Текст книги "Шалость (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Тиффани Райз
Шалость
Серия: Грешники – 8,5

Перевод: Skalapendra

Сверка: helenaposad

Бета-коррект: lildru

Редактор: Amelie_Holman

Оформление: Eva_Ber

Глава 1

Все началось с невинного вопроса. В письме к Нико Нора написала: «Американцы завидуют чувству моды, сырам, вину и романтичному языку французов. А чему французы завидуют американцам и Америке?»

Ответ Нико ее удивил.

«Не скажу за всю страну, но лично я завидую Хэллоуину. Во Франции нет такого праздника. Всегда хотел поучаствовать в настоящем американском Хэллоуине».

Безусловно, Нора знала, что во Франции не было Хэллоуина, как и в Америке Дня взятия Бастилии. Но ей и в голову не приходило, что Нико или любой другой француз станет завидовать детскому празднику, который был ничем больше, кроме как костюмированным вечером конфет и официально разрешенного плохого поведения.

Она ответила Нико «черепашьей почтой» – он предпочитал этот вид коммуникации – и спросила, что именно ему так нравится в Хэллоуине. Ответ пришел две недели спустя.

«Конфеты, – пишет он. – Костюмы. Безусловно. И официально разрешенное плохое поведение».

Она могла бы и догадаться.

«Во Франции, будучи еще школьником, – рассказывает Нико в письме, – мы изучали Хэллоуин. Мы практиковались произносить «сласти или страсти» на английском. На французском это значит нечто большее, чем «сладость или шалость». В американских фильмах все кажется таким веселым и безумным, но каждое тридцать первое октября проходит без шалостей и сладостей».

Бедный мальчик. Нора решила, что будет самой ужасной доминой в мире, если не устроит своему прелестному сабмиссиву его первый настоящий американский Хэллоуин. Ему было двадцать шесть. Он уже давно созрел. Она знала, что баловала его, но в чем прелесть владения роскошным французским виноделом (всего-то на одиннадцать лет моложе нее), если она изредка не будет его баловать?

Посему «Операция сладость и шалость» началась.

Шаг первый заключался в том, чтобы убедить Нико прилететь в Америку. Она не думала, что это будет так трудно, сбор урожая на винограднике закончился в середине сентября. Даже несмотря на его занятость в конце октября, она могла приказать ему навестить ее в Штатах. Конечно же, до этого не дошло. Он был готов на все, чтобы увидеть ее снова.

Шаг второй заключался в поиске места в Штатах, где они могли бы остановиться на несколько дней и оторваться на Хэллоуин. Место должно быть таким, где Хэллоуин отмечают несколько дней, а не только тридцать первого. Было два варианта: Западный Голливуд или Салем, штат Массачусетс. Нико хотел по полной ощутить американский Хэллоуин, а это значило прохладную осеннюю погоду, разноцветные листья на деревьях, дымящиеся печные трубы и яблочный сидр. Значит, Салем.

Из чистого любопытства Нора спросила Нико, чему он еще завидовал в американской культуре.

Его ответ? Чирлидеры.

Очевидно, во французском спорте не было чирлидеров, и Нико считал весь концепт сексуальным и экзотическим. Ну, теперь Нора знала, какой костюм наденет в Канун Дня Всех Святых.

Шаг третий заключался в объединении двадцати шести лет в три дня Хэллоуина, которые Нико мог провести вдали от виноградника. Может, они были слишком старыми для того, чтобы ходить по квартирам и кричать: «шалость или сладость», – но у Норы на уме было несколько других планов. В конце концов, никто не был слишком стар для конфет и шаслостей.

Особенно она.

Не так случайно даты их выходных совпали с конференцией, которую ее любовник, Сорен, должен был посетить в Петалуме, штат Калифорния, по какой-то невероятно скучной теме вроде «Иезуиты помогают построить мост сострадания в светлое будущее».

– Мосты сострадания? – переспросил Сорен с отвращением. – Я помню времена, когда иезуиты были ужасными священниками.

– Не волнуйтесь, сэр, – сказала Нора. – Вы до сих пор пугаете каждого встречного до усрачки.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Из твоих уст эта фраза кажется высшей похвалой.

Она сообщила, что ее тоже не будет в городе, но ему хватило ума не спрашивать почему. Они заключили пакт, по которому давали друг другу свободу. Нора не спрашивала Сорена о его времени с Кингсли, и Сорен не спрашивал ее о Нико. Система работала хорошо, несмотря на периодические сбои.

Первый сбой произошел, когда Сорен вошел в ее спальню третьего октября и застукал за примеркой костюма чирлидерши. Он уставился на нее, словно никогда не видел тридцатидевятилетнюю женщину в униформе чирлидерши Нью-Орлеан Сэйнтс, с темными волосами, собранными в вызывающе высокий хвост, в белых теннисных туфлях и гетрах, стоящую в центре того, что должно было быть красной спальней извращений доминатрикс. Он молчал, казалось, хотел что-то сказать, а затем, очевидно, передумал.

– Не спрашивай, – посоветовала она ему. – Просто... ради твоего же блага, не спрашивай.

Не говоря больше ни слова, он ушел, оставив ее одну. Приблизительно на три секунды.

Затем он вернулся, указал на ее наряд, сказал: «Оставь его», – и снова ушел.

Мужчины.

Во время телефонного звонка Нора никак не могла заставить Нико сказать ей, какой он выбрал костюм на Хэллоуин, потому что он хотел ее удивить. Она сказала ему не одеваться как Кингсли в один из костюмов эпохи регентства, потому что именно так оделся Сорен в прошлом году. И не одеваться как священник, потому что так оделся Кингсли на прошлый Хэллоуин.

– Они поменялись одеждой на Хэллоуин? – уточнил Нико.

– Эм... да, – ответила она.

– Однажды тебе придется объяснить, какие у них отношения, – заявил Нико.

Нора обдумала эту просьбу. – А это обязательно?

Нико пообещал, что не будет ни священником, ни Кингом. Она могла бы приказать ему рассказать ей о своем костюме, но в чем тогда веселье? Если он хотел быть шаловливым, что же, шалость и была основной целью поездки, не так ли?

И сладости.

Безусловно, сладости. Шалости и сладости были единственными целями путешествия, и ничего больше.

Кроме секса. Много, очень много секса. Он тоже был целью поездки.

Шалости, сладости и секс.

При необходимости они могли пропустить сладости.

Как только Нора приехала в Салем на несколько часов раньше Нико, ее окутала старая знакомая, домашняя атмосфера Новой Англии. На ней были ее любимые серые шерстяные слаксы, уютная черная водолазка и очки «кошачий глаз». Волосы были собраны в небрежный пучок. Сосед по самолету предположил, что она библиотекарь.

– Почти, – ответила Нора.

Однажды она трахалась с библиотекарем. Очевидно, это что-то значит.

После остановки для необходимого: вина, конфет и смазки, – она отправилась к викторианской гостинице, где сняла номер для новобрачных для себя и Нико. Мистер Шелдон, хозяин гостиницы, радушно встретил ее у машины. Ему было за пятьдесят, лысый, в очках и вспотевший. Нора попыталась отговорить его от помощи с ее багажом, но он отмахнулся, о чем сразу же пожалел.

– Боже, – сказал он, его лицо раскраснелось, когда он поднял ее черную кожаную сумку для игрушек. – Что, черт возьми, у вас там такое? Шары для боулинга?

– Флоггеры, трости, плети, наручники. Но самое тяжелое – это распорки. Они из стали.

Мужчина пораженно уставился на нее и медленно моргнул.

– Я доминатрикс, – пояснила она, забирая у него сумку с игрушками. Он снова моргнул. – На Хэллоуин.

– А! – воскликнул хозяин, и его лицо засияло от восхищения. – Чудесная идея. А я обычно наряжаюсь рок-звездой. У меня есть большой парик Бон Джови. Он пугает внуков, а это уже половина удовольствия. Чем вы занимаетесь в реальной жизни?

– Я... – Она обдумывала этот вопрос долю секунды. – Я библиотекарь.

– Мог бы и догадаться. Весь год вы ангел и на одну ночь превращаетесь в дьяволицу. Или на две, – сказал он и подмигнул.

– Именно, – согласилась Нора, и он провел ее к номеру. – Или на две.

Он отдал Норе ключи и пожелал приятного пребывания.

– Кажется, мой парень должен приехать около восьми, – сообщила Нора перед его уходом, – если только его самолет не задержат. Если очень красивый парень, на вид слишком молодой для меня, появится у вашего порога, значит, это он. Отправьте его ко мне.

– Откуда он приезжает?

– Из Франции, – ответила она. – Он никогда раньше не праздновал Хэллоуин. Я пытаюсь устроить ему незабываемую экскурсию.

– Что на повестке?

– У него было три просьбы, поскольку мы слишком стары для сладости или гадости. Он хочет отправиться на костюмированную вечеринку.

– Это просто. В старом городе и пяти метров не пройдешь, чтобы не наткнуться на кого-нибудь в костюме.

– И он хочет посетить дом с привидениями, чем банальнее, тем лучше, – продолжила Нора.

– У нас их дюжины.

– С третьим может быть сложнее. Я на девяносто процентов уверена, что он шутил, но... он сказал, что хочет увидеть привидение, – закончила Нора. Хозяин, похоже, не был этим удивлен. Живя в Салеме, он, вероятно, слышал и более странные вещи от туристов.

– Хмм... – пробормотал он, кивая и поглаживая несуществующую бороду на несуществующем подбородке. – Привидение. Что же, всегда есть Святой Патрик. Если в городе и обитает привидение, то именно там вы его и найдете.

– Святой Патрик? Церковь? Больница?

– Кладбище, – ответил он. – Католическое.

– У Святого Патрика есть приведение?

– Смешливая девочка, – подтвердил он. – Пошла на встречу с бойфрендом сами-знаете-для-чего. А была зарезана безумцем. Предположительно, когда нашли ее тело, она улыбалась. Люди говорят, она будет ходить рядом, если вы достаточно глупы, чтобы гулять по кладбищу в полночь.

– Идеально, – обрадовалась Нора. – Я определенно достаточно глупа.

Глава 2

Пока Нора ждала приезда Нико, она распаковала вещи и устроилась в их временном доме. Их номер занимал весь третий этаж гостиницы «The Painted Lady». Полы были выстелены паркетом медового цвета и покрыты выцветшими коврами. Гостиная была уютная, с антикварной софой и книжными полками от пола до потолка, заполненными туристическими гидами, романами, действие который происходило в Салеме и Бостоне, и литературой об истории города в темные времена ведьм. В спальне был газовый камин и королевского размера кровать с балдахином в колониальном стиле, застеленная антикварным покрывалом амишей. Нора проверила все четыре столбика кровати. Они были крепкими как железо. Она попрыгала на матрасе и не услышала ни единого скрипа. Отлично изготовленная мебель. У нее и Нико в этой постели будет очень хороший и очень тихий секс. Главное не забыть, что сначала нужно снять покрывало. Амиши не поймут, когда найдут следы спермы на одеяле ручной работы. Или поймут? Она никогда не видела амишей. Они тоже могли быть отвязными извращенцами. Кто знает?

Наступил вечер, и Нора приняла душ, переоделась в кое-что поудобнее – ее любимую черную шелковую сорочку и халат. Когда с этим было покончено, ей ничего не оставалось, кроме как вышагивать по номеру в ожидании такси Нико.

Она могла бы встретить его в аэропорту, но он отклонил ее предложение. Он предпочел, чтобы их встреча состоялась в уединении. Это была одна из его небольших причуд. Он был тихим и замкнутым, но эмоциональным, и ничего не делало его еще более эмоциональным, чем встреча с ней после долгой разлуки. Тот единственный раз, когда они встретились в аэропорту, он назвал «жалким» (слово нужно произносить с французским акцентом) и поклялся, что больше этого не повторится. Если он на публике не мог целовать ее так, как ему хотелось, какой тогда смысл в поцелуе? С этим она не спорила, поэтому продолжила мерить шагами номер с телефоном в руке, попутно отвечая на давно забытые электронные письма. Что угодно, чтобы отвлечься от выглядывания в окно каждые тридцать секунд.

В восемь за окном было почти как в полночь. Для Нико, по французскому времени, были предрассветные часы. Он или будет истощен после перелета и захочет спать сразу же... или будет бодр после сна в самолете и набросится на нее, как только они окажутся наедине.

Нора поставила на наброситься. В отношениях с двадцатишестилетним парнем были свои преимущества.

Наконец, она увидела свет фар в окне. Она отодвинула белую кружевную занавеску и увидела Нико возле желтого такси, расплачивающегося с водителем. Должно быть, он заметил движение боковым зрением, потому что посмотрел вверх на ее окно и улыбнулся.

Нора помахала ему. Он отправил ей воздушный поцелуй, затем закинул сумку на плечо и отправился к дому. Ее сердце подпрыгнуло от радости. Внутренности скрутились в тугой узел, руки слегка дрожали.

– Нора, повзрослей, – сказала она себе. Было немного стыдно за то, насколько она увлечена Нико. Она не подозревала, как сильно нуждалась в сабмиссиве, пока он не появился в ее жизни, и тогда стало ясно, что ей давно этого не хватало. Иногда то, что он принадлежит ей, казалось невозможным. Он был красивым, конечно же, как и его отец. Чем дольше она его знала, тем меньше он напоминал Кингсли и больше становился уникальным и неповторимым. У него была темно-оливковая кожа, даже темнее, чем у Кингсли, и серовато-зеленые глаза, унаследованные от матери персиянки. Его темные волосы были часто взъерошены, особенно когда он потел на солнце.

Одевался он не как Кингсли, что она считала еще более привлекательным. Никаких костюмов. Никаких галстуков. Никаких военных мундиров. Никаких сапог, кроме рабочих, со стальными носами, так как его часто можно было найти на винограднике с граблями, мотыгой или лопатой в мозолистых руках. Джинсы. Футболки, куртки осенью, пальто зимой. Грязь на сапогах в любое время года.

Ее Нико.

Ее собственность.

Ее другое сердце.

Теперь она понимала, что чувствовал Сорен с его двойной любовью к ней и Кингсли. Сердце не разделялось, оно удваивалось. Может, поэтому в груди стало так тесно, когда она услышала шаги Нико на лестнице. Любовь к Нико сделала ее любовь к Сорену еще сильнее, потому что он давал ей возможность быть собой, возможность любить двумя сердцами, как и она позволяла любить себя и Кингсли. Когда она вернется из Салема, а он из Калифорнии, то покажет ему, как много это значит для нее.

Ну а пока... Нико.

Прежде чем Нико успел постучать, она открыла дверь. Он перешагнул через порог с легкой ухмылкой на губах.

– Счастливого Хэллоуина, – сказала Нора.

– Сладость или шалость? – спросил Нико.

Нора улыбнулась. Он уже был хорош.

– Для тебя, – начала она, – только сладости. Никаких шалостей. – Она потянулась к его ладони, затащила в комнату и захлопнула за ним дверь.

Его рука обвила ее талию еще до того, как сумка упала на пол. Нора обхватила его лицо руками и поцеловала. Удивительно, что в первую минуту они только целовались, учитывая их голод и жажду друг по другу.

Это был не обычный поцелуй. Он был долгим и глубоким. Нора прикусила нижнюю губу Нико, смаковала его язык на своем языке. Ее руки запутались в его волосах. Его ладони скользили по ее обнаженной спине и плечам. К тому времени, как поцелуй разорвался, она толкнула его спиной к двери.

Она не могла ни на секунду перестать его трогать. Нора расстегнула его джинсы и легонько провела кончиками пальцев по его животу, по тому местечку, после которого идет сразу кое-то интересное. Нико тихо вдохнул, и Нора улыбнулась.

– Итак... что хочешь первым? – поинтересовалась она. – Сладость? Или шалость?

Так как он был очень умным и быстро учился, то ответил именно так, как она того хотела.

– И то, и другое.

Глава 3

Нора взяла его за руку и повела в спальню. Она уже разожгла камин и приглушила свет. Путешествие было коротким, и Нора не хотела терять ни секунды.

– Что-нибудь нужно, прежде чем я привяжу тебя к кровати и оставлю тут почти на час? – спросила она.

– Только ты. – Он наклонился, чтобы коснуться ее губами, и во время поцелуя развязал пояс ее халата. Он нежно погладил ее по бокам и спине кончиками пальцев, и щекочущие ощущения через шелк были порочно восхитительны.

– Ты скучал по мне? – спросила она. – С тех пор, как мы виделись последний раз, прошла целая вечность.

– Шесть недель, – поправил он. – Больше, чем вечность.

Нора провела часть августа и сентября с Нико на винограднике, играя в хозяйку его дома. Днем она писала, читала и помогала Нико с виноградом. Ночью обучала Нико, как ей служить. Дни с ним она любила почти так же, как и ночи. Именно так стало понятно, что это настоящая любовь, даже если та усложняла ее жизнь чуточку больше, чем она рассчитывала...

– Мы отлично проведем две ночи, – сказала она и прикоснулась к его рту. Прекрасному рту, который вскоре будут припухшим от укусов и поцелуев.

– Уже отлично, – сказал он, снова поцеловав ее. – Уже идеально.

В этот раз она не позволила ему поцеловать себя. Она отступила, чтобы подразнить его, и он прищурился в игривом разочаровании.

Нора села в большое кожаное кресло, достаточно широкое, чтобы поместились двое. Она закинула обнаженные ноги на подлокотник и поманила его рукой, обозначая, что он должен раздеться для ее визуального удовольствия

Нора с уверенностью могла сказать, Нико пытался не улыбаться и не закатить глаза, пока снимал черный жакет, складывал его вдвое и клал на оттоманку. На нем была обычная черная футболка с V-образным вырезом, которую он стянул без суеты и пафоса.

– Из тебя получился бы ужасный стриптизер, – заметила она, хотя и восхищалась его красивой сильной грудью, его красивыми сильными плечами и руками.

Он опустился на колени, чтобы снять туфли.

– И танцевать я не умею.

– Мой бедный муш, – сказала она, используя свое любимое прозвище для него. Он рассказал ей, что его бабушка всегда так называла его, потому что он был очень тихим. Муш значит «мышь» на фарси<sup>[1]1
  Персидский язык


[Закрыть]</sup>. – Все хорошо. Я влюбилась в тебя не потому, что ты стриптизер или танцор.

– Почему ты влюбилась в меня? – спросил Нико. Он поднялся и стянул джинсы. Нора смотрела на его крепкое, подтянутое двадцатишестилетнее обнаженное тело.

Затем осмотрела еще раз.

– По нескольким причинам.

Она встала и подошла к нему, поцеловала его бицепс и вдохнула теплый аромат загорелой кожи. Когда он потянулся к ней, она снова отошла.

– Ты сводишь меня с ума, – сообщил он.

– Это моя работа. Ложись на кровать, на спину. И думай о хорошем.

– Уже, – ответил он. Она обхватила пальцами его эрекцию и погладила ее.

– Это я вижу.

С обиженным вздохом, который могут издавать только французы, он забрался в кровать. Нико лег в центре, лицом вверх. Нора порылась в сумке с игрушками и нашла манжеты на запястья и лодыжки, которые купила специально для Нико. Они были из самой мягкой, самой эластичной кожи, которую она смогла найти, и в десять раз дороже, чем любые манжеты, используемые ею на клиентах.

Но Нико принадлежал ей, и он был особенным, и баловать его, даже когда он не понимал, что она делает, доставляло невероятное удовольствие. Хотя его виноградник был успешен и приносил приличное количество денег, он инвестировал все в компанию и редко покупал для себя что-то экстравагантное. В этом отношении он и Кингсли были полными противоположностями. Кинг проводил годы, катаясь на «Роллс-Ройсе». В то время как Нико водил двадцатилетний «Лэнд-Ровер», а «Роллс-Ройс» видел однажды. В кино.

Перед тем как надеть манжеты на лодыжки Нико, Нора массировала его икры и стопы несколько минут. Стопы были интимной частью тела, уязвимой. Очень немногие люди давали прикасаться к своим стопам кому-то, кроме массажиста или мастера педикюра. Ей нравилось трогать стопы Нико, чтобы напомнить ему, что она владеет всем его телом, даже самыми уязвимыми частями. Особенно самыми уязвимыми частями.

Дыхание Нико дрогнуло, когда Нора потерла костяшками подъем ступни. Ему всегда требовалось несколько минут, чтобы приспособиться к отношению к себе, как к собственности, после их воссоединения. В отличие от нее, когда они были порознь, у него не было других любовниц, по его словам он не хотел других. Ему нравилась его спокойная жизнь. Он любил уединение. Он с радостью отдавал всего себя винограду и вину. Нужно было немного привыкнуть, признался он, к прикосновениям другого человека. Но эти моменты повторного открытия, снова ощущать прикосновения после нескольких одиноких недель, говорил он, были словно первый укус яблока осенью после долгого сезона ожидания их созревания. Первый может быть несколько терпким, из-за чего сводит зубы и щеки. Но ничто в этом мире не остановит его от второго укуса.

Он говорил ей такие вещи без стыда и смущения, и это была одна из причин, почему она влюбилась в него.

Нора застегнула манжету на его правой лодыжке. Нико закрыл глаза, пока она застегивала манжету на левой.

– Нравится? – спросила она.

Он кивнул: – А кому не понравится?

– Дуракам, – ответила она. – Дуракам и безумцам. И доминантам, что по сути своей одно и то же.

– Ты доминант, – напомнил он ей.

– Да, поэтому я это знаю.

Нико негромко усмехнулся, один из любимейших ею звуков в мире и идеальный аккомпанемент для фиксации его ног к распорке. Она продела веревку через концы распорки и привязала ее к столбику кровати, оставив ноги Нико разведенными почти на полметра. По правде говоря, в мире существовало не так много вещей, которыми Нора наслаждалась так же, как Нико, привязанным к кровати. Тем не менее, главная причина, по которой она привязала его, была в том, что ему трудно просто лежать и позволять ей сексуально его ублажать, когда его инстинкты говорили, что это он должен ублажать ее.

Инстинкты были хорошими. Обычно она их поощряла. Но не когда она хотела поиграть с ним, как кошка с мушем.

Нора забралась на постель и оседлала Нико. Он тут же обнял ее и потянул к себе.

– Вот почему мне приходится тебя фиксировать, – сказала она, его пальцы скользили по её волосам, ласкали лицо и шею. – У тебя шаловливые ручонки.

– Как они могут быть другими? Ты прекрасна. Но если хочешь, чтобы я остановился... – Он опустил руки за подушки за головой.

– Почему ты такой хороший сабмиссив? – спросила она, улыбаясь своему красивому мальчику. – А? Есть идеи?

– Когда Рембрандт говорит, что хочет написать твой портрет, ты сидишь, держишь позу, благодаришь мастера за то, что выбрал тебя из толпы, – ответил Нико. – Вот почему.

Нора пригрозила ему пальцем: – Ты... ты сладкоречивый дьявол.

Он покачал головой и показал ей язык. Тот был красным, как и ее.

– Засунь этот язык в мой рот, туда, где ему и место, – приказала она и снова поцеловала его. Поцелуй так быстро стал страстным, что Нико снова забылся и обнял ее. Рядом с Нико Нора не часто рисовалась. Ей было не нужно. Он был ее любовником, а не клиентом, и он обожал ее, несмотря на используемые ею трюки с ним. Но иногда она любила напоминать ему, чем она занималась на второй работе.

Без предупреждения она поднялась на колени, схватила его за запястья и прижала их к кровати над его головой. Нора использовала весь свой вес, чтобы удержать его, и достаточное давление, чтобы оставить два синяка от больших пальцев на его запястьях. Он резко вдохнул от боли и замер.

– А это нравится? – спросила она.

Он ответил одним словом: – Рембрандт.

– Предупреждение, – произнесла она. – Сейчас с тобой я буду очень милой. Готов?

Он кивнул.

Нора отпустила его запястья, чтобы взять манжеты и веревку. Когда он был привязан к кровати и не мог поднять руки, она вернулась к сумке с шалостями и достала сладость.

– Для моего муша, – сказала она. – Поцелуй.

И был поцелуй. Поцелуйчик Херши. Темный шоколад – ее любимый. Она положила конфету в выемку на горле Нико.

– Я не съем ее так, – заметил он.

– Ты не будешь ее есть. Пока. Ты будешь лежать, пока я буду объезжать твой член. Если пошевелишься, и она упадет, тогда этой ночью ты не кончишь. А если удастся удержать ее, пока я буду использовать твой член, доводя себя до оргазма, тогда ты сможешь кончить. И получишь сладость.

– Ты садистка.

– Ты просил сладость и шалость, – сказала она. – И именно это ты и получишь.