Текст книги "Червь"
Автор книги: Тим Каррэн
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
13
Кэтлин, качаясь, вошла в дом и захлопнула за собой дверь.
Грязная, дрожащая, готовая вот-вот разрыдаться, она рухнула на ковер, обхватив себя руками вне себя от страха.
Я видела ее. Я видела ее там, в грязи. Змея. Гигантская змея. Похоже, это она схватила Пэта. Похоже, это она его убила.
Эти слова бесконечно кружились у нее в голове, и она не могла их остановить. Они явились, как непрошеные гости, доведя до ее сознания самое страшное – она осталась одна. Наедине с какой-то ужасной змеей, кружащей вокруг дома и ищущей способ забраться внутрь.
Ей нужно дышать.
Нужно взять себя в руки.
Ей нельзя раскисать.
Она вытерла слезы, оставив грязные разводы, похожие на боевую раскраску. Неуклюже поднялась на ноги и, покачиваясь, проковыляла в гостиную. Схватила телефон и с двух или трех попыток набрала неслушающимися пальцами номер службы спасения.
Когда оператор ответил, она отчаянно выпалила, – Меня зовут… меня зовут Кэтлин Макенридж… Адрес – Кэмберли, Пайн-стрит, 2112. Нас затопило грязью… мужа убила змея… гигантская змея… она появилась из грязи.
Оператор, явно привыкшая к истерикам, спокойным, натренированным голосом ответила, – Мэм, послушайте. Вы должны успокоиться. Аварийные службы работают, и в данный момент идет эвакуация районов. Оставайтесь дома. Выше грязь уже не поднимется. К тому же…
– ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО Я ВАМ СКАЗАЛА?
– Мэм, я понимаю, что…
– ВЫ НИ ХРЕНА НЕ ПОНИМАЕТЕ!
– Мэм, пожалуйста, вам нужно…
– ПОСЛУШАЙТЕ, ЧЕРТ ВАС ПОДЕРИ! – закричала Кэтлин. – МЕНЯ ЗОВУТ КЭТЛИН МАКЕНРИДЖ, АДРЕС КЭМБЕРЛИ, ПАЙН-СТРИТ, 2112! ПОНЯЛИ? ОТЛИЧНО! МОЙ МУЖ ПРОПАЛ! ПОХОЖЕ, ЕГО УБИЛА ГИГАНТСКАЯ ГРЕБАНАЯ ЗМЕЯ, ПОЯВИВШАЯСЯ ИЗ ЭТОЙ ГРЕБАНОЙ ГРЯЗИ! ПОНЯЛИ? ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?
На мгновение наступила тишина. Потом треск помех. – Вы сказали «змея», мэм?
В тот момент Кэтлин поняла, что близка к полному нервному срыву. Она была вся в слезах. И в грязи. Весь ковер был в этой черной дряни. Сердце готово было выскочить из груди, под волосами бегали мурашки. А это идиотка ее не слушала. Просто не слушала, мать ее. Из-за абсурдности всей ситуации у Кэтлин появилось дикое, почти невыносимое желание расхохотаться.
– Мэм? – Вы еще там?
– ДА, Я ЕЩЕ ЗДЕСЬ, МАТЬ ТВОЮ! Я ЗАТРЯЛА В ЭТОЙ ГРЕБАНОЙ ГРЯЗИ! МОЙ МУЖ ИСЧЕЗ! ПОХОЖЕ, ЕГО СХВАТИЛА ЗМЕЯ! КУДА, ПО ВАШЕМУ, МНЕ ИДТИ?
– Хорошо, мэм. Вам нужно сделать следующее, – сказала оператор, словно обращаясь к семилетней девочке. – Во-первых, вы должны сесть и сделать глубокий вдох, а потом я…
– ПОООШЛААА НАА ХЕЕЕЕР! – заорала Кэтлин, со всей силы бросила телефон в камин, и чуть не завизжала от радости, когда тот разлетелся на десятки пластмассовых кусочков.
Ты сама по себе, ты полностью сама по себе, – совершенно недвусмысленно сказал ей внутренний голос. Теперь тебе придется делать все самой. Так что, прежде всего, ни хрена не садись и не делай глубокий вздох. Иди наверх и забери Джесси. Закройтесь с ним. Возьми дробовик Пэта, заряди его. Позвони Марву, Тони, Донне, или Джено. Кому угодно. Позови соседей. Ну же!
Она схватила кочергу, стараясь не смотреть на стоящие на каминной полке фотографии, где она была такая счастливая, с мужем, сыном, матерью и друзьями… Вся эта прежняя счастливая жизнь рухнула в одно мгновение.
Взвинченная от истерики и страха, она подумала, что ее может замкнуть в любой момент. Спотыкаясь, подошла к лестнице, ухватилась за перила и попробовала дышать глубже, чтобы насытить клетки мозга кислородом и не упасть в обморок.
Она не может так больше.
Джесси спал все это время как ангел, но он почувствует это все через нее, как обычно бывает с младенцами. Родительские эмоции передаются им напрямую. Она должна показать смелость и спокойствие. В любом случае ей придется как-то справляться с этим…
Вот только какое-то нехорошее чувство не покидало ее.
Что-то было не так.
И тут она поняла, что именно.
Джесси.
Джесси никогда не спит так долго.
Нет, нет, нет, нет, нет… только не это…
Кэтлин взлетела по ступеням, бросилась по коридору, и на полпути наступила в черную жижу, текущую из ванной. Ноги подлетели вверх, и она рухнула на пол, больно ударившись затылком.
Когда она открыла глаза, то не могла понять, две минуты прошло или двадцать. Какое-то время перед глазами все плыло, потом голова стала медленно проясняться. Она лежала в луже отвратительной черной жижи, промокшая насквозь. Грязь уже успела загустеть вокруг нее, как жидкий бетон.
Кэтлин села прямо, голова кружилась. В затылке пульсировала тупая боль.
Боже, она вся в этой дряни.
Джесси. Добраться до Джесси.
Она заставила себя подняться на ноги. И увидела, что почти вся ванна затоплена грязью. Темной, жидкой и пахучей. Слизистый след тянулся к двери в конце коридора. Там была комната Джесси. Детская, как ее называла мать Пэта.
О, боже, нет…
Схватив кочергу, она бросилась туда и влетела в комнату, молясь, надеясь, взывая к любому богу, который мог бы ей помочь. Никогда это не было для не так важно. Так жизненно важно. Сделав от двери шага три, она запнулась обо что-то и рухнула лицом вниз, кочерга зазвенела по полу.
Что это… обо что я запнулась… обо что-то мягкое.
Поднявшись на ноги, она с зловещей отчетливостью увидела на кроватке черную слизь – она стекала через перегородки и капала на пол – шлеп, шлеп.
Кэтлин закричала, бросилась к кроватке, схватилась за край, заглянула в нее и увидела, что там… ничего нет. Кроватка была пуста. Абсолютно пуста, за исключением черной гадости, покрывавшей детские одеяльца и подушечки. Похожей на отвратительную смесь грязи, тухлой воды, и черных, слипшихся листьев со дна пруда.
С ее рта сорвался крик, комната закружилась вокруг, сердце бешено заколотилось, а дыхание стало напоминать свист кузнечных мехов. В комнате потемнело, как будто зашло солнце. Она почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Голову заполнила тьма, и Кэтлин упала на колени, опустошенная страхом, лишенная каких-либо чувств. Это были последствия абсолютного ужаса, когда мозг проигрывает наихудший сценарий.
Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она смогла двигаться и воспроизводить даже простейшую рациональную мысль. По полу ползли тени. Сквозь жалюзи проникал скудный свет.
Она стала выходить из оцепенения.
Ей пришлось включить свет и действовать очень тихо. Внутренний голос пытался ободрить ее, как во время поисков Пэта. Она уже не сомневалась, что что-то грязное и ужасное проникло в эту комнату и схватило ее сына. Она не знала, что именно, но голос настаивал, что это та же змея, которая забрала Пэта.
И теперь она была в доме.
В еедоме.
Она убила ее мужа, а теперь ее новорожденного сына. В глубине души ей хотелось кричать, рвать и метать, но она не стала этого делать. Кричать не было смысла. Кричать – значит выражать ужас и звать на помощь, но не было такого вентиля, который освободил бы сидящий в ней кошмар, и помощи ждать было не от кого.
То, что она будет делать, она будет делать одна.
Змея где-то здесь, и она найдет ее.
Сейчас ей хотелось лишь одного – выследить тварь и уничтожить.
Все же не смотря на всю ненависть и решимость, она опустилась на пол и разрыдалась, – ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК? ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК?
14
Ева Юнг лежала на кровати в полудреме, думая, мечтая, размышляя об артериях, венах и капиллярах. Она использовала именно эти слова, хотя знала, что на самом деле думает о трубах. О трубах, соединяющих город с водонасосными станциями и заводом по очистке сточных вод. Целая сеть, объединяющая дома и фабрики, офисные здания и «многоквартирники», как артерии, вены и капилляры объединяют систему органов в единое целое.
Ну, разве не забавно? Разве не странно?
Поступает вода, а выходят отходы, как у живого существа. Хорошая, чистая вода приходила через узкие трубы и акведуки, а вся дрянь засасывалась в подземные темные каналы сырых кирпичных катакомб, где сновали крысы, а в реках грязи плавали всякие твари. Все уходило туда – моча, дерьмо, бытовые стоки, топленое свиное сало, клочки волос, менструальная кровь, старые спагетти и животный жир, все гниющие отходы, растительного и животного происхождения, побочные продукты человеческой жизнедеятельности.
Туда вниз, в черные, больные, смердящие недра города.
И она знала, что там, в лишенных солнца, загрязненных, окутанных паром каналах и трубах, все это мутировало и обретало формы. О, да. Именно эти штуки сейчас поднялись из-под земли и выплеснулись на улицы и в дома с пузырящимися реками черной грязи.
Зная это, Ева решила что вены и артерии города больше похожи на каналы, связывающие темную преисподнюю с солнечным миром людей. И эти дороги вели в каждый дом.
15
В конце концов, Марв О'Коннор оставил Ферн с детьми, потому что никак нельзя было отпускать ее в темноту, на затопленные вонючей дрянью улицы. Даже промокшая насквозь, Ферн весила не больше 105 фунтов. Он уже представлял себе, как ее смывает грязью и уносит прочь. Нет, это работа для тех, кто несколько помясистей, то есть для него. При его росте шесть футов три дюйма и весе 260 фунтов его так легко не смоет.
К тому же, он не меньше ее беспокоится о Тессе Салдейн.
Помоги мне… На меня напали…
Эти слова Тесса сказала Ферн по телефону. Марв довольно хорошо знал Тессу. Она никогда не стала бы звонить и говорить такое, если б на то не было веской причины. Она была слишком старой и слишком гордой для подобных выкрутасов.
Но кто мог на нее напасть…?
Безумие какое-то.
Добраться до ее дома было непросто. Тесса жила в самом конце квартала и тащиться туда, когда грязь доходит выше бедер, можно было очень долго. Марв надел высокие, по грудь, болотные сапоги, иначе он насквозь промок бы от грязи, которая, судя по мерзкому запаху, состояла отчасти из сточных вод.
Через добрые двадцать минут кряхтения и пыхтения, он, наконец, добрался до дома Тессы.
Забрался на крыльцо и постучал в дверь. Ноги были словно ватные.
– Тесса! – позвал он. – Тесса! Это я, Марв О'Коннор!
В ответ тишина. Он распахнул дверь и влетел в дом, зовя ее по имени и включая по пути свет. Почувствовав неладное, он пожалел, что не взял ничего для самозащиты. Даже перочинного ножа. Ничего. Все, что у него было, так это фонарик.
А еще его беспокоил запах.
Это было не газообразное зловоние черной грязи, а запах, слишком знакомый ему, как охотнику на оленей – запах крови. Дом был буквально окутан им. Так пахнут кишки, сваленные у охотничьего лагеря в ноябре… запах скотобойни. Запах потрохов, костного мозга, животного жира и океанов пролитой крови.
Но откуда он здесь… в доме Тессы?
Марв поспешил на кухню. Щелкнул выключателем и остановился, как вкопанный. Запах здесь был настолько сильным и концентрированным, что его чуть не вывернуло наизнанку.
И тут он увидел труп Тессы. На самом деле она была не просто мертва. Она была выпотрошена. И плавала в луже крови. Стойки, шкафы, кухонная утварь – все было в крови.
Марв отвернулся.
Когда он повернулся снова, что-то шевельнулось.
Какого черта?
Она выползла из-под трупа Тессы, словно гребнем раздвинув ей волосы… Извивающаяся, мясистая тварь, состоящая из кольцевидных, пульсирующих сегментов. Чем-то напоминающая многоножку. Какого-то плотоядного кошмарного червя из дешевого «ужастика». Она вылезла из-под Тессы, шурша по залитому кровью полу.
Потом приподняла передний конец, показала ему овальную пасть с острыми как бритва зубами.
И зашипела.
Марв попятился назад, инстинктивно шаря рукой в поисках хоть какого-то оружия. Сомнения не было, что перед ним находится убийца. Может в длину тварь и была всего два-три фута, но она была толстая, как его рука, мускулистая, и зубастая. Его пальцы пробежали по разделочным доскам, по банкам с мукой и солью.
Червь снова опустил голову на пол.
И завибрировал. Потом двинулся в его направлении… медленно-медленно. Но у Марва появилось странное чувство, что при желании червь может двигаться очень быстро.
Стойка с ножами. Марв выдернул разделочный нож.
И тут червь кинулся на него с невероятной скоростью. Марв хотел было выскользнуть из кухни, но побоялся повернуться к монстру спиной. Он представил себе, как тот взбирается на него по спине и впивается зубами в загривок.
И тут червь прыгнул.
Он был в четырех футах от Марва, размахивающего ножом, которым можно было выпотрошить свинью, но все равно прыгнул… Бесстрашно, безжалостно, с какой-то маниакальной агрессией. Когда червь был уже в футе от Марва, тот взмахнул ножом и, промахнувшись, отбросив его ударом запястья к стойке, где тот повис, зацепившись колючими, торчащими из сегментов отростками.
Марв с криком рубанул его ножом.
Он метил в голову (если это можно назвать головой), но промазав, рассек пару сегментов. Из раны потекла мерзкая, водянистая, совсем не похожая на кровь жидкость. Червь приготовился к битве. Он бросился на Марва, и тот снова ударил его ножом. Монстр издал странный вибрирующий звук, похожий на крик боли.
Он понял, что Марв представляет для него опасность.
Как и большинство хищников, червь оказался трусоват. Медлительный после сытного «обеда», он по-прежнему хотел убивать, но искал легкой добычи. Поэтому когда Марв нанес очередной удар, обратился в бегство. Он скользил по стойке с огромной скоростью и непреодолимой силой. Отбросив в сторону тарелки и перевернув банку с мукой, юркнул за хлебницу. Потом, спасаясь от ударов Марва, подпрыгнул и зацепился за нижний край подвесного шкафа.
Обильно истекая пенящейся коричневой слизью, он оставлял за собой грязный маслянистый след. Жидкость фактически хлестала из его сегментов.
Марв понял, что он пытается делать.
Раковина была заполнена черной жижей, из которой червь пришел и куда собирался вернуться. Он отступал с полным брюхом. Он не хотел драться – он хотел спрятаться.
Двигался украдкой, извиваясь всем телом.
А Марв продолжал рубить его. Давал понять червю, что не шутит, чтоб у того и мысли не было о контратаке. Он вынудил его обороняться.
Добравшись до раковины, червь повернулся и, обнажив зубы, снова зашипел.
Метнулся к Марву, вытянув сегменты для быстрого и пружинящего удара.
Уклонившись, Марв снова рубанул.
Червь попытался забраться в левый отсек раковины, где продолжала бурлить и плескаться черная жижа. Марв продолжал рубить червя. Корчась и извиваясь, тот свалился в правый отсек, шипы царапали блестящий металл, тщетно пытаясь найти опору.
Марв снова нанес удар.
Нож вошел в основание «головы», отсек тут же наполнился слизью и бурой жижей. Червь шипел и бился, но Марв знал, что тому никуда не деться. Но долго его удерживать он не мог. Даже пригвожденный к раковине, червь отчаянно сопротивлялся. Изгибался как огромный мускул, пульсировал и напрягался, обливаясь слизью. Его тело вздувалось и конвульсировало.
Червь пытался освободиться, и Марв знал это.
Убей его, убей этого ублюдка!
– Не выйдет, – прошипел Марв сквозь зубы, когда юркий хвост пытался обернуть ему запястье, раздирая шипами тыльную сторону ладони. Он включил измельчитель отходов, тот зажужжал и забулькал. Из слива появились несколько черных пузырей.
Червь сопротивлялся с маниакальной яростью.
Но Марв был полон решимости.
Зажав ножом, он стал вдавливать его в слив с вращающимися лопастями, пока не услышал хруст. Червь напрягся, как эрегированный член, завибрировал, а потом обмяк. Лезвия измельчителя вгрызлись в него. Свободной рукой Марв продолжал проталкивать тушу червя в слив.
Оттуда, пузырясь, поднималась розоватая, густая слизь… Измельчитель продолжал жужжать.
Наконец Марв его выключил.
Он попятился прочь, стараясь не смотреть на останки Тессы, и не думать о случившемся.
16
Зарычав как дикий зверь, Айви бросилась на червя.
Джено наблюдал за ней, но из-за токсинов, впрыснутых червем, и потери крови был нем и беспомощен. Все происходило словно во сне. Он не понимал даже, какой сейчас день, где он находится, и как сюда попал.
С убийственной яростью Айви схватила червя и оторвала от колена мужа. Она держала его у основания головы обеими руками, словно ядовитую змею, и червь тут же начал корчиться и извиваться, сокращая мышцы и вращаясь. Этой сильной, гибкой твари не нравилось, когда ее хватают. Клыкастый рот шипел, головной сегмент метался из стороны в сторону, тело скручивалось кольцами, но Айви продолжала держать его с впечатляющей силой и решимостью.
– Гребаная тварь! – закричала она. – Приперлась ко мне на кухню со своей грязью и заразой, мать твою!
Участок тела, который она сжимала, словно сдулся и обмяк.
Червь имел гидроскелет, находящийся под давлением жидкости. Чем крепче она его сжимала, тем больше жидкости уходило в другие сегменты. Но это вряд ли значило, что червь собирался сдаваться без боя. Его тело так яростно сокращалось в руках Айви, обливаясь густой студенистой слизью, что она едва не выпустила его. Сегменты сдувались, вытягивались и наполнялись жидкостью.
Это было все равно, что удерживать шланг высокого давления.
Но Айви не сдавалась.
Не смотря на то, что его щетинки иглами впились ей в пальцы, она усилила нажим, хватаясь за разные сегменты. От слизи руки скользили. Мышцы червя сокращались волнообразными движениями.
Он бешено махал хвостом, сбрасывая вещи с кухонной стойки. Айви швыряло из стороны в сторону. Червь заключил ее в свои сокрушительные объятия, острая щетина впилась Айви в кожу. Тут голова червя выскользнула у нее из рук, и Джено, угасающим зрением, увидел, как пульсирующее туловище обвило его жену. Сегменты раздулись под гидростатическим давлением, а потом у нее внутри будто что-то разорвалось. Связки лопнули и кости сместились.
Издав горлом стон, он протянул к ней безжизненную руку.
Но к тому моменту, червь уже с хрустом, как крылышко цыпленку, оторвал ей правую руку.
17
Тони поднялся, тяжело дыша и спотыкаясь, по ступеням дома Стефани Кьютак, и потянулся к звонку. Звонок? Ты действительно собираешься звонить в этот гребаный звонок?Он чуть не рассмеялся от абсурдности этого решения, хотя ни в этом, ни в чем-то другом ничего смешного не было. Все же он понимал, что не имеет права врываться в дом, не заявив о себе. Поэтому несколько раз постучал в дверь, после чего позволил себе войти.
– Стеф? – позвал он. – Стефани? Это Тони, сосед. Ты здесь?
Может, она спряталась.
Может, испугалась.
Она была одинокой привлекательной женщиной. Одно это уже объясняло ее нервозность. Да у всего района были все основания нервничать. Тони стоял, пачкая стекающей с него грязью ковер, и размышлял, как там, у Чарис дела в центре и как она воспримет новость о гибели Стиви.
Тупая шавка. Все равно он никогда не любил этого пса… ни капельки.
Но он не собирался думать о Стиви. Он не хотел снова проходить через все это. Больше всего его беспокоило то, что схватило Стиви. В грязи были какие-то существа, и у него было нехорошее чувство, что червь, схвативший его пса, был одним из них.
Он прошел дальше в дом.
В своих фантазиях он неоднократно приходил в этот дом, но чтобы так…
– Стеф?
А в ответ лишь тишина… тяжелая, гнетущая, можно сказать даже, зловещая. Конечно, вполне возможно, что Стефани сбежала, когда грязь начала затоплять улицы. И все же он, почему-то, не поверил в это предположение.
– Стеф? Ты здесь? – чуть не закричал он. Его голос эхом прокатился по дому, отражаясь от стен коридоров и пустых комнат, и вернулся к нему уже пронзительным воплем. Может это всего лишь игра воображения, но что-то в этом крике ему не понравилось. А именно истерическая нотка.
Он пошарил рукой по стене, пока не нашел выключатель.
Так-то лучше. Тени отступили. Он пересек гостиную, включил свет в коридоре, и в тот момент увидел на полу слизистый, грязный след, ведущий на кухню. При виде него что-то в нем екнуло. Это необязательно значило, что в доме есть червь. Может быть, Стеф выходила на улицу и занесла в дом грязь. Может быть.
Он ступал по коридору осторожно, очень осторожно. Для самообороны у него была только бита для софтбола. Он отчаянно пытался не думать о том, что разорвало Стиви, о той смертоносной и безжалостной твари. Как она пробивала в дверях отверстия, превращала плетеные корзины в пыль, и просверлила насквозь одного глупого, безобидного песика, который в последние минуты жизни решил стать настоящим псом и защищать свою территорию, а может, и нечто более ценное.
Эта чертова собачонка пыталась защитить тебя, и ты это знаешь. Стиви умер, пытаясь убить этого гребаного червя, потому что ты, в конце концов, его хозяин, и он был готов на все ради тебя. Вот это верность, друг мой. Попробуй найти такое в людях.
Тони вытер глаза. Не будет больше чертовых прогулок по парку. Не будет больше тявканья. И вещи жевать никто больше не будет. И гадить на ковер тоже. Ничего этого больше не будет.
– Черт, Стиви, – пробормотал он себе под нос.
Расчувствовавшись, он был готов сесть на пол и разреветься. Вытащив из кармана рубашки сигарету, он зажег ее дрожащими пальцами. Смотри-ка, Стеф, я курю в твоем доме. Что думаешь об этом, маленькая Мисс Совершенство?Он почувствовал легкий укол вины, зная, насколько она привередлива во всем. Она поддерживала свой маленький домик в идеальном состоянии, как и саму себя. И никогда никого не приглашала в гости. Не позволяла чужим рукам трогать вещи, которые любила больше всего на свете. Забавно, конечно. Такая привлекательная женщина и без мужчины (или женщины, если уж на то пошло). У нее было несколько подружек – Чарис одна из них – хотя назвать их друзьями можно было с большой натяжкой.
Так, знакомые, – подумал Тони. У нее в жизни не было никого кроме знакомых.
Может, она боялась секса, боялась обязательств, боялась отношений вообще… А может, любила себя настолько, что делить себя с кем-то ей мешала ревность.
Тони затянулся сигаретой, глядя на грязный след.
Наверху скрипнули половицы. Он знал, что дома иногда издают звуки. В девяти случаях из десяти сами по себе. Он подошел к лестнице.
– Стеф? – позвал он. Его голос прокатился эхом и угас.
Больше звуков он не слышал, поэтому понял, что должен подняться туда, несмотря на дурное предчувствие.
Никто не будет винить тебя, если ты сейчас уйдешь. Ты пытался помочь, а ее здесь не оказалось. Ты вовсе не обязан отслеживать эту вонючую грязь по всему дому, так что иди к О'Коннорам, и пережди все это с Марвом и Ферн. Или навести Кэтлин и Пэта. Повидай Джено. Он еще недавно пил пиво у себя на крыльце. Не стой здесь, делай что-нибудь.
Но он не собирался идти ни к О'Коннорам, ни Макенриджам, ни к Дежарденам.
Он направился наверх.
Поднимаясь по лестнице, он позвал, – Эй, Стеф, это Тони, сосед. Тут какая-то хрень происходит, и я пришел тебе рассказать. Если ты неодета… что ж, я готов воспользоваться шансом…
Он продолжал нести какую-то нарочито легкомысленную чушь, пока не достиг верхней площадки, и там замолк на полуслове. Его рот захлопнулся как ловушка. Как будто у него внутри что-то выключилось. В воздухе что-то было. Что-то зловещее и гнетущее.
В коридоре было темно.
Очень темно.
Ему пришлось шарить по стене в поисках выключателя, и он был почти уверен, что еще до того, как он его найдет, нечто найдет его самого… какая-нибудь темная, уродливая фигура появится из тьмы и протянет к нему узловатые пальцы.
Щелк.
Зажегся свет. Так-то лучше. Никакие ухмыляющиеся ужасы не поджидали его в темноте. На самом деле, это был всего лишь обычный коридор, из которого вели три двери. Первые две открыты настежь. За одной была спальня Стеф – сад наслаждений, за второй – гостевая. Но, ни та, ни другая его не интересовали. Он подошел к закрытой двери. За ней была ванная. Он знал это по своему позапозаппрошлогоднему визиту, когда Стеф устраивала вечеринку в честь дня рождения сестры.
– Стеф? – позвал он, стуча в дверь. – Ты там?
Он почему-то знал, что она там. Было чувство, будто вся энергия дома собралась в одном месте, за этой дверью. Последнее, что он хотел, это застать ее на унитазе, но если она до сих пор не осознает, что он в доме, значит, она в беде.
Сжав биту покрепче, он открыл дверь.
В тот короткий миг, пока его пальцы нащупывали в темноте выключатель, он услышал какой-то влажный шорох, который ему сразу не понравился. Потом зажегся свет.
– О, черт, Стеф, – воскликнул он, отвернувшись.
Но когда ответа не последовало, снова повернулся к ней. Она сидела голая на унитазе, широко раскинув длинные ноги, прислонившись спиной к бачку и опустив голову на грудь. Широко раскрытые глаза неподвижно смотрели перед собой. Они были зелеными как кристально чистая вода в бассейне.
– Стеф?
Ему очень хотелось думать, что он застиг ее за оправлением естественных надобностей, но правда была гораздо хуже, и он знал это. Из унитаза на пол выплескивалась черная жижа. Ее сгустки стекали по внутренней стороне ног Стефани. На ее губах была кровь.
Она была мертва.
Сомневаться в этом не приходилось.
Она мертва, и он знал это.
И тут она зашевелилась.
Продолжая смотреть перед собой широко раскрытыми, остекленевшими глазами, она стала раскачиваться из стороны в сторону, готовая вот-вот упасть с унитаза. В тот момент Тони услышал какой-то влажный хруст, исходящий у нее изнутри. Она начала наклоняться вперед, словно собиралась подняться и уткнуться ему прямо в ноги… И тут из нее выскользнул раздувшийся, чудовищный червь. Сегментированный, блестящий от крови, фалообразный ужас.
Тони попятился назад, чуть не упав в двери.
Этот червь пожирал ее изнутри. Она лежала на полу лицом вниз, выставив окровавленные полушария ягодиц, словно предлагая себя этой мерзости.
Тварь подняла голову, передние сегменты оттянулись назад и раскрылись, обнажив рот, полный крючковатых зубов. На пол закапали кровь и слизь.
Червь зашипел.
И Тони бросился бежать.
Он ни о чем не думал. Он просто бежал. Пронесся по коридору и, неуклюже прыгая, преодолел лестницу. Потом, оказавшись у двери, буквально выпал в ночь. Он был так шокирован увиденным, что не мог даже кричать. Он не прекращал движение, пока не услышал, как что-то в грязи плывет в его направлении.