Текст книги "Золотые Антилы"

Автор книги: Тим Северин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

На свои деньги Рэли собрал столь внушительный флот, что некоторые европейские страны забеспокоились и потребовали заверений, в самом ли деле Рэли отправляется в Южную Америку, не намерен ли он искать приключений у берегов Европы. Французский посланник в Лондоне так встревожился, что предпринял путешествие в Дептфорд для инспекции флагмана и личной беседы с командующим. Флагман и впрямь являл собой гордость флота, а вооружение, тридцать шесть пушек, делали его грозной силой. Корабль, неспроста названный «Дестини» («Рок»), был построен Финеасом Пертом, королевским корабельщиком, и так великолепен, что у придворных вошли в моду экскурсии вниз по реке, чтобы посмотреть, как снаряжают «Дестини». Рядом с ним на Темзе стояли пять судов поменьше: «Стар», 25 пушек; «Энкаунтер», 17 пушек; «Тандер», 20 пушек; «Флаинг Джоан», 14 пушек, и «Хасбенд», 6 пушек. Еще три или четыре корабля поменьше должны были подойти из портов Ла-Манша, где они готовились к трансатлантическому плаванию. Даже карлик этого флота, маленький трехпушечный «Паж», был способен на многое: он имел три робинета – маленькие медные пушки весом около двухсот фунтов – и вполне мог нанести значительный ущерб любой пироге или иному суденышку, с каким можно было столкнуться в дельте Ориноко. Но и офицеры Якова не спускали глаз с растущего флота Рэли, представив список кораблей с численностью команды и орудий советникам короля. Те, в свою очередь, приложив карту Гвианы с маршрутом Рэли, передали сведения Гондомару. В результате испанские власти были в подробностях осведомлены о диспозиции Рэли.

На бумаге солидно вооруженные корабли Рэли могли казаться серьезными противниками любому флоту, какой испанцы сумели бы спешно собрать в карибских водах. Однако от английских кораблей было мало проку без опытных матросов и пушкарей, а их в экспедиции Рэли, как оказалось, отчаянно не хватало. В конечном счете успех экспедиции зависел от участвующих в ней людей, а тысяча с лишним человек, отплывших в Гвиану, по всем отзывам, были никудышной командой. Некоторые, особенно офицеры (среди них и сын Рэли Уот) были людьми стойкими и надежными, но большинство являлись настоящими подонками. Это был недисциплинированный ленивый сброд, лодыри и неумехи, ввязавшиеся в гвианское предприятие в надежде на легкую и скорую добычу. Рэли по праву презирал их, но выбора у него не было: оставалось брать то, что есть, в надежде по пути до Антил вбить им в головы основы дисциплины. Были это, как он писал, «подлинные отбросы общества: пьяницы, богохульники и тому подобные; их отцы, братья и друзья не пожалели тридцати, сорока или пятидесяти фунтов, чтобы от них избавиться, понимая, что дома они за год промотают много больше». Боевой опыт многих из этих охотников за удачей ограничивался кабацкими драками, а самые неуправляемые скоро стали такой обузой – в Грейвсенде и в Плимуте завязывались свары между участниками экспедиции и горожанами, – что Рэли с радостью отправил их восвояси и отплыл на Ориноко без них.

По правде сказать, экспедиция не задалась с самого начала. Предполагалось отплыть в феврале, но из-за несогласованности действий капитанов корабли загружались с различной скоростью. Так что к весне 1611 года лишь половина кораблей, имеющих полную команду и запас провианта, были готовы к отплытию; а другие загрузились лишь наполовину, и капитаны не успели даже укомплектовать команду. Одно судно – «Стар», под командованием капитана Пеннингтона, взяло так мало провианта, что его хватило лишь до острова Уайт. Пеннингтону пришлось возвращаться в Лондон и одалживать у Бесс Рэли деньги на закупку хлеба. Эти заминки неизбежно вносили хаос в план экспедиции, и, несмотря на то что Рэли, в надежде подстегнуть свой флот, перевел его в Плимут, проблемам не было конца.

Рэли, если только не ослеп, должен был видеть, что экспедиция разваливается, еще не начавшись. И в тщетной попытке установить хоть какое-то подобие дисциплины в этом хаосе, он издал свои «Приказы к флоту». Написанные обычным для Рэли искрометным слогом, приказы эти, наделе, были слишком пуританскими, чтобы оказать действие на сброд, к которому они были обращены. Членам экспедиции, наставлял Рэли, не должно сквернословить во всякое время, также дымить под палубой, а только «поднявшись на верхнюю палубу». Вся команда должна дважды в день петь псалмы ради блага своих душ и успеха экспедиции. Некоторое представление о непригодности экипажей можно составить по тому, что Рэли счел нужным предупредить: он поставит драить палубу всякого, кто проиграет свое оружие или одежду. Наставления требовались и по обращению с корабельными пушками, и по наилучшему способу тушить пожары на корабле, и по правильному хранению личных вещей. Приходилось предостерегать даже против такой очевидной ошибки, как пересыпание пороха, когда в другой руке находится горящий запальник. Из этих приказов делается явным также недостаток на флоте самого насущного. Пушечного пороха, например, было так мало, что канонирам приказывали не открывать огонь, пока противник не окажется на расстоянии для стрельбы прямой наводкой, исключающей возможность промаха. Продовольствие следовало хранить под замком, а всякого, пойманного на краже, «наказывать как вора и убийцу своих товарищей». На кораблях недоставало обученных матросов, так что участникам высадки предписывалось изучить различные части корабля для помощи морякам. Те, в свою очередь, должны были участвовать в высадках на сушу после прибытия на Ориноко.

«Приказы» Рэли утверждали также правила, которыми должны были руководствоваться его люди, находясь в Гвиане. Он снова строго требовал ничего не брать у индейцев силой и предупреждал, что изнасиловавшего индианку ждет казнь. За трусость было предусмотрено не столь суровое наказание: струсивший будет лишен оружия и доли в добыче экспедиции, а остаток пути проведет как «слуга и носильщик для остальных». В некоторых отношениях относящаяся к Гвиане часть «Приказов» была весьма разумна. Англичанам запрещалось есть незнакомые плоды, пока они не убедятся, что эти плоды едят местные птицы и животные; им не следовало спать на земле и есть свежее мясо, не выдержав его по крайней мере два часа в соли. Тем, кто нарушит эти правила безопасности, предостерегал Рэли, грозит острый понос. Наконец, вспоминая давнюю трагедию, он уведомлял своих людей, что никто не должен плавать в реках Гвианы, «если не увидит плавающих в них индейцев, потому что многие из этих рек полны аллигаторов» [6]6
  Более вероятно, оринокских крокодилов, достигающих десяти футов в длину. Рэли основывался на испанском слове «эль лаграто» (ящерица), от которого происходит английское «аллигатор». И по сей день крокодилов на Антилах часто называют «аллигаторами».


[Закрыть].

Приказы были оглашены флоту 3 мая 1617 года, но до выхода в море экспедиция промешкала еще пять недель. И даже тогда корабли отчалили только потому, что Рэли уже не мог ждать. Денежный ручеек, из которого он черпал до последнего, окончательно иссяк, а люди поглощали провиант такими темпами, что он опасался, как бы запасы не кончились еще в виду английских берегов. И потому 12 июня так и не приведенный в полную готовность гвианский флот поднял якоря и, пройдя пролив Саунд, тут же попал прямо в шторм, который загнал корабли обратно в Плимут. Со второй попытки флот добрался до Фалмута, где непогода снова загнала его в гавань. Отчасти эта задержка оказалась полезна: Рэли сократил число голодных ртов самым простым способом – объявил, что экспедиция не вернется домой самое малое год. Слабодушные не рассчитывали на столь долгий срок, и многие из них украдкой сошли на берег. Флот сделал третью попытку выйти из пролива, еще менее удачную. Шквал отбросил суда, на которых не хватало рабочих рук, к островам Силли. Один полубаркас перевернулся и пошел ко дну со всей командой, а другие худо-бедно добрались до Корка, где флот и отстаивался чуть ли не месяц, загнанный в бутылку ирландской гавани шквалами и волнением, необычными для этого времени года. Запасы продовольствия продолжали таять.

Так прошла большая часть мореходного летнего сезона, причем каждая потерянная неделя давала испанцам лишнее время, чтобы усилить оборону на Ориноко. Но Рэли уже не мог отступить. Он понимал, что возвращение домой, даже временное, означало конец экспедиции. Люди разбежались бы, а кредиторы потребовали бы возврата долгов. И потому, когда погода к середине августа наконец улучшилась, его флот отважно оставил Корк и под всеми парусами пошел к Гвиане в запоздалой попытке отыграть золотой приз, прежде чем испанцы закроют для них Ориноко.

Непрерывная череда неудач подорвала дух экспедиции. Под палубой постоянно вспыхивали ссоры между моряками и сухопутными. Офицеры собранной с бору по сосенке команды тоже стали жаловаться на трудную службу. Во главе недовольных стояла группка шкиперов, представлявшая собой, собственно, безработных пиратов. Недовольство нарастало во время затянувшейся стоянки в гаванях, а теперь их потянуло к старому ремеслу. Они считали, что жаль тратить столь мощный флот на гвианскую затею Рэли, и предпочитали легкую добычу, которую могли награбить в водах у берегов Европы.

Зачатки мятежа зрели подспудно, пока флот не нагнал четыре французских суденышка у мыса Сен-Винсент. Тогда, обогнав «Дестини», на борту которого находился Рэли, несколько других кораблей жадно сцапали этот жалкий трофей. Когда подоспевший Рэли затеял расследование, между английским командующим и мятежными капитанами завязался жестокий спор. Последние утверждали, что французские суда были корсарскими и, следовательно, являлись законной добычей; Рэли же, сочтя доказательства пиратства французов неосновательными, в то время как доказательств беззакония англичан хватало в избытке, отмел все возражения и потребовал освобождения захваченных судов. Это решение привело в ярость тех капитанов, которые втайне рассчитывали без труда увеличить свои доходы, позволив себе немного пиратства. Один из них, капитан Бейли, вскоре после того дезертировал. Вернувшись в Англию (и пиратствуя по пути), он отомстил, донеся совету Якова, что Рэли их дурачит и вовсе не намерен идти к Гвиане. Он, утверждал Бейли, намерен перехватить испанский флот, доставлявший серебро из Америки, и развязать открытую войну с Испанией. К несчастью для Бейли, как раз в это время стали поступать сведения противоположного характера с Канарских островов, куда прибыл флот Рэли, так что ложь и преступления самого Бейли открылись. Тайный совет провел официальное следствие и в кои-то веки оправдал Рэли. Бейли признали виновным в распространении ложных слухов и приговорили к тюремному заключению, от которого он избавился, только принеся нижайшие извинения.

Рэли же поставил на карту слишком многое, чтобы рисковать столкновением с Испанией. На Лансароте, одном из Канарских островов, к примеру, воинственные испанские поселенцы подстерегли в засаде и убили двух участников экспедиции, однако он удержал своих людей от мести и покорно отошел к острову Гомера. Там ему казалось спокойнее, потому что жена губернатора была наполовину англичанкой и стала посредницей между двумя сторонами. В результате англичанам позволили запастись водой и закупить свежих фруктов. В трогательном жесте благодарности Рэли галантно послал в подарок леди полдюжины пар перчаток. Не желая уступить ему в любезности, она ответила корзинами апельсинов, лимонов, фиг и гранатов. Тогда английский кавалер преподнес ей розовую воду, амбру и портрет Марии Магдалины. С берега в ответ прислали кур, плоды и хлеб, а также письмо самого губернатора, удостоверяющего достойное поведение Рэли и его людей во время посещения порта. Только отплытие непомерно задержавшегося флота положило конец этому обмену любезностями и взаимными комплиментами.

Уже кончался сентябрь, а флот двигался к цели со скоростью улитки. Но худшее было впереди. Вскоре после отплытия из Англии несколько моряков слегли от таинственной болезни, возможно, цинги, а на третий день после Гомеры вспыхнула настоящая эпидемия. В один день пятьдесят человек на борту «Дестини» были поражены странной болезнью, и их пришлось освободить от работ. Судовой врач не понимал, в чем дело, и ничем не мог предотвратить распространение болезни. Скоро и другие корабли постигло то же бедствие. Рэли в отчаянной попытке справиться с эпидемией взял курс на острова Зеленого Мыса, где надеялся отправить на берег тяжелобольных и запастись свежим мясом и зеленью. Но едва английский флот сбросил якоря на плохо защищенном рейде острова Брава, как на корабли обрушился ураган. Пошел ко дну еще один баркас, якорные канаты лопались, и протекающие корабли с командами, пораженными болезнью, беспомощно влекло в открытое море. Через восемь дней, когда флот снова собрался, погода ударилась в другую крайность. Ветер стих, установился мертвый штиль, и флот Рэли, полный больных и умирающих, застыл без движения.

Судьба вновь сыграла с Рэли злую шутку. В широтах, где пассаты обычно за несколько дней доносили корабли в Новый Свет, его несчастные суда застыли на месте под жестоким тропическим солнцем. В устроенных на скорую руку лазаретах под палубой было жарко, как в печке, и больным не приходилось надеяться на выздоровление. День за днем носильщики сваливали трупы за борт. На флагмане еще до того, как флот достиг Южной Америки, умерли сорок два человека, почти четверть команды «Дестини». Среди умерших были и взятый в экспедицию металлург-пробирщик, которому предстояло оценить золотые запасы Гвианы, и главный врач экспедиции, и старший офицер, назначенный командовать сухопутной партией, и его заместитель, и старшина корабельной полиции. Горькой потерей для самого Рэли стала смерть его преданного слуги Джона Тальбота, даже в Тауре одиннадцать лет не покидавшего хозяина. «Он был, – писал Рэли, – честным другом, отличным знатоком всех наук и верным и преданным человеком. Я потерял его, к своей неодолимой скорби». Сам Рэли был не в том состоянии, чтобы смягчать общее отчаяние. Споткнувшись, он очень неудачно упал. Его перенесли в каюту, где у него скоро проявились симптомы малярии, и он двадцать восемь дней пролежал в постели в полубреду, не в силах принимать твердой пищи. Выжил он, как после рассказывал, только благодаря тому, что пил сок подаренных на Гомере фруктов, которые предусмотрительно сохранил в ящике с песком.

Только к середине ноября закончилась эта затянувшаяся агония. На четырнадцатый день месяца полумертвый флот втянулся в бухту в устье реки Кайенна, которую от дельты Ориноко отделяли еще несколько дней пути. Люди Рэли, слишком ослабевшие и подавленные, чтобы решиться на столкновение с испанцами на Тринидаде, тихо выбрались на берег в этом глухом углу Южной Америки, чтобы собрать съедобные растения и вымолить еду у туземцев. Они провели там три недели, медленно оправляясь от последствий злосчастного плавания через Атлантику. Как с горечью отметил в своем журнале капитан Кеймис, плавание от островов Зеленого Мыса до Южной Америки, завершившееся в прошлый раз за двенадцать дней, заняло у второго гвианского флота сорок дней.

Глава 6. Оправдание невозможного

В устье Кайенны Рэли, который все еще не держался на ногах, вынесли на берег в кресле, так что он мог наблюдать за отдыхом своих людей и чисткой кораблей. Сравнительно спокойная жизнь на берегу и экзотическая диета из ананасов и броненосцев (вкус к тому и другому он, по-видимому, приобрел в предыдущем путешествии) постепенно восстановили его здоровье. Однако недомогание многих других стало хроническим, так что пришлось выделить один из кораблей флота для отправки их на родину, в Англию. С этим кораблем Рэли послал письмо жене, где рассказывал о пережитых трудностях. «Сердце мое, – писал он, – я пишу тебе слабой рукой, потому что пятнадцать дней страдал лихорадкой, какой не переживал ни один из людей, но Бог, наделивший меня мужеством для всех моих деяний, теперь дал мне и силы выжить в адском пламени горячки». Далее он описывал ужасные последствия эпидемии и перечислил имена старших из умерших офицеров, чтобы жена уведомила их родных. Чуть ли ни единственным добрым известием было сообщение, что их сын, которого тоже звали Уолтер, но чаще называли Уот, остался жив и здоров.

Утрата или недееспособность множества высших офицеров означала, что Рэли придется искать им замену. Наиболее важным, несомненно, было место командующего речным отрядом, который Рэли намеревался отправить вверх по Ориноко и возглавить который сам он не мог, поскольку был еще слишком слаб. Это задание требовало наибольшего искусства и такта: речной партии предстояло установить расположение золотоносных районов, поддерживать добрые отношения с индейцами и избегать трений с враждебными испанцами. Предводитель должен был знать страну, уметь держать людей в строгом подчинении и притом здраво и разумно оценивать тактическую ситуацию. Кроме самого Рэли, этим требованиям, кажется, отвечал лишь один человек – капитан Кеймис. Капитан уже дважды побывал на Ориноко, знал, где искать золотые копи Путиймы, и был знаком индейским касикам. Он настолько очевидно подходил на этот пост, что Рэли назначил его без колебаний. Ему явно не приходило в голову, что Кеймис способен его подвести.

Трудно сказать, что за человек был капитан Лоуренс Кеймис. Казалось бы, по способностям он на две головы превосходил современников, но при этом оставался несколько таинственной, неприметной фигурой, постоянно держащейся в тени. Согласно описаниям современников-испанцев, он был высоким и худым и косил на один глаз. По образованию и наклонностям он вовсе не был авантюристом-мореплавателем. Он окончил университет (Оксфорд), писал стихи на латыни и в письмах проявлял изощренный ум. По-видимому, жизнь академического ученого показалась ему скучной, потому что он с юности разделил свой жребий с Рэли и много лет честно исполнял его многочисленные поручения. В 1595 году он был капитаном того ветхого галеаса, который добрался до Тринидада в столь прискорбном состоянии, что его пришлось переделать в речную галеру; а на следующий год командовал кораблем, посланным для разведки подходов к Гвиане с юга. В 1603 году он вместе с Рэли ненадолго попал в Тауэр, а после освобождения стойко продолжал трудиться на Рэли и защищать его интересы. Итак, по всем признакам Кеймис был идеальным заместителем: толковым, верным и ответственным. Однако была у него одна опасная слабость – он был таким же мечтателем, как сам Рэли, и тоже был околдован мифом о Золотых Антилах. Это сулило беду, но Рэли не мог знать, что полный оптимизма помощник уже дважды ввел его в заблуждение: относительно золотой горы Путиймы, а еще в 1596 году, когда доложил, что испанцы на Карони стерегут сказочные богатства. Одним словом, воздушные замки, возведенные Кеймисом, только подчеркивали слабости его патрона. И хотя сам Кеймис, судя по всему, никогда преднамеренно не обманывал Рэли, ему вскоре предстояло постичь роковое значение своих прежних ошибок и осознать, что он погубил человека, которым так восхищался.

Как ни печально, этой трагической развязки могло не случиться, если бы не Уот Рэли, юноша, проколовший мыльный пузырь мечтаний Кеймиса. Для Рэли Уот был средоточием родительской любви. Отец не жалел усилий, чтобы сделать из сына воплощение елизаветинского рыцарства: уроки фехтования, оксфордское образование, моральные наставления и пребывание в Париже… И, как часто случается, результатом беззаветной родительской заботы стал двадцатилетний юнец, избалованный, нахальный и безрассудный, чьи ощутимые недостатки были слегка замаскированы свойствами, обычно их сопровождающими: привлекательностью, сообразительностью и остроумием. Эту последнюю черту неплохо иллюстрирует история о том, как обучавшийся в Париже Уот Рэли как-то вечером подпоил своего учителя и опекуна Бена Джонсона. Когда Джонсон впал в алкогольный ступор, Уот нанял шайку бездельников, которая прокатила пьяного драматурга в тележке на посмешище всему Парижу. Шалости такого рода выглядели достаточно безобидными для подростка, но своевольный и самоуверенный юноша мог оказаться никуда не годным спутником в экспедиции, которой предстояло вступить на вражескую территорию, особенно если этот молодой человек был сыном верховного командующего. Уота Рэли, уже выдвинутого в капитаны «Дестини», теперь назначили начальником над отрядом пикинеров в речной партии Кеймиса. Его безрассудство и привело к катастрофе.

Английский флот вышел из устья Кайенны 4 декабря и добрался до Тринидада близ дельты Ориноко. Здесь Рэли разделил силы. Кеймис с 250 солдатами и 150 моряками погрузился на пять кораблей с наименьшей осадкой. Он взял с собой также несколько разобранных баркасов, которые предстояло собрать и спустить на воду для плавания по реке. С этой флотилией ему было приказано как можно быстрее подниматься по Ориноко, избегая столкновений с испанцами, достигнуть золотоносных районов и открыть золотые копи. Тем временем Рэли с остальным флотом должен был крейсировать у южной оконечности Тринидада, прикрывая тыл. Не осталось тайной, что Гондомар предупредил испанские власти, и англичане каждую минуту ожидали появления карательного флота испанцев. Наученный опытом прежнего непокорства капитанов, Рэли полагал, что лишь его личное присутствие может удержать их от дезертирства, после того как речная флотилия уйдет по Ориноко. «Вы найдете меня у Пункте Галло (мыс Икакос на южной оконечности Тринидада) живым или мертвым, – заверил он Кеймиса, – если же не найдете там моих кораблей, то отыщете их пепел, потому что в такой крайности я скорее сожгу свои галеоны, чем сбегу».

В полном противоречии с этими воинственными словами он осторожно наставлял Кеймиса быть весьма осмотрительным в контактах с испанским гарнизоном у водопадов Карони. Капитан по возможности должен был избегать стычек и оставить речной флот у золотой горы Путиймы, за несколько миль до расположения испанского гарнизона. Там Кеймис должен был высадить людей на берег, расставить между собой и испанцами линию постов и спокойно изучать золотую гору. Открытое столкновение допускалось только в случае нападения испанцев, когда англичанам пришлось бы защищаться. В этом случае едва ли продолжало бы действовать требование короля Якова не задевать испанских колонистов. Если бы Кеймису не удалось найти такого количества золота, которое оправдало бы открытие копей, ему следовало тихо отступить, захватив с собой пару корзин с образцами породы для оправдания прежней убежденности Рэли в существовании гвианского золота.

На первый взгляд, разработанный Рэли план кампании не допускал риска нарушения условий, наложенных королем. Увы, успех всей операции основывался на докладе Кеймиса о золотой горе Путиймы; Кеймис же, в первой экспедиции не побывавший на месте предполагаемых залежей золота, был настроен куда менее оптимистично, чем его начальник. Двадцать лет назад Кеймис позволил себе принять желаемое за действительное и за все прошедшие годы так и не набрался смелости признаться в этом. Теперь, когда пришла пора оправдать собственные советы и доставить золотоносную породу с золотой горы Путиймы, он, вполне естественно, обратился мыслями к первоначальной идее о залежах золота у водопадов Карони. Но они лежали за испанским гарнизоном, и, хотя у английской флотилии был шанс проскользнуть незамеченной или даже уговорить испанцев дать пропуск, Кеймис сильно рисковал, решив отправиться к копям Карони. Однако он принял именно такое решение и не сказал о нем Рэли.

У Кеймиса ушло три недели, чтобы добраться к месту, где испанцы расположили свой гарнизон и поселок Сан-Томе. Это было жалкое селение, просто скопище убогих хижин, укрытых за частоколом на левом берегу Ориноко, примерно на три мили ниже впадения Карони. Поселок – площадь, окруженная домиками-развалюхами, – мог похвастать крошечной церквушкой, правительственными складами, цистерной для воды, несколькими плохо построенными домами и чуть более внушительной резиденцией прибывшего недавно королевского управляющего Диего Паломекве де Акуна.

Паломекве здесь ненавидели. Его прислали в Сан-Томе с особым приказом прекратить незаконную торговлю табаком, приносившую недурную прибыль как жителям Сан-Томе, так и капитанам голландских и английских контрабандных судов, рисковавших порой подниматься по Ориноко. К несчастью, Паломекве исполнил инструкции буквально, чем привел в ярость колонистов Сан-Томе, привыкших при его предшественнике, доне Фернандо де Беррио, к побочным доходам. Дон Фернандо, сын старого соперника Рэли Антонио де Беррио, унаследовал отцовские имения и посты, и его мягкое, необременительное правление довело его до суда по обвинению в пренебрежении интересами короля. Под более строгим правлением преемника Сан-Томе быстро нищал. К появлению Кеймиса поселение страдало от бедности и запустения.

Население Сан-Томе еще за восемь месяцев знало о намерении Рэли подняться по Ориноко. Разведка посланника Гондомара заранее уведомила их о величине и силах задуманной экспедиции, но скрипучие колеса испанской колониальной администрации вращались так медленно, с таким множеством заминок и преднамеренных оттяжек, что самому незначительному решению требовались месяцы, чтобы вступить в действие по всему огромному треугольнику между Лондоном, Испанией и Ориноко. На родине Совет Индий рассмотрел предостережения Гондомара и направил в Лондон письмо, запрашивая дополнительных сведений и подтверждения, что Рэли направляется не к Виргинии, обсудил ответ посланника, направил свои рекомендации на подпись королю, опросил других информаторов, претендовавших на знакомство с «Гуатгералом» и его планами и обратился к военным властям с просьбой направить корабли и солдат для обороны Гвианы. Военные самым решительным образом уведомили Совет, что испанскому флоту хватает других дел, а кончилось все тем, что губернаторам колоний сообщили то, что те и сами знали, а именно: надлежит остерегаться Рэли и помогать друг другу в случае нападения англичан. Таким образом, досье на гвианское предприятие Рэли становилось все толще, между тем как население Сан-Томе не получило никакой практической помощи к тому времени, когда 1 января 1618 года по реке в спешке прилетело индейское каноэ с сообщением, что английская флотилия находится в дне пути от поселка. На этот момент у Паломекве было тридцать шесть боеспособных солдат плюс не подсчитанное количество недовольных и миролюбивых штатских против четырех сотен англичан.

У Кеймиса были свои трудности. Два из пяти его судов засели на отмелях и отстали, а люди были измучены и подавлены. Тем не менее у англичан было более чем достаточно сил, чтобы справиться с Сан-Томе. Стоит заметить, что Кеймис даже не пытался отыскать золотую гору, а прямо двинулся к месту высадки в трех милях ниже Сан-Томе. Там, примерно в четыре часа пополудни 2 января, он начал высадку. Едва покончив с этим, три английских судна продолжили движение по реке и встали посреди течения против частокола Сан-Томе. На этой якорной стоянке их около девяти часов вечера обстреляли мортиры Сан-Томе, однако ущерба не причинили, а английские суда не снизошли до ответа.

На этой стадии планы Кеймиса все еще представляются очевидными. Он пренебрег инструкциями Рэли и, вместо того чтобы уклоняться от встречи с испанцами, открыто выступил против них сильно превосходящими силами, так что гарнизон оказался в его власти. Три корабля, нагло торчавшие посреди реки, держали Сан-Томе под прицелом и могли в несколько часов разнести поселок. С этой превосходной позиции Кеймис мог сдерживать испанцев, пока его рудокопы не откроют золотую гору, или же отправить разведочную партию вверх по Карони для проверки слухов о залежах золота. Рассуждая логически, Паломекве с его тридцатью шестью солдатами были беспомощны и не посмели бы атаковать.

Но Паломекве не дал себя запугать. Несмотря на вялую поддержку поселенцев, он отважно решил не сдавать Сан-Томе без боя и эвакуировал женщин и детей на островок Сейба в нескольких милях выше по Ориноко. Так что, когда англичане высадились на берег, он послал горстку людей под началом своего заместителя капитана Херонимо де Градоса разведать расположение врага. Далее события развивались стремительно.

Градос с десятью мушкетерами вышел из форта около полуночи, и в темноте испанские разведчики наткнулись на английский пикет. Раздалось несколько беспорядочных выстрелов, несколько дерзких криков «Перрос инглесес!» («Английские собаки!»), и паника мгновенно охватила англичан, вообразивших, что они окружены сильным отрядом противника. Утратив скудные начатки дисциплины, англичане в страхе заметались во все стороны, не зная, что им делать. Тогда Уот Рэли решил, что настал час его славы. Во главе отряда пикинеров он пронесся мимо английских постов и устремился в погоню за Градосом и его людьми. Английские рядовые, захваченные порывом, вслед за ним кинулись прямо к воротам Сан-Томе, которые открыли, чтобы впустить Градоса. Орущая, задыхающаяся толпа англичан ворвалась в ворота и на площадь. Здесь их встретило отчаянное сопротивление, организованное Паломекве и его офицерами. В короткой рукопашной схватке испанцы какое-то время держались, но вскоре их захлестнуло потоком подбегающих англичан. Паломекве погиб, английская алебарда чуть не надвое рассекла ему череп, а остальные испанцы вполне благоразумно решили временно отступить. Но Уот Рэли, зачинщик этой непредвиденной схватки, остался лежать мертвым. Без оглядки ворвавшись в город, он был убит пулей, а потом приклад испанского мушкета раздробил ему голову.

Кеймис одержал пиррову победу. Ценой потери пяти офицеров (испанцы потеряли столько же) англичане захватили селение, которое было им ни к чему. Вся добыча заключалась в толике табака, брошенном испанцами оружии, жалкой церковной утвари и двух маленьких слитках золота ценой около 2600 реалов, да еще казначейского сундука, хранившейся у Паломекве, – в нем нашлись протоколы собраний городского совета, копии официальной переписки и долговые расписки. Хуже всего было то, что условия, поставленные королем для экспедиции Рэли, оказались грубо нарушенными. Неповиновение Кеймиса и самовольство Уота Рэли привели к гибели испанцев и намеренному уничтожению испанского имущества. Рассказывают, что, когда в Лондон дошли вести о штурме Сан-Томе, Гондомар ворвался в зал аудиенций короля Якова с криком: «Пираты! Пираты! Пираты!»

Перед таким неожиданным и бедственным поворотом событий Кеймис сломался. Уота Рэли и других погибших англичан похоронили в церкви Сан-Томе после торжественной процессии, пять укрытых саванами носилок торжественно обнесли вокруг площади вслед за склоненным флагом, но лишь 7 января, через пять дней после роковой схватки, он решился написать Рэли, поведав тому печальную весть.