Текст книги "Червь"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

18

Я иду за тобой, ублюдок. Я уничтожу тебя. Забью до смерти.

Сжимая кочергу в побелевших от напряжения кулаках, Кэтлин преследовала тварь, темной веной проникшую в ее дом. Она найдет ее. И убьет. Потом… потом… потом… потом она тихо сойдет с ума, потому что уже не далека от этого. Может, не в этом же доме, а в соседнем.

Отследить грязный след было несложно.

Если эта тварь – змея, наверняка змея, какой-нибудь гребаный питон– думает, что действует скрытно, она жестоко ошибается. Она такая же скрытная, как истекающая дерьмом свинья. Она чуть не вскрикнула при этом внезапно возникшем у нее в голове сравнении, потому что Пэт сказал бы именно так.

Не смей разваливаться. Сейчас не время.

Ее трясло, прошибало потом, бросало то в жар, то в холод. Она шла по грязному следу, включая по пути свет. След вел из ванной в спальню Джесси. Где эта гребаная тварь и где ее ребенок?

Она вся напряглась.

Раздался какой-то низкий рокот, и в тот момент начался настоящий кошмар. Дом тряхнуло. Потом еще раз. Рокот нарастал. Дом покачнулся, и она снова упала задом в грязь. По потолку и стенам пошли трещины. Она услышала, как внизу падают и разбиваются вещи. Она была уверена, что панорамное окно среди них.

Дом рушился.

Она с трудом поднялась из маслянистой черной грязи и поспешила по коридору к лестнице. Она не знала, куда потом пойдет. Не знала, что будет делать, если выберется из дома. Мысли в голове беспорядочно метались. Что-то одно не давало ей покоя – ни потеря Пэта, ни даже эта чертова змея, а что-то большее, что-то гораздо более важное. Ребенок, ребенок, ребенок… где ребенок? Все ее сознание было занято ребенком. Переполняемая материнским инстинктом, она стремилась защитить ребенка, но не знала, где его искать.

Шевелись! Делай что-нибудь! Делай что угодно, только найди ребенка!

В этих словах был вполне здравый смысл, но она не знала, что делать. Животный инстинкт подсказывал ей найти эту гребаную змею и убить, а материнский – что самое главное это найти ребенка. С остальным она разберется позже.

Ей нужно поискать наверху.

Именно это она должна сделать.

И именно это она собиралась сделать, но рокот снова повторился. На этот раз дом качнуло так, будто его схватила и встряхнула какая-то гигантская собака. Кэтлин потянулась к перилам, но не удержалась и кубарем покатилась по ступеням. Тум-тум-тум.

Дом продолжал качаться.

Все находилось в движении. Пол словно уходил из-под ног, как при землетрясении. Лампочки мигали. То гасли, то снова загорались. Стены шли трещинами, кашляя клубами гипсовой пыли. Потолок в столовой прогнулся и обрушился на антикварный стол из вишневого дерева. Оказывается, она слышала звон не панорамного, а кухонного окна. Тем не менее, то тоже последовало примеру остальных. Паркетный пол сдвинулся, покоробился, отдельные планки выпали. Потолочный вентилятор рухнул.

И тут дом начал кровоточить.

По крайней мере, так ей показалось. Из трещин в полу потекли океаны темной, пузырящейся крови.

Нет, не крови… грязи.

Той же самой пахнущей канализацией грязи, которая была на улицах и которая исторглась из ванной наверху.

Мой дом, мой гребаный дом… разваливается! Он весь разваливается!

Кэтлин всхлипнула. Содрогнулась всем телом. Из головы словно что-то вылетело. И хотя она была не в силах осознать, что именно, она по-прежнему испытывала чувство потери, огромной щелью разделившей настоящее и ее прошлую жизнь, какой она была всего пару часов назад.

Встав на четвереньки, она поползла по то и дело подрагивающему дому. Пробираясь через сочащуюся из пола грязь, она миновала гостиную, потом разгромленную столовую, и оказалась на кухне. Страх холодными пальцами провел ей по затылку, словно уговаривая держаться подальше от грязи и того, что могло в ней прятаться, но к тому моменту она уже ни на что не обращала внимания.

Продолжая сжимать кочергу, она остановилась.

Задрала голову и прислушалась, как зверь.

Она слышала, как падают сверху кусочки потолка. Как бежит вода. Как капает жижа. Но не это ее интересовало. Она слушала рептилию, которая забралась к ней в дом и лишила ее прежней жизни. Она убьет ее. У нее в голове осталось одно желание – прикончить тварь.

Она здесь.

Кэтлин хорошо это знала.

Если она будет слушать, то услышит, как эта тварь скользит из комнаты в комнату, выслеживая ее… злющая змея, бесшумная, с узорчатым телом, мерцающими зелеными глазами и треугольной головой, даже сейчас приподнятой для броска…

Вот она!

У нее перехватило дыхание. Она услышала, как что-то мягкое и большое упало на пол в гостиной, словно удав, прыгающий на жертву с дерева в джунглях. Да, эта тварь пришла за ней, толстотелая и извивающаяся. И теперь ищет ее в полутьме. Она не покажется, пока не будет готова убивать. Она скользила вперед, петляя в грязи. Все ближе и ближе.

Кэтлин сбросила пальто, чтобы оно не сковывало в бою ее движения.

Еще ближе. Теперь она была почти различима.

Кэтлин напряглась, подняла кочергу.

Теперь она ее видела… спиралевидную форму, то и дело появляющуюся из грязи. Тварь поняла, где она находится, и сейчас будет атаковать. С криком Кэтлин ударила ее кочергой, и в лицо брызнула жгучая жидкость. Тварь плюнула в нее ядом? Глаза жгло. Свободной рукой она стряхнула с себя вещество. На ощупь оно было как прохладное желе. Снова взмахнула кочергой, но тут что-то произошло. Удар пришелся вскользь, и в лицо Кэтлин снова брызнуло желе. Скользнув по маслянистому телу твари, кочерга выпала из рук. Кэтлин услышала, как та звякнула об пол.

Змея зашипела и двинулась на нее.

Не дав ей себя укусить, Кэтлин схватила ее за шею. Ощущение было не из приятных Большая змея должна быть гладкой и пульсирующей от мышечных сокращений, но эта тварь была мягкой… почти как желе. Окостеневшие пальцы практически пронзили ее плоть. На ощупь она была рыхлой, как бурые пятна на гниющем яблоке. Казалось, каждый ее дюйм шевелился, лоснясь от жира. На руки Кэтлин хлынула жидкость. Растущие из туловища колючки врезались ей в пальцы, как шипы на стебле розы.

Это была не змея.

Это был червь.

Огромный, почти желеобразный червь. Он был толще пивной банки, и казалось, продолжал распухать. Извивался у нее в руках как пожарный шланг под высоким давлением. Он выскальзывал у нее из пальцев, и она не могла ничего с ним поделать. Это было все равно, что держать резиновую трубу, смазанную свиным салом. Он двигался. Корчился. Извивался, вращаясь по спирали.

А потом выскользнул.

Всем своим мерзким весом упал Кэтлин на колени и тут же атаковал. Она подумала, что червь будет целиться ей в лицо, глаза или шею. Но этого не случилось. То, что он сделал, было гораздо ужаснее – Он метнулся ей между ног как огромный, вялый член, потом вскинул голову, юркнул под кофту, раздирая щетиной пупок. Его раздувшееся туловище скользнуло между ее грудей, как иногда делал ее муж.

Эффект был отвратительным.

Ее груди были тяжелыми от молока, и червь, казалось, знал это.

Она закричала и упала задом в черную жижу. Она дергала и тянула червя, но тот скручивался у нее в руках, истекая густой, пенящейся слизью. Она не могла ни удержать его, ни оторвать от себя. Черв раскрыл рот, разорвав лифчик, и обвил собой ее левую грудь. Она закричала. Из пасти веяло холодом. Она чувствовала, как его зубы царапают ее как иголки. Она принялась колотить чкрвя, оставляя на туловище глубокие рубцы от ногтей, но тот вонзил в нее свои зубы.

Кэтлин издала дикий, пронзительный вопль.

Зубы червя проникли ей в грудь, пронзив молочные железы, из пробитых каналов хлынула кровь и теплое молоко. Она сопротивлялась все сильнее, но зубы держали крепко. Рот сжался до сморщенного отверстия и присосался к ее соску. Она чувствовала, как все туловище червя пульсирует, осушая ее. Боль была невероятная. Это было все равно, что подключиться к доильному аппарату. Но настоящая боль пришла потом, когда червь своим мощным, энергичным сосанием оторвал ей сосок.

В тот момент, когда его зубы потеряли захват, Кэтлин рывком выдернула его из-под кофты, и швырнула через всю комнату. Она сложилась пополам под сокрушительными волнами невероятной боли. Кофта была сырой от крови.

Но червь не собирался бросать начатое.

Он двинулся на нее, чтобы прикончить.

Скользнул через грязь и прыгнул на нее. Она поймала его извивающееся туловище обеими окровавленными руками. Сжала, пытаясь разорвать, но оно было жидким и эластичным. Потом с безумным криком поднесла его ко рту и, вцепившись зубами, рассекла оболочку. Под напором ее рук и зубов червь треснул. Она раскусила его пополам, рот наполнился хлынувшей, булькающей слизью.

Ее тут же вывернуло наизнанку. Мучения добавляла истерзанная грудь. Она знала, что пока не потеряла сознание, должна освободиться, должна выбраться из дома.

Спотыкаясь, она бросилась к двери, оставив позади извивающиеся половинки червя. Крича и рыдая, вошла в глубокую, почти по бедра, пузырящуюся грязь… мерзкую, и все же успокаивающе теплую.

Что-то плавало там.

– Ребенок, – воскликнула она, подхватывая предмет.  – Мой… ребенок…

19

Тони проверил еще несколько домов в районе и всюду нашел следы разрушения. Не просто разрушения от воздействия грязи. Дома не развалились сами по себе – черви испещрили их туннелями, как личинки испорченное мясо в поисках лакомства.

Пробираясь сквозь топкую жижу, заполнившую улицы, он то и дело слышал крики.

Что это за гребаный кошмар?

Все-таки здорово, что Чарис здесь нет. Он надеялся, что она в безопасности. Черви пользовались грязью как вектором в поисках своих жертв, и до сих пор это очень хорошо работало. Городские улицы рассматривались как территория человека. Его среда обитания. Но грязь изменила все – то, что некогда было знакомым и безопасным, стало смертельным и чужим. Грязь кишела чудовищами. Как акулы в море крови, они кружили, приближаясь все ближе.

Именно поэтому тебе нужно добраться до укрытия. Тебе нужно найти что-то, где они тебя не достанут, или тебе не пережить эту ночь.

Но что? Чердак? Крышу? Грязь продолжала подниматься, и безопасность превращалась уже в какой-то абстрактный термин.

Ему нужно расслабиться. Нужно найти что-то безопасное, но не паниковать, иначе он наделает ошибок. И тогда черви воспользуются этим.

В одном из этих домов должны быть люди.

Люди, с которыми он может объединиться и держать оборону.

Тони остановился, услышав всплеск, по морю грязи побежала рябь. Что-то там было. Что-то двигалось под поверхностью, и это могло быть только одно. Ему нужно двигаться, но этой твари он боялся больше всего. Инстинкт подсказывал ему либо бежать, либо стоять неподвижно. Черви были не такими уж и смышлеными. Очень ловкими хищниками, но не очень умными. Если б он двигался, они нашли бы его. Если будет стоять неподвижно – пройдут мимо.

Осторожно, очень осторожно, он просунул руку под толстовку и вытащил из кармана рубашки сигареты. Закурил и глубоко затянулся.

Видишь? Видишь, каким тихим можешь быть, если нужно?

Он стоял и курил, неподвижный как столб.

Вокруг него снова появилась рябь. Грязь бурлила и плескалась. Наконец все стихло. Он вздохнул и расслабился.

И тут он увидел фигуру, движущуюся в его направлении.

20

Смерть будет последним затяжным поцелуем любви, решила Ева Юнг. Она придет в ночи и своими жаркими губами зажжет последний огонь в остывающих углях ее сердца, в эту самую темную из всех ночей, сюда, в эту кровать, где они с мужем когда-то занимались любовью.

Соседние дома рушились. Она слышала грохот падающих стен и обваливающихся крыш. Ее собственный дом трясло. Фундамент треснул. Черная жижа заполняла ниши, словно темная артериальная кровь. Затопляла все вокруг, продолжая подниматься. Ева слышала, как лопаются трубы, и извилистые формы скользят по коридорам, ползут вверх по лестницам.

Но почти не обращала на это внимания. Она чувствовала лишь гнет прошлых лет и их бесформенную пустоту. Она лежала под простынями, обнаженная. Ее тело было покрыто легкой испариной – потом страха и ожидания. В душе она была непорочной девственницей, ее перезревший плод так и не был сорван и вкушен, но оставался сочным и целым. Скоро, уже очень скоро ее одиночеству придет конец.

Она услышала какой-то звук в коридоре за приоткрытой дверью – тихий, похожий на шелест атласных простыней.

Леонард? Леонард, это ты?

Хотя где-то в пустых коридорах сознания она понимала, что Леонард мертв, но продолжала ждать его, и не удивилась бы появлению в дверном проеме его темной фигуры. Ей показалось, что она чувствует запах его одеколона, всегда напоминавшего ей хорошо смазанную кожу и зеленые сосновые леса. Но то, что она почувствовала, что заполнило комнату темными испарениями, было чем-то другим. Ее дыхание участилось. Дверь распахнулась, и она ощутила мерзкий, сладковатый запах ее любовника. Он пришел непрошенный, голодный и похотливый. Она станет его мясом и его вином, и он будет вкушать ее, одурманенный тем, что она вынуждена будет ему предложить.

Принеси мне свою любовь. Принеси мне ее грязь и скверну. Позволь окунуться в нее.

Ее любовник приблизился к постели с тем же соблазнительным атласным шуршанием. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Дыхание участилось. Кожа покрылась мурашками. Она чувствовала запах того, что пришло за ней. Комнату заполнил смрад гниющих сточных канав, но она не обращала на него внимания. Она чувствовала лишь запах одеколона – запах сосновых лесов, трубочного табака и потертой кожи. Ее безумие в последнюю ночь ее жизни достигло своего апогея – грезы и фантазии затмили реальность.

Пожалуйста, о, боже, пожалуйста, не заставляй меня ждать, пожалуйста… пожалуйста…

Но, почти не осознавая этого, Ева обнаружила себя, раскрыв любовнику свои секреты. Она раздвинула ноги, чтобы он мог войти в нее. Любовник поднял голову над кроватью. Ева не смела смотреть на него, чтобы не разрушить красоту последних драгоценных мгновений. Это был Леонард, и она верила в это. Один взгляд на мерзкую, блестящую, истекающую гноем тварь мог вдребезги разбить ее иллюзии. Поэтому она старалась не смотреть на нависшее над ней гигантское раздувшееся червеобразное существо. Его сегменты растянулись, явив огромную овальную пасть с рядами острых как бритвы зубов, и свисающими нитями едкой слизи. Она чувствовала, как капли его слюны жгут ее лоно.

Ну же… сделай это…

И ее любовник сделал. Бешено вращаясь, проник в нее, вызвав обжигающую боль. Разрезанная, искромсанная, она тонула в своей превратившейся в кровавую ванну постели. Продолжала кричать, испытав напоследок извращенный вкус порока. Уже буквально разорванная пополам, она наконец осознала, что смерь это действительно последний затяжной поцелуй любви.

21

Кэтлин брела через грязь, не в силах уже выносить ее гнилостные испарения. Казалось, что мир пах так всегда. В тесных, переполненных закоулках ее сознания уже не осталось воспоминаний о мире, незатопленном пузырящейся черной жижей. Она стояла и смотрела на грязь, чувствуя, как та омывает ее своими неторопливыми потоками.

– Не волнуйся, Джесси, – сказала она. – Мама вытащит тебя отсюда. Во что бы то ни стало.

Ослабшая от потери крови, она встряхнула головой, отгоняя головокружение. Ей нужно сконцентрироваться, иначе они никогда не выберутся отсюда. К счастью, ребенок был не тяжелый.

Она двинулась вперед, осторожно ступая ногами. Ей нельзя поскальзываться.

Всхлипывая, она крепче прижала ребенка к груди, несмотря на пульсирующую во всем теле боль. Но это не так уж и плохо – боль поддерживала ее в сознании и заставляла идти дальше.

Кэтлин задумалась, остался ли в округе кто-нибудь еще.

Она видела свет в некоторых домах, но это ничего не значило.

– Окей, Джесси, мама будет идти, пока не выведет нас куда-нибудь.

Многие дома на Пайн-стрит продолжали рушиться, поэтому Кэтлин не знала, куда идти. Но ей нужно глядеть в оба, потому что Джесси нельзя здесь находиться, а ей, ей-богу, нужно уже присесть.

Двигаясь на автомате на негнущихся ногах, она брела вперед через грязевое море.

22

Ферн О'Коннор сидела на кухне и ждала, всматриваясь во тьму.

Что-то слишком долго нет Марва, – подумала она, заглядывая в слив и морщась от невыносимого запаха. Он уже должен был вернуться.

Звонить Тессе было бесполезно. Она уже делала это три раза, но ей никто не ответил.

Ферн не знала, чего именно боится, но страх не уходил. Он жил внутри нее, холодный и ползучий, мешая думать рационально. Многое могло случиться. Марв мог захлебнуться и утонуть. Хотя это казалось маловероятным, потому что он был очень крепким, сильным мужчиной. Он мог надышаться испарений. Опять-таки, это тоже не казалось правдоподобным. Дома в районе разваливались, и его могло завалить обломками. Единственное, что спасало их дом до сих пор, догадалась она, это то, что он был построен из кирпича, и сможет пережить другие на многие десятилетия, если не века.

Когда Тесса позвонила, она утверждала, что на нее напали . Напали.Но кто или что? Вот этого Ферн и боялась больше всего – что то, что забрало Тессу, могло забрать и Марва.

О, почему он не взял с собой ружье?

Ферн прислушалась к девочкам в другой комнате. Они соединили свои приставки «Нинтендо ДиСи» и играли в «стрелялки». Они смеялись, подтрунивали друг над другом, радостно визжали и язвительно ворчали. Дети это что-то! Адаптируются очень быстро. Слава богу, интернет все еще работал, иначе им пришлось бы играть в настольные игры или читать книжки.

Дикость, какая дикость.

Запах, исходивший из слива, становился все хуже.

У Ферн уже кружилась голова.

– Что ж, от этого есть только одно лекарство, – процедила она себе под нос. Она сходила в кладовку и вернулась с бутылью хлорки «Хайлекс». Не было ничего, с чем не могла бы справиться хлорка.

По крайней мере, Ферн надеялась на это.

23

Тони нашел Марва, когда тот, шатаясь, вывалился из дома Тессы Салдэйн с разделочным ножом в руке.

– Привет, – сказал он.

Марв щелкнул фонариком и направил луч прямо ему в лицо.

– Господи, – воскликнул Тони, закрывая глаза.

–  Тони, ты? – выдохнул Марв. – Что ты делаешь? Хочешь, чтобы меня инфаркт хватил?

– Извини.

– Похоже, мы все сегодня на взводе.

– Да уж. – Тони сглотнул. – Ну, разве не так?

– Рад, что ты еще жив.

– Никто из нас долго не протянет, если мы не выберемся из этой дряни.

Какое-то время они брели бок о бок, потом Марв спросил, – Черви?

– Ага.

Они вкратце поделились своими злоключениями. Без обиняков. Оба видели червей, и не было никакого сомнения в реальности происходящего. Всякие «как» и «почему» придется оставить на потом.

– Другие дома ты проверял? – спросил Марв.

– Ага. Они либо пусты, либо… скажем так, живых там нет.

Через несколько минут они взяли передышку – грязь выматывала. Это было все равно, что пробираться сквозь жидкий цемент. Они прислонились к фонарному столбу, обхватив его, словно боясь, что их засосет на дно.

– Что будем делать? – наконец спросил Тони, затягиваясь сигаретой.

Марв вздохнул. – Вернемся ко мне в дом. Отсидимся там вместе с Ферн и детьми. Если найдем еще кого-нибудь, возьмем с собой. У меня есть кое-какое оружие, полевое снаряжение в гараже, если понадобится – лампы, фонарики, печка. Должно быть все нормально.

Разумное предложение, – подумал Тони. Хотя такое же разумное, как и все то, что он слышал в последнее время. Вместе они смогут выжить, пока ждут Национальную гвардию и службы спасения. Он только собирался сказать это, как Марв схватил его за руку.

– Кто-то идет, – сказал он, прислушиваясь к шелесту волн, медленно движущихся в их направлении.

24

Когда Ферн вылила хлорку в слив, случилось нечто невероятное – вместе с пузырящейся, зловонной черной жижей из слива стало вылезать нечто червеобразное. Со словом она не ошиблась, потому что наружу действительно выскользнул червь.

Не змея, как она сперва подумала.

Гребаный червь.

Она отпрыгнула назад, чуть не выронив бутыль «Хайлекса». Из горла вырвался низкий гортанный крик – если б ее губы не были крепко сжаты, это был бы визг. Что еще за чертовщина? Какого дьявола…

Червь выполз из слива, корчась и извиваясь в предсмертных конвульсиях. Он был длиной с ее предплечье, только толстый, мясистый и мерзкий до ужаса. Он изгибался с мощными мышечными сокращениями, истекая студенистой слизью. Как такое большое существо смогло уместиться в сливе, не укладывалось у нее в голове.

Одно было хорошо – он не только испытывал немалую боль, похоже, он умирал.

– Мам, – позвала из гостиной Кэсси. – Ты в порядке?

– Мам? – эхом отозвалась Кэли.

Ферн трясло, на лбу выступил пот. Она поняла, что если сейчас не ответит, близнецы зайдут и увидят то, что видит она. А она не могла этого допустить.

– Ах… да, все в порядке. Просто чищу раковину.

Звук собственного голоса придал ей немного сил, и она подошла к раковине чуть ближе. Червь уже едва шевелился. Что если бы я не вылила туда хлорку? Он остался б в сливе или пришел бы за мной?Вопросы возникали у нее в голове, но она игнорировала их.

Она вылила на червя еще больше хлорки.

Он медленно шевельнулся, и из него вывалилось нечто похожее на клубок желтоватых, спутанных языков. Но, не смотря на его мерзкий вид, хуже всего был исходящий от него пар. Хлорка что-то с ним сделала. Он сморщивался и разрушался, превращаясь в лужу слизи.

С трудом сдерживая тошноту, Ферн длинной деревянной ложкой столкнула червя в измельчитель отходов и включила его. С подступающей к горлу желчью, слушала, как тот с жужжанием перемалывает останки.

Потом выключила измельчитель.

Она стояла, готовая вот-вот грохнуться в обморок, не в силах поверить в произошедшее.