Текст книги "Высшая сила"
Автор книги: Тереза Френсис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– Не могу. У меня болят ноги, – тонким, словно у обиженного ребенка голосом отозвалась она. – Когда они под простыней, кажется, что я засунула их в печку.
Ее ноги были ярко-красного цвета, но он был способен обращать внимание только на то, какие они стройные и красивые, и думать только о том, как приятно было бы провести по ним рукой. Он призвал на помощь всю свою выдержку.
– Та зеленая грязь из аптеки не помогла?
– Нет – извини. Тебе пришлось за ней специально ходить.
– Это не важно. Я переживаю только из-за того, что ты мучаешься. Но я же говорил...
– Пожалуйста, не повторяй: «Но я же говорил». На мне была рубашка.
– Короткая рубашка.
– Казни меня, судья. Я забыла, что ноги тоже могут сгореть, и теперь, терплю чертовские муки.
– Боже правый! Кажется, я в первый раз слышу из твоих уст ругательство.
– Будешь меня донимать, еще услышишь. – В темноте послышался ее смех. – Думаю, когда все время имеешь дело с тремя мужиками, невольно опускаешься на их уровень.
– Да, похоже на то. – Он задумался над ее словами. – Это, видимо, для тебя действительно тяжело. Ты всю жизнь провела в окружении женщин. А тут вдруг сплошные ящерицы и стирка.
– Как ты думаешь, Гудини там нормально поживает? – Из темноты донеслось ее хихиканье.
Эти звуки, казалось бы, такие ребяческие и безыскусные, задевали каждый его нерв.
– Донна сказала, что будет за ним присматривать. – Он тоже засмеялся. – Никогда не забуду выражение твоего лица, когда я предложил тебе его подержать. Ты, по-моему, была уверена, что он вцепится тебе в горло.
– В общем, да. А что бы Мери-Элизабет делала в такой ситуации? – спросила она мягко.
Мгновение он хранил молчание, глядя на скользившие по стене отблески фар проходящих машин. Что бы она делала? Единственное, что вызывало его восхищение в характере первой жены, была ее самоуверенность. Если она чего-то и боялась, то он об этом не знал. Она никогда и ни в ком не нуждалась – пока не оказалась при смерти. Но даже тогда она не доверяла ему; даже неизлечимо больная, она сама принимала решения и умела настоять на своем. Ей необходимо было знать, что мальчики не останутся без присмотра. Насколько он помнил, это был ее единственный бескорыстный поступок.
– Она бы не взяла его в руки. Она бы сделала из него ремень и кошелек ему в пару.
– Ох.
Келли беспокойно заерзала, и ее гладкая голень скользнула по его ноге. Ника будто током ударило. Он затаил дыхание и зажмурил глаза – ее волнующие движения воскресили в нем воспоминания о прошлой ночи.
Когда он вчера принес ее в дом, он хотел ее безумно, до боли. Долгое воздержание начинало сказываться, а искушение было слишком велико.
Ее неожиданное опьянение очаровало его. Процедура ее раздевания стала для него изощренной пыткой. От ее тела у него захватывало дух. Мягкость кремовой кожи, свежесть каждой черты, каждого изгиба... Он жаждал любви, и уже ничто в мире не могло бы остановить его.
И никогда еще он не был так раздосадован, так зол. Он был зол не на нее, но на себя – вдвойне за то, что так легко позабыл все данные себе обещания. Собственная слабость вызывала у него отвращение.
Он снова почувствовал, как матрас прогнулся от ее движений.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Немного лучше. – Голос у нее был сонный, мягкий и нежный. – Мне кажется, обезболивающее подействовало. Я только пытаюсь найти удобное положение.
Он испытал сильнейший приступ сексуального напряжения. «Да, я тоже», – мрачно подумал он. Ее замечание было невинным, как и она сама. Может, это и остановило его вчера ночью? Прошлой ночью желание обладать ею пересилило все. Он не мог думать ни о чем другом.
Его спасло только то, что она отключилась. Он хотел, чтобы она все осознавала и испытывала желание. Он улыбнулся. Она и в самом деле испытывала желание – с этим как раз все было в порядке. Но с сознанием было значительно хуже. Если бы Келли не опьянела, она бы уже не была девственницей.
Он услышал мягкое, ровное дыхание и понял, что Келли заснула – наконец-то. Все к лучшему; он знал, что такое мучиться от боли. Она беспокойно раскинулась во сне. Ее рука скользнула по его шее и опустилась на грудь. От этого прикосновения по его телу прошла дрожь.
Его по-прежнему влекло к ней. Она была абсолютно трезва и, судя по дыханию, спала, но он вожделел ее ничуть не меньше, чем прошлой ночью. Отпустит ли его когда-нибудь эта страсть?
Он поднял ее руку со своей груди и, поцеловав в ладонь, положил ее на подушку. На него пахнуло свежим запахом ее духов, и огонь в жилах разгорелся с новой силой. Невыносимо. Если бы она не обгорела на солнце...
Келли открыла глаза и увидела, что ночные тени померкли. Она отлично выспалась. Осторожное движение ногами вызвало приступ боли, напомнившей ей о вчерашней глупости. Новая попытка несколько ослабила неприятные ощущения.
Прислушавшись, она не уловила никакого шума в соседней комнате. Видимо, мальчики все еще спали. Должно быть, совсем рано. Возле нее матрас прогибался под тяжестью тела Ника. Ее губы расплылись в улыбке. Она не одна. Вот ей и довелось проснуться рядом с мужчиной. Осторожно, стараясь не разбудить его, она перевернулась.
Ник лежал лицом к ней, подсунув одну руку себе под подушку, а другую положив на кровать между ними ладонью вверх, будто в манящем жесте. Она где-то слышала, что настоящее испытание для брака – это увидеть своего супруга сразу после пробуждения. В неясном предутреннем свете он был очень даже ничего себе – такой милый. В нем угадывалась какая-то уязвимость, и он по-прежнему был самым красивым из всех мужчин, каких она встречала.
Она подняла руку и протянула к нему. Он шевельнулся, и она замерла. «Господи, не дай ему проснуться, – попросила она. – Дай мне полюбоваться на него такого – беззащитного и умиротворенного. Еще чуть-чуть».
Его темные волнистые волосы были спутаны, и даже в тусклом свете она различала его легкую щетину. Он глубже зарылся лицом в подушку. Его тепло манило ее, словно огонь заблудшую душу. Она придвинулась к этому теплу поближе, насколько только осмеливалась, чтобы не потревожить его. Поднятой рукой провела в воздухе, как будто погладив его плечи. Она охватила взглядом широкий размах его груди, представила себе, какова на ощупь густая поросль волос, не смея до нее дотронуться. Очертила в воздухе мощный бицепс на его предплечье и тяжело вздохнула.
– Ох, Ник, – прошептала она, – так больше не может продолжаться.
Глава 8
– Ну почему тебе н-надо уезжать, п-папа?
– Потому что я должен представлять в суде очень важное дело. – «Лжец», – подумал Ник. Обвинительное заключение пронеслось у него в голове. Он звонил в офис и знал, что его компаньон легко может сам справиться с этим небольшим затруднением.
Просто нужен был предлог для бегства. Он взглянул на Келли, сидевшую на стуле. Она была очень привлекательна в блузке и шортах. Он слышал ее шепот этим утром. Ему потребовалось все самообладание до последней крупицы, чтобы в тот момент не заключить ее в объятия.
Он больше не сможет провести ни единой ночи вместе с ней в постели, не прикасаясь к ней. Ему нужно обратно в Коннектикут, в отдельную кровать.
Скотт плюхнулся на диван и посмотрел на отца.
– Ты говорил, что на этот раз все будет иначе. Обещал, что будешь здесь всю неделю.
– Я знаю, сынок. Но от этого дела многое зависит. Если я не смогу заработать денег, ты не сможешь играть в хоккей.
– Ну если ты так поворачиваешь...
– Я знал, ты поймешь. – Ник увидел растерянность на лице Келли.
С улицы донесся гудок. Он подхватил свой чемодан.
– Мой экипаж подан. Желаю вам приятно провести остаток недели. Если вам что-нибудь понадобится... – Он в нерешительности сделал паузу. – Звоните.
Келли смотрела, как за ним закрывается дверь. Звоните? И это все? Он даже не собирается позвонить сам, чтобы узнать, как они тут, даже мальчики его не интересуют?
Боль и досада сжали сердце. Ник мог бы быть более чутким. Келли взглянула на мрачные лица мальчиков и отругала себя за то, что думает только о себе.
– Сегодня отличный денек, парни. А не пойти ли нам на берег?
– На пляж, – поправил ее Скотт.
– Все равно. – Она взглянула на него, уперев руки в бока. – Знаешь, мы ведь тоже можем вернуться. Мы вовсе не обязаны оставаться здесь до конца недели.
– Дома нечего делать, – сказал Скотт.
Она перевела взгляд на Брэда. Тот кивнул в знак согласия.
– Тогда отлично. Мы останемся и проведем время в свое удовольствие. – В конце фразы ее голос сорвался.
– Без папы никакого удовольствия не будет.
Ее вдруг охватило раздражение.
– Скотт, за эти несколько дней, что мы здесь пробыли, ты совсем немного времени провел с отцом. Почему это вдруг стало для тебя так важно?
Скотт отвернулся от нее и посмотрел на брата.
– Я иду на пляж. Ты со мной, пустая башка?
Брэд широко раскрыл глаза:
– Можно, тетя К-Келли?
Она кивнула и проследила взглядом, как за ними захлопнулась дверь.
Первым ее побуждением было наказать Скотта. Но если бы он сейчас не ушел, тут был бы такой фейерверк, какого в День независимости не увидишь. Он сбежал так же, как и Ник. Это, наверное, у них наследственное.
А может быть, Ник уехал, потому что не мог спать с ней в одной постели?
Келли могла поклясться, что Ник становится мягче, что стены Иерихона начинают рушиться. Она осыпала проклятиями его профессию, его самопожертвование и этот судебный процесс. Ее ожидали томительные, нескончаемые дни без него. Келли вздохнула.
Вчера она заметила на бульваре книжный магазин. Она решила приобрести что-нибудь про семейные взаимоотношения и еще, может быть, книгу о том, как обращаться с трудными подростками. Впереди была долгая неделя.
Келли вырулила на подъездную дорожку, затормозила и выключила зажигание. Она потерла шею и поводила плечами, разминая мускулы после долгого пути. Путь океанскому ветру преградили Прибрежные Холмы, и влажный воздух Коннектикута сомкнулся вокруг нее. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки, подставляя кожу ветерку.
Глядя, как мальчики радостно несутся к дому, Келли вылезла из машины и пошла вдоль дорожки к почтовому ящику. Взяв кипу конвертов, побрела обратно следом за детьми и поднялась по ступенькам на широкое крыльцо. Передняя дверь была приоткрыта, через щель до нее донесся приглушенный голос Скотта, беседующего с кем-то по телефону.
Ее розовый игрушечный медведь сидел на страже прямо перед дверью. Записка, написанная рукой Ника, все еще была пришпилена к его банту. Теперь это был их переговорный пункт, и все первым делом смотрели туда, если никого не было дома. Она поискала глазами новое послание, какое-нибудь приветствие по случаю возвращения домой. Ничего не обнаружив, почувствовала легкое разочарование, но постаралась его отогнать.
– Тетя Келли, можно я пойду на ночь к Марку? – послышался крик из кухни.
– А ты не хочешь увидеться с отцом? – сухо спросила она, пройдя через столовую.
– Нет. Увижусь завтра. Через день начинаются занятия, и я смогу спать допоздна только по выходным.
– Мне все равно. – Внезапно ее осенила идея. – Только за это разгрузи машину, пожалуйста, – мягко попросила она.
– Конечно. Но Брэд тоже должен помочь. Он собирается на ночь к Эрику.
– Ну что ж, справедливо. – Она смотрела, как оба бегали от машины к дому и обратно, пока все сумки, мокрые полотенца, купальные костюмы и белье не оказались сваленными в груду возле входа.
– А т-теперь мы можем идти?
– Конечно.
Она оглядела весь этот бедлам и подумала, что заключенный договор был явно не в ее пользу. Пока она решала, отнести ли чистое белье наверх или бросить в стирку в подвале, одно письмо выскользнуло из пачки в ее руках. Нужно делать все по порядку.
Она пошла в свою комнату и положила свои письма на кровать. Потом поднялась по ступенькам и направилась через холл в кабинет Ника.
Проходя мимо его спальни, остановилась и заглянула туда. Кровать была аккуратно застелена цветастым покрывалом.
Черная пустота отчаяния разверзлась и поглотила ее. Стоит ли дальше пытаться? Есть ли хоть малейший смысл снова и снова нарываться на унизительные для нее отказы?
Она стукнула пачкой писем по своей ладони и пошла дальше. Открыв последнюю дверь справа, вошла в нее. Кабинет Ника до последней скрепки был само совершенство. Две стены были сплошь заставлены книжными полками, две другие завешаны школьными и спортивными фотографиями мальчиков. Весь центр комнаты занимал дубовый стол. Слева от него под прямым углом располагался компьютерный стол, где красовались новейшие образцы компьютерной индустрии.
Келли прошла вглубь комнаты. На зеленой салфетке в центре стола лежала стопка писем. Несколько листков бумаги были небрежно брошены поверх этой кипы. Положив корреспонденцию, она взглянула на письмо без конверта. Знакомый почерк привлек ее внимание, и она подняла его.
Это письмо написала ему она сама после того, как уехала; чтобы собрать вещи перед свадьбой. Конверт был разорван, листки истрепаны, явно от частого перечитывания. Ей в глаза бросилась фраза: «Между нами всегда существовала связь, Ник».
Она просмотрела всю пачку. Удивление, оторопь, смущение сменяли друг друга. Все письма лежали по порядку, на конвертах красовались давнишние даты. Он сохранил все, что она когда-либо ему писала. Но почему? Если он ее не любит, нет никакого смысла хранить это. Она положила все обратно, как было до ее прихода, и вышла.
Проходя обратно по коридору, Келли еще раз остановилась возле его спальни. Дверь шкафа была отворена. Его брюки, пиджаки и рубашки занимали там половину пространства. Пустая половина будто поддразнивала ее.
Внезапно Келли приняла решение. Она должна занять в доме место, которое принадлежало ей по праву, – в постели Ника. Даже если он так и не дотронется до нее, необходимо что-то предпринять. Иначе они никогда не станут семьей.
Решительно прошагав вниз по ступенькам, она зашла в свою комнату и набрала охапку одежды, развешенной на плечиках. Взбежав наверх, повесила свою одежду в незанятой половине шкафа рядом с костюмами Ника.
Вид ее одежды рядом с мужскими костюмами Ника принес ей глубокое удовлетворение. Уперев руки в бока, она кивнула шкафу:
– Принимай.
Отправившись в свою комнату за следующей порцией одежды, Келли услышала, как где-то в отдалении хлопнула дверца машины. Взглянув на часы, она поняла, что уже поздно. Ник знает, что они должны вернуться. Интересно, отложит он свою работу или задержится?
Перетащив наверх свое нижнее белье, она выдвинула ящик. Там лежали носовые платки и белье Ника. Нужно было переложить все это в другой ящик.
Бросив ворох нижнего белья, лифчиков и свою кремовую шелковую ночную рубашку на его кровать, она начала разбирать и перекладывать носки и пуловеры Ника.
– Где мальчики? Чем ты занимаешься?
Она резко обернулась. Ник стоял в дверях с грозным видом, держа в руке ее трусики. С прищуренными глазами и тяжелой квадратной челюстью, он был поистине страшен. Гнев Божий был ничто в сравнении с гневом Ника Де Корса.
– Мальчики ночуют у друзей. – Она откашлялась и замолчала.
Узел галстука болтался под расстегнутой пуговицей его белой рубашки. Темные жесткие волосы выглядывали из-под воротника, а пиджак полосатого костюма свисал у него с руки.
Он сделал шаг внутрь комнаты и повесил ее трусики на дверную ручку.
– Я спросил, чем ты занимаешься.
– Делаю то, что должна была сделать в тот самый день, когда мы поженились, Я переезжаю, по-настоящему переезжаю.
– Черт тебя побери.
Ник шагнул к кровати и бросил свой пиджак, его темный рукав упал поперек ее шелковой ночной рубашки. Эта штуковина, видимо, предназначалась для первой брачной ночи. Он нервно провел рукой по волосам. Ни за что.
Именно из-за этого он и бросил их на побережье. И после возвращения он работал по четырнадцать – шестнадцать часов в день, стараясь отогнать мысли о Келли. Без сомнения, он не вынесет этого. Видит Бог, любовь между ними так же неизбежна, как вечерний закат или утренний восход. И она понятия не имеет, на что идет.
Келли направилась к двери.
– Куда ты?
– За остальными вещами. А что мне еще остается делать? Наши взаимоотношения под угрозой, и невозможно этого не видеть, – Она склонила голову набок, на минуту задумавшись, и потом продолжила: – А ты совсем не изменился. Помнишь, когда ты злился в юридической школе, каждый раз после нашей ссоры с головой зарывался в книги, и у тебя повышались отметки. Знаешь почему?
– Нет, но ты мне хочешь об этом рассказать, ведь так?
– Ты сам понимаешь. Ты не мог общаться. Ты чувствовал себя как рыба, вытащенная из воды, и не мог этого вынести.
– Ты сама не понимаешь, что болтаешь. – Болезненные воспоминания с новой силой обрушились на него. – Думаешь, ты вела себя лучше?
– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила она.
– Ты начала встречаться с тем тощим прыщавым юнцом из твоего класса!
– Он был прекрасным, великодушным человеком. – Ее глаза сузились. – А кроме того, ты начал встречаться с моей сестрой.
Теперь она поворачивала нож в его ране. Это была запретная тема.
– Что, нечем крыть? Ты не прав, Ник.
Он ничего не ответил. Ее лицо смягчилось, плечи опустились. Она приложила палец к губам, будто хотела взять свои слова обратно.
– Я знаю, ты любил Мери-Элизабет, и ты скучаешь по ней. Но ты должен дать ей уйти.
Он не хотел думать о своей прежней жизни, и тем более ему не хотелось обсуждать ее с Келли. Его ответом было молчание. В свои тридцать восемь лет он привык держать чувства при себе.
– Мне кажется, я уже получила ответ. – Она шагнула к нему.
– Куда ты идешь?
– Я же тебе сказала – за остальными вещами.
– А я сказал тебе – нет.
– Зачем ты на мне женился, Ник? – Ее голос вдруг сделался тихим, мягким, умоляющим.
– Ты знаешь зачем.
– Нет, не знаю. Я могла бы заботиться о мальчиках и без этого.
– А что сказали бы соседи? Ты же монахиня.
– Была. Я была монахиней. А до того я была женщиной... И я по-прежнему женщина. У меня есть чувства. И я сделана из мяса и костей. Вот, попробуй. – Она прижала руку к его груди, прямо над сердцем.
Что-то оборвалось внутри него, будто лопнула сильно натянутая пружина. Он хотел ее – сильно – в то давнее время, но это было ничто по сравнению с тем, как он хотел ее теперь.
Она по-прежнему таила в себе угрозу. И он вынужден овладеть ею, чтобы потом снова поставить на то место, которое ей определил. Он способен на это. Один уголок его души был закрыт, он не пускал туда никого, и уж тем более женщин.
Келли наблюдала за его борьбой с самим собой и, затаив дыхание, ждала, что злые чары рассеются, как это уже бывало. Тут ее охватил испуг. Вдруг он опять ее отвергнет? Она не вынесет еще одного отказа.
Под ее рукой тяжело стучало его сердце – обнадеживающая весточка. Биение ускорилось, когда он потянулся к ней. Его губы, теплые и мягкие, коснулись ее губ. Он прервал поцелуй, и разочарование вновь навалилось на нее.
– О, Ник, – взмолилась она. – Не поступай так со мной снова. Не начинай, пока...
– Не бойся. Я уже не смогу остановиться. Только... – Нежная улыбка заиграла на его губах и растаяла. Дрожащей рукой он откинул волосы с ее лба.
Она поймала его пальцы:
– Что ты? Это я должна нервничать. У меня это впервые.
Взглянув в его темные глаза, она уловила в них неуверенность. Она стиснула его руку, перевернув ее, поцеловала в ладонь и притиснула ее к своей груди.
– Келли... – Ее имя прозвучало совсем тихо и ласково. Он наклонился и нежно поцеловал ее. Потом быстро отстранился.
– Ник... не уходи.
– Не волнуйся. – Он закрыл и запер дверь. – Простая предосторожность. Не хочу, чтобы нам кто-нибудь помешал.
Он подошел к кровати и стянул с нее покрывало. Его пиджак соскользнул на пол вместе с ее ночной рубашкой.
– Ник, моя рубашка...
– Она тебе не понадобится. – Его взгляд был настойчив и полон страсти. Он протянул руку.
Улыбаясь, она сняла трубку с телефона на ночном столике:
– Чтобы никто не помешал.
Келли присела на край постели, а Ник встал на колени перед ней. Он расстегнул пуговицу на ее блузке. Она затаила дыхание. Медленно, одну за одной, он расстегнул их все, потом широко распахнул и спустил блузку с ее плеч. Она осталась в одном белом хлопчатобумажном бюстгальтере, чувствуя, что еще не готова расстаться с этой эфемерной защитой.
Ник вздохнул, и она провела указательным пальцем по его напряженной шее. Она гладила могучие мышцы на его предплечьях, обводила контуры широкой груди. Жесткие темные волосы щекотали ей пальцы.
Быстрым движением он протянул руку ей за спину и расстегнул бюстгальтер. Кровь прилила к ее щекам, но Келли заставила себя взглянуть ему прямо в глаза.
Он улыбнулся.
– Ты еще прекраснее, чем я себе представлял. Келли... – Он обхватил ее за талию, опрокинул на спину и облокотился локтем на постели, вбирая в себя взглядом каждый изгиб ее тела.
Он поглаживал ее грудь легкими прикосновениями, от которых по ее телу стало разливаться блаженство. Она закрыла глаза, почувствовав, что на помощь его рукам пришли губы. Келли жаждала большего. Он придвинулся вплотную, так, что пряжка его пояса вдавилась ей в живот.
Затем поднялся, и кровать закачалась под ней. Она боялась открыть глаза, но в то же время хотела бесстыдно наблюдать за всем от начала до конца. Слишком долго ждала она этого момента, чтобы что-то теперь пропустить.
Он снял брюки, ни на секунду не спуская с нее взгляда. Она боялась, что в первый раз вид полностью обнаженного мужчины шокирует ее. Но он был прекрасен. Широкие плечи и грудь, сужаясь, переходили в плоский живот. Она перевела глаза ниже, и в ней зажегся огонь. Никогда еще она не чувствовала ничего подобного.
Он снова был рядом.
– Да, – прошептала Келли и повернулась, плотнее прижавшись к нему и наслаждаясь пьянящим запахом его близости. Внезапно, поддавшись импульсу, она лизнула его ухо. Он судорожно вздохнул. – Покажи мне, что делать дальше, – прошептала она.
– Моя хорошая, ты все делаешь правильно.
Он откинул ей волосы и поцеловал в шею, нащупав языком чувствительное местечко чуть пониже уха. Дрожь наслаждения сотрясла ее тело. Он опять обхватил рукой ее грудь, начал поглаживать живот. Сила его ласки возрастала, дыхание участилось в унисон с ее собственным.
Он страстно поцеловал ее, скользнув языком по зубам, затем проник глубже. Его руки не переставали поглаживать ее тело, доставляя неведомое доселе наслаждение. Напряжение росло в ней, пока она не почувствовала, что больше не выдержит.
– Пожалуйста, Ник...
Он навис над ней, упершись руками в кровать. Она сомкнула пальцы вокруг его запястий и затаила дыхание, почувствовав, как он раздвигает ей ноги.
Ее пронзила короткая острая боль. Она с радостью приняла незнакомую тяжесть его тела и, обняв его, прижала к себе. Бархат и сталь, неискушенность и опыт – они слились в едином вневременном движении. Никогда в жизни она не испытывала большего наслаждения. Его тепло и близость пролились бальзамом на ее израненную душу. Келли хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
Внутри ее растекалось тепло. За закрытыми веками кружили желтые, оранжевые, красные огоньки, взрываясь фонтанчиками наслаждения по всему телу. Она прижалась лбом к его груди и вздохнула. Теперь она знала, что значит любить мужчину. И знала, что теперь ни за что не согласится на что-то меньшее.
Ник застонал, напрягся и вздрогнул. Он еще плотнее прижал ее к себе и зарылся лицом в ее шею. Она ощутила, как содрогнулось его тело, и погладила мускулистую спину мужа. Наконец он отстранился и провел рукой по лицу. Он притянул ее к себе, и она положила голову ему на плечо. Потом он поцеловал Келли, и оба позабыли о времени.
