Текст книги "Тиран (ЛП)"

Автор книги: Тиана Лавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Он долго молчал…

– Хорошо. Я сделаю это. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

– Спасибо.

– Нита, я не люблю много говорить об этом дерьме, потому что, что случилось, то случилось… но я понимаю твое любопытство. Ты заботишься обо мне. Ты не понимаешь, почему я не обсуждаю это. Чего не понимаю я, так это того, зачем это делать, но неважно… – сглотнув, он потер рукой шею. – Я знаю, почему расстроен. Такое чувство, будто круг все время замыкается…

– Что ты имеешь в виду?

– То, что происходит, в некотором смысле напоминает мне о том, что уже происходило. – наклонившись вперед, он тяжело вздохнул, и после недолгого молчания заговорил снова. – Джей-Джей, когда я был маленьким, мои родители много ссорились. Они оба были наркоманами, отец был немного хуже, чем мать, по словам бабушки. – сделав еще одну затяжку сигаретой, он тупо уставился на экран телевизора. – Насколько я знаю, они оба были чисты, когда впервые встретились. Потом, через некоторое время, отец увлекся наркотиками и подсадил на них маму. Он изменился. Наркотики сделали это, или, возможно, он был таким все время… Я не знаю. – он пожал плечами. – Иногда люди говорят что-то вроде: «Меня заставили сделать это наркотики». Но в действительности мы не можем быть в этом уверены, не так ли? В любом случае, я видел, как мой отец выбивал своим кулаком гребаные зубы моей матери. И это было не единожды. Моя мать имела все виды стоматологического лечения в результате борьбы с ним. Он ставил ей синяки под глаза, бил в живот. Однажды у нее случился выкидыш. Я смутно помню это… Она сказала мне, что беременна, и я был взволнован, потому что собирался стать старшим братом. – он грустно улыбнулся. – Но потом после одной из их ссор ее срочно увезли в больницу, и на этом все закончилось.

Боль наполнила грудь Ниты. Она попыталась скрыть свою реакцию, но мужчину было невозможно обмануть. Хантер был настолько проницателен, что знал, что она что-то почувствовала – что-то ужасное, что выбило ее из колеи.

– Это длилось годами, – продолжил он. – В конце концов, я стал старшим братом. Как ты знаешь, у меня есть брат по имени Джастин, но он появился благодаря тому, что мой отец гулял от моей мамы, изменяя ей. Но это другая история для другого раза. Так вот, бабушка рассказывала, что служба опеки трижды забирала меня из их дома, но я этого не помню. Мои родители были как два магнита. Они не могли оставить друг друга в покое. Они расходились, сходились, снова расходились, и это происходило снова и снова. Любовь к боксу пришла ко мне от отца. Он боксировал, когда еще не был наркоманом. Мы сидели вместе с ним в гостиной и смотрели фильмы о Рокки или бои в прямом эфире на платных каналах. Это единственное счастливое время, которое я помню с ним… когда он не кричал, не спорил и не дрался с моей матерью, не был пьян или под наркотой. Это было время нашего единения, можно сказать. Мой отец – большой человек, не имеющий сердца…

Хантер покачал головой, сделав паузу, но ненадолго.

– Он высокий, как и я, сильный. Рост моей матери был всего метр шестьдесят, худенькая, а он бил ее так, будто она была гребаной чемпионкой в супертяжелом весе.

Внезапно он сел, еще раз затянулся сигаретой, затем затушил ее в пепельницу и снова откинулся на спинку дивана.

– Несмотря на все это, на наркотики, на всю эту сумасшедшую херню, я очень любил свою мать. Мы были с ней очень близки. Она говорила, что идет на реабилитацию, и была честна со мной. Она говорила: «Хантер, мама делает с собой плохие вещи, но в этом нет твоей вины. Мама больна. Маме нужна помощь». Она была такой чертовски самосознательной, и знаешь что? Она могла это сделать… На некоторое время она завязывала, но потом, когда возвращалась к моему отцу, дерьмо начиналось снова. Он словно не мог выносить, что она не употребляет. Думаю, это происходило потому, что тогда он понимал, что она может оставить его навсегда. Она сможет ясно мыслить и увидит, каким ядовитым, гнилым, испорченным неудачником он был. Он говорил ей, что она пытается отобрать у него сына. Однажды ночью все достигло критической точки. Моя мать устроилась на работу в какой-то магазин, и мне кажется, она зарабатывала достаточно денег, чтобы немного откладывать. Мой отец ничего не имел против этой работы, пока не узнал, что она кладет часть своей зарплаты на счет, о котором он не знал. Затем он нашел какие-то бумаги – думаю, она подыскивала дом, который можно было бы арендовать, и ей нужно было заполнить документы, позволяющие мне пойти в детский сад, а также расходы на переезд, записанные в каком-то блокноте. Она собиралась уйти от него, наконец. Начать новую жизнь. Она снова завязала и, по словам бабушки, не употребляла наркотики около года, так что все было хорошо. – Хантер провел руками по штанам, его глаза были пустыми. – Той ночью мой отец накурился. Впав в гребаную ярость, он схватил пистолет и пять раз выстрелил ей в голову, прямо на моих гребаных глазах.

– Боже мой… – ахнула Нита и прикрыла рот рукой.

– Ты знаешь, каково это, когда тебя забрызгивает кровь твоей матери, Джей-Джей? – сморгнув слезы, она покачала головой. – Чувствовать и видеть, как осколки мозга ударяются о стены, а твое тело обрызгивает, словно из водяного пистолета? И упав на пол, она смотрит прямо на тебя… Смотрит на тебя мертвыми глазами. Она падает на пол, и ее голова пару раз отскакивает от него, как в замедленной съемке. Вероятно, она мертва уже после первого выстрела, но все еще выглядит живой, как будто собирается заговорить в любую секунду. Но она просто лежит, взгляд ее глаз прикован к тебе… Ее мертвых голубых, как океан, глаз, и из них скатывается слеза. В ее глазах ты видишь слезы и свое отражение…

И ты стоишь там, семилетний, кричишь и плачешь, обмочившийся от ужаса. Ты кричишь: «Папа, нет!», бежишь к матери, трясешь ее, надеясь на то, что она очнется и скажет, что с ней все в порядке… Твой отец звонит в полицию и очень спокойно говорит им, что убил свою жену. Повесив трубку, он засовывает пистолет себе в рот… прямо на твоих глазах. Потому что, знаешь ли, того, что он застрелил твою маму, недостаточно. Итак, он нажимает на курок… но тот заедает. Он падает на пол, рыдая, а потом ты слышишь звук полицейских сирен и сирен скорой помощи… и… с этого дня ты официально становишься ненормальным. Ты больше не Хантер, ты Тиран. Да… ты официально сходишь с ума. Если не недостаток родительского внимания или жестокое обращение, то крышу тебе сносит именно это… А потом ты оказываешься с бабушкой и дедушкой, и они проявляют к тебе любовь, но ты не знаешь, как ее принять, поэтому ты оказываешься на улице. Тебя посылают к миллиону терапевтов. У всех разные диагнозы, и все они ошибочны. «О, он социопат…», «Нет, у него просто СДВГ…», «Нет, у него высокий коэффициент интеллекта, но имеет место антисоциальное расстройство…», «Нет же, у него биполярное расстройство…» Затем ты идешь к лучшему из лучших, всемирно известному специалисту в сфере психического здоровья подростков. Твои бабушка и дедушка, выложив кучу денег, в отчаянии везут тебя к нему в Калифорнию, и, наконец, этот парень добирается до истины. Он понимает тебя до глубины души. Он проводит с тобой несколько дней и после серии тестов, бесед и наблюдений открывает правду. Он говорит: «Этот ребенок страдает острым посттравматическим стрессовым расстройством. Также у него есть нарциссические наклонности, но он не был таким до того, как его мать была убита, и он до сих пор помнит, как приятно было видеть ее улыбку, когда она увидела картинку, которую он нарисовал в школе и принес домой, и как она была мила с ним, и как она сдерживала большинство своих обещаний… несмотря на то, что была зависима от кокаина, метамфетамина и таблеток. Он все еще помнит любовь, но больше не знает, как доверять кому-либо или как вернуть ее назад. Два человека, давшие ему жизнь, так или иначе умерли у него на глазах. Таким образом, Нита, как ты можешь видеть, травма продолжается. Ты вырастаешь, и полиции плевать, почему ты делаешь то, что делаешь, думаешь так, как думаешь. Судье тоже. Поэтому ты попадаешь в тюрьму снова и снова, потому что все еще хочешь любить, но не помнишь, как это делать. Женщина, которая научила меня этому, умерла слишком рано. Я не могу попросить ее помочь мне вспомнить. Она ушла… Ушла навсегда. Теперь уйдет и Ной. Все, кого я люблю, умирают. Я перестал говорить об этом. Мне пришлось это сделать.

Хантер монотонно постукивал ногой по полу, как чертов кролик. Его лоб был наморщен, а ноздри раздувались. Он выглядел напряженным и взволнованным до предела. Возможно, мысленно он даже не был там, с ней. Затем неожиданно он встал и пошел к лестнице.

– Я собираюсь лечь. Знаю, ты все еще не хочешь, чтобы я оставался на ночь, поэтому я поставлю будильник, чтобы встать и уйти через несколько часов.

– Останься, – сказала она, тоже встав и обхватив себя руками, пытаясь не развалиться. – Я хочу, чтобы ты остался… пожалуйста.

Держась за перила, он слегка кивнул и направился вверх по ступенькам. Нита вздрогнула, услышав, как хлопнула дверь ее спальни. Каждый день на этой неделе Хантер приходил к ней домой, чинил вещи, смеялся с девочками и рассказывал истории о своих приключениях с Ноем. Она знала, что он слишком широко улыбается, слишком громко смеется, слишком много работает, пытаясь все забыть. Но об этом нельзя было забыть, и болезнь Ноя, казалось, вынесла прошлое снова на поверхность. Хантер открыл коробку, которую запечатал очень-очень давно…

Сделав глубокий вдох, она поднялась по ступенькам и вошла в спальню. Внутри было темно. Направившись в ванную комнату, она включила там свет и оставила дверь чуть приоткрытой. Ровно настолько, чтобы видеть его, лежащего голым на кровати. Его глаза были открыты, руки под головой. Нита, медленно сняв с себя одежду, забралась к нему в постель. Целуя его лицо, она чувствовала, как напряжены его мышцы. Он пульсировал от ярости, которой было несколько десятков лет… Опустившись ниже, затем еще ниже, она потянулась к его члену. Держа толстый и длинный мускул двумя руками, она направила его в рот.

Языком любви Хантера было действие. Своими действиями он говорил, что думает о тебе… Чинил вещи. Заставлял людей смеяться. Трахался. Он молчал, пока она усердно сосала, желая помочь своему мужчине почувствовать себя лучше, убрать немного его боли. Хотя бы на одну ночь. Тихонько застонав, он зарылся руками в ее волосы, давая ей еще больше себя. Она медленно сосала, ритмично скользя руками вверх и вниз по стволу. Выпустив его изо рта и держа руками, она лизнула его яйца, а затем поцеловала их. Он застонал, его низкий голос загрохотал по комнате.

Отпустив его, Нита потянулась к тумбочке, чтобы взять из ящика один из его презервативов. Раскатав презерватив по его эрекции, она оседлала его и направила его член внутрь себя. Хантер схватил ее за бедра, когда она двигалась, а она, положив руки на его твердую грудь, скакала на его большом члене, рыдая внутренне вместо него…

Он стал двигаться ей навстречу резкими толчками, крепче схватившись за нее. Она задрожала, когда он, сомкнув руки вокруг ее талии, заставил ее увеличить темп. Он массировал ее груди, целовал их, так глубоко проникая в ее киску, что, казалось, доставал до самой ее души. Оргазм охватил ее, и она, вскрикнув, неконтролируемо задрожала. Раздался его гортанный стон, пропитанный болью, его тело свело, и он кончил, двигаясь быстрыми рывками. Нита почувствовала тепло его семени внутри себя, когда оно наполняло презерватив до краев. Положив голову ему на грудь, она услышала частое биение его сердца.

Потянувшись к его рукам, она переплела их пальцы, и он крепко стиснул их. Не было нужды в словах, только тихий звук их танцующих на цыпочках душ. Обняв ее, он прижал ее голову к своей груди и целовал ее плечи до тех пор, пока она не почувствовала, как он расслабился.

– Спи… – прошептала она, вставая с кровати.

Осторожно сняв презерватив с его полувозбужденного члена, она выбросила его и приняла душ. Когда она вернулась, он лежал под накинутой на себя простынею и слегка похрапывал. Надев шелковую черную ночную сорочку, она забралась в кровать рядом с ним. Прошли минуты, и когда она уже чувствовала сонную тяжесть, он перевернулся на бок к ней лицом и стал ласкать ее. В его больших руках она чувствовала себя в такой безопасности, как будто находилась рядом с человеком, который прошел сквозь огонь и не только выжил, но и был полон решимости доказать всем, что владеет пламенем…

Глава 12

В конце дня…

Хантер щурился на солнце, по его лицу стекал пот. На улице было холодно, но он так много двигался, что чувствовал себя словно в огне.

– Положите лезвия для кровельных ножей вон там, – приказал он человеку, закутанному в несколько слоев одежды и неловко передвигающемуся вместе с другими рабочими, указывая на груду старой черепицы.

Бригада рабочих меняла изношенные части крыши Ниты, и он был там, чтобы наблюдать за работой. Он знал, как все должно было происходить, благодаря некоторому опыту строительных работ, который он приобрел за время предыдущих испытательных сроков. Зарплата была отстойной – ничего похожего на те деньги, которые он зарабатывал, угоняя автомобили по заказу денежных клиентов, на турнирах по боксу или бильярду, но он делал то, что должен был делать в то время.

– Хантер, – позвала его Нита, подойдя к входной двери, ее длинные волосы были разделены пробором посередине, а маленькие серьги-кольца с бриллиантами сверкали на солнце. – Можешь сделать музыку потише?

Из динамиков его машины ревел «All Good» группы «Бонс Тагс-н-Хармони». Выключив эту чертову штуковину, он вернулся во двор, чтобы проверить, как ведутся работы на крыше.

– Оставь этих парней на секунду в покое и иди обедать.

Он затянулся сигаретой.

Она действует мне на нервы…

– Дай мне закончить то, что я делаю, Нита. Я скоро зайду.

Отворачиваясь, он услышал ее фырканье, но, к сожалению, за ним не последовало хлопанье двери. Вместо этого она осталась стоять снаружи.

– Что? – спросил он, больше не заботясь о том, чтобы скрыть раздражение.

– Их не нужно контролировать на микроуровне, Хантер. Их босс уже там, с ними.

– Это ничего не значит. Сам Иисус мог бы стоять здесь с видеокамерой, а они бы все равно сачковали. Эй! Мужик, йоу! – он щелкнул пальцами и по-собачьи свистнул парню, слонявшемуся по крыше, словно Годзилле. – Какого черта, мужик? Это крыша, а не твой враг, Кинг-Конг! Почему ты пытаешься растоптать ее как Токио? – парень растерянно смотрел на него. – Ты не можешь стоять на крыше. Ты искривляешь ее.

Нита закатила глаза и закрыла, наконец, входную дверь. В этот момент в кармане его джинсов завибрировал телефон.

– Привет, Кайли…

Тут его грудь сдавило. На долю секунды он пожалел, что ответил на ее звонок – он мог почувствовать энергетический сдвиг прямо перед тем, как ответить.

– Привет, Тиран… Ной сегодня особенно плох. Я знаю, ты проведывал его только вчера, но ты же знаешь, как это работает. Медсестра здесь, в доме нашей матери, и говорит, что ему осталось недолго. Это может произойти даже сегодня вечером. Ты мог бы… ты мог бы прийти и сказать… – она расплакалась в трубку.

Он повесил голову. Сунув руку в карман, он начал нарезать круги, круг за кругом, круг за кругом, позволив ей развалиться на другом конце провода. Казалось, что это заняло целую вечность, но, похоже, даже этого было недостаточно, чтобы залечить разбитое сердце.

– …Ты мог бы прийти попрощаться? Он был моим лучшим другом, моим защитником, моим старшим братом… Он помог мне, когда я в этом нуждалась… Тиран, я не могу этого сделать!

– Я уже в пути.

Отключив телефон, он уставился на людей, работающих на крыше. Старая черепица, которую они снимали, была в очень плохом состоянии, некоторая изношена настолько, что было удивительно, как предыдущие дожди не вызвали коллапса. Жизнь была похожа на эту черепицу – когда человек полностью выполнял свою задачу, и коэффициент его полезного действия заканчивался, он умирал.

Ной выполнил свою задачу, да? Я читал в одной из старых книг Леона, что мы умираем потому, что либо сделали то, зачем пришли сюда, либо настолько облажались, что другого выхода просто нет. Мы просто должны начать все сначала, вернувшись в другом теле.

Хантер почесал челюсть, когда его грудь вспыхнула, словно внутри разгорелся лесной пожар. Одной ногой он был готов ехать к дому матери Ноя, а другой – бежать к входной двери Ниты. Он чувствовал себя разорванным, не на две, а на миллион частей. Внезапно его грудь пронзила острая боль. На мгновение он подумал, что это может быть инсульт, даже сердечный приступ, но потом понял, что это было то же чувство, что и тогда, когда он стоял над гробом своей матери.

Упав на колени, он начал бить себя в грудь. Кровь бросилась ему в лицо, а в глазах выступили обжигающие слезы. Он разрушался, расклеивался, разваливался, ощущая боль, распространяющуюся по нему подобно лесному пожару и обжигающую его душу, как ничто другое.

– Аааааааа!!! – закричал он, его голос, лившийся из него подобно темной энергии, резко и не настроено, казался ему чужим.

Конечно, это должен был быть кто-то другой.

– Вы в порядке, шеф? – крикнул один из парней на крыше.

Дверь открылась, затем захлопнулась. Раздался топот ног, бежавших к нему по траве. Маленькие, но сильные руки начали поднимать его, и нежный, мягкий, воздушный голос ворвался в его голову, когда он окончательно потерял рассудок.

– Хантер… давай, детка… вставай.

Ему было трудно встать, но она заставила его это сделать. Словно маленький рабочий муравей, она положила его руку себе на плечо и, обняв за талию, помогла выпрямиться, словно он был ржавым игрушечным роботом, брошенным под детской кроваткой. Медленно повернув голову, он посмотрел на нее. По ее щекам текли слезы.

– Олив тоже только что звонили. Пойдем. Я отвезу вас обоих…

***

Дом матери Ноя был красивым, со стоящими тут и там статуэтками в классическом стиле, массивной мебелью темного цвета и огромной головой оленя, висевшей на стене над камином из белого кирпича. Бардовые и белые шторы, висевшие на окнах, пропускали достаточно солнечного света, когда были открыты. Стены были украшены фотографиями членов семьи, семейных собак и вдохновляющими цитатами в деревянных рамках. Нита, в одиночестве расхаживая по гостиной, с интересом все рассматривала, стараясь больше узнать о лучшем друге своего мужчины.

В последнее время Хантер мало говорил о нем, но она знала, почему. Чем ближе подходило время, тем меньше он говорит об этом. Такова была его природа. Чем больше он заботился, тем меньше делился. Это была некая стадия. Он словно затаил дыхание.

Тикали часы, в доме пахло ванилью, сигаретным дымом и корицей, а вдали слышались тихие рыдания Олив. За медицинской занавеской, отделявшей кабинет от гостиной и отдернутой в данный момент в сторону, стояла больничная койка, на которой лежал умирающий. Ной был окружен толпой людей, но она могла видеть его немного.

Аппараты тихонько работали, наполняя воздух тихим гулом. Нита потерла руки, не в силах оставаться на месте. Она была рада, что семья и друзья Ноя сплотились вокруг него. Это был личный момент, а она была просто водителем.

Нита взглянула на часы, радуясь тому, что ее дочери не было дома, когда все это случилось. Олив пришла из школы с подругой, а у Тиши была тренировка по баскетболу. Из-за занавески вышла женщина с ярко-голубыми глазами, впалыми щеками и тонкими седыми волосами, собранными в хвост. Ее глаза тут же встретились с глазами Ниты.

– Здравствуйте, вы, должно быть, мать Ноя. Меня зовут Нита, – она протянула руку.

Женщина сначала колебалась, но затем пожала ее.

– Я подруга Хантера.

– Хантера? – женщина недоуменно склонила голову набок, словно понятия не имела, о ком ей говорят.

– Тиран, друга Ноя… большой, высокий парень, – Нита указала на стоявшего возле постели Ноя Хантера.

Губы женщины изогнулись в улыбке, когда она понимающе кивнула.

– Тиран… да… я совсем забыла, что его зовут Хантер. Ной никогда не называл его так, когда говорил о нем, даже когда они были детьми. Нита, мой сын умирает. Он молод, ему нет и сорока, и скоро он испустит последний вздох.

Покрасневшие от слез глаза женщины сказали Ните все.

– Я знаю, мэм. Мне очень жаль.

– Ты когда-нибудь теряла ребенка?

Сердце Ниты забилось немного быстрее. Этот вопрос обещал стать началом нервного срыва у женщины. Он вернул ужасные воспоминания о том, как она тоже развалилась на части, когда жизнь стала чертовски тяжелой.

– Нет, мэм, – ответила Нита и взяла дрожащие бледные руки женщины с ярко-розовыми ногтями в свои.

На белой водолазке матери Ноя были темные пятна: слезы, смешанные с тушью. Ее голова немного тряслась, словно у нее был приступ болезни Паркинсона. Нита сжала руки.

– Ной никогда не упоминал о тебе.

– Я не знала Ноя. Мы с Хантером знакомы всего несколько месяцев.

– Ты ужасно хорошенькая, – улыбнулась женщина, и ее глаза наполнились свежими слезами.

– Спасибо, – улыбнулась Нита, просто следуя странному течению их разговора, беседы вроде тех, которые ведут люди тогда, когда происходит что-то ужасное, и они ни черта не могут сделать, чтобы остановить это.

Слова, выскакивающие изо рта, словно лягушки, едва ли имели смысл.

– Мне очень, очень жаль. Уверена, что это не поможет, но я знаю, как сильно Хантер и Олив переживали за Ноя.

– Ной не был хорошим отцом. Я не была хорошей матерью. Я редко вижусь с Олив, потому что не нравлюсь ее матери. – Нита задалась вопросом, знала ли женщина вообще, что мать Олив пропала, но решила, что сейчас не время поднимать эту тему. – Рада, что могу увидеть ее хотя бы сейчас… Она такая милая девушка. Ной был трудным ребенком, – женщина грустно усмехнулась. – Он доставил мне много проблем. Но я люблю его. Он умный. Очень умный ребенок. Чересчур умный. Раньше он называл меня сукой. – Нита сглотнула, воздух стал гуще. – Разве это не ужасно? Разве сын называет так свою мать? Он сазал: «Мама, тебя не было рядом со мной. Ты эгоистичная сука!» Он так и сказал.

Эти лягушки продолжали выпрыгивать, смешивая в одну кучу странные мысли и слова… создавая неприятный беспорядок.

– Иногда люди говорят что-то в гневе, на самом деле не имея это в виду.

– О, он имел это в виду, – глаза женщины потемнели, а дрожь ее рук немного уменьшилась. – Он всегда имел в виду то, что говорил, потому что ненавидел меня. Теперь я должна умереть, зная это, так как уже слишком поздно что-то исправлять.

Нита не знала эту женщину, понятия не имела, почему та говорит ей такие вещи, но ей, черт подери, было известно, какие причудливые виды иной раз принимает горе. Нита обняла мать Ноя, ощущая, как та ссутулилась, и, прежде чем осознала, ее седая голова уткнулась ей в плечо. Возможно, именно это имели в виду люди, когда говорили, что с ней легко общаться? Практически незнакомые люди подходили к Ните и выворачивали перед ней свою душу, даже когда она надевала на себя маску стервы в надежде на то, что ее не станут беспокоить.

Спустя несколько мгновений из-за занавески вышла Олив с лицом, покрытым красными пятнами и покрасневшими, опухшими глазами. Бедный ребенок. Обнимая пожилую леди одной рукой, второй она смахнула слезинку, выкатившуюся у нее из глаз, когда она увидела девочку. Скатилась еще одна слезинка, затем еще и еще. Олив была похожа на человека, чьи надежды рухнули, молитвы остались без ответа, а весь его мир погрузился в печаль. Девушка, зарыдав, подбежала к ней, одной рукой обняв бабушку, а другой ее. Нита чувствовала, как ее рубашка намокает, колени слабеют, а слезы текут без остановки. Мать Ноя, отпустив ее, обняла Олив и они заплакали вместе, а Нита подошла к одному из кресел, на которое положила свое пальто.

Сев рядом, она скрестила ноги и закрыла глаза, чтобы вознести безмолвную молитву. Когда она снова открыла глаза, двух женщин уже не было, а вместо них стоял Хантер и, скрестив руки, смотрел на нее. Он выглядел неплохо, но она знала, как он на самом деле чувствовал себя.

– Мы можем идти, – загремел его голос, разрывая тишину. – Кайли привезет Олив домой вечером.

Кивнув, Нита начала натягивать пальто. Подойдя к ней сзади, Хантер взял пальто из ее рук и, придерживая, помог ей просунуть руки в рукава. Взяв свою сумочку, она повесила ее на руку. Выйдя через переднюю дверь, они направились к ее машине. Усевшись на место водителя, Нита тут же включила обогрев салона. Хантер, протянув руку, включил радио. В эфире звучала песня «No Promises» группы «Чит Кодс» в исполнении Деми Ловато. Боковым зрением она видела, как он ерзает на кресле, а затем откидывается на его спинку – вытянув ноги, прикрыв глаза, сцепив пальцы вместе, – словно готовясь вздремнуть.

Пока они ехали, зазвонил ее мобильный телефон. Чтобы освободить руки, Нита ответила на звонок по громкой связи.

– Привет, Лэнс, – поприветствовала она отца Тиши, своего школьного возлюбленного, повернув руль.

– Как дела? – спросил он. – Тиша все еще придет на эти выходные?

– О, точно, ты хотел ее забрать на выходные. Не знаю. Отец Олив… – она взглянула на Хантера, глаза которого теперь были закрыты. – Отец Олив вот-вот скончается, Лэнс, он очень болен, как я тебе рассказывала, поэтому мне кажется, что они, вероятно, на этих выходных должны остаться вместе. Прости, я только что об этом узнала.

– О, черт, это очень плохо. Эй, ты не занята?

– Нет, я просто еду домой. Все нормально?

– Да, все в порядке. Лони получила предложение о работе в Аризоне, так что мы обсуждали переезд туда.

– О, действительно? Где она будет работать?

– В какой-то компании по производству коробок. Оплата хорошая. Из-за того, что они урезали мои рабочие часы я задумался над возможностью переезда, но большая часть моей семьи все еще здесь. Если честно, у нас с Лони были некоторые проблемы, Нита.

Лони была женой Лэнса, мачехой Тиши. Нита не могла сказать ничего плохого об этой женщине, за исключением того, что она вела себя несколько высокомерно, словно была более утонченной, чем другие, имела более высокий класс, когда не имела для этого никаких оснований. У четверых детей этой женщины было три разных отца, и она до сих пор рассказывала о своем прошлом футбольной черлидерши так, словно это было до сих пор актуально. Впрочем, она была красивой женщиной, которая полностью осознавала этот факт.

– Мне очень жаль это слышать. Вы двое были вместе так долго. Может, вам сходить на консультацию по вопросам брака?

– Мы уже ходили, – он вздохнул. – Возможно, я не поеду в Аризону. К тому же я не хочу расставаться с Тишей.

– Но, Лэнс, Тиша скоро пойдет в колледж, так что, пожалуйста, пусть это тебя не останавливает. Я бы беспокоилась, если бы она была еще ребенком, но через год или два все равно все изменится. Дело не в том, что ты ей больше не будешь нужен, но ты понимаешь, о чем я говорю.

Хантер снова поерзал на своем месте, а затем, приоткрыв окно, закурил сигарету.

– Да, да. Это правда… Она, э-эм… – Лэнс нервно усмехнулся. – Эй, зацени это: Лони думает, что у меня все еще есть к тебе чувства.

Нита сглотнула и заметила, что Хантер продолжает курить, глядя прямо в окно.

– Скажи ей, что это глупо и она ошибается. То, что было у нас с тобой, было много лет назад. Мы были детьми. Она должна быть счастлива, что мы хорошо ладим, особенно за нашу дочь. Лони создает проблемы там, где их нет. У тебя все получится, Лэнс. Тебе только нужно найти с Лони общий язык.

– …Но, возможно, я больше не хочу этого делать, Нита. Происходит какое-то дерьмо, и меня от этого просто тошнит. Я пытался. Когда мы с тобой были вместе, никогда не было так тяжело. Блин, Нита… Сейчас я словно прохожу сквозь ад. Знаю, что, когда мы были молоды, я был безответственным и глупым, но я любил тебя… и люблю до сих пор.

«Дерьмо! Лэнс, заткнись!» – мысленно крикнула она.

Она моргнула несколько раз. Хантер не шевельнул ни единым мускулом. По правде говоря, они с Лэнсом были хорошими друзьями и часто делились проблемами. За эти годы они выросли и сильно изменились, но всегда были рады видеть друг друга и оба желали для своей дочери самого лучшего.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы снова быть вместе?

– Нет, ублюдок, она не думала, – рявкнул, нахмурившись, Хантер и ударил пальцем по кнопке завершения звонка на ее телефоне, лежавшем в подстаканнике.

– Хантер, это было совершенно лишним. Я справилась бы с этим сама! – телефон снова зазвонил, и, прежде чем она успела дотянуться до него, Хантер схватил его и выключил. – Держи себя в руках! Оставь в покое мой телефон. Я знаю, что ты расстроен из-за Ноя, но…

– Не пытайся втянуть в это Ноя! Это не имеет с ним ничего общего. Все это время я был слишком учтив с этой твоей надоедливой киской бывшим.

– Не говори так. Он хороший человек и отец. Ты ведешь себя ужасно и действуешь как сумасшедший! У него просто тяжелый день.

– Тяжелый день? Это у меня был гребаный тяжелый день! – он указал на себя. – Он женился на этой цыпочке, это был его выбор. Это не твоя проблема! Теперь он решил позвонить тебе и отправиться в путешествие по закоулкам памяти, потому что у него синдром сожаления. Он звонит и пишет тебе поздно ночью уже долгое время, и что я делаю? Я не возмущаюсь и пытаюсь вести себя уважительно, потому что это отец Тиши, но мне надоело быть милым. Прошлой ночью пока мы трахались он тоже несколько раз звонил. Я видел его имя на дисплее! У него есть жена, но в полночь он звонит моей девушке!

– Но разве я ответила?!

Словно издеваясь над ней, по радио начала играть «Humpin’» группы «Гэп Бэнд».

– Меня это не волнует! Дело в том, что он думает, что ты всегда доступна. Он должен общаться с тобой по поводу Тиши и только Тиши, а не звонить с этим своим не-забывай-меня дерьмом… Я сижу рядом с тобой, и ты думаешь, что я просто промолчу и позволю этому случиться? Ни хрена подобного!

Нита фыркнула и закатила глаза. Учитывая тот ужасный день, который выпал на долю Хантера, она решила просто прикусить язык… пока.

– Он знает о нас, Нита? Он знает, что мы вместе?

– Нет, но… – хмыкнув, он опустил стекло ниже, чтобы выпустить дым, затем потянулся к промежности, поправляя яйца. – Ты слишком остро реагируешь, Хантер. Я собиралась сказать ему. Я имею в виду, он знает, что я с кем-то встречаюсь, но ты ведешь себя так, будто я должна повесить рекламный щит прямо перед его домом. Он никогда раньше не говорил мне ничего подобного. Должно быть, это связано со стрессом, – он продолжал смотреть в окно, не обращая на нее внимания. – Лэнс сейчас расстроен, поэтому ищет утешения. На самом деле он не пытается вернуться ко мне. Я знаю его, я знаю, как он думает. Понятия не имела, что ты такой ревнивый!