Текст книги "Американская трагедия. (Часть 1)"

Автор книги: Теодор Драйзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

Глава 46

И вот вторник шестого июля, полдень, платформа на станции железной дороги, соединяющей Утику с Фондой; Роберта выходит из поезда, который пришел из Бильца, чтобы ждать здесь Клайда, – поезд, которым они поедут в Утику, придет только через полчаса. И спустя четверть часа сам Клайд выходит из боковой улицы и приближается к станции с южной стороны, так что Роберта не может его видеть, – он же, обойдя западный угол вокзала и остановившись за грудой корзин, может наблюдать за ней. До чего же она бледная и худая! И в противоположность Сондре как плохо одета: в синем дорожном костюме и коричневой шляпке, купленных для этого случая, – предвестие скудной и нелегкой жизни, так не похожей на ту, которую предлагает ему Сондра. И Роберта думает заставить его отказаться от Сондры ради женитьбы на ней, – и выпутаться из этих брачных уз ему удастся в лучшем случае тогда, когда Сондра и все, что в ней воплощено, станет лишь воспоминанием. Как по-разному относятся к нему эти две девушки: Сондра, все имея, все ему предлагает и ничего не требует; Роберта, не имея ничего, требует все.

Глухое и горькое чувство обиды охватило Клайда, и он с невольной симпатией подумал о том неизвестном мужчине с озера Пасс и в глубине души пожелал ему успеха. Может быть, и он был точно в таком же положении. И, может быть, в конце концов он именно так и сделал, поэтому его и не нашли. Нервы Клайда были натянуты до предела. Взгляд стал мрачным, злым и тревожным. Сойдет ли успешно и на этот раз?

И вот он на одном перроне с Робертой (результат ее упорных и неразумных требований) и должен подумать о том, как бы смело и быстро осуществить планы, Которые он вынашивал четыре дня – с тех пор как говорил с ней по телефону (а более смутно – еще и в предыдущие десять дней). Он принял решение – и теперь ничто не должно стать у него на пути. Он должен действовать! Он не допустит, чтобы страх помешал ему осуществить задуманное.

И он шагнул вперед, чтобы Роберта увидела его, и при этом взглянул на нее многозначительно и как будто дружески, словно говоря: «Видишь, я здесь». Но что скрывалось за этим взглядом! Если бы только она могла проникнуть глубже под эту маску и почувствовать его мрачное и страшное настроение, как поспешно она убежала бы! Но теперь, когда она увидела, что он в самом деле приехал, мрачная тень, затаившаяся в ее глазах, исчезла, опущенные углы губ расправились; Не показывая вида, что узнала его, она тем не менее вся расцвела и тотчас пошла к кассе, чтобы, согласно наставлениям Клайда, купить билет в Утику.

Наконец, наконец-то он приехал, думала Роберта. Теперь он ее увезет. Душа ее преисполнилась благодарности. Ведь они проживут вместе по меньшей мере семь или восемь месяцев. Должно быть, потребуются и такт и терпение для того, чтобы все шло гладко, а все-таки, наверно, это возможно. Отныне она должна быть воплощенной осторожностью – не говорить и не делать ничего, что может почему-либо рассердить Клайда, – ведь, естественно, он будет сейчас не слишком хорошо настроен. Но он, кажется, немного переменился… Может быть, он будет добрее к ней, будет ей немножко больше сочувствовать…

Похоже, что он наконец искренне и добровольно подчинился неизбежному. И в то же время, увидев его светло-серый костюм, новую соломенную шляпу, до блеска начищенные ботинки, чемодан темной кожи и – тут он проявил странную рассеянность и легкомыслие – штатив недавно купленного фотографического аппарата, вместе с теннисной ракеткой в парусиновом чехле прикрепленный ремнями к чемодану (главным образом для того, чтобы скрыть инициалы «К.Г.»), она снова ощутила былую нежность и влечение к нему. Ей нравились и его внешность и его характер. Хоть он теперь и равнодушен к ней, а все-таки он ее Клайд!

Увидев, что она купила билет, Клайд, в свою очередь, подошел к кассе, затем снова понимающе посмотрел в сторону Роберты, словно говоря взглядом, что все хорошо, и вернулся на восточный конец платформы; Роберта тоже вернулась на прежнее место.

(Почему этот старик в старом Зимнем коричневом костюме и шапке, с птичьей клеткой в оберточной бумаге, так на него смотрит? Неужели он что-то почувствовал? Неужели он его знает? Может быть, он работал в Ликурге и видел его раньше?) Надо купить сегодня в Утике вторую соломенную шляпу – только бы не забыть – соломенную шляпу со штампом местного магазина на подкладке; он наденет ее вместо той, которая на нем сейчас. Когда Роберта не будет на него смотреть, он спрячет старую шляпу в свой чемодан вместе с другими вещами. Для этого ему придется оставить Роберту на несколько минут, когда они приедут в Утику, – на вокзале, в библиотеке, где-нибудь… может быть,

– таков был его первоначальный план, – он отвезет ее в какой-нибудь маленький отель и запишется там, как мистер Карл Грэхем с супругой, или Клифорд Голден, или Геринг (на фабрике была девушка с такой фамилией). Таким образом, если их выследят, возникнет предположение, что она уехала с каким-то мужчиной, носящим эту фамилию.

(Вдалеке – свисток паровоза. Поезд должен сейчас подойти. Его часы показывают двадцать семь минут первого.) Надо решить, как держаться с нею в Утике: ласково и сердечно или холодно. По телефону, правда, он говорил с нею очень мягко, дружелюбно, иначе нельзя было. Пожалуй, следует продолжать в том же духе, не то она начнет раздражаться, станет подозрительной, упрямой – и тогда все будет очень трудно и сложно.

(Да подойдет ли когда-нибудь этот поезд?) Но ему будет очень нелегко быть таким приветливым, – ведь в конце концов она командует им, хочет, чтобы он выполнял ее требования, и еще обращайся с нею ласково! Проклятие! Да, но если он не будет ласковым?.. Вдруг она как-нибудь разгадает его мысли, откажется поехать с ним и разрушит все его планы…

(Только бы колени и руки не дрожали так!) Но нет, как она может заподозрить что-либо подобное, когда он и сам еще не вполне уверен, сможет ли это сделать. Ясно только одно: не уедет он с ней никуда, и все тут. Может быть, он и не перевернет лодку, как решил накануне, но все равно с нею не уедет.

Но вот и поезд. Роберта поднимает свой чемодан. Не слишком ли он тяжел для нее в ее теперешнем положении? Вероятно, тяжел. Да, нехорошо. К тому же сегодня очень жарко. Во всяком случае, он поможет ей после, когда они будут в таком месте, где никто их не увидит. Она смотрит в его сторону – хочет удостовериться, что он действительно поедет; как это на нее похоже,

– в последние дни она относится к нему так подозрительно, недоверчиво. А вот и свободное место в глубине вагона, на теневой стороне. Здесь недурно. Он устроится поудобнее и будет смотреть в окно. Тут, как раз за Фондой, в каких-нибудь двух милях, есть река – тот самый Могаук, что протекает через Ликург, мимо фабрики; по берегам его они с Робертой гуляли в прошлом году, примерно в это же время. Но теперь Клайду неприятно это воспоминание, и он переводит взгляд на купленную только что газету и, прикрывшись ею, как щитом, снова во всех подробностях представляет себе картину, которая занимает его сейчас гораздо больше, – местность вокруг озера Большой Выпи: после того решающего разговора с Робертой по телефону она интересует его больше всей остальной географии мира.

В пятницу, после того разговора, он зашел в отель «Ликург» и взял там три различных путеводителя с описаниями отелей, дач, гостиниц и других мест, где можно остановиться в глухих окрестностях озер Большой Выпи и Длинного. (Если бы можно было как-нибудь добраться до одного из тех совершенно безлюдных озер, о которых говорил проводник на Большой Выпи… Только, пожалуй, на таких озерах нет никаких лодок!) А потом в субботу он взял на вокзале еще четыре путеводителя (они сейчас у него в кармане). И все они подтверждают, что вдоль вот этой самой железной дороги, ведущей на север к Большой Выпи, есть множество маленьких озер и гостиниц, где они с Робертой могут остановиться на день-два, если она захочет, или, во всяком случае, на ночь, прежде чем отправиться на озеро Большой Выпи или Луговое. Клайд обратил особое внимание на это последнее озеро – очень красивое и недалеко от станции, как говорилось в путеводителе; там есть три недурных маленьких пансиона, и плата за двоих всего двадцать долларов в неделю. Значит, если они вдвоем остановятся там на ночь, это обойдется не дороже пяти долларов. Итак, он скажет Роберте, как и придумал за эти дни, что ей необходимо немного отдохнуть перед отъездом в чужие места; скажет, что если они съездят на Луговое озеро в тот же вечер, как приедут в Утику, или на следующее утро и переночуют там, то это будет стоить, как говорится в путеводителе, не очень дорого – около пятнадцати долларов, считая проезд и все остальные расходы. Он изобразит это как приятную маленькую экскурсию, своего рода, свадебное путешествие перед тем, как они обвенчаются. И ни в коем случае нельзя уступать, если она захочет, чтобы они сначала обвенчались, – это не годится.

(Пять птиц летят к рощице, что виднеется вон там, у подножия холма…) Конечно, нельзя ехать прямо из Утики на Большую Выпь только ради катания по озеру – на один день – за семьдесят миль. Это покажется странным и Роберте и кому угодно. Это может даже вызвать у нее подозрения. Может быть, лучше – поскольку в Утике ему нужно будет ненадолго оставить ее, чтобы купить себе шляпу, – провести эту первую ночь именно в Утике, в каком-нибудь скромном, недорогом отеле, и только потом предложить поездку на Луговое озеро. А оттуда они наутро отправятся на озеро Большой Выпи. Он скажет, что там красивее… или что они едут в Бухту Третьей мили (в сущности, простую деревушку), где можно будет обвенчаться, но по дороге для развлечения заглянут на Большую Выпь. Он скажет, что хочет показать ей озеро и сделать несколько снимков – сфотографировать ее и себя. Для этого он и взял аппарат… и для того чтобы потом снимать Сондру.

Какой мрачный замысел!

(А вот девять белых и черных коров на зеленом склоне холма.) Глядя на его чемодан с привязанным сбоку штативом и теннисной ракеткой в чехле, встречные станут думать, что он и Роберта проезжие туристы, прибывшие откуда-то издалека, и если они оба исчезнут… ну что ж, ведь они нездешние… Разве не сказал проводник, что в этом озере семьдесят пять футов глубины, – как на озере Пасс? А что касается чемодана Роберты… да, как быть с чемоданом? Раньше он об этом как-то не подумал.

(Вон три автомобиля, они мчатся почти так же быстро, как поезд.) Ну вот, они переночуют на Луговом озере и двинутся дальше: он скажет Роберте, что они обвенчаются в Бухте Третьей мили, на Сером озере, где живет знакомый ему пастор; он уговорит ее оставить чемодан на станции Ружейной, – оттуда они поедут автобусом до озера Большой Выпи, – а свой чемодан возьмет с собой. Он просто скажет кому-нибудь – хотя бы лодочнику или шоферу автобуса, – что там у него фотографический аппарат, и спросит, где здесь самые красивые виды. Или в чемодане будет завтрак. Пожалуй, эта мысль лучше: взять с собой завтрак и этим заодно обмануть в Роберту и шофера. Это тоже может ввести в заблуждение, не так ли? Многие кладут фотоаппарат в чемодан, когда едут на озеро. Во всяком случае, ему совершенно необходимо взять чемодан с собой. Иначе для чего этот план – проплыть к острову и оттуда идти лесами на юг?

(Какой безобразный, ужасный план! Неужели он его исполнит?) Но как странно кричала та птица на озере! Большая Выпь… Не хотел бы он еще раз услышать ее или увидеть того проводника: проводник может теперь его вспомнить. Правда, Клайд совсем не разговаривал с ним и даже не выходил из автомобиля, а только смотрел в окно… и, насколько он может вспомнить, проводник ни разу даже не взглянул на него, а говорил только с Грэнтом Крэнстоном и Харлеем Бэготом, которые вышли из машины и беседовали с ним. А вдруг все-таки этот проводник будет там и узнает его? Нет, не может быть, ведь проводник, в сущности, его не видел, да и не обязательно ему быть на Большой Выпи… Но почему так дрожат колени, и руки теперь всегда такие холодные, влажные…

(Поезд следует за всеми поворотами реки… а прошлым летом они с Робертой… Не надо…) Как только они приедут в Утику, нужно сделать вот что (и он должен хорошенько все запомнить и ни в коем случае не теряться. Сбиться нельзя… никак нельзя…) На улице он пропустит Роберту вперед и пойдет за нею, скажем, на расстоянии сотни шагов, чтобы никто не мог подумать, будто он ее провожает. А потом, когда они будут где-нибудь совсем одни, он догонит ее и объяснит ей все свои планы… и при этом будет очень ласков, как будто любит ее по-прежнему… так надо, раз он хочет, чтобы она была сговорчива. А потом… потом… ах, да… она подождет где-нибудь, пока он пойдет и купит эту вторую шляпу, которая… ну, которую он, может быть, оставит потом на воде. И весла тоже, конечно. И ее шляпу… и…

(Как протяжен, печален свисток этого поезда. Проклятие! Он уже нервничает!) Но прежде чем идти в гостиницу, надо будет вернуться на вокзал и положить новую шляпу в чемодан; лучше даже носить его с собой, пока не удастся подыскать подходящую гостиницу, и тогда уже, перед тем как пойти за Робертой, купить шляпу и спрятать в чемодан. Затем он проводит Роберту до гостиницы, и она будет ждать его у входа, пока он не принесет чемоданы. И, конечно, если поблизости никого не будет, они войдут в гостиницу вместе; только пускай она побудет хотя бы в дамской комнате, пока он не запишется в книге посетителей… На этот раз, скажем, под именем Чарльза Голдена. Ну, а наутро, если она согласится, или даже сегодня, если только есть подходящий поезд (это он узнает), они могут поехать на Луговое озеро

– опять в разных вагонах, – во всяком случае, пока не проедут Двенадцатого озера и Шейрона.

(Там – великолепная дача Крэнстонов… и Сондра.) А потом… потом…

(А вот большой красный амбар и по соседству – маленький белый домик. И ветряная мельница. Совсем такие же амбары и домишки он видел в Иллинойсе и Миссури. И в Чикаго тоже.) А в это время Роберта, сидя в соседнем вагоне, думала, что Клайд, видимо, не очень уж недружелюбно настроен. Конечно, ему тяжело вот так, поневоле, уезжать из Ликурга, где он может развлекаться, как ему хочется. Но, с другой стороны, что же ей было делать… У нее не было никакого другого выхода. Теперь она должна быть веселой и доброй, но не слишком навязчивой и не докучать ему. Однако не следует быть чересчур покладистой и мягкой, ведь в конце концов это Клайд виноват во всем, что с ней случилось. И то, что он делает теперь, только справедливо и не так уж много… У нее будет ребенок, ей предстоит столько тревог и забот… И потом еще придется объяснить родителям всю эту таинственность, свое теперешнее внезапное исчезновение и брак, если только Клайд в самом деле с ней обвенчается. Но она должна настоять на этом… и поскорее… может быть, в Утике… в первом же месте, куда они приедут… и должна получить копию брачного свидетельства и сохранить ее в своих интересах и в интересах ребенка. Клайд может потом развестись с ней, если пожелает. А все-таки она будет миссис Грифитс. И их ребенок тоже будет Грифитс. Это что-нибудь да значит.

(Какая красивая речка! Точь-в-точь Могаук, напоминает прошлогодние прогулки с Клайдом, когда они только что познакомились. Ах, прошлое лето! А теперь!..) Они поселятся где-нибудь… наверно, снимут комнатку или две. Где-то это будет, в каком городе? Далеко ли от Ликурга или Бильца? Чем дальше от Бильца, тем лучше, хотя, конечно, ей хотелось бы увидеться опять с отцом и матерью, и поскорее… как только все будет позади. Но это уж не важно, ведь они уедут вместе, и она будет замужем.

Заметил ли Клайд ее синий костюм и коричневую шляпку? Может быть, он подумал, что все же она очень мила, даже если и сравнить ее с этими богатыми девушками, с которыми он постоянно проводил время? Надо быть как можно деликатнее… ничем его не раздражать… Но… как счастливо они жили бы, если бы только… если бы только он немного любил ее… хоть немножко.

Но вот и Утика, и на пустынной улице Клайд догоняет Роберту. На лице его – смесь простодушной веселости и доброжелательства с озабоченностью и досадой; а в сущности, это маска, скрывающая страх перед своим же замыслом, перед собственной неспособностью исполнить задуманное и перед тем, что ждет его в случае неудачи.

Глава 47

А на следующее утро они, как было условлено с вечера, отправились на Луговое озеро (опять в разных вагонах). Но, приехав туда, Клайд с удивлением убедился, что берега гораздо более многолюдны, чем он ожидал. Его очень расстроило и испугало царившее здесь оживление: он воображал, что это озеро так же пустынно, как Большая Выпь. А оказалось, что здесь – сборный пункт и летняя резиденция маленькой религиозной секты из Пенсильвании: напротив станции на берегу озера виднелись молитвенный дом и многочисленные коттеджи. И Роберта сразу воскликнула:

– Вот хорошо! Мы можем пойти к здешнему священнику и обвенчаться, правда?

И Клайд, ошеломленный этим неожиданным осложнением, поспешил согласиться:

– Ну что же, конечно… Я съезжу туда немного погодя и узнаю…

Но мысленно он уже изыскивал способ перехитрить Роберту. После того как они снимут комнату в гостинице, он повезет ее кататься на лодке и задержится на озере подольше. А может быть, найдется какой-нибудь пустынный и незаметный уголок… но нет, здесь слишком много народу. Озеро недостаточно большое и, вероятно, не очень глубокое. Вода в нем черная, как смола, а на восточном и северном берегах сомкнутым строем, точно стража, стоят высокие темные ели. Клайду показалось, что это – вооруженные копьями зоркие великаны, чуть ли не сказочные людоеды, – так он был мрачен, подозрителен, так взбудоражена была его фантазия. Да еще Столько народу кругом, – на озере не меньше десятка лодок.

Как все это зловеще!

Как трудно!

И вдруг шепот:

«Отсюда лесом никак не дойти до Бухты Третьей мили. Нет, нет. До нее еще добрых тридцать миль. И, кроме того, это озеро не такое пустынное, – наверно, за ним все время наблюдают эти сектанты». Нет, нет… надо сказать Роберте… он скажет ей… но что сказать? Что он спрашивал и говорят, здесь нельзя получить разрешение на брак? Или что священник сейчас в отъезде, или требует документы, которых у Клайда нет, или… или… Ах, все равно, лишь бы заставить Роберту замолчать до завтра до того часа, когда отсюда отойдет поезд на Большую Выпь и Шейрон, а там они, конечно, обязательно обвенчаются!

Почему она так требовательна? Чего ради в конце концов (если не считать этого ее упрямого желания непременно поставить на своем) он должен таскаться с ней то туда, то сюда? Для него это ежечасные, ежеминутные страдания, поистине жестокая и нескончаемая душевная пытка, тогда как если бы он мог от нее отделаться… О Сондра, Сондра, если бы ты снизошла со своей высоты и помогла мне! Не лгать больше! Больше не страдать! Не знать никаких унижений и горя!

Но вместо этого снова ложь. Долгие, нудные и ненужные поиски водяных лилий. Клайд был так беспокоен и нервен, что вся эта прогулка скоро надоела Роберте не меньше, чем ему. Почему, спрашивала она себя, он так равнодушен к возможности обвенчаться? Это можно было бы уладить заранее, и тогда эта прогулка была бы осуществлением ее грез… так было бы, если бы… если бы он устроил все раньше, в Утике, как она хотела. Опять промедление, опять уклончивость… всегдашняя, такая характерная для Клайда неопределенность и нерешительность. Роберта снова начала сомневаться – правда ли, что он обвенчается с ней, сдержит свое слово? Но завтра или в крайнем случае послезавтра все выяснится. Зачем же теперь тревожиться?

А назавтра в полдень – станция Ружейная, и Клайд выходит из вагона и провожает Роберту к ожидающему приезжих автобусу. На ходу он убеждает ее, что, так как они вернутся этим же путем, будет удобнее, если она оставит свой чемодан здесь; он же свой чемодан возьмет с собой, потому что там фотографический аппарат и заранее приготовленный завтрак, – они ведь решили позавтракать на озере… Но, подойдя к автобусу, Клайд с испугом обнаружил, что шофер – тот самый проводник, которого он Видел на озере Большой Выпи. Вдруг теперь окажется, что этот проводник видел его и запомнил! Разве он не может вспомнить красивый автомобиль Финчли, Бертину и Стюарта на переднем сиденье, Клайда и Сондру позади, Грэнта и Харлея Бэгота, вышедших из машины, чтобы поговорить с ним?

И мгновенно – как все последнее время в минуты особенного волнения и страха – холодный пот покрыл его лицо и руки. О чем же он думал раньше? Как строил свои планы? Да как же можно рассчитывать, что он справится с таким делом, если он так плохо все обдумал? Вот так же он не сообразил надеть кепку в дорогу от Ликурга до Утики или хотя бы достать ее из чемодана еще до покупки соломенной шляпы, и вообще надо было купить шляпу заранее.

Однако проводник не вспомнил его, слава богу! Наоборот, с любопытством спросил, как у совершенно незнакомого:

– Едете на Большую Выпь? В первый раз здесь?

И Клайд с огромным облегчением и все же с внутренней дрожью ответил:

– Да. – Затем в нервном возбуждении спросил: – Много там сегодня народу?

Не успел он договорить, как этот вопрос показался ему почти безумным. Зачем, зачем, ради всего святого, он задал такой вопрос? Неужели не будет конца этим дурацким, пагубным для него оплошностям? Он был так взволнован, что почти не слышал ответа проводника, голос которого, казалось, доносился откуда-то издали:

– Не так уж много. Пожалуй, человек семь-восемь. А четвертого у нас было человек тридцать, но вчера почти все уехали.

Безмолвие деревьев, выстроившихся вдоль вязкой глинистой дороги, по которой они ехали; прохлада и тишина; в чаще даже теперь, в самый полдень,

– темные глуби и закоулки, лиловый сумрак. Если проскользнуть туда, ночью ли, днем ли, кого там встретишь? Из чащи доносится металлический крик сойки; жаворонок вдалеке наполняет серебристую мглу своей звонкой песней. А когда тяжелый закрытый автобус переезжал через журчащие ручьи по грубым бревенчатым мостам, Роберта восхищалась прозрачной сверкающей водой. «Как здесь чудесно, Клайд! Слышишь, как звенит ручей? А какой свежий воздух!»

И все же она скоро умрет!

Боже!

Но допустим, что на Большой Выпи – в гостинице, на пристани – тоже много народу. Может быть, на озере полно рыболовов, они рассеялись поодиночке там и тут, и нигде нет ни одного безлюдного, тихого уголка. Как странно, что он об этом не подумал! Это озеро, вероятно, далеко не так пустынно, как он воображал, – и как раз сегодня тут может оказаться не меньше народу, чем на Луговом, что тогда?

Ну что же, тогда бежать… бежать… и будь что будет. Такое напряжение ему не по силам… к черту! Эти мысли его убьют. И как он мог мечтать о том, чтобы достигнуть счастья при помощи такого дикого и жестокого замысла

– убить и потом сбежать… вернее, убить и подстроить так, чтобы их обоих сочли погибшими… тогда как он – убийца – вернулся бы к жизни и счастью. Какой отвратительный план! Но как же иначе? Как? Разве он не подготовился к этому? Неужели теперь отступить?

А Роберта, сидя рядом с ним, воображала, будто ее ждет не что иное, как свадьба, – завтра утром уж наверно. А пока для развлечения она посмотрит на красивое озеро, о котором говорил Клайд, – говорил так, словно эта прогулка – самое приятное и значительное событие и в его и в ее жизни.

Но вот проводник снова заговорил, обращаясь к Клайду:

– Вы, похоже, сюда ненадолго? Я видел, вы оставили вещи молодой леди на станции.

Он кивнул в сторону Ружейной.

– Нет, мы уезжаем сегодня вечером, поездом восемь десять. Вы отвозите публику к этому времени?

– Ну, конечно.

– Мне так и говорили на Луговом озере.

Ну, для чего он прибавил это – насчет Лугового озера? Этим он показал, что они с Робертой были там, прежде чем приехали сюда. И чего он привязался, этот дурак. Со своим замечанием о «вещах молодой леди» и о том, что они остались на станции! Вот дьявол! Почему он суется в чужие дела? И почему он решил, что они с Робертой не муж и жена? Или, может быть, он этого не думал? Во всяком случае, почему этот вопрос, когда у них было два чемодана? Откуда ему знать, что остался именно ее чемодан? Странно! И что за наглость! Как он мог знать или догадаться… А впрочем, не все ли равно – женаты они или нет? Если ее не найдут, замужем она или не замужем – это не будет иметь никакого значения. А если найдут и будет установлено, что она не была замужем, это только докажет, что она приезжала сюда с кем-то, но не с ним, не так ли? И теперь об этом нечего беспокоиться.

– А там есть еще меблированные комнаты или гостиницы, кроме той, куда мы едем? – спросила Роберта проводника.

– Нет, ни одной, мисс, только наша. Вчера тут была целая толпа молодых парней и девушек, – они раскинули лагеря на восточном берегу, пожалуй, в миле от нас. А там они еще или уехали, – не знаю. Никого из них сегодня не видал.

Толпа молодых парней и девушек! Только этого недоставало! Может быть, все они и теперь на озере… катаются на лодках… А тут он с Робертой! Может быть, среди них есть приезжие с Двенадцатого озера, – вот как он, Сондра, Гарриэт, Стюарт и Бертина приезжали сюда две недели назад… Может быть, это друзья Крэнстонов, Гарриэтов или Финчли приехали сюда на пикник и, конечно, узнают его. Кроме того, значит, к востоку от озера есть какая-то дорога. Из-за всего этого, из-за присутствия этой молодой компании поездка сюда может оказаться напрасной. Какой глупый план! Как бессмысленно он это придумал… Надо было все выяснить заранее, выбрать еще более далекое озеро… но он так мучился все последние дни, что совсем не мог думать. Ну, а теперь он может сделать только одно – поехать и посмотреть. Если там окажется много народу, он должен отыскать какой-нибудь действительно глухой, пустынный уголок… или вернуться на Луговое озеро… или поехать еще куда-нибудь? Господи, что ему делать, если здесь будет много народу?

Но в это время деревья впереди раздвинулись, словно кончился длинный лесной коридор, по которому ехал автобус, и Клайд узнал зеленую лужайку, озеро Большой Выпи, маленькую гостиницу с верандой, выходящей прямо на темно-синие воды озера. А вот и низкий маленький сарай для лодок, справа, у самой воды, – его красную крышу Клайд заметил в прошлый раз. И Роберта воскликнула:

– О, какая прелесть! Как красиво!

А Клайд, поглядев вдаль на темный невысокий остров и заметив, что вокруг совсем мало народу, а на самом озере нет ни души, сказал поспешно:

– Еще бы, очень красиво! – но при этом едва не задохнулся.

Навстречу им вышел сам хозяин гостиницы – человек среднего роста, широкоплечий и краснолицый – и спросил с любопытством:

– Пробудете здесь несколько дней?

Но Клайд, разозленный этим новым осложнением, ответил резко, подавая проводнику доллар:

– Нет, нет. Мы уезжаем сегодня вечером.

– Тогда, может быть, пообедаете у нас? Поезд уходит только в восемь пятнадцать.

– Да, тогда конечно… Ну хорошо, пообедаем.

Ясное дело, Роберта в свой медовый месяц, накануне свадьбы и во время такой экскурсии, рассчитывает на праздничный обед. Черт побери этого коренастого краснорожего дурака!

– Ладно, тогда я отнесу ваш чемодан в комнату, а вы запишитесь в книге посетителей. Ваша супруга, наверно, желает немного освежиться?

Он пошел вперед, подхватив чемодан, хотя Клайду ужасно хотелось вырвать чемодан у него из рук. Он совсем не собирался ни записываться здесь, ни оставлять свой чемодан. И не оставит! Он сейчас же заберет его назад и наймет лодку. Но, как бы то ни было, ему пришлось записаться в книге: Клифорд Голден с женой – «простая формальность», как сказал хозяин, – и только после этого он получил обратно свои вещи.

И как будто затем, чтобы усилить его волнение, замешательство и тревожные мысли о том, какие еще новые события и люди станут у него на дороге, прежде чем он пустится в это опасное плавание, Роберта вдруг заявила, что так как сейчас жарко и они вернутся сюда обедать, то она оставит здесь шляпу и пальто: на ее шляпе Клайд заметил фабричную марку – Броунстайн в Ликурге – и уже размышлял о том, что благоразумнее: оставить ее или уничтожить. Но он решил, что, может быть, после… после… если он действительно сделает это… будет безразлично, останется ли на шляпе фабричная марка или нет. Разве без этого ее не опознают, если найдут? А если не найдут, то все равно никто не будет знать, кто она и откуда.

Встревоженный и сбитый с толку, почти не сознавая, что думает и что делает, Клайд взял свой чемодан и направился к пристани. Потом, бросив чемодан в лодку, спросил у лодочника, где тут лучшие виды, – хотелось бы их сфотографировать. И наконец, выслушав какое-то ненужное ему объяснение, помог Роберте (она казалась ему теперь почти бесплотной тенью, вступающей в нереальную лодку на чисто воображаемом озере), спрыгнул сам, сел на среднюю скамью и взялся за весла.

Гладь озера, спокойная, глянцевитая, с радужным отливом, походила не на воду, а скорее на нефть или на расплавленное стекло, что огромной, плотной и тяжелой массой покоится на тверди земной, сокрытой где-то глубоко внизу. Легкое, свежее, пьянящее дуновение лишь едва заметно рябило поверхность озера. И густые, пушистые ели по берегам – повсюду ели, высокие, с копьевидными верхушками. А за ними – горбатые спины темных, далеких Адирондакских гор. Ни одной лодки на озере. Ни дома, ни хижины по берегам. Клайд искал глазами лагерь, о котором говорил проводник, но ничего не видел. Он прислушивался, не звучат ли где-нибудь голоса. Но если не считать тихого плеска его собственных весел да голосов лодочника и проводника, которые беседуют в двухстах… трехстах… пятистах… в тысяче футов позади, – ниоткуда ни звука.

– Как здесь мирно и тихо, правда? – Это сказала Роберта. – Так спокойно все! По-моему, тут очень красиво, гораздо красивее, чем на том, другом озере. Какие высокие деревья! А горы! Когда мы ехали сюда, я все время думала, какая прохладная и тихая эта дорога, хотя и немного тряская.

– Ты говорила с кем-нибудь здесь, в гостинице?

– Нет, ни с кем. А почему ты спрашиваешь?

– Я думал, может быть, ты кого-нибудь встретила. Хотя сегодня здесь, кажется, мало народу.

– Да, на озере никого не видно. А там я видела только двух мужчин в бильярдной и одну девушку в дамской комнате – вот и все. Какая холодная!

Она опустила руку за борт, в сине-черную воду, потревоженную его веслами.

– Холодная? Я еще не пробовал.

Клайд перестал грести, опустил руку в воду и задумался. Не следует сразу плыть к тому острову на юге. Он слишком далеко… и еще слишком рано… это может показаться ей странным. Лучше немного подождать. Подумать еще немного… еще раз осмотреться. Роберта захочет позавтракать (господи, еще завтрак!), а вон примерно в миле отсюда виднеется живописный мыс. Можно пристать там и сначала позавтракать… это она позавтракает, – он ничего не будет есть сегодня. А потом… потом…