Текст книги "Когда пропал свет (СИ)"

Автор книги: Тимофей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

     Тут меня остановил подполковник, перехватив цевье пятизарядки.

     -Документы на оружие есть? – спросил он, глядя на меня немигающими глазами.

     Я непонимающе лупил на него глаза. Какие на хрен документы? Подполковник настойчиво тянул на себя пятизарядку. «…Отберет, тогда хана…» – пронеслась по дисплею в голове надпись.

     -Так точно, товарищ подполковник! – сбоку успокаивающе рявкнул Василий. – Проверял лично. Все в порядке!

     -Ну ладно… Посмотрим…, – как-то многозначительно нехорошо хмыкнул подполковник и отпустил ствол. Я прижал ружье к груди, отступил за спины и уже молча смотрел, как процессия двинулась вперед. «…Ну, Василий, с меня пузырь…» Опомнился и заторопился догнать «Комиссию», как тут же испуганно назвал прибывших.

     Войдя в подъезд и увидев трупы, женщина брезгливо приподняла полы шубы и попыталась перешагнуть первый. Поскользнувшись на льду, чуть не упала:

     -Что, убрать не могли… Люди же.

     -Примерзли… – сказал откуда-то сзади невидимый Петрович.

     -Убрать! – скомандовал подполковник. Двое солдат протиснулись вперед и оскальзываясь, начали отрывать труп ото льда. Голова и туловище оторвались довольно легко, а нижняя часть вмерзла в лед основательно и никак не отрывалась. Солдаты кряхтели. Голова моталась из стороны в сторону, скалясь мертвой улыбкой. Из кровавого льда торчали ошметки волос. Солдаты остановились и смотрели на подполковника, держа труп на весу.

     -Да ладно, бросьте, – сказала женщина. – Я уже перешла. Тут темно, свет давайте!

     Труп глухо стукнул об лед, когда Комиссия прошла вперед.

     В квартире у тетки Ануш было людно. Люди стояли вдоль стен комнаты и смотрели на вошедших. Женщина в шубе зажала нос платком, указав рукой в сторону Ануш.

     -Вы что, все здесь не местные?

     Женщины зашумели:

     – Местные мы, местные, здесь все живем!

     Подполковнику передали уже готовый список, и он стал переписывать его в свой блокнот.

     -Газом как несет… – женщина в шубе морщила нос. Я принюхался. Пахло не только газом.

     -Что, мальчик, обогреватель помогает? – обратилась она ко мне

     -Э-э-э, да вроде… – растерялся я, пожав плечами. – А…

     -Витя, обогреватель тут есть, отметку поставь! – Не дослушав меня, внезапно, громким визгливым голосом, скомандовала она подполковнику. – Ребята, занесите два ящика тушенки и мешок макарон! – ткнула пальцем она в солдат. Те послушно затопали валенками вниз по лестнице. – Труп? – ткнула она в Гранта. – Опять лень вынести? У себя на родине тоже с трупами спите?

     Грант открыл глаза и, видимо, ничего не понимая, смотрел на женщину, которая, несмотря на дорогую шубу, стала похожей на торговку с базара.

      -Живой? – не смутилась торговка. – Еще больные есть? Учтите, повезем в кузове! Прописка местная есть? Если нет, не берем!

     -А ты кто, женщина? – спросила Ануш, скрестив руки на груди. Армянский акцент у нее усилился. – Не кричи, а?

     -Я представитель Чрезвычайного комитета!

     -Чекистка, значит… – усмехнулся Петрович, вдруг материализовавшись из воздуха за спиной у Ануш..

     -Не хами, Петрович! – вдруг окрысился подполковник, захлопнув блокнот.

     -Узнал, начальник… – по блатному ссутулился Петрович, на глазах из благодушного старичка превратившись в обитателя барака – Ты, никак Эм-Чэ-Эс, теперь… На пенсии подполковника получил?

     -Я кадровый офицер! – почему-то начал оправдываться подполковник. – Я…

     -А скажи мне, кадровый офицер… У вас там в МЧС аварийный план-то какой-нибудь на такой случай был?

     -Обязательно, обязательно…– торопился подполковник, – у нас целый отдел специальный….

     -Аха…Целый отдел одну фразу наверное за все эти годы родил: «Спасайся, кто как может!»… Ладно … – отвернулся Петрович.

     Подполковник посмотрел на женщину в шубе и вдруг окрысился.

     -Э-э, не дали мне тебя на зоне…, не дали… – тыкал блокнотом себе в полушубок подполковник, никак не попадая за пазуху. – Я бы тебя…

     -А ты там в Эм-Чэ-Эс рассказал в кадрах, – заулыбался Петрович, опять превратившись в маленького гнома, – за что тебя из лагеря попросили-то? Неужели нет?

     -Все, все, пошли отсюда, – потащил подполковник за собой женщину в шубе, – адресов у нас много еще…

     Трупов в подъезде уже не было. Солдаты все-таки выдрали их изо льда и бросили с подъезда в палисадник, где они лежали, обнявшись.

     Указание насчет продуктов выполнялось, но солдаты еще только выгружали мешки. Подполковник угрюмо курил у джипа, где уже грелась чекистка.

     Петрович, не спеша, подошел к нему, прикурил и они отошли за джип.

     После короткого разговора подполковник подошел к грузовику, сказал что-то негромко, и солдаты начали заносить в подъезд дополнительные коробки, мешки и тюки с одеялами. Трое потащили импортные ящики с нарисованными на них языками огня.

     -Это что! Вы куда! – высунулась тут женщина из джипа. – Немедленно назад!

     Солдат посмотрел на нее, потом на подполковника с отсутствующим видом, курившим у открытого кузова грузовика, и несмело пошел дальше к подъезду.

     Женщина выскочила из джипа и, пыхтя, начала отбирать коробку у недоумевающего солдата. Тот не удержал ее и уронил на снег.

     -Что за самоуправство! Под суд… – задыхаясь, пинала она унтами коробку, из которой выпал никелированный керосиновый обогреватель. – Меня… Меня… Ослушаться… Под суд! – в полный голос ввизгнула она. Обогреватель, будто услышав это, разлетелся на части под ее ногой.

      Подполковник подскочил сзади, обнял женщину за шубу и потащил в сторону джипа, что-то шепча. Шуба отбивалась от него, маша черными лохматыми лапами, но хватка подполковника была мертвой: он тут же гладил спину женщины, не отрываясь, ненавидяще, смотря на Петровича, который курил неподалеку. Потом подполковник запихнул шубу в машину, махнул солдату и крикнул:

     -Осколки в коробку и в машину. Новый – из машины в подъезд. Все.

 

     -Тесен мир, Даня, ох как тесен, – присел Петрович у нового обогревателя, который быстро наполнил нашу кухоньку теплом.

     -А он кто, подполковник этот? – спросила Геля, хлопоча у плиты, – большой человек, добрый, тетка только макароны и тушенку хотела дать, а он и обогреватели и молоко… Спирт…

     -Чем ты его взял, Петрович? – спросил я, разбавляя спирт, соблюдая пропорции, как объяснил Петрович.

      -Он у нас на зоне хозяйством заведовал. Ну, поставки продовольствия, одежды, туда-сюда... Воровал, конечно, помалеху. Ну, должность обязывает, все понимают. Но когда зарвался и в зону гниль мясную привез – мы с ним поговорили…

     – А как с ним поговорили? Припугнули, что ли? – Разлил я спирт.

     -Спирт пьют не рюмками, Даня, посуду надо попроще…

     Я достал стаканчики. Все-таки когда тепло – смотришь на все иначе…

     -Да нет… Пугать их – только злить. Конвертик с копией договора, по которому он гнилое мясо покупал, сертификат подлинный на гнилье, сумма отката названа, фамилии торгашей, которые ему мясо поставили – у братвы тоже свои следователи есть, когда надо. Если засветить все: голимый пятерик майору светил, в ментовской зоне. Майором он тогда был. А у майора семья и кроме зоны, он по жизни ничего не умеет... А я когда покурить к нему отошел, на понт его взял… Продолжил тему насчет кадров МЧС. Вот он по полной программе и отсыпал нам. Кстати, я потом спросил его, мол, не много дает ли… Он говорит – все по нормам чрезвычайного положения, согласно списка. Блин, заглянуть бы в эти нормы – мнится мне, недодал жучара все-таки… Ну, выпьем!

 

     Город вроде стал оживать. По крайней мере, шума проезжавших машин стало больше и над городом постоянно гудели самолеты. В одном из эмчээсовских ящиков мы нашли радиоприемники и батарейки к ним. Правда, они почему – то брали только одну волну, по которой передавали классическую музыку и сводку погоды. Потом врубили инструкцию по выживанию в экстремальных условиях, которая была записана явно заранее и предусматривала, кажется, все случаи жизни, начиная с прибытия инопланетян и заканчивая эпидемией сибирской язвы. Когда дикторша добрым, хорошо поставленным голосом сказала: «при угрозе затопления – поднимитесь на крыши домов и передавайте сигналы подручными средствами, например, привязав яркую материю к шесту…» – изрядно выпивший, Петрович, позвонил тетке Ануш и дал указание привязать к швабре яркую тряпку. У Ануш тоже слушали радио и указание восприняли правильно…

     Ночь шла спокойно, но вдруг недалеко от нас резко застучали автоматы. Петрович столкнул меня с кресла под радиатор. Я спросонья ничего не понимал. Стреляли очередями, не жалея патронов.

     -Совсем рядом стреляют… Солдаты перепились, что ли… – задумчиво сказал Петрович, сидя рядом со мной на полу, под окном.

     -Почему солдаты?

     -Только из автоматов долбят. И не профессионально, патронов не берегут. Когда длинной лупишь – точности никакой. Только страх свой убиваешь…

     Перестрелка стихла. Теперь издалека доносился длинный протяжный крик.

     -Раненый кричит…

     -Выйдем? – спросил я, скосив глаза на ружье.

     -Кончилось время выходить, патрули на улицах. Увидят гражданского с оружием – кончат сразу, не разбираясь. А ля гер, ком а ля гер…

 

     Глава 7. ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. МЕНТЫ. – 43º.

 

     Было еще темно, когда в нашу дверь постучали. Петрович встал в коридоре, направив ствол в сторону двери, я, со свечой и держа за спиной якутский нож, громко крикнул:

     -Кто там?

     -Патруль! Даня, это я, Андрей!

     В квартиру ввалилось несколько человек. Прихожая сразу сократилась в размерах. Запахло мерзлым металлом.

     -Водка есть, Даня? Петрович где? Чаю горячего! Блин, померзли совсем… – Андрей, капитан с Вилюйска, неуклюже стягивал ремень автомата через голову, не снимая шапки.

     -Далеко оказалось от штаба… – молодой парень с погонами армейского лейтенанта зажал в руках кружку с чаем. Щеки у него были неестественно белого цвета.

     -Э, парень, да ты обморозился… – сказал Петрович.

     Я придвинулся ближе: впервые в жизни видел, как обмораживаются…

     -Мороз и ветер, день, бля, чудесный – виновато сказал лейтенант, – я и сам не заметил… Сперва вроде мерзло лицо, а потом перестало – я обрадовался даже, подумал, что привыкло к холоду…

     -Привыкло…– хмыкнул прапорщик – пожилой мужик с внешностью деревенского тракториста. – Ты, лейтенант, прям как дите малое…

     -Ну ты! Опытный… – рассердился Петрович, – смотреть надо на морозе друг за другом! Не знаете что ли?

     -Снегом, говорят, надо растереть… – сказал прапорщик.

     -Ты что, е…нулся, мужик, такие советы давать? Венки на щеках в лед превратились, начнешь тереть – сразу полопаются! Останутся у него на морде пятна на всю жизнь,– покрутил Петрович пальцем у виска, глядя на прапорщика, – Молод он еще, с пятнами на морде ходить...Леопарда, блин, нашли... До обморожения надо было растирать, я так понимаю… А если корочка уже на щеках – лучше не рисковать, приложи вон полотенце… Пусть отогревается.

     Лейтенант с полотенцем у лица понуро сел в углу. Перспектива стать леопардом его явно не радовала.

     Прапорщик, несмотря на всю его тертость, видимо тоже не хило промерз. Он жадно смотрел на то, как я наливаю в стакан разбавленный спирт и когда я хотел убрать бутылку, прижал пальцем горлышко к краю, пока стакан не наполнился полностью. Взял стакан и выпил как воду.

     -Ух, как Христос в лапоточках по душе прошел… – откинулся он в кресле. – Вот сейчас отогрелся…

     На улице серело.

     Старшим был худощавый русский майор с длинным костистым лицом. Он молча смотрел в окно.

     -Оружие протрите, выйдем – замерзнет, как стрелять будете… – повернулся он к остальным. – И водки больше не пейте. Чай вон со сгущенкой – нам еще два часа минимум на улице болтаться.

     Лейтенант отставил пустой стакан и послушно взял в руки автомат. Я подал ему еще одно полотенце.

     -Что слышно ночью было? Кто приходил? – обратился к нам майор.

     -Перестрелка была. Часа в четыре. Минут пять стреляли. Недалеко. Раненый потом кричал. Потом затих. Звук удалялся, как будто уносили его. Но в тот момент уже не стреляли, – буднично ответил Петрович.

     -Раненый? – все повернулись к Петровичу, – точно?

     -Ну, не рожал же он…

     -Что у нас по раненому? – повернулся майор к лейтенанту.

     -По информации раненых у нас не было. Наши все в голову. Огнестрелы.

     -Передай на базу, что свидетели говорят о раненом, – кивнул майор и лейтенант взялся за рацию. Майор повернулся к Петровичу. – Тут такое дело, дед. Днем напали на солдат из патруля, отобрали автоматы. А ночью милиционеров постреляли. Двое в машине сидели, двое на адресе были. Кто-то подошел и в машину из автомата – прямо через стекла и двери. Те, кто в машине даже дернуться не успели. Те, кто на адресе были – ломанулись на выстрелы, но их на выходе встретили.

     -А на адресе, что, криков не слышали?

     -Семья там жила. Участкового местного. Он на службе ночевал уже несколько дней, время от времени заезжал домой, проверить. Вчера днем заехал – а там все убиты. Ограбление вроде… Опергруппа отработала, тела увезли… Ночью участковый в патруле был, опять домой поехал… В общем, дальше вы знаете. Свидетелей никого вокруг не нашли, или уехали или двери не открывали. Ночь же была. Вот нас на повторный обход отправили.

     Группа, которая забрела к нам, нуждалась в проводнике. Все были из разряда «сами мы не местные…». В смысле, среди них не было никого, кто знал бы район хотя бы примерно: майор – был особистом полка внутренних войск, который уже был введен в город для наведения порядка. Лейтенант и прапорщик были его подчиненными. Андрей был придан группе как представитель местной милиции. Видимо для украшения и соблюдения инструкции. В общем, нам пришлось собираться, брать свой карамультук и идти проводить экскурсию. Петрович, соответственно, пошел со мной – «понятым буду», хмуро буркнул он, накидывая пуховик на свой ватничек. После чего, соответственно, отобрал у меня ружье и пошел впереди всех. Мы шли в тумане по пустынным дворам.

     -…Че у вас тут туман такой… Не видать ни хрена… – просипел прапорщик, пытавшийся негнущимися пальцами соединить вязки ушанки под подбородком.

     Тумана было не так и много по обычным меркам.

     -Это еще ничего. Вот если бы транспорт по улицам ездил – тогда бы точно ни хрена не видно было.

     -Почему это? – повернулся ко мне лейтенант.

     -Выхлопы не поднимаются. Движение большое, все дымят – смог остывший стоит у земли. Ветра нет, к вечеру как в Лондоне…

     Разговаривали мало. Холодно.

     Мы подошли к дому, адрес которого назвал майор. У второго от края дома подъезда стоял уазик без стекол. В дверцах чернели продолговатые отверстия с отбитой краской по краям. С подножек свисали темно-красные сосульки. Снег вокруг машины был истоптан и усыпан стеклом.

     Майор присел возле пятен крови прямо у лестницы подъезда.

     -Здесь кровь! – откликнулся лейтенант, стоявший у угла дома.

     -Вот отсюда стреляли! Гильз навалом! – крикнул прапорщик, стоявший у детской горки, посреди двора.

     Лейтенант махал руками:

     -Скорее всего, мародеры шли. Может, с награбленным. Увидели подъезжающую милицейскую машину, спрятались за горку. Машина встала, двое зашли в подъезд. Мародеры ждали, пока патруль уедет – но те долго в квартире были. Мародеры замерзли, обстреляли машину. Двое милиционеров выскочили на выстрелы из подъезда, одного застрелили у подъезда, второй отстреливался, добежал до угла – там в него попали.

     Майор согласно кивал головой.

     Петрович отозвал меня в сторону.

     -Смотри, Даня, – зашептал он, – Тут убили первого, который шел из подъезда – он и выстрелить не успел. Второй, который за ним шел – ситуацию понял и начал убегать к углу дома. На ходу отстреливался. Там куча гильз. Там он и упал, вот и кровь там… Но у всех ранения в голову… С ранением в голову – обычно не кричат. И не думают уже… А крик мы с тобой долго же слышали – значит ранили кого-то из нападавших… Парень который отстреливался – попал в кого-то.

     -Майору скажи. Или капитану…

     -Сказать скажу, но ни майор, ни капитан вилюйский – не опера. Менты тоже разные бывают – как врачи. Из гинеколога какой окулист… Пусть спецов вызывают. Пойдем, квартиру посмотрим. Вон, все в подъезд заходят…

     Майор согласился с выводами о раненом:

     -Вероятность есть. А опергруппу при мне собирали, скоро будут. Мы должны обход сделать, свидетелей поискать.

     -Майор, по всему, не случайно именно семью участкового ограбить пытались. Вполне возможно, могли отомстить ему за что-то. Ты внимание на дверь обратил? Обычная, фанерно-сборная. Красили ее лет двадцать назад. А этажами ниже – двери богатые. Почему именно эту дверь выбрали? Да еще на третьем этаже.

     -Думаешь, по адресу шли?

     -Вполне, майор, вполне. А если засада – значит, наблюдали откуда-то рядом. Ждали. Запроси по рации, когда участковый своих обнаружил – он с кем был? А до того, как обычно приезжал?

     Из штаба передали, что в сводке указано, что трупы обнаружил патруль внутренних войск и плановый патруль милиции.

     -Местные патрули на уазиках ездят, по четыре человека. А наши патрули обычно на автобусах – там дежурная группа, десять человек, – сказал прапорщик.

     -На углу у дороги – следы от протектора широкие были, точно, – подтвердил лейтенант.

     -Наверное, участковый в одно и то же время приезжал. Отследили, решили отомстить... Сперва семью убили, стали хозяина ждать. Но он приехал не на одной машине, а на двух… Побоялись. Пост наблюдения у них рядом должен был быть – окном сюда. Ночью ведь не видно ничего, а днем туман – значит, в зоне видимости окошко, – сказал Петрович.

     Майор стоял у окна и рассматривал окрестности в маленький бинокль:

     – Дома, которые сбоку – далеко. Я их окна из-за тумана и в бинокль-то плохо различаю. Дом напротив… Что-то все равно не срастается, Петрович… Горка, от которой стреляли – до нее от того дома бежать и бежать. Снег скрипеть должен был, а ночью все слышно.

     Петрович встал рядом:

     -Ты прав, майор. Пространство большое от того дома. Бежать долго, под пулю можно попасть. По бегущим – сразу стрелять бы начали... Автомат-то не спрячешь. Поэтому они в тех домах не могли ждать. Далеко.

     Он вдруг посмотрел на нас.

     -Они здесь, в этом доме, в первом подъезде сидели! В квартире, окна которой должны на торец дома выходить. Поэтому и автобус с солдатами вчера днем увидели и не рискнули напасть…

     Петрович потащил нас на улицу:

     – Пробоины у уазика с обеих сторон: если убегавший мент стрелял, то, с какого черта, он так прицельно полрожка в бочину своего уазика зарядил? Точно с подъезда стреляли…

     Петрович ходил по двору:

     – …Потом засада ждала тех двоих, кто зашел в дом. Те вышли, от горки начался обстрел, автомата в три, судя по гильзам. Один милиционер побежал к углу, стрелял в сторону горки. Тут стрелок из подъезда вышел и снял его на подходе. Потом контрольные выстрелы сделал со своей стороны по бочине уазика.

     -А почему ты думаешь, что стрелок на подъезде стоял?

     -По ходу движения убегавшего милиционера гильз многовато. Два рожка примерно. Не мог милиционер на бегу так много выстрелить.

     -Мало ли как бывает? – встрял лейтенант.

     -«Мало ли как бывает, мало ли как бывает…» – передразнил его прапорщик. – Ты сам пробовал на бегу рожок менять? А тут еще и лупят в тебя со всех сторон… Так не бывает, пацан! В такой ситуации руки трясутся, дыхалки нет, одна мысль – как бы не обоссаться… Куда там рожком в узкую щель попасть… У меня не получалось.

 

     Мы с Петровичем сидели в полумраке милицейского фургона и пили крепчайший чай из армейского термоса. Прапорщик, раскинув ноги поближе к натужно гудящей печке, гнавшей горячий воздух, похрапывал в углу. До этого, мы еще с час торчали на улице, охраняя место происшествия. Майор, поразмыслив над версией Петровича и прикинув количество автоматов, которое было у расстрелявших патруль – просто отказался от мысли самостоятельно делать обход и запросил подкрепление. Подкрепление явилось в виде двух автобусов с надписями «Дети Саха-Азии», из которых высыпала куча солдат с овчаркой. Солдат тут же разбили на группы и отправили шерстить район. Как я понял, вэвэшники, которых ввели в город, специализировались по колониям и их обитателям: по крайней мере, они привычно бесцеремонно затолкали нас с Петровичем в машину, дав команду ждать следующих команд. Петрович хохотнул: «Во, Даня, мы как зэки с тобой теперь…».

     Все вокруг тоже напоминало мне что-то знакомое из кино. Слышались крики команд, лязг оружия строящихся автоматчиков, лай собаки. Еще немного и мне представилось, что где-то там, на чердаке подпольщики-радисты готовят автоматы к бою… Я засыпал…

     -Эй вы там! На выход! – дверь машины резко открылась.

     -На выход с вещами… Блин, как дома побывал… – закряхтел Петрович, вставая, – пошли, Даня…

     Он выскочил на снег и я вдруг увидел, что он автоматически закинул руки за спину. Самое странное, что мне тоже захотелось забросить руки за спину, ссутулиться и идти не рядом, а след в след за ним, так чтобы его спина колыхалась передо мной… Вся атмосфера вокруг, состоявшая из стоящих поодаль спецмашин, тона солдата, шедшего сзади справа, снега, истоптанного солдатскими валенками и следами собачьих лап – все это неосознанно подталкивало меня идти вслед за Петровичем, закинув руки за спину…

     Двор уже был пуст, но в то же время все говорило о присутствии множества людей: слышался гул голосов, почва, казалось, колыхалась от движения сотен ног. Как я не замечал этого раньше, до аварии, когда земля так же дышала присутствием людей? После исхода из города тысяч жителей – город замер… Все остановилось и казалось, начало разваливаться…

     Солдат провел нас в первый подъезд дома и мы поднялись на второй этаж. Двери одной из квартир были открыты. Оттуда несло сигаретным дымом.

     -Понятые доставлены! – отрапортовал солдат.

     -Иди! Иди отсюда, придурок… Петрович, Даня, проходите, вот сюда на кухню… – зашипел на него майор, яростно маша руками, – Вот, мужики, знакомьтесь…

     В маленькой кухоньке набилась куча народа. Все курили и молча разглядывали нас.

     – Отдел по убийствам, Васильев – подал руку средних лет мужик, по взгляду которого было ясно, что он здесь старший. – Расскажите-ка еще раз про этот крик…

     Оказалось, что около детской горки были обнаружены следы крови. Мужики – опера убойного отдела – передавали друг другу баночку, в которой лежал снег с кровью и спорили о том, откуда она. По цвету крови, точнее ее яркости, можно определить откуда она – венозная или артериальная. А отсюда уже можно судить о тяжести ранения.

     От дыма у меня разболелась голова. Я потихоньку вышел в коридор и оттуда заглянул в комнату.

     -Что, интересно? Лежка, скорее всего, у них здесь была… – сказал появившийся сзади Васильев.

     Но я смотрел только на одну вещь, находившуюся в комнате. Посреди грязных матрасов, одеял, окурков и пустых бутылок, пушистым комком лежал свитер с вышитым на груди оленем. Свитер был безнадежно испорчен: вместо головы оленя была огромная прожженная дыра.

     Я знал, чей это был свитер. Свитер связала свитер мать моего однокурсника Кольки. Колька стеснялся его носить из-за «детского», как он говорил, оленя на груди. Я всегда хотел такой свитер – толстый, очень теплый, с огромным воротом, и уже подумывал предложить Кольке продать мне его или махнуть на что-нибудь, да как-то все не собрался…

     -Вот… – поднял я свитер. Да, с такой дырой, только на свалку…

     -Я знаю, чей это свитер.

 

     Мы ехали к Кольке. Уже темнело. Вокруг пятна от фар нашей машины по улице высились темные коробки домов. Уазик натужно ревел, скользя на наледях.

     Ни одного огонька. Чернобыль, блин… Мы уже минут пятнадцать крутились в одном районе, но я из-за своего проклятого зрения никак не мог сориентироваться между домов и от этого жутко потел – в машине было жарко от печки, дувшей мне прямо в мою дурацкую рожу…

     Все сидевшие в машине молчали. От этого мне было еще хуже. Все, больше не могу…

     -Стой.

     -Что, нашел?

     Я вздохнул и объяснил проблему со своим зрением.

     -Ну, ничего… – вдруг ободрился Васильев. – Пойдем по принципу: «Там дерево было и мужик в пиджаке». Какие-нибудь приметы помнишь?

     По приметам опера вычислили интересующий нас дом в пять минут. Еще через минуту я бил кулаком в дверь Кольки.

     Еще через пять минут я ел вкуснейшие оладьи, приготовленные матерью Кольки. Рядом опера допрашивали Мишку, Колькиного брата, относительно его попытки исполнить гражданский долг.

     Оказалось, что свитер с него сняли те «дружинники», с которыми его отправили патрулировать район. Сейчас опера пытались выудить из него какую-нибудь информацию, из которой можно было бы установить личности дружинников. Оказывается, когда на сборном пункте формировали группы – ни у кого из добровольцев документов не спрашивали. Мало того, что Колька просто не знал, как зовут его новых знакомых, но и происшедшее с ним начисто отбило у него память на лица и он отделывался общими фразами.

     -А почему мы должны документы предъявлять? Мы же добровольцами пошли. Время же такое… – испуганно отбивался он.

     -А у входа в сборный пункт матрос с винтовкой не стоял? – уже зло спросил один из оперов Кольку через полчаса допроса.

     -Какой матрос? С какой винтовкой? – таращил на него честные глаза Колька.

     -Матрос в бескозырке! С бантиком революционным на груди. Винтовка со штыком! Он на штык пропуска накалывал…

     -Не-е, матроса не видел… – тупо отвечал Колька, окончательно сбитый с толку.

     -Да шучу я, шучу… – отвернулся опер.

     -Вы ешьте оладушки, ешьте… – подсунула ему тарелку Колькина мама, огорченная бестолковостью своего сына.

     -Серый. Они называли его Серым… – вдруг сказал я. Потом осекся – ведь Серым его называли те, в капюшонах, из моего сна, когда меня ударили по голове прикладом.

     -Точно! Точно! Один из них – Серый! – вдруг заорал Колька. – Маленький самый! Он как старший у них! Они его слушались! Правда, один раз только назвали так, но точно! Серым его назвала телка.

 

     Мы с Петровичем опять сидим у себя на кухне и ждем, пока закипит чайник. Нас только что привезли опера. Геля, которую мы оставляли поддерживать тепло в нашей берлоге, уснула и проспала наше возвращение. А пока Петрович налил разбавленный крепко спирт. Мы еще не выпили – я хочу успеть задать свой вопрос.

     -… Ну что я тебе скажу, Даня. Есть такое понятие, генетическая память… Она в нас во всех крепко сидит. И когда выводят тебя во двор и караульный сзади идет, покрикивает – вот тогда она и просыпается, эта гребаная память и руки сами за спину идут. И в твоих детях она будет сидеть, и во внуках… Только потом может и выветрится – в чем я очень не уверен. Давай выпьем. Думаешь, я хотел руки за спину закидывать?

 

     Глава 8. ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. ДЕВУШКА С БЕЗУМНЫМИ ГЛАЗАМИ. – 40º.

 

     Утром приехал Дед. Именно в этот день мне пришла в голову замечательная мысль навести порядок в нашей «берлоге» и когда под окном знакомо скрипнули тормоза – я уже успел сходить на помойку, куда выбросил два мешка накопившегося барахла. Петрович тоже внес свой посильный вклад, правда, не без ворчания подметя полы.

      Дед войдя в квартиру, коротко обнял меня и тяжело сел на кресло. Вид у него был удрученный. Казалось, ни относительный порядок в доме, ни присутствие незнакомого старика его не трогало.

     -Что ж вы, суки, творите…– сказал он, массируя грудь в области сердца.

     Вошедший Валерий Сергеевич коротко кивнул мне и также тяжело сел на табурет у плиты.

     – Да я не про тебя, Даня… – спохватился Дед. – Как в город въехали – думаю, все… Валера, там в мешке с провизией бутылка была, самое время выпить…

     – Стрелял? – спросил вернувшийся Валерий Сергеевич, нюхнув стволы пятизарядки, стоявшей сбоку от меня. Дед, на правах хозяина дома, открывал бутылку водки.

     -Стрелял…– как-то виновато ответил я.

     -Там, сбоку от дома два трупа лежат…– как-то в сторону сказал Валерий Сергеевич. – Может прибрать? Потихоньку…

     -Пусть лежат. Они женщину из соседнего дома изнасиловать хотели. Милиция в курсе…

     Дед молча смотрел на меня.

 

     Петрович и Дед быстро нашли общий язык. Валерий Сергеевич попросил меня помочь ему с машиной. Когда мы вернулись – еще в коридоре услышали смех, доносившийся из квартиры.

     Оба уже хорошо подвыпили.

     -Алле-у? – томно тянул Петрович в трубку телефона, – Смольный? Кто на проводе-е?

     Дед тыкал пальцем в мигающий огоньками телефон и давился от смеха.

     -Ну, вы даете, – вытер он ладонью глаза, – кому расскажи, не поверят…

     Дед, долго не приезжал потому, что все дороги, ведущие в город, были перекрыты. За это время они с Валерием Сергеевичем несколько раз пытались пробиться в город лесом, но каждый раз их заворачивали назад посты милиции. Один раз пытались пробиться в город ночью: Валерий Сергеевич показал мне пробоины в задней двери, и их обстреляли уже на подъезде к городу. С сегодняшнего дня имевшим прописку в городе стали выдавать пропуска на въезд – такой пропуск был приклеен и на стекле джипа Валерия Сергеевича.

     Семья устроилась неплохо. Таких, как они в деревне было много. На мой вопрос, чем они там занимаются – Валерий Сергеевич помялся и сказал:

     -А делать нечего, вот… В приставку играем…

     Дед захохотал и сказал, что в Валере пропал боец. Приставку мучал, в основном, он.

     -Сил уже никаких нет! На стрельбу из телика соседи приходят…

 

     Старики собрались уезжать. Валерий Сергеевич вышел к машине, Дед копался в шкафу у себя в комнате, собирая одежду. Дверь в квартиру была незаперта.

     -Даня, закройся! Закрой… – раздался крик из подъезда и донесся стук удара.

     Я рванул к двери, но ее уже рванули на себя и меня сбил удар прикладом.

     -На пол! Я сказал, на пол! – орал кто-то, уткнув в меня ствол автомата.

     В квартиру ввалилась куча народа. Завели окровавленного Валерия Сергеевича, прижимавшего к разбитой голове перчатку, потом кого-то занесли. Дверь закрыли.

     -Водки дай… – прохрипел знакомый голос. На полу кухни лежал Мышиный король.

     Автоматчик быстро налил водки и передал девушке с безумными глазами, которая осторожно прижала край стакана к губам раненого. Тот жадно выпил.