Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Тед Хьюз

 
Итак, в день седьмой
Змей отдыхал от трудов.
Бог явился к нему и сказал:
«Я придумал новую игру».
 
 
Змей удивлённо уставился
На незваного гостя.
Бог объяснил: "Видишь яблоко?
Я сжимаю его, и глянь – сидр!"
 
 
Змей сделал добрый глоток
И свернулся знаком вопроса.
Глотнув, Адам сказал: «Будь моим богом»,
Ева глотнула и раздвинула ноги,
 
 
Позвала опупевшего змея
И поддала ему жару.
Бог побежал рассказать всё Адаму,
Тот в пьяной ярости решил повеситься в саду.
 
 
Змей хотел объясниться, кричал: «Постойте!»,
Но язык заплетался от выпивки,
А Ева с криком «Насилуют! Насилуют!»
Стала топтать его голову.
 
 
Теперь, стоит змею появиться, она вопит
«Вот он опять! Спасите! Помогите!»,
Адам лупит его стулом по голове,
Бог приговаривает «Как славно»,
 
 
И всё летит в тартарары.
 

 
Трава встаёт лагерем, пучками,
С пиками и флагами, в вечерних сумерках.
 
 
Приходит призрак
С боязливыми рёбрами танка
Сжатого до влажной картонной коробки,
И вся команда скалится в улыбках
Словно со свадебной фотографии
Обугленной, с чёрными краями, во влажном пепле —
 
 
Дрожат мои тонкие подошвы,
А мимо с жутким блеском летит сернистая молния.
И люди пробегают мимо, кашляя и спотыкаясь.
(Картинка размыта, ведь даже глаз дрожит)
Деревья кашляют и трясутся,
Огромные ящерицы скачут, высоко подняв головы,
И лошади вырываются на волю.
Земля трескается между пучками
Под моими ногами, словно пытающийся заговорить рот,
Погребальное сердце и кишки земного шара
Пытаются заговорить вопреки гравитации,
Ещё тёплый замерший мозг только что умершего бога
Пытается заговорить
Вопреки истончающей смерти,
Избитая, окровавленная, отнятая от тела голова планеты
Пытается заговорить,
Отрубленная до рождения,
Укатившая в космос, с разбитым ртом
И всё ещё шевелящимся языком, пытается
Найти мать среди звёзд и кровавых брызг,
Пытается кричать —
И голос дрозда, сидящего на сливе,
Всё дрожит и дрожит.
 
 
И сам я призрак. Призрак генерала,
Застывший за шахматной доской.
Прошла тысяча лет, пока
Я двинул одну фигуру.
 
 
Закат ждёт.
 
 
Пики и флаги ждут.
 

 
Горит
горит
горит
но вот и что-то
Что солнце сжечь не может, хоть и бросило
На это всю энергию – последнее препятствие
Что солнце опаляло в ярости
 
 
Ярится и палит
 
 
Блестящее в мерцающей золе
Пульсирующий синий язычок в красном и жёлтом
Зелёный луч пожара
 
 
Блестящее и чёрное —
 
 
Глаз Ворона, зрачок на башне обугленного форта.
 

 
Он пробовал игнорировать море
Но оно было больше жизни и больше смерти.
 
 
Он пробовал говорить с морем
Но мозг его раскалывался а глаза слезились как от открытого огня.
 
 
Он пробовал любить море
Но оно отпихнуло его – как отпихивает мёртвая вещь.
 
 
Он пробовал ненавидеть море
Но тут же почувствовал себя кроличьим помётом на обветренной скале.
 
 
Он пробовал оказаться в одном мире с морем
Но лёгким его не хватало ёмкости
 
 
И бодрая кровь его отскочила от моря
Словно капля воды от горячей печки.
 
 
В конце концов
 
 
Он отвернулся и зашагал прочь от моря
 
 
Ведь распятый не может двигаться.
 

 
Итак, Ворон нашёл Протея – от того на солнце шёл пар —
Вонявшего водорослями с морского дна
Словно пробка из земного слива.
Тот лежал, его подташнивало.
 
 
Ворон напрягся и упёрся пятками —
 
 
И был там знаменитый вздувшийся Ахилл – но он держал его
Пищевод глазастой акулы – но он держал его
Клубок извивающихся мамб – но он держал его
 
 
Был там оголённый электропровод 2000 вольт —
Он стоял в сторонке, глядя на своё синеющее тело
И держал и держал его
 
 
Вопящую женщину он ухватил за горло —
И держал её
 
 
Оторвавшийся руль скакал к краю скалы —
Он держал его
 
 
Сундук с драгоценностями затягивало в чёрную бездну – он держал его
 
 
Лодыжка взлетающего яростного ангела – он держал её
 
 
Горячее бьющееся сердце Христа – он держал его
 
 
Земля сжалась до размеров ручной гранаты
 
 
И он держал её он держал её и держал её и
 
 
БАХ!
 
 
Его разнесло в прах.
 

 
Шустрому Ворону приходилось опасаться
За глаза свои – две капли росы.
Камень, защитник земного шара, летел прямо в него.
 
 
Нет смысла описывать битву,
В ходе которой камень бестолково стучался,
А Ворон становился всё шустрее.
 
 
Тесная возбуждённая арена космоса
Приветствовала гладиаторов эон за эоном.
Отзвуки их битвы всё ещё слышны.
 
 
Но тщетно летавший камень обратился в пыль,
А Ворон стал монстром – стоит ему моргнуть,
Как весь мир дрожит от страха.
 
 
И поныне ни разу не убитый
Беспомощно каркает
И только что рождён.
 

 
Выше – знакомые губы, деликатно опущенные.
Ниже – борода между бёдрами.
 
 
Выше – бровь её, чудная шкатулка бриллиантов.
Ниже – живот с кровавым узелком.
 
 
Выше – нахмуренные брови.
Ниже – часовая бомба будущего.
 
 
Выше – её идеальные зубы с намёком на клыки в углу рта.
Ниже – жернова двух миров.
 
 
Выше – слово и вздох.
Ниже – сгустки крови и дети.
 
 
Выше – лицо в форме идеального сердца.
Ниже – изодранное лицо сердца.
 

 
Сначала – солнце приближается, растёт с каждой минутой.
Затем – одежды сорваны.
Не попрощавшись,
Глаза и лица испаряются.
Мозги текут.
Кисти руки ноги ступни шея голова
Грудь живот исчезают
Со всем земным мусором.
 
 
И пламя заполняет всё пространство.
Всё полностью разрушено,
Лишь два странных предмета чудом выжили в огне
И слепо движутся сквозь пламя.
 
 
Мутанты – в ядерном сиянии как дома.
 
 
Два ужаса – липких, волосатых, лоснящихся, сырых.
 
 
Принюхиваются друг к другу в пустоте.
 
 
Сближаются, как будто собираясь съесть друг друга.
 
 
Но нет, они друг друга не едят.
 
 
Они не знают, чем ещё заняться.
 
 
И начинают танцевать свой странный танец.
 
 
И это – свадьба двух простых существ,
Что празднуется здесь, средь тьмы под солнцем,
 
 
Без Бога и гостей.
 

 
Змей в саду,
Пусть даже не был Богом,
Был биением,
Током Адамовой крови.
 
 
Кровь тела Адама,
Что текла в Еву,
Была чем-то вечным, что
Адам называл любовью.
 
 
Кровь тела Евы,
Что текла из её утробы —
Привязанная к кресту,
Не имела имени.
 
 
Ничего другого не было.
Бессмертная любовь
Сбрасывает миллионы лиц
И измученную кожу,
 
 
Чтоб та висела пустым чулком.
А страдания по-прежнему
Не омрачают ни сад,
Ни песню Змея.
 

 
Она его любила и он её любил
Он поцелуями высасывал ей прошлое пытаясь высосать и будущее
Всё остальное в нём не возбуждало аппетита
Она его кусала грызла и сосала
Мечтала чтоб он завершился в ней
Надёжно и уверенно навеки навсегда
От вскриков их дрожали занавески
 
 
Её глаза не бегали вокруг
Но взгляды всё пытались пригвоздить его ладони локти и запястья
Он так её сжимал чтоб даже жизнь
Не вырвала её из этого момента
Он так хотел чтоб будущее умерло
Мечтал упасть обняв её руками
С вершины этого момента в никуда
А может в вечность или как уж суждено
Она стремилась тяжестью объятий
Его впечатать в собственные кости
Его улыбки приходили из зачарованной страны
Куда обыденному миру не добраться
Её улыбки как укусы паука
Чтоб он не дёргался пока она не голодна
Его слова солдаты оккупационных армий
Её усмешки как попытки покушений
Его взгляды пули или кинжалы мести
Её беглые взоры призраки в углах хранящие чудовищные тайны
Его чуть слышный шёпот словно кнут с ботфортами
Её поцелуи юристы строчащие без остановки
Его ласки последние зацепки для выпавшего за борт
Её любовные шалости скрежет замков
Их громкие крики пластались по полу
Как зверь волочащий огромный капкан
 
 
Его обещания шутка хирурга
Её обещания напрочь сносили ему крышку черепа
И она собиралась сделать из этого брошку
Его мольбы вытягивали из неё все жилы
Он учил её завязывать любовный узел
Её мольбы заливали его глаза формалином
В глубине тайного ящичка
Их вопли вонзались в стены
 
 
Их головы разваливались во сне как две половинки
Разрезанной дыни, но любовь не удержишь
 
 
В переплетённом сне они менялись и руками и ногами
Мозги их в сновидениях держали друг друга в заложниках
 
 
Поутру каждый просыпался с лицом другого
 

 
«О листья, – Ворон пел, дрожа, – О листья —»
 
 
Прикосновение края листа к его глотке
Гильотинировало дальнейшие комментарии.
 
 
Тем не менее
Он продолжал безмолвно взирать на листья
 
 
Сквозь голову бога, которую быстренько заменили.
 

 
Дворец его – из черепов.
Корона его – последние щепки
 
 
Корабля жизни.
 
 
Трон его – костяной эшафот, для повешенного —
Финальные плечики, прокрустово ложе.
 
 
Платье его чернеет последней кровью.
 
 
Пусто царство его —
 
 
Пустой мир, чей последний крик
Улетел безнадёжно, отчаянно
В слепую, немую, глухую бездну,
 
 
Чтобы вернуться – сморщенным, смолкшим —
 
 
Царствовать над тишиной.
 

I. БЕГСТВО ОТ ВЕЧНОСТИ

 
Человек без лица бежал по земле
Без глаз без рта гололицый бежал
 
 
Он знал что бежит по камням смерти
Он знал что он призрак вот и всё что он знал.
 
 
Чувствуя под камнями миллионы лет
Он нашёл слизняка
но в него ударила молния
Он дымился выжженным нимбом в онемевшей ладони.
 
 
Чувствуя под камнями миллионы лет
Он нашёл форель
но ударил белый жаркий мороз
Из дыма звезды рыба замёрзла кристаллами.
 
 
Чувствуя под камнями миллионы лет
Он нашёл мышь
но выдох времени
Рассыпал её в крошки под костяшками пальцев.
 
 
Он нашёл острый камень пробил дыры в своём лице
Через кровь и боль смотрел на землю.
 
 
Он пробил ещё глубже и сквозь кровь и боль
Визжал на молнию, на мороз и на время.
 
 
Затем, лёжа средь костей на кладбищенской земле,
Он увидел женщину, певшую животом.
 
 
Он отдал ей глаза и рот в обмен на песню.
Она заплакала кровью, она закричала от боли.
 
 
Боль и кровь были жизнью. Но человек рассмеялся —
 
 
Песня того стоила.
 
 
Женщина почувствовала себя обманутой.
 

II. КАК ВОДА НАЧАЛА ИГРАТЬ

 
Вода хотела жить
Она пошла к солнцу она вернулась рыдая
Вода хотела жить
Она пошла к деревьям те жгли она вернулась рыдая
Они гнили она вернулась рыдая
Вода хотела жить
Она пошла к цветам те пожухли она вернулась рыдая
Она хотела жить
Пошла к утробе встретила кровь
Вернулась рыдая
Пошла к утробе встретила нож
Вернулась рыдая
Пошла к утробе встретила похоть испорченность
Она вернулась рыдая хотела умереть
 
 
Она пошла к времени вернулась сквозь дверь из камня
Вернулась рыдая
Пошла сквозь космос искать ничто
Она вернулась рыдая хотела умереть
 
 
Пока рыдания не закончились
 
 
Она лежала на самом дне
 
 
Совершенно измочаленная совершенно чистая
 

 
О малокровка, скрывающаяся от гор в горах,
Раненая звёздами и истекающая тенями,
Поедающая целебную землю.
 
 
О слабая кровь, мелкая бескостная мелкая бескожная,
Пашущая скелетом коноплянки,
Пожинающая ветер и обмолачивающая камни.
 
 
О слабая кровь, барабанящая в коровий череп,
Пляшущая на ножках мошкары
С носом слона с хвостом крокодила.
 
 
Выросшая столь мудрой выросшая столь грозной
Сосущая заплесневелые сиськи смерти.
 
 
Сядь мне на палец, спой мне на ухо, о малокровка.
 

Другие стихи о Вороне

II

 
Камень спал
Безмерно крепким сном.
 
 
Камень спал, и корни дуба
Казались снами глупых людоедов.
 
 
Камень спал, хоть городская суматоха
Охотилась за ним, и он не мог пошевелиться.
 
 
Камень спал, хотя люди гремели
Железом у его дверей.
 
 
Камень спал, хотя небо пыталось
Взломать его двери льдом.
 
 
Хотя ветер, комар ненасытный,
Всё кусал и кусал.
 
 
Но время качало камень, пело ему колыбельную.
Время его никому не отдаст.
 
 
Камень спал.
 
 
Внезапно камень распахнул глаза.
Ворон щурился на мир.
 

III

 
Чернота проглотила солнце —
Любила его, злорадствовала, ликовала,
Закрывала ему глаза.
 
 
Чернота захватила деревья – хоть и живые,
Они возвышались во мраке
Кладбищенскими статуями.
 
 
Чернота захватила ручей – он бежал торопливо,
Но весь чёрный, как кровь,
Заключённая в сердце.
 
 
Чернота захватила коньки крыш.
Захватила дороги, холмы,
Дно озёр, мошкару под листвой.
 
 
Солнце засияло, чернота взорвалась словно шарик,
И листья затрепетали, оказавшись
В ужасном свете.
 
 
Тени травинок глубоко впечатались
В кожу Страшного суда
Вселенной.
 
 
Обычный рассвет.
 
 
Он пробирался
Под скрещенными копьями росы
 
 
Под схваткой крови и цветов
У Ворона расширились зрачки
 
 
Как герб на изодранном знамени
 
 
Как зрачок Адама
Выдернутого рукой за волосы из глины.
 

 
Там, где нет ничего
 
 
Перо ворона кружится, падает
 
 
Изморозь от солнца и хрупкие
Галактические инкрустации
Отбеливают его края
 
 
Перо всё падает
 
 
Вьются над ним ветра
Порожденья космических спор
Радуясь и размножаясь
 
 
Перо ворона продолжает падать
 
 
Горы торчат и горбятся
Поднимают головы и глядят
С высоты позвоночника
 
 
А перо всё падает
 
 
Реки высовываются из чешуи и
Ползут к морю
И дождь разошёлся
 
 
А перо продолжает падать
 
 
И пятицветный леопард
Рушится с дерева над рекой
Жаба откалывается от гальки
 
 
Перо всё падает
 
 
Носорог ломится из зарослей ежевики
Бабочка крутится в вихре
Мышь делает стойку, изумлённо глядя вокруг
 
 
Перо падает и падает
 
 
И люди обнимаются
Лягушачьими лапками в домах
И смотрят из окон на
 
 
Пустоту, сквозь которую перо падает
 
 
Волшебной палочкой
 
 
Проглотившей своего волшебника.
 

 
В вычислительном центре Ворон
Склевал у оператора глаза
И вытащил кишки, а закусив
Печёночкой, сказал: "Ну, я доволен.
Теперь всё это мусор. Я доволен,
Что это не заполонило мир.
 
 
Всё, что не нужно Господу, – моё."
 

 
Пламя трудится над солнцем солнце над землёй
Луна трудится над морем море
Трудится над луной и землёй
Над морем и землёй трудится ветер
Времена года трудятся над всею жизнью
И солнце над всею жизнью
Земля над всею жизнью
 
 
А жизнь трудится над смертью
 
 
Муравьиная царица трудится над яйцом
Людоед трудится над собственной жизнью
Комар трудится над собственной жизнью
И жизнь трудится над жизнью с помощью мужчин и женщин
 
 
Атомы трудятся над пламенем что трудится над солнцем
Трудящимся над временами года и ветрами
И морем и землёй
Мужчинами и женщинами трудящимися над жизнью и смертью
 
 
Листья трудящиеся над жизнью и смертью
Гадюка трудящаяся над жизнью и смертью
И муха и труды
Свадебных колокольчиков и голодающий
Трудящийся над жизнью и смертью
Трудятся не больше чем звёзды
 
 
Всё это части странного мотора
Летящего сквозь космос с энергией всех солнц
 
 
Громадное насекомое, спешащее на свадьбу
 

 
Ворон услышал крик девицы – и тут как тут дракон.
Подумал, не построить ли ракету и улететь —
Но никакой надежды. А укреплённый замок?
Темницу в башне? Нет, слишком поздно.
Дракон повсюду, словно море в шторм,
Да жалостно девица плачет.
Ворон проковырял две дырочки в носу.
И заиграл на этой флейте
Да начал пританцовывать, постукивая в барабан.
 
 
Дракон остолбенел – его всю жизнь
Пленяла музыка. Расплылся он в улыбке
И заплясал. В благоговейном ужасе,
Глазам своим не веря, девица присоединилась к танцу.
«Молю, не прекращай, – она шептала, – не прекращай».
И трое танцевали – и Ворон не смел остановиться —
 
 
Под скрипы флейты-клюва и барабанный бой.
 
 
Как вдруг – о горе! – дыханье Ворона иссякло.
Девица побледнела. Но зарыдал дракон.
Он принялся лизать Ворону лапы,
Он обслюнил ему все пальцы —
«Ещё, ещё! – он требовал. – Будь моим богом!»
 

 
Ворон снова поднял голову
И увидел свои кости в пустоте
Увидел свои глаза в бумажной обложке
Свои кишки в очешнике Шопегауэра
Свою кровь разбрызганной
По партитуре Бетховена
Он увидел свои мозги расплющенными как кремовый торт
Что Юнг швырнул во Фрейда
Увидел свою кожу всё ещё повязанной на кресте
 
 
На самом деле было ещё хуже были ещё детали
 
 
Лишь его рвота в траве
Лежала невинной на росистом рассвете
Где двери кренились во все стороны могильными плитами
 
 
Он извивался он хлестал себя чтобы высвободиться —
Хлыст гадюки из шипящего куста
 
 
Даже не змея а последыш змеи
Призрак змеи кричащий призраком крика
 
 
Оттиснутая калька планарии
Слепая в сиянии чёрная в черноте
 
 
Пока ветер мёл дубовые листья и сверкали мрачные озёра.
 

 
Я взорвался бомбой-облаком, тупоголовый, мои громадные пальцы
Ощупывали поля, словно тени.
Я стал тише воды, застыл в комьях почвы.
Я стал меньше.
Глаза мои упали с головы моей в атом.
Моя правая нога стояла в комнате и лаяла на меня.
Я попытался заткнуть её чёртов рот полотенцем,
Но она убежала. Я гнался за ней
Очень долго – и угодил в коварную ловушку,
Где приманкой служили человечьи кишки.
Камень пробарабанил, глаз глянул на меня из кошачьего зада.
Я плыл вверх по течению, очищаясь в ледяной воде.
Потом устал и перевернулся. Уснул.
Проснувшись, я услышал голоса, множество голосов.
Это кости мои болтали друг с другом
На отметке прилива, зарывшись в гальку, разбросаны меж ракушек
И перьев чаек.
И грудина кричала:
"Я породила миллион и миллион убила:
Я была леопардом". – "Нет, нет, нет, нет,
Мы были дивной женщиной", – визжало ребро.
«А мы были свиньями, в нас вселились бесы, нас разрубил топор», —
Кричал таз. А кости ног
И кости рук сражались: "Мы были аллигаторами,
Тащили вниз красоток и не отпускали".
«Мы были подъяремными волами», – «Я был хирургом», —
"Мы были сгустком эктоплазмы, что задушил монахиню,
А позже пролежали годы в сапожной мастерской".
Зубы пели, позвоночник скрипел
Что-то неразборчивое.
Я попытался смыться —
Проснулся и побежал. Я попытался проснуться и побежать,
Но они меня заметили. «Это он, снова он. Держи его!»
Они с воем помчались за мной, я бежал.
Ледяная рука схватила меня за волосы,
Оторвала меня от ног моих и вознесла высоко
Над всей землёй на пылающую звезду
По имени
 

 
Кости – бешеный пони.
Лунно-белый – звёздно-безумный.
Скелет да череп.
 
 
Бьёт копыто. Спящий просыпается с криком.
 
 
Кто вломился?
Кто взобрался на него и вернулся
Или сдержал его?
 
 
Он вздымается под ними – змеящийся горб хлыста.
 
 
Уходят герой за героем —
Сурово скачут всё дальше,
Волосы дыбом.
 
 
Пони смеётся, чуя битву – их крики летят обратно.
 
 
Кто проживёт за него жизнь?
Любая попытка его удержать, развернуть отлетает от пони
Как сгнившая сбруя.
 
 
Возвращаются разбитые лица, возвращаются часы да кошельки.
 
 
Это чахлый жеребец земли —
Разбивает колыбель
В щепки и удирает.
 

 
Внутри волчьего клыка – вересковая гора.
Внутри вересковой горы – волчий мех.
Внутри волчьего меха – криволесье.
Внутри криволесья – волчья лапа.
Внутри волчьей лапы – каменный горизонт.
Внутри каменного горизонта – волчий язык.
Внутри волчьего языка – оленьи слёзы.
Внутри оленьих слёз – замёрзшая топь.
Внутри замёрзшей топи – волчья кровь.
Внутри волчьей крови – метель.
Внутри метели – волчий глаз.
Внутри волчьего глаза – Полярная звезда.
Внутри Полярной – волчий клык.
 

 
Он жил в картине с красивой рамой.
Там бесчинствовал красный цвет,
Хоть и был всего лишь краской.
Чёрный швырялся страшными молниями,
Но только до края холста.
Золотой открыл глаза,
Но только казался зрячим —
Он не видел ключа тюремщика,
Открывалки банки-кормилицы.
Так что он был доволен.
А ливень
Стал своими предками,
А слёзы
Были дурным правлением, а вовсе не слезами,
А кровавая катастрофа
Была недостатком планирования, а не костедробилкой,
И поцелуй
Стал делом Божьей матери и дочери.
И всё сущее стало фронтисписом книги,
Оказавшейся шедевром,
Делом всей жизни.
 
 
Где-то среди её страниц
Анютины глазки, увядшие, хрупкие, как крылышки мух,
Отметили абзац, который он когда-то открывал,
Когда случилось что-то важное —
Забытое. Как? Забытое.
Анютиным глазкам
Нет дела до слов, что они запятнали.
Нет ни причины, ни связи.
 
 
И летит эта книга в пространстве
Неоткрытой,
Лирическим отступлением,
Словно дырка от пули, сквозь которую ушла вся жизнь —
 
 
Хотя, упади она на город,
Кто-нибудь мог бы пострадать,
И пришлось бы её сжечь
Или хотя бы отбросить прочь.
 
 
Анютиным глазкам надеяться не на что.
 

 
Вырастая из луковицы во влажной почве лижет чёрный кончик носа
Розовым язычком его маленькие глазки
Открываются и видят подарок огромный загадочный пухлый пакет
Он над ним топчется нюхает швы
Копается в обёртке сияет от радости скрывает ликование нюхает скребёт
Дразнит себя царапая облизывая думая об этом
Глотает экстаз мелкими глотками
 
 
О медведь не открывай пакет
Сиди сиднем да грей живот на солнышке
Всё правда там всё и впрямь появилось
Неважно сколько времени ты потратишь оно никуда не денется
Лениво шатайся вокруг ленись восхищайся
Всей мошкарой привлечённой к нему и сходящей с ума
И всеми прочими белкой с выпученными от восторга глазами
Оленем с выпученными от недоверия глазами
Горностаем с выпученными от зависти и хитрости глазами
Все сходят с ума от маленькой доли отмахнись от них ленись
Зевай улыбайся позволь сердцу биться от счастья
Грей сияющий мех своих щёк на утреннем солнце
 
 
Ты получил всё это задарма
 

 
Жил-был человек
Он встал с постели что вовсе не постель
Натянул одежду что вовсе не одежда
(Миллионы лет свистели у него в ушах)
Надел ботинки что вовсе не ботинки
Аккуратно завязал шнурки – и затянул потуже
Чтобы пройти по полу что вовсе не пол
Вниз по лестнице что вовсе не лестница
Мимо картин что вовсе не картины
Чтоб сделать паузу
Вспомнить и забыть ночные сны что вовсе не сны
И было там облако, первобытное, пророк;
 
 
И был дождь, его тайнопись, клинопись
На скрижалях солнца;
И был свет с его напыщенной болтовнёй;
Были берёзы, настойчивые, надоедливые.
И ветер, упрёк за упрёком.
За столом он прикрыл глаза чашами ладоней
Словно из благодарности
 
 
Избегая отражения в зеркале
Спеша прочитать новости что вовсе не новости
(Миллионы лет вертелись у него в желудке)
Он вступил в круговорот жизни
Но прекратил читать чувствуя вес своей руки
В руке что вовсе не рука
И он не знал что делать с чего начать
Чтобы прожить день что вовсе не день
 
 
А Брайтон был картинкой
Британский музей был картинкой
Боевой корабль из Фламборо был картинкой
Барабанная дробь лёд в стакане рты
Растянутые от смеха
Что вовсе не смех
Вот и всё что осталось от картинки
 
 
В книге
Под муссонными ливнями
В разрушенной горной хижине
 
 
Откуда много лет назад тело его стащил леопард.