Текст книги "Шипы и розы (Шепот роз)"
Автор книги: Тереза Медейрос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Иногда ее охватывал страх перед возможностью окончательно сойти с ума, и тогда она вытаскивала из-под матраца Библию, быстро перелистывала, пока не натыкалась на засушенные желтые цветы. Перед глазами тут же возникало искаженное болью лицо Моргана, всплывали в памяти собственные обидные и жестокие слова, появлялась уверенность в том, что она не бредит и не придумала своего прошлого. После чего можно было снова спрятать цветы между страниц и успокоиться, руки переставали дрожать.
В окно было видно, как улицу перебежал мальчишка с волосами цвета солнца в погоне за неуклюжим толстым щенком. Потом промелькнула парочка: мужчина влюбленно смотрел на улыбающуюся, светящуюся счастьем подругу. Серая невзрачная птичка издала тонкую трель, и защемило сердце от звуков сладкой мелодии. Сабрина натянула шаль до горла.
– Тебя не затруднит закрыть окно? – обратилась она к кузине. – Мне кажется, меня знобит. – Когда Энид встала, солнечный луч ударил Сабрине в лицо, она вздрогнула и зажмурилась. – Пожалуйста, задерни шторы. Глаза болят от яркого света.
Сабрина облегченно вздохнула, когда сдвинулись тяжелые шторы и комната погрузилась в полумрак.
23
– Превосходно! Восхитительно! – Портной-француз поцеловал свои собранные щепоткой пальцы, выражая тем самым высшую степень восхищения.
Морган фыркал и вздрагивал, как норовистый конь, готовый в любую секунду сорваться с места, и следил за манипуляциями суетившегося вокруг него крошечного человечка. Даже Пагсли проснулся и решил внести свою лепту, поднял голову и грозно заворчал.
Француз окинул Моргана оценивающим взглядом, осклабился и что-то сказал на родном языке.
– О чем это он? – осведомился Морган у Дугала. – Если ему что-то не нравится, может, его просто прикончить?
– Он назвал тебя великолепным зверем, – пояснил Дугал со своего места у окна. – Ничего обидного он не имел в виду, так что пусть живет. По крайней мере до той поры, пока не выставит счет за свои услуги. Мне говорили, что французы дерут с клиентов неимоверные деньги. Если потребует слишком много, поступай как знаешь, но дай ему закончить работу.
Рэналд, подражая французу, поцеловал кончики своих пальцев, послал Моргану шутливый воздушный поцелуй:
– Будь с ним поласковей, Морган. По-моему, он в тебя по уши влюбился.
За последнюю неделю светелка в замке Камеронов превратилась в портняжную мастерскую. По всем углам были разбросаны штуки сукна и шелка. Посреди комнаты возвышался деревянный манекен, взиравший на все происходящее с немым удовольствием.
Портной тем временем зажал в накрашенных губах несколько булавок и зашел сзади. Морган скосил глаза, не желая выпускать из виду этого напялившего парик чудака, которому он явно не доверял. Наихудшие подозрения подтвердились, когда Морган почувствовал, как его ласково поглаживают ниже талии. Он резко повернулся и едва не расстался с килтом, крепко зажатым в руке француза.
– Морган, ты чего стесняешься? – издевался Рэналд. – Ты что, боишься показать нам свой голый зад? Если память мне не изменяет, в прошлом ты сбрасывал килт при нужде без всякого стеснения.
– Это по нужде, а не в присутствии то ли мужика, то ли бабы, – возразил Морган и так сильно дернул на себя, что портной был вынужден выпустить ткань и отлетел к окну. Дугал на ходу перехватил незадачливого француза и предотвратил неизбежный полет до земли.
Портной зло выплюнул булавки и разразился проклятиями, смысла и значения которых не смог понять и оценить никто из присутствующих, даже Дугал, неплохо говоривший по-французски. Француз раскраснелся, затопал ножками и принялся размахивать кулачками в бессильной ярости. Морган посмотрел на него с новым интересом и уважением, подивившись тому, сколь бурные чувства кипят в такой хилой груди.
Со временем портной несколько успокоился и перешел на плохой английский в надежде быстрее добиться взаимопонимания с капризным клиентом.
– Я приехать издалека, из самого Парижа. Это надо ценить. Сейчас надо снять мерку. Не надо мешать. Стоять спокойно.
Дугал не на шутку испугался, что от перевозбуждения гостя может хватить апоплексический удар, и решил пустить в ход дипломатию, дружески обнял француза за плечи, предупредил Моргана грозным взглядом, чтобы не вмешивался, отвел портного в сторону от объекта его гнева и принялся утешать, мягко мурлыкая французские фразы.
В ходе схватки с портным изношенная ткань килта треснула, и Моргану стоило немалого труда привести себя в порядок, сохраняя хоть какое-то достоинство.
Рэналд решил приободрить кузена:
– Кончай дергаться, парень, лучше вспомни, что говорила теща: бедная девочка медленно угасает без тебя. Она вообще может умереть, если ты не придешь ей на помощь. Так что крепись и терпи. Помни, что все это делаешь ради нее.
Никто не видел, как при этих словах предводитель клана Камеронов горестно закатил глаза. Он сам еще не решил, следует ли ему просить прощения или молить Бога о помощи, которая неизбежно понадобится, когда Морган узнает правду.
– Нет, Морган, не та вилка, другая.
Вождь Макдоннеллов отдернул руку, будто обжегся о сверкающее серебро.
– Возьми ту, что лежит справа, возле твоей салфетки.
Элизабет говорила ровным тоном, не повышая голоса, ни разу не вспылила и не накричала на Моргана, хотя временами он казался безнадежно глупым и непонятливым. Хозяйка замка проявляла такую выдержку и терпение, что у Моргана возникало желание, чтобы она наконец сильно стукнула по столу, закатила тупому ученику пощечину и вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
Морган очень старался, честно пытался разобраться в груде столового серебра и выбрать нужный предмет, но едва нашел крошечную вилку, предназначавшуюся для разделки устриц, как откуда-то взялась горничная и убрала блюдо. Вместо него на столе появилась тарелка горячего супа, над ней поднимался легкий соблазнительный парок, и от голода подвело живот. Великан взял тарелку в руки и поднес к губам в надежде насладиться вкусным блюдом, но его остановил строгий окрик:
– Морган, пора научиться пользоваться суповой ложкой!
Вождь Макдоннеллов вздрогнул, пролив суп на колени, и поставил тарелку на место. Сидевшие напротив Алекс и Брайан не спускали глаз с провинившегося ученика. Дугал звонко прокашлялся, и сыновья дружно вперились в свои тарелки. Пышногрудая горничная прикрылась рукавом, чтобы скрыть улыбку. Насмешливо подмигнув кузену, Рэналд взял в руки тарелку, поднес к губам и, смачно причмокивая, быстро разделался с супом.
Морган никак не мог взять в толк, почему жидкое блюдо следует есть этим крошечным блюдцем с ручкой. Прежде чем он успел влить в себя с его помощью два глотка, снова возникла вездесущая горничная и убрала тарелку. Желудок Моргана не замедлил заявить громкий протест.
В знак утешения на столе появилась тарелка с дымящимся жареным мясом, крупными белыми картофелинами и куском хлеба, густо намазанным желтым маслом. Столь заманчивое блюдо Морган решил не пропустить ни в коем случае, выхватил кинжал из ножен и занес над тарелкой, но и на этот раз его постигла неудача. Элизабет прикрыла рукой кусок хлеба, и кинжал вонзился в аппетитную баранину, едва не задев мизинца хозяйки стола.
– Нельзя пользоваться кинжалом во время еды, – с легким укором напомнила Элизабет. – Сколько раз тебе говорила, а ты все по-своему.
Морган густо покраснел, отодвинул тарелку, встал и коротко бросил:
– Я больше не хочу есть. Пропал аппетит.
Элизабет прокашлялась, но ничего не сказала. Морган перед уходом коротко поклонился, заслужив одобрительный взгляд хозяйки.
Как только закрылась дверь, Рэналд окинул присутствующих веселым взглядом и провозгласил:
– Хорошо, что он ушел, нам больше достанется, а то я здорово проголодался. – С этими словами он переложил содержимое тарелки Моргана в свою. – Не понимаю, отчего вы все приуныли. У моего кузена недурно получается, так что со временем из него выйдет настоящий джентльмен. Еще немного потерпите – и полный порядок. Я вас уверяю.
Искусство быть джентльменом давалось Моргану тяжким трудом, но через пару недель в нем обнаружился скрытый талант. Выяснилось, что он прекрасно танцует, чему не приходилось удивляться, поскольку сложные па менуэта мало чем отличались от движений, которые необходимо проделывать, фехтуя мечом или стараясь уйти от пуль противника.
Склонив голову набок и не обращая никакого внимания на бледнолицего, заросшего густыми волосами учителя музыки, истово трудившегося за клавикордами, предводитель Макдоннеллов упивался божественными звуками мелодии Баха. Затем принял протянутую руку Элизабет, и они поплыли в танце, используя пространство, специально очищенное для этой цели посреди светелки.
Когда они снова встретились, едва коснувшись друг друга, Морган прикрыл глаза и жадно втянул ноздрями запах роз, исходивший от высокой прически партнерши. На мгновение вспыхнуло былое желание, но, открыв глаза, он увидел не темные локоны и сапфировые очи, а огненные волосы, тронутые сединой, и зеленые глаза, в которых светилось сочувствие. Морган на секунду сбился с ритма, но Элизабет его тут же поправила.
Они разошлись; высоко подняв руку партнерши, Морган водил ее вокруг себя.
– Дугал распорядился, чтобы в Лондоне у тебя был секретарь, – сообщила теща.
– Да, конечно. Без секретаря мне никак нельзя. Сабрина собиралась обучить меня грамоте, но всегда находилось какое-нибудь более приятное дело… – Морган запнулся, вспомнив, с кем разговаривает, и виновато посмотрел на тещу.
Элизабет понимающе улыбнулась.
– Я в этом не сомневаюсь.
Они вновь встретились посреди комнаты, и Морган усмехнулся, когда на секунду его рука коснулась узкой, затянутой в корсет талии Элизабет. Ему все больше нравился этот танцевальный ритуал, позволявший время от времени касаться партнерши, что было особенно приятно проделывать в легкой непринужденной манере.
– Не могу дождаться того момента, когда буду танцевать вот так с… – Он замолк и тяжело вздохнул, вспомнив, что танцевать с Сабриной не доведется скорее всего никогда. Ей теперь не дано знать волнующего сочетания музыки и плавных грациозных движений. Вспыхнуло чувство вины, и ноги замерли сами по себе. В тот же момент замолкли клавикорды, но Элизабет метнула в сторону учителя музыки гневный взгляд, и снова полилась мелодия.
– Единственное, в чем точно не нуждается моя дочь, так это в жалости с твоей стороны, – убежденно сказала Элизабет.
После секундного колебания Морган молча кивнул. Как только прозвучал последний аккорд менуэта, Элизабет присела перед Морганом в грациозном реверансе, в ответ великан склонил голову и поднес ее руку к губам.
– Если бы твоя матушка была жива, она бы очень гордилась своим взрослым сыном, – мягко сказала Элизабет.
Морган поцеловал ее в ладонь.
– Очень хотелось бы так думать, миледи. Очень.
– Кто бы мог вообразить, что ты позволишь кому-то из Камеронов дотронуться до своего горла лезвием! – поддразнил Рэналд. – Твой бедный отец небось сейчас ворочается в гробу.
– И пускай себе ворочается, – процедил сквозь зубы Морган. – От него все напасти.
По адамову яблоку прошлась холодная сталь опасной бритвы и взмыла вверх по крепко сжатому подбородку. Морган старался сидеть неподвижно, не дрогнув и мускулом, терпеливо выжидая, пока Элизабет закончит бритье. У нее были сильные и чуткие руки, знающие свое дело.
«Из тещи получился бы отличный хирург, – подумал вождь Макдоннеллов, – или хладнокровный наемный убийца».
Похоже, у нее было гораздо больше общего с Ив, чем можно было предполагать. Разница лишь в том, что Элизабет купалась в роскоши и не знала отказа ни в чем, пользовалась уважением и любовью мужа и детей, а Ив была вынуждена всю жизнь вести жестокую борьбу за место под солнцем, преодолевая сопротивление сородичей и безразличие Ангуса. При воспоминании о бессменной спутнице прошлых лет, ныне изгнанной с позором из клана, взор Моргана затуманился. Ив всегда была частью его жизни, и ее отсутствие причиняло столь же острую боль, как и память о ее предательстве.
Элизабет смыла ароматную мыльную пену, велела Моргану встать, отступила на шаг и принялась любоваться плодами своего труда. Очевидно, дело было сделано, и великан облегченно расправил плечи. Но тут же выяснилось, что он рано обрадовался. Теща хлопнула в ладоши, и в комнату ворвалась толпа горничных и лакеев. Они заполонили всю светелку, как рой трудолюбивых пчел, слетевшихся на мед.
При виде такого числа людей даже Рэналд струсил и поспешил ретироваться в дальний угол комнаты, прихватив тарелку с изюмом, с которой не расставался после завтрака.
Морган предпочел бы скорее встретиться лицом к лицу с армией кровожадных Чизхолмов, чем с оравой этих деловитых лилипутов, тотчас принявшихся его ощупывать, оглаживать, тыкать пальцами, обмерять и тискать столь энергично, что захотелось кричать и биться в их цепких вездесущих руках. Портной-француз, недавно сумевший довести клиента до белого каления, сейчас ползал на карачках между ног, изрыгал проклятия на родном языке, чему не помешали зажатые в губах булавки, и получал, надо полагать, огромное удовольствие, нанося великану уколы в самых неожиданных местах. Морган с большим трудом удержался от вопля боли, когда в ногу впилась острая булавка.
– Прошу прощения, – пробормотал маленький, тиран, но по тону его голоса было ясно, что он нисколько не сожалеет о содеянном.
Один из лакеев повязал Моргану шейный платок, и он почувствовал, будто задыхается, как в петле, накинутой палачом. Великан сносил все стоически и молча, с видом полного безразличия, но тут увидел приближавшуюся к нему Элизабет, державшую в одной руке напудренный завитой парик, а в другой стеклянную баночку с белилами.
– Все, достаточно! С меня хватит! – взревел Морган.
Слуги застыли на месте, опасливо поглядывая на разбушевавшегося великана; сквозь румяна на щеках портного проступила мертвенная бледность.
Ради Сабрины Морган был готов вынести многое и стерпеть любые издевательства, но всему есть предел.
– Я ни разу в жизни не ударил женщину, миледи. Но если вы вознамерились надеть мне на голову этот… этот мерзкий предмет и раскрасить мне лицо, то вы вполне можете оказаться первой.
Дугал проскользнул в светелку как раз в тот момент, когда Морган разразился пылкой речью. Приметив, как грозно нахмурилась жена, явно не ожидавшая столь жесткого отпора со стороны зятя, Дугал поднял руки и несколько раз громко ударил в ладоши, что прозвучало как раскат грома в притихшей аудитории.
– Спешу поздравить, моя дорогая. По-моему, ты действительно сделала из Моргана настоящего джентльмена. – Слуги почтительно расступились, чтобы дать дорогу хозяину, который обошел Моргана, оглядывая его с ног до головы. – Правильная речь, невероятное самомнение! Истинно королевская осанка. В общем, производит весьма внушительное впечатление, правда?
Морган стоял по стойке «смирно», не шелохнувшись, под взглядом Элизабет, пробежавшим от сверкающих пряжек на башмаках до бархатной ленточки, скрепившей непокорные шелковистые волосы в аккуратную косичку. Сурово сжатые губы тещи тронула улыбка.
– Да, впечатление весьма внушительное, – согласилась она.
– Что ж, в таком случае все в порядке, – отозвался Дугал. – Так, все свободны, в ваших услугах нет больше необходимости.
Слуги удалились, и Морган опустился в кресло, довольный, что он больше не является центром всеобщего внимания.
– Подготовка к твоему путешествию завершена, – объявил Дугал, расхаживая по комнате. – Как договаривались, Рэналд выступит в роли твоего камердинера. Дом для тебя сняли, секретаря наняли, насчет денег все решено.
– Я не нуждаюсь в благотворительности, – тут же вскинулся Морган.
– А ты пробовал прожить в Лондоне без денег в кармане? – язвительно поинтересовался Дугал. – Нет, судя по всему, не пробовал. – Он снова принялся мерить шагами комнату, поглаживая бороду. – Мы с Бет решили остановиться в Блумсбери. Сабрина не должна знать, что мы в Лондоне. Нам надо только позаботиться о том, как ввести тебя в светское общество.
– Пожалуй, следует придумать Моргану титул, – предложила Элизабет, устроившаяся на краю тахты. – Никто в Лондоне не способен устоять против звучного титула. Макдоннеллы – очень древний род. Наверняка у вас был какой-то титул, прежде чем пороки и воровство стали образом жизни твоего клана.
Морган бросил на тещу мрачный взгляд.
– Никогда не задумывался над такой ерундой. Какой смысл в королевской грамоте с печатями, если у тебя ни пенса за душой?
– Не спеши, парень, подумай хорошенько, – скомандовал Дугал. – Поройся в памяти. Если нет бумаги, может, хотя бы легенда, которую передавали из поколения в поколение?
– Альберт… – задумчиво выговорил Морган. – Лорд Альберт, барон, кажется… – Дугал и Элизабет обменялись взглядами, в которых сквозила надежда. – Нет, нет, не то… Сэр Альберт, по-моему…
В окно ворвалась песенка, где говорилось о похождениях Альберта Ужасного, который «сварит суп из ваших костей, из кожи сошьет рубашку, пообедает печенью и поужинает ляжками, так что лучше бежать при его приближении».
Дугал шагнул к окну и рывком отодвинул шторы. Снизу ему ухмыльнулся Рэналд, который и закончил песню припевом:
– Все это сделает Альберт Ужасный, граф Монтгаррский.
Элизабет прикрыла ладонью рот, чтобы не рассмеяться при виде озадаченного Моргана, не знавшего, то ли радоваться, то ли печалиться. Дугал повернулся к зятю с широкой улыбкой:
– Черт побери, парень! Да ты, оказывается, граф. Выше меня чином. Я-то всего виконт.
– Ну что ж, милорд, не пора ли вам воссоединиться с графиней? – Элизабет поднялась и раскинула юбки в шутливом реверансе.
Глаза Моргана пылали отчаянной решимостью, и в настоящий момент он был больше похож на пирата, чем на титулованную особу.
– Готов, миледи, – ответил он. – Осталось только выяснить, готова ли графиня.
Сабрина устало зевнула и прикрыла лицо веером, чтобы окружающие не заметили, как ей скучно. Оркестранты настраивали инструменты, и диссонирующие разрозненные звуки действовали на нервы. «Ничего, надо потерпеть, – убеждала себя больная. – Ничего страшного, всего-навсего еще один бал в доме Бельмонтов. Переживу и это, как пережила бесконечные домашние театральные представления, чтение стихов после званого обеда и томительные вечера, когда тетушка Онора звала гостей поиграть в карты, а меня выставляли напоказ возлежащей на диване, чтобы лондонские светские дамы могли выражать соболезнования и сочувственно шмыгать носами».
Сабрина положила веер на колени и задумалась. Не хотелось признаваться, что она начала испытывать извращенное наслаждение, внимая жалостливым вздохам тетушкиных гостей.
Под шелест аплодисментов на лестнице показались дядюшка Вилли и тетушка Онора, ее мелкие кудряшки подрагивали, как сосиски на сковороде. Все члены семьи Бельмонт слегка смахивали на непропеченные сдобные булки. Глядя на приближающегося к ней дядюшку, больная лишний раз подивилась тому, что ее стройная, всегда подтянутая матушка приходится родной сестрой этому тучному, расплывшемуся мужчине.
– Ну-с, как поживает моя любимая племянница? Как ты себя сегодня чувствуешь? – осведомился Вилли, приподняв голову больной за подбородок. – Надеюсь, приятно проводишь время?
– Я ваша единственная племянница, дядя, и мне было бы совсем приятно, если бы только не болела голова. Она у меня просто раскалывается, и я…
– Ничего, ничего, дорогая, все пройдет. Извини, но я вижу, что прибыл герцог Девонширский. Надо его поприветствовать. – Отечески подмигнув, дядюшка поспешил удалиться.
Снова оставшись в одиночестве, Сабрина грустно вздохнула и огляделась. У высокого окна раскрасневшаяся от удовольствия Энид принимала ухаживания своего бывшего жениха. На фоне траурного темно-серого платья ее кожа светилась, как нежный персик. В этот момент лакей начал выкликать имена прибывающих гостей.
С лестницы, пританцовывая, спустился брат Энид, Стивен, менее полный и значительно более грациозный, чем его сестра. Он склонился над больной и нежно поцеловал в щеку.
– Привет, красавица. Как я посмотрю, ты по-прежнему успешно усмиряешь назойливых кавалеров.
– Стараюсь, – откликнулась Сабрина, удержав кузена за руку. – Но мне кажется, здесь немного сквозит. Боюсь подхватить насморк. Если тебя не затруднит, принеси, пожалуйста, шаль.
– Слушаю и повинуюсь, принцесса, – пробормотал Стивен, которому явно не хотелось возвращаться назад.
– Шерстяную не надо! – крикнула ему вслед Сабрина. – Принеси кашемировую шаль. Смотри не перепутай. От шерсти я начинаю чихать. – И сразу же чихнула от одной мысли, что может оказаться под шерстяной шалью.
К тому времени, когда Стивен вернулся с шалью, огромный бальный зал заполнила шумная толпа, а возле дивана, на котором лежала больная, сгрудились молодые люди, наперебой выражавшие соболезнования и сочувствие. Сабрина командовала поклонниками, как опытный полководец, отправив одного из них за бокалом шампанского, а другому повелев найти и ликвидировать источник сквозняка. В качестве единственного оставшегося в ее распоряжении оружия она использовала грустную улыбку и время от времени кокетливо взмахивала пушистыми ресницами, что неизменно приводило к желаемым результатам.
Ее поведение живо обсуждали и резко осуждали две довольно невзрачные девицы, стоявшие у стены; обе выглядели карлицами из-за неимоверно высоких причесок из чужих волос. Наблюдая, как вокруг Сабрины увиваются молодые люди, дурнушки переглядывались и недоуменно вздымали выщипанные бровки. Дамы говорили на пониженных тонах, но Сабрина их слышала, несмотря на гул голосов и перезвон бокалов.
– Ты погляди, как флиртует эта бедняжка, как старается! Оно и понятно, что ей осталось? Пользуется своей немощью, чтобы хоть как-то привлечь мужчин.
Сабрина прилагала все усилия, чтобы с ее лица не сошла улыбка, мысленно возблагодарив небо за то, что под толстым слоем белил не было видно залившего щеки гневного румянца.
– Говорят, она просто какая-то припадочная. Недавно лакей Бельмонтов рассказал нашей кухарке, что эта… – Девица перешла на шепот.
Ее подруга хихикнула:
– Она ведет себя как ребенок, потому что от нее осталась только половина женщины. И ухаживать за ней может только тот, кто лишь наполовину мужчина.
Обе девицы временами посматривали на неподвижные ноги Сабрины, и ее охватил гнев, захотелось сбросить на пол плед и продемонстрировать сплетницам такое уродство, чтобы они завопили и бросились вон из зала.
– Мисс Камерон, вот ваше шампанское, – прозвучало над головой, появилось вежливо улыбающееся юношеское лицо, и в дрожащей руке Сабрины оказался прохладный бокал.
Прежде чем она успела поблагодарить своего благодетеля, заиграл оркестр. Один за другим поклонники откланивались и отправлялись танцевать. Одну из дам, только что говоривших о больной с такой злобой, пригласил на танец юноша с изуродованным оспой лицом во фраке явно с чужого плеча, и она не могла отказать себе в удовольствии бросить на Сабрину торжествующий взгляд.
Музыка нахлынула волной, затопила, у Сабрины учащенно забилось сердце и быстрее побежала кровь по жилам. Непроизвольно она начала отстукивать пальцами ритм танца, наблюдая за тем, как кружится Энид в объятиях Филипа Маркхема. Вспыхнуло чувство зависти к тем, кто способен бездумно веселиться, галантно раскланиваться, полностью отдаваться плавным звукам чарующей мелодии. И тут же вспомнилась Ив, к которой Сабрина теперь испытывала почти родственное чувство, хорошо понимая, как та страдала, находясь в обществе здоровых и бездушных людей. Горянка всегда оставалась на обочине жизни, ее приглашали на банкет, но никогда не разрешали сидеть за столом наравне со всеми.
Сабрина поднесла к губам бокал шампанского, сделала глоток и чуть поморщилась, ощутив легкую горечь бодрящего напитка. Если бы события сложились иначе и Макдоннеллы отказались прийти на банкет к Камеронам, вполне возможно, Сабрина сейчас танцевала бы вместе со всеми. Она стала внимательно разглядывать лица мужчин, пытаясь представить, могла ли бы она влюбиться в кого-нибудь из них. Но все они казались ей сейчас глупцами и пустышками, способными только болтать и кривляться, переходя с одного бала на другой, от карточного стола – в театр, и так до бесконечности. Их мягкие и вялые руки никогда не знали работы и трудовых мозолей. Их надушенная кожа не может пахнуть солнцем и потом после дня честного труда.
Разве хоть одному из них доводилось охотиться, чтобы обеспечить семью едой? Разве кто-либо из них рисковал жизнью ради спасения своих сородичей? Разве кто-то из них отважился бы брести по колено в снегу милю за милей, чтобы вытащить из полыньи заблудившуюся овечку?
Трудно поверить, что подобные создания способны довести женщину до экстаза и она станет повторять имя возлюбленного в порыве страсти. Не может быть, чтобы эти лица под напудренными париками когда-либо искажала гримаса пылкой страсти. Сердце учащенно забилось при воспоминании, как крепко сжимал ее в своих объятиях белокурый великан, и Сабрина прикрыла глаза.
Оркестр перестал играть, она открыла глаза и увидела, что ее беглые поклонники, оставив партнерш, спешат обратно к ней с виноватым видом, словно им вдруг стало стыдно, что они посмели веселиться, пока Сабрина скучала, прикованная к дивану. Больная тяжко вздохнула. Сейчас, пожалуй, ей было бы гораздо лучше, если бы ее просто оставили в покое.
В это время лакей на лестнице звучно прокашлялся, и торжественно объявил:
– Граф Монтгаррский!
«Только этого не хватало для успеха бала, – ядовито подумала Сабрина, отпивая шампанского. – Еще одна титулованная особа, навевающая смертельную тоску».
Наступила странная тишина. Гости восторженно таращились на лестницу, сбившись в кучу, как стадо овец. Их необычное поведение заинтриговало Сабрину, она приподняла голову, желая рассмотреть того, кто сумел привлечь внимание людей, которые давно разучились удивляться.
Встретившись взглядом с холодными зелеными глазами нового гостя, Сабрина тихо ахнула, бокал выпал из ослабевших пальцев и разбился о мраморный пол.
