Текст книги "Тот, кто умрет последним"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Мария Салазар, сгорбившись, сидела за столом для допросов, опустив голову и утирая слезы. В молодости Мария, должно быть, была невероятно красива. В свои сорок пять она все еще была привлекательна, но через одностороннее зеркало Джейн могла разглядеть седые корни волос на макушке Марии. Ее руки, сложенные на столе, были крупными, но с подтянутыми мышцами, натренированными годами работы по хозяйству. В то время как она чистила, полировала и подметала чужие дома, что за обиды кипели внутри нее? Пока она стирала пыль с антикварной мебели Акерманов и пылесосила персидские ковры, приходило ли ей в голову, что всего одна из их картин, единственное изумрудное ожерелье из шкатулки миссис Акерман, может заставить исчезнуть все ее финансовые проблемы?

– Никогда, – простонала Мария в соседней комнате. – Я никогда ничего не крала!

Кроу, играющий с Муром в плохого и хорошего полицейских, наклонился ближе, оскалив зубы в неприкрытой агрессии.

– Вы отключили систему безопасности для своего дружка.

– Нет.

– Оставили дверь кухни незапертой.

– Нет.

– Состряпали себе надежное алиби, оставшись нянчиться с детьми Вашей сестры, в то время как Андрес проскользнул в дом Акерманов. В ту ночь он лишь собирался их ограбить или убийство изначально входило в ваши планы?

– Андрес, он никогда бы никому не навредил!

– Его отпечатки пальцев остались на кухонной двери. Они внутри кухни, – Кроу наклонился еще ниже, и Мария отшатнулась. Джейн почти пожалела женщину, так как немногое зрелище было отвратительнее рычания Даррена Кроу, наклонившегося к вашему лицу. – Он был в доме, Мария. Просто вошел через эту кухонную дверь.

– Он принес мой мобильник! В то утро я забыла его дома, поэтому он и пришел.

– И оставил свои отпечатки пальцев внутри кухни?

– Я налила ему кофе. Я чистила плиту, и он посидел со мной минутку.

– И миссис Акерман нормально к этому отнеслась? К незнакомцу, сидевшему на ее кухне?

– Она не возражала. Миссис Акерман, она всегда была добра ко мне.

– Да ладно. Разве Акерманы не были, как и любые другие богачи полными засранцами? Платили гроши, пока Вы на коленях чистили их туалеты?

– Нет, они хорошо ко мне относились.

– У них была куча денег, а посмотрите на себя, Мария. Выбиваетесь из сил, чтобы платить по счетам. Это так несправедливо. Вы заслуживаете большего, не считаете?

Она помотала головой:

– Вы все придумываете. Это неправда.

– Правда в том, что Андрес имел судимости в Колумбии. Контрабанда наркотиков. Кража со взломом.

– Он никогда не причинял никому вреда.

– Все бывает в первый раз. Возникает искушение, когда речь идет о таких богачах, как Акерманы. Все эти замечательные вещицы, которые можно у них забрать, – он вытащил пакет для улик из коробки, которую принес с собой в комнату. – Мы обнаружили их в Вашей квартире, Мария. Прекрасные серьги из жемчуга. Как Вы смогли их себе позволить?

– Миссис Акерман подарила их мне. На Рождество.

– Подарила их Вам? Ну да, конечно.

– Она подарила.

– Они стоят около пятисот баксов. Довольно неплохой бонус.

– Они ей разонравились. Сказала, что я могу забрать их себе.

– Или она вдруг узнала, что Вы их украли? Возможно, по этой причине Андресу и пришлось убить их. Чтобы заставить замолчать, и чтобы Вас не арестовали.

Голова Марии поднялась, ее глаза были опухшими и влажными, лицо покраснело от гнева:

– Вы дьявол!

– Я всего лишь пытаюсь сделать этот город безопасным.

– С помощью лжи? Вы не знаете меня. Вы не знаете Андреса.

– Я знаю, что он преступник. Знаю, что он убегал от нас. Это говорит мне о том, что он был виновен.

– Он боялся.

– Чего же?

– Колумбии. Он не мог вернуться в Колумбию. Они убили бы его там.

– Поэтому он решил умереть здесь?

Мария закрыла лицо руками.

– Он хотел жить, – зарыдала она. – Он хотел, чтобы его оставили в покое.

– Говорите правду, Мария.

– Это и есть правда.

– Говорите правду или… – Кроу замолчал от прикосновения Мура к своему плечу. Хотя двое мужчин не обменялись ни словом, Джейн увидела взоры, которыми они одарили друг друга. Увидела, как Мур неодобрительно потряс головой, отвечая на свирепый взгляд Кроу.

Внезапно Кроу выпрямился.

– Подумайте над этим, Мария, – произнес он и вышел из комнаты.

– Боже, – пробормотал Фрост рядом с Джейн. – Еще один засранец на стероидах.

Через одностороннее зеркало Джейн наблюдала, как Мур сел рядом с Марией. Он не стал утешающе касаться ее и произносить ободряющие слова, пока женщина продолжала рыдать, обхватив себя руками, словно пытаясь перестать вздрагивать.

– У нас недостаточно улик, – сказала Джейн.

– Отпечатки пальцев на двери кухни? – произнес Фрост. – Тот факт, что он убегал от нас?

– Дай передохнуть. Ты говоришь, как Кроу.

– И те серьги. Кто дарит своей горничной дорогие подарки вроде этого?

– Может быть, это правда. Возможно, миссис Акерман была щедрой женщиной. Мы не можем опровергнуть это. И подумай об этом доме и всех вещах, которые Сапата мог бы украсть, если бы это действительно было ограблением. Даже шкатулка с драгоценностями осталась нетронутой.

– Его спугнули. Убежал прежде, чем успел что-нибудь взять.

– Разве это правдоподобно звучит? Такое должно беспокоить тебя. Потому что это уж точно чертовски беспокоит меня.

В соседней комнате Мария медленно поднялась на ноги, опираясь на руку Мура. Когда он выводил экономку через дверь, Джейн тихо проговорила:

– Мура это тоже беспокоит.

– Проблема в том, что тебе не остается ничего другого, как двигаться дальше. Это всего лишь плохое предчувствие.

Этого было недостаточно, но она не могла его игнорировать. Плохое предчувствие – это когда ваше подсознание говорит, что что-то упущено, какая-то жизненно важная деталь, способная изменить ход расследования.

Способная изменить жизнь.

Ее мобильник зазвонил. Когда Джейн увидела имя звонящего, у нее появилось еще одно плохое предчувствие.

– Фрэнки, – ответила она со вздохом.

– Я дважды звонил тебе, но ты не брала трубку.

– Я была занята.

«Гналась за подозреваемым. Наблюдала за смертью мужчины».

– Ага, ну, теперь уже слишком поздно. Ты пропустила все веселье.

– Что случилось?

– Мы приехали к маме, а следом появился Корсак.

– Мы? Ты хочешь сказать, что папа тоже там?

– Ага. Они все орут друг на друга.

– Иисусе, Фрэнки. Не подпускай папу и Корсака друг к другу. Уведи одного из них оттуда.

– Клянусь, они поубивают друг друга, Джейн.

– Хорошо, хорошо. Сейчас приеду, – она повесила трубку.

– Помни. Нет ничего опаснее семейных разборок, – произнес Фрост до ужаса избитую фразу.

– Надеюсь, мне не придется звонить адвокату.

– Для твоего отца?

– Для меня. После того, как я убью его.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Джейн услышала крики, уже выходя из автомобиля. Она пробежала мимо трех знакомых машин, под немыслимыми углами припаркованных возле дома матери и постучала в дверь. Никто не ответил, и она постучала снова; вероятно, те, кто были внутри, ничего не слышали из-за разборок.

– Наконец-то приехала полиция, – протянул капризный голос позади нее.

Джейн обернулась и увидела соседку Анджелы, миссис Камински, разглядывающую ее с тротуара. Женщина выглядела глубокой старухой еще двадцать лет назад, и за прошедшие десятилетия ничуть не изменилась, словно ее заморозили во времени, навсегда сохранив угрюмое выражение на лице.

– Соседушка пустилась во все тяжкие, – заявила миссис Камински. – Путается с этим чужим мужчиной.

– Что, простите? – пробормотала Джейн.

– Ваша мать всегда была респектабельной. Приличной замужней женщиной.

– Мой отец бросил ее.

– И что, это предлог, чтобы вести распутный образ жизни?

– Распутный? Моя мама?

Входная дверь распахнулась.

– Слава Богу, ты здесь! – выдохнул Корсак. – Тут двое на одного!

Он схватил Джейн за руку:

– Помоги мне.

– Вот видите? – взвилась миссис Камински, показывая на Корсака. – О нем я и говорила!

Джейн проследовала за Корсаком в дом, с облегчением закрыв входную дверь под неодобрительным взглядом соседки.

– Что ты имеешь в виду, говоря о двоих против одного?

– Я здесь сам по себе. Твой отец и Фрэнки упорствуют, пытаясь заставить твою мать бросить меня.

– А что говорит мама?

– Кто знает, как она поступит? В любую минуту она может сломаться.

«Выставить всех этих ребят из дома было бы отличным первым шагом», – подумала Джейн, идя на звук голосов, раздающийся со стороны кухни. Конечно, эта битва должна была состояться именно на кухне, где под рукой всегда был острый нож.

– Ты словно под гипнозом и не можешь думать собственной головой, – заявил отец Джейн.

– Мам, мы больше не узнаем тебя, – вмешался Фрэнки.

– Я просто хочу вернуть назад мою прежнюю Анджелу. Моя жена и я вместе, как и прежде.

Анджела сидела за столом, схватившись за голову, будто пытаясь заглушить голоса, обвиняющие ее.

– Папа, Фрэнки, – воскликнула Джейн. – Оставьте ее в покое.

Анджела взглянула на дочь с отчаяньем в глазах.

– Что мне делать, Джейн? Они совсем меня запутали!

– Нет тут никакой путаницы, – заявил Фрэнк. – Мы женаты, и дело с концом.

– Еще на прошлой неделе вы разводились, – вставил Корсак.

– Это было недоразумением.

– По имени Сэнди, – пробормотала Анджела.

– Она ничего для меня не значит!

– Я слышал совсем другое, – заметил Корсак.

– Тебя это не касается, – сказал брат Джейн. – Почему ты все еще здесь, ублюдок?

– Потому что я люблю эту женщину, понятно? После того, как твой папаша смылся, я был тем, кто заботился о ней. Я был тем, кто снова заставил ее смеяться, – Корсак с видом собственника положил руку на плечо Анджелы. – Теперь твоему отцу пора двигаться дальше.

– Не трогай мою жену.

Фрэнк сбросил руку Корсака с плеча Анджелы. Корсак ощетинился.

– Ты только что ударил меня?

– Ты об этом небольшом тычке? – Фрэнк с силой ударил Корсака по руке. – Или вот об этом?

– Папа, не надо, – сказала Джейн.

Лицо Корсака стало тревожного багрового цвета. Обеими руками он толкнул Фрэнка Риццоли на кухонный стол.

– Это нападение на офицера полиции.

Брат Джейн втиснулся между двумя пожилыми мужчинами.

– Эй. Эй.

– Ты больше не офицер полиции, – выкрикнул Фрэнк-старший. – И неудивительно! Жирная задница с хреновым сердцем!

– Папа, – умоляюще произнесла Джейн, попутно отметив, что он не сможет дотянуться до набора кухонных ножей в деревянной подставке. – Прекратите. Вы оба!

Корсак поправил воротничок на своей рубашке.

– Я закрою глаза на все произошедшее здесь ради Анджелы. Но вряд ли когда-либо это забуду.

– Выметайся из моего дома, козел, – гаркнул Фрэнк-старший.

– Твоего дома? Ты бросил ее, – отметил Корсак. – Что сделало это ее домом.

– За который я выплачивал ипотеку последние двадцать лет. И после этого ты считаешь, что можешь зариться на мою собственность?

– Собственность? – Анджела внезапно выпрямилась, словно это слово вонзилось стрелой ей в спину. – Собственность? Так вот что я для тебя, Фрэнк?

– Мам, – вмешался Фрэнки. – Папа не это имел в виду.

– О, нет, безусловно, это самое.

– Вовсе нет, – оправдывался Фрэнк. – Я просто хотел сказать…

Анджела выстрелила в него взглядом разрядом в тысячу вольт.

– Я не чья-то собственность. Я самодостаточная женщина.

– Скажи ему, детка, – подначивал Корсак.

Фрэнк и Фрэнки одновременно рявкнули:

– Заткнись, ты.

– Я хочу, чтобы вы убрались отсюда, – отрезала Анджела, поднимаясь со своего места за столом, словно валькирия[96]96
  Валькирия – в переводе с древнеисландского означает «выбирающая убитых», в скандинавской мифологии – дочь славного воина или конунга (короля, князя), которая реет на крылатом коне над полем битвы и подбирает павших воинов. Погибшие отправляются в небесный чертог – Валгаллу. С гривы ее коня (облака) капает оплодотворяющая роса, а от меча исходит свет. (прим. Rovus)


[Закрыть], готовая к битве.

– Живо, – приказала она.

Фрэнк и Корсак неуверенно переглянулись.

– Ну, ты ее слышал, – сказал Корсак.

– Я имею в виду вас обоих. Всех вас, – сказала Анджела.

Корсак недоуменно покачал головой.

– Но, Энджи…

– У меня голова раскалывается от всех этих тычков и воплей. Это моя кухня и мой дом, и я хочу остаться здесь одна. Сейчас же.

– Звучит как неплохая идея, мам, – произнес Фрэнки. – Отличная мысль.

Он похлопал отца по спине.

– Пойдем, отец. Дай ей время, и она придет в себя.

– Это, – заявила Анджела, – не поможет твоему отцу.

Она уставилась на вторгшихся в ее кухню.

– Ну, и чего вы все ждете?

– Он уйдет первым, – пояснил Фрэнк, показывая на Корсака.

– Почему это должен быть я?

– Мы все уходим, мам, – сказала Джейн. Она взяла Корсака за руку и потащила его к входу. – Фрэнки, уведи отца отсюда.

– Не ты, Джейн, – добавила Анджела. – Ты останься.

– Но ты только что сказала…

– Я хочу, чтобы мужчины ушли. Из-за них у меня разболелась голова. Я хочу, чтобы ты осталась, и мы поговорили.

– Позаботься об этом, Джейни, – произнес Фрэнки, и она не могла не заметить угрожающую нотку в его голосе. – Помни, что мы семья. Этого не изменить.

«Иногда к моему великому сожалению», – думала Джейн, пока мужчины покидали кухню, распространяя вокруг себя такое плотное облако враждебности, что она почти могла ощущать его запах. Она не смела ни вымолвить словечка, ни пошевелиться, пока не услышала, как захлопнулась входная дверь, и раздался звук трех автомобильных двигателей, одновременно набирающих обороты. Вздохнув с облегчением, она передвинула набор ножей на их привычное место на кухонном столе и посмотрела на свою мать. Сейчас события приняли неожиданный поворот. Фрэнки был ребенком, которым Анджела, казалось, всегда гордилась. Ее сыночком-морским пехотинцем, который никогда не мог сделать ничего плохого, даже когда мучил своих брата и сестру.

Но сегодня Анджела не попросила остаться Фрэнки, она попросила Джейн, и теперь, когда они остались наедине, она выжидала, изучая свою мать. Лицо Анджелы все еще было пунцовым из-за вспышки гнева, и с этим багрянцем на щеках и огнем в глазах, она совсем не походила на мужскую собственность. Мать выглядела как женщина, которой пристало сжимать копье и боевой топор, выпуская пар из ноздрей. Но как только они услышали три отъезжающих автомобиля, эта воительница, казалось, поникла, осталась лишь усталая женщина средних лет, которая упала в кресло и закрыла голову руками.

– Мам? – произнесла Джейн.

– Все, чего я хотела – еще один шанс на любовь. Еще один шанс, чтобы вновь почувствовать себя живой.

– Живой, о чем это ты? Ты так себя не чувствовала?

– Я ощущала себя невидимкой, вот что я чувствовала. Каждый вечер, подавая ужин твоему отцу. Наблюдая, как он поглощает его без единой похвалы. Я все тридцать пять лет брака думала, что так и положено. Откуда мне было знать, что все может быть по-другому? Я считала, ничего с этим не поделать. Мои дети выросли, у меня есть дом с красивым палисадником. Кто я такая, чтобы жаловаться?

– Я никогда не подозревала, что ты несчастна, мама.

– Я и не была. Я просто… – Анджела пожала плечами. – Жила здесь. Существовала. Вы еще молодожены. Ты и Габриэль, вы, вероятно, не представляете, о чем я говорю, и, надеюсь, никогда не узнаете. Это ужасное чувство, считать, что твои лучшие годы остались в прошлом. Он заставил меня ощущать это.

– Но ты была так расстроена, когда он ушел.

– Конечно, я была расстроена! Он бросил меня ради другой женщины!

– Итак… он был тебе не нужен. Но ты не хотела, чтобы он достался кому-то еще.

– Почему это так трудно понять?

Джейн пожала плечами:

– Думаю, я поняла.

– И она та самая, кто заставила его почувствовать себя виноватым. Бимбо, – Анджела рассмеялась, с грубым циничным фырканьем.

– Мне кажется, им обоим стыдно. Вот почему папа хочет вернуться домой. Я так полагаю, для этого немного поздновато?

Губы Анджелы задрожали, и она посмотрела на стол, где лежали ее руки. Десятилетия готовки, ожоги от горячего масла и вмятины от кухонных ножей оставили боевые шрамы на этих руках.

– Я не знаю, – пробормотала мать.

– Ты только что рассказывала мне, как была несчастна.

– Была. Затем появился Винс, и я почувствовала себя новой женщиной. Молодой женщиной. Мы вместе делали сумасшедшие вещи, о которых я никогда и не мечтала, вроде стрельбы из пистолета. И купания нагишом.

– Слишком много информации, мам.

«Чересчур много информации».

– Он водит меня на танцы, Джейн. Ты помнишь, когда в последний раз отец водил меня потанцевать?

– Нет.

– Вот и я тоже. Вот в чем все дело.

– Хорошо, – вздохнула Джейн. – Тогда мы справимся с этим. Это твое решение, и каким бы оно не было, я поддержу тебя.

«Даже если это подразумевает напялить на себя розовое клоунское платье».

– В этом-то все и дело, Джейни. Я не могу решить.

– Ты только что сказала, какой счастливой делает тебя Винс.

– Но Фрэнки произнес волшебное слово. Семья, – Анджела посмотрела на нее измученными глазами. – Это что-то да значит. Все эти совместные годы. Появление тебя и твоих братьев. Твой отец и я, у нас есть история, и это нечто, от чего я не могу так просто уйти.

– Значит, история важнее того, что делает тебя счастливой?

– Он твой отец, Джейн. Это настолько мало значит для тебя?

Джейн в замешательстве мотнула головой:

– Это не имеет со мной ничего общего. Это касается лишь тебя и того, чего ты хочешь.

– И как же быть, если то, чего я хочу, заставляет чувствовать себя виноватой? Как быть, если я выйду замуж за Винса и проведу остаток жизни, жалея, что не дала нашей семье второй шанс? К тому же Фрэнки никогда не простит меня. А тут еще отец Флэнаган и все в церкви. И соседи…

– Забудь о соседях…

«Они – это дохлый номер».

– Ты видишь, здесь много чего надо учесть. Все было намного проще, когда я была обиженной женщиной и все говорили мне: «Ты молодчина, подруга!» Теперь все перевернулось с ног на голову, и я та, кто разбивает семью. Знаешь, как это тяжело для меня? Быть вавилонской блудницей?

«Да уж лучше блудницей, – подумала Джейн, – чем депрессивной и угрюмой». Она потянулась через стол, чтобы коснуться руки матери.

– Ты заслуживаешь быть счастливой, вот и все, что я могу сказать. Не позволяй отцу Флэнагану, или миссис Камински, или Фрэнки говорить тебе о том, чего ты не хочешь делать.

– Мне бы хотелось быть похожей на тебя, быть такой же уверенной в себе. Я смотрю на тебя и думаю, как же я смогла вырастить такую сильную дочь? Ту, кто готовит завтрак, кормит своего ребенка, а потом идет ловить преступников?

– Я сильная, потому что ты сделала меня такой, мам.

Анджела рассмеялась. Провела рукой по глазам.

– Да, верно. Посмотри на меня, бормочущую развалину. Разрываюсь между любовником и семьей.

– Этот член семьи желает, чтобы ты перестала беспокоиться о нас.

– Невозможно. Когда говорят, что семья – это плоть и кровь, так и есть. Если из-за этого я потеряю Фрэнки, это все равно, что отрезать свою правую руку. Когда ты теряешь свою семью, ты теряешь все.

Эти слова эхом раздавались в голове Джейн, когда в тот вечер она ехала домой. Ее мать была права: если ты теряешь свою семью, то теряешь все. Она видела, что случалось с людьми, которые теряли своих жен и детей при убийстве. Она видела, как горе иссушает людей, как лица стареют за одну ночь. Джейн непросто было пытаться предложить им поддержку, обещать торжество правосудия, она действительно не знала или не хотела знать глубину их страдания. Только другая жертва по-настоящему смогла бы понять.

Вот поэтому и существовала такая школа как «Ивенсонг». Это было место для лечения ран среди тех, кто понимал.

Она говорила с Маурой этим утром, но не рассказала ей о судьбе Сапаты. Теперь, когда их главный подозреваемый мертв, а Тедди, по-видимому, уже вне опасности, им необходимо было решить, не пора ли вернуть его в Бостон. Она въехала на стоянку в своем ломе и уже собиралась позвонить Мауре на мобильный, когда вдруг вспомнила, что в «Ивенсонге» нет сигнала. Просмотрев журнал вызовов, она нашла городской номер, с которого в последний раз звонила Маура, и набрала его.

Шесть гудков спустя дрожащий голос ответил:

– «Ивенсонг».

– Доктор Уэлливер, это Вы? Это детектив Риццоли, – она ждала ответа. – Эй, Вы там?

– Да. Да, – удивленный смех. – Боже мой, как они красивы!

– Что красиво?

– Я никогда не видела птиц вроде этих. И небо, такие странные цвета…

– Гм, доктор Уэлливер? Могу я поговорить с доктором Айлз?

– Я не знаю, где она.

– Не могли бы Вы попросить ее перезвонить мне? Вы же увидитесь за обедом, не так ли?

– Я не пойду. Вся еда сегодня такая смешная на вкус. О! О! – Уэлливер взвизгнула от восторга. – Если бы Вы только могли увидеть этих птичек! Они так близко, что я могу коснуться их!

Джейн услышала, как она положила трубку. Услышала удаляющиеся шаги.

– Доктор Уэлливер? Алло?

Ответа не было.

Джейн нахмуренно нажала на отбой, размышляя, что за разновидность птиц могла настолько очаровать женщину. Внезапно ей привиделись птеродактили, летящие в леса Мэна.

В мире «Ивенсонг» все казалось возможным.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

УБИЙЦА КУРИЦ.

Хотя никто не говорил ей этого в лицо, Клэр знала, о чем они шептались, когда склоняли головы вместе и стреляли на нее взглядами из-за других обеденных столов. Она – та, кто это сделал. Все знали, что Клэр попыталась пнуть Германа несколько дней назад возле конюшни. Это и сделало ее подозреваемой. В суде сплетников она уже была осуждена и признана виновной.

Она подцепила вилкой брюссельскую капусту, и на вкус та оказалась такой же горькой, как и обида Клэр. Но девочка все равно ее съела, машинально жуя и пытаясь игнорировать перешептывания и взгляды. Как всегда зачинщицей была Бриана, поддерживаемая своими принцессами. Единственным, кто явно сочувствовал Клэр, был пес Медведь, который поднялся со своего обычного места у ног Джулиана и подбежал к ней. Она сунула ему под столом кусочек мяса и сморгнула подступившие слезы, когда тот благодарно облизал ей руку. Собаки были намного добрее, чем люди. Они принимают вас такими, какие вы есть. Клэр протянула руку и утопила ее в густом мехе Медведя. По крайней мере, он-то всегда останется ее другом.

– Можно сесть за твой стол?

Она подняла глаза и увидела Тедди с подносом в руках.

– Да ради Бога. Но ты же знаешь, что случится, если ты сядешь со мной.

– Что?

– Тебе никогда не стать одним из крутых ребят.

– Я бы и так никогда им не стал.

Он уселся, и Клэр уставилась на его еду, состоящую из отварного картофеля, брюссельской капусты и лимской фасоли[97]97
  Лимская фасоль – американский вид фасоли, которую также называют «лунообразной» из-за приплюснутых с боков семян и серповидных бобов. (прим. Rovus)


[Закрыть].

– Ты что, вегетарианец?

– У меня аллергия.

– На что?

– На рыбу. Креветки. Яйца, – он загибал пальцы, подсчитывая свой аллергический список. – Пшеницу. Арахис. Помидоры. И вроде бы, но я не уверен, на клубнику.

– Боже, как же ты с голоду-то не помер?

– Я такой же плотоядный, как и ты.

Она посмотрела на его бледное личико, руки-спички, и подумала: «Ты наименее плотоядный мальчишка из всех, которых я встречала».

– Я люблю мясо. Вчера я ел курицу, – он помолчал, и его щеки внезапно порозовели.

– Прости, – пробормотал Тедди.

– Я не убивала Германа. Несмотря на то, что все обо мне говорят.

– Далеко не все говорят это.

Она швырнула вилку на стол.

– Я не тупая, Тедди.

– Уилл верит тебе. И Джулиан говорит, что хороший следователь всегда избегает поспешных суждений.

Она взглянула на другой стол и поймала усмешку Брианы.

– Бьюсь об заклад, она уж точно меня не защищает.

– Это из-за Джулиана?

Клэр уставилась на Тедди.

– Что?

– Вы с Брианой поэтому ненавидите друг друга? Потому что вам обеим нравится Джулиан?

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Бриана сказала, что ты втрескалась в него.

Тедди посмотрел на Медведя, виляющего хвостом и надеющегося на еще один кусочек пищи.

– И вот почему ты всегда так трясешься над его собакой, это чтобы понравиться Джулиану.

«Так вот что все думают?» Она внезапно оттолкнула Медведя и рявкнула:

– Хватит приставать ко мне, глупая собака.

Вся столовая услышала это и повернулась, чтобы увидеть, как Клэр вскочила на ноги.

– Почему ты уходишь? – спросил Тедди.

Она не ответила. Просто вышла из столовой и направилась на улицу.

Снаружи еще не стемнело, но уже наступили длинные летние сумерки. Ласточки кружились и делали петли в небе. Она обошла здание по каменной дорожке, безучастно рассматривая тени от ярких вспышек светлячков. Сверчки щебетали так громко, что сначала Клэр не услышала треск над головой. Затем что-то упало и с глухим стуком приземлилось у ее ног. Кусок шифера.

«Он мог бы ударить меня!»

Клэр подняла глаза и увидела фигуру, стоящую на краю крыши. Вырисовываясь на фоне ночного неба и раскинув руки, как крылья, она, казалось, готовилась взлететь.

«Нет», – хотела закричать Клэр, но ни единого звука не вышло из ее горла. – «Нет».

Фигура прыгнула. Напротив, в темнеющем небе ласточки продолжали кружить и парить, но тело падало прямо вниз обреченной птицей с подрезанными крыльями.

Когда Клэр вновь открыла глаза, она увидела черное озерцо, расползающееся по дорожке, словно корона окружающее разбитый череп Анны Уэлливер.

Главным судебно-медицинским экспертом штата Мэн был доктор Далджит Сингх, с которым несколькими годами ранее Маура познакомилась на конференции по судебной патологии. С тех пор у них стало традицией на каждой конференции встречаться за ужином, чтобы обсудить странные случаи и поделиться фотографиями отпусков и семей. Но из белого внедорожника с надписью «Судмедэксперт» вышел не Далджит, а молодая женщина в сапогах, брюках карго[98]98
  Брюки карго – свободные брюки прямого кроя с широким ремнем и большим количеством карманов, расположенных не только по бокам и на ягодицах. (прим. Rovus)


[Закрыть] и флисовой куртке, словно только что вернувшаяся из туристического похода. Она прошла мимо машин полиции штата Мэн уверенной походкой человека, который хорошо знал дорогу к месту смерти, и направилась прямиком к Мауре.

– Я доктор Эмма Оуэн. А Вы доктор Айлз, верно?

– Хорошая догадка! – ответила Маура, пока они машинально пожимали друг другу руки, хотя ей было непривычно и странно проделывать это с другой женщиной. Особенно с женщиной, которая едва ли выглядела достаточно взрослой, чтобы закончить колледж, а уж тем более факультет патологии.

– Вообще-то это не догадка. Я видела Ваше фото в статье, которую Вы написали в прошлом году для журнала «Судебно-медицинская патология». Далджит постоянно о Вас рассказывает, поэтому мне кажется, что я уже с Вами знакома.

– Как там Далждит?

– Всю неделю он проводит отпуск на Аляске. Иначе прибыл бы сюда сам.

Маура, с иронической усмешкой, произнесла:

– Вообще-то это тоже был мой отпуск.

– Что за отстой. Приехала в Мэн, и мертвецы последовали за Вами.

Доктор Оуэн вытащила из кармана бахилы и с грацией танцора легко нацепила их сначала на одну, а потом и на вторую ступню, при этом балансируя на одной ноге. Как и многие нынешние молодые женщины-врачи, изменившие лицо профессии медика, доктор Оуэн казалась умной, спортивной и уверенной в себе.

– Детектив Холланд уже проинформировал меня по телефону. Вы видели, как это произошло? Не заметили никаких признаков суицидальных мыслей, депрессии?

– Нет. Я в таком же шоке, как и все остальные. На мой взгляд, доктор Уэлливер казалась абсолютно нормальной. Единственное, что сегодня было не как обычно – она не пришла обедать.

– А когда Вы в последний раз видели ее?

– Около полудня. Насколько знаю, ее последняя встреча с учениками была в 13 часов. После этого ее никто не видел. До тех пор, пока она не прыгнула.

– Есть ли у Вас какие-то предположения? Какие-нибудь мысли по поводу того, почему она могла это сделать?

– Абсолютно никаких. Мы все озадачены.

– Отлично, – со вздохом произнесла женщина, – если уж такой эксперт, как доктор Айлз пребывает в неведении, то у нас здесь настоящая детективная история.

Она натянула перчатки из латекса.

– Детектив Холланд сообщил, что у вас есть свидетель.

– Одна из учениц видела, как все произошло.

– О, Господи. Это обеспечит ребенку ночные кошмары.

«Как будто Клэр Уорд было мало предыдущих», – подумала Маура.

Доктор Оуэн посмотрела на здание со светящимися на фоне ночного неба окнами.

– Ничего себе. Я прежде никогда здесь не бывала. Даже не знала, что эта школа вообще существует. Она похожа на замок.

– Построена в 19-ом веке как поместье железнодорожного магната. Судя по готической архитектуре, думаю, он воображал себя принцем крови.

– Вы знаете, откуда она прыгнула?

– С прогулочной террасы на крыше. В районе башни, где находится ее кабинет.

Доктор Оуэн взглянула на башню, где в кабинете Уэлливер все еще горел свет.

– Похоже, высота около 70 футов, возможно, больше. Как считаете, доктор Айлз?

– Согласна.

Пока они шли по дорожке к другой стороне здания, Маура удивлялась, когда это она успела взять на себя роль высшей инстанции. Статус стал очевиден еще когда молодая женщина обратилась к ней «доктор Айлз». Перед ними возник свет фонарей двух детективов полиции штата Мэн. Тело, лежащее у их ног, было накрыто пластиком.

– Добрый вечер, джентльмены, – произнесла доктор Оуэн.

– Разве не такими вещами обычно занимаются психотерапевты? – сыронизировал один из детективов.

– Она была психотерапевтом?

– Доктор Уэлливер была школьным психологом, – ответила Маура.

Детектив хмыкнул:

– Как я и сказал. Полагаю, есть причина, по которой они выбирают эту специальность.

Пока доктор Оуэн снимала пластик, оба полицейских светили своими фонариками на тело. Анна Уэлливер лежала на спине, лицо ярко освещено, волосы спутались вокруг головы точно жесткое седое гнездо. Маура взглянула на окна третьего этажа, где располагались комнаты учеников, и увидела силуэты школьников, которые смотрели вниз на то, чего никогда не следует видеть детям.

– Доктор Айлз? – доктор Оуэн протянула Мауре пару перчаток. – Не хотите присоединиться ко мне?

Маура не особо обрадовалась этому приглашению, но натянула перчатки и присела рядом с молодой коллегой. Вместе они пропальпировали череп, исследовали конечности, подсчитали видимые переломы.

– Всем нам хочется знать – это несчастный случай или самоубийство? – не выдержал один из детективов.

– Вы уже исключили убийство, не так ли? – спросила доктор Оуэн.

Он кивнул.

– Мы поговорили со свидетелем. С тринадцатилетней девочкой по имени Клэр Уорд. Она была на улице, стояла прямо здесь, когда это произошло, и она не видела на крыше никого кроме жертвы. Сказала, что женщина развела руки и прыгнула, – он указал рукой на ярко освещенную башню наверху. – Дверь, ведущая из ее кабинета, была нараспашку, и мы не обнаружили никаких признаков борьбы. Она вышла на крышу, перелезла через перила и спрыгнула.

– Почему?

Детектив пожал плечами.

– Это я оставлю психотерапевтам. Тем, кто не спрыгнул.

Доктор Оуэн быстро поднялась на ноги, но Маура ощутила собственный возраст, когда медленно поднималась, ее правое колено ныло от слишком многих летних сезонов садоводства, от четырех десятилетий неизбежного износа и разрывов сухожилий и хрящей. Еще одно ревматическое напоминание о том, что новое поколение всегда стоит позади и ждет своего часа.

– Итак, на основании того, что сообщил вам свидетель, – сказала доктор Оуэн, – это не кажется случайной смертью.

– Если только она случайно не перелезла через перила и случайно не сбросилась с крыши.

– Хорошо, – доктор Оуэн сняла перчатки. – Вынуждена согласиться. Причина смерти – самоубийство.

– Исключая то, что мы не видели никаких признаков, – вмешалась Маура. – Никто не заметил тревожных знаков.