Текст книги "Любовь моя последняя"

Автор книги: Тэа Тауэнтцин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Тэа Тауэнтцин
Любовь моя последняя

Виктор сидел в баре и курил. В зале раздавались несмолкаемые смех и крики, и создавалось впечатление, будто ни один человек не желает помолчать. Он снова заметил, что Этта смотрит на него. Ее огромные голубые глаза казались темными и таинственными. Эта женщина произвела на него впечатление еще в прошлый раз, и он надеялся, что сможет с ней познакомиться. Впереди у него был целый вечер.

Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.

– Именем закона, вы арестованы… Ха-ха-ха…

Виктор повернулся и увидел ухмыляющееся красное лицо, показавшееся ему знакомым.

– Вы все еще не узнаете меня, господин доктор? Я тот самый Гергезель.

Виктор пожал протянутую лапищу и сразу вспомнил – деловое знакомство. Два года назад Гергезель поставлял для стройки Брюля оборудование.

– Не узнал вас. Извините. Как дела?

– Разве мы позволим, чтоб дела шли плохо, господин доктор… Посмотри, Маузи, – обратился Гергезель к своей жене. – Господин доктор Брюль из Франкфурта, какое совпадение, а?

Маузи протянула свою пухленькую мягкую ручку с ямочками, на которой сверкал бриллиант величиной с горошину, и, улыбаясь, произнесла:

– Я очень рада.

– А это маленькое ночное привидение, к сожалению, моя племянница. Дай свою лапку, Петра, не позорь дядю.

– Хеллоу… – на американский манер приветствовала Брюля девушка. – Пригласите меня танцевать?

Неожиданно рядом с Виктором оказался какой-то незнакомый мужчина. На его лбу блестели капельки пота, неверной рукой он держал бокал шампанского.

– Я услышал, – заискивающе улыбнулся мужчина, – что вы и есть доктор Брюль из Франкфурта. Стройки Брюля, не так ли? Я знаком с вашей сестрой, она живет в нашем доме… Я Гвидо Ахенваль.

Виктор произнес несколько вежливых слов и немного отодвинулся, чтобы освободить место для Ахенваля.

– Классная женщина, ваша сестра. Она рассказывала мне о вас и очень вами гордится. Вы у нее остановились?

– Нет, в гостинице. У нее же маленькая квартирка.

– Вот женщина, у которой сердце там, где должно быть. Сегодня таких не найдешь…

Виктор бросил быстрый взгляд на Этту. Она сидела слишком далеко, чтобы слышать, о чем они говорят, но выражение лица у нее было настороженное.

Роман Кайзер, двоюродный брат Этты, осматривал зал изучающим взглядом. Тихий, замкнутый молодой человек. Виктор понимал, почему сестра считает его образцом красоты. Он выглядел, как молодой Байрон, мечтательный и страдающий. Даже когда Роман танцевал со своей жгучей невестой Рут Хинрих, нежно прижимающей свою смуглую щечку к его бледному лицу, вокруг рта оставалась некая болезненная складка. Но это ему шло.

Ночь продолжалась…

Время от времени сквозь музыку доносились низкие вибрации виолончели и громкий смех Рут. Она сидела рядом с Гвидо, повернувшись к нему спиной, и весело болтала с морщинистым Осси Шмерлем.

– Вон та красивая блондинка – моя жена, – обратился Ахенваль к Виктору. – Это моя голубка. Когда мы обвенчались, я еще кем-то был… сегодня же я – никто. Знаете, дорогой доктор, женщины могут любить мужчину только за его счет в банке. Ну ладно, – вздохнул он. – Теперь все изменилось. Теперь она задает тон, а я… Я смотрю на все сквозь пальцы… Пусть наслаждается жизнью, я ведь был такой же. Лишь бы только оставалась со мной, голубка моя…

Чего хотел добиться Ахенваль этими жалкими речами, Виктор так и не понял.

Было уже далеко за полночь, когда Гвидо Ахенваль предложил Виктору:

– Вы ведь не откажетесь пойти с нами к нам домой, доктор. Голубка моя сварит нам ее знаменитый мокко…

– Вперед, к Ахенвалям! – радостно заорал Шорш Химер, имевший какое-то отношение к кинематографу, и вскоре вся компания дружно выкатились из бара.

Виктору пока не удалось перекинуться с Эттой даже словечком.

После дешевого убранства бара квартира Ахенваля в первый момент производила впечатление музея… античная мебель, дорогие ковры, парчовые занавески… Все сразу почувствовали себя здесь, как дома. В домашнем баре всего было полно: шампанское, коньяк, виски, джин. Осси Шмерль стоял у стойки и заправски готовил коктейли.

Виктор поставил виски на каминную полку и пошел по коридору искать Этту.

За стеклянной дверью в кухне горел свет. Он открыл дверь и увидел ее.

– Входите, – мягко проговорила Этта, будто ждала его. – И закройте дверь. Там такой ужасный бедлам. Ваша бедная сестра под нами упадет с кровати.

Виктор локтем прикрыл дверь на кухню и прислонился к косяку.

– Моя бедная сестра заварит себе валерьянки и опять заснет… Наконец-то я могу переброситься с вами парой слов. Я весь вечер ждал этого.

– Знаю. – Этта завинтила крышку кофеварки. – Я тоже хотела поговорить.

– Вы помните нашу встречу в «Принце Адальберте»?

– Вы были очень добры ко мне, я этого не забыла. Наверняка вы теперь лучше понимаете, почему мне иногда приходится ночевать в гостинице.

– Это я понимаю, но не понимаю многого другого. Можно, я буду выражаться прямо?

– Конечно. – Этта посмотрела ему прямо в глаза. – Я даже хотела бы этого.

– Я не понимаю, почему ваш муж так плохо говорит о вас?

– Что же он вам обо мне говорил? – с горечью спросила Этта.

– Да то же самое, что рассказывал моей сестре… что вы вышли за него замуж только из-за его банковского счета, что он теперь несчастный человек и страдает из-за вас. Почему вы позволяете ему так о себе говорить?

– Может быть, это и есть его цель, чтобы я в один прекрасный момент не выдержала…

– Вы имеете в виду, он хочет, чтобы вы подали на развод?

– О-о, этого уж он точно не хочет. Совсем наоборот. Единственное, чего он боится, так это развода.

– Тогда что?

– Ах, не знаю… Может быть, мне только кажется…

– Вот и мне сегодня так показалось. – Виктор подошел к Этте и дотронулся до ее холодной, как лед, руки. – Очень хотелось бы вам помочь.

– Я вам доверяю, но вы не можете мне помочь. У меня такое предчувствие…

– Вы чего-то боитесь?

– Да…

– Чего же?

– Завтрашнего дня. Завтра решится, подам ли я на развод. Боюсь, если это произойдет, мой муж… наделает глупостей.

– Каких же?

– Этого я как раз и не знаю, поэтому так и неспокойна. Он пойдет на все, чтобы не допустить развода.

– Но вы твердо решили уйти от него?

– Да, – честно призналась Этта. – Я его больше не люблю. Когда-то любила, не из-за его счета в банке, как он теперь говорит, любила, потому что была молода и очень неопытна. А теперь я знаю, каков он на самом деле, и… – она неожиданно замолчала.

Виктор легко провел рукой по ее волосам.

– Вы правы, теперь самое время выпутаться из этих отношений. Дадите завтра знать, как только все закончится?

– Конечно…

В это мгновение дверь распахнулась, и в кухню ворвался Гвидо Ахенваль.

– Можно узнать, что все это значит? – заорал он, бросая на стол записку.

Этта с побледневшим лицом отпрянула назад.

– Записка лежала в моей сумке…

– Мне наплевать! Я хочу знать, что тут замышляется! Когда ты говорила с Фройдбергом?

– Я буду говорить с ним только завтра.

– Завтра? С какой целью?

– Ты очень хорошо знаешь, – холодно ответила Этта.

– Да, знаю. Еще что-нибудь придумала, чтобы от меня избавиться? Черт возьми! – Ахенваль с грохотом опустил кулак на стол. – Ты не будешь говорить с этим отродьем, с этим хулителем…

Этта повернулась к Виктору:

– Уходите, доктор. Пожалуйста, уходите!

Но Ахенваль крепко схватил его за руку.

– Нет, он останется. Пусть все знают, какая ты лицемерная дрянь. Ты превратила наш дом в преисподнюю. Тебя нельзя познакомить ни с одним мужиком, чтобы через несколько минут не найти обжимающейся с ним в каком-нибудь углу…

– Вы что, совсем голову потеряли? В каком тоне позволяете себе разговаривать? – возмутился Виктор.

– Ах, успокойтесь. Я лучше знаю свою жену, ее здесь все знают… Вы не первый, с которым она… И не последний. Так что не вообразите себе чего-нибудь!

– Доктор, пожалуйста, уходите! – чуть не взмолилась Этта.

– Да, идите, идите ко всем чертям! – вне себя закричал Гвидо.

– Ну, хорошо. Если вы так настаиваете, я уйду, – не выдержал Виктор и решительно покинул дом Ахенвалей.

А Гвидо, немного успокоившись, решил продолжить вечеринку с гостями, и все уехали в поисках очередного питейного заведения. Этта осталась одна, обуреваемая тяжелыми мыслями. Неожиданно тишину дома нарушил телефонный звонок.

– Этта, это Роман, ты уже спишь?

– Нет, Роман. Что ты хочешь?

– Думаю, будет лучше, если ты пойдешь в отель. Гвидо в отвратительном состоянии. Дело с Фройдбергом его страшно разозлило… Когда Фройдберг приехал в Мюнхен?

– Он позвонил мне вчера в магазин. Хотел поговорить с Гвидо, но я подумала, что из этого ничего хорошего не выйдет, и договорилась с ним о встрече на завтра. Если бы у Гвидо была чистая совесть, ему не пришлось бы так распаляться, – дрожащим от волнения голосом говорила Этта. – Но все то, в чем он мне клялся и что обещал, оказалось ложью. Их связь все еще продолжается, и я поставлю все точки над «i». Когда-нибудь это должно было случиться, и, наконец, решилась. Гвидо это тоже понимает.

– Вот именно. Поэтому я и боюсь.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что вас сегодня ожидает грандиозный скандал.

– Только в том случае, если Гвидо вернется домой. Но я здесь не останусь. Прямо сейчас уйду в гостиницу.

– Это разумно. Зайти за тобой, или возьмешь такси?

– Не надо, Роман, доберусь сама, отель почти рядом. Спасибо за звонок. Передай привет Рут, и спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Этта.

Этта тут же набрала номер гостиницы «Принц Адальберт» и заказала номер.

Одевшись и выйдя из комнаты, она оставила открытой балконную дверь и погасила свет.

Отель «Принц Адальберт» – двухэтажное здание в стиле загородного дома. В фойе горела небольшая лампочка, но ночного администратора на месте не было. Этта позвонила ему и подождала несколько минут.

Проходя в отель, она не заметила высокого стройного человека без головного убора с глубоко засунутыми руками в карманы коричневого полупальто, стоящего в тени дерева. Это был Виктор Брюль. Его настолько взволновала неприятная сцена между супругами, что ему захотелось узнать, что же на самом деле затевается. Выйдя от Ахенвалей, он остановился во дворе, наблюдая за окнами их квартиры, а когда Этта появилась с небольшим чемоданом в руках, тут же пошел за ней и увидел, что она повернула к гостинице «Принц Адальберт», той гостинице, в которой остановился и он.

Вскоре появился разбуженный швейцар, передал ей ключи от номера и ушел – досыпать.

Этта прошла в номер, сняла пальто и закурила. Вдруг ее охватило недовольство собой, даже отвращение. Зачем она здесь? Надо вернуться домой, надо защитить деньги от собственного мужа, иначе он растранжирит их по ночным ресторанам.

Она надела пальто и быстро вышла, оставив дверь открытой, – ведь минут через пятнадцать опять вернется сюда.

Выходя из отеля, она столкнулась в дверях с человеком в коротком пальто. Это был Виктор Брюль. Он узнал ее и удивленно поднял брови.

– Вы?

Этта посмотрела на него, как на привидение, и, ни слова не говоря, убежала.

А Виктор озадаченно смотрел ей вслед, ничего не понимая. Что с ней? Убежала, словно за ней кто-то гонится. Но почему она была здесь? Он машинально посмотрел на часы – без четверти четыре…

Вернувшись домой, Этта, стараясь не шуметь, вошла в квартиру, остановилась в прихожей и прислушалась. Полная тишина. Но она и не рассчитывала на то, что Гвидо будет уже дома. Хватает ресторанов, которые работают и после четырех.

Этта прошла в спальню, зажгла маленькую ночную лампочку и подошла к сейфу, стоявшему рядом с ее кроватью. Он был открыт, ключ торчал в замке, а деньги из него исчезли. Они всегда лежали на нижней полке, рядом с ее украшениями. Это место для дневной выручки, а теперь оно пусто.

Но разве в этом сейчас дело?

Этта устало упала на кровать.

Шесть тысяч марок… Они будут бессмысленно просажены за пару ночей. То, что надо платить по счетам, налоги, аренда – все это Гвидо не касается. Сейчас, небось, он строит из себя крутого господина, поит своих друзей шампанским. И, конечно, не забывает ни Осси, ни Лору фон Фройдберг.

Тридцать красных роз госпоже Лоре фон Фройдберг из Зальцбурга…

В жизни Гвидо и раньше было много женщин, но чаще это были короткие романы, о которых она узнавала после того, как они уходили в прошлое. Но Лора фон Фройдберг не хочет его отпускать…

Внезапно Этта услышала какой-то шум. Шаги… Снаружи, с балкона. Затем отчетливое шарканье по бетонному полу.

Она замерла. Неужели Гвидо? Этта скользнула к двери и бесшумно приоткрыла ее на маленькую щелочку. Вот в соседней комнате подвинули стул. Пожалуй, Гвидо вошел с балкона в комнату. Но почему он не зажигает свет? Странно, теперь и шагов не слышно. Да и вообще, Гвидо ли это? Он не из тех, кто снимает обувь еще на лестничной площадке, наоборот. Что же заставило его красться в темноте по квартире?

А звуки все приближались и приближались. Внезапно Этту лавиной охватила паника, и ужас парализовал ее на несколько секунд. Она не отрывала глаз от ключа, торчащего в замочной скважине. Сейчас откроется дверь… Или она уже открылась?

Больше ни один звук не проникал сквозь звон в ее ушах. Вдруг она услышала голос, тихий и вкрадчивый, изменившийся от гнева, но явно голос Гвидо. Где он? В этой комнате? Или это ее полуобморочный бред?

Тут раздался крик Гвидо:

– Руки прочь!

В следующее мгновение до нее долетели звуки разбиваемого фарфора, затем упал стул. Послышался удар – и тяжелый, глухой звук падающего тела…

Все произошло в считанные секунды.

Этта медленно подошла к двери и нажала на ручку. Первое, что она увидела, это узкую полоску света, проникавшую из-под двери комнаты с балконом.

Свет ее немного успокоил. Она распахнула дверь настежь и… застыла на месте. Гвидо лежал на полу, на лбу его зияла страшная рана, из которой сочилась кровь. Этта сразу поняла, что Гвидо мертв.

И тут она заметила ржавый железный крюк, какие применяются для скрепления строительных швов. Инструмент убийства. Ей снова стало дурно, и она быстро выскочила из комнаты, прошла к себе и, как оглушенная, упала на стул.

Позвонить в полицию? Наверное, надо, ведь произошло убийство. Но кто убийца? И вообще, есть ли у Гвидо враги? У него тысячи друзей, которых он обхаживал, бражничал с ними, плакался им в жилетку, как ему не повезло с его голубкой. С голубкой, которая обманывает, изменяет ему и бросается в него утюгом.

Этту пронзила неожиданная мысль – хотя она никогда не швыряла в Гвидо утюгом, все легко поверят, что она делала это. Друзья Гвидо всегда верили тому, что он им рассказывал. И теперь поверят, что убила его она. Ее будут считать убийцей.

Нечего раздумывать. Надо бежать прочь, прочь отсюда!

Дверь затрапезного серого дома, в котором жили Рут и Роман, никогда не запиралась, и Этта прокралась внутрь, поднялась по грязной деревянной лестнице и постучала в дверь.

В ответ раздалось испуганное «Да?»

– Это Этта, Роман. Мне надо с тобой поговорить.

– Минуточку, Этта.

Она услышала, как он встал, щелкнул выключателем и пошел по коридору.

– Что случилось, Этта? – Роман впустил ее, закрыл за ней дверь и крепко взял ее за запястье.

– Гвидо убит, – выдохнула она.

Роман отшатнулся, черты его лица напряглись.

– Убит?

– Его ударили… В нашей квартире, в гостиной. А я была дома, когда это произошло.

– Где ты находилась?

– В своей спальне. Спряталась за шкаф, потому что вбила себе в голову, что убить хотят меня.

– Тебя? Как это? Кто? Сядь и расскажи все по порядку. Только потише, чтобы никого не разбудить. Рут, слава Богу, приняла снотворное.

Этта начала рассказывать обо всем, что произошло, – от первых шагов на балконе и ее внезапного безудержного приступа страха.

– Я думала, что это Осси…

– Осси?

– Ты же знаешь, что я о нем думаю. От него всего можно ожидать.

– Ты никаких голосов не слышала?

– Только голос Гвидо: «Руки прочь!», а в следующий момент тот, другой, видимо, уже напал на него. Через две секунды все было кончено. После этого я еще слышала, как открывалась балконная дверь. Совершенно очевидно, что убийца ушел через строительные леса. Кто это мог быть?

– Да, кто? – Роман помолчал, потом поднял голову. – Ты собиралась переночевать в отеле, и самое лучшее, что можно сейчас сделать, быстро туда вернуться.

– Думаешь, могут обвинить меня? – Губы Этты задрожали.

Роман резко поднялся.

– Быстро в гостиницу, Этта! Выпей коньяк и иди.

– Роман! – испуганно воскликнула она. – Ты же не думаешь, что это я?

– Ты? – тень улыбки скользнула по его лицу. – Нет, Этта, я не думаю, что ты убила Гвидо. Может быть, и полиция так не подумает. Будем надеяться, что нет. Но в любом случае никто не должен знать, что ты была в квартире.

– Если все так, как мы себе представляем, это явное убийство с целью ограбления, господин советник, – произнес ассистент криминальной полиции Дундалек и, не оборачиваясь, локтем закрыл за собой дверь.

Слегка раскачиваясь, он подошел к письменному столу своего шефа, вытащил из подмышки желтую папку, на которой было написано: «Дело об убийстве Гвидо Ахенваля», положил ее перед советником Фрайтагом и начал докладывать.

– Этта Ахенваль, жена убитого, показала, что у ее мужа должно было быть при себе по меньшей мере пять тысяч девятьсот тридцать немецких марок – дневная выручка ее магазина кожаной галантереи, который находится на улице Бриннер. Кроме того, у него были, наверно, и другие деньги, но о них она ничего не могла сказать. Действительно, в портмоне убитого лежало сто двадцать марок и еще мелочь в кармане пиджака. Дневная выручка, толстая связка больших и маленьких купюр, перетянутая резинкой, исчезла. Так как часы, запонки, кольцо из сейфа не взяты, вывод один – парню нужны были только деньги. Он убил Ахенваля и сбежал по строительным лесам.

– А почему дневная выручка была у Ахенваля? – перебил его Фрайтаг. – Насколько я в курсе, дела в магазине ведет его жена.

– Да, так и есть, – продолжал Дундалек. – Вечером она положила деньги в сейф в своей спальне и забыла вытащить ключ. Около полуночи из бара в квартиру заявилась компания – продолжали пьянствовать, и Этта Ахенваль была с ними. Где-то в течение этих полутора часов Ахенваль и взял деньги из сейфа. Она говорит, что так было не раз.

– Что он забирал деньги, которые ей приходилось от него прятать?

Дундалек выпятил нижнюю губу и кивнул.

– Да и вообще, жили они, по всей видимости, как кошка с собакой. По слухам, распадающийся брак. Она обманывала его, он пил.

– Но финансовые отношения были односторонними, имущество ведь принадлежало ей, так? Фабрика и магазин тоже.

– Да. Она унаследовала все от своего отчима.

– А когда она заметила, что в сейфе нет денег?

– После скандала. До того, как ушла в отель. Она показала, что вышла из дома минут на пятнадцать позже остальных, без четверти два, а без пяти два была уже в отеле.

– А Ахенваль?

– Пока еще не ясно, где Ахенваль провел последний час своей жизни. Он расстался со своими собутыльниками и хотел зайти еще в какой-нибудь бар. Парень, который его убил, видно, знал, где он был. Можно также предположить, что парень не чужой. Он хорошо ориентировался в квартире и знал, что деньги были у Ахенваля. Спальня жены находится в конце коридора, окнами на улицу. Балкон выходит на заднюю сторону, на тихую, неосвещенную территорию. Он мог там безбоязненно ждать, пока Ахенваль не вернется домой, а вернулся он предположительно в половине третьего. Потом все произошло очень быстро и почти бесшумно, потому что никто в доме не проснулся. Я предполагаю…

– Дундалек, – прервал его Фрайтаг, – предположения пока оставим. Я быстро просмотрю материал а потом решим, с какой стороны подходить к этому делу. – Он открыл желтую папку и начал медленно перелистывать страницы, делая короткие пометки.

Дундалек откашлялся.

– Что-нибудь неясно?

– Честно говоря, мне пока все непонятно. Кто позвонил? Вообще, можно ли утверждать, что подняла по тревоге линейную службу именно женщина?

– Это совершенно точно. Правда, она говорила явно измененным голосом – с зажатым носом или еще как-то, но это была женщина. Она назвала адрес Ахенваля и сказала, что владелец квартиры убит. Когда дежурный попросил ее назвать свое имя, она еще крикнула: «Немедленно взломайте дверь!» – и повесила трубку.

– Кого еще допрашивали по этому поводу?

– Соседей по дому и всю компашку, за исключением двоих, с которыми еще не говорили. Это доктор Брюль и Осси Шмерль. Доктор Брюль приглашен к половине десятого и уже ждет за дверью.

– Осси Шмерль, – медленно проговорил Фрайтаг. – Мне кажется, у нас на него что-то есть, что-то было с ним связано.

– Вот именно, – ухмыльнулся Дундалек. – Поэтому-то его еще и не вызывали. Комиссар Борхард тоже кое-что помнит.

– Если не ошибаюсь, он подделывает картины, а пару лет назад подделывал этикетки.

– Мне надо посмотреть, господин комиссар. Я уже велел принести его дело, – вскочил Дундалек.

– Еще минуточку, – остановил его Фрайтаг. – А что с пуговицей от пальто?

Пуговица от пальто, о которой говорил Фрайтаг, и которая лежала на столе, имела форму валика и была сделана из светлой кожи, на ее задней стороне в маленьком ушке висело несколько оборванных шелковых ниточек ядовито-зеленого цвета. Пуговицу нашли рано утром на стройке, а именно на второй ступеньке, совсем рядом с переходом на леса. И так как практически стопроцентно известно, что убийца попал в квартиру именно этим путем, логично предположить, что он и потерял эту пуговицу.

– Может, нам повезет с ней. Она не принадлежит никому со стройки и никому из тех, кого уже допрашивали.

– Вот это я как раз и хочу узнать, Дундалек. Верно ли, что пуговица не принадлежит никому из этой компании? Пригласите ко мне доктора Брюля и возвращайтесь сюда с делом Осси Шмерля.

Комиссар сразу обратил внимание на коричневое короткое пальто вошедшего человека. Хороший покрой, подкладка из верблюжьей шерсти и – роговые пуговицы.

– Садитесь, господин доктор. – Он указал на стул для посетителей, а сам присел к своему столу. – Вы знаете, о чем пойдет речь?

– Догадываюсь, – ответил Брюль. – Об убийстве Гвидо Ахенваля.

– Верно. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Спрашивайте. Только мне надо успеть к половине одиннадцатого на площадь Одеона. У меня там деловая встреча.

Фрайтаг любезно улыбнулся и заметил, что не задержит его надолго.

– Вы давно знакомы с Ахенвалем, господин доктор?

– Я познакомился с ним только вчера вечером.

– А с его женой?

– Тоже.

– Но ваша сестра живет в том же доме. Может, вы все-таки встречались раньше, так, мимоходом?

– Нет, не встречались, – холодно проговорил Виктор. Он считал, что полиции вовсе не обязательно знать, что он давно уже обратил внимание на Этту. – В доме моей сестры я никогда не сталкивался ни с господином Ахенвалем, ни с госпожой Ахенваль. Мы случайно познакомились вчера в баре ресторана, там и разговорились. Конечно, позже мы упомянули и о моей сестре.

– Почему же вы пошли с ним домой? В некотором смысле вы ведь были чужим в этой компании? На что вы рассчитывали?

– Ни на что, – ответил Виктор. – Это получилось само собой, я просто пошел. Мы какое-то время вместе пили и болтали, потом Ахенваль пригласил меня к себе.

– Много выпили?

– Нет, в меру. Кроме хозяина, не было ни одного пьяного.

– А в чем выражалось его состояние?

– Он вдруг озверел и начал скандалить.

– С кем?

– Со своей женой. – Виктор демонстративно опустил глаза на желтую папку, лежащую перед Фрайтагом на столе. Он ни секунды не сомневался, что эта сцена там описана во всех деталях: «Ты превратила наш дом в гнездо порока»…

Тут в кабинет вошел Дундалек и положил перед шефом голубой конверт. Фрайтаг открыл его, бросил взгляд на перечень штрафных санкций против Осси Шмерля и понял, что не ошибся. Этот человек был многократно осужден за разные правонарушения, среди прочего – подделка чеков, шантаж и растрата, а последний раз восемнадцать месяцев сидел в тюрьме за подделку картин.

Фрайтаг спрятал конверт и кивком головы сделал Дундалеку знак отправляться на свое рабочее место.

Дундалек молча уселся за свой стол, на котором его уже ждали подготовленные заранее блокнот и ручка.

Виктор понял, что теперь будет записано все, что он скажет, и слегка занервничал.

– Вы только что сказали, господин доктор, что Ахенваль ни с того ни с сего начал скандалить с женой, – продолжил допрос Фрайтаг. – Что вы имели в виду? То, что у него не было для этого никаких оснований?

– Об этом я не могу судить, – сдержанно ответил Виктор. – Я не знаю их отношений. Но у него точно не было повода для подобной агрессии.

– Речь не шла о другом мужчине?

– Я знаю только, что мужское имя было названо.

– Вы его помните?

– Фройдберг, Харальд фон Фройдберг. Госпожа Ахенваль назначила с ним встречу, записав это на листке бумаги, который Ахенваль и нашел у нее в сумочке. Он сразу же начал дико орать.

– Разве это так уж необычно? Ревнующий мужчина чаще всего орет.

– Но Ахенваль вовсе не ревновал.

– Что же это было, если не ревность?

– У меня создалось впечатление, что он просто разыгрывает какую-то сцену. Все выглядело так, будто он специально хотел оскорбить жену и выставить ее в дурном свете. Он прекрасно отдавал отчет своим словам.

– Как вы думаете, почему Ахенваль разыграл эту сцену? Чего он добивался?

– Не имею ни малейшего представления, о чем там в действительности шла речь. Может быть, ему просто нужна была ссора, – пожал плечами Виктор. – Я посторонний человек, откуда мне знать, чего добивался Ахенваль?

– Когда вы ушли из квартиры Ахенвалей?

– Около половины второго. Я ушел первым.

– А потом кого-нибудь из этой компании видели?

– Нет, никого.

– И госпожу Ахенваль тоже?

– И ее не видел.

– А ведь у нее номер в той же гостинице, где живете и вы.

– Я об этом слышал, но ее не встречал.

– Когда вы вернулись в отель?

– В половине четвертого.

Рыжеватые брови Фрайтага поползли вверх.

– Можно узнать, где вы были с половины второго до половины четвертого?

Виктор насторожился. К этому вопросу он не был готов.

– Я пошел в бар выпить чашечку эспрессо, а потом мне стало дурно от шума и дыма, и я отправился в Английский сад, прогуляться вокруг озера, чтобы немного отдышаться.

– В котором примерно часу?

– Около четверти третьего.

– Вы там случайно никого не встретили?

– Никого. А когда был убит Ахенваль?

– Около половины третьего. – Фрайтаг замолчал и повернул голову к окну.

– Да, – протянул Виктор, – признаю, это довольно жалкое алиби.

– Жалкое? – рассмеялся Фрайтаг. – Это вообще не алиби… Вам еще не приходилось обеспечивать себе алиби, иначе бы вы знали, как невероятно трудно это сделать.

– Все зависит от умственных способностей, – усмехнулся Виктор.

– Конечно, господин Брюль, – сухо ответил Фрайтаг. – Но мы здесь тоже не дураки… Между прочим… какое на вас вчера было пальто?

– Вот это. У меня нет с собой другого. – Виктор бросил на полицейского непонимающий взгляд и отвернулся.

Когда он вышел из кабинета, Дундалек закрыл за ним дверь и заметил:

– Он не похож на человека, который может убить кого-нибудь из-за шести тысяч марок.

Фрайтаг пожал плечами.

– Так ведь и не доказано, что Ахенваль был убит из-за шести тысяч марок. Вперед, Дундалек, теперь мы возьмемся за Осси Шмерля.

– Вызвать?

– Нет, вызывать не будем. Эту птичку я хочу посмотреть в ее клетке. – И, прежде чем выйти из комнаты, Фрайтаг взял со стола пуговицу и положил ее себе в карман.

На табличке, прикрепленной к двери квартиры, было написано: Осси Шмерль, а ниже – художник.

Дундалеку пришлось три раза нажимать на кнопку звонка, прежде чем в квартире послышался какой-то шорох. Потом зашлепали шаги, сопровождаемые хриплым кряхтящим бормотанием, которое вдруг перешло в ужасный кашель человека, выкуривающего по шестьдесят сигарет в день.

Дверь открылась, и в полутемном коридоре полицейские увидели Осси Шмерля, длинного, тощего как жердь, со сморщенным лицом под запущенной гривой каштановых волос. От него так разило виски, будто он в нем выкупался.

– Уголовная полиция, – представился Фрайтаг. – Вы – Осси Шмерль?

– Да, именно я. А что, собственно, случилось? – Он снова закашлялся и отступил в сторону.

Фрайтаг широким шагом прошел мимо него к каморке, дверь которой была слегка приоткрыта. У одной стены стояла кровать, у другой – шкаф и стол с двумя стульями. На стульях в беспорядке валялась одежда: пиджак, брюки, белье, но пальто отсутствовало.

– Что вы у меня ищете? – пробурчал Осси.

– Пальто, в котором вы гуляли сегодня ночью. – Фрайтаг еще раз бросил быстрый взгляд на каморку и тут увидел серо-зеленый длинный плащ с кожаными застежками. – Вот это.

Он снял пальто с крючка и подошел к окну. Одной из кожаных пуговиц не хватало, а пришита она была шелковыми нитками ядовито-зеленого цвета. Парочка оборванных ниток еще свисала с прочного материала плаща.

Фрайтаг вытащил пуговицу, которую нашли рано утром на стройке, и сравнил ее с остальными, а Дундалек с любопытством наклонился к ней и тихо проговорил:

– Точно. И нитки те же самые.

– Что такое с моим пальто? – прокряхтел Осси. – Мне нечего скрывать, со мной все в порядке Я вообще ничего не знаю.

– Даже то, что Гвидо Ахенваль сегодня был убит в своей квартире?

– Что-о-о? Гвидо?

– На вас падает весьма веское подозрение в совершении убийства. Вы признаете, что сегодня ночью были в этом пальто?

Лицо Осси приобрело мертвенную бледность, а копна грязных волос стала похожа на приклеенный театральный парик.

– Он был моим лучшим другом, – невнятно пробормотал он. – Единственным другом. Вы говорите, Гвидо убили в его квартире? А как? Застрелили?

– Нет, в него не стреляли.

– Когда же это случилось?

– Вопросы здесь задаю я. И я хочу знать, надевали ли вы сегодня ночью это пальто? – начал терять терпение Фрайтаг.

– Пальто, да, я был в пальто. – Осси продолжал пребывать в состоянии шока.

– Ну, наконец! Да и не было никакого смысла отрицать это. Мы нашли пуговицу, которой нет на вашем пальто. С теми же самыми нитками, видите?

На Осси слова комиссара не произвели никакого впечатления.

– Я вчера был там, в квартире, – бормотал он. – И другие там были.

– Но пуговицу мы нашли вовсе не в квартире, а рядом на стройке. На третьем этаже. Что вам там было нужно?

– Я там вообще не был, – запинаясь, произнес Осси.

– Не лгите! Пуговица была там, значит, и вы были. Вы проникли через строительные леса на балкон, а потом проломили Ахенвалю череп железным крюком.

– Нет, нет! Я… Мы же вместе были в «Бонбоньерке»… В два часа. Тогда Гвидо был еще жив…

– А где вы были в половине третьего?

– В половине третьего я все еще был в «Бонбоньерке» и оставался там до закрытия. Все время сидел у стойки. После того как ушел Гвидо, я разговаривал с барменом, владельцем ресторана. Можете спросить у него.