Текст книги "Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре."

Автор книги: Тиа Атрейдес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Шу быстренько переоделась в традиционный для вылазок в город инкогнито мужской костюм, сунула в карман кошель потолще, накинула на себя пелену невидимости – вдруг да получится проскользнуть мимо Тигренка незамеченной? И отправилась на поиски чего-нибудь этакого, струнного и необыкновенного, под стать ему.

Проходя через кабинет, принцесса с сожалением покачала головой – надо же, будто орочья орда прошлась. Остановилась на минутку, сосредоточилась и навела порядок, возвращая всё по своим местам. Не получилось только с разбитыми стеклами, видимо, осколки снаружи уже убрали. Осторожно спустилась вниз, стараясь не всколыхнуть воздух, и высматривая Тигренка. Он лежал на кушетке животом вниз, свесив одну руку и слегка улыбаясь во сне. Шу тихонько подошла к нему и провела рукой над его спиной, исцеляя и убирая боль. Он только чуть пошевелился, устраиваясь поудобнее, но не проснулся. Принцесса быстренько смоталась, надеясь вернуться до того, как Тигренок пробудится.

Уже наступал вечер, и все лавки закрывались. Но разве это имело хоть какое-то значение? Шу знала, куда идти за лучшими в Суарде музыкальными инструментами, закрыто там или открыто, она готова была хоть из постели среди ночи вытащить мастера, чтобы только принести Тигренку самую лучшую гитару. Почему-то Шу показалось, что гитара подойдет ему больше всего.

Принцесса бегом понеслась через лес, пробежала через речку, не утруждаясь даже перекидыванием жердочки – зачем, она же одна – и уже спокойно вышла из городского парка на улицу Трубадуров. Как всегда, лужайку запрудила изрядная толпа народу. Шу, не желая пока ни с кем общаться, даже не остановилась послушать знакомого поэта, увлеченно читающего свою новую поэму, а может, оду – попробуй, разбери на ходу, – рассеянно улыбнулась и отрицательно помотала головой на приглашение каких-то молодых людей присоединиться к их компании, и прямиком направилась к площади Единорога.

Лавка маэстро Клайвера нашлась быстро, где и говорила Баль. Шу раньше никогда не покупала здесь ничего, но разве хоть кто-нибудь в столице не знает, кто такой маэстро Клайвер? Её Высочество встречала его несколько раз во дворце, и её восхищало то, как маэстро играет на скрипке. Она подумала, что неплохо бы как-нибудь пригласить его к себе, в день официального еженедельного приема. Чем целый день заниматься всякой чепухой и слушать милое глупое щебетание фрейлин, устроить концерт, и, может быть, подшутить над этими воздушными созданиями и привести их на вечернее представление бродячих артистов. Как раз сейчас, когда Шу подходила к площади, похоже, оно и начиналось.

В другой день принцесса с удовольствием бы задержалась здесь, и на цирк посмотреть, и поболтать с кем-нибудь. Ей нравилось это место, и здешняя публика тоже. Особенно приятно было то, что никто из них не мог её узнать. Можно было притвориться обыкновенной девушкой, дочерью ремесленника или мелкого дворянина, потанцевать с симпатичным мужчиной, немножко пококетничать... правда, целоваться она ни с кем не отваживалась, после того, как одному из её ухажеров стало по-настоящему худо. Он её не боялся, не зная, кто она такая, и Шу понадеялась, что ничего такого не произойдет. Но, похоже, тут дело было не только в страхе.

Маэстро уже закрыл двери, но Шу настойчиво постучала. Она видела, что маэстро дома, но не торопится на зов. Она постучала ещё разок, посильнее – ага, спускается. Клайвер, видимо, ожидал увидеть кого-то другого. Принцесса услышала как, подходя к двери, маэстро ворчит, что нечего, мол, некоторым шататься непойми где, забывать ключи и беспокоить старого человека. Увидев на пороге незнакомую девушку, маэстро рассердился и чуть не захлопнул дверь перед её носом со словами:

– Нет его, и не будет сегодня. Уехал. Приходите через неделю, – Шу не очень-то понимала, что он имеет в виду, и кого нет дома. Она с очаровательной улыбкой просунула ножку в дверь, не давая её закрыть:

– Здравствуйте, маэстро. Я, вообще-то, к вам,

– Извините, леди, лавка закрыта, – Клайвер явно её не узнал, и попытался выпроводить.

– Ничего страшного, маэстро. Может, вы пригласите меня войти? – хамить не хотелось, но и уходить, несолоно хлебавши, тем более. Поэтому принцесса продолжала мило улыбаться.

– Завтра, милая леди, завтра.

– Мне нужно сегодня, маэстро, прямо сейчас. Пожалуйста, помогите мне, – ладно, можно не хамить, а чуть очаровать. Когда Шу хотела быть неотразимой, не устоял бы и кладбищенский монумент.

– Ну, хорошо, леди, проходите, – Клайвер отступил в сторону, пропуская принцессу в лавку. Она первым делом внимательно огляделась, ища гитару. Их оказалось много, самых разных цветов и размеров. – Что вы желаете, леди? – посетительница казалась маэстро довольно странной. Её поведение и цепкий взгляд совершенно не соответствовали её улыбке и словам.

– Маэстро, мне нужна гитара, – снова поток очарования, сметающий любое возможное сопротивление, – самая лучшая из всех, что у вас есть.

– Для вас, леди? – зачем ей гитара, она же явно не музыкант, и играть наверняка не умеет.

– Нет, в подарок. Для мужчины, – Клайверу всё стало ясно. Взбалмошная дамочка охмуряет кого-нибудь из местной богемной братии, для благородного кавалера видок неподходящий. Хотя... очаровательна до невозможности.

– Пожалуй, могу вам предложить вот эту, – Клайвер снял со стены один из инструментов. – Очень хороший звук, смотрите, какая отделка красным деревом. – Он тронул струны, чтобы она услышала, и протянул гитару. – Два золотых, и ваш кавалер будет счастлив.

– Два золотых?

– Ради ваших прекрасных глаз полтора, – Клайверу показалось, что цена вызвала у неё смущение. Но полтора золотых за приличную гитару вовсе не дорого, скорее дешево. Или она думала купить нормальный инструмент за пять серебряных?

– Простите, маэстро, но, наверное, у вас есть что-нибудь не такое... – она замялась на секунду, подбирая эпитет повежливее, всё же не стоит называть музыкальный инструмент дерьмом. Маэстро понял её по-своему.

– В лавке напротив, у Зюскеля, вы сможете найти гитару подешевле.

– Я хотела сказать, получше. Мне нужна самая лучшая гитара, а не самая дешевая, – Шу начинала сердиться.

– Простите, леди, но самая лучшая гитара стоит... – Клайвер с сомнением оглядел посетительницу. Никаких украшений, даже самых дешевых серег, потрепанная мужская одежда, правда, хорошего качества, и целая баржа самоуверенности. Очень странная девушка. – Двадцать золотых. – Столько у неё точно нет и быть не может.

– Прекрасно, маэстро, – Шу снова улыбнулась, – покажите, пожалуйста.

Клайвер бережно достал из застекленной витрины медового цвета гитару, украшенную резным изысканным орнаментом. Девушка посмотрела на неё с большим интересом, и протянула руку. Маэстро передал ей инструмент, внимательно наблюдая, что она будет с ним делать. Девушка взяла гитару, провела пальцами по грифу, словно прислушиваясь, хоть не извлекла ни звука, потом тронула одну струну, другую... закрыла глаза с сосредоточенным видом. Ему вдруг показалось, что она принюхивается.

– Нет, маэстро. Это не самая лучшая гитара, – это было сказано таким непререкаемым тоном, что Клайвер не поверил своим ушам.

– Это самая лучшая из всех, что продаются в Суарде.

– Я хочу вон ту, – странная девушка указала на черную гитару, скромно устроившуюся в уголке. Маэстро мысленно обругал ученика гоблином безмозглым, что опять оставил её в лавке. И попутно удивился. Несколько минут назад эта девушка ничего не понимала в гитарах, да и держала она её как оглоблю, и вдруг безошибочно определила действительно лучший инструмент из всех, когда-либо им сделанных. Одна проблема. Клайвер вовсе не собирался его продавать. Эта гитара предназначалась любимому ученику, и, хоть маэстро и не подарил её Хиллу до сих пор, это была его гитара, и только его.

– Ну что вы, леди. Это старый инструмент.

– Не важно, мне подходит.

– И он вовсе не такой красивый.

–Не важно. Мне нравится.

– Но, леди, эта гитара не продается!

– Сорок золотых.

– Простите, леди, она не продается ни за сколько.

– Сто золотых, маэстро.

– Я не могу её вам продать, леди, это не моя гитара.

– Не правда. Можете. И продадите.

– Леди, вам не кажется...

– Мне не кажется, – девушка перебила его на полуслове, и что-то в её голосе подсказало маэстро, что этот спор он не выиграет. – Я уверена. Забирайте, здесь больше ста.

Она вынула из кармана увесистый кошель и высыпала на прилавок горку золота. Действительно, больше ста золотых империалов, может, сто пятьдесят. И, пока Клайвер в оцепенении пялился на блеск монет – ну откуда у этой... он хотел подумать, оборванки, но не смог её так назвать даже мысленно, с таким царственным достоинством и уверенностью она держалась. Что-то знакомое померещилось маэстро в гордых резковатых чертах... нет, не может быть. Померещилось. Принцессе незачем приходить к нему в лавку и торговаться, да и к чему ей гитара, маркиз Дукрист не замечен в особой любви к музыке... наваждение, не иначе. Пока он размышлял, девушка забрала гитару, повесила её за спину, очаровательно улыбнулась напоследок, и убежала.

Тигренок пробудился свежим и полным сил, ему снился такой приятный сон... он довольно улыбнулся и потянулся, разминая чуть затекшие мышцы. «Странно, – подумал он, ещё раз поводя плечами, – неужели уже всё прошло?» – ничего не болело, не тянуло, будто ничего и не было. «Значит, не приснилось». От этой мысли хорошее настроение превратилось в отличное, Тигренок спрыгнул на пол, с желанием пройтись на руках и отчебучить что-нибудь этакое.

Звук открывающейся двери застал его стоящим на голове и жонглирующим диванной подушкой – что-то подобное он недавно видел у заезжих циркачей, и вдруг страшно захотелось попробовать самому. Он вскочил, смущенный. "Ну, точно, как шальной кот, нанюхавшийся валерьянки. Что это со мной?" – он слегка успокоился, увидев, что вошла не принцесса, а её рыжая подружка. Почему-то ему не хотелось, чтобы именно Шу видела, как он ведет себя, будто мальчишка.

Балуста остановилась на пороге, удивленная донельзя. Она ожидала увидеть всё, что угодно, но только не счастливую и озорную ухмылку играющего в цирк мальчишки. Может, ей показалось, что часа полтора назад башня ходила ходуном, сверкала молниями, и летели во все стороны разбитые стекла? Да уж вряд ли. Проявление необузданного характера принцессы захочешь, ни с чем не спутаешь. Баль была уверена, что со Светлым покончено раз и навсегда, и даже хоронить нечего. Ан нет – ухмылка до ушей, и ни одной царапины. "Как он выкрутился? А ещё интересней, что же он такое натворил, что Её Высочество так взбесилась? Похоже, нашла-таки коса на камень. – Эльфийка улыбнулась этой мысли. – Давно пора. Ни одного достойного противника, кроме Рональда – это же что из неё получится лет через несколько? Крыша сдвинется от вседозволенности. Наконец хоть кто-то не дрожит и не трепещет перед этой зарвавшейся девчонкой".

Балуста дружелюбно улыбнулась и поздоровалась с мальчишкой. Он улыбнулся в ответ и слегка поклонился. Баль с удовольствием разглядывала его – красивое правильное лицо, стройная фигура и звериная грация и мощь. И это в таком юном возрасте. А вот лет через пять-десять... из тигренка вырастет настоящий тигр. Всё же вкус у Шу, несомненно, есть. Конечно, до Эрке ему далеко, но всё равно, хорош.

Тигренок спокойно встретил оценивающий взгляд, уж в чем, а в своей красоте он давно уже не сомневался. Что было приятно, так это полное отсутствие щенячьего восторга и томного жеманства пополам с вожделением, которые обычно сопровождали подобные взгляды на него со стороны женщин. Эльфийка скорее оценивала его как скульптуру. Или как новое платье для подруги – подойдет ли? "Подойду, не беспокойся" – подумал он и подмигнул, прежде чем надеть, наконец, рубашку. Нечего тут стриптиз для нищих устраивать.

Баль рассмеялась, довольная. Похоже, с этим мальчишкой будет просто найти общий язык. Хотя, зря она называет его так. На вид-то он мальчишка, но вот вид бывает обманчив. Выдержать разразившуюся тут бурю и уцелеть мало какому взрослому и опытному магу по плечу, не то что мальчишке. Да и то, как он двигается, и его глаза... Баль подумала, что Шу удивительно метко назвала его Тигренком. Он опасен, и даже очень опасен. Не похож он на обыкновенного менестреля. Никакой изнеженности и утонченности, и за внешней мягкостью чувствуется сталь. Баль поняла, что он ей напоминает – катану. Изысканную, тонкую, гибкую, острую и смертельно опасную.

Рядом с эльфийкой Хилл чувствовал себя легко и свободно, жаль, только поболтать не удастся. А интересно было бы выспросить её о Шу. Всё, что он слышал о ней до сих пор, на поверку оказалось дикой смесью искаженной правды, недомолвок, преувеличений и откровенного вранья. Слухи, как всегда, о многом умалчивали, и рисовали картину, чрезвычайно далекую от реальности. Вот если кто и знает, какая Шу на самом деле, так это Баль, её подруга. Её, кстати, те же слухи окрестили ведьмой – ну как же, эльфийская кровь. Ну да, острые ушки, рыжие косички – всё на месте, вот только магии-то маловато для ведьмы. Да и по идее, ведьминская магия и природная – совершенно разные вещи. А Баль светится всеми оттенками молодой листвы, никакой черноты и в помине нет.

Баль очень хотелось спросить, что же у них тут произошло... но Тигренок по-прежнему вынужден молчать. "Ох уж эта Шу! Ладно, обойдемся. Тем более, вряд ли он рассказал бы", – Баль сердилась на подругу, но понимала, что без толку. Сколько правильных и умных слов ей не скажи, хоть философскими трактатами завали по самую макушку, пользы не будет, пока не испытает всё на собственной шкурке. Или она сама поймет, наконец, что люди – не игрушки, или нарвется когда-нибудь на серьезные неприятности.

"Интересно, кстати, а куда запропастилось снова неугомонное создание?" – принцессы поблизости не наблюдалось. Завтра снова весь день ей придется провести с фрейлинами, а про платья наверняка забыла. Баль по-прежнему выполняла обязанности камеристки, хоть Шу и протестовала, не желая, чтобы подруга ей прислуживала. Но Балуста была непреклонна – те несколько девушек, что попадали принцессе в горничные, очень скоро сбегали. Её Высочество как-то не задумывалась о том, что не всякий нормальный человек выдержит её причуды. То у неё по комнатам привидения шастают, – ну подумаешь, эка невидаль, пообщаться им захотелось, воспоминаниями поделиться! – то забудет очередную книгу по демонологии открытой на обеденном столе, или на постели, – да не кусается эта страхолюдина, это же фантом, попугает и перестанет, и вообще, построже с ними! – а бедняжки потом плачут и заикаются. А как-то просто уснула на дне ванны, под водой, разумеется, – ей-то что, маг Воды утонуть не может по определению, – а служанка чуть не померла от страху, когда утопленница под водой открыла глаза, вылезла и потребовала срочно подавать завтрак! Хорошо хоть, убираться у неё в комнатах не надо, свои вещи она выдрессировала не хуже Эридайга. Так что следить за тем, чтобы принцесса вовремя обедала и прилично выглядела, приходилось ей. Не бросать же неразумное дитя на произвол судьбы? Дай ей волю, так и будет щеголять в штанах, надевая платье только на официальные приемы, и питаться раз в сутки.

Балуста ещё разок кивнула Тигренку, мол, не обращай на меня внимания, и занялась своими делами. Выбрала в гардеробной платье на утро, платье для прогулки, платье на вечер, подходящие туфли-ленты-шляпки, сгребла в охапку и понесла к принцессе в спальню. Тигренок уже устроился в гостиной с какой-то толстой книгой, как несложно догадаться, по магии. Других-то у принцессы не водилось. Судя по тому, как увлеченно он читал, у них с принцессой много общего. Баль пробовала полистать что попроще, но на первой же странице уснула. Проходя через кабинет, она обратила внимание, что сквозит. Всё вроде было в порядке, только вот окна... ни одного целого стекла. Баль усмехнулась – и ведь Шу наверняка уже об этом позабыла, и заменить стекла не распорядилась. Уложит Тигренка спать на сквозняке? Ну-ну. Хищники из семейства кошачьих не слишком жалуют отсутствие комфорта.

Хилл, ожидая прихода принцессы, захотел почитать давешний трактат по магии. Вспомнив свой сон, оказавшийся явью – если Шу его вылечила наяву, то и кабинет могла привести в порядок не только в его сне – поднялся проверить. Так и оказалось. Только окна по-прежнему разбиты, а мебель, книги и всё прочее на своих местах, даже витражная дверь в ванную снова цела. Это его особенно обрадовало, после сегодняшних приключений самое милое дело – помыться, наконец. Быстренько ополоснувшись, Хилл прихватил книгу и устроился в гостиной. Он твердо решил больше не нарываться на неприятности, и провести сегодняшний вечер по возможности в мире и согласии. А ещё лучше, и ночь тоже.

Он только успел проглотить первую главу – очень познавательная и полезная книга, жаль, раньше ничего подобного ему в руки не попадало, – как почувствовал приближение принцессы. "Интересно, это артефакт реагирует, или я сам стал её так хорошо видеть?" Лунный Стриж отложил трактат и уставился на дверь. Не удержался, и пошел ей навстречу.

Шу почти бежала всю дорогу, но перед своими апартаментами остановилась в нерешительности. А вдруг Тигренку не понравится её подарок? Вдруг после её выходки он не захочет даже смотреть на неё? Вдруг... она оборвала панические мысли. "Нечего распускаться! Сама заварила, сама и кушай!" – но так и не успокоилась: "Ладно, может быть, не всё так плохо? Подарил же он мне цветок? Может, он не будет уж очень долго на меня сердиться?" – глубоко вздохнула, словно перед прыжком в холодную воду, и вошла.

И почти столкнулась с Тигренком. Он стоял в нескольких шагах от двери, и ждал её. И он улыбался. У Шу подломились коленки от внезапного нахлынувшей слабости. Только сейчас она поняла, как же на самом деле боялась посмотреть в эти синие глаза и увидеть в них... ей даже думать об этом больно! В горле стоял комок, и принцесса не могла сказать ни слова, только смотрела на него, и старалась не дать воли слезам. Тигренок подошел к ней совсем близко, и остановился, ожидая. Ей оставалось сделать всего один шаг, совсем маленький, крохотный шаг, чтобы оказаться в его объятиях. Но она не решалась. Она никогда не думала, что так трудно смотреть в глаза тому, кого обидела. Так трудно признаться самой себе в том, что была неправа. А сказать это вслух... извиняться она не умела, и не думала, что захочет когда-либо научиться. Ей в это мгновенье больше всего на свете хотелось сбежать. И бежать так далеко, чтобы забыть о том, что она натворила, и никогда больше не видеть ни Тигренка, ни собственного дома. Она не успела сделать шаг назад, как сильные руки схватили её, не давая вырваться, и она оказалась прижатой к его груди. Боги, как чудесно было слышать его запах, его тепло, чувствовать, как бьется его сердце, как он целует её волосы. Шу робко обняла его в ответ и потерлась щекой о его плечо, не веря своему счастью. Ей так хотелось сказать ему, что она сожалеет, что она никогда больше не поступит с ним так, что она любит его... но язык не слушался. Шу понимала, что после таких слов дороги назад уже не будет. И простора для маневра тоже. И ещё ей было просто страшно – а вдруг ей просто кажется, что её чувство взаимно, и он посмеется над ней? И показать свою слабость, оказаться в чьей-то власти... а если он только того и добивается? Её слишком часто отвергали, и поверить в то, что этот мужчина, такой красивый, такой талантливый, такой необыкновенный, и в самом деле может полюбить её, у принцессы не получалось. По крайней мере, довериться ему было для неё слишком страшно. Она замерла, не понимая, что же теперь делать? И вспомнила про гитару. Как кстати!

– Тигренок, – она слегка отстранилась, с опаской подняла на него взгляд. Ничего не изменилось. То же тепло и нежность, то же мягкое внимание. Шу сняла из-за спины гитару и протянула ему. Как странно он смотрит на неё.

– Тебе нравится? – удивление и радость, и ещё недоверие.

– Это для тебя, Тигренок. Возьми, – он принимает гитару из её рук, но в глазах вопрос и сомнение.

– Эта не подходит? Хочешь, я принесу другую, у маэстро ещё есть... – он отрицательно мотет головой, улыбается и прижимает гитару к себе, глядя на неё как на нежданно найденного друга.

– Тигренок, так она тебе нравится? – его глаза смеются, он кивает... и закидывает гитару через плечо.

Хилл смотрел на эту удивительную девушку, и не знал, то ли ему смеяться, то ли... демон знает что! Хорошенький подарок – его собственная гитара. Как она умудрилась выбрать именно её? Как она вообще могла попасть её в руки? Как она, в конце концов, догадалась принеси ему именно гитару, а не лютню, например? В первый момент, увидев Черную Леди, он подумал, что Шу знает, кто он такой, или, скорее, догадывается, и сейчас его проверяет. Но отбросил эту мысль. Она, конечно, маг и всё такое, но не настолько коварна и хитра, как о ней говорят. Подделать такую бурю эмоций просто невозможно. А то, что она принесла именно Черную Леди... совпадение. Просто совпадение. Но как же приятно! Особенно то, что она так нежно смотрит на него, и так волнуется... Хилл чувствовал себя невероятно счастливым. И не собирался упускать момент. Он снова притянул Шу к себе, такую милую и послушную – боги, она ли это? – и подхватил на руки. Принцесса вздохнула и обвила его за шею, уткнувшись носом в ключицу. Она и вправду оказалась совсем невесомой, и такой тоненькой, и горячей... он готов был носить её так сколько угодно, хоть вечно.

Судьба в лице Балусты оказалась к Тигренку неблагосклонна. Он совершенно забыл про неё, и столкнулся с ней у самой лестницы. Пожалуй, впервые он, не задумываясь, убил бы на месте совершенно ни в чем не повинного человека просто за то, что тот попался ему на дороге, будь у него свободны руки. Судя по тому, как эльфийка прянула в сторону, мгновенный всплеск кровожадности от неё не укрылся. Хилл ещё крепче прижал Шу к себе, и попытался, проигнорировав Балусту, отнести её наверх. Но момент был упущен. Принцесса расцепила руки и молча потребовала опустить её на пол. Но хотя бы не отодвинулась, продолжая одной рукой обнимать его за шею. Ему показалось, что она смутилась и не знает, как ей быть. Будто её застали за чем-то неприличным. Сколько открытий! Она, оказывается, даже краснеть умеет! Злость на Балусту улетучилась, как не бывало. Она же не нарочно. По ней было очень даже хорошо видно, что она сама жалеет, что пошла вниз в такой неподходящий момент. И с удовольствием сейчас исчезла бы с глаз долой.

Но Шу ей не позволила. Завела какой-то глупый разговор про завтрашний обед, про платья и какую-то лавку. Тигренок так понял, что у Шу и Балусты, оказывается, есть своя лавка модных вещиц для дам, и доля в одном из лучших ателье столицы. Ну, точно, день открытий. Не очень, правда, понятно, зачем принцессе заниматься такой мелочью, разве что для развлечения. Пока девушки увлеченно обсуждали какие-то свои дела, Тигренок просто наслаждался покоем и близостью любимой. Она устроилась на диване, поджав под себя ноги, а он позволил использовать себя в качестве подушки, обняв её со спины и расслабленно играя её волосами. Черная Леди выглядывала краешком из-за спинки кресла, словно подмигивая, но ему пока даже не хотелось брать в руки гитару – тогда придется оторваться от Шу, такой домашней и спокойной. Хилл сейчас сам себе казался настоящим тигренком, ему хотелось урчать от удовольствия и подставлять голову под её руки, чтобы она почесала за ушком. Что он и сделал.

Принцессе в этот вечер было хорошо, как не было уже давно. Она не жалела о том, что Баль прервала их на самом интересном месте. Уж слишком быстро она поддалась, и сама бы ни за что в тот момент не опомнилась и не остановилась. А полностью упускать из своих рук контроль над событиями ей не хотелось. Пока её вполне устраивала некоторая пауза. Немного остыть и подумать, прежде чем кидаться головой в омут, никогда не помешает. Тигренок тоже казался довольным, обнимал её, положив голову ей на колени, и почти мурлыкал. Так приятно было чувствовать его рядом, и перебирать шелковистые пряди, и гладить его руки.

Чуть позже зашел Эрке – ну как же, оставил обожаемую Баль одну почти на час! Они все вместе поужинали, болтая о всяких пустяках, а потом она попросила Тигренка поиграть на гитаре. Боги, она никогда не думала, что гитара может звучать так! Она казалось продолжением его самого, его рук, его души. Его гитара пела о тихом осеннем вечере среди друзей, о странных поворотах судьбы, о любви, о нежности, о надежде. Шу слушала и понимала, что Тигренок играет для неё и о ней, и эта музыка говорила ей несравненно больше, чем могли бы выразить любые слова.

Глава 15.

239 год от Основания Империи, начало осени.

Узкая, извилистая горная дорога, залитая жарким осенним солнцем, казалась бесконечной. Пальмы и оливки замерли, не шевелился ни единый пыльный лист, ослепительно белесое небо дыханием расплавленного олова пригибало к земле, заставляя все живое прятаться и искать любое подобие тени. Тишина, пыль, зной. Трепещущее марево стоячего воздуха. Только вялое шарканье подошв носильщиков по немощенной дороге нарушало безмолвие.

Вот уже два с лишним часа шеен Рустагир мучился от жары и безделья. Под мерное покачивание паланкина так хорошо было бы вздремнуть, но расслабиться не получалось. От духоты не спасало ни роскошное опахало из цветных перьев, коим усердно обмахивал сиятельного шеена миловидный мальчик-раб, ни регулярное обрызгивание ледяной водой из специально заклятого кувшина. Отвык от родного климата, отвык. Слишком долгое время провел он вдали от Полуденной Марки, от священной горы Карум. За долгие пятнадцать лет впервые Небеснорожденный Владетель призвал своего верного слугу к себе. Но не радовался сиятельный шеен великой чести, предстоящей ему всего через несколько часов. Один из сотни глаз Всевидящего, один из сотни ушей Всеслышащего, он не смог добыть то, что хотел его Господин и Повелитель. И никакая беспорочная служба, никакие прошлые заслуги не спасут его от гнева Владетеля.

Всего три месяца назад жизнь казалась шеену Рустагиру прекрасной и безоблачной, как небо над священной Карум-Ныс. Новые страны, новые города, новые люди с распростертыми объятиями встречали удачливого купца и знаменитого путешественника. Его "Путевые заметки" напечатала типография Имперской Академии Магических Искусств, с ним жаждали побеседовать самые великие маги и ученые, самые влиятельные чиновники и аристократы. Поначалу тонкий ручеек ценных сведений для Главного Визиря постепенно превратился в полноводный поток, веселя сердце Владетеля и возвращаясь к самому Рустагиру званиями, почестями и наградами. И вот, теперь все, достигнутое за долгие годы упорного труда, грозило в единый миг рассыпаться прахом.

А ведь это, последнее его задание, сначала показалось таким простым! С какой радостью он взялся за него! Но Змееголовая Шаиза-Кса посмеялась над ним, ткнув носом в пыль.

Перед воротами Небесного Дворца Ныс-Гежар шеен вышел из надоевшего до смерти паланкина и неспешной походкой уверенного в собственной важности и исключительности вельможи направился мимо почтительно склонивших головы стражников в Священный Персиковый Сад. Дивный прохладный воздух, напоенный ароматами вечноцветущего персика, тихие мелодичные трели крохотных птичек, шепот декоративных ручейков и звон водопадов, изысканно выложенные красноватым камнем дорожки. Если бы не ожидающий его, по всей вероятности, палаческий топор, сиятельный шеен наслаждался бы божественным искусством Служителей Священного Сада. Он с превеликим удовольствием замедлил бы шаг, задержался бы у пруда с синими и зелеными рыбками, сверкающими в кристально прозрачной воде подобно драгоценным камням. Присел бы под узловатыми ветвями древнего персика, поймал бы упавший благоуханный лепесток, белый с розовыми прожилками. Но молчаливый прислужник, не оборачиваясь и не останавливаясь, шел впереди, указывая путь.

В шелесте ветвей и журчании прохладных струй угадывалась волшебная мелодия. Нежные, чувственные вздохи и светлые переливы становились все явственнее, все притягательнее. И, наконец, взору сиятельного шеена предстал сам музыкант. В замшелой каменной беседке с резными колоннами и изогнутой крышей на тростниковой циновке сидел, скрестив ноги, человек. Длинные белоснежные волосы, заплетенные в две косицы и покрытые крохотной квадратной шапочкой с вышивкой, алый траурный юс плотного шелка, перехваченный широким черным, в цвет шапочки, поясом с кистями. Умиротворенное морщинистое лицо с горбатым носом, прикрытые в медитативном самопогружении глаза, придерживаемый у самых губ дудук.

Молчаливый прислужник, коротко поклонившись, исчез среди влажных зеленых зарослей, а шеен остался стоять у входа в беседку, не осмеливаясь пошевелиться, чтобы не нарушить очарования трепещущих звуков. Несколько минут, длинных и прекрасных, он словно слышал голос самой души Карум-Ныс, пока темные, сухие и сильные руки музыканта не отложили благоговейно дудук в обитый изнутри белым шелком буковый футляр.

– Запад ли, Восток... Везде холодный ветер студит мне спину, – легкая полуулыбка Главного Визиря мало соответствовала непроницаемо-холодным зеленым глазам.

– Да продлятся ваши дни, о Сияющий Мудростью! – коснувшись левой рукой лба и правой сердца, шеен низко поклонился, стараясь не выказать неподобающего волнения. То, что Мудрейший Саалех решил переговорить с ним до визита к Владетелю, дарило Рустагиру надежду – что-то старому интригану от него ещё нужно – и вызывало очередные опасения. Хотя, после того, как он не сумел раздобыть никакой информации о планах интересующего Повелителя человека, опасаться чего бы то ни было уже не имело смысла.

– Да будут благосклонны к вам духи предков, – ритуальная фраза в устах Визиря, и та звучала многозначительно. – Присаживайтесь, шеен, отведайте имбирного чаю.

Повинуясь тихому щелчку сухих пальцев, словно из воздуха соткались две очаровательные девы. Поставив перед шеен-хо Саалехом низенький столик темного дерева со стеклянными чайными чашками, оплетенным душистой соломкой чайником и множеством плошек со сластями, прислужницы так же тихо и незаметно ушли.

Начинать беседу шеен-хо не торопился. Медленно и вдумчиво он разливал янтарный чай, любуясь прозрачными ломтиками имбиря, плавающими в стеклянных чашках, вдыхал тонкий пряный чайный запах, тщательно выбирал по одним ему ведомым признакам подходящие засахаренные лепестки... и улыбался. Спокойно, добродушно, словно к нему в гости пожаловал старый друг, с которым все давным-давно пересказано, и нет ничего лучше, чем умиротворенное молчание. Сиятельный шеен, крохотными глотками отпивая нежнейшего вкуса чай, терпеливо ждал, когда же Мудрейший соизволит перейти от церемоний к делу. Отвык Рустагир, отвык от родных традиций. Отвык от замершего в неподвижном величии времени, от показной скромности и смирения. Его собственный традиционный юс благородного и сдержанного темно-зеленого цвета с почти незаметной тонкой вышивкой по вороту и полам в сочетании с золотистым поясом вдруг показался ему верхом вульгарности и безвкусицы. Волнения же за собственное будущее – ничего не значащей мелочью, не достойной даже упоминания.