Текст книги "История Рима"

Автор книги: Теодор Моммзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава VII РИМСКАЯ РЕСПУБЛИКА В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ СВОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ И ГОСУДАРСТВО, ОСНОВАННОЕ ЦЕЗАРЕМ.

Личность Цезаря. Цезарь заставляет все партии примириться с новым порядком. Монархия. Устройство финансов, реорганизация раздачи хлеба и системы налогов, сокращение расходов. Провинциальная администрация, суд. Реформы в армии. Меры к подъему латинской нации. Борьба с пролетариатом, меры к упорядочению отношений богатых и бедных, законодательство о долгах. Заботы о провинциях. Отношение к латинскому и к эллинскому элементу.

После битвы при Фапсе единственным повелителем всего Римского государства стал Юлий Цезарь. Это был человек в полном смысле гениальный, он был от природы одарен более, чем какой-либо другой исторический деятель. Нелегко, даже прямо невозможно дать в кратких словах полную характеристику этого удивительного человека, но если указать хоть некоторые, даже, быть может, и не главные, свойства его ума и характера, то и тогда станет ясно, насколько необыкновенны были его дарования.

Гай Юлий Цезарь (род., вероятно, 1 июля 100 г.; убит 15 марта 44 г.) происходил от одного из древнейших римских родов и принадлежал по рождению к высшей римской аристократии. В молодости он вел образ жизни, обычный богатым молодым людям его круга, предавался всевозможным увлечениям, вкусил, можно сказать, и пену и осадок от чаши наслаждений, но не растратил своих духовных и физических сил, отдавал увлечениям, кажется, только их избыток и до конца дней оставался бодрым и веселым человеком, неотразимо привлекавшим к себе всех, с кем имел дело, и сам сохранил способность искренно привязываться и нежно любить.

Цезарь был прирожденный государственный человек. Он начал свою деятельность в партии, которая боролась против существующего правительства, и потому долго как бы подкрадывался к своей цели, затем он играл видную роль в Риме, потом выступил на военном поприще и занял место в ряду величайших полководцев – не только потому, что одерживал блестящие победы, но и потому, что он один из первых умел достигать успеха не огромным перевесом сил, а необычайно напряженною деятельностью, когда это было необходимо, искусным сосредоточением всех своих сил и невиданною быстротою движений.

Затем выделился Цезарь и как администратор, обнаружил замечательный ораторский и литературный талант – во всех своих проявлениях жизнь ключом била в этой удивительно одаренной натуре, на всех поприщах совершил Цезарь дела, которые на каждом давали ему право на первые места,– и ни одному этому поприщу не отдавал он своих сил целиком, всегда и надо всем преобладал в Цезаре государственный человек: всегда имел он пред глазами свою великую цель – возродить свою родину, поднять в политическом, в военном и в умственном и нравственном отношении глубоко павшую латинскую нацию и еще глубже павшую родственную ей эллинскую. Только деятелю с дарованиями Цезаря и была доступна такая цель, если он и не достиг ее вполне, то сомнительно, было ли и возможно достигнуть большего, и во всяком случае Цезарь совершил столько, что больше его не сделал ни один человек.

Удивительны духовные дарования, какие проявил Цезарь. Он обладал в высшей степени проницательным умом, невозможно лучше, чем он, оценивать людей» находить для каждого место, на котором он мог приносить наибольшую пользу. Наблюдательность Цезаря была поразительна, благодаря ей он быстро ориентировался в самых трудных положениях, а его приказания даже там, где он распоряжался заочно, были всегда удивительно ясны и исполнимы. Память Цезаря была необычайно точная и сильная: он удерживал в голове огромную массу фактов и мог с легкостью вести одновременно самые различные дела. Наиболее же удивительным свойством Цезаря была, так сказать, гениальная трезвость его ума: он охватывал своим умственным взором все стороны действительной жизни, ничего не упускал, все оценивал верно, находил всегда наиболее легкие и прямые пути к цели, никогда не увлекался ничем недостижимым, как бы ни казалось оно заманчивым. Все дела, которые он вел с небывалою творческой силой, все перемены, которые он производил, с чудной гармонией направлял он к одной общей цели и никогда не был принужден что-либо переделывать,

И при всем том никогда не был Цезарь отуманен своими успехами, всегда он чувствовал, что не все достижимо для человека, что многое зависит от случая, от счастья, и потому, с одной стороны, часто действовал с необычайною смелостью, полагаясь на судьбу, с другой – никогда не испытал чувства разочарования. Когда он стал монархом, он всегда действовал лишь так, как того требовал долг правителя, никогда не поддавался капризу, и никогда не влияла на него возможность видеть около себя беспрекословное повиновение.

Все, что совершил Цезарь, сделано было в течение едва пяти с половиною лет, из которых два года заняты были войною. Все, что делал Цезарь, он делал так, как будто план у него был давно и всесторонне обдуман. Полон ли план – пусть судит тот, кто считает себя способным помериться с гением Цезаря. Его делу люди не перестают удивляться уже почти две тысячи лет, и кажется, что человечество пойдет по стезям, проложенным Цезарем, пока не разрушится мир…

Приступая к переустройству государства, Цезарь прежде всего покончил счеты со старым порядком и с участниками борьбы. Он решил, что все прежние счеты и распри должны быть прекращены, так как правление сената, против которого боролись демократы, заменилось монархией, которой обе стороны обязаны одинаково подчиниться. Демократы находили, что они получают слишком мало, и были недовольны Цезарем, многие из них мечтали о временах Цинны и Катилины, об отобрании имущества у богатых и уже во всяком случае о кассации всех долговых обязательств. Еще Цезарь не одержал фарсальской победы, как претор Марк Целий Руф, за ним Милон и трибун Долабелла попробовали осуществить такие вожделения. Энергичными мерами Цезарь быстро подавил начинавшуюся было смуту, эту на долгое время последнюю попытку демагогической революции.

С партиею аристократии Цезарь обходился очень мягко, к памяти Помпея он всегда выказывал полное уважение и велел восстановить в здании городского совета его статую, низвергнутую людьми, не в меру спешившими показать свою преданность победителю. Простые солдаты, служившие в армии Помпея, не были подвергнуты никаким наказаниям. Полное помилование было дано и всем офицерам, которые не участвовали в борьбе после испанского похода 49 г. Офицеры, продолжавшие сражаться в армии сената и после этого, были наказываемы лишением большей части имущества, а те, которые, быв уже взяты однажды в плен, затем снова попадались с оружием в руках, присуждались к казни. Впрочем, всякие послабления применялись весьма широко, и все просившие прощения всегда его получали. Цезарь правильно рассчитывал, что при таком отношении побежденная партия скорее растворится в новом государстве, а для устроения его он нуждался в тех умственных силах и в той опытности, какие были в рядах побежденной партии, только главные ее деятели были устранены, а второстепенным и третьестепенным представителям и всем вообще молодым людям были открыты все пути государственной и общественной деятельности, их даже привлекали к ней своего рода принуждением, хотя осторожным и сдержанным. Участие в государственной работе деятелей всех партий, пусть даже иногда и вынужденное, переводило весь народ к работе на новом поприще, открытом для него Цезарем.

Та форма, какую придал Цезарь устройству Римского государства, неограниченная военная монархия, явилась логически неизбежным завершением исторического развития античных государств, где все построено было на рабстве, где из городского устройства в течение веков развился олигархический абсолютизм, по сравнению с ним неограниченная монархия являлась меньшим злом.

Как глава государства Цезарь носил несколько титулов. Прежде всего он принял звание «постоянного диктатора», причем полномочна его определялись не как прежняя, законом установленная диктатура, а как высшая, экстраординарная должность, наподобие диктатуры сулловской: особым народным постановлением Цезарю были вручены неограниченные полномочия для устройства государства. Временами Цезарь принимал и звание консула, обыкновенно же именовался императором. Это звание употреблялось прежде для обозначения военачальника, который имел в своих руках власть, независимую от сената, и власть Цезаря действительно ближе всего подходила к императорской, потому что он пользовался полномочиями, какие прежде предоставлялись консулам и проконсулам за пределами города, и совмещал у себя высшую военную, административную и судебную власть. Его власть превосходила другие власти тем, что не была ограничена сроком и местом и не была стеснена сотовариществом, как консульская. Император не был обязан соблюдать ограничения, стеснявшие консулов, не был должен допускать апелляцию к народу и принимать во внимание постановления сената.

По существу, Цезарь восстановил власть прежних царей, память и понятие о которой, собственно говоря, и не умирали в Римском государстве: ведь во многих исключительных случаях прибегали к замене ограниченных и коллегиальных властей единоличною и неограниченною властью. К статуям семи царей, которые с древнейших времен стояли в Капитолии, Цезарь велел прибавить восьмую, свою собственную, на публичных торжествах он не раз появлялся в костюме древних царей Альбы, имя его упоминалось теперь в государственных актах наряду с именем общины, как ее олицетворение и воплощение. Около нового монарха немедленно начал складываться двор с его церемониалом и торжественностью, явилась и новая аристократия: Цезарь особым народным постановлением получил право приравнивать новых лиц и новые роды к числу тех древнейших аристократических родов, которых к его времени оставалось всего шестнадцать. Только имени царя не принял Цезарь, чтобы не применять к себе слова, давно окруженного в Риме особенною ненавистью.

Тот стародавний строй, в силу которого единственным источником законодательства являлась вместе с царем община. Цезарь сохранил и все свои нововведения узаконил народным голосованием, но понятно, что участие граждан в законодательстве стало, в сущности, уже пустым звуком, все дела направлял единолично монарх. Сенату Цезарь предоставил роль, принадлежавшую ему при царях, именно роль лишь государственного совета, предварительно обсуждающего законы и публикующего их. Так как прежний сенат был в оппозиции Цезарю, то он увеличил число сенаторов в полтора раза, довел до 900 человек, причем пополнил его состав, конечно, своими сторонниками, не стесняясь включить в число сенаторов не только вовсе не знатных людей, но даже сыновей вольноотпущенников и граждан из Галлии и Испании, которые только уже в сенате выучивались говорить по-латыни. Непосредственного влияния сената на дела Цезарь не допускал, но привлекал к обсуждению дел в своем совете всех, кто мог быть полезен.

Вся административная власть была целиком в руках императора. При выборе исполнителей он действовал совершенно в том духе, как всякий хороший римлянин управлял своим домом и своими личными делами: он брал помощников отовсюду, где находил, а по преимуществу выбирал способных людей из числа своих низко рожденных клиентов, вольноотпущенников и даже рабов. Таким образом, он имел очень широкий круг для выбора, и в числе его помощников было много людей, действительно очень способных. Мы не замечаем тем не менее следов влияния кого-либо из них; все, что сделано было Цезарем, сделано, к бесконечному нашему удивлению, по его личному почину, его собственным творческим гением.

Прежде всего Цезарь занялся финансами, эта именно отрасль всегда поручаема была вольноотпущенникам императора. О финансовых затруднениях Римского государства нам приходилось говорить уже не раз. Доходы государства с присоединением областей на Востоке возросли почти в полтора раза. Главным расходом был расход на прокормление столичной черни – он поглощал почти пятую часть всего бюджета, затем следовали расходы на содержание армии и на войны: огромные по тем временам денежные суммы шли на снаряжение флота против пиратов, примерно почти столько же получали каждый год Помпей и Цезарь на свои испанские и галльские войска, остальное расходилось на все другие необходимые издержки. Доходов с избытком хватало бы на все государственные нужды, если бы в среде лиц, заведовавших финансами, не водворились крайняя бесчестность, леность и неумелость.

Цезарь начал реформы в финансовом управлении с того, что сократил расходы на выдачу хлеба. К его времени пользовались бесплатно раздаваемым хлебом до 320 000 человек, по приказанию императора было определено число людей, действительно не имевших других средств пропитания, кроме поддержки со стороны государства, таких оказалось 150 000. На это количество Цезарь и приказал впредь отпускать хлеб, с тем чтобы ежегодно проверялось имущественное положение получающих, и в число имеющих довольствоваться за счет государства новые лица могли быть включаемы только на освободившиеся места. Таким образом, из подачек всякому тунеядцу Цезарь сделал как бы выдачу пенсий нетрудоспособным, и установление, которое было позором и бременем для государства, он обратил в первое звено цепи тех мероприятий, которыми безграничное человеческое сострадание борется с бесконечной человеческой нуждой.

Затем Цезарь преобразовал взимание податей, именно систему откупа сохранил только для податей косвенных, подати же прямые стал собирать без участия откупщиков: для каждой общины определена была сумма, какую должна была она внести, и собирание ее и распределение было возложено уже на самую общину. Вообще, поборы были понижены, так как теперь государство могло получать их прямо, без того, чтобы значительные суммы оставались, как было прежде, в карманах откупщиков, в Азии, например, поборы были понижены на целую треть. Многие города по особым пожалованиям получили разные льготы в отбывании податей и повинностей, некоторые за упорную борьбу против Цезаря были наказаны повышением сборов, но таких было значительно меньше. В виде чрезвычайного дохода в государственную казну поступили значительные суммы, вырученные от продажи конфискованных имуществ. При этом Цезарь строго следил, чтобы покупные суммы исправно и без замедления вносились в государственную казну, и не делал никаких послаблений даже и ближайшим своим друзьям – в этом отношении он действовал не как Сулла. Государственные расходы были пересмотрены и по возможности сокращены. Оказалось вполне возможным покрывать их из обыкновенных доходов, даже и при значительном увеличении расходов на армию, вызванном заботами Цезаря о безопасности границ и увеличением вдвое жалованья легионерам, что представлялось действительно справедливым, так как они получали вознаграждение, установленное уже очень давно и совершенно ничтожное по изменившейся стоимости денег. Чрезвычайные доходы дали средства на обширные и грандиозные общественные работы.

После реформ в финансовом управлении роль наместников в провинциях свелась только к административному надзору и к начальствованию войсками, распределял наместничество всегда сам Цезарь. Командование войсками он никогда не поручал своим личным слугам, и потому на должности наместников назначались по-прежнему бывшие консулы, преторы или квесторы. Магистраты города Рима Цезарь сохранил: должности консулов, преторов, эдилов, трибунов, квесторов, почтенные от древности и столь тесно связанные со славным прошлым Рима, не были отменены, но значение этих чиновников было уже не прежнее. По основному принципу республики признавалось, что она воплощалась в городе Риме, и потому эти должностные лица, имевшие первоначально отношение только к управлению городом, стали затем государственными чиновниками. Теперь они превращены были снова в чиновников городского управления столицы. Избирались они по-прежнему народом, что, конечно, не мешало Цезарю отстранять тех из них, которых он находил непригодными.

Цезарь снова признал за собою и то право, которое в древности принадлежало римским царям, именно право лично творить безапелляционный суд, когда царь найдет это нужным. Для обыкновенных дел были, в общем, сохранены прежние порядки: дела решались, под общим руководством претора, разными комиссиями присяжных. В эти комиссии Цезарь назначал одинаково лиц и сенаторского, и всаднического сословия, но только из числа обладавших довольно высоким имущественным цензом. Римское судопроизводство давно пришло в полный упадок: смуты и дикие насилия последних лет превратили судебный процесс из серьезного юридического акта в орудие борьбы партий. Тут пускалось в ход все – деньги, угрозы и прямые насилия. Не только уголовные, но и гражданские дела часто решались очевидно неправильно. Много стараний приложил Цезарь, чтобы устранить в этой области различные злоупотребления, но особенно заметных результатов он тут не достиг: нелегко потрясти в умах массы уважение к закону и справедливости, но восстановлять его еще труднее.

Римская военная сила ко времени Цезаря находилась почти в таком же упадке, как карфагенская ко времени Ганнибала. По закону существовала всеобщая воинская повинность, но наборы производились самым несправедливым образом, и всякий сколько-нибудь состоятельный человек избегал службы в солдатах. Только в кавалерии служили и в низших чинах знатные молодые люди, и потому она давно стала лишь украшением столичных празднеств и совершенно никуда не годилась в военном отношении. Высшие классы доставляли офицеров – и офицеры, храбрые и годные к военному делу, считались единицами. Повышения покупались обыкновенно прямо за деньги, вся армия была совершенно дезорганизована, от прежней дисциплины не осталось и следа, боевые качества пали чрезвычайно. Цезарь подтянул вожжи дисциплины. Чтоб заставить и высшие классы нести службу, он ввел закон, что получить какую-либо должность в общине и заседать в общинном совете может лишь тот, кто прослужил три года офицером или шесть лет солдатом. Набор начали производить с большею правильностью, а срок службы в солдатах был сокращен. Конницу Цезарь стал пополнять наемниками из германцев.

Существенные перемены были проведены и в организации высшего управления армиею. Император стал высшим начальником всех военных сил государства, ему непосредственно были подчинены наместники, командовавшие по-прежнему военными отрядами в провинциях, а на первые после наместников места в армии назначались люди, от наместников не зависящие, прямо императором. Возродить и усилить армию Цезарь стремился для борьбы с внешними врагами – гетами и особенно с парфянами, план войны с которыми он тщательно обдумывал. Новых завоеваний Цезарь не искал и меньше всего ставил себе целью управлять государством, опираясь на преданность войска.

Ясным доказательством, что Цезарь стремился поставить выше военной силы гражданскую власть, служит то, что он прежде всего распустил свои галльские легионы, справедливо прославленные за храбрость и подвиги и безусловно преданные своему императору. Он щедро наградил их, как и обещал, но распустил на общих основаниях, а не поселил их, как сделал Сулла, в особых общинах, которые удерживали бы до известной степени воинскую организацию. Войска Цезарь размещал не в Риме, и даже не в Италии, а по границам, не обнаруживал он ни малейшего предпочтения и образованию гвардейских войск. Бесспорно, Цезарь имел в виду сохранить могущественную армию, по он, конечно, хотел держать ее в стороне от политической жизни и от управления страною. После бунта собственных легионов он понимал, что даже его влияние не наверно сдержит войска и что если тысячи мечей обнажаются по его приказу, то в ножны они по его приказу не вкладываются. Сила обстоятельств, однако, оказалась сильнее гения Цезаря: основанная им монархия все-таки быстро превратилась в военную. Цезарь ниспроверг олигархию знати и банкиров и думал управлять страною на основании закона и права, а вместо того водворилось господство солдатчины, и снова привилегированное меньшинство угнетало и эксплуатировало народ.

Устранение прежних партий, реформа финансов, судопроизводства и армии, как ни были они крупны и замечательны сами по себе, для Цезаря являлись средством, или, лучше сказать, были лишь первым шагом к тому обновлению родины, к которому он стремился постоянно. Ряд мер, принятых Цезарем непосредственно для того, чтобы обновить латинскую народность в столице и Италии и в провинциях, высоко замечателен.

Крупные центры, особенно столицы, всегда быстрее всего утрачивают национальный отпечаток: здесь раньше, чем где-либо, выделяется круг богатых и знатных людей, которые начинают считать поприщем своей деятельности не один город, а все государство. Сюда идет вечно сменяющийся поток путешественников, масса людей праздных, преступных, экономически и нравственно обанкротившихся и потому космополитических, сюда стекаются люди и для увеселений, и для преступлений, и для того, чтобы скрываться от преследования закона. В течение многих десятилетий создавалось именно такое население Рима, истинной столицы мира того времени. Особые, специальные условия содействовали тому, что явления, общие всем большим городам, в Риме выступили с особою силою. Здесь особенно ярко сказывался весь ужасный вред невольничества, потому что нигде не скоплялось столько рабов, как в домах римской знати. Нигде не смешивались так народности Европы, Азии и Африки – египтяне, сирийцы, фракийцы, эллины и полуэллины с ливийцами, маврами, иберийцами, готами, германцами,– и все ужасающее противоречие формального и нравственного права особенно чувствовалось именно в среде столичных рабов, между которыми были люди не только наполовину, но и действительно образованные. Огромная масса вольноотпущенников, иногда страшно богатых, с притязаниями самыми широкими, уже не рабов, но и не граждан еще, вносила и свои черты в столичное население и нередко оказывала решающее влияние при голосовании.

Развитие класса свободных ремесленников было в Риме издавна парализовано массою рабов в каждом сколько-нибудь богатом доме, а так как столица была совершенно лишена собственных средств пропитания, то городской пролетариат оказывался в положении действительно весьма трудном, правительство же не только не изыскивало сколько-нибудь пригодных мер для улучшения его быта, но хлебными раздачами прямо содействовало развитию пролетариата. За последнее время по настоянию демагогов, объявлявших самые благоразумные полицейские меры стеснением свободы, всякий полицейский надзор в Риме был уничтожен – ив конце концов в столице, особенно по окраинам города, господствовала настоящая анархия, и нигде жизнь не была менее в безопасности, чем именно в столице. Организованное убийство из-за угла стало здесь своего рода промыслом.

Внутреннему состоянию населения соответствовал внешний вид столицы: она лишена была всякого благоустройства и соединяла в себе все крайности: улицы были узки, кривы, проходили по крутым подъемам, были плохо вымощены. Жилые дома возводились ужасающей высоты и часто строились крайне плохо, что вело к разным несчастным случаям. Рядом с хижинами раскидывались роскошнейшие дворцы, и в то же время ни о каких санитарных и противопожарных мерах не было и помину. В настоящее время даже в разных концах мира нельзя найти те уродства общественной жизни, какие соединялись в тогдашнем Риме, ибо если мы представим себе город с населением Лондона, с полицией Константинополя, с отсутствием ремесел, каким отличается теперешний Рим, то теперь нигде уже нет рабов и лишь редко развивается такая же суетливая и пустая революционная суматоха, какая господствовала в Риме много десятилетий. Соединение этих-то ненормальностей оплакивал Цицерон, изливая в своих письмах печаль о гибели «республиканского величия»…

Против космополитического характера Рима Цезарь ничего не имел, но количество пролетариата в столице он уменьшил,– во-первых, ограничением хлебных раздач, а во-вторых, выселением до 80 000 семейств во вновь учрежденные заморские колонии: правильную колонизацию Цезарь считал единственным радикальным средством борьбы против возрастания пролетариата и намеревался продолжать выселения. Успокоение столичной черни наступило само собой с уничтожением республиканского устройства, когда прекратились всевозможные подкупы и насилия при выборах и в суде и вообще покончены были политические сатурналии подонков общества. Кроме того, Цезарь установил и применял серьезные карательные меры за преступления против спокойствия и безопасности и усилил полицию настолько, что она могла действительно исполнять свои обязанности.

Те, кто желал трудиться, находили постоянный заработок на постройках, которые начал Цезарь в Риме в огромных размерах. Цезарь возводил не роскошные, но малополезные здания, а такие, как новый рынок, биржа, здание суда. Были составлены планы новой ратуши, базара, театра, библиотеки, которая должна была заменить александрийскую, сгоревшую во время того восстания, которое произошло, когда Цезарь был в Египте. Предприняты были обширные работы по осушению соседних болот, и проектировалось даже урегулирование Тибра, последствием чего явилось бы устранение наводнений и к городу прибавился бы обширный участок земли, годный для заселения.

Забот не меньших, чем Рим, требовала и вся Италия. Земледелие давно было подорвано в корне, свободных земледельцев почти не было. Ближайшие к Риму местности были заняты роскошными виллами богачей, с обширными садами, парками и рыбными садками. Свободные пространства служили огородничеству и скотоводству, продукты которых всегда выгодно сбывались в столице, но и это хозяйство велось уже не мелкими хозяевами, как прежде, а на принципах спекуляции и скопления капиталов.

Нигде, быть может, не было более неравномерного распределения капиталов, чем в Риме последних лет республики. Людей среднего состояния здесь совершенно не встречалось, были лишь миллионеры и нищие, и первых было не более 2000 семей. Богатый человек, проматывавший плоды труда своих рабов или отцовские капиталы, неизменно пользовался почетом, а человек, честно зарабатывавший себе пропитание трудом, находился в презрении. Как редкое исключение встречались люди богатые, жившие скромно и старавшиеся своими личными достоинствами заслуживать почтение, каковы были, например, Тит Помпоний Аттик, богатый коммерсант, друг многих выдающихся людей своего времени, покровитель ученых и писателей, и Секст Росций, состоятельный землевладелец, погибший во время проскрипций. В огромном большинстве случаев богачи вели безумно роскошный образ жизни, расходуя только на это состояния поистине колоссальные.

Для того, кто хотел в высшем обществе первенствовать в каком-нибудь отношении, никакого состояния не хватало. Роскошь стола, равно как и похоронных обрядов, достигла размеров безумных, крупные отцовские и дедовские состояния проживали даже те, кто вел образ жизни, который считался просто обязательным в данном кругу. Зато и долги отдельных лиц достигали поразительных размеров. Исчезновение состояний, банкротства были чрезвычайно часты и достигали огромных размеров. Движения Цинны, Катилины, Долабеллы были не чем иным, как тою же борьбою против собственности, какая за сто лет пред тем разыгрывалась в городах Эллады.

Серьезные и почтенные качества исчезли в римском обществе. Бедность считалась единственным пороком, почти преступлением. Деньгами можно было достигнуть всего, и в тех редких случаях, когда кто-нибудь отказывался от подкупа, на него смотрели не как на честного человека, а как на личного врага. В самых знатных семействах на почве денежных отношений совершались гнуснейшие преступления, не раз делавшиеся предметом судебного разбирательства. И параллельно с падением нравственности внешние сношения людей в высшем обществе становились все более и более утонченными и изысканными: вошло в обычай постоянно посещать друг друга, переписываться, делать подарки по случаю всевозможных семейных событий.

Блестящее разложение нравов выразилось и в том, что оба пола как бы стремились перемениться ролями, и в то время, как молодые люди все менее и менее проявляли серьезные свойства, женщины не только эмансипировались от власти мужа и отца, но стали вмешиваться в политические дела и стремились играть роль на том поприще, где прежде действовали Сципионы и Катоны. Среди женщин высшего круга распространились вместе с тем нравы, неприличные даже для куртизанок.

Между миром богачей и миром нищих по внешности существовала глубокая, ничем не заполненная пропасть, но в сущности оба круга были очень похожи один на другой. По нравам и миросозерцанию между богатыми и бедными не было коренного различия: одинаковое ничегонеделание, одинаковое увлечение пустыми, ничтожными удовольствиями царило в обеих группах, в каждой– в доступном для нее виде: бедняки жили даровым хлебом, целыми днями толкались на форуме, наполняли шинки, удовольствие находили лишь в гладиаторских играх – богачи утопали в роскоши бессмысленной, неизящной, гонявшейся лишь за дорогим. Дом Лепида во времена Суллы считался первым в Риме по роскоши и стоимости – через тридцать лет уже более ста домов далеко превосходили его. И тут и там видим мы полное падение семейной жизни, которая, во всяком случае, составляет основу и зародыш всякой национальности, одинаковую склонность к праздности и стремление к доступной роскоши, видим самое малодушное неуменье устоять как в несчастии, так и перед деньгами, готовность вести борьбу против собственности – лишь в разных видах и размерах.

В Риме господство капитализма дошло до предела. Везде капитализм одинаково, лишь разными путями, губит мир Божий, но в новое время пока нет еще ничего подобного тому, что было в свое время в Карфагене, потом в Элладе, наконец в Риме. И если человечеству суждено еще раз увидеть те ужасы, которые переживали люди около времени Цезаря, то такое бедствие постигнет род людской только тогда, когда разовьется вполне то господство капитала, семена которого заложены в цивилизации Северо-Американских Соединенных Штатов.

Цезарь, конечно, понимал, что никакими распоряжениями нельзя исправить всех этих неустройств и что только время и мирный труд самой нации могут произвести тут благодетельные изменения. Но новый римский властитель не принадлежал к числу тех людей, которые отрицают всякую предлагаемую меру на том основании, что она не достаточна вполне, хотя ясно, что нет одной абсолютно достаточной меры. Он принял ряд мер для борьбы с теми неустройствами, о которых мы сказали. Искусственное размножение пролетариата было задержано ограничением хлебных раздач. Против обезлюдения Италии, являвшегося последствием экономических недугов, он боролся специальными законами: всем италикам воспрещено было жить вне Италии иначе как по общественным делам, а людям в возрасте от 20 до 40 лет во всяком случае не дозволялось проводить вне государства более трех лет. Цезарь покровительствовал семейной жизни и к вопросам о разводах относился с ригоризмом, поражавшим современников. Отцам многочисленных семейств он выдавал награды. Против роскоши он издал ряд законов и строго следил за их соблюдением, не обращая внимания на то, что это вызывало насмешки в высшем римском обществе.