Текст книги "Любовь моя последняя"

Автор книги: Тэа Тауэнтцин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Ему открыл какой-то полицейский.

– Я – доктор Брюль. Хотел бы поговорить с комиссаром Фрайтагом.

– Там, пройдите дальше. – И полицейский махнул рукой в сторону спальни.

Еще из коридора Виктор увидел широкую кровать, комод с трехстворчатым зеркалом, перед которым сидел Дундалек и что-то записывал.

Вдруг Виктор услышал знакомый голос…

– Да, господин комиссар, так и было. – Голос Этты.

И тут он увидел ее.

Она была бледна, голубые глаза лихорадочно блестели и еще больше расширились, когда она заметила Виктора.

Фрайтаг медленно подошел к нему.

– Ну, господин доктор, хотите изменить ваши показания?

– Нет. Мне нечего добавить к сказанному ранее.

– А почему вы оказались здесь?

– Я приехал к своей сестре Ренате – она живет этажом ниже. Сестра рассказала мне о новом преступлении и о том, как мимо нее пронесли женщину на носилках… Я испугался за Этту, потому и прибежал сюда.

– Предположим, что все так. Но у меня к вам еще один вопрос: некоторые свидетели утверждают, что госпожа Ахенваль и раньше нападала на своего мужа, а в свете последних событий эти показания приобретают новую силу.

– Ни о чем подобном мне не известно.

– Как же так? Двое из свидетелей показали, что госпожа Ахенваль в момент ссоры набросилась на мужа и ударила его утюгом!

Этта не выдержала и произнесла дрожащим голосом:

– Я бы скорее подала на развод. Можете мне поверить…

– Хорошо, допустим. Но у меня к вам еще несколько вопросов, госпожа Ахенваль. Вам случайно не знаком несессер из крокодиловой кожи с позолоченными запорами? Дорогая вещь, насколько могу судить.

– Он стоил три тысячи марок по закупочной цене. Я привезла его из Парижа, но мой муж забрал его из магазина.

– Что значит «забрал»?

– Сначала мы думали, что его украли, но позже муж признался, что подарил его Лоре фон Фройдберг на прощание. Я поставила его перед выбором: или он прекращает свои отношения с Лорой фон Фройдберг, или я подаю на развод.

– Как долго он был знаком с госпожой Фройдберг?

– Уже полтора года… Он познакомился с ней в Зальцбурге, куда ездил с Рут Хинрих.

– Значит, Рут знала об их связи?

Этта пожала плечами.

– Она говорит, что нет. Но я уверена, что она знала все.

– Не буду вас больше мучить, госпожа Ахенваль. Возвращайтесь к себе в отель и отдохните.

За дверью Фрайтага ожидал Борхард.

– Фройдберг, кажется, сбежал, господин комиссар. Его нигде нет…

«Soir de Paris» – так назывался маленький кабачок – полубар, полуэспрессо.

В вечерние часы, между семью и восьмью, кабачок обычно пустовал, именно здесь встречались Рут и Роман, выпивая по рюмочке своего любимого вермута.

Рут сидела одна в самом дальнем углу бара. Она уже допила вторую рюмку и, вертя в руках шариковую ручку, смотрела то на пламя свечи, то в свой альбом для эскизов.

Наконец в восемь часов появился Роман, и Рут, подхватив свои вещи, пошла ему навстречу. Лишь бы побыстрее отсюда!

– Пойдем, Роман. Мне надо на воздух, а то я здесь сойду сума.

– А что случилось? – удивленно посмотрел на нее Роман.

– Ничего… Просто не хочу здесь оставаться. Пойдем лучше в парк.

Они вышли на улицу и пересекли площадь.

– Какие новости, Рут?

– С тех пор, как мы разговаривали по телефону, – никаких.

Рут позвонила Роману из пансиона и сказала, что с трех часов сидит и ждет, когда объявятся Лора и Харальд Фройдберги, но ни один не явился.

– Я пару раз пыталась позвонить Циршу, у которого остановился Харальд, но никто не подошел к телефону. Если бы знать, что это значит.

– А Лора?

– Тоже не появлялась. Может, она и не приехала в Мюнхен, только собиралась… В шесть я снова звонила в Зальцбург.

– И?

– Ничего. Никто не подходит к телефону. Это ужасно… – Рут зябко поежилась и взяла Романа под руку. – Мы все нервничаем и все подавлены.

У меня такое чувство, что теперь никто никому не доверяет. Может быть, это самое ужасное… Вместо того, чтобы держаться вместе и помогать друг другу… Я это заметила и у Этты. Она стала какой-то чужой… Ей кажется, что я покрывала связь Лоры с Гвидо. А я бы сумела справиться с Лорой. Можешь поверить. Надо было лишь пригрозить, что я напишу Харальду обо всем. Стоило посмотреть, как быстренько она прекратила бы свои шашни с Гвидо.

– Должно быть, она его все-таки любила… Иначе к чему эта связь?

– Ах, да она маленькая холодная змея… Она не любила ни одного, ни второго. С Гвидо просто проводила время, а Харальд – миллионер, он исполнял любое ее желание. Вечерние платья из Парижа, бриллианты, голубая норка…

Роман вдруг остановился.

– Рут, скажи мне… Ты что, завидовала Лоре из-за этих вещей?

– Завидовала? Я? Лоре? Ради всего святого! Ты, видимо, меня плохо знаешь.

Разве я не та девушка, которой нужны три керамические плитки, кисточка и палитра, чтобы быть счастливой? Что с тобой, Роман? Может быть, тебе что-то и показалось, может, я и сама не всегда знаю, куда меня тянет… Но мое сердце всегда будет принадлежать тебе. Даже если ты меня бросишь…

– Я тебя не брошу, Рут… Никогда не брошу.

Они обнялись и продолжили прогулку по аллеям темного парка. А около половины десятого вернулись в отель, где Этта сообщила им неожиданную новость о том, что произошло с Лорой Фройдберг.

– Черт меня подери, если я вру, господин комиссар, – говорил хозяин бара «Бонбоньерка».

У него – невыразительное одутловатое лицо с хитрыми глазами, грубо очерченным ртом и боксерским носом. Костюм в яркую клетку, галстук и шелковая рубашка выглядят дорогими, на мизинце – кольцо с бриллиантом.

Вчера он был в Регенсбурге на свадьбе, поэтому Фрайтаг не мог его разыскать.

Сегодня же вечером в баре было почти пусто, и на танцплощадке никого. Два длинноволосых молодых официанта слонялись в глубине бара, а четверо музыкантов сонно настраивали свои инструменты. Жизнь здесь просыпалась после девяти.

– Какое мне дело до Осси Шмерля? – продолжал хозяин бара. – Ради этого висельника давать ложные показания? Да упаси меня Боже! Вон там, на том стуле, – воскликнул он и показал коротким толстым указательным пальцем на красный табурет у стойки. – Вот тут он сидел как приклеенный до четырех утра. Опрокинул от пяти до десяти двойных.

– Двойных чего?

– Виски, пожалуй. Барменша скажет точнее. Где-то без четверти пять вошел Шутцманн, и мы все вместе отправились домой. Шутцманн подтвердит это.

Фрайтаг отмахнулся:

– Мне это ничего не даст. То, что Шмерль позавчера ночью был здесь, не вызывает у меня сомнений. Я хотел бы знать, от которого и до которого часа он был в баре, а не как долго.

Хозяин возмущенно вскинул руки.

– Мы же не отмечаем по секундомеру, господин комиссар, когда гость приходит и уходит. Полагаю, Шмерль пришел где-то между двумя и половиной третьего. Ахенваль был уже здесь, и…

– Ахенваль? – удивился Фрайтаг.

– Да, и довольно долго. А потом они о чем-то спорили.

– Что вы называете спором?

– Если у одного одно мнение, а у другого другое… Но в таких случаях я никогда не слушаю. Может, Додо знает больше?

– Кто это – Додо?

– Барменша. Должна вот-вот придти. Ахенваль покинул бар довольно разозленный, а Шмерль остался. Тут, на этом табурете. И в этом я могу поклясться. Не из симпатии к Шмерлю, а потому, что так и было. Шмерль никак не мог убить Ахенваля, тот ушел отсюда живехонький. А Шмерль до пяти не сдвинулся с места.

– За что, собственно, Шмерль дал вам пятьсот марок?

– На пропой, на что же еще? Или вы думаете, что за ложное показание? Пять сотен? Вы меня плохо знаете…

– Что значит «на пропой»? – холодно переспросил Фрайтаг. – Он был вам должен?

– Должен? Шмерль? Да я ему полпорции в долг не дам. Таким людям я кредитов не даю. За него всегда платил Ахенваль. Но позавчера Шмерль дал мне пятьсот марок на хранение. Он был уже совсем хорош и думал, что может потерять эти деньги.

– У него еще были деньги?

– Откуда мне знать, господин комиссар?

В этот момент дверь бара распахнулась настежь, и в зал стремительно вбежала какая-то женщина.

– А вот и Додо.

Барменша выглядела почти солидно, как стенографистка в каком-нибудь финансовом учреждении. Серая шляпа, серое пальто, никакой косметики. Она энергичным шагом подошла к ним и, когда Фрайтаг объяснил ей, в чем дело, она тут же схватила суть.

– Да, правильно… пришел около двух, а Ахенваль был уже тут Ахенваль пил шампанское, а Осси Шмерль сразу заказал виски…

– Сколько он выпил?

– Восемь двойных.

– Ну, что я говорил, – ухмыльнулся хозяин.

Барменша села за стойку и открыла сумочку.

– Они спорили из-за денег. И еще, Шмерль говорил о женщине, которая пошла в отель. И из-за этого не получилось какое-то дело.

– Какое дело? – перебил барменшу Фрайтаг.

– Об этом они не говорили. Шмерль только все время повторял, что он не виноват, и дело сорвалось, потому что она пошла в гостиницу.

– Он называл имена?

– Нет, все время говорил «она». Якобы она пошла в отель, и он ничего не смог сделать. Ахенваль дал ему какое-то поручение. Может, Шмерль должен был наблюдать за этой женщиной, а она сбежала от него в отель? Я не знаю. Во всяком случае, Ахенваль был взбешен и требовал назад свои деньги.

– Сколько он ему дал?

– Об этом они не говорили. Шмерль сказал, что деньги сейчас не у него, он их унес, и из-за этого-то они и поругались. Ахенваль обругал Шмерля, правда, не громко, а так, сквозь зубы.

– А что он говорил?

– Называл трусливым псом и растяпой, тряпкой, и все такое. А в конце сказал: «Слушай, ты, жулик, ты специально прибрал денежки, потому что знаешь, что больше от меня не получишь ни гроша…» Потом он ушел, и это все, господин комиссар. Так и думала, что вы здесь обязательно появитесь.

– А почему вы так думали?

– Место, где убитого видели в последний раз, всегда интересует полицию, не так ли?

Фрайтаг ничего не ответил, лишь щелкнул зажигалкой и поднес ее к сигарете, которую барменша вытащила из сумочки.

Вскоре полицейские покинули бар, и Дундалек сел за руль полицейского автомобиля.

– Во всяком случае, мы теперь можем обвинить нашего маленького Осси в попытке убийства.

– А как вы это докажете? – безучастно спросил Фрайтаг. Его мысли были где-то далеко отсюда.

– На основании показаний барменши. Шмерль должен был убить жену Ахенваля и получил за это от него деньги. Ясно, как Божий день. Или вы в этом сомневаетесь, господин комиссар?

– Нисколько не сомневаюсь. Наверняка, так и было. Вот только доказать это мы не можем.

– Почему?

– Разве прозвучало чье-то имя? Разве шла речь об убийстве? Оба ругались из-за денег и из-за какого-то дела, которое не выгорело.

– Потому что женщина ушла в отель. Женщина – конечно, Этта Ахенваль. Шмерль был на стройке, собирался залезть на балкон. В последний момент его застукала соседка. Ахенваль назвал его потом трусливым псом. Я не вижу, как Осси сможет выкрутиться. Он должен объяснить, что делал на стройке. И тут он здорово вляпался.

– Он вляпался уже давно, – вздохнув, произнес Фрайтаг. – Дундалек, нам придется отпустить его. Разве вы этого не понимаете? Он скажет нам, что Ахенваль поручил ему только следить за его женой. И как мы опровергнем его слова?

– Если как следует надавить…

– Да ладно, Шмерль – не младенец. Он уже все продумал. И нам придется проглотить все, что он подбросит. В конце концов, убита была не Этта Ахенваль, а ее муж. И на волосок от смерти оказалась Лора Фройдберг.

– А что с ней, господин комиссар? Вы что-нибудь знаете? Она выживет?

– Надеюсь. Удар был не таким сильным, какой получил Ахенваль.

– Но допрашивать ее пока нельзя?

– Вряд ли… У нее высокая температура, и угроза для жизни остается. Главное сейчас, чтобы об этом никто не узнал. Убийца должен быть уверен, что она мертва.

В понедельник утром Осси Шмерль вернулся после двухдневного ареста в свою квартиру.

В маленькой спальне было все так же не убрано, как и перед арестом. Он только заглянул туда и сразу же направился в ателье. Там пахло пылью, пустотой и тридцатью увядающими розами в напольной вазе. Осси открыл узкий шкаф – белый пеньюар исчез, несессер из крокодиловой кожи тоже. Наверняка полиция перевернула все сверху донизу.

Он опустился в темно-вишневое кресло. Что теперь делать с его свободой? В камере было едва ли не лучше. Там с ним считались, приносили еду, он видел людей, слышал человеческие звуки. Здесь же он мог умереть, и ни одна собака не подумала бы о нем.

Печальные мысли перебил звонок в дверь его квартиры.

Осси поднялся с кресла и пошел открывать.

Это была Рут. Вся с ног до головы в черном, и черный капюшон надвинут на лоб.

– Входи, Рут. Хорошо, что ты пришла. Я как раз готов покончить с собой.

– Это чувствуется. – Рут, не раздеваясь, села на стул и откинула капюшон.

– Итак, Осси, что же произошло? – Тут она заметила зияющий пустотой открытый шкаф. – Полиция забрала вещи?

– Сначала они забрали меня, – с досадой в голосе ответил Осси. – Потом вещи. Ищут отпечатки пальцев.

– Ну, и? Мы же с Романом часто бывали у тебя. Разве ты им не сказал?

– Конечно, сказал.

– А еще что ты им сказал?

– Ничего. Ни одного имени, ничего… Гвидо был моим другом и часто бывал здесь с вами и другими знакомыми. Я еще сказал, что он часто бывал здесь в мое отсутствие. Понимаешь?

– С Лорой?

– Так думает Фрайтаг, потому что он нашел фотографию. А я не помешал ему так думать. Он сразу пронюхал, что ателье оборудовал Гвидо.

– Это трудно доказать. Все счета выставлены на твое имя. А если и…. Почему он тебя арестовал?

– Почему? Потому что я был на стройке. И потому, что потерял там пуговицу от пальто.

Черные глаза Рут сузились.

– Ты был на стройке?

– Да, но не в половине третьего, когда убили Гвидо, а без четверти два. После этого я еще встретился с Гвидо в «Бонбоньерке».

– А что ты делал на стройке?

– Оставь, Рут. Все кончено. Гвидо мертв. Я его не убивал, и ты тоже нет. Я только хотел бы узнать, кто же все-таки убил его?

Неожиданно Рут вскочила со стула. В ее черных глазах тлели маленькие зловещие огоньки, как у дикого зверька.

– То, что его убила Этта, для меня было ясно с самого начала. Это не мог быть никто другой. Она ненавидела его. Ненавидела хладнокровно и до уничтожения. Я всегда говорила Гвидо, чтобы он ее остерегался. Почему ты ему не помог? Ведь ты был его лучшим другом. – Выпрямившись во весь рост, она стояла перед Осси, закутанная в свое пальто, как в грозовое облако, и смотрела на него сверху вниз.

Осси слегка втянул голову в плечи.

– Рут, будь благоразумна. Как я ему мог помочь? Разве я был с ним, когда…

Рут отвернулась от него и забегала по комнате, как по клетке.

– У нее черствости – на десяток мужиков, знаю я этих белокурых бестий… И она еще отвертится, скажет, что это была самооборона.

– Это понятно… А почему Гвидо поднялся домой через балкон?

Рут нетерпеливо отмахнулась.

– Причем у нее столько бесстыдства, что хочется дать по морде… С утра до вечера разгуливает теперь с этим Виктором, ездит с ним за город, наряжается, как кукла, надевает самые дорогие платья. А Роман – такой осел!

– А что Роман?

– Он, конечно, на стороне своей любимой кузины. Ты же его знаешь… Этта для Романа – неземное существо. Ах, мне все это так действует на нервы, Осси. Но цыплят по осени считают. Я скоро опять приду. Только Роман ничего об этом знать не должен.

И Рут ушла, громко захлопнув за собой дверь.

Харальд фон Фройдберг спустился вниз из пансиона, погруженный в свои мысли. Он полчаса прождал у закрытой двери комнаты Рут и даже немного поговорил с сестрой Маргой.

– Все, что я могу вам сказать, господин Фройдберг, это то, что ваша жена звонила сюда в субботу пять раз…

– Из Зальцбурга?

– Да, из Зальцбурга. На пятый раз она, наконец, дозвонилась и поговорила с Рут. Но о чем, я, конечно, не знаю.

– И вы не знаете, была ли моя жена здесь?

– К сожалению, нет… Видите ли, такие вещи мы не контролируем. У нас каждый живет в своих четырех стенах так обособленно, как в своей собственной квартире. Мы не интересуемся, кто приходит или уходит…

Ждать Фройдбергу больше не хотелось.

Медленно, шаг за шагом, он преодолел последние ступеньки, все еще безотчетно надеясь на встречу с Рут.

И она, действительно, появилась. Увидев его, Рут с испугом отскочила назад и громко вскрикнула. Фройдберг растерянно посмотрел на нее.

– Да что случилось, Рут? Ты же совсем…

– Я… Я думала, что ты уже далеко, за семью морями…

– Что это значит? Почему за семью морями?

Рут понемногу справилась с собой.

– Никто не мог тебя найти. Где же ты был?

– На Альме… У друзей Хайнца Цирша. А что? Кто меня искал?

– Тебя ищет полиция, Харальд… Они думают, что ты сбежал.

– Я? Сбежал?

– Из-за убийства Гвидо Ахенваля.

– Да это же смешно! Какая может быть связь между мной и убийством?

– Я не знаю, Харальд… Но тебе надо пойти в полицию…

– Меня не интересует Гвидо Ахенваль, – резко выкрикнул он. – Я хочу знать, что с Лорой… Она была у тебя? В Зальцбурге ее нет. Наша уборщица говорит, что она уехала в субботу. Куда, Рут? Ты должна знать!

Рут опустила голову и ничего не ответила.

– Почему ты не отвечаешь? – набросился на нее Фройдберг. – Вы же в субботу разговаривали по телефону. Что тебе сказала Лора?

– Она хотела приехать в Мюнхен.

– И она приехала?

– Лора мертва, – бесцветным голосом произнесла Рут.

С лица Фройдберга исчезла вся краска.

– Как так мертва? Лора?.. Она что-то сделала с собой?

Рут покачала головой.

– Все было так же, как с Гвидо. Убийство… На том же месте и тем же способом… В квартире Этты.

– Тогда это Этта…

Рут прямо и твердо посмотрела ему в лицо.

– Лора позвонила Этте в субботу в половине пятого и договорилась встретиться с ней в ее квартире. Это все, что я знаю.

Губы Фройдберга превратились в тонкую линию, будто порезанную бритвенным лезвием.

– Это неправда, Рут, ты знаешь больше. Ты знаешь…

Она беспомощно пожала плечами.

– Что ты от меня хочешь, Харальд?.. Я только прошу тебя пойти в полицию. Фрайтаг думает…

– Что думает Фрайтаг?

– Что… что это был ты… Ему приходится так думать. Иди к нему и скажи, где ты был. Иди прямо сейчас…

– Господи… – пробормотал Фройдберг, не в силах сдвинуться с места.

Он обливался потом и чувствовал, что вот-вот боль буквально обрушится на него. Он все еще не осознавал, что Лора мертва…

Его красный автомобиль был припаркован на другой стороне улицы. Он сел в него и поехал в полицию.

Комиссар Фрайтаг на цыпочках проследовал за главврачом в палату и остановился у двери, которую за ними беззвучно закрыла медсестра.

Профессор Троге, в белом медицинском халате, с прямыми седыми волосами и утонченно-нервным лицом, быстро подошел к кровати, на которой лежала Лора фон Фройдберг.

Она не шевелилась. Голова ее была плотно перевязана, маленькое лицо под повязкой покрыто восковой бледностью, а большие, прозрачные, как горные озера, глаза лихорадочно блестели и бесцельно скользили по белой стене, будто пытаясь заглянуть за нее.

Профессор Троге осторожно взял руку, лежащую на одеяле, и в тот же момент Лора задвигала сухими губами, и через некоторое время послышалось ее тихое бормотание:

– Харальд невиновен. Это сделала Этта Ахенваль… Радио… музыка… за дверью… она позвала меня… Рут не хотела… из-за Романа… – Так продолжалось три минуты, пять, семь… – Ее письма… конечно, все время только кошечка… Но правда… Я же должна сказать правду, прежде чем… Позовите же его… Мой муж невиновен…

А потом, на восьмой минуте, произошло непредвиденное.

Совершенно неосознанно Фрайтаг сделал шаг в сторону, и вдруг блуждающий взгляд Лоры остановился на… его волосах.

– Харальд, ты пришел, Харальд…

Потрясенный профессор поднял голову, а Фрайтаг прошептал:

– Она путает меня со своим мужем. Из-за цвета волос. У Фройдберга – такой же.

Лицо Лоры начало вздрагивать, от волнения на нем проступили капельки пота.

– Что ты говоришь, Харальд? – выдохнула она слабым голосом. – Я не могу тебя понять… Почему ты так далеко? Подойди же сюда, подойди ко мне, Харальд…

Наступила критическая минута, и Фрайтагу ничего не оставалось, как взять на себя роль, навязанную больной женщиной.

Он взял ее руку и нежно погладил ее.

– Я так счастлива, Харальд… Теперь все будет хорошо. Ты не хотел мне верить… Но умирающие не лгут… Я тебе не изменяла. Я – не котеночек. Те письма…

– Те письма? – переспросил Фрайтаг.

– Я их никогда не читала… Я ничего не знаю о любовном гнездышке. Как только ты мог такое обо мне подумать… столько лжи… Гвидо? Ты не убивал его, Харальд. Это была его жена, Этта… Сначала его, потом меня.

– Но Этты не было в квартире.

– Была… Она стояла за дверью.

– За какой дверью?

– В ее квартире… Она впустила меня в дом, а дверь в квартиру была открыта… Я поднялась по лестнице, услышала музыку, а потом голос… «Входите, я в постели…».

– Это был голос Этты Ахенваль?

– Да, да.

– Вы узнали его?

– Да… Но она не лежала в постели… Она стояла за дверью, ждала меня, а потом – потом ударила.

– Как выглядит Этта Ахенваль?

– Блондинка, как и я… Ты же знаешь, Харальд. Мне жаль ее. Может быть, и я могла бы так ненавидеть. Но моя голова! Мне так больно… Останься со мной, Харальд. Они не могут тебя забрать! Я хочу жить, жить! – Лора тяжело вздохнула, и сознание покинуло ее.

– Все, достаточно, – взволнованно проговорил профессор Троге и вызвал медсестру, которая сразу же появилась в палате.

Фрайтагу здесь больше нечего было делать, и он, попрощавшись, удалился.

Он шел по больничному коридору, погруженный в размышления, и даже не заметил своего помощника Дундалека, пока тот не схватил комиссара за руку и указал на высокого рыжеволосого мужчину, стоящего у окна.

– Фройдберг объявился у нас час назад. Его допросил инспектор Борхард и потом послал меня с ним сюда.

– Я скажу ему пару слов, а вы подождите, – кивнул Фрайтаг и подошел к мужчине. – Господин фон Фройдберг?

Тот нервно повернулся к комиссару.

– Что вам угодно?

Фрайтаг слегка улыбнулся.

– Ничего официального, господин Фройдберг. Мы же не монстры… Я только хочу сказать, что у вашей жены дела не так уж и плохи, и ее жизни ничего не грозит. Думаю, вы рады это слышать.

Фройдберг облегченно вздохнул и сразу же стал вежливым.

– Спасибо, господин комиссар, она в сознании?

– Еще не совсем, нужно какое-то время. Поговорите с профессором Троге. Он вам все объяснит. Мне жаль, что мы не сумели предотвратить…

– Вот именно, – перебил его Фройдберг. – Как можно было допустить подобное? Разве квартира не охранялась?

– Для этого не было никакого повода, так как там никто не жил. Ведь госпожа Ахенваль живет в отеле.

– Но она договорилась встретиться с Лорой в своей квартире.

– Вы знали об этом, господин Фройдберг?

– Нет. Мне только что сказала об этом Рут Хинрих.

– Рут Хинрих?

– Да. Я был у нее и хотел узнать, что случилось с моей женой. Я не имел ни малейшего представления о произошедшем и был просто в шоке.

– Что вам рассказала Рут Хинрих?

– Что моя жена мертва, убита… Тем же способом, что и Гвидо Ахенваль. Я сразу помчался в полицию, но сначала мне пришлось ответить на сотню глупых вопросов, прежде чем я узнал, что моя жена осталась в живых. Якобы это нужно сохранять в тайне.

– Правильно. Убийца должен быть уверен в том, что его план удался… Пожалуйста, зайдите потом ко мне еще раз, господин Фройдберг. Осталось несколько вопросов, на которые вы поможете мне ответить.

– В любое время в вашем распоряжении, – ответил Фройдберг.

Фрайтаг подошел к своему помощнику.

– Вперед, Дундалек! В гостиницу «Принц Адальберт». А потом в – пансион, где живут Рут Хинрих и Роман Кайзер.

– Будем кого-нибудь брать?

– Лучше всего – всю банду, – недовольно пробормотал про себя Фрайтаг.

Они сидели вчетвером в фойе отеля и пили кофе. Рут разломила шоколад на дольки.

– Бери, Этта… Ты же почти ничего не ела.

Но Этта рассеянно помешивала свой кофе и даже не посмотрела на нее.

– Ты же знаешь, Рут, я не люблю его.

– Спасибо, я тоже не хочу, – холодно произнес Виктор. – Я курю.

Рут удивленно подняла брови.

– Вижу, у вас с Эттой одинаковые потребности.

– А какие у Этты потребности?

– Нельзя иметь все на свете. Чем скромнее желания, тем счастливее человек…

За обедом Рут выпила довольно много красного вина, и сейчас находилась в странном взвинченном настроении. Несмотря на это, она успела рассказать о своей встрече с Харальдом Фройдбергом.

– Все-таки Роман прав, это не Харальд. Харальд, определенно, ни о чем не знал, иначе он не вернулся бы.

Вдруг Роман легко коснулся руки Этты.

– Не будь такой убитой, скоро все кончится. Теперь уже недолго, – прошептал он.

– Что недолго?

– Да вся эта неразбериха… Начинается последняя глава. Скоро конец.

– Конец, – беззвучно повторила Этта. – Спрашивается только, какой?.. Как это все кончится, Роман?

– С тобой ничего не произойдет, Этта, верь мне. Ты уже заплатила большую цену… И ни за что. Но на этот раз платить будут те, кто виноват.

– Почему вы говорите во множественном числе? Разве был не один? – удивился Виктор.

– И убитый может быть виноватым… – неопределенно проговорил Роман.

У Виктора при этих словах появилось чувство, что Роман знает куда больше, чем говорит.

Рут неожиданно вскочила с места. Ее черные глаза блестели, а нижняя губа гневно дрожала.

– Не знаю, что на тебя сегодня нашло, Роман. Твоя болтовня не имеет смысла. Я знаю, что вы хотите успокоить Этту, но от слов легче не станет!

Роман многозначительно посмотрел на нее.

– Этте не грозит никакая опасность… Она никого не убивала.

– Даже если никого не убивала. Разве ты никогда не слышал о судебных ошибках?

– В этом случае не будет судебной ошибки, дитя мое…

Их разговор прервал неожиданный вой сирены, и все тут же повернулись к окну. К отелю подъехали два полицейских автомобиля.

Виктор заметил, что в глазах Рут вспыхнуло нечто похожее на триумф, а Роман побледнел. Он обнял Этту, как бы желая ее защитить.

– Спокойствие, Этта… Только спокойствие.

Из автомобиля вышли трое полицейских, впереди шагал комиссар Фрайтаг с непроницаемым выражением лица.

– Можно мне поговорить с вами, госпожа Ахенваль?

При этих словах Этта закрыла лицо руками, а Виктор возбужденно спросил:

– Это что, арест? Тогда я должен привлечь адвоката.

Фрайтаг холодно посмотрел на него.

– Мы еще не дошли до этого, доктор Брюль. Об аресте никто ни слова не сказал.

– Разрешите мне сопровождать мою кузину, господин комиссар, – обратился к Фрайтагу Роман.

– Нет никакой необходимости, молодой человек. Мы никуда не уходим из гостиницы… Оставайтесь все на своих местах. Позже я поговорю с каждым из вас.

Этта встала и на несгибающихся ногах последовала за комиссаром в холл.

Они сели за стол у окна, при этом Фрайтаг не спускал с Этты глаз.

– У нас есть новые показания, госпожа Ахенваль. Показания, которые противоречат вашим. Утверждают, что вы находились в своей квартире в то время, когда в субботу после обеда туда пришла госпожа Фройдберг. Вы пришли не тогда, когда она уже была мертва, вы ждали ее там.

– Кто это утверждает? Это ложь! Я ведь ушла отсюда в пять часов.

– Когда вы ушли, меня не интересует. Главное, что вы были в квартире до госпожи Фройдберг.

– Но я там не была. Иначе бы знала, кто…

– Действительно, тогда вы должны были знать, кто ее убил. Вот и утверждают, что вы это очень хорошо знаете. Согласно показаниям, которыми мы располагаем, вы ждали госпожу Фройдберг в своей квартире. Вы включили музыку и стояли за дверью. А когда госпожа Фройдберг позвонила снизу, вы нажали на кнопку, открывающую входную дверь и одновременно открыли дверь квартиры. Она начала подниматься по лестнице, а вы ей крикнули: «Входите, я лежу в постели». Госпожа Фройдберг и вошла, ничего не подозревая. А когда закрыла за собой дверь, вы ее ударили.

– Я? Ударила?

– Именно так. Что вы на это скажете?

– Если это не злостная ложь, тогда какая-то ошибка… Мой голос никто не мог услышать… Меня не было в квартире, когда пришла госпожа Фройдберг. Я ее не впускала и не говорила, что лежу в постели. И я не стояла за дверью.

– Но кто-то же стоял.

– Это была не я! – в отчаянии крикнула Этта и вдруг выпрямилась. – Может быть, это тот, кто дал такие показания?

– Исключено.

– Тогда мне больше нечего сказать.

– Итак, вы настаиваете на своем показании, данном в субботу после обеда?

Этта кивнула.

– Настаиваю. Я пришла в квартиру, когда госпожа Фройдберг была уже мертва. Она лежала не в прихожей, а там, где вы ее видели. Я ни к чему не прикасалась и сразу позвонила вам… Ничего другого сказать не могу.

Фрайтаг молчал с отсутствующим выражением лица. Через несколько секунд он поднялся.

– Пока все, госпожа Ахенваль… Нам нужны только отпечатки ваших пальцев.

– Отпечатки?

– И не только ваших… Всех. – Фрайтаг повернулся к Дундалеку. – Скажите людям в соседней комнате, что мы все сейчас поедем в отдел криминалистики уголовной полиции.

Этту вели по лабиринту коридоров, ей приходилось ждать то в одной комнате, то в другой, потом у нее сняли отпечатки пальцев. Фрайтаг попрощался с ней кивком головы и передал ее полицейским.

Она не знала, что происходит с Виктором, Романом и Рут. Только мельком услышала, как один полицейский говорил другому:

– Сначала Хинрих… И сразу к доктору Вуншману.

После того, как ей предложили вымыть руки, Этта подошла к раковине и вдруг расплакалась. По природе она никогда не была малодушной, но сейчас мужество покинуло ее.

Вдруг рядом с раковиной открылась дверь, которую Этта сразу не заметила… Медленно, беззвучно, на маленькую щелочку…

Она затаила дыхание и увидела что-то черное. Может, это пальто Рут?

Да, это была Рут. Она стояла там, за дверью, и горящими глазами смотрела на Этту.

– Что, Этта? – шепнула Рут. – Тебя арестовали?

– Не знаю. Мне еще ничего не сказали… – выдавила из себя Этта.

– Идем, быстро! – Рут подняла руку и открыла дверь пошире.

Поколебавшись мгновение, Этта все же решилась и выскользнула в коридор. Они с Рут завернули за угол, побежали по лестнице… Пересекли двор, площадь…

На углу улицы стояло такси.

– Главный вокзал! – крикнула Рут водителю.

В такси она обняла Этту за плечи.

– Положись на меня… Я все обсудила с Романом. Но мы поговорим об этом на вокзале.

– Роман там?

– Мы увидимся с ним позже.

У вокзала они остановились, вышли из машины и заскочили в закусочную. У Рут был готов план.

– Этта, ты должна на некоторое время исчезнуть. И Роман теперь согласен, что другого выхода нет. Если не сегодня, то завтра тебя арестуют.

– Я знаю, Рут.

– Помнишь, что я сказала перед тем, как объявился Фрайтаг? Что болтовня не имеет никакого смысла, и нам надо подумать, как мы можем тебе помочь… Слава Богу, мы еще не опоздали. Мне удалось поговорить с Романом, правда, немного, его вызвали на допрос сразу после меня…

– А Виктор?

– Он сидел в другой комнате и ждал своей очереди. Но мы ни в коем случае не будем посвящать его в наши планы. Это останется между нами. Понимаешь? Во-первых, ты не можешь обременять своими проблемами чужого человека, а во-вторых, это же все не надолго. Рано или поздно, убийца будет найден.