут ли это шикарные похороны с морем венков, посещения СИЗО или просто последний веский аргумент, который ему придется принять, и показать свою слабость... Этого он боялся больше всего на свете. Потому и довольствовался случайными связями, которые длились ровно одну ночь. А девушек Денис перестал воспринимать вообще, это было, наверное, на уровне подсознательной реакции организма на происходящее. Нет, он видел их, но не замечал, они жили и двигались, как персонажи традиционного театра кабуки. Бестелесные и бездушные.
– Да, Макс, привет, ты не ошибся, это я! – звонким голосом почти пропела в трубку Тина, зябко кутаясь в шерстяную кофточку. Арендодатели уже второй день никак не могли решить проблему со ставнями, из окон немилосердно дуло. Они не виделись и не общались толком с самого лета, с той поездки в Питер, которая оставила в ее душе такой след. «Впрочем, не только в душе», – усмехнулась про себя будущая мама и привычным, скорее, инстинктивным жестом положила руку на живот, стремясь защитить свою кровиночку от любых напастей. – Фотографии готовы? Какая прелесть, не прошло и полгода, – пошутила она.
Макс повертел в руках толстый, вот-вот готовый лопнуть, конверт и подтвердил этот факт.
– Так что соображайте живенько, мадемуазель, когда и где будем встречаться?
У мадемуазели не возникло никаких сомнений относительно места встречи.
– Конечно, моя любимая «Кофе-мания» с лыжами.
Макс задумчиво покачал головой. Он знал, что беременным женщинам надо многое прощать, но лыжи? Он покладисто согласился на «Кофе-манию», пусть даже с лыжами.
– А в баскетбол там, случайно, не играют? – с легкой издевкой в голосе уточнил Максим.
– Когда я там была в последний раз, не играли, но с тех пор многое могло измениться... – фыркнула в трубку Тина. – Я надеюсь, что никаких кардинальных изменений в заведении не произошло, так что с чистой совестью можешь забыть баскетбольную майку и шорты дома! – добавила она и задышала часто-часто.
– Если ты не очень хорошо себя чувствуешь, то мы никуда не пойдем, – заботливо сказал Макс.
– Все хорошо, просто кое-кто решил пнуть меня для порядка пару раз, так, чтоб жизнь медом не казалась.
Этим же вечером Макс, как истинный джентльмен, встретил ее рядом с офисом. Вскоре они уже сидели на втором этаже «Кофемании», куда вела . железная лестница, которую девушка смогла преодолеть очень медленно.
Тина искоса поглядывала на своего спутника, пристально следя за выражением его лица. Макс осматривался в незнакомой кофейне, и она нравилась ему с каждой минутой все больше и больше. Особенно хороши были столики, на них посредине красовались старинные, явно начала прошлого века, открытки и пожелтевшие от времени ноты. Максим перевел взгляд в угол. Там действительно стояли лыжи. Обыкновенные, обшарпанные, долго служившие владельцу верой и правдой.
Тинка не выдержала и расхохоталась.
– Сам видишь, с баскетболом ничего не выйдет, но раз уж я обещала лыжи-то – вот они! А теперь признавайся, что ты думал по поводу умственных способностей беременных женщин?
Макс изобразил на физиономии искреннее недоумение.
– Ничего такого я не думал или почти не думал! – улыбнулся он, подмигнул ей и потянулся к кожаному черному кейсу, чтобы достать фотографии. После тщательного, даже педантичного выравнивания стопки Макс передал пестрые кусочки матовой бумаги Тине.
Фотографий было много, и сразу становилось понятно, что сделаны они профессионалом.
Тина нервно покусывала побледневшие губы, дабы не разреветься на все кафе. Слишком остро вспоминались моменты, запечатленные на снимках.
«Начинаю все с нуля,
Ведь слезы вытерла посуше,
Бередить не буду душу,
Начиная все с нуля...»
– мысленно процитировала она кусок из очередной песни. Макс, по природе своей наблюдательный и чуткий, ругал сам себя: «Если бы я только мог представить, сколько боли принесет одна-единственная пленка! Да пропади она пропадом, гори синим пламенем и утони в невской воде...» Он не успел додумать до конца, Тина изо всех сил благодарила его за возможность еще раз, как это не банально звучит, вернуться в то благодатное лето.
«Почти ностальгия... ностальгия по Нему, по Питеру, по маленькому счастливому куску жизни...» – вертелось в голове у Тины, старательно обходившей самые крупные лужи. Болеть ей было категорически противопоказано, впрочем, ей было нельзя почти все. С уверенностью можно было лишь согласиться с утверждением, что дышать все-таки можно, все остальные принципы в ее жизни на данный момент начинались с частицы НЕ... Сама себе она иногда казалась маленьким дирижаблем, медленно планирующим в загазованном московском воздухе.
Еще через месяц дирижабль приобрел боевую черно-бело-зеленую раскраску. Врачи настояли на том, что в роддом нужно лечь заранее. В силу серьезности заведения в палату к беременным никого не пускали, и приходилось довольствоваться общением через окно.
Никто не рисковал высовываться туда без одеяла – зима была на диво холодная. Тинкино одеяло, как вы догадались, было именно таким – в черно-бело-зеленую клетку, рисовал их по шерсти какой-то полуслепой великан, от того вышли они огромными и чуть косоватыми.
– Тебе что-нибудь нужно? – кричали под окнами девчонки, задирая головы, дабы увидеть потешную фигурку подруги в окне третьего этажа.
– Матюгальник бы очень пригодился! – не выдержала однажды Тина, уставшая по поводу и без повода напрягать связки.
Друзей и знакомых было много, и почти каждый день кто-нибудь да приходил ее навестить. Подобные визиты сильно скрашивали монотонные больничные будни.
– Пока, пока! – она рискнула оторвать одну руку от подоконника, изображая прощальный жест. И осеклась на полуслове, в палату заглянул врач, и увиденное его явно не порадовало.
– Нам-то все равно! – рявкнул он громовым басом так, что стекла во все еще открытом окне тихонько зазвенели, а обитавшим в больничном парке воронам пришлось пожалеть, что они не перелетные птицы. – Мы, понимаешь, объяснительную напишем, а тебя, молодую и красивую, будет жалко! Марш с окна, и чтоб я там тебя больше не видел, роди сначала, а потом альпинизмом займешься, если время останется... – Раскаты становились все тише по мере его удаления по коридору.
– Да, да... первым делом мы испортим самолеты... – пропела себе под нос Тина и принялась увлеченно чесать остро заточенным карандашом в затылке. Дабы не сойти с ума, она стала разгадывать кроссворды.
Вскоре в процесс была вовлечена вся палата – молоденькие, совсем зеленые, рожающие только потому, что вовремя не сделали аборт, и в возрасте, ждущие второго или даже третьего ребенка, – беременные женщины и сами не заметили, как увлеклись. Кроссворды были солидными по размеру, две газетных полосы как минимум. Дело дошло до того, что однажды у того самого, грозного на весь роддом, врача, посмели выспросить что-то касающееся медицины, уж больно сиротливо выглядело на сплошь исписанном бумажном листе последнее неотгаданнное слово.
– Когда-нибудь... я выйду отсюда! – Молодой женщине уже самой в это не верилось. – И тогда, тогда я напишу книгу, напишу сама, соберу все услышанные здесь истории... Талмуд выйдет потолще, чем «Капитал» Маркса, – мечтала она хмурым февральским утром, глядя, как дождь чертит по стеклу чьи-то линии жизни.
Не хотелось никакой манной каши, душа требовала жаренного на углях мяса и свежих помидорчиков – не более и не менее.
Потом она почти всю ночь вдыхала запах хлорки, которой больничный коридор был пропитан насквозь, бездумно меряя его шагами в сто первый раз, периодически тяжело приваливаясь к стене, пытаясь сосчитать, с какой частотой идут схватки.
Сын был такой же упрямый, как и папа. Его категорически не устраивали пеленки. После самого тщательного, тугого пеленания из кроватки раздавалось кряхтение, а еще через пару минут наружу торчали маленькие кулачки, а Денис довольно улыбался.
Однажды молодая мама не выдержала и пожаловалась патронажной медсестре.
– Надевайте сразу распашонки, никаких проблем, мальчик у вас крупный! – бойко посоветовала та профессиональным тоном.
– Да уж... – озадаченно протянула Тина, – сама бы я ни за что не догадалась, жертва стандартов и стереотипов.
Вот уж кого-кого, а ребенка жертвой стандартов и стереотипов было назвать трудно. Он постоянно путал день с ночью первые полгода жизни и не любил музыку, предназначенную для младенцев, хотя аннотация на диске утверждала, что это специально подобранные для детей звуки. Впрочем, он довольно легко засыпал под Джо Дассена. «Хорошо хоть, что не под «Рамштайн», – усмехалась про себя Тина, в седьмой раз включая один и тот же компакт-диск.
Мама ласково звала его Колокольчиком, и впрямь, Динь номер два оказался на редкость голосистым. Каждый раз, вставая к нему ночью, Тина тихо радовалась, что живут они не в хрущевке с почти картонными стенами.
Массаж, гуляние, купание и, конечно, кормление – ей пришлось пережить то странное ощущение, когда не принадлежишь себе больше, а пуп земли смещается в сторону вон того, пахнущего ромашкой и молоком самого любимого существа на свете.
Иногда она чувствовала себя измочаленной кожурой от банана, на которой, ни разу не споткнувшись, краснознаменный ансамбль песни и пляски имени Александрова в полном составе станцевал гопак.
– И еще одна распашонка, их необходимо гладить с обеих сторон! – мурлыкала под нос очередную инструкцию мамочка, бойко орудуя утюгом.
Тина страшно боялась, что сделает что-нибудь не так и, пожаловавшись однажды Dixi, получила в подарок роскошную «Энциклопедию для пап и мам», в которой имелась таблица, где описывалось, что ребенок должен уметь делать в возрасте одной, двух, трех и так далее недель. С дивной периодичностью мамочка засовала туда свой любопытный нос и убеждалась, что с Динькой все в порядке и развивается он хорошо, лучшего и желать нельзя.
