Текст книги "Когда пропал свет (СИ)"

Автор книги: Тимофей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

 

     Утро наступило точно так же, повторив вчера. Я заставил себя поесть колбасы с хлебом, выпил пару рюмок водки и после этого, почувствовал себя вполне сносно. Взял собранную за ночь пятизарядку, накинул куртку, постоял и заставил себя выглянуть в подъезд. Дверь была немного покорежена в районе замка, но имела вполне пристойный и надежный вид. Замок открывался и закрывался даже лучше, чем раньше. Хмыкнув над такими поворотами судьбы, я закрыл дверь и прокрался вниз по лестнице.

     На площадке первого этажа стоял маленький худой старик в телогрейке. Опершись на перила, он курил и рассматривал вход в квартиру напротив. Там было на что посмотреть: металлическая дверь квартиры была вырвана вместе с косяком и висела на одной петле.

     -Видал? – кивнул старик,

     Потрясенный увиденной картиной, представляя, что было бы, если пришельцы не испугались моего разобранного ружья, я молча сглотнул слюну.

     -К кому-то еще ломились, на третьем этаже. А я думал, я один здесь, все уехали, – задумчиво продолжил старик.

     -Они ко мне ломились. Я их шуганул, да не вышел потом. Вот... ружье собирал.

     -Я тоже не вышел, – вздохнул старик.– Домкратом, что – ли, работают, гады. Ничего не боятся.

     -Домкратом? Каким домкратом? – у меня начали проясняться мозги. – Кто работает домкратом?

     -Мародеры, кто же еще. Двери домкратом выламывают. Шумно, но эффективно. Пользуются моментом, – сплюнул в пролет старик.

     -Вы в ружьях понимаете что-нибудь? – спросил я.

 

     ...Старик, зайдя в квартиру, удовлетворенно хмыкнул, увидев мою берлогу, выпил предложенную водку, быстро разобрал и собрал пятизарядку, хмыкнул еще раз и сказал, что все правильно, только надо дозарядить. Вложил в ружье еще четыре патрона и отставил его к стене.

     -Если на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит. Станиславский. Так что никогда не вешай его на стену. Пусть так у стола постоит…

     Старик выпил еще, представился Петровичем и закурил.

     -Ты-то как здесь?

     -Ну, квартиру охраняю. А вы?

     -Да заехал к родичу пару недель назад проведать, а он в командировку на юга собрался – ну и тоже попросил пожить, поохранять. Семью-то он с собой взял… Ну а что такого, работка не пыльная, место теплое, я согласился… Они там греются, а я здесь сижу, греюсь…– улыбнулся он.

     -Вы на улицу не выходили?

     -А что я там не видел? Хотел вот сейчас выйти, прогуляться.

     -Не стоит.

     Я рассказал ему все, что видел вчера днем. Тот только покрутил головой.

     -В общем, кино и немцы, – констатировал он.

     -Какие немцы?– ошарашенно спросил я – Я думал, что пришельцы это... А это наши… Мародеры…

     Петрович вдруг удивленно взглянул на меня из-под лохматых бровей и захохотал! Он хохотал минут пять, и как же он хохотал! Напряжение последних дней вдруг оставило меня, и я тоже начал смеяться. Наверное, это была истерика. Так мы и смеялись в полумраке в холодной кухне...

     -Ну что, какие планы? Что собираешься делать? – выпив еще водки, спросил старик.

     -Не знаю, – удивился я, – А что можно что-то сделать?

     -Они могут вернуться. Точно вернутся. Не они, так другие. Полные квартиры барахла и ни одного мента. Кто откажется?

     План Петровича был прост: пока светло – закрепить изнутри дверь подъезда. Обойти квартиры и узнать, кто еще остался. Дежурить у окна квартиры Петровича по очереди.

     Охранять чужое барахло мне не хотелось:

     – Они могут проникнуть через техэтаж или чердак.

     -Они что, в темноте видят? Оно им надо? В соседних домах без усилий можно столько взять – будут они здесь ноги об трубы ломать...

     -Петрович, откуда ты знаешь?

     -О здравом смысле слыхал, пацан? 90 процентов людей придерживаются здравого смысла... Или стараются придерживаться… А оставшиеся десять процентов – там уже клиника.

     -Как это?

     -Клиника, пацан, это больные люди. А они долго все равно не живут...

 

     Мы прикрутили ручку двери подъезда к батарее отопления несколькими оборотами толстой алюминиевой проволоки, найденной под лестницей, потом обошли квартиры. Подъезд не подавал признаков жизни.

     Ночь была беспокойна. Если днем было относительно тихо, то сейчас город был освещен огнем пожаров, наполнен выстрелами и криками. Не обошло и нас. Часа в три к дому подъехал грузовик. Я пулей спустился вниз. Петрович со свечой стоял у двери подъезда и спокойным голосом уговаривал кого-то уйти, но за дверью, требуя открыть, орали пьяные мужские и женские голоса. Потом явно несколько человек начали дергать дверь. Проволока натянулась как струна, батарея задрожала. Петрович вцепился в ручку двери, уперся ногами в стену, и повернув голову ко мне, тихо и напряженно сказал: «Беги, Даня, я догоню…». Я вдруг спокойно, (сам себе потом удивился!) и громко сказал: «Назад, стреляю!», отошел и три раза выстрелил в дальнюю стену подъезда. За дверью раздался вой и топот. Все стихло. Петрович хлопнул меня по плечу.

     -Надо выпить. Но сперва…– и кивнул на ручку двери, на которой мы крепили нашу проволочку. Когда я начал стрелять – алюминий уже почти порвался...

     …Остаток ночи был проведен у меня на кухне. Я выставил «Столичной» и коньяк, Петрович согрел тушенку – жизнь была прекрасна...

     -…Даня, слушай! – изрядно хмельным голосом убеждал меня Петрович – Преступность – это нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия жизни! Это не я сказал – это древние сказали и это факт! Посмотри в окно! Зарево видишь? А районы где горит – узнаешь? Квартал, Залог, Сайсары! Сейчас по городу обитатели этих районов рыщут в поисках еды и теплых вещей, квартир с газовым отоплением, домов с печами! И ради этого они любого замочат – у них что, детей нет, которые мерзнут? Возьми, к примеру, Студгородок! Тысячи студентов, брошенных в общежитиях! Хочешь туда сейчас? Как ты думаешь, они сейчас любят своих городских однокурсников?

     -Нне хочу, – соглашался я, не понимая к чему, клонит этот непонятный, всезнающий старик. – И ччто?

      – Да все потому, что мы живем не руководствуясь здравым смыслом! Вот в Америке раз в пятилетку пройдет тайфунчик, имя ему придумают нежное и ласковое, женское.., сорвет он пару крыш, затопит пару улиц – но люди уже сто лет знают, что им делать и куда бежать. Невзирая на лица – миллионер ты или бомж. Их предупреждают и обучают заранее, планы письменные дают, где воду взять, где одежду, где еду. А у нас? У нас тайфунчиков каждый год тысяча! С ласковыми мужскими именами – сантехник Ваня, кочегар Гриша! Они напьются – и мы сидим, яйца морозим! Ладно, ты предусмотрительный, я предусмотрительный – воды запас есть, жратва есть, выпить есть. Сидим и ждем! А другие? Где воду берут? Снег топят? Я тут посчитал, пока кверху брюхом лежал: в четырехподъездном доме по две собаки в подъезде. Собак выгуливают два раза в день. 16 кучек в день умножь на октябрь, ноябрь, декабрь! Грубо полторы тысячи кучек на двор! В каждом ведре снега – скока будет кучек? Где ты там чистый снег видишь? Про жратву и водку я уже не говорю… А почему пожаров столько? Это как раз магазины и ларьки горят, склады да бараки, где перепившиеся от халявной водки жильцы бычки об дощатый пол гасят!

     -Петрович, а от меня-то – ты что хочешь?

     -Даня, тебе дальше жить, детей растить! Власть должна не только деньги с людей собирать, чтобы трубы покупать, те трубы херней обматывать, а потом они все равно лопнут. Здравый смысл в том, чтобы в каждую башку вбить то, что тайфун такой тебе на башку свалиться может. Тогда и порядок будет! – Петрович безнадежно махнул рукой. – Впрочем, бесполезно все это…

     -Слышь, Петрович, а где милиция, солдаты что – ли? Беспредел же… – вдруг тупо спросил я.

     -Военных у нас в городе – только те, кто в военкомате сидят, да еще связистов на окраине чуть-чуть… А у ментов самих: семей нет, что-ли которым так же холодно? В городе туман – самолеты не сядут. В Магане запасной аэропортик маленький – все, что надо не примет. Да…, сейчас все – каждый за себя… Так, что думай, Даня.

     Я смотрел в черное окно. За стеклом мерцало зарево пожаров. Где-то ухало, трещало, гудело сиренами…

     И тут раздался крик…

 

     Петрович молча глядел на меня. Я на него. Опьянения уже не было. Прямо под нашим окном кричала женщина. Снег скрипел и кто-то что-то невнятно бормотал. Взгляды сместились и сошлись на стоявшей в углу пятизарядке…

     …Экспедиционный корпус вышел из подъезда, неслышно двигаясь к углу дома, где женщина уже не кричала, а только доносился плач и чей-то пьяный смех. Петрович навскидку держал ружье, у меня был обрезок трубы и китайская галогенка, которую я пока не врубал. Зайдя за угол, я включил фонарь и увидел…

     Двое бичей, один из них в женской шубе, гоготали над прижавшейся к стене молодой полной женщине, которая была почти раздета. Женщина плакала, слезы снежными струйками оставляли следы на белых щеках…Бич в шубе хохотал и пил из бутылки красное вино, не прикасаясь к горлышку губами и лицо его было залито вином. «Вампир, блин, в натуре вампир!» – подумал я дрожа от возбуждения сделал ему трубой «х-х-хэк!» по затылку «Блин, бейсболист из меня классный был бы!» я почему-то не боялся… Второй отскочил от нас, поскользнулся, упал и завыл тонким голосом. «Бум-м-м!». Вспышка выстрела ослепила всех. Фонарь почему-то погас. Кисло запахло порохом.

     -Э-э, блин, китаезы чертовы…– тряс я фонарь.

     -Это не китайцы…– дрожащим голосом сказал кто-то.

     -Да я про фонарь! – отмахнулся я – Петрович, ты где?

     -Даня, я тут, уходим, Даня!

     -Телку прихвати и руку дай, не вижу ни хрена… – сказал я.

     -Я не телка, я Геля…

 

     Водки Петрович влил в нее немеряно, пока она не перестала дрожать и рыдать. Петрович тихо матерился и сам не отставал от нее. Я сидел у плиты и грел руки. Странно, но в этот момент город затих. Как будто, убийством двух гадов – мы остановили всех.

     Я пил коньяк, как чай и не думал ни о чем. Женщина куталась в одеяло и смотрела на свечу.

     -Тепло… Свет… – бормотнула она, встала и начала хлопотать у плиты, наливая нам чай.

     «Женщина, блин…» – удивился я.

     Петрович улыбался и смотрел на Гелю, которая в моем свитере и Никиных дачных джинсах, смотрелась в полумраке феей из сказки. И тут мы все стали смеяться. Наверное, это была истерика – я стоял в позе бейсболиста, Петрович бумкал и бумкал в воображаемого врага, а Геля присаживалась у плиты и показывала, как плакала, проводя пальчиками по щекам. Но мы хохотали и хохотали, потом налили по рюмке, выпили и вдруг замолчали.

     Геле было лет 30. Она одиноко жила с матерью в в соседнем доме и осталась с ней. Ехать было некуда, да и мать болела. Прошлой ночью она умерла и Геля осталась одна. Еще до этого она видела свет в нашем окне и наконец решила добраться до живых людей. «Иначе бы с ума сошла…» – объяснила она.

     – И самое смешное, я им сначала обрадовалась! Думала – мужчина и женщина, не обидят… – рассказывала она про встречу с бичами, – Я навстречу им побежала, кричу, а она, в шубе, поворачивается – а там…!

     Мы уже не смеялись, но тут улыбнулись.

     -М-да…– сказал Петрович. – Несимпатичные, конечно…

     Когда прошел приступ смеха, Геля сказала:

     -А потом вы, как Бетмены…

     Петрович встал, взял ружье и вставил в него пятый патрон. Фонарик, стоявший на подоконнике, вдруг зажегся. И тут же город как проснулся – за окном вдалеке раздался взрыв, стекло стало красным и грохотнула перестрелка. Все стало на свои, уже ставшими привычными, места.

     -Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…– вздохнул Петрович.

 

     Глава 4. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. МЫШИНЫЙ КОРОЛЬ. – 48º.

 

     Утром я потратил оставшийся литр воды на то, чтобы умыться. Просто морды у нас у всех были уже зеленоватыми. О том, чтобы поберечь запасы – до появления Петровича я как-то не думал. Жрать снег после его слов мне как-то не хотелось. Теперь надо было искать воду.

     -Есть два пути. Или бродить по окрестностям воду искать, что чревато. Или ломать двери. Что противозаконно… – подвел резюме под проблемой Петрович.

     -А зачем двери-то ломать? – спросила Геля.

     -Нормальные люди всегда отстаивают воду, прежде чем пить! Значит, в брошенных квартирах вода должна быть… – здравосмыслил Петрович.       -Такая вода и у нас есть, – вздохнула Геля, – точнее, уже у меня. Но там мама…

 

     Соседний дом был по проекту такой же, как наш. Один в один. В подъезде, на лестничной клетке – лежал мужчина в теплом пуховике, с карабином в руках. Второй – в разорванном полушубке – лежал ниже.

     -Дядя Толя из 13 квартиры… – закрыла рот рукой Геля. – Я ночью о них запнулась, значит… А стрельба была дня три назад.

     -Надо и в 13-ю заглянуть, – прагматично сказал Петрович – может, живые есть… Защищал же он кого-то…

     Сперва зашли к Геле. Ее мать лежала на кровати в зале, прибранная. «…Блин, откуда я и слова такие то знаю…» – как-то отрешенно подумал я. На глазах у нее лежали два медных дореволюционных пятака.

     -Она знала, что скоро умрет, – сказала Геля. – Месяц назад показала, где пятаки лежат… Я шутила тогда… Сейчас сделала все, как она сказала…

     Воды было три пятилитровых баллона.

     -Она замерзла, но чистая… – как бы оправдывалась Геля, – я ее как раз набрала вечером, а утром света уже не было…

 

     В 13 квартире кто-то стоял за дверью. Я постучал. Дверь не открыли, но отчетливо раздался детский плач.

     -Тетя Ануш, это я, Геля! – закричала Геля. – Я...! Откройте!

     -Геля-я-а-а…

     В квартире было на удивление тепло. В центре комнаты стоял газовый обогреватель с баллоном, вокруг него сидели несколько детей и две женщины. На диване лежал мужчина без сознания.

     -М-да, – сказал Петрович, – Ташкент. Что случилось?

     -Свет ушел, – сказала пожилая полная женщина в черном платке, перебиравшая в руках четки. На ее смуглом лице выделялись жесткие черные усики.

     -Это я уже ощутил… как – то… – невесело усмехнулся Петрович и сказал, показывая пальцем в угол комнаты, –       Кончай в меня целиться, а?

     Из темноты вышел мальчик лет 13-ти, по глаза укутанный в одеяло. Из одеяла торчала маленькая ручка с большим пистолетом.

     -Браво. Макаров. Настоящий? – Петрович сел на край дивана.

     -Ага. Отца, – мальчик опустил пистолет и сел на ковер. – А вы кто?

     -Соседи! Они хорошие, Гамлет! Они спасли меня! – вдруг лихорадочно заговорила Геля, – Не бойтесь никого! Это помощь!

     -А что… с ним? – почему-то повел я стволом пятизарядки на мужчину.

     -Простыл… Он вообще-то перед тем как свет ушел, к нам приехал… Из Армении. – сказала пожилая женщина с усами и в платке. – Родственник. У нас там тоже тепло отключают, но он не привык к такому холоду…– зябко повела она плечами.

     -Соседи есть? Остался кто-нибудь? – спросил Петрович.

     -Есть. Шум слышно, но мы боимся выходить. Я бы вышел, но меня тетка не пускает… – ответил Гамлет.

     -Пойдем посмотрим, – сказал Петрович. – А то нам не откроют, мы незнакомые все-таки им.

     Мы втроем обошли подъезд. Потом вошли во второй. На удивление обнаружилось много людей. Всего собралось человек 15. Мужчин было двое. Оба молчали. Остальные найденные были страшно рады увидеть других.

     Петрович отозвал меня в угол.

     -Ну и что ты скажешь?

     -Ну, наверное, я рад…

     -Ну… Я тоже, наверное. Но что делать дальше?

     -Нне знаю…– понял я всю глубину ситуации…

 

     Все сидели в комнате и молчали. Блин, похороны в доме… Женщины и молчаливые дети…

     -Ладно, – сказал Петрович. – Или будем коммуну устраивать или опять по углам?

     -Коммуну! – закричали дети. Кажется, они восприняли ситуацию, уже как большую игру, в которой опять будет нестрашно, как до ухода света. Взрослые только вздохнули. Всем вроде стало легче. Женщины тут же стали составлять список продуктов и проверять запасы воды.

     -Петрович, на секунду можно тебя? – незаметно отозвал я старика. – Слушай, но я же должен дом охранять, я не могу тут оставаться?

     -Ты, что… – потерял дар речи Петрович, – е…нулся? А как они?

     -Ну вас много… И я буду приходить… А иначе смысла в моем сидении в хате не было никакого… Дед же приедет!

     -Я с ним буду, – встряла вдруг Геля, – а еще мы телефон можем протянуть…

     Мы с Петровичем посмотрели на нее как на сумасшедшую.

     Телефон Геля принесла из дома. Два телефона. Два китайских телефончика для детей с лампочками и на маленьких батарейках. Но они исправно звонили, мигали лампочками и связь была! Провода конечно не хватало, но один из мужиков, который все время молчал, вдруг хмыкнул и притащил моток телефонного провода – «лапши», как назвал ее Петрович.

     -Будет работать. Тем более твое окно на этот подъезд выходит – дополнительный пост охраны, в общем. Тоже дело.

     -Петрович, какой на хрен пост? Ты вообще откуда такого нахватался! – вдруг заорала Геля. – Петрович, да кто ты есть-то? Говори, блин, гад седой!

     -Спокойствие и только спокойствие, – заулыбался старик, – я тя еще удивлю, Гелия!

     -Геля я… – сквозь слезы тоже улыбнулась Геля, – гад, ты Петрович…

 

     Вечером, в одиночестве, я лежал и читал Булгакова. В Киев входили красные... Свечи тихо шипели, ночь только началась и город молчал. Изредка я посматривал в окно и видел освещенное огоньками окно, за которым мелькали тени и кажется, даже доносилось пение. Геля забавляла детей, как могла.

     Потом под окном заскрипел снег...

 

     -Але, это я. Кто-то пришел! Закройтесь и затихните! Оружие приготовьте! Кто-то идет. Пешком. Где Петрович? – шептал я в трубку, – Геля, где Петрович?

     -Сейчас, сейчас… – отозвался детский голос откуда-то из космоса, – Дедушка, дедушка!

     Трубку взял Петрович. – Че, пацан, там у тебя?

     -Люди подошли… И хреновое у меня предчувствие… Закройтесь и следите. Свет погасите…

     Дверь подъезда хлопнула и к моей двери кто-то подошел.

     Я тихо опустил трубку.

     -Даня, ты дома? – спросил кто-то голосом моего однокурсника Кольки, к которому я так и не попал в гости…

     Блин, я чуть не заорал от восторга!

     Это был не Колька, а его старший брат Мишка. Почему-то мы их так называли: Колька, Мишка, Андрюха. И сестру их все называли Зойкой. И у всех круглые розовые, всегда улыбающиеся физиономии! При их похожести своими круглыми лицами и одинаковой безалаберности, ну не тянули они на полные имена! Хотя, может, все называли их так по примеру родителей, которые постоянно сидели на кухне за бесконечными разговорами, попивая брагу, которая отлично получалась у необъятной мамаши Кольки. Родители Кольки были обычными работягами, тянувшими всю жизнь лямку на предприятиях Якутска, поставившими перед собой задачу дать своим отпрыскам хорошее образование. Помимо старших детей в семье было еще трое «мелких», без устали ползавших по квартире, и которых так и называли, вкладывая в слова тщательно скрываемую заботу. В общем, в доме Кольки был бедлам, в котором всегда пахло пирожками и борщом. Я любил туда приходить.

     …Сейчас Колькин брат сидел на табурете посреди кухни и как-то боком, несчастно смотрел на меня. С ним было еще трое парней его возраста, девушка с безумными глазами и у этих четверых были охотничьи ружья. Вид у них был не очень-то дружелюбный. Но я все равно идиотски улыбался, радовался знакомому лицу и не обращал на остальных внимания.

     -Слышь, братан, водки налей, – хмуро сказал старший из вновь прибывших. На его башке болталась новенькая норковая шапка не по размеру. Я вдруг вспомнил, кого он мне напоминал: блин, да это вылитый мышиный король из «Щелкунчика»!

     -А, да, щас… – очнулся я и вдруг новыми глазами посмотрел на сопровождавших его парней. Они не опускали ружей и держали их, как в фильме Клинта Иствуда, на скрещенных на груди руках. Один контролировал дверь, старший смотрел на меня не отрываясь, третий… – контролировал меня? По крайней мере, ствол качался около моего затылка.

     -Так, значит – пойдем побазарим… – тихо сказал старший, – вон там в комнате, пошепчемся…

     Колька вздрогнул. Я вздрогнул тоже. Стоявший сзади вдруг дернулся – я понял это по метнувшейся по стене тени и тут же мир взорвался… и ночь обняла меня…

 

     …Все залито кроваво-красным цветом. Вокруг меня стояли четверо в темных плащах с огромными капюшонами.

     – Серый, ты хочешь его убить? – спросил женский голос.

     -Да, сестра. Мы должны его убить, – ответил ей спокойный мертвый голос.

     -За что мы должны его убить, Серый? – так же мертво спросил кто-то.

     -Он – город.

     -Город? – сказал тот же голос.

     -Пока он живет – этот город живет. И поэтому он должен умереть. Он не может жить… – сказала женщина.

     -Так не живут… – согласился чей-то голос.

     -Кто приведет приговор в исполнение? – спросила женщина.

     -Я, – ответили три мужских голоса.

 

     Я очнулся. Затылок онемел, но от него расходились волны жгучей боли. Блин, он меня прикладом ударил! «Со спины, гад, бил!» – пронеслось в голове… Я приподнялся над столом, на котором полулежал.

     -Слышь, ты… Мышиный король… – скорее прошептал, чем сказал я.

     -Какой король? – не понял Серый. – Ты кем меня назвал, сучара?

     -Дай позвонить…

     -Ты гонишь, – удивился еще больше Серый. – Какой на хрен телефон тебе?

     -Этот. – сказал я. Игрушечный телефончик стоял передо мной на столе

     -Щас… – я протянул руку и поднял трубку. Все посмотрели на меня, как на идиота. Я напрягся и с умным видом сказал в трубку:

     – Короче, Петрович, пришел брат однокурсника, ну я про него тебе говорил. С тремя пацанами. У них оружие. И, кажется…, у меня проблемы.

     Старший засмеялся и выхватил у меня трубку, глумливо поднес к уху, держа двумя пальчиками и тут выражение лица у него стало меняться на глазах.

     -Я понял, понял. Да не бандиты мы. Отряд самообороны. Работаем с милицией. Ну, типа, дружинники… С нами задержанный. Отрабатываем его информацию. Щас отработаем, понял?

     Положил трубку. Повернулся к своим и сказал:

     -Там какой-то мент… Патруль. Сейчас подойдут сюда...

     Через пару минут во дворе раздался шум.

     Один из пришедших подошел к окну и прижался к нему лицом.

     -Слышь, Серый… Там народу… Менты с ними, с автоматами… Сваливаем?

     «Какие на хрен менты? Че там происходит?» – опять как дисплее пронеслись в голове мысли, но за последние дни удивить меня чем-либо – было уже трудно. Я сказал, еле ворочая языком:

     -Договоримся? Уходите через чердак, тогда я скажу им, что вы ушли до их прихода через подъезд. Мишку оставляете со мной.

     -Ладно, брателло, уйдем мы… Но и ты, не дай бог… Все равно же пересечемся… – нервно сказал старший и они выскочили в коридор.

     Внизу хлопнула дверь. По лестнице поднимались люди.

     -Блин, – закачался на табурете Мишка, – а я думал уже все… Ну, Даня, должник я твой по жизни…

 

     В кухне стало тесно от набившегося в него народа. Тетка Ануш воинственно размахивала кухонным топориком и что-то быстро кричала по-армянски, Петрович стоял у окна с пятизарядкой, Геля опять стояла у плиты и что-то кипятила. Два, заросших щетиной, капитана милиции в серых полушубках, сидели у стола с Мишкой и что-то помечали у себя в блокнотах. В общем, оказалось, что в том районе, где жили семья Кольки, по улице проехала машина милиции с громкоговорителем, по которому мужское население приглашали принять участие в народной дружине. Мишка оделся потеплее и пошел на сборный пункт. Там его напоили водкой, дали повязку и отправили с этими тремя парнями патрулировать улицу. По ходу дела парни распотрошили две квартиры и когда Мишка, нашел в себе силы возмутиться – избили его и сняли теплую одежду. К общему несчастью, до того, как потрошили квартиры, Мишка в пьяном виде уговаривал «патруль» проверить мой адрес, мол, там «к-классный парень живет!». Ну и хвастанул, что у меня упакованная «хата»…

     Капитаны спрятали блокноты, посидели, попили чай, потом один как-то невзначай спросил:

     -А как райончик-то ваш называется?

     (Тетка Ануш сказала: «Вай ме…»).

     -А вы сами-то откуда? – как-то медленно спросил Петрович.

     -Я? С Намцев, Василий. А Андрей с Вилюйска. Сегодня приехали, – степенно сказал капитан постарше. – Ваши-то менты все на окраинах, там говорят, вообще бойня. А нас, с райотделов, сюда – на патруль. Ни машин, ни раций. Города не знаем, пистолет, автомат и революционное правосознание. Дружинники, конечно, помогают, но попадаются и такие помощнички… Ладно, пошли мы. Помощи не обещаем. Самим бы дойти до пункта сбора, без приключений. С телефоном вы хорошо придумали…

 

      И вот опять мы одни. Мишку патруль пообещал довести до дома. Мы с Петровичем стояли у окна и смотрели, как Мишка понуро идет между капитанами, словно конвоируемый. На его месте я бы тоже сейчас держался как можно ближе к вооруженным людям. Светало. Страшно хотелось спать. Город утих.

     -Заметил, Даня? Тихо становится. Что ни день – то все тише и тише. И машин все больше ездит! – преувеличенно бодро сказал Петрович. – Так гляди скоро и утихнет все!

     -Аха, – бормотнула сонная Геля, лежавшая на кресле-кровати.– Щас, газ вырубят – и точно все утихнет…

      -Костры будем жечь! Палатки поставим! – заорал я. – Мебели на дрова хватит!

     -Землянки копать, размножением заниматься, мамонтов загонять… – бормотала Геля. – Кто мне топор каменный из шлакоблока смастерит, оптимисты, блин?

     И тут мигнула лампочка… Подрожала и разгорелась…

 

     -А-а-а-а! – орал Петрович, потрясая ружьем. То, что он выделывал в центре кухни – напоминало какой-то ритуальный африканский танец. Геля беззвучно плакала в углу кресла. Телефончик мигал огоньками и звонил и звонил бессмысленной мелодией, а я налил себе серебряный стопарик Деда и сел у стены кухни.

     Город проснулся звуками выстрелов и криками радости. Через мгновение на улице появились люди. И еще чуть позже в воздух поднялся фейерверк!

     Ведь до Нового года оставалось совсем ничего…

     Глава 5. ДЕНЬ ПЯТЫЙ. КОМИССИЯ. – 46º.

 

     Веселились мы недолго. Лампочка погасла через три минуты. Мы как раз стояли около стола с налитыми рюмками и смотрели на нее влюбленными глазами.

     – Ну, давайте за то, чтобы теперь, когда мы столько пережили вместе… – начала Геля.

     Тут лампочка погасла и стало совсем темно. Темнее, чем было раньше. Свечи Геля уже потушила. Мы стояли темными тенями вокруг стола, по-дурацки сжимая в руках холодные рюмки.

     – Ну, что, Гелия, – выпил свою рюмку Петрович и обыденно продолжил, – зажигай свечи, что ли…

     Гелия вздохнула и стала шарить по столу, ища спички.

     Я сел.

     -Ничо-о-о, Даня… – сказал Петрович, прикурив. – У нас в лагере всегда так было. После обрыва линии – день света нет, а когда починят – сперва пробно дают его минут на пять, проверяют. А потом скрутят провода уже намертво, чтобы опять не порвался и уже включают как обычно. Провод он же алюминиевый… Слабенький оказывается…

     -Слабенький? А ты не знал? – почему-то злобно спросил я.

     -Если бы знал, то тогда ночью, когда дверь прикручивал, я бы его так прикрутил… Но я же зацепил просто. Чтобы выходить иногда… Теперь знаю.

     -А в каком лагере? – испуганно спросила Геля, прижав ладонь ко рту. Она уже нашла спички и зажгла свечи.

     -В пионерском… – усмехнулся Петрович. – На зоне. Я в тайге сидел. Снег убирал.

     -А за что? – не унималась Геля, отодвигаясь от Петровича.

     -Людоеды мы… Вот за это и сидел… – сделал страшные глаза Петрович и внезапно подсветил себе лицо свечкой снизу. – Похож-ж-ж, Хе-е-ли-я-я???

     Эффект превзошел ожидания. Мы с Гелей хохотали до икоты. Петрович, видимо, где-то видел, как дети подсвечивают себе лицо фонариком, играя в вампиров. Но тут он добился обратного эффекта, превратившись в маленького гнома.

     -Выпить надо… – успокоилась Геля. – За что сидел-то, старый?

     -Колись, колись, – поддакнул я, отсмеявшись.– А то и точно, вот так живем вместе и не знаем, а вдруг ты ночью всех передушишь.

     -А ни за что. По моей статье все сидят ни за что. А потом так сложилось, что посадили. Не повезло. Ладно, давайте тетку Ануш проверим и по нарам. А то там, наверное, приуныли все…

 

     У тетки Ануш уныния не было. Женщины сидели вокруг обогревателя и пели что-то тихими голосами. Дети устроили в углу кучу-малу. Мужчина, лежавший на диване, уже полусидел, упершись спиной в подушку и Ануш поила его из огромной кружки.

     -А вот и мужчины подошли, – повернулась она к нам. – Что, пробный свет давали, да?

     -Да, конечно, Ануш, – ответил Петрович. – Линии проверяют. Скоро свет дадут. Не сегодня, так завтра.

     -Вот, и у нас, в Ереване, так было, – вздохнула она, – когда турки электростанцию нам выключали, свет то дадут, то выключат… Целую зиму так жили.

     -Грант очнулся, – продолжила она, – как свет увидел, так глаза и открыл… Теперь жить будет…

     Мы с Петровичем вернулись домой. Устраиваясь спать, я спросил Петровича:

     -А в лагере у вас что, тоже по несколько дней света не было?

     -Смеешься, – зевнув, повернулся на бок Петрович. – Максимум полдня. А то разбегутся же все. А здесь – не сбегут…

 

     На следующее утро, мы с Петровичем пили чай у окна, когда во двор заехал милицейский уазик. Из него бодро выскочил милиционер по имени Андрей, закинул автомат за спину и бодро побежал к нашему подъезд.

     -Здорово, мужики, – сказал он, стряхивая снег с шапки. – Ждите гостей. Комиссия по городу ездит, проверяет, как кто живет. Я ваш адрес дал, отсигналил, что здесь много гражданских… Обещали продукты, обогреватели, одеяла. С Москвы помощь идет. Свет вчера видали?

     -Видали, – усмехнулся Петрович. – Власти репетировали сцену всенародного ликования по поводу подачи света, что ли?

     -Ладно, пошли – вон машины во двор заезжают… – загрохотал мерзлыми унтами мент.

     Во дворе уже стоял грузовик, возле которого строились солдаты. Тут же во двор заехал темный джип и остановился возле нас. Из джипа выскочил грузный подполковник в бушлате с серыми буквами «МЧС» и открыл переднюю дверь, откуда высунулась полная нога в унтах с бисерной вышивкой.

     -Ну, где здесь… – недовольно спросила ее обладательница – женщина в дорогой шубе, неуклюже спускаясь на снег.

     -Там…– заторопился я, махнув рукой с ружьем в сторону подъезда тетки Ануш. – Пойдемте со мной.