Текст книги "Ноги из глины"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Работником? И какую же работу он выполняет?
– Ха. Спокойненько расхаживает по бойне день-деньской. Это и есть работа. Вот смотри, у тебя полный загон вусмерть перепуганных животных, так? Они топчутся нерешительно, вожака у них нет… а тут еще какой-то спуск в подозрительное здание, выглядит очень зловеще… и вдруг, эй, да вон же какой-то козел ходит и ничего не боится. Стадо устремляется за ним, а потом вжик, – Ангва провела ребром ладони по горлу, – обратно выходит только козел.
– Кошмар какой.
– Ну, козла понять можно. Он, каким бы козлом ни был, жив-живехонек, – хмыкнула Ангва.
– Откуда ты все это знаешь?
– Наберешься тут всякого, пока в Страже поработаешь.
– Я вижу, мне еще учиться и учиться, – вздохнула Шельма. – К примеру, я понятия не имела, что с собой всегда нужно носить кусок одеяла.
– Это специальная экипировка, если работаешь с умертвиями.
– Да-да, я слышала о чесноке и вампирах. Также вампиры плохо реагируют на всякие святые вещи. А против вервольфов что срабатывает?
– А? – переспросила Ангва, которая все еще думала о големе.
– Допустим, на мне надета серебряная кольчуга, я обещала родным, что все время буду ее носить. Но чем еще можно свалить с ног вервольфа?
– К примеру, джином с тоником, – рассеянно пробормотала Ангва.
– Ангва?
– Гм? Да? Что?
– Кто-то сказал мне, что в Страже служит вервольф! Представляешь? Я не могу в это поверить!
Ангва остановилась и уставилась на нее.
– Я думаю, рано или поздно волчья натура себя проявит, – заявила Шельма. – И как только командор Ваймс такое допускает?!
– В Страже действительно служит вервольф, – кивнула Ангва.
– По-моему, это констебль Посети. Есть в нем что-то странное.
У Ангвы отвалилась челюсть.
– Такое впечатление, он всегда голоден, – продолжала Шельма. – И на лице у него все время хищная улыбочка. О да, вервольфа я узнаю с первого взгляда.
– Он и в самом деле выглядит немного голодным, что правда, то правда, – подтвердила Ангва. Что еще сказать, она не знала.
– Значит, я буду держаться от него подальше!
– Вот и отлично, – пробормотала Ангва.
– Ангва…
– Да?
– А почему ты носишь свой значок на воротничке? И воротничок у тебя какой-то необычный, точь-в-точь ошейник…
– Что? О. Ну… зато значок всегда под рукой. Понимаешь? При любых обстоятельствах.
– Мне тоже стоит обзавестись таким воротничком?
– Вряд ли.
Господин Крюк подпрыгнул.
– Дорфл, чертов глупый чурбан! Никогда не подходи так тихо к человеку, который работает с ножом для резки бекона! Я тебе уже сто раз говорил! И попытайся хоть как-нибудь шуметь, когда идешь, черт тебя побери!
Голем протянул дощечку, на которой было написано:
СЕГОДНЯ Я НЕ СМОГУ РАБОТАТЬ.
– Что такое? К примеру, у ножа для резки бекона нет выходных!
СЕГОДНЯ СВЯТОЙ ДЕНЬ.
Крюк посмотрел в красные глазки голема. Старик Рыбнокост предупреждал о подобном, когда продавал Дорфла. Да-да, так и сказал: «Иногда он будет уходить на несколько часов, потому как у них святой день. Это все из-за слов у них в башках. Если он не заглянет в свой храм, слова перестанут работать, не спрашивай у меня почему. Так что останавливать его бессмысленно».
Этот истукан стоил пятьсот тридцать долларов. Отличная сделка, подумал тогда господин Крюк, – и не ошибся. Голем переставал работать только тогда, когда заканчивалась вся работа. Впрочем, поговаривают, даже в этих случаях големы продолжают трудиться. Ходят всякие истории о том, как некий голем затопил дом только потому, что хозяин ушел, позабыв приказать ему перестать таскать воду из колодца. А другой голем мыл посуду до тех пор, пока блюда не стали похожими на бумажные салфетки. Тупые истуканы. Но очень полезные, если приглядывать за ними.
И все же… все же… почему-то подолгу их никто не держит. Наверное, это из-за внешности. Стоит такая вот двурукая громадина, впитывает в себя твои слова, и в голове у нее что-то варится… но что именно? Големы никогда не жалуются. Вообще не разговаривают.
После этого человек начинает задумываться о том, как бы сбыть с рук этакого работника, и успокаивается только тогда, когда подписывает договор с новым владельцем.
– Что-то много святых дней стало в последнее время, – заметил Крюк.
ИНОГДА БЫВАЕТ МНОГО СВЯТЫХ ДНЕЙ.
Но они НЕ УМЕЮТ отлынивать. Они УМЕЮТ только работать.
– Гм, даже не знаю, справимся ли мы… – задумчиво пробормотал Крюк.
СЕГОДНЯ СВЯТОЙ ДЕНЬ.
– Ну хорошо, хорошо. Завтра можешь взять выходной.
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. СВЯТОЙ ДЕНЬ НАЧИНАЕТСЯ ПОСЛЕ ЗАКАТА.
– Тогда не задерживайся, – наконец сдался Крюк. – А не то я… В общем, не задерживайся, слышишь?
Это была обратная сторона медали. Големов нельзя наказать. Нельзя ничего удержать из ихнего жалованья, потому что они вообще не получают денег. Их невозможно испугать. Рыбнокост рассказывал, как один ткач с Сонного холма приказал голему разбить себе голову и тот мгновенно выполнил приказ.
ДА. Я СЛЫШАЛ.
И какая разница, кем были собравшиеся люди? Фактически анонимность входила в условия задачи. Себя они считали человеками, помогающими ходу истории, двигающими прогресс и приближающими светлое будущее. Они были искренне уверены, что Время Настало. Страна способна пережить нашествие орды дикарей, она как-то справляется с чокнутыми террористами и лазающими по подвалам тайными обществами, но у страны появляются большие проблемы, когда преуспевающие и анонимные граждане садятся за большой круглый стол и обсуждают примерно следующее…
– По меньшей мере, это чистый способ, – сказал один. – Бескровный.
– И это, конечно, пойдет на пользу городу.
Все степенно покивали. Что хорошо для них, то хорошо и для Анк-Морпорка, это даже не обговаривалось.
– И он не умрет?
– Его можно держать в состоянии… недееспособности. Меняешь дозу, и все. Так, во всяком случае, мне сказали.
– Это хорошо. Я бы предпочел, чтобы он был недееспособен, нежели мертв. Витинари способен восстать из могилы, от него можно ждать чего угодно.
– Я слышал, он как-то раз сказал, будто предпочел бы, чтобы его кремировали.
– Только прах нужно будет развеять, гм-м, ПОШИРЕ.
– А как насчет Городской Стражи?
– А что насчет Городской Стражи?
– О.
Лорд Витинари открыл глаза. Болело все. Даже волосы – вопреки всякому здравому смыслу.
Он сосредоточил свой взгляд, и мутная фигура у кровати обрела очертания Сэмюеля Ваймса.
– А, Ваймс… – слабо сказал он.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
– Практически мертвым. Кто был тот малый с невероятно кривыми ногами?
– Джимми Пончик, сэр. Некогда владел очень толстой лошадью и был жокеем.
– Значит, лошадь выступала на бегах?
– Так точно, сэр.
– Толстая беговая лошадь? Вряд ли она хоть раз выигрывала скачки.
– Ни разу, сэр, насколько мне известно. Но на невыигрывании скачек Джимми сделал приличные деньги.
– А. Он дал мне молоко и какое-то вонючее лекарство. – Витинари опять сосредоточил взгляд. – Я здорово болел.
– Я тоже так думаю, сэр.
– Забавная фраза. ЗДОРОВО болел. Звучит… смешно, но люди так говорят. Право, довольно забавно.
– Да, сэр.
– Как будто подхватил сильный грипп. Голова толком не соображает.
– Правда, сэр?
Патриций немного поразмыслил. Что-то еще крутилось на уме.
– Ваймс, а почему он до сих пор пахнет лошадьми? – наконец спросил он.
– Он теперь коновал, сэр, лечит лошадей. Но чертовски хорош. Я слышал, в прошлом месяце он так обработал Хромую Удачу, что она стала выглядеть как молоденькая кобылка. Очень многие на нее поставили.
– Звучит обнадеживающе, правда, Ваймс?
– Не знаю, сэр. Выйдя на стартовую линию, она околела.
– А, я ПОНЯЛ. Ну-ну. Ты никому не доверяешь, правда, Ваймс?
– Спасибо, сэр.
Патриций приподнялся на локте.
– Ваймс, у тебя когда-нибудь ногти на ногах чесались?
– Никогда, сэр.
– Сейчас мне хочется немного почитать. Жизнь продолжается, не так ли?
Ваймс подошел к окну. На перилах балкона, уставившись в сгущающийся туман, сидела некая кошмарная фигура.
– Констебль Водослей, все спокойно?
– Так тофно, фэр, – ответило чудовище.
– Я закрою окно. Туман лезет в комнату.
– Фы прафы, фэр.
Ваймс захлопнул окно, отрезав у тумана пару щупалец, которые, впрочем, тут же растаяли в воздухе.
– Это еще кто такой? – спросил лорд Витинари.
– Горгулья констебль Водослей, сэр. Бесполезен на парадах и абсолютно бесполезен при патрулировании улиц, но когда нужно долго просидеть на одном месте, сэр, тягаться с ним не может никто. Он чемпион мира по сидению на одном месте. Абсолютный победитель в стометровых посиделках. Однажды целых трое суток торчал на крыше под проливным дождем, пока мы ловили знаменитого Пырялу из Паркового переулка. Мимо него и муха не пролетит. Капрал Буравчикссон патрулирует коридор, а констебль Золтплемянникссон патрулирует этаж под нами, констебли Кремень и Морена засели в двух соседних комнатах, но сержант Детрит постоянно проверяет их, и если кто заснет, то получит такого пинка в задницу… В общем, вы об этом и сами узнаете, сэр, потому что бедняга влетит сюда сквозь стену.
– Хорошая работа, Ваймс. Но, может, мне показалось – или все мои охранники действительно нелюди? Такое впечатление, это либо гномы, либо тролли.
– Я решил, что так будет безопаснее всего, сэр.
– Похоже, ты все предусмотрел, командор.
– Надеюсь, сэр.
– Спасибо, Ваймс. – Витинари сел на кровати и взял со столика кипу бумаг. – Не смею больше тебя задерживать.
Ваймс открыл рот.
– Что-нибудь еще, командор? – вскинул глаза Витинари.
– Ну… Кажется, нет, сэр. Думаю, я пойду, сэр.
– Если не возражаешь. И наверное, в моем кабинете тоже скопилось много бумаг, буду очень признателен, если ты пошлешь за ними кого-нибудь.
Ваймс хлопнул дверью – несколько сильнее, чем нужно было. О боги, насколько же это выводит его из себя, все выводит: как Витинари включает и выключает его, словно какой-нибудь рубильник, а благодарности – будто от крокодила. Патриций всецело полагался на Ваймса, ЗНАЯ, что Ваймс все равно будет делать свое дело. Ну, хорошо, в один прекрасный день Ваймс устроит ему… устроит…
…Да ничего он не устроит, а будет как проклятый делать свое дело, потому что больше ничего не умеет. Но понимание этого только ухудшало положение вещей.
Туман стал еще гуще и обрел желтый цвет. Ваймс кивнул охранникам у двери и выглянул в клубящийся, обволакивающий туман.
Отсюда до штаб-квартиры в Псевдополис-Ярде почти прямая дорога. Из-за тумана вечер в городе наступил раньше. На улицах почти никого не было, все горожане сидели по домам, плотно закрыв окна, чтобы в комнаты не пробрались сырые клочья тумана, которые, казалось, проникали повсюду.
Да… пустые улицы, холодная ночь, сырость в воздухе…
Чтобы довести эту ночь до совершенства, не хватало лишь одного. Он отослал карету домой и повернулся к одному из стражников.
– Э-э, констебль Везунчик, если не ошибаюсь?
– Так точно, сэр Сэмюель.
– Какой у тебя размер обуви?
Везунчик явно запаниковал.
– А что, сэр?
– Это простой вопрос, констебль! Отвечай своему командиру!
– Семь с половиной, сэр.
– От старины Каблуччи с улицы Новых Сапожников? Дешевые?
– Так точно, сэр!
– Я не могу допустить, чтобы мои люди стояли ночь на посту в обуви на картонной подошве! – воскликнул Ваймс, улыбаясь до ушей. – Немедленно снимай башмаки, констебль. И бери мои. Они слегка испачканы в драконьем… – ну, что там драконы делают, – но они будут тебе как раз. И не стой как чурбан, с открытым ртом. Давай сюда свои башмаки и надевай мои. У меня таких полным-полно.
Констебль с испуганным изумлением наблюдал, как Ваймс надел дешевые башмаки, выпрямился и несколько раз с закрытыми глазами притопнул.
– Ага, – ухмыльнулся он. – Я стою прямо перед дворцом, правильно?
– Э… да, сэр. Вы только что из него вышли, сэр. Это вон то здоровенное здание.
– Ну да, – весело ответил Ваймс. – Но я бы понял это, даже если бы ниоткуда не выходил!
– Э…
– Мостовая, – пояснил Ваймс. – Булыжники. Они нестандартного размера и немного вогнуты в центре. Ты не заметил? Ноги, парень! Вот чем надо учиться думать!
И, повернувшись, он счастливой походкой удалился в туман, прочь от ошарашенного констебля.
Его лордство граф Анкский капрал Шнобби Шноббс толкнул дверь штаб-квартиры Городской Стражи и, пошатываясь, перевалился через порог.
Сержант Колон оторвал взгляд от стола и ахнул.
– Шнобби, с тобой все в порядке? – воскликнул он, оббегая стол, чтобы поддержать падающее тело.
– Это ужасно, Фред. Ужасно!
– Садись на стул. Ты такой бледный.
– Меня одворянили, Фред! – простонал Шнобби.
– Не может быть! Ты видел, кто это сделал?
Шнобби, не пускаясь в дальнейшие объяснения, протянул Колону свиток, который ему всучил Дракон, Король Гербов, и откинулся на спинку стула. Из-за уха он вытянул длинную и тонкую самокрутку и трясущимися руками прикурил ее.
– Не знаю, что и делать, – сказал он. – Сидишь тише травы, ниже воды, не высовываешься, не создаешь проблем… А потом вот ТАКОЕ.
Колон медленно читал свиток, губы его шевелились, проговаривая особо трудные слова типа «и» и «это».
– Шнобби, ты сам-то читал, что тут написано? Тут говорится, что ты теперь настоящий лорд!
– Старик сказал, они еще раз все перепроверят, но он думает, что и так все ясно. Кольцо и так далее… Фред, что мне теперь ДЕЛАТЬ?!
– Сидеть сплошь в дурностае и есть с фарфора. Как правило все лорды этим занимаются.
– В том-то и дело, Фред. У меня нет особняка. Нет земель. Нет денег. Ни медяка!
– Что, совсем ничего?
– Ни гроша, Фред.
– Я думал, у всех шишек имеется сундук-другой с деньгами.
– Ну а у меня шишка от сундука! Я недавно свой сундук проверял, он абсолютно пуст, а крышка его как упадет… Фред, я ничегошеньки о лордстве не знаю! Я не хочу носить элегантную одежду, танцевать на охотах, охотиться на балах и все такое!
Сержант Колон опустился на стул рядом с ним.
– А ты что, ничего не подозревал? Что кто-то из твоего семейства кого-то там… гм, того самого? Или наоборот?
– Э-э… мой двоюродный братец Винсент вторгся как-то в дом герцогини Щеботанской с неприличными намерениями…
– Что, к самой герцогине?
– Нет, к ее служанке.
– Наверное, это не считается. А кто-нибудь еще об этом знает?
– Ну, ОНА знает, она потом пошла и все рассказала…
– Я имею в виду о том, что ты граф.
– Только господин Ваймс.
– Ну, тогда все значительно упрощается, – возвращая свиток, пожал плечами сержант Колон. – Просто держи рот на замке, и все. Тогда тебе не придется ходить в штанах сплошь из золота и охотиться на всяких балах, кем бы эти твари ни были. Ты сиди, я тебе сейчас чайку заварю. Мы все придумаем, ты не волнуйся.
– Спасибо, Фред.
– Ну, мы же благородные люди, а, ваше лордство? – улыбнулся Колон.
– Слушай, Фред, пожалуйста, не надо… – слабо ответил Шнобби.
Дверь в штаб-квартиру распахнулась.
Огромным клубом влетел туман. В его сердцевине светились два красных глаза. Когда же туман рассеялся, проступила фигура голема.
– Ум, – громко сглотнул Колон.
Голем протянул ему грифельную доску:
Я ПРИШЕЛ К ВАМ.
– Да. Да. Да. Я, э… да, я понял, – поспешно ответил Колон.
Голем перевернул дощечку. На другой стороне было написано:
Я ПРИЗНАЮСЬ В УБИЙСТВЕ. ЭТО Я УБИЛ СТАРОГО СВЯЩЕННИКА. ПРЕСТУПЛЕНИЕ РАСКРЫТО.
Колон, как только у него перестали дрожать губы, обошел стол, кажущийся теперь таким хрупким, и принялся рыться в бумажках.
– Ты следи за ним, Шнобби, – шепнул он. – Смотри, чтобы этот тип не убежал.
– А с чего бы ему убегать? – спросил Шнобби. Наконец сержант Колон нашел относительно чистый лист бумаги.
– Так-так-так, думаю, нет, не так… Лучше я сам. Как тебя зовут?
ДОРФЛ, – написал голем.
Ко времени, когда он дошел до Бронзового моста (округлый булыжник среднего размера называемый «кошачьей головкой»; многих булыжников не хватало), Ваймс вдруг задумался, а правильно ли он поступил.
Осенние туманы всегда были густыми, но такого еще ни разу не выпадало. Гробовой покров заглушал звуки города и превращал диск садящегося солнца в тусклый шар.
Ваймс шел вдоль парапета моста. Неожиданно из тумана выплыла коренастая поблескивающая фигура. То был один из деревянных гиппопотамов, какой-то далекий предок Родерика или Кейта. На каждой стороне моста стояло по четыре таких зверюги, и все они смотрели в сторону моря.
Ваймс проходил мимо них тысячу раз. Они были его старыми друзьями. Холодными ночами он часто прятался за ними, когда надо было перевести дух и укрыться от проблем.
Да, все это было… Совсем недавно, даже не верится. Народу в Страже было всего ничего, и все они старались не искать себе проблем. А потом появился Моркоу, и узкий круг их жизней вдруг разорвался, и сейчас Городская Стража насчитывала почти тридцать человек (конечно, включая троллей, гномов и т.п.). Они уже не стараются держаться от проблем подальше – наоборот, они сами ищут неприятности, и они их находят. Забавно. Как недавно подметил Витинари в своей обычной циничной манере, – чем больше у тебя стражников, тем больше преступлений совершается. Но теперь Стража и в самом деле патрулировала городские улицы. Да, в искусстве надрать задницу не все были способны сравниться с Детритом, но, по крайней мере, сейчас большинство стражников могли наподдать как следует.
Ваймс зажег спичку об копытце бегемота и, прикрывшись ладонью от ветра, прикурил сигару.
И вот эти убийства… Если бы Стража наплевала на них, все бы тоже наплевали. Ничего ведь не своровано. «Наверное, не своровано», – тут же поправил он себя. У сворованных вещей есть один дурацкий недостаток: на месте преступления их не обнаружишь. Вряд ли покойные гонялись за чужими женами. Они были настолько древними стариками, что, должно быть, даже не помнили, как это делается. Один проводил все свое время со старыми религиозными книгами, а другой, о боги, был экспертом по гномьей наступательной выпечке.
Можно сказать, они вели тихое, невинное существование.
Но Ваймс был стражником и знал: полностью невинных людей не существует. Вот если ты заляжешь где-нибудь в подвале, то да, возможно, ты и проживешь день-другой, не совершив никакого преступления. Хотя и в этом случае тебя можно будет обвинить в тунеядстве.
Так или иначе, Ангва, похоже, с рвением взялась за это дело. Видимо, приняла на свой счет. Она всегда вставала на защиту слабых.
Так же поступал Ваймс. Так надо поступать. Не потому что они богатые и знатные, – никакие они не богатые, и тем более не знатные. На стороне слабых надо быть, потому что они слабые.
В этом городе все следят друг за другом. Для этого и были созданы Гильдии. Люди группировались против других людей. Гильдии следят за тобой с пеленок до могилы или, как в случае с убийцами, до твоей преждевременной смерти. Гильдии даже придерживаются какого-то закона, по меньшей мере делают вид, что придерживаются. Нелицензированное воровство наказывалось смертью после первого же прецедента. За этим следила Гильдия Воров[11]11
К вопросу преступления и наказания анк-морпоркцы относились очень просто: первое же наказание должно было ВОСПРЕПЯТСТВОВАТЬ тебе совершить второе преступление.
[Закрыть]. Подобное положение дел казалось невозможным, но все было именно так.
Система работала как отлаженный механизм. И все было отлично, ну разве что изредка в ее шестеренки попадали случайные люди.
Сырой булыжник под подошвами действовал успокаивающе.
«Проклятье, – подумал Ваймс, – как же я скучал по всему этому…»
Раньше он в одиночку патрулировал улицы. Три часа ночи, он, Сэмюель Ваймс, идет по блестящей от влаги мостовой – и кажется, в его жизни вдруг появляется какой-то смысл…
Неожиданно он остановился.
Мир вокруг него внезапно наполнился страхом, особым страхом, не имеющим никакого отношения к острым клыкам или привидениям, но от которого все знакомое вдруг становилось незнакомым.
Что-то было очень неправильно. Что-то фундаментальное. …
У него ушло несколько долгих секунд, чтобы понять, что именно заметило его подсознание. На парапете стояли пять статуй.
Но их должно быть только четыре…
Ваймс медленно повернулся и подошел к последней статуе. Это был бегемот, все нормально.
Следующая… На ней красовалась надпись. Ничего сверхъестественного, нацарапано было что-то типа: «Пацелуй миня суда».
До третьей статуи было не так уж очень далеко, и когда он ВЗГЛЯНУЛ на нее…
Две красные точки света загорелись в тумане.
Что-то темное и тяжелое спрыгнуло вниз, швырнуло его на булыжник и исчезло в темноте.
Ваймс тут же вскочил на ноги, тряхнул головой и побежал следом. Все мысли разом испарились. Древнейший инстинкт зверей и стражников: преследуй все, что убегает.
Он бежал и автоматически шарил по карманам в поисках свистка, чтобы привлечь внимание других стражников, но командоры Стражи не носят свистков. Командоры Стражи должны справляться собственными силами.
Тем временем капитан Моркоу, занявший место в кабинете Ваймса, тупо изучал некий клочок бумаги.
«Римонт вадасточных труб, Псевдополис-Ярд. Новая вадасточная трубба, гнутая в 35 град., четыре праваугольных закрипления, работа и привидение всево в парядок. Итаво: $16.35».
На столе лежала еще целая куча подобных бумажек, включая счет за голубей для констебля Водослея. Он знал, что сержант Колон возражал против выдачи заработной платы голубями, но констебль Водослей был горгульей, а горгульи ничего не понимали в деньгах. Зато знали толк в голубях, поскольку ими питались.
И все равно порядка стало больше. Когда Моркоу пришел сюда, все денежные фонды Стражи хранились на полке в жестянке с этикеткой «Полироль Рукисилы. Штоб Когорты Твои Всигда Блестели!». И если требовались деньги на мелкие расходы, достаточно было найти Шнобби и заставить его вернуть то, что он спер из банки.
Потом еще было письмо из Паркового переулка – там жили самые богатые люди города:
«Уважаемый командор Ваймс,
Ночной патруль на нашей улице аказался укомплектованным одними гномами. Я ничево не имею против гномов в их истественной среде абитания, по крайней мере они не тролли, но про них всякое рассказывают, а у меня две дочки. Таким образом я требую, штобы в сложившейся ситуации были немедленно предприняты меры, иначе мне придется обсудить этот вопрос с лордом Витинари, каковой является моим личным другом.
Искренне ваш покорный слуга, Джошуа Г. Коттераль».
И это работа для настоящего стражника? Моркоу покачал головой. Похоже, командор Ваймс пытался что-то донести до него… Были и еще письма. Координатор Комитета «Гномы на высоте» требовал, чтобы гномам, служащим в Страже, разрешали носить топоры вместо традиционных мечей и чтобы их посылали расследовать только те преступления, в которых замешаны представители видов более высокого роста. Гильдия Воров жаловалась на то, что командор Ваймс во всеуслышанье заявил, будто бы большая часть краж в городе совершается ворами. Надо было обладать мудростью царя Изиадану, чтобы разобраться со всем этим, а ведь тут скопились только СЕГОДНЯШНИЕ письма.
Он взял следующую бумажку и прочел: «Перевод текста, найденного во рту отца Трубчека. Что за ерунда? СВ».
Моркоу старательно прочел перевод.
– Во рту? Кто-то пытался ВЛОЖИТЬ слова ему в рот? – спросил Моркоу у пустой комнаты.
Он дрожал, но не от страха. В кабинете Ваймса всегда было холодно. Ваймс был человеком улиц. Туман клубился за открытым окном, в тусклых солнечных лучах его струйки напоминали тонкие, длинные пальцы.
Следующей бумагой оказалась копия иконографии, сделанной Шельмой. Моркоу уставился на две расплывшиеся красные точки.
– Капитан Моркоу?
Он чуть повернул голову, продолжая изучать рисунок.
– Да, Фред?
– У нас есть убийца! Мы его взяли!
– Он голем?
– Но откуда ты знаешь?
«Настойка ночи замутила бульон дня».
Лорд Витинари еще раз прочел предложение и решил, что в общем и целом оно вышло неплохим. Особенно ему понравилось слово «настойка». Настойка. Настойка. Оно было отличительным словом и приятно противопоставлялось простому слову «бульон». Бульон дня. Да. В котором еще плавали крошки печенья после пятичасового чаепития.
Патриций чувствовал, что голова его слегка кружится. В нормальном состоянии он бы никогда не придумал подобную фразу.
В тумане за окном он разглядел скрюченную фигуру констебля Водослея.
Горгулья, стало быть? А он-то гадал, зачем Страже вдруг понадобились пять голубей в неделю, расходы на которых почему-то вычитались из общей суммы окладов. Горгулья, каменный страж крыш, теперь работала на Стражу. Наверняка идея капитана Моркоу.
Осторожно поднявшись с кровати, лорд Витинари захлопнул ставни, после чего медленно подошел к письменному столу, достал из ящика свой дневник, перелистал страницы и открыл бутылек с чернилами.
Итак, на чем он остановился?
«Глава восьмая, – прочел он. Буквы перед глазами расплывались. – Человек Вправе».
Ах да…
«Что касаемо Истины, – начал писать он, – она Должна Быть таковой, каковой ее Диктуют Обстоятельства, однако В Праве Человека Знать ее и Быть в Курсе Происходящего…»
Он задумался, как бы половчее ввернуть в трактат крайне удачное словосочетание «бульон дня». Или хотя бы «настойку ночи».
Перо скрипело по бумаге.
На полу лежал оставленный без внимания поднос с питательной кашей, по поводу которой он, патриций, когда ему станет лучше, еще скажет пару ласковых слов повару. Кашу опробовали на трех пробовальщиках, включая сержанта Детрита, которого вряд ли можно было отравить каким-либо ядом, предназначенным для человека. Даже яды, предназначенные для троллей, на него не действовали. Или действовали. Одно из двух.
Дверь была заперта. Периодически до патриция доносились успокаивающие скрипы, издаваемые Детритом, который в очередной раз обходил территорию. За окном туман конденсировался на констебле Водослее.
Витинари обмакнул перо в чернила и начал новую страницу. Довольно часто он сверялся с дневником в кожаном переплете, аккуратно облизывая пальцы, перед тем как перевернуть страницу.
Щупальца тумана все же просачивались сквозь оконные щели и пытались ползти по стенам, но против свечей они были бессильны.
Ваймс мчался сквозь туман, преследуя убегающую фигуру. Вскоре икры заболели, а левое колено начало предупреждающе ныть, но Ваймс не отставал. Впрочем, всякий раз, когда он уже вот-вот готов был наброситься на беглеца, на его пути оказывался какой-нибудь чертов пешеход или из-за угла выскакивала телега[12]12
Так происходит ВСЯКИЙ РАЗ, когда полиция гонится за кем-нибудь. Тяжело нагруженный грузовик ВСЕГДА выскочит из-за угла прямо перед преследователем. Если транспортные средства не вовлекаются, то появится человек с тюком одежды. Или два человека, несущие огромное стекло. Возможно, за всем этим стоит какое-то тайное общество.
[Закрыть].
Подошвы услужливо подсказали, что Ваймс пробежал по Брод-авеню и свернул на Ничегоподобную улицу (маленькие квадратные плитки). Здесь туман, пойманный в ловушку между парковыми деревьями, был еще гуще.
Ваймс торжествовал. «Парень, ты упустил возможность свернуть в Тени! Впереди только Анкский мост, а там стражники…»
Однако подошвы сообщили ему кое-что еще. «Мокрые листья, – сказали они, – это Ничегоподобная улица осенью. Маленькая квадратная плитка, усеянная скользкими, мокрыми, предательскими листьями».
Но предупреждение запоздало.
Ваймс улетел головой в канаву, здорово стукнувшись подбородком, снова вскочил, опять упал, с удивлением наблюдая вращающуюся вокруг вселенную, поднялся, сделал несколько шагов в неизвестном направлении, упал еще раз и наконец решил принять мир таким, каков он есть.
Сложив на груди тяжелые руки, Дорфл спокойно стоял прямо посреди комнаты. Перед големом был установлен арбалет, принадлежащий сержанту Детриту и переделанный из какого-то осадного орудия. Арбалет был заряжен шестифутовой железной стрелой. Шнобби, удобно устроившись на стуле, держал палец на спусковом крючке.
– Шнобби, оставь эту штуковину в покое! Из нее нельзя здесь стрелять! – крикнул Моркоу. – Нам придется ремонтировать несколько кварталов!
– Мы выбили из него признание, – сообщил сержант, возбужденно прыгая вокруг Моркоу. – Он все отрицал, но мы добились-таки признания! И у нас есть еще нераскрытые преступления – может, это тоже он?
Дорфл протянул дощечку.
Я ВИНОВЕН.
Что-то выпало из его ладони.
Что-то короткое и белое. Похожее на половинку спички. Моркоу быстро наклонился и подобрал странный предмет. Потом взял список Колона. Он был довольно длинным и содержал все нераскрытые преступления, зарегистрированные в городе за последнюю пару месяцев.
– Он что, во всем этом сознался?
– Пока нет, – сказал Шнобби. – Но только пока.
– Мы еще не все зачитали, – встрял Колон.
ЭТО ВСЕ Я, – написал Дорфл.
– Ого, – удивился Колон. – Господин Ваймс будет очень нами доволен.
Моркоу подошел к голему, глаза которого светились как тусклые оранжевые огоньки.
– Это ты убил отца Трубчека? – спросил он.
ДА.
– Видишь? – воскликнул сержант Колон. – Я же говорил!
– А почему ты это сделал? – продолжил допрос Моркоу.
Ответа не последовало.
– И господина Хопкинсона из Музея гномьего хлеба тоже ты убил?
ДА.
– Забил железным ломом? – уточнил Моркоу.
ДА.
– Постой-ка, – изумился Колон. – По-моему, ты говорил, что его…
– Отставить, Фред, – перебил Моркоу. – Дорфл, а почему ты убил их?
Нет ответа.
– Что, обязательно должна быть причина? Мой папаша всегда говорил: големам доверять нельзя, – сказал Колон. – Черт их знает, что у них в башках варится. Так и говорил.
– Они когда-нибудь кого-нибудь убивали? – спросил Моркоу.
– По желанию, не по желанию… Даже думать об этом не хочется, – путано откликнулся Колон. – Папаша рассказывал, однажды он работал с одним големом, так вот, этот самый голем все время на него пялился. Просто жуть: повернешься, а он стоит и таращится…
Дорфл упорно смотрел в стену перед собой.
– И тишина!… – внес свою лепту Шнобби.
Моркоу подтянул к себе стул, уселся на него верхом, лицом к Дорфлу, и принялся крутить между пальцами сломанную спичку.
– Я знаю, что ты не убивал господина Хопкинсона, и вряд ли ты убил отца Трубчека, – наконец произнес он. – Думаю, ты нашел его, когда он уже умирал. По-моему, ты хотел спасти его, Дорфл. И уверен, что смогу доказать это, когда прочту шхему у тебя в голове…
Яркий свет, вырвавшийся из глаз голема, заполнил всю комнату. Глиняный истукан, подняв кулаки, шагнул вперед.
Шнобби выстрелил из арбалета.
Дорфл с легкостью поймал стрелу. Раздался пронзительный скрип железа, и стрела превратилась в подобие лома, обвившегося вокруг кулака Дорфла.
Но Моркоу уже стоял позади голема, открывая его голову. Пока голем поворачивался, занося свое оружие, огонь в его глазах потух.
– Так, посмотрим, посмотрим… – сказал Моркоу, вытаскивая пожелтевший свиток.
В самом конце Ничегоподобной улицы стояла виселица, на которой некогда вешали преступников – по крайней мере, тех людей, что были признаны преступниками. И некоторые из них, степенно вращаясь, подолгу висели на ней, являя собой яркий пример свершившегося правосудия и полуразложившейся анатомии.
Бывало, родители приводили сюда детишек для наглядной демонстрации той судьбы, что ожидает лиходеев, душегубов и всех тех, кто оказался в неправильное время в неправильном месте. Детишки, увидев отвратительные, висящие на цепях останки и выслушав строгое внушение, тут же (напомним, дело происходило в Анк-Морпорке) с воплями: «Ух ты! Вот клево!» – бежали покачаться на трупах.
