Текст книги "Мышеловка (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

3. Смертник

Последующие три дня пребывания в камере предварительного заключения показались мне самыми долгими днями в жизни. Когда-то, по наивности, я полагал, что труднее всего переносится тяжелая работа, без перерыва и с длительным сроком завершения. Но мне хватило трех дней, чтобы понять – все не то чтобы совсем наоборот, но, во всяком случае, весьма далеко от истины.

Тяжкий труд становится все менее тяжким по мере приобретения опыта. Длительный срок завершения имеет обыкновение сокращаться, причем со скоростью, пропорциональной мастерству, прилагаемым усилиям и вышеупомянутому опыту. Важно, что от тебя зависит, насколько быстро закончится тяжелая работа и насколько тяжелой она для тебя будет. Не говоря уж о том, что ее успешное завершение, помимо всего прочего, придает уверенность в своих силах и вдохновляет на новые подвиги. Так что теперь, после описанных событий, я заявляю с полной ответственностью: работы не боюсь. Скорее, я боюсь ее антипода, вынужденного и с туманными перспективами окончания. Когда приходится ждать неизвестно чего, неизвестно сколько, а лично от тебя ничего не зависит. И когда все твои усилия оборачиваются лишь бесполезным расходом нервных клеток, а самое разумное, что можно сделать – лечь и уснуть. На максимально возможный промежуток времени.

Именно таковым было мое пребывание в КПЗ – одиночной, кстати говоря. Нас с подельником, то есть с Риком, разъединили, чтобы мы не сговорились об общих показаниях. Кроме того, мое общение с внешним миром было сведено к минимуму. Даже телевизор смотреть не давали.

За вышеупомянутые три дня я удостоился вызова на допрос только один раз, вскоре после ареста. На допросе я выложил свою версию событий в квартире Пиявки и убийства Германа Ли. Рассказывал я, как мне казалось, убедительно, вот только с каждым упоминанием Человека-Без-Лица, следователь смотрел на меня с все более кислой миной, а слушал – с все меньшим интересом. Видимо, с тем же успехом я мог обвинять в происшедшем злых духов, Бабу-Ягу или пресловутых чужих. Хотя нет, версия с чужими, наверное, звучала гораздо убедительнее.

На второй день меня навестил адвокат, назначенный судом. Не испытывая ни тени энтузиазма от навязанной ему работы, этот молодящийся сорокалетний щеголь сразу и без прелюдий предложил мне так называемую «сделку с правосудием». Я должен признать все обвинения, а адвокат, в свою очередь, ходатайствует о максимальном смягчении наказания. Основная ответственность по его замыслу должна пасть «на господина Харико Джобса, как на неоднократно судимого рецидивиста». Еще адвокат посулил мне отбытие наказания не на Нэфусе, а в одной из земных тюрем, которые, по его словам «почти курорт с бесплатным питанием». Выслушав все эти разглагольствования, я обещал, «подумать», тем самым, давая понять, что встреча окончена. На прощание, адвокат заявил, что в моем положении на большее рассчитывать не приходится.

Что у меня за такое отчаянное положение, он не уточнил, а я не спрашивал. Возможно, местная правоохранительная система была априори настроена против меня, хотя в явной форме этот настрой проявился лишь со стороны Кристины Мбанга, и то, во время ареста. Но ведь Мбанга с ее жаждой кровной мести – это еще не вся «правоохранительная система». Далеко не вся. Тем более что вышеупомянутая жажда на поверку оказалась вялой. За все три дня «мстительница» так и не удостоила меня даже кратким визитом.

Собственно, на третий день визитом меня не удостоил вообще никто. Передачи еды через маленькое, отдельно закрываемое окошечко в двери в камеру – не в счет. Я ведь даже не видел лица сотрудника, выполнявшего эту работу. Именно тогда мой страдающий от безделья мозг пришел к вышеупомянутым умозаключениям на тему: «что переносится тяжелее всего».

А на четвертый день мое пребывание в КПЗ закончилось – причем, весьма неожиданным на тот момент способом.

* * *

– Заключенный Сальваторе, вставайте! На выход! – разбудил меня утром грубый голос и помогающий ему яркий свет фонаря, направленного в лицо.

– Что?… С меня сняли обвинения? – сонным голосом пробормотал я, нехотя поднимаясь с койки.

– Можешь считать и так, – в грубом голосе послышалось подобие усмешки, но горьковатой, через силу, – да побыстрее собирайся. Не задерживай.

– Кого не задерживать? – туго соображая спросонья, не понял я, – и к чему такая спешка?

– Ты – военнообязанный, – вместо ответа произнес грубый голос.

Если это был вопрос, то сугубо риторический. По закону Империи, одному из тех, что был принят под давлением адептов «внешней угрозы», военнообязанным формально считался любой житель Империи, достигший совершеннолетия и не успевший выйти на пенсию. Военная подготовка, обязательная для студентов и старшеклассников, не обошла стороной и меня. Вот только подготовка эта и преподавателями, и учащимися воспринималась как обычная формальность. Из разряда «на всякий случай». Ни мне, ни моим сверстникам и в голову не могло прийти, что полученные на ней знания тоже когда-нибудь придется применить на практике.

Дело в том, что специфика современных войн и вся стратегическая концепция Империи держится на трех китах: на Военно-Космическом Флоте и Силах Противокосмической Обороны. Насчет того, что китов именно три, я не оговорился, ибо Флот предназначен для выполнения боевых операций не только в космосе. Любая ударная группировка ВКФ включает в себя не только корабли, предназначенные для сражений с судами противника или дистанционного поражения целей на поверхности планеты. Важную роль в операциях Флота играют десантные подразделения, высаживаемые на вышеназванную планету. Короче говоря, по расчетам военного руководства Империи, роли в боевых действиях расписаны следующим образом. Ударные корабли уничтожают флот противника и разрушают укрепления на поверхности его планет; затем на «обезвреженные» планеты для их захвата высаживаются десантные подразделения; базы СПКО, в свою очередь, препятствуют ударам противника в тыл и его ответным действиям в отношении наших планет.

Что же касается «военнообязанных» граждан, то они в этой, пусть не идеальной, но, по крайней мере, самодостаточной конструкции – даже не пятое колесо. Скорее – неприкосновенный запас, сбережения «на черный день», или вообще, последнее желание для смертника. Какова бы не была численность такого формально подготовленного ополчения, систематически использовать его в военных действиях – заведомая глупость, чреватая миллионными потерями. Но если уж о человеке сугубо гражданской профессии начинают говорить как о «военнообязанном», это может означать только одно.

Что пресловутый «черный день» все-таки настал.

Меня, в числе многих других людей, заключенных и не только, загоняли в транспортные модули, что стояли близ следственного изолятора. Эти модули набивались до отказа, не считаясь с количеством посадочных мест. Мне, например, пришлось всю дорогу стоять, в окружении встревоженных, недовольных, помятых от грубо прерванного сна, людей, вполголоса переговаривающихся между собой. Видимо, они были информированы лучше меня, так что из этих разговоров я смог составить более-менее четкую картину текущей ситуации. И последних дней – тоже.

Третья война с миганами, о возможности которой я задумался в первый день знакомства с Риком Ястребом, все-таки началась. Наверное, этому поспособствовали, в том числе и снимки, сделанные в НИИ «Нэфус Фарма», отправленные в редакцию «Небулы» и, по всей видимости, приданные огласке. Так или иначе, чужие начали вторжение и в качестве первоочередной цели избрали именно Нэфус. Планету с неблагоприятным климатом, зато удобно расположенную и колонизированную при помощи интересной технологии.

Разумеется, две войны с миганами многому научили наших военных. Избавили от шапкозакидательских настроений, способствовали разработке нового оружия и более быстрых и маневренных боевых кораблей. Во всяком случае, к моменту вторжения наш Флот уже не выглядел мальчиком для битья по сравнению с военной машиной чужих. И первая же группировка миганских кораблей, что вторглась вчера в систему Альтаира, получила достойный отпор – со стороны, как вовремя подоспевшей имперской эскадры, так и СПКО Нэфуса, немногочисленных, зато находящихся в состоянии повышенной готовности.

Далее события разворачивались с калейдоскопической быстротой, заполняя выпуски теленовостей и местных электронных изданий. Не смирившиеся с неожиданным поражением и не желавшие отступать, миганы запросили подкрепления. Аналогичным образом поступило командование имперской эскадры. В систему Альтаира стягивались все новые подразделения флотов обеих сторон, а сражение с каждым часом становилось все более ожесточенным. Закончилось оно быстро, неожиданно и совершенно нелогично. Этой ночью наши корабли синхронно, как по команде, покинули систему, оставляя Нэфус один на один с военно-космическими силами миганов практически в полном составе. И, понимая общую безнадежность ситуации, а также более чем скромные возможности СПКО, власти колонии приняли решение о мобилизации военнообязанных граждан.

С формально-тактической точки зрения этот шаг был более чем оправдан. В свое время мне пришлось делать репортаж о миганах и я имею кое-какие представления об их образе жизни. И о диктуемой им тактике, соответственно, тоже.

Как и положено грызунам, миганы строили свои жилища не на поверхности планеты, а под ней. И города их со временем росли не как у нас – в глубину, а не в высоту. В результате, такого тактического приема, как бомбардировка наземных (напланетных) целей, у этой расы не возникло, даже, наверное, в мыслях. Взамен миганы довели до совершенства приемы ведения боевых действий с использованием десантно-диверсионных подразделений. Именно на глубоком проникновении под поверхность планеты, развертывании наступления «снизу вверх» и контактном бое основана их тактика.

Так что защитникам Нэфуса, включая меня, можно не опасаться орбитальных бомбардировок, разрушения городов и разгерметизации защитных куполов. Это не в стиле и, главное, не в интересах чужих. Им нужны наши города в целости и сохранности, со всеми системами жизнеобеспечения и инфраструктурой. И, в этой связи, сражение будет проходить в городе – что называется, за каждый угол. Вопрос лишь в том, сумеем ли мы, с нашей формальной подготовкой, оказать сопротивление регулярным силам. И насколько нас хватит.

* * *

Площадь, куда прибывали и где останавливались транспортные модули, была заполнена людьми. Стоило мне оказаться в этой толпе, и она потащила меня как океан маленькую лодку. Совершенно потеряв ориентацию в пространстве, я шел не в каком-то конкретном направлении, а просто шел. Ибо, оставаясь на одном месте, я банально рисковал быть растоптанным. Так я и шел, продираясь через толпу, пока меня не остановила чья-то твердая и тяжелая рука, схватившая за плечо. Оглянувшись, я увидел высокого, поджарого и коротко стриженого человека чуть постарше меня. На нем была форма СПКО, то ли офицерская, то ли…

– Сержант Цзюба, – на одном дыхании выпалил он, избавляя меня от необходимости угадывать звание, – потерялся, рыжий?

– Угу… – без энтузиазма ответил я.

– Как старшему по званию отвечаешь? – нахмурился сержант, – крыса тыловая… Тебя бы к Маркусу во взвод, он бы тебя уму-разуму поучил. Ты бы ему даже во сне честь отдавал. И руки по швам вытягивал. Впрочем, черт с тобой. Потерялся – а я тебя нашел. Идем, будешь у меня для комплекта.

– Для какого комплекта? – не понял я, – и… простите, как к вам обращаться? Сержант Зюба?

– Поговори еще, остряк, – беззлобно огрызнулся Цзюба, а затем, без промежуточных этапов, рявкнул, кажется, на всю площадь, – не толпись! Не толкайся! Пропустить!

И, расступаясь перед командным голосом, люди пропускали. Словно по волшебству, людской океан затихал, по крайней мере, на нашем с сержантом Цзюбой пути. И, в результате, этот путь закончился достаточно быстро, на другом конце площади. Народу хватало и там, однако назвать его «толпой» у меня не повернулся бы язык. Люди не толкались, не совершали хаотичных движений, а были разбиты на группы численностью от одного до трех десятков человек. Каждая группа образовывала некое подобие горизонтального строя, а если и сходила с места, то вся сразу, и опять же строем – вертикальным. Сержант Цзюба подтолкнул меня к одной из таких групп, а сам встал напротив.

– Слушайте внимательно, – начал он высоким грубым голосом, – тыловики, маменькины сынки, и все прочие, кто привык на вопросы отвечать междометьями, а на знаки отличия смотреть как на забавные картинки. Время отсиживаться в уютных квартирках закончилось – по крайней мере, для вас. Чужие прорвались к планете и вот-вот начнут высаживать десанты. О поддержке Флота можно забыть. Все, что Нэфус может противопоставить кораблям чужих – два десятка баз с ракетами и лазерами. Надеюсь понятно, что запас ракет не бездонный и сбивать ими десантные боты не эффективнее, чем пытаться выпить море. Поэтому оставшиеся боеприпасы мы, СПКО, приберегли для первого города, который будет занят чужими. А сами явились сюда – для менее бессмысленного занятия. Наша задача – сформировать из таких уродов как вы ударные отделения и взводы. А конечная цель – не дать вам подохнуть просто так.

Я невольно оглянулся на новоявленных боевых товарищей. Вид их действительно не внушал оптимизма и позволял рассчитывать, самое большее, на «героическую» гибель вместо «бесславной». Кроме меня в строю стояли: пожилой джентльмен с аккуратной седой бородой; два мужичка средних лет, из тех, кто любит коротать время за кружкой-другой пива и просмотром спортивных соревнований; четыре типа с бандитскими рожами… Странно, уж этих-то я никак не ожидал увидеть в строю защитников Нэфуса, даже по принуждению. Хотя, если подумать, ничего удивительного в этом нет, и дело не в проснувшейся совести или чувстве патриотизма. Просто врагу, напавшему на нас, люди не нужны – ни в каком количестве. И ни в каком качестве – ни как пленные, ни как коллаборационисты, ни как рабы, ни даже как домашние животные. Для миганов мы – не больше и не меньше, чем биологический виду, который занимает ту же экологическую нишу, проще говоря – мешает. И расправляться они с нами будут соответственно, проявляя не больше сожаления, чем при травле тараканов. А бандиты, те, что поблагоразумнее, это понимают, потому и предпочитают подороже продать свою жизнь.

А еще в отряде я увидел женщин – целых трех. Две молоденькие, перешептывающиеся подружки, наверное, студентки, и… Кристина Мбанга собственной персоной. Встретившись со мной взглядом, она резко и демонстративно отвела глаза.

– Вы должны усвоить главное, – продолжал тем временем Цзюба, – все мы здесь – обречены. И я, и вы, и вот вы, и, тем более, эти три клуши, что сбежали от своих мужиков. Раньше или позже – но все. Погибать нам или нет – решение уже принято и без нашего участия. Но мы можем выбрать условия, при которых погибнем. Вы можете забиться в самый дальний угол вашей норки и, дрожа и испражняясь под себя, ждать, когда вас укокошит десантник чужих. А можете попытаться перед смертью прихватить с собой и этого десантника, и, если повезет – одного-двух его товарищей.

В мою голову случайно забрел один интересный вопрос. Это ж сколько требуется офицеров и сержантов, чтобы собрать миллионы военнообязанных жителей Нэфуса вот в такие небольшие отряды. Сотни тысяч, наверное. Правда, при первом же умственном напряжении с моей стороны вопрос отпал. Сержант прямым текстом сказал – «ударные отделения», а это значит, что стратегия обороны как минимум, не сводится к попыткам «задавить всей массой» противника. По всей видимости, ополченцы Нэфуса специализируются на двух направлениях. Первое – это бойцы ударных отрядов, в числе которых оказался и я. Второе, более многочисленное – вооруженные группы, держащие тыл и занимающие позиции в жилых и служебных корпусах. Ударные подразделения вовсе не предназначены для того чтобы «драться до последнего» и «геройски» полечь в первом же бою. Их задача другая – продержать оборону сколько можно, покуда остальные ополченцы не закрепятся на позициях, после чего переходить к партизанским формам сопротивления.

– И последнее, – напутственная речь сержанта Цзюбы подходила к логическому концу, – для вас, уроды, больше не существует таких понятий как «рабочее время», «семья», «права человека» и «планы на жизнь». На тот недолгий промежуток времени, что всем нам остался, это отделение и я, сержант Цзюба будут вашей единственной семьей. Оставшееся вам время принадлежит мне – без остатка. Двадцать пять часов в сутки – если у нас есть хотя бы эти сутки. А, поскольку вы – смертники, ни планов, ни прав у вас не может быть по определению. Всем все ясно?!

– Извините, конечно, – прозвучал, вместо ожидаемого сержантом дружного вопля «так точно!», спокойный и чем-то знакомый голос. Оглядевшись, я увидел стоящего неподалеку Рика Ястреба, переминавшегося с ноги на ногу. Энергичной походкой Цзюба подошел к нему.

– Извинить – за что? – нахмурившись и демонстрируя искреннее непонимание на лице, спросил он у Рика.

– Ну, я, как бы, не в строю… Короче, можно к вам в отряд? Или группу… – Ястреб, видимо привыкший считать себя крутым, мялся перед этим бравым воякой как подросток на первом свидании.

– Это называется «отделение», – медленно, по слогам, проговорил сержант, одновременно оценивающе разглядывая новобранца, – ладно. Боевых единиц много не бывает. Рассчитывал я на нормальную дюжину – будет чертова…

Последнюю фразу сержант адресовал уже не Рику, и вообще, непонятно кому. Но у отделения она спровоцировала реакцию громкую, нечленораздельную и явно недовольную. Видимо, цифра «13» не вызывала добрых чувств ни у кого. Несчастливое число, так сказать. Хотя, если подумать, какая разница, счастливое число или несчастливое? Смертникам счастье ни к чему. Монаху от эротического журнала, наверное, и то пользы больше… А может, дело в том, что не все мои «товарищи по оружию» осознали свою роль? Может, они просто надеются? На помощь извне, например, или на собственную боевитость. Или, на чудо, наконец. Один я не надеюсь. Ох уж эта журналистская смекалка! Все-то до меня быстро доходит!

Я поймал себя на том, что предстоящая, причем довольно скоро, гибель меня совершенно не волнует. Я не дрожу, не шепчу молитв, не опускаю бессильно руки и даже позволяю себе усмехнуться – например, над реакцией сержанта, которого Рик, обращаясь, назвал «Дзюбой». «Цзю-ба!» – рявкнул тот прямо в лицо Ястребу, а я еще подумал, до чего не повезло человеку с фамилией.

Еще я понимал, что вот-вот придется стрелять в живых существ – пусть не людей, но тоже наделенных разумом. И это обстоятельство тоже меня не волновало. Странно? А может наоборот, мое отношение – самое правильное в такой ситуации? Я понимаю, что волнение ничего не решает и поэтому берегу нервные клетки.

* * *

После построения был поход в арсенал – служебный корпус, расположенный рядом с площадью, или, как ее называл сержант Цзюба, «плацем». У этого корпуса не было вывесок и проходных, вход был один, с огромными герметичными дверями, открывающимися по индивидуальной карте доступа. Таковая у нашего сержанта имелась, но не понадобилась, ибо кроме нас туда пожаловало не менее десятка других подразделений ополчения.

Внутри не было ни коридоров, ни множества дверей, ни разделения на помещения. Больше всего внутренняя обстановка арсенала напоминала торговый зал какого-нибудь магазина. Только вместо продуктов питания или, скажем, бытовой техники, на стеллажах с полками красовалось разнообразное оружие, а также другие элементы воинской экипировки. Например, защитные костюмы или боеприпасы.

Я выбрал для себя лазерную винтовку с инфракрасным прицелом. Хороший выбор, как прокомментировал сержант Цзюба, расходные материалы не нужны. Работает от батареи, которой на год хватает.

С оружием в руках и, облачившись в защитный костюм, я полюбовался на себя в висящем тут же зеркале. Ни дать ни взять – пропагандистский плакат времен начала звездной экспансии. До первого, отрезвляющего, столкновения с чужими. К сожалению, в ту пору никого не интересовало, что стоит за таким героическим видом. В противном случае образ получился бы не героический, и даже не трагический, а, скорее, достойный театра абсурда. Человек, по стечению обстоятельств вынужденный убивать других, пытаясь отсрочить тем самым собственный неизбежный конец. Наполненный такой смысловой нагрузкой плакат из пропагандистского превращался в предупредительный. Вроде тех, что информируют людей о вреде курения, пьянства, либо несоблюдения правил разного рода безопасности. Что ж, склонность к войне – не менее вредная привычка человечества, чем потребление спиртных напитков. И не менее прочная.

Подобные мысли заставили меня немного погрустнеть – правда, без губительной в данной обстановке депрессии. Вообще, изобилие «военных игрушек» в арсенале произвело на меня впечатление и далеко не самое приятное. Особенно, вкупе с догадками о том, что этот арсенал во вроде бы мирном городе – не единственный. Это ж насколько надо быть предусмотрительным, чтобы иметь возможность за считанные часы превратить «мирных тружеников» в плохо обученную, но хорошо вооруженную армию? И сколько денег налогоплательщиков вбухано в такую предусмотрительность?

Нет, все-таки я неисправим! Даже перед лицом скорой и неизбежной гибели продолжаю рассуждать как журналист.

На выходе из арсенала я столкнулся с Кристиной Мбанга, которая, хоть и не пустила свое оружие в ход, но предпочла поспешно уйти, избегая общения со мной. Вернее, она попыталась уйти и избежать, но я, схватил ее за локоть, остановил и попытался расставить все точки над i.

– Понимаю, вы… ненавидите меня, – начал я весьма вежливым, и даже, можно сказать, любезным тоном, однако эта любезность не произвела на мою собеседницу ни малейшего эффекта.

– Ты опозорил моего отца на всю Империю и упрятал за решетку, – сухо и без малейшего намека на дружелюбность, сказала Кристина, – ради красного словца. А он отдал службе в полиции большую часть своей жизни. И, ты думаешь, за это я должна тебя любить?

– Твой отец был гнилым легавым, – ответил я довольно жестко, в духе «коллег» Рика Ястреба, отбросив интеллигентские заморочки и будучи готовым к пощечине или чему-нибудь побольнее, – и если он угодил в тюрьму на любой другой планете, кроме Нэфуса, поверь – ему сейчас гораздо лучше, чем нам. Но я не за этим к тебе подошел. Мне ведь тоже не очень-то приятно общаться с человеком, едва не убившим меня. Проблема в том, что мы, будучи врагами, оказались… в одной лодке, что ли. И я хочу быть уверенным, что ты не выстрелишь мне в спину. И не побежишь с поля боя, когда всем нам, включая меня, будет грозить опасность. Вот, собственно, о чем речь.

Я замолчал. Кристина Мбанга тоже не спешила ни отвечать мне, ни уходить без ответа. Видимо, мои слова спровоцировали в ее душе настоящую войну, а установка на «кровную месть» и ненависть к «нехорошему журналюге Сальваторе» оказалась на линии огня. С минуту мы молчали, стоя один напротив другого, пока резкий окрик сержанта Цзюба не вывел нас из ступора.

– Эй, голубки! – рявкнул он чуть ли не под ухо мне, – отставить миловаться и вперед. Чужие не ждут. Смотрите!

Он указал на выход. Видимый в открытом проеме кусочек обычно черного неба теперь был озарен множеством маленьких, летящих вниз, огоньков.

– Одно могу обещать, – молвила наконец, шедшая рядом со мной, Кристина Мбанга, – что в спину не выстрелю. Разве что, если сам попробуешь удрать.

* * *

Честно говоря, необходимости в спешке у нас не было. Десантные боты чужих высаживались не на наши головы, и не на город, защищенный колпаком из пластика. В первую очередь миганов интересовал космопорт – в качестве плацдарма для прибывающих подкреплений. И только после овладения космопортом они начали наступление на город – в полном соответствии со своими мышиными привычками, то есть, снизу вверх. В данном случае это означало следующий порядок действий: как можно более глубокое проникновение в неподатливую, насквозь промерзшую кору Нэфуса, бурение туннелей, и, с их помощью, проход войск в подземные коммуникации города.

Именно там, в подземных коммуникациях, произошло наше первое столкновение с десантом миганов. Без ложной скромности скажу, что дыру в стене первым заметил я. И я же, используя свою винтовку, снял первого из чужих десантников. Поскольку наши защитные костюмы, а, точнее, их шлемы были оснащены средствами связи, я одновременно оповестил о подходе миганов своих боевых товарищей. Через минуту все отделение было рядом, и на пролезающих в дыру миганов обрушился шквальный огонь. Чужие отошли, оставив возле дыры несколько обугленных трупов, а к характерным для подземных городских сооружений неприятным запахам примешалось мощное амбре горелого мяса.

Вряд ли миганы рассчитывали на такую встречу. Наверняка их стратеги квалифицировали Нэфус как «молодую, малоосвоенную и минимально укрепленную планету». Однако если чужие и растерялись, то ненадолго. Затишье продлилось менее двух минут, а потом из обстрелянной нами дыры жахнуло, да так, что нас раскидало как кегли. Всех, кроме одного из двух мужичков, любителей пива и спортивных матчей. Бедняга оказался прямо на линии удара, который, хотя и не был ни лазерным, ни реактивным, но обладал немалой силой. Этой силы оказалось достаточно, чтобы буквально размазать несчастного ополченца по стене.

Впрочем, нам, тем, кто выжил после этого удара, было не намного легче. Я, например, едва смог приподняться, превозмогая боль во всем теле… и почти сразу же был вынужден вновь пригнуться к полу, потому что в стене образовалась новая дыра, пошире. Из нее засверкали вспышки выстрелов, и мы, не успев толком опомниться, сами оказались под огнем.

Ответного огня с нашей стороны практически не было. Я видел, что находящийся неподалеку Рик Ястреб успел сделать пару выстрелов и даже кого-то убить, пока его самого не сбило с ног прямым попаданием – правда, не смертельно. Еще один выстрел сделала Кристина Мбанга, находившаяся рядом со мной. Остальные ополченцы, кажется, ударились в панику. Слышал я и девичий визг, переходящий в нечленораздельные плаксивые тирады, и нецензурную брань, и охи-ахи. Положение спас сержант Цзюба.

– Рассредоточиться и занять новые позиции, – прозвучал в наших переговорных устройствах его резкий голос, – всех бегунов расстреливать на месте.

Следуя командирскому приказу, я отполз подальше от линии обстрела и юркнул за угол. Петляя по лабиринту подземных коммуникаций, я быстро потерял из виду и Рика, и Кристину, и других боевых товарищей. Впрочем, их местонахождение отображалось на встроенном навигаторе защитного костюма – зелеными точками. С немалым удовлетворением я заметил, что эти точки вскоре прекратили хаотичные движения и выстроились в новом порядке, напоминающем полукольцо.

Медленно передвигаясь в поисках удобной позиции, за одним из поворотов я наткнулся на десантника миганов. Даже вооруженный и в боевом костюме, чужой не выглядел слишком грозно – видимо, из-за своих небольших размеров. Стоя на задних конечностях, он не доставал мне даже до плеча.

Хмыкнув, я выстрелил десантнику прямо в спину. Тот упал, но, к сожалению, остался жив и почти моментально попытался подняться. Видимо, защитные костюмы миганов по своим характеристикам не уступали нашим. Я сделал еще один выстрел, затем, для верности, саданул чужому прикладом по голове.

Миган затих, но еще два чужака, появившиеся из-за угла, вынудили меня отступить. Я лег на пол, и, отстреливаясь, начал отползать назад. Одного из двух десантников мне все-таки удалось подстрелить, хотя эта парочка и не думала давать мне возможность хорошенько прицелиться.

Порадоваться своему небольшому успеху мне не пришлось. Не успел я прицелиться во второго мигана, замешкавшегося из-за потери товарища, как в метре от меня образовалась еще одна дыра. Оттуда разом вынырнуло целых пять десантников, а я, не дожидаясь стрельбы, банально дал деру.

Удачный (для миганов) выстрел в спину уронил меня на пол. Едва я начал подниматься, как вопль «пригнись!» из переговорного устройства буквально впечатал меня в пол. Голос был высоким, и, кажется, женским.

Впрочем, думать о последнем мне было некогда, ибо окружающую темноту озарила яркая белая вспышка. Воздух стал теплым, потом горячим, я буквально вжался в пол и чувствовал, будто по моей спине проходит стена огня. И это – даже с учетом защитного костюма…

Потом жар прошел, в нос ударил запах паленого, а я понял, что стало причиной моего спасения. Пучок плазмы – солидный такой пучок. Его действительно хватило на то, чтобы сжечь целую группу живых существ. У плазменного оружия всего один минус – из него очень трудно прицелиться. Зато, соответственно, легко попасть по своим.

– Жив, Сальваторе? – голос звучал совсем рядом, звучал насмешливо, а я смог его узнать. Как ни странно, моей спасительницей оказалась Кристина Мбанга и никто другой.

– Вроде да, – ответил я с небольшой долей уверенности, – плазма… это серьезно.

– Тогда лучше не поднимайся… Хотя, нет… Лучше прикрой меня. Хорошо? Держи ту дыру.

Приподнявшись на локтях, я взял свежевырытую дыру миганов в прицел, в то время как Кристина, прокравшись и прошуршав шагами мимо меня, пустила в вышеназванную дыру новый пучок плазмы.

– Вот так, – сказала она, обращаясь, скорее, не ко мне, а к самой себе, – если там кто-то и был, ему сейчас оч-ч-чень плохо!

Ответить, тем более, сострить в том же духе, я не успел. Из-за поворота показалась новая когорта чужих, один из выстрелов которых сбил Кристину с ног. Мне, правда, в этот раз удалось прицелиться и вывести из игры одного за другим целых трех миганов. Четвертый выстрел с моей стороны не понадобился, поскольку Кристина, в отличие от меня, нисколько не робея, пустила новый пучок плазмы. Чужие вспыхнули как свечки и даже закричать не успели.

– Ну что?! – закричала Кристина Мбанга, поднимаясь и давясь от прямо-таки истерического смеха, – что, мышки?… И кто теперь из нас смертник?

* * *

Наш первый, после боевого крещения, прием пищи, прошел на поверхности, конкретно – в одном брошенном магазинчике. Брошенном, понятное дело, людьми, а не продуктами. Именно в этом магазинчике мы, как сказал сержант Цзюба, «реквизировали продовольствие на нужды обороны». Он распорядился покинуть позиции и выйти на поверхность, когда бой затих, а из фронтовой сводки стало известно, что первая волна наступления отбита.