Текст книги "Крестоносец в джинсах"

Автор книги: Tea Бекман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

В ЗАПАДНЕ

Тяжелые времена настали для путников.

Лето близилось к концу; крестьяне убирали урожай с полей и засыпали его в закрома, которые охраняли, вооружившись вилами и ножами. Фрукты с деревьев собраны. Крестьяне, объединившись по нескольку человек, прочесывали поля и охотничьи угодья, и горе тем воришкам, что попадались на месте преступления. Дичь, поднятая многолюдными, шумными облавами, перестала быть легкой добычей. Призрак голода снова замаячил перед крестоносцами.

По ничто не могло помешать им любоваться красотой тех мест, по которым пролегал их путь. Отлогие пригорки, расшитые цветочным ковром; жнивье на полях; тронутая желтизной и отливающая золотом под лучами солнца листва деревьев; лазурная гладь озер, над которыми кружились, собираясь в далекий путь, стаи перелетных птиц.

Долф не мог оторвать глаз от великолепия осеннего ландшафта, открывавшегося в новом блеске за каждым поворотом дороги.

Сверкающим алмазом поблескивало меж холмистыми склонами озеро Тразимено. Ребятам уже приходилось слышать о рыбном богатстве этого озера и его удобном расположении. Они вышли к нему, почти не плутая кружными тропами. Полторы тысячи изголодавшихся детей – серьезная ударная сила, на этот счет у владельца замка Тразимено не могло оставаться никаких сомнений.

Граф Лудовико Тразимено ввязался в войну с городом Перуджа, и помимо того ему досаждали собственные крестьяне, поднявшие мятеж. В ярости от того, что ему приходится воевать на два фронта, граф вознамерился подвергнуть непокорную деревенщину жестокой каре и послал своих рыцарей проучить селян. Вырезанный домашний скот, пепелища на месте домов и амбаров должны были показать мятежникам, что с графом шутки плохи. Крестьяне и не думали сдаваться, но они хорошо понимали, что без помощи соседних городов им не пережить зиму в разоренном селении. Тогда они снеслись с жителями города Перуджа, готовыми любой ценой навредить графу Лудовико, который лишил свободных горожан права ловить рыбу в озере и без зазрения совести обирал торговые караваны на дорогах, связывающих Перуджу и Флоренцию.

Еще за несколько часов до того, как ничего не подозревающие дети появились на берегах озера, шпионы донесли графу, что из ворот Перуджи вышло огромное войско и направилось к владениям графа. В это же самое время с тыла к замку подбирались несколько сот жаждавших мщения крестьян, которым теперь нечего было терять, а потому они приготовились биться до последнего. Замок Тразимено, построенный на песчаной косе и с трех сторон окруженный водой, был хорошо защищен от любого противника, но выдержит ли он нападение с двух флангов одновременно?

А тут еще словно из-под земли явилась целая армия детей. Весть об этом повергла графа в панику. Как, еще одно войско? Они окружают его с трех сторон! Но он скоро вонял, что дети здесь ни при чем, и придумал, как их использовать. Навстречу детям вышла вооруженная стража в сопровождении капеллана замка, который в самых приятных выражениях передал им приглашение графа погостить на живописном берегу озера. Пусть сделают привал, разобьют вокруг замка походный лагерь и ловят рыбу в озере сколько душе угодно. Граф Лудовико сочтет за честь принять в своем замке тех, кто командует походом, и позаботится о том, чтобы у них ни в чем не было нужды.

Изумление Николаса сменилось радостью. Впервые за все время странствия владетельный господин с такой изысканной учтивостью приглашает его воспользоваться своим гостеприимством. Для простого подпаска это приглашение было подобно признанию его равным рыцарям, оно приобщало его к знати. Он гордо распрямил плечи, поправил драгоценный пояс и произнес:

– Я предводитель похода, а это мои советники.

Он показал на разнаряженную Матильду и покрасневшего как рак, застеснявшегося Бертольда. Тот предпочел бы отсидеться в лагере, но отказаться от приглашения не посмел, хоть до смерти боялся рыцарских замков – не зря же он сбежал из дому. Сказать твердое «нет» ему не довелось еще ни разу в жизни.

После того как Леонардо ушел, отряд стражников остался без командира. Долф? Он сразу же отказался.

Рудолф ван Амстелвеен не ищет военной славы. Берто?

Сильнее его не сыскать, во он низкого происхождения, а потому не в счет. Фредо был из рыцарского рода, Леонардо – купеческий сын и к тому же ученый. Но бывший крепостной Берто не может быть командиром, единогласно решили все. Так и вышло, что Бертольд, единственный из оставшихся с ними знатных отпрысков, стал командиром охранников…

Бертольд понятия не имел о том, как нужно командовать; робкий, трусоватый малый, он заливался краской, отдавая приказы, а высокомерная Матильда – та вовсю помыкала им. Дело кончилось тем, что охраной распоряжался его младший командир Берто вместе с Долфом, хотя оба числились его помощниками. Точно также Николаc и Бертольд еще считались предводителями.

Прослышав о приглашении в графский замок, Долф задумался, не пойти ли ему вместе с Николасом, и его знатной свитой. Петер тихонько дернул его за руку.

– Не нужно, Рудолф, оставайся лучше c нами.

– Но почему? Мне хочется посмотреть, как устроены изнутри итальянские замки. Может быть, такого случая и не будет больше?

Петер только головой качнул.

– Знатные господа не бывают ласковы без причины, – процедил он сквозь зубы.

– Ерунда! – отмахнулся Долф. – Граф – достойный христианин, его заинтересовало наше паломничество в Иерусалим.

Петер фыркнул:

– Заинтересовало? Итальянца? Скажешь тоже.

– Народ здесь набожный, – стоял на своем Долф, – сами ютятся в тесных лачугах, а соборы отстроили будь здоров…

– Пройдохи они все, – твердил Петер, упрямством не уступавший Долфу, – и на крестоносцев им наплевать, если, конечно, из них нельзя вытянуть чего-нибудь. Но что может понадобиться от нас благородному господину? Подумай-ка сначала об этом.

Долф не понимал его. Он обратился к отцу Тадеушу:

– Петер говорит, что гостеприимство графа внушает ему подозрения. А вы как думаете, дон Тадеуш?

– Мне трудно судить, – честно признался священник, – я плохо понимаю язык, этой страны, но то, что я успел повидать, тревожит меня. Разоренные хутора, женщины, рыдающие в разграбленных селениях, вытоптанные поля и опустевшие загоны для скота, и мужчин совсем не видно. Похоже, война не обошла эти края, вот что мне не нравится.

– И я о том же, – вставил Петер. – Нужно ухо держать востро в таких местах, где еще недавно лилась кровь.

Долф кивнул. При всем своем неукротимом и жестком нраве Петер был на редкость проницателен, и Долф знал, что ему можно верить. Если Петер говорит, что дело нечисто, значит, так оно и есть. Долф остался в лагере и вместе с Петером отрядил на озеро рыбаков. Берто обшаривал побережье в поисках дичи. Фрида, устроившись в уголке, начала перевязывать раны и промывать ссадины пострадавшим в пути. Каждый занялся своим делом, жизнь в лагере текла спокойно и мирно. Впервые за много дней ребята досыта наелись. А в это время под звуки охотничьих рожков и барабанный бой обитатели замка опускали подъемный мост. Николас, Бертольд и Матильда были встречены по-королевски. В трапезной их ожидал обильный ужин. У стен замка, прямо под открытым небом, не допущенные к столу знати простые смертные веселились, жгли костры, пекли рыбу на угольях, жевали доставленный из замка свежий хлеб и были счастливы наступившей передышке.

Судьба нанесла свой удар на заре следующего дня. В зарослях подлеска, к западу от песчаной косы, замелькали фигуры крестьян, их было не меньше сотни. Исполненные неукротимого гнева, вооруженные пиками, вилами, ножами и топорами, рогатинами, они выдвинулись из сумеречной тени кустарника и тут же замерли, будто ожидая чего-то, предпочитая держаться у основания береговой косы, чтобы не стать мишенью для графских лучников.

Дети, по веря себе, терли глаза, испуганно жались поближе друг к другу. Что означает эта вооруженная толпа? Неужели крестьяне охотятся за ребятами?

С юга также надвигалась опасность. Ребята увидели внушительную рать, которую составляли всадники в полном боевом облачении, а за ними сгрудились пешие воины и множество лучников. Повозка, запряженная волами, тянула многопудовые осадные орудия. Не успели ребята и глазом моргнуть, как подошедшее войско отрезало подходы к замку с юга, и они оказались в ловушке.

Приготовления противника не ускользнули от графа Лудовико. Желчно усмехаясь, хозяин замка поднялся на галерею, опоясывающую башню, и оттуда наблюдал за осадой. Узкая полоска суши, на которой стоит замок, отрезана со всех сторон, о бегстве и помышлять нечего, но и врагов графа ожидал сюрприз: у стен замка, который они рассчитывали взять лобовой атакой, их встретили полторы тысячи ребят с оружием в руках. Явь это или сон?

Вот уж преграда, которой никак не предполагали ни крестьяне, ни воины Перуджи. Граф от души посмеялся над теми и над другими. Люди графа высыпали на крепостные стены, во дворе в больших чанах кипятили воду и варили смолу. В подземелье замка за мощными запорами и непробиваемыми коваными дверями томились почетные гости графа, которых он торжественно принимал накануне. Лудовико досконально продумал свой замысел.

Начальник стражи показался на зубчатой крепостной стене и оттуда крикнул оторопевшим детям:

– Кто у вас командует?

– Берто! – кричали одни.

– Рудолф! – ответили другие.

Стражник объяснялся на ломаном германском наречии, и они понимали его.

Долф, Берто и Франк вышли вперед, чтобы лучше расслышать слова, доносившиеся со стены.

– Вы предводители этого похода?

– Нет! – крикнул наверх Долф. – Николас здесь главный.

– Николас и еще двое – наши пленники, мы оставляем их у себя в залог. Мы вернем их живыми лишь после того, как вы разобьете наших врагов.

Долф не верил своим ушам. Значит, Лудовико задумал выставить детей в качестве заслона от нападающих? Ну и подлец! «Выиграть время во что бы то ни стало», – пронеслась мысль. Приставив руки ко рту, он прокричал:

– Не понимаю. – Он раcтеряннo огляделся и подозвал Петера. Безумие какое-то! Не имеет он права положить здесь сотни детей, даже если сами они захотят прорываться c боем сквозь кольцо окружения. Ребята, как всегда, настроены воинственно, но дело кончится резней, да и кто поручится, что заложники еще живы?

Начальник стражи еще раз громко повторил свое требование, и на этот раз его услышали не только Долф с друзьями, но и остальные ребята. Вопль ужаса прокатился в толпе.

– Они взяли нашего Николаса заложником!

Судьба двух других знатных пленников не очень беспокоила ребят, а Николас дорог им, потому что он такой же, как они сами, бедняк. Пусть неудача постигла его в Генуе, но они всегда помнили, что по воле всевышнего крепостной мальчишка оказался достоин возглавить крестовый поход. Николас был для них не просто предводителем, он был символом всех отверженных, которых всевышний уравнивал с королями и знатью.

– Мы обдумаем ваше предложение! – крикнул Долф и обернулся к ребятам.

Петер, Франк, Берто и множество других окружили его; взгляды, полные надежды, устремились на него. Как же ему не хватало в эту минуту умницы Каролюса, спокойного и уверенного в себе Леонардо!

– Что будем делать? – в растерянности обратился он к ним.

– Биться, – сурово отвечал Петер, – но не с тем войском, что позади нас, будем прорываться в замок и освободим Николаса.

Долф покачал головой. Нет, он не сможет приказать сотням детей броситься на верную смерть, на штурм неприступной цитадели.

– А что, если начать переговоры с врагами графа? – предложил Франк, Берто бросил озабоченный взгляд через плечо.

– Они строятся в боевом порядке, выкатывают орудия, атака вот-вот начнется.

– Нельзя больше терять время, – решился Долф. – Ищите белый флаг и длинную палку. Марике, Фрида, пойдете со мной.

– Нет, не ходи, – закричала Марике. – Они убьют тебя.

– Они нас всех убьют, если я не пойду, – рассудительно заметил Долф.

Парламентарию положено быть безоружным, и потому Долф припрятал свой хлебный нож за подкладкой куртки, которую набросил на плечи. Фрида взяла в руки белый флаг. Чуть позади нее шел Долф вместе с Марике. Он поднял руки, показывая, что не вооружен. Они почти вплотную подошли к передовым позициям войска у основания песчаной косы. Долфу стало страшно.

Предводитель воинов Перуджи пришпорил своего коня и выехал навстречу детям, подозрительно глядя на них.

– Вы из замка? – спросил он на тосканском диалекте. – С поручением от графа Лудовико? Передайте ему: пусть сдается без всяких условий, мы не пойдем на переговоры с ним.

Долф не понял и половины из сказанного, несмотря на уроки Леонардо. Любознательная Марике всегда присутствовала на их занятиях, поэтому он и взял ее с собой.

Правда, отдельные слова он понимал неплохо – не зря же он несколько недель странствовал по земле Италии. Впрочем, понимать иностранный язык – это одно, а говорить на нем – совсем другое. Он умоляюще воздел руки и заговорил, немилосердно коверкая и с трудом подбирая слова тосканского наречия, а то и просто заменяя их немецкими и латинскими:

– Поступайте с графом и его людьми как вам заблагорассудится, нам все равно. Мы, крестоносцы, самые обыкновенные дети, нас ждет Иерусалим. Граф Лудовико заманил нас в ловушку, а теперь принуждает сражаться за него, но это нам не по душе. Мы, крестоносцы, не воюем с рыцарями-христианами.

Понял ли его командир воинов? Удалось ли Долфу польстить ему, причислив простых горожан к рыцарям?

Этот-то уж явно не из аристократов. Всадник все с тем же суровым и неприступным видом разглядывал детей.

– Умоляю вас, разрешите детям пройти, – просительным, почти заискивающим тоном упрашивал Долф.

– Ты кто таков? – буркнул воин.

– Мое имя – Рудолф Вега ван Амстелвеен, я родом из графства Голландия, это моя сестренка Марике, а это Фрида, она у нас врачует больных.

– Что-то ты не похож на сына знатных родителей, – подозрительно проворчал горожанин.

Долф в своей заношенной куртке и разодранных джинсах больше всего походил на нищего попрошайку.

– Я всего лишь бедный паломник, господин, как и любой из этих детей.

Марике тоже умоляюще сложила руки и устремила на всадника серьезный взгляд больших серых глаз. Грубое лицо воина потеплело. Может быть, дома он оставил дочку одних лет с Марике?

Явно колеблясь, он еще раз, поверх головы Долфа, посмотрел на ребят, которые сбились вместе у стены замка и молились о том, чтобы Долфу повезло. Но вооружение ребят – их луки, дубинки, топоры и копья – отнюдь не усиливало их сходство с безобидными странниками.

– А почем я знаю, что вы не в сговоре с графом? Может, вы тут для отвода глаз болтаете, а граф готовится к нападению? – бросил им предводитель.

Долф перевел дыхание.

– Позвольте нам отходить по частям, – упрашивал он. – Я не поверю, что вы станете воевать с детьми. Граф Лудовико вам заклятый враг, да и нам тоже. Он обманул нас притворным гостеприимством и обещаниями, а теперь хочет поставить под удар, чтобы спастись самому. Но мы не желаем воевать. Мы мирные крестоносцы-пилигримы и в военных делах не смыслим.

Говоря так, Долф вспомнил свою первую встречу с Леонардо. В ту пору он едва мог объясниться на древнегерманском наречии, теперь ему так же трудно справиться со средневековым итальянским. Язык не слушался, на память не приходили нужные слова. Он уже начал опасаться, как бы у него не получилось вовсе не то, что он хотел сказать. Произношение у него ужасающее, но итальянец, кажется, понимает. Во всяком случае, он ответил на тираду Долфа язвительным смешком:

– Смирные да кроткие, говоришь? Наслушались мы о ваших похождениях. Мирные странники! Ватага разбойников, вот вы кто, и деретесь хоть куда.

– Если бы вы только знали, сколько опасностей нам пришлось изведать в пути, генералиссимо, – убедительно сказал Долф.

Ему показалось, что титул «генералиссимо» пришелся воину по душе.

Из толпы крестьян, стоявших рядом с воинами Перуджи, выступил коренастый человек и направился к месту переговоров.

– Мои люди желают знать, скоро ли мы начнем, – бросил он, недоверчиво косясь на ребят.

Он говорил на диалекте, из которого Долф не понимал ничего, кроме слова «начнем», да и то потому, что человек подкреплял свою речь угрожающими жестами, показывая то на недовольных крестьян, то в сторону замка и вопрошающе глядя на всадника.

– Подождите! – рявкнул тот. – Я отдам приказ, когда наступит время!

– С переговорами у вас ничего не выйдет, – продолжал крестьянин. – Нам нужна голова графа Лудовико.

– А мне, по-твоему, что нужно? Помолчи пока. Не с детьми же ты собрался воевать?

– Деточки? Бамбини? – насмешливо хмыкнул крестьянин. – Хороши детки, нечего сказать. Да они, словно туча саранчи, налетели на наши земли и растащили последнее, что осталось после разбоя Лудовико. Они нам столь же ненавистны, как и графское иго.

Долф уловил слово «разбой», но гораздо больше слов сказало ему выражение лютой злобы и ненависти на лице крестьянина. Дело снова принимает опасный оборот. Он покорно сложил рука.

– Молю тебя, господин, дозволь нам покинуть эти места, всевышний вознаградит тебя за твою доброту.

– Отпетый сброд, – взревел крестьянин. – Перекинулись к нам после того, как император выкурил их с севера. Ничего, мы укоротим их рост ровно на одну голову.

Долф плохо понимал крестьянина, но взгляд, которым он сопровождал свою речь, не оставлял сомнений в его намерениях. Долф распрямился, отбросил угодливую манеру и просительный тон и крикнул в лицо мужчинам:

– Тогда убивайте неповинных детей! Но попомните меня: ваши руки до конца дней будут запятнаны их кровью. Я уже не говорю о том позоре, которым покроют себя солдаты, воюющие с детьми, неспособными даже постоять за себя. Делайте свое дело вместе с самим дьяволом. Расправляйтесь с детьми, заодно поднимите руку на святого отца, что находится при них, и вся Умбрия содрогнется от ваших мерзких деяний.

Марике в ужасе затаила дыхание. Белый флаг в руке Фриды затрепетал. Крестьянин в бешенстве кинулся к мальчику, но всадник на лошади встал между ними.

– Как ты смеешь, Рудолф ван Амстелвеен? – вскричал он.

Люди той поры очень высоко ставили личную храбрость человека, пусть даже граничившую с дерзостью и нахальством, не был исключением и воин из Перуджи.

– Побожись! – приказал он мальчику, ставшему белее полотна. – Побожись всеми святыми, что дети-крестоносцы и вправду просят убежища и никакой хитрости здесь нет.

Долф понял. Он достал из-под свитера медальон с изображением Богоматери и прильнул к нему губами, затем высоко поднял над головой.

– Пресвятая Дева свидетельствует о том, что я говорю истинную правда. У нас нет сговора с Лудовико, мы сами ненавидим его. Он обманом заманил нас в ловушку, из которой мы не знаем, как выбраться.

– Аминь, – твердо произнесла Фрида.

– Аминь, – прошептала Марике и вновь устремила взгляд на всадника. – А теперь нам можно пройти? – спросила она на ломаном тосканском.

Дело решилось. Была ли тому причиной кротость хорошенькой Марике или беспомощный взгляд ее больших серых глаз смягчил суровое сердце воина? А может быть, он опасался навлечь на свое войско презрение всех жителей Перуджи, которые узнают, что его солдаты сражались с малыми детьми?

– Даю вам час времени, – отрезал он. – Я прикажу своим людям беспрепятственно пропускать вас небольшими партиями, но запомни хорошенько: одно подозрительное движение, один брошенный в солдат камень – и мы сотрем вас в порошок. Понял?

Долф упал на колени, выражая свою благодарность.

– Вы благородный человек, генералиссимо. Мы будем молиться о вашей победе. Позвольте еще раз обратиться к вам с просьбой?

– Тебе все мало? – недовольно буркнул воин.

– Простите, господин, в замке содержатся трое заложников из наших, святой Николас, предводитель крестоносцев, и с ним двое детей знатного рода. Обещайте сохранить им жизнь, когда захватите замок.

Всадник изумленно уставился на него:

– Так у графа еще и ваши заложники? И вы так легко бросаете их?

Черт подери, ну и дела! Он внимательно рассматривал Долфа, и во взгляде его сквозило презрение.

Долф ответил:

– Мы надеемся, что ваши солдаты освободят невиновных.

– Ладно, ладно, поторапливайтесь. Через час мы начнем штурм.

Воин начинал терять терпение, но Долфу не требовалось повторять дважды. Он неумело отвесил поклон и вместе с девочками поспешил в лагерь.

– Быстро! Строимся по двадцать человек в ряд. Ножи спрятать под одеждой. Луки и стрелы бросаем здесь. Пусть думают, что мы полностью безоружны, тогда нас пропустят беспрепятственно. Поторапливайтесь!

Какое облегчение снова говорить на германском наречии. Отец Тадеуш, Петер, Франк, Берто, Фрида, Труде, Марике, Карл, Марта, а также все стражники и охотники принялись собирать ребят, делить их на группы, строить в ряды и отправлять к позициям осаждающих. Воины, уже закрепившиеся в боевом порядке, расступались, пропуская детей. Ликованию Долфа не было пределов. Они вырвались из мышеловки. Хитрость графа не удалась.

Движение полутора тысяч детей не могло остаться незамеченным. В замке быстро сообразили, что маленькие крестоносцы, вместо того чтобы выполнить требование графа, убираются восвояси. Граф возлагал надежды на эту живую преграду, что стала между ним и противником, но вот преграда стронулась с места и удаляется у него на глазах. Войско Перуджи пропускает детей.

Кипя от злобы, граф раздавал приказания. На отходящих детей обрушился град стрел, полетели горящие факелы. Ребята закричали, смяли ряды и в беспорядке рванулись вперед, прямо на цепи нападающих, где тут же образовалась зияющая брешь, достаточная, чтобы пропустить толпу. Еще несколько мгновений – и боевой порядок воинов был сломлен. Внезапно подъемный мост, ведущий к замку, опустился, и больше полусотни всадников молнией устремились по его дощатому покрытию, намереваясь воспользоваться возникшим хаосом. Предводитель войска Перуджи заметил их, и его боевой клич разнесся над озером. Солдаты вновь сомкнули цепь. Последняя партия ребят, среди которых находились Долф, Марике и Петер, оказалась отрезанной от своих и зажатой между людьми графа и армией осаждающих. Сейчас разгорится кровопролитное сражение, и тогда им грозит неминуемая гибель.

Крестьяне тоже пришли в движение, кровь ударила им в голову при виде рыцарей Лудовико, всего неделю назад разбойничавших на их землях. Грубо отталкивая ребят, которые мешали им, крестьяне с гневными воплями кинулись в бой. Долф обернулся и застыл на месте: прямо на него стремглав летел конный рыцарь. Позабыв обо всем на свете, мальчик выхватил свой нож и вонзил острие в круп лошади, которая заржала и взвилась на дыбы. Угодить бы Долфу под копыта, если бы один из крестьян мощным толчком не отбросил его в сторону, пока четверо других стаскивали рыцаря с седла. Поле боя, на котором сошлись защитники замка, воины Перуджи и мятежные крестьяне, являло ужасную картину. Полтысячи ребят, зажатых между воюющими сторонами, яростно дрались, хватаясь за все, что только было у них под рукой – обломки мечей, камни, палки, они висли на ногах всадников и тянули их к земле. Они мешали воинам, путались у них под ногами, но отказать ребятам в смелости было нельзя. Многие видели, как упал Рудолф ван Амстелвеен. Они отомстят за своего командира!

Но Рудолф был жив и к тому же целехонек, а спасли его те самые крестьяне, что совсем недавно с ненавистью поминали маленьких крестоносцев. Он потерял равновесие и упал, рискуя быть раздавленным копытами лошадей.

Никто не обратил на него внимания, когда он попытался подняться на ноги, держась под прикрытием распростертой на земле лошади. Он в отчаянии озирался вокруг. Где же Марике? Ее не видно. Зажав в правой руке окровавленный нож, а в левой – камень с острыми краями, он двинулся к лесу, где понемногу собирались уцелевшие ребята.

Они тут же принимались за изготовление луков и стрел: оружие могло понадобиться в любой момент. Накал сражения на прибрежной полосе не ослабевал, бой шел на подступах к замку.

Исцарапанный, весь в ссадинах и ушибах, Долф благополучно добрался до леса. Навстречу ему вышла Фрида.

– Где Марике? – воскликнул он.

Никто не видел девочку. Он внимательно осмотрелся – отовсюду стягивались ребята. По их виду было ясно, что каждый шаг к спасению давался им с боем. Марике среди них не было.

Рыцари Лудовико не устояли перед напором противника, во много раз превосходившего их своим числом. Что за наказание эти дети, которые без малейшего страха словно обезумевшие набрасывались на всадника, не позволяя ему двинуться. Люди графа дрогнули и повернули вспять к подъемному мосту, но лишь семерым из них посчастливилось проскочить, остальные были настигнуты и уничтожены на месте. Впустив семерку уцелевших в замок, его защитники наглухо заперли ворота и поспешили поднять мост. Лудовико не сдавался, хотя уже было понятно, что, имея под своим началом немногочисленный гарнизон да женщин с детьми, он не устоит против наступающего по трем направлениям врага. На галерее, опоясывающей башню, он собрал всех своих дворовых, которые еще держались на ногах и могли биться. Он все еще надеялся отбить атаку. Ребята в отчаянном порыве одним махом переплывали ров и хватались за массивную цепь, на которой держался мост. Сверху на них обрушивались смертоносные стрелы, громадные булыжники, но тут крестьяне, позабыв о своих обидах, подоспели к детям на помощь, и, спустя короткое время, деревянный мост с глухим стуком рухнул на землю. Торжествующие возгласы разнеслись по всему побережью, когда в ворота крепости ударили тараны. После нескольких ударов тяжелые двери поддались, и крестьяне, воины, маленькие крестоносцы неудержимым потоком хлынули внутрь, по пути расправляясь с каждым, кто оказывал сопротивление.

Лудовико осознал наконец, что все пропало, и, ускользнув из замка, попытался на лодке пересечь озеро, но ребята приметили его. Десятка два рыбаков бросились в воду, им не составило труда нагнать лодку с беглецом и перевернуть ее. Тяжелые доспехи потянули графа на дно. Десять ребят погибло… Замок графа Лудовико ди Тразимено пал…

Крестьяне принялись опустошать замок. Вскоре они бы и камня на камне не оставили от графского гнезда, если бы не вмешался предводитель воинов. Мощный форпост на берегу озера еще сослужит хорошую службу городу Перуджа. Граф погиб, почти все его рыцари и дворовые были вырезаны – цена человеческой жизни в те времена была невелика, в особенности среди тех, чьим ремеслом была война. Пленники отыскались в подвалах замка – семеро крестьян и трое детей. Все они были мертвы. Скорее всего, их уничтожили после того, как Лудовико убедился, что хитрость не удалась и детское воинство отходит.

Ребята, те тысяча двести крестоносцев, что остались живы, разбили лагерь на новом месте. В лесной чаще они чувствовали себя намного безопаснее, чем на открытой прибрежной косе, где на них обрушилась беда. Они были вынуждены задержаться: раненым был необходим уход и покой. Фрида и несколько ее помощников целый день занимались только тем, что перевязывали раны, накладывали самодельные шины и примочки. В большинстве своем раны не были серьезными. Тяжелораненых Фрида потребовала доставить в замок, где они были немедленно приняты.

На воинов Перуджи произвели большое впечатление «мирные» крестоносцы, которые дрались с ожесточенным упорством и помогли одержать быструю и сравнительно легкую победу.

Долф не мог прийти в себя, он бродил по лагерю, спрашивая у каждого встречного:

– Не видели Марике? А Петера?

Смерть Николаса и его приближенных не слишком опечалила его. Он никогда не испытывал к Николасу ничего схожего с той привязанностью, которую чувствовал к Марике, Каролюсу, Петеру. Где же сейчас его друзья?

С замирающим сердцем он отправился взглянуть на тела убитых, сложенные на берегу, пока воины рыли могилу.

Оторвавшись от своего занятия, они с любопытством смотрели на высокого юношу в лохмотьях.

– Ищешь кого-нибудь?

– Сестренку…

Воины вырыли три большие могилы, одну для горожан, погибших в этом бою, другую для убитых детей, а третью для врагов. Мертвые тела положили в три ряда, отец Тадеуш ходил меж ними, творя молитву. Но ни Марике, ни Петера среди убитых не было.

Где же они? Что с ними случилось? Что, если они утонули, запутавшись в водорослях? Или растоптаны копытами лошадей и обезображены до неузнаваемости?

Проходили часы, но Долф не прекращал поиски. Он вызвался помочь воинам хоронить погибших, все еще страшась увидеть своих друзей среди мертвых тел. Видя тревогу Долфа, отец Тадеуш успокоил его привычными словами:

– Наберись терпения, сын мой. Господь сохранит тех, кто дорог нам.

«Как же! – в отчаянии думал Долф. – Карл погиб, и Марта тоже, утонул Маттис, рыбак, который не дал уйти графу, а ведь каждый из этих ребят всем сердцем был предан всевышнему… Я думал только о себе, когда начинался бой, – сокрушался Долф, – я отбивался и бежал, спасая свою шкуру. А Марике в это время…»

Когда он возвратился в лагерь, было уже поздно. Навстречу ему бежал Франк, целый и невредимый, не считая того, что одна рука у него была на перевязи.

– Петер тебя ищет повсюду! Он хочет с тобой поговорить.

Петер!

– Где он?

– У костра, где же еще, и Марике с ним.

К немалому изумлению Франка, Долф опустился на землю, прямо тут же на камни и сосновую хвою, и слезы ручьем полились у него из глаз.