Текст книги "Оплот"

Автор книги: Теодор Драйзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА LII

Миссис Сигер Уоллин была в полном восторге от результатов кампании, которую она провела в интересах Доротеи. Блестящий успех, увенчавший ее усилия – помолвка племянницы с Сатро Кортом, – доказывал, что она была совершенно права в своем желании спасти молодых Барнсов от иссушающего пуританизма их домашней обстановки. Теперь она решила заняться Стюартом, и вот, вскоре после того воскресенья, которое оказалось для мальчика таким незадачливым, ее автомобиль остановился у ворот Франклин-холла.

Наружный вид заведения показался Роде вполне «в духе Барнсов»: простота и строгость во всем. Кругом царила торжественная тишина; только на лужайке, где совсем не по-сентябрьски пригревало солнце, несколько мальчиков играли в крикет.

Рода прошла в канцелярию и попросила вызвать Стюарта. Он тотчас же прибежал, раскрасневшийся, веселый, с крикетной битой под мышкой, и, стараясь пригладить торчавшие во все стороны вихры, стал извиняться за свой вид. На нем была рубашка с короткими рукавами, серые брюки и парусиновые туфли.

– Можешь не извиняться, – сказала Рода. – Мне только приятно видеть одного из Барнсов без барнсовской чопорности. Я бы тебя охотно расцеловала за это. Да только, пожалуй, ты уже слишком взрослый, даже для родственницы.

Она весело улыбнулась, забавляясь явным смущением мальчика, вызванным ее последними словами. В своем облегающем костюме, коричневом в клетку, и коричневой же фетровой шляпке, кокетливо сидящей на пышно взбитых светлых волосах, она казалась Стюарту удивительно молодой и привлекательной.

– Какие у тебя красивые руки, Стюарт, сильные, смуглые, – заметила Рода и тут же, перебив сама себя, перешла на заговорщический тон. – Впрочем, не для того я приехала во Франклин-холл, чтобы говорить о твоих руках. На днях я видела Доротею. Мы с ней делали кое-какие покупки для ее приданого, и она рассказала мне, что у тебя вышло с отцом. Он, видно, совсем тебя не понимает. – Рода остановилась, заметив легкую тень, промелькнувшую в глазах Стюарта. – Я ведь его хорошо знаю, твоего отца. Мы выросли вместе, можно было за это время изучить человека.

Стюарт усмехнулся.

– Да, старик у меня серьезный. – Дома он никогда бы не посмел назвать отца «стариком». – Но я знаю, что он желает мне добра.

Рода Уоллин любовалась его тонкой, стройной фигурой. «Красивый мальчик», – решила она.

– Вот что, Стюарт, – заговорила она с присущим ей экспансивным пылом. – Мне хочется, чтобы мы с тобой стали друзьями, для этого я сюда и приехала. Ведь мы же близкая родня. Я горячо люблю твоего отца и твою мать. Мало того, я отношусь к ним с величайшим уважением. Солон Барнс – достойнейший из людей, а Бенишия – самая нежная и преданная мать на свете. Но вместе с тем – пойми меня правильно, мальчик, – оба они чуть-чуть старомодны. А главное, чересчур уж набожны. Барнсы и Уоллины всегда были непримиримы в вопросах религии и долга. Они так строго придерживались квакерских правил, что в конце концов в них не осталось почти ничего человеческого. Мы с доктором составляем исключение. Я ничего не хочу сказать дурного о квакерах. Напротив, они мне очень симпатичны. Если б можно было жить по квакерским заветам и в то же время занимать то положение в обществе, которое я занимаю, я бы непременно так и жила. Но это невозможно, Стюарт. И не только для меня. Это вообще невозможно. Если отказаться от музыки, танцев, не читать книг, не ходить в театры и кино – как же тогда существовать на свете? Просто немыслимо.

Стюарт ничего не говорил, но по выражению его глаз было видно, что он вполне согласен с нею.

– Есть тысячи людей, таких же добрых и хороших, которые вовсе не считают все это греховным. И мне кажется, в глубине души твой отец и сам так не думает. Не может он так думать. Он просто не хочет отступать от традиции. Нас с доктором осуждают в семье за чрезмерную светскость, но я всегда находила, что вас, детей, несправедливо лишают причитающейся вам доли радостей, которыми так богата жизнь. Зачем отнимать у молодых молодость? Вот мы с доктором живем одни, без детей, дом у нас большой, а из-за нелепых старомодных предрассудков вы у нас уже сколько лет не бываете. Разве это не глупо?

– Но ведь Доротея часто ездила к вам и, кажется, неплохо проводила время, – улыбаясь, заметил Стюарт.

– Ах да, Доротея. Как это чудесно, что она выходит за Сатро Корта, правда? Но ведь ты знаешь, мне пришлось чуть ли не похитить ее из пансиона. Мне бы так хотелось всем вам помочь. Мне бы хотелось, чтобы наш дом в Нью-Брансуике стал для вас вторым родным домом. Не знаю, как Айсобел, она ведь очень долго воспитывалась по старинке, и ей у нас может не понравиться. Но вы с Доротеей должны приезжать как можно чаще. – Этту она бессознательно пропустила. – Будете веселиться, встречаться с людьми, это вас развлечет. Обязательно приезжай на следующей же неделе, с Доротеей или один, как выйдет; с родителями я сговорюсь и со здешней администрацией тоже.

– Ой, тетя Рода, это вы здорово придумали! Я ведь почти нигде не бываю и с большим удовольствием приеду к вам в гости. – Он вдруг замялся, потом, встретив ее вопросительный взгляд, вымолвил почти умоляюще: – Если бы вы согласились помочь мне в одном деле...

Она ласково положила ему руку на плечо, словно ободряя его.

Но он в замешательстве вертел в руках биту, не решаясь договорить. Потом взъерошил волосы и наконец, набравшись духу, выпалил:

– Мне в будущую субботу хотелось бы поехать в гости к Дженнингсам – вы их, верно, знаете. Но я боюсь спрашивать у старика разрешения. Может, если я скажу, что еду к вам...

– Ну, конечно, конечно! Я знакома с Дженнингсами и охотно помогу тебе. Знаешь что, Стюарт, – внезапно воодушевилась Рода, – едем сейчас со мной, мы вместе пообедаем где-нибудь в Филадельфии и все обсудим. Как ты думаешь, отпустят тебя?

– Если вы попросите, тетя Рода, наверно, отпустят. Я уверен, что вы все можете.

И она оправдала это лестное мнение – тут же добилась разрешения увезти Стюарта на прогулку с условием, что доставит его обратно не позднее девяти часов вечера.

Десять минут спустя Стюарт, наспех переодевшись в свой лучший костюм, уже сидел рядом с нею в автомобиле, плавно мчавшемся к городу. Всю дорогу он внимательно прислушивался к каждому ее замечанию, чувствуя, что в лице этой оригинальной тетушки неожиданно приобрел сильную союзницу, которая может чрезвычайно пригодиться ему не только сейчас, но и в будущем. Отвечая на ее расспросы, он невольно коснулся своих денежных затруднений, и она выслушала его с сочувственным интересом.

Они возвратились во Франклин-холл за несколько минут до девяти. Прощаясь, Рода сунула племяннику в руку тоненькую пачку бумажек. У себя в комнате он торопливо пересчитал их – к его изумлению, в пачке оказалось шесть пятидолларовых кредиток. Тридцать долларов! Он возликовал: теперь нечего беспокоиться насчет субботней эскапады – все уладилось как нельзя лучше.

ГЛАВА LIII

И вот долгожданная суббота наступила. Своих домашних Стюарт известил, что проведет конец недели у Роды, благо она заранее дала ему на это согласие. Сразу же после уроков он, Виктор Брудж и молодой Дженнингс отправились в Честер, где жили родители Дженнингса, с тем чтобы оттуда, уже на автомобиле, ехать в Уилмингтон. На Уилмингтоне настоял Брудж, уверявший, что у него там есть знакомые хорошенькие девушки, которых можно будет пригласить покататься.

Стюарт был сам не свой от волнения. Даже денежная проблема благодаря щедрости тети Роды разрешилась для него благополучно. Наконец-то он может сказать: «Не беспокойтесь, я заплачу!» или: «Сегодня я угощаю!» Это сразу возвысило его в собственных глазах.

Автомобиль Дженнингса – мощная открытая машина туристского типа – стремглав мчался к Уилмингтону, заставляя лошадей и кур шарахаться в стороны, пугая собак, отчаянно лаявших вслед, и вздымая облака пыли. Тогда еще правила движения были не столь строги, как в наше время, и Дженнингс развивал такую скорость, что Стюарт то и дело вскрикивал от восторга. Он наслаждался вовсю. Как бы это уговорить отца купить автомобиль! Он представил себя за рулем; уж, наверно, он сумел бы справляться не хуже Лестера Дженнингса, а может быть, и лучше.

Они влетели в Уилмингтон и остановились у дома, который им указал Брудж. Он позвонил, был впущен и через несколько минут появился снова в сопровождении белокурой девицы в синем с белым вязаном джемпере и белой шапочке.

– Рекомендую, друзья, – одна из моих приятельниц, о которых я вам говорил. Мисс Этель де Фреммери собственной персоной, – торжественно объявил Брудж, подсаживая девушку на заднее сиденье, рядом со Стюартом.

– Здравствуйте, здравствуйте! – восклицала она, улыбаясь всем по очереди. – Это чья машина? Ваша? Вот счастливец!

По дороге к дому ее подруги, тоже знакомой Бруджа, девушка повернулась к Стюарту и с любопытством принялась рассматривать его своими блестящими голубыми глазами.

– Ах, и шевелюра же у вас! – сказала она.

Стюарт дернул свисавшую на лоб белокурую прядь.

– Вам нравятся мои золотые кудри? Хотите поделюсь?

– Нет, спасибо, мне со своими возни хватает!

Майра Темпл, подруга Этель, оказалась в противоположность ей миловидной брюнеткой. Она предложила прихватить еще третью приятельницу, Жоржетту Гилмен, тоже брюнетку и тоже хорошенькую, что было встречено общим одобрением. Все три девушки состояли членами школьного женского клуба, и в разговоре выяснилось, что как раз сегодня одна их подружка по клубу устраивает у себя вечеринку с танцами, и молодые люди могут получить туда приглашение, если хотят.

– Очень даже хотим! – вскричал Дженнингс, заметно оживившийся от соседства черненькой Гилмен, сидевшей с ним рядом.

– Да, вам-то хорошо, – сказал Стюарт, – а я что буду делать? Ведь я же не танцую.

– Нет, вы слыхали? – воскликнула Этель, которой явно нравился Стюарт. – Он не танцует!

– Ах, бедненький! – отозвалась с переднего сиденья Жоржетта. – Ну ничего, как-нибудь поможем.

– Давно пора выучиться, балда этакая, – весело вставил Брудж. – Девушки, вы бы поучили его.

– Ну что ж, – поспешила согласиться Этель и, теснее прижавшись к Стюарту, прибавила: – Тут ничего мудреного нет. Я вас в два счета научу.

Перспектива столь приятным способом постигнуть это соблазнительное искусство привела Стюарта в восторг. Они уже выехали за город, и под колесами машины шуршала опавшая листва. Рука Этель очутилась в его руке, и девушка не делала попыток ее высвободить.

Проезжая через какой-то маленький городок, они остановились выпить горячего шоколаду, а потом в мягких октябрьских сумерках покатили обратно, довольные и веселые. Девушек развезли по домам, чтобы они успели переодеться к вечеринке. Условились, что мальчики будут ждать их у Этель, взявшейся за это время научить Стюарта танцевать.

В какой-нибудь час, под руководством Этель, а позднее – Майры и Жоржетты, Стюарт с грехом пополам одолел па вальса и тустепа, во всяком случае настолько, что каждая из трех девушек соглашалась пройтись с ним разок по залу. Стюарт был в восторге от собственных успехов, однако, услышав, что пора отправляться, он немного струсил. Когда они подъехали к дому мисс Дороти Прендергаст – «очень славной девушки», по отзыву Этель, – вечеринка была в полном разгаре. Десятка два девиц и юнцов с увлечением отплясывали под звуки граммофона. Девушки почти все были похожи друг на друга – бойкие, кокетливые, подзадориваемые чувственным любопытством, как раз во вкусе Дженнингса и Стюарта; Бруджа уже тянуло к особам более искушенным. Многие были одеты в длинные вечерние платья. Стюарт жадно рассматривал их, всем своим существом подчиняясь тому властному ритму жизни, который только в молодости ощущаешь по-настоящему.

Брудж чувствовал себя здесь своим и живо перезнакомил гостей друг с другом. Все это были сынки и дочери зажиточных родителей, и родство Стюарта с уилмингтонской ветвью известной фамилии Уоллинов послужило ему хорошей рекомендацией. Девушки, плененные его красивой наружностью, расточали ему обворожительные улыбки; только одна, стройная, немного надменная блондинка, осталась, видимо, нечувствительной к его чарам. Позже, однако, он вдруг поймал на себе ее неотрывный пристальный взгляд; он удивился и, улучив удобную минуту, подошел к ней.

– Можно вас пригласить на следующий танец? – храбро спросил он. – Я, правда, танцую довольно плохо, но...

Олив Риттер была одной из тех избалованных вниманием девушек, которые говорят вслух все, что думают, и не терпят, когда их гладят против шерстки.

– Вы в самом деле хотите со мной танцевать? – переспросила она довольно язвительным тоном. – До сих пор вы танцевали со всеми, кроме меня. Я решила, что я вам не нравлюсь.

Стюарт покраснел от тщеславного удовольствия. Он едва поверил своим ушам. Такая соблазнительная девушка и так явно им интересуется.

– Я ведь вас предупреждал, что танцую плохо, – извинился он, сбившись с такта и едва не наступив ей на ногу. – Я только сегодня выучился.

– Кто же это вас учил? Этель де Фреммери?

– И она, и мисс Темпл, и мисс Гилмен.

– Не много ли учительниц на одного ученика! Вы что, давно с ними знакомы?

– Только сегодня познакомился.

– Но ведь вы приехали сюда с Этель де Фреммери?

– Мы приехали целой компанией, – сухо возразил Стюарт. – И я вовсе не состою при мисс де Фреммери. Я ее до сегодняшнего вечера и в глаза не видал.

Выходило, что иметь дело с девушками не так-то просто. Встает вопрос о верности, о постоянстве симпатий, а Стюарт вовсе не был склонен ни к тому, ни к другому. Олив Риттер, видимо, не любила Этель и хотела отбить у Стюарта интерес к ней.

– Вы часто бываете в Уилмингтоне? – спросила она.

– Теперь буду часто бывать.

– Ради Этель?

– Нет, ради кого-то другого, – не задумываясь, ответил он.

– Вы, я вижу, привыкли флиртовать направо и налево! – воскликнула она.

Стюарт состроил мину оскорбленной невинности.

– Я? Вот уж нет. И потом с кем тут флиртовать? Все эти девушки вам в подметки не годятся.

Олив Риттер презрительно рассмеялась.

– Честное слово, – подтвердил Стюарт.

– Уж не воображаете ли вы, что я вам поверю, мистер Барнс? – насмешливо сказала она, продолжая кружиться с ним в танце.

– Но вы позволите мне иногда навещать вас?

Она пытливо посмотрела на него, словно обдумывая его вопрос, потом сказала с язвительностью:

– Не лучше ли вам сосредоточить свое внимание на Этель де Фреммери?

– Ну что ж, – с напускной небрежностью сказал Стюарт. – Если вы на этом настаиваете...

Его самолюбие было задето.

– Ну, ладно, не дурите! – Она решила не упрямиться больше и заговорила другим тоном: – Вы мне напишите, я подумаю и отвечу вам.

– Ничего подобного! Отвечайте сейчас же! Хотите, чтобы я приехал навестить вас, или не хотите?

– Хочу, но... Я сама вам напишу когда. Какой ваш адрес?

– Франклин-холл, – сказал он, чувствуя себя хозяином положения и наслаждаясь этим новым для него чувством. – А ваш какой?

– Пейн-стрит, номер две тысячи двадцать, – ответила она почти покорно.

После танца он отвел ее на место и удалился, высоко держа голову. Вот как нужно обращаться с девушками! Не давать им никаких поблажек!

Все это время Этель ревниво следила за Стюартом.

– Вам, кажется, очень понравилась мисс Риттер? – ехидно начала она, когда он подошел к ней.

– Ничего девушка, – свысока уронил Стюарт. – А кто она такая, между прочим?

Он еще не освоился в новой для него роли светского волокиты и потому не знал, что когда говорить.

– По-моему, у ее отца кондитерская лавчонка, – сказала Этель, горя желанием принизить соперницу – на самом деле отец Олив Риттер был владельцем кондитерской фабрики. Пренебрежительный тон Этель не укрылся от Стюарта. Но он с детства был приучен считать, что все люди равны перед богом, и потому ее замечание, вместо того чтобы понизить шансы Олив Риттер, представило в невыгодном свете самое Этель де Фреммери.

Тем не менее Стюарт решил «приручить» Этель. Ему нравилось, что две девушки готовы передраться из-за него. Да они у него все по ниточке ходить будут. Дайте только срок и денег побольше.

ГЛАВА LIV

Дружба между тремя мальчиками все крепла, и Брудж с Дженнингсом уже привыкли смотреть на Стюарта, как на непременного участника всех их похождений. В Уилмингтоне он оказался настоящим героем дня; в нем было что-то, что очень нравилось девушкам. Ободренные успехом уилмингтонской затеи, друзья решили повторить опыт, но уже в другом месте и с другими партнершами. Впрочем, Стюарт слушал разговоры об этом без воодушевления. Для таких авантюр нужны были прежде всего деньги, а денег неоткуда было взять.

– Как ты думаешь, Лес, когда тебе удастся снова получить машину? – спросил как-то Брудж, недели через три после поездки в Уилмингтон.

– Когда? – Дженнингс на минуту задумался. – В эту субботу едва ли, а вот в следующую, я думаю, можно будет.

– А что, если нам прихватить тех двух девиц из Филадельфии, с которыми мы познакомились прошлым летом? Помнишь, Лес?

– Еще бы не помнить! Стюарту, наверно, понравится Психея Тэнзер, как, по-твоему, Брудж?

– Пожалуй, ему больше понравится Рэй Паттерсон, – сказал Брудж. – Помнишь, как она непременно хотела ночевать в парке?

При одном воспоминании Брудж прыснул со смеху. Стюарт навострил уши. Разговор становился интересным.

– Да, но ведь их только две, – сказал Дженнингс, заботясь о Стюарте.

– Неужели у них не найдется какой-нибудь подруги? Надо будет сказать Психее, она все устроит, – возразил Брудж.

Тут Стюарт решил, что нужно высказаться начистоту.

– Вот что, ребята, – сказал он. – У меня нет денег. Мой старик проверяет каждый цент, который я трачу, а просить опять у тетки мне неохота.

– Об этом можешь не беспокоиться; мы тебя выручим, – сказал Дженнингс с видом человека, у которого широкая натура.

– Так, значит решено: в будущую субботу едем, и ты, Стюарт, с нами, – тоном, не допускающим возражений, заявил Брудж. – Вот увидишь, с какими мы тебя познакомим девицами.

«Девиц», о которых шла речь, Психею Тэнзер и Рэй Паттерсон, Брудж и Дженнингс встретили как-то минувшим летом в одном из увеселительных парков Филадельфии. Психея была высокая тоненькая шатенка с мальчишескими ухватками, миловидная, привлекательная, но на редкость легкомысленная. У нее начисто отсутствовало чувство реальности и меры вещей. Отец ее был плотником; мать, опустившаяся, неряшливая женщина, очень мало интересовалась тем, что делают ее дети. Почти все свое свободное время она занималась чтением душещипательных романов; вероятно, и дочь получила свое мудреное имя в честь одной из книжных героинь – другое объяснение трудно было подобрать. Семья ютилась в плохонькой квартирке в Кенсингтонском районе Филадельфии и влачила довольно жалкое существование, усугублявшееся еще тем, что «сам» пил запоем. Обе дочери: Психея, которой едва исполнилось семнадцать, и ее тринадцатилетняя сестра в качестве основного развлечения проводили целые вечера на улице, наблюдая уличные нравы и переругиваясь с теми из соседских мальчишек, у кого хватало смелости задирать их. Летом они ходили гулять в увеселительные парки, которых в городе было несколько. О том, чтобы работать, Психея и слышать не хотела. «А что там заработаешь – грош!» – говорила она, и, поскольку она ничего не умела, это была правда.

Рэй Паттерсон выросла примерно в такой же обстановке, но, будучи от природы более практического склада, предпочла поступить на службу. Она работала продавщицей в универсальном магазине. Смуглая, стройная, с кокетливым и в то же время мечтательным выражением лица, она не отличалась особым умом. Отец ее промышлял тем, что малевал вывески, до по большей части сидел без работы.

Дженнингс и Брудж натолкнулись на них у каруселей в Фермаунт-парке. Они стояли и грызли поджаренные кукурузные зерна. Мальчики давно уже бродили по парку, томимые жаждой приключений. До сих пор у них не было таких знакомых, с которыми можно было позволить себе мало-мальски фамильярное обращение; но считалось, что девушки из бедных семей проще смотрят на вещи, и потому, увидя Психею и Рэй, приятели решили попытать счастья.

– Не хотите ли прокатиться на каруселях, девушки? – предложил Брудж.

– Конечно, хотим! – откликнулась Психея, более разбитная и решительная, чем ее подруга.

Все четверо уселись и сделали несколько кругов. Потом катались на чертовом колесе и на русских горах. Видя, что их новые знакомые не стесняются в деньгах, девушки становились все благосклоннее. Психея сразу же выбрала Бруджа, а Рэй Паттерсон занялась Дженнингсом. Чтобы достойно завершить веселый вечер, отправились на танцевальную площадку и танцевали до самого закрытия. Уже после двенадцати, когда они шли к трамвайной остановке, Рэй вдруг предложила остаться в парке до утра. Это было именно то, о чем оба мальчика все время мечтали; но теперь, когда дошло до дела, у них не хватило смелости осуществить свои мечты.

Однако они еще не раз в течение лета встречались с обеими подругами и проводили вечера, похожие на тот, первый вечер. Ни Рэй, ни Психея не были девушками – обеих давно уже испортили соседские юнцы; но все же отношения дальше не пошли, страхи и сомнения Бруджа и Дженнингса этому помешали.

Сейчас, однако, вспомнив прошлогоднее знакомство, мальчики решили, что лучших спутниц для веселой субботней прогулки и желать нечего. Брудж, не откладывая, разыскал Психею Тэнзер, и когда он попросил ее прихватить еще девушку для ровного счета, она тут же предложила Аду Морер, дочку рабочего с ковровой фабрики. Ада, по ее словам, чудно подходила к их компании. Стюарт не видел этих девушек вплоть до той субботы, когда Дженнингсу представился случай взять отцовский автомобиль и все шестеро сошлись в условленный час у вокзала Брод-стрит, а увидев, сразу понял, что родители ни за что на свете не позволили бы ему водить с ними знакомство. Впрочем, от этого они не стали для него менее привлекательными.

Ада Морер была аппетитная толстушка, веселая и приветливая, с целой шапкой вьющихся черных волос. Стюарт предпочел бы Психею, которая показалась ему самой хорошенькой; но Брудж первый подхватил ее под руку и уселся рядом с ней на заднем сиденье машины.

Они на пароме переправились через реку и понеслись по направлению к Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси. Как только город остался позади, Дженнингс, увлекшись, дал полный газ.

– Ты что, с ума сошел? – закричал Стюарт. – Хочешь, чтоб у меня ветром голову снесло!

Ада, сидевшая рядом с ним, достала из сумочки зеркальце и несколько головных шпилек.

– Ничего, – отозвался Дженнингс через плечо своей соседки, Рэй Паттерсон. – Если кто из вас очень уж замерзнет, подайте голос, мы тогда остановимся где-нибудь погреться.

День был прохладный, и на горизонте собирались серые тучи, предвещавшие снег.

– Ну вот еще, – сказала Психея, тесней прижимаясь к Бруджу. – Мне так никакой холод не страшен. Я бы, кажется, век не вылезала из этой машины!

И она засмеялась от удовольствия.

Стюарт, с интересом смотревший, как Ада подбирает и закалывает шпильками растрепавшиеся на ветру волосы, придвинулся к ней поближе.

– Не найдется ли у вас и для меня штучек двух-трех? – спросил он.

Она посмотрела на него взглядом, который говорил, что ей нравятся его глаза, волосы, голос – все в нем.

– Может быть, и найдется. А больше вам ничего не нужно? Пудры, например?

– Нет, но если у вас есть рожок для обуви, английская булавка или гребень, – сказал он, – давайте их сюда, я тоже буду приводить себя в порядок.

Все дружно захохотали, как будто он сказал нечто в высшей степени остроумное. Машина неслась теперь по открытой, плоской равнине, кое-где поросшей по-осеннему голым дубняком и зелеными сосенками, среди которых стояли выбеленные или просто бревенчатые дома. Почва кругом была песчаная. Стюарт и Брудж предложили не делать остановки для обеда, чтобы засветло добраться до Атлантик-Сити. Стюарту не терпелось поскорей увидеть океан, которого он никогда не видал.

– Рэй меня всегда ругает за то, что я долго собираюсь, – ни с того ни с сего пожаловалась вдруг Ада Стюарту. – Она говорит, что я вечно всюду опаздываю, а ведь вот не опоздала же я сегодня, правда?

– Ну, это в виде исключения, – откликнулась Рэй, сидевшая впереди. – Помнишь, в позапрошлое воскресенье?

– А что вы такое делали в позапрошлое воскресенье, девушки? – полюбопытствовал Брудж.

– Не твое дело, что мы делали, сынок, – покровительственным тоном сказала Психея: – Маленьким мальчикам о таких вещах знать не полагается.

– А я знаю! – понимающе хихикнул Брудж. – Ты ведь тоже знаешь, Дженнингс?

– Могу себе представить, – подтвердил Дженнингс.

– А ну-ка, скажите, чтó, если вы такие догадливые!

Ада явно наслаждалась оборотом, который принял разговор.

– Да уж знаем, не беспокойтесь, – посмеивался Брудж.

Стюарт посмотрел на Аду; ее, видимо, ничуть не смущали эти намеки на что-то особенное и, может быть, даже недозволенное в их поведении. А Психея в ответ на последнее замечание Бруджа даже рассмеялась многозначительным, смущающим смехом.

Как и в прошлый раз, они мчались с головокружительной быстротой, распугивая встречных кур, приводя в бесплодную ярость собак, возмущая фермеров и прохожих к полному своему удовольствию.

– Как хорошо! – Ада раскинула руки в стороны и шумно вдыхала воздух. Психея льнула к плечу Бруджа.

Десятка за полтора миль до Атлантик-Сити они въехали в густую сосновую рощу. Здесь не чувствовалось ветра, и деревья, расступаясь в обе стороны от дороги, устлали землю плотным покровом из хвойных игл. Дальше дорога шла берегом речки, поросшим осокой и камышом. И, наконец, проехав довольно ухабистый участок пути, они вырвались на опушку, и впереди засинела узкая, длинная полоса залива. Стюарт был вне себя от восторга.

– Это океан? – спрашивал он, озираясь по сторонам.

К тому времени среди них уже создалась та интимная атмосфера, которая естественно сближает молодых людей этих лет и склонностей. Брудж и Дженнингс по своему прошлогоднему опыту были вполне уверены, что им легко будет добиться от Рэй и Психеи согласия на большее. Именно это и было сейчас у обоих на уме. Как только они очутились снова в зарослях сосняка, тянувшихся по берегу этого уединенного залива, Дженнингс по уговору с Рэй Паттерсон остановил автомобиль, заявив, что спустил баллон. Брудж сразу понял намек и, выйдя из машины, вместе с Психеей направился к берегу.

Стюарт, чувствуя благорасположение Ады, тоже мало-помалу осмелел. Еще в машине он обнял ее за талию, потом рука его, словно бы невзначай, скользнула выше, к ее груди, и не встретила сопротивления. Сейчас они оба тоже вышли из машины, и Ада побежала вперед. Вдруг она остановилась, поджидая его.

– Дайте мне ножик, – попросила она. – Я хочу вырезать на дереве свои инициалы.

– А что мне за это будет? – спросил он, не вынимая руки из кармана.

– А чего бы вы хотели? – она подняла на него притворно наивный взгляд.

– Я вам сейчас покажу, – сказал он. – Закройте глаза и не открывайте, пока я не сосчитаю до трех.

Она зажмурилась, но как только его губы коснулись ее губ, она открыла глаза и оттолкнула его. В ответ на это он схватил ее в объятия.

– Осторожнее, – сказала она вполголоса. – Нас могут увидеть. Не надо...

– Почему не надо? Разве тебе неприятно?

– Не балуйтесь, Стюарт, пустите меня.

Она оторвала его руки, но неторопливо и без злости.

– Не могу. Ты слишком мила.

Он снова обнял ее, но на этот раз сзади, и через плечо заглянул ей в лицо.

– Говорят вам, осторожнее! – сказала она, но вырываться не стала.

В Стюарте все ходило ходуном. Хвастливые рассказы Бруджа и Дженнингса об одержанных победах распалили его воображение. Он был точно неоперившийся птенец, который видит, как летают другие, и ему тоже не терпится расправить крылья и полететь. Он мучительно хотел обладать этой девушкой, не из любви к ней – никакой любви не было, – но потому, что стремился утолить сжигавшую его чувственную жажду. Красота, извечная загадка женского начала на земле, ключ к которой скрыт в магии линий, форм, красок, отравила его своим ядом. У него закружилась голова: то, что другого, более робкого юношу смутило бы и отпугнуло, ему лишь придало действенную, магнетическую силу. И такая легкомысленная девушка, как Ада, неминуемо должна была подчиниться этой силе.

Но сейчас Ада, казалось, думала только о том, как бы отвлечь его мысли в другую сторону.

– Вы обратили внимание, какие красивые глаза у Рэй? – спросила она.

– У тебя красивее.

– Ой, Стюарт, перестаньте! Ну, право же! Лучше скажите, ведь, наверное, у вас там по соседству есть немало хорошеньких девушек? Почему вы их не приглашаете кататься?

Она улыбнулась манящей улыбкой.

– Потому что все они хуже тебя.

Она коротко хихикнула.

– Куда это запропастились остальные? Пойдемте посмотрим; они, наверно, гуляют за тем забором.

– А на что они нам нужны? – Он нагнал ее и снова обнял за талию. – Гуляют и пусть гуляют.

– Да, а вдруг они нас не дождутся и уедут?

– Не уедут! Им, верно, сейчас вовсе не до нас.

Эта догадка очень рассмешила Аду.

– А если мы им понадобимся, они нас кликнут, – заключил Стюарт.

Они подошли к деревянному забору, разделявшему два участка земли на самом берегу, и заглянули на ту сторону. Силуэты Бруджа и Психеи, удаляясь, мелькали вдалеке. Забор был невысокий, и Стюарт без труда перемахнул через него.

– Иди сюда, – сказал он Аде. – Я тебе помогу перелезть.

– А мы не заблудимся, Стюарт? Тише! Никого не слышно?

– Ни души! – он приложил руку к уху. – Нат Пинкертон, знаменитый сыщик! – Потом он повернулся к ней и схватил ее за обе руки. – Ну, давай. Ставь ногу на перекладину, а дальше уж мое дело.

Она повиновалась, и на мгновение перед ним мелькнул край чего-то розового, шелкового, с кружевной оторочкой.

– Ну, раз, два, три!

Он крепко обхватил ее обеими руками и приподнял. Его щека пришлась у самой ее щеки. Он усадил ее на верхнюю перекладину и не отпускал. Теперь его руки лежали у нее на бедрах.

– Ну? – сказала она вопросительно.

– Ну? – ответил он, глядя ей прямо в глаза, и, подняв одну руку, погладил ее по шее, потом по щеке.

– Ну? – повторила она, и на этот раз в тоне ее прозвучало ожидание.

Он притянул к себе ее лицо и прижался губами к ее губам. Она не отстранялась, и на мгновение они замерли. Потом она потихоньку высвободилась.

– Осторожнее, – прошептала она. – Отпусти меня. Кто-нибудь может увидеть.

Он снял ее с забора, но лишь для того, чтобы уложить на кучу опавших листьев, темневшую рядом. Первые редкие снежинки, медленно кружась в воздухе, падали на землю.

– Нет, нет, Стюарт, не надо... нехорошо...

– Ты прелесть, – прошептал он.

Так совершилось его посвящение в тайну жизни.