Текст книги "Крестоносец в джинсах"

Автор книги: Tea Бекман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

ЗАГОВОР НА БЕРЕГУ МОРЯ

Долф послал Петера и Франка за командирами постов из охраны лагеря, а девочкам – Фриде, Марике и Марии – приказал быть наготове.

Вскоре не меньше сотни мальчишек и девчонок плотным кольцом окружили Долфа.

– Послушайте, ребята, – начал он, – нам нужно посовещаться, но только здесь, посреди лагеря, это делать негоже. Пойдемте-ка на берег.

– Что-нибудь случилось? – с тревогой спросил Берто.

– Еще нет, но может случиться, и нужно быть наготове.

Долф привел ребят в небольшую бухту, зажатую между скалами, здесь их никто не подслушает. Солнце недавно зашло, и сумерки еще не сгустились. Казалось, море само излучает свет, а луна, повисшая над шатром сосен, лишь высекает сверкающие искры из глубины морской. Дети, сгорая от любопытства, окружили Долфа и Марике и теперь не отрывали выжидательных взглядов от самого главного своего командира.

– Вы знаете, что Николас уединился для поста и молитвы, он готовится совершить чудо, – заговорил Долф, еще не зная, как доступнее пояснить свою мысль. Все энергично закивали. – Ибо Николас полагает, – уже не так решительно (это не урок у доски отвечать! ) продолжал Долф, – что море разверзнется перед ним, как только… как только он прикажет…

Все снова закивали.

– Вы верите, что все так и будет?

– Нам обещали, – твердо заявил Франк.

– Да, я знаю… Но тут есть одна сложность.

Они напряженно смотрели на него.

– Дело в том, что Иерусалим, – сказал Долф, покрываясь испариной от волнения, – вовсе не на том берегу, а в тысяче миль к востоку отсюда!

Размашистым движением руки он показал в глубь материка.

– Я не понимаю, – испуганно отозвалась Фрида.

– Сейчас поймешь, – ответил Долф. – Так уж получилось, ребята, что мне в точности известно расположение городов и стран на нашей земле. Этой премудростью когда-то поделился со мной один старый и очень умный человек. Послушайте меня: на том берегу моря лежит Африка, населенная дикарями.

– Африка?

У него создалось впечатление, что это название знакомо им.

– Там водятся львы? – с сомнением спросил Петер.

– Именно. Африка – огромная земля, населенная неграми, там полным-полно диких зверей – львов, слонов, пантер… В общем, это такие места, где нам, христианам, нечего делать.

– Мы не боимся врагов, они побегут от нас! – задиристо крикнул рослый крепыш.

– Ты нрав, Карл, но ведь мы собрались и поход против турок и сарацин, что хозяйничают на Святой земле, а не против магометан в Тунисе или на побережье Северной Африки. С ними нам связываться как будто ни к чему.

– А это разве не одно и то же? – спросила Фрида.

– Нет, конечно. Вы же сами теперь знаете, как необъятна наша земля, правда? Нам пришлось идти не одну неделю, прежде чем мы достигли Генуи, а ведь этот город находится меньше чем на полпути до Иерусалима.

– Иерусалим лежит на другом берегу моря, – упрямо стоял на своем Петер.

– Нет же, Петер. Чтобы дойти до Иерусалима, действительно нужно переплыть море, но только не это. За этим морем – Африка. Вот над чем я ломал голову все это время: для чего понадобилось Ансельму и Николасу вести нас в Геную? Никак не мог я этого понять и вот наконец разобрался во всем.

– Дон Ансельм и Николас сказали нам, что море отхлынет от берегов близ Генуи, – вступил в разговор высокий мальчик, чьего имени Долф не знал, – а им было откровение свыше. Как смеешь ты говорить нам, что это не так?

Долф напрягся, сейчас он скажет самое главное.

– Дон Ансельм солгал вам.

Последовало замешательство, затем поднялся негодующий ропот.

– И все потому, – поспешил закончить Долф, – что Ансельм никакой не монах, а самый настоящий авантюрист и проходимец.

– Он же умеет читать! – воскликнула Фрида.

– Разумеется. Ансельм получил неплохое образование и даже собирался пойти в священники, но он вступил на плохую дорожку, и его выгнали из монастыря.

– Не хочешь ли ты сказать, Рудолф ван Амстелвеен, – угрожающе прозвучал голос откуда-то сзади. – что Николас тоже не святой?

– Николас слышал ангельские голоса, видел своими глазами пылающий крест, – вторил ему другой голос.

– Знаю, Николас не обманул вас. Он честно рассказал обо всем, что видел сам, но его тоже обманули, как и всех вас.

– Господь не мог обмануть! – подал голос Франк.

– Послушайте, дети, я расскажу вам, как все это было. Пылающий крест, который видел Николас, это самый обычный деревянный крест, сколоченный Ансельмом и затем подожженный им. Это Ансельм махал крестом из-за гребня холма, чтобы Николас поверил, что перед ним видение. Откуда ему было знать, что он стал жертвой обмана?

Дети остолбенели.

– Ангельские голоса, – продолжал Долф, – тоже сплошной обман. Ансельму нужен был пастушонок, который мог бы сойти за святого, значит, Николаса требовалось уверить в том, что он действительно избранник небес. Пока он спал, Ансельм подбирался к нему поближе и нашептывал на ухо что-нибудь о божественном предопределении, а Николас думал, что внимает ангелам.

– Откуда же ты знаешь об этом? – Этот естественный вопрос возник сразу у нескольких ребят.

– Я расскажу вам позже.

– Ничего не понимаю, – внезапно заявила Марике. – Говоришь, Ансельм обманывал Николаса? Я терпеть не могу Ансельма, и наверняка он отъявленный проходимец, но для чего ему это? Не шутки же ради.

– Какие уж тут шутки, – потеплевшим голосом произнес Долф («Маленькая Марике становится сообразительнее с каждым днем!»). – Вы знаете, что Ансельм родом из Ломбардии, а ломбардцы – народ темный, верить им нельзя.

В душе он устыдился своих слов – полнейшая чушь! – но как заставить их поверить ему? Сыграть на их предрассудках. Еще свежа в памяти схватка при Ольо, в которой полегло три десятка самых храбрых и сильных ребят. Все согласно закивали.

– Мошенники они все, эти ломбардцы! – раздавалось вокруг.

– Теперь слушайте дальше. Ансельму пришла мысль собрать в германских землях побольше детей и сбыть их работорговцам в Северной Африке. Разумеется, ни один из вас не пошел бы за ним, догадайся вы, что из Генуи суда повезут вас на невольничьи рынки. Вот Ансельм и пустился на хитрость. Стоило ему убедить вас, что он направляется в Иерусалим, и вы с радостью отправились за ним. Для того чтобы это сошло за правду, ему не хватало как раз такого пастушонка, возомнившего, что он святой, предводительствующий тысячами детей. Теперь вам попятно?

Некоторое время они вникали в смысл услышанного, ярость медленно закипала в них, однако, прежде чем они дали выход своему негодованию, Долф вытянул перед собой руки со словами:

– Слушайте дальше. Ансельм привел детей в Геную, где его ожидают сообщники – пираты, готовые взять на борт своих шхун тысячи белых рабов. Конечно, на шести судах не поместятся все дети, даже если бы они стояли вплотную друг к другу. Ансельм отберет самых сильных и здоровых, а малышей и больных бросит на берегу, пусть погибают, ему нет до этого дела.

– Зачем же корабли, если море и так расступится перед нами? – возразил Карл.

– В таком случае, конечно, можно обойтись без кораблей, но расступится ли оно? Это Николас так думает, Ансельм же знает наверняка, что никакого чуда завтра не произойдет. А знает он это потому, что не Господь Бог обещал Николасу чудеса, а парочка мнимых монахов, проходимцев, вознамерившихся продать в рабство тысячи детей. Неужели Господь допустит, чтобы морская пучина разверзлась и вы, пройдя посуху, попали в рабство? А ведь именно такая судьба уготована вам на том берегу. Никакой Святой земли там и в помине нет, никакого Иерусалима и перепуганных сарацинок – ничего! Только иссохший под лучами палящего солнца берег да редкие поселения арабов, готовых платить любые деньги за белокожих рабов из северных стран.

– Но мы не видели кораблей, – заметил Франк.

– Они скрыты в гавани. Мы слишком задержались в пути и пришли в Геную намного позже, чем рассчитывал Ансельм. Вспомните, как он спешил! Боялся, что корабли не дождутся его. Я раскрыл его план, дети. Завтра не произойдет чуда, море все так же будет плескаться у ваших ног, и тогда появится Ансельм со словами: «Милые дети, если море высохнет, этот город придет в упадок, и Господь внял мольбам его жителей, но в своей неизъяснимой милости он явил нам другое чудо. Он послал корабли, чтобы доставить вас прямехонько в Святую землю. Следуйте за мной, корабли ждут вас». Что сделаете вы? С радостью взбежите на борт и позволите увезти себя, но только не в Иерусалим, а в неволю, на рынки рабов. Ребята, еще не поздно! Все вместе мы можем спасти детей.

– Лжешь, Рудолф ван Амстелвеен! – вскричал тот же высокий мальчик. – Море отступит перед нами. Николас обещал нам это, а он говорит правду.

– Дружище, хотел бы я, чтобы это было так, – сказал ему Долф, – и сам бы посмотрел на это чудо, но, клянусь всеми святыми, этого не будет, и не будет потому, что Николас сам обманут Ансельмом.

В качестве последнего довода он вытянул из-под свитера медальон с изображением Святой Девы и прильнул к нему губами, что произвело на всех глубокое впечатление.

– Откуда ты знаешь об этом, Рудолф? – испуганно спросила Марике.

– Да, и давно ли ты знаешь? – подхватил Петер.

– Дорогие мои, я услышал об этом лишь несколько часов назад. Вспомните, Ансельм ведь был не одни, когда он дурил голову Николасу своими видениями и голосами, с ним был его пособник.

– Дон Йоханнес! – догадался потрясенный Франк.

– Точно, но дон Йоханнес не так погряз в грехе, как Ансельм. Поначалу он согласился было на это мошенничество, но совесть замучила его. Смерть Каролюса разбила его сердце. Он сам поведал мне сегодня о дьявольском заговоре, жаль только, что он не сделал этого раньше. Я тоже сперва ушам своим не поверил, но Йоханнес поклялся, что говорит чистую правду. Он не может больше быть заодно с Ансельмом, не может смириться с мыслью, что тысячи детей, которых мы ревностно сберегали в пути, кончат свою жизнь в рабстве, и сегодня, обливаясь слезами, он признался во всем. Я отправил его исповедоваться к отцу Тадеушу.

– Неужели и дон Тадеуш предал нас? – опять спросил Франк.

– Да нет же, он, как и все мы, понятия не имел об этом чудовищном злодеянии.

– Где они? – прозвучал в тишине решительный девичий голос. – Убить их мало!

– Успокойся, Марта, – урезонил девочку Долф, – как только отцу Тадеушу стало известно о заговоре, он отправился к епископу Генуэзскому. Леонардо вместе с Хильдой тоже ушел в город, они добьются аудиенции у герцога и расскажут ему обо всем. Где пребывает Ансельм, мне также доподлинно известно. Он крутится в порту, оповещая работорговцев и пиратов, что семь тысяч ничего не подозревающих детей наконец-то пришли в Геную и встали лагерем на берегу. Он сейчас сговаривается с капитанами пиратских шхун о том, чтобы перевезти вас на тот берег. Завтра днем мы увидим его – он прихватит с собой свору головорезов и примется уговаривать нас подождать чуда… Он делает расчет на то, что ни одна душа не догадывается о его замыслах, и не подозревает о раскаянии Йоханнеса.

– Где Йоханнес? – сурово спросила Фрида.

– Да, да, мы хотим услышать его, – добавил Франк.

– Поищите в лагере, – распорядился Долф, – только не обижайте. Помните: своим признанием он спас всех нас, он душой болеет за вас.

– Так болеет, что по его милости мы проделали этот путь неизвестно зачем! – гневно бросил Петер. – Сотни ребят погибли за это время, а Йоханнес молчал. Он спокойно смотрел, как мы идем все дальше и дальше на восток, как взбираемся на горные вершины, как солнце обжигает нас на безлюдных равнинах, прекрасно зная, что уготовано нам в Генуе, – и молчал.

– Сегодня он все сказал, Петер, и, слава Богу, как раз вовремя.

Дети загалдели, снова и снова повторяя услышанное, впрочем, не все еще поверили, что они жестоко обмануты.

Фрида, Франк, Петер взялись привести Йоханнеса, остальные тем временем засыпали Долфа вопросами, на которые он терпеливо отвечал. Чтобы все поняли, как далеко отсюда расположен Иерусалим, он при помощи ракушек и морской гальки выложил на гладкой поверхности скалы подобие карты земного шара и показал ребятам, что на противоположном берегу моря, прямо напротив Генуи, простирается Африка. Не прошло и получаса, как трое посланцев возвратились из лагеря, ведя за руку Йоханнеса. Увидев Долфа в окружении сотни ребят, выражение лиц которых не сулило ничего хорошего, Йоханнес отпрянул.

– Не бойтесь, – ободрил его Долф, – они ждут вашего рассказа. Передайте им все, о чем мы с вами говорили утром. Мы готовы пощадить того, кто искренне раскаивается.

Дрожащий Йоханнес пристроился поближе к Долфу.

Нельзя сказать, чтобы в плотном кольце воинственно настроенных ребят он чувствовал себя в безопасности. Он напряженно вслушивался в их негромкий разговор.

Бежать некуда, они в два счета нагонят и скрутят его.

Заикаясь от страха, он повторил свой рассказ; не скрыл от них историю своего мрачного прошлого, крушение своих надежд, мечту разбогатеть; подтвердил, что они с Ансельмом дурачили Николаса видениями. Ансельму всегда удавалось главенствовать над ним, признался мнимый монах. Смерть Каролюса обрушилась на Йоханнеса подлинным горем, и в нем пробудились чувства вины и раскаяния. Дети слушали затаив дыхание. Они так верили ему, и кем же он оказался? Негодяй и мошенник, который хотел нажиться на торговле рабами. Как ни странно, они не испытывали к нему ненависти. Он всегда был с ними ласков, он приободрял этих ребят, в трудные минуты поддерживал в них веру. Да и может ли не встретить сочувствия столь глубокое, искреннее раскаяние? Все-таки он не довел до конца задуманное Ансельмом преступление, одно это говорило в его пользу. Значит, в сердце у него любовь к детям пересилила корысть, что более всего подействовало на юных крестоносцев.

Теперь, когда Йоханнес выдавил из себя признание, все ребята до конца поверили Долфу. Взгляды слушателей вновь обратились к нему.

– Ну что, теперь верите? – с облегчением спросил Долф. – Тогда слушайте внимательно. Завтра решающий для нас день. Николас все еще ничего не знает, он расставил охрану вокруг шатра, так что войти к нему нельзя. Он просто не поверит нам, так пусть завтра сам убедится во всем. Море, конечно, не отступит от берегов. И что же дальше? Дети придут в отчаяние, возможно, захотят немедленно расправиться с Николасом, и тут мы должны помешать им. В конце концов, его вины здесь нет. Может вспыхнуть бунт, но мы постараемся навести порядок. Самое главное, не дать Ансельму заманить детей на корабли – тогда всему конец! У нас есть еще два пути: надо поговорить с детьми, чтобы завтрашняя неудача Николаса не была для них полной неожиданностью. Тут уж всем вам придется поработать. И еще: будем защищать Николаса от расправы, когда его неудача станет очевидной, а лишь только появится Ансельм и предложит взойти на корабли, нужно немедленно заткнуть ему рот.

Ребята совещались до самой полуночи. Когда луна скрылась за тучами, они начали расходиться, усталые, разочарованные, ожесточившиеся. Некоторые боязливо поглядывали на шатер, в котором скрывался Николас. Стараясь не шуметь, заговорщики пробирались к своим костеркам и устраивались на ночь. Кто-то плакал. Страх подкрадывался к Долфу. Он затачивал в темноте свой нож и думал, что ему не хватает Леонардо. Удастся ли ему одному завтра сдержать возмущенную охрану? Захотят ли стражники подчиниться приказу Рудолфа ван Амстелвеена в отсутствие своего командира? Он мог лишь надеяться, не будучи уверен, что ребята полностью доверяют ему, ведь до сих пор они ощущали в нем что-то необычное, какую-то непонятную им тайну.

«Я нисколько не удивлюсь, – вдруг подумал он, – если Николас вздумает завтра обвинить меня и в неудавшемся чуде, и во всех прочих бедствиях».

Измученный сомнениями и страхом, он наконец уснул.

РАСПЛАТА

День занимался ясный, лучезарный, еще лучше вчерашнего. Солнце взошло над холмистой грядой, окаймляющей город, золотое сияние разливалось по бескрайней водной глади, расцвечивало пробуждающуюся Геную, ласкало своим теплом детей, которые сладко потягивались, стряхивая сон. Настал великий день, день волшебства на море, они вспоминали об этом и тут же вскакивали. Немногие отправились сегодня ловить рыбу. От малышей не было отбою, они носились по лагерю, приставая ко всем с одним только вопросом: «Уже пора?» – и с любопытством поглядывали на шатер, в котором не было заметно никакого движения. Чем занят Николас? Коротает время в молитвах или забылся сном?

Неизвестно… У входа в шатер выстроились пять силачей с дубинками наперевес, готовые преградить путь любому.

Ближе к полудню их предводитель покажется своему воинству, а до тех пор нужно набраться терпения.

Тем временем сотня ребят, с которыми накануне совещался Долф, приступила к своей нелегкой задаче: подготовить детей, радостно ожидающих чуда, к тому разочарованию, которое неизбежно придется пережить. Их не хотели слушать. Время от времени кому-то из охраны удавалось-таки собрать вокруг себя нескольких человек и шепотом начать рассказ. Они старались поговорить с каждым, но единственное, чего добились помощники Долфа, так это всеобщего замешательства и растерянности. История чудовищного обмана представлялась непосвященным столь невероятной, что они с плачем бежали жаловаться Рудолфу на «больших мальчиков», которые снова обижают их. Рудолф не мог сказать им ничего утешительного в ответ, он отправлял всех к Йоханнесу, сидевшему в мрачном одиночестве у входа в лазарет; встревоженные расспросы детей были нескончаемой пыткой для мнимого монаха, но и он тоже не мог успокоить детей.

– Ждите, дети. На все Господня воля.

А ведь малыши так истово верили в святое чудо, с надеждой и нетерпением предвкушали его, и вдруг по лагерю поползли слухи, большие ребята принялись уверять их, что все это сплошной обман. Не может быть!

Вместо того чтобы подготовить детей к завтрашним событиям, Долф и его помощники достигли обратного. Напряжение в лагере усиливалось с каждой минутой. Ничего, ничего, Николас покажет этим смутьянам, как отступит море, пусть тогда сознаются, что поддались наущению дьявола!

Долф ни во что не вмешивался, всячески отделывался от малышей, в испуге льнувших к нему. Он от души жалел детей. До чего же ему не хватало сейчас отца Тадеуша с его спокойной уверенностью, насмешливого Леонардо.

По мере того как время приближалось к полудню, волнение ребят достигло предела. Вооруженная охрана рассыпалась по берегу, и от сурового вида подростков зрителям, которые начали стягиваться сюда, становилось не по себе.

Иным казалось, что они уже слышат громы небесные, это и впрямь бушевала гроза вдали, но над побережьем не пролилось ни капли дождя, небо оставалось безоблачным.

Долф бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого. Точный ли у них сейчас ход? Он часто слышал перезвон колоколов намного раньше того времени, что показывали его часы. Видно, в средневековых монастырях счет времени вели весьма приблизительно – какие тут у них инструменты. Часы обычно не подводили Долфа, может быть, это и не столь важно, но в моменты, подобные этому, когда напряжение грозило взорваться с каждой минутой, ему была так необходима скрупулезная точность человека двадцатого столетия.

Он взял с собой Марике, и вместе они забрались на скалистый уступ, с которого хорошо просматривалось побережье. У него не было ни малейшего желания находиться в гуще толпы во время жалких попыток Николаса обуздать морские волны. Он знал по опыту: в тех случаях, когда требуется найти козла отпущения, лучше держаться подальше.

Ансельма не было видно – еще не вернулся из города.

Долф не знал, радоваться этому или нет. Появись Ансельм сейчас, он быстро смекнет, что заговор раскрыт, но в то же время трудно доказать виновность лжемонаха в его отсутствие. Попробуй-ка одолеть невидимого врага!

На берегу столпилось множество народу. В небе высоко стояло полуденное солнце. С минуты на минуту звон колоколов на башнях Генуи возвестит наступление полудня; с минуты на минуту распахнется белый полог шатра, и Николас выйдет к детям. Неудержимо напирая, ребята едва не сталкивали стоящих впереди прямо в воду. Теперь они заполнили берег во всю ширь, однако пространство, отделявшее первые ряды от шатра Николаса, оставалось незанятым. Сотни ребят устроились на отлого сбегающих склонах холмов, откуда до них не доносились слова, зато было хорошо видно все, что происходит внизу. Лагерь, затененный листвой, совсем опустел. В лазарете осталась только Фрида, которая металась между больными и ранеными, стараясь успокоить каждого:

– Ничего, не сможешь сам дойти до Иерусалима – мы понесем тебя на руках, – приговаривала она срывающимся голосом, прекрасно понимая, что Белокаменный Город – всего лишь красивая сказка, прикрывающая неслыханный обман.

Долф внимательно разглядывал детей, тесно прижавшихся друг к другу и ожидающих божественного откровения. Он обратил внимание на серьезные лица ребят-охранников и снова подивился их спокойствию. Малыши, приплясывая от нетерпения, по колено забрались в воду, Тисс крикнул в порыве восторга:

– Ох и побегут же сейчас эти сарацины, ох и побегут от нас!

Он еще верил. Он еще верил всем этим россказням, звучавшим так необыкновенно, так захватывающе.

– Вот они, – вдруг сказала Марике.

Долф проследил взглядом в направлении ее вытянутой руки. В стороне от детей, неподалеку от покинутого ими лагеря, замаячила темная ряса Ансельма, рядом с ним держались три мрачных бородача. Долф почувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Явился-таки, негодяй! Не подозревает, что его планы известны. А эта троица и есть, значит, те самые пираты, чьи шхуны поджидают в гавани… Интересно, сколько детей поместится на одном таком судне? Долф понятия не имел. Так или иначе, присутствие троих работорговцев очень беспокоило его.

Неужели Леонардо не смог проникнуть во дворец герцога? Или хотя бы к городским властям? Неужели отец Тадеуш не сумел убедить епископа? Что же случилось с его друзьями?

Сплошные вопросы, на которые нет ответа. Который час? Стрелки показывали десять минут первого. Беспокойство зрителей нарастало, кое-кого из малышей уже столкнули в воду, и те, растянувшись на мелководье, заходились плачем. Двое стражников выловили их и помогли подняться. Дети гудели, словно рой потревоженных пчел.

Вдалеке зазвонили колокола, и тотчас же полная тишина воцарилась на берегу. Все застыли на месте, никто больше не кричал и не толкался, все взгляды скрестились на шатре, полускрытом деревьями.

Полог шатра откинулся, и Николас предстал перед ними. Вид его был великолепен. Поверх кольчуги, добытой в схватке с наемниками графа, он набросил свою белоснежную накидку, стянутую драгоценным поясом Каролюса. Длинные белокурые волосы Николаса были тщательно приглажены и отливали на солнце.

– Ну, прямо архангел Гавриил, – шепнула Марике.

Похоже, ничего не скажешь.

Николас даже осунулся за прошедшие сутки. Бледный, глядя прямо перед собой застывшим взором, он решительно двинулся к самой кромке берега вдоль расступавшейся перед ним живой стены. Пятеро мальчиков, что несли вахту у шатра, следовали за ним. Пропустив Николаса и его сопровождающих, ребята в молчании смыкали ряды. Немое ожидание сковало их, и в этом молчании Долф почувствовал зарождающееся сомнение.

Он был настолько захвачен зрелищем, которое разворачивалось на берегу, что совсем позабыл про Ансельма и его сообщников. Он не мог оторвать взгляда от Николаса, который все так же, глядя в одну точку, шествовал к воде.

Руки молитвенно сложены, голова опущена долу. В наступившей тишине гулко шумел прибой, накатывавший на утес, где стоял Долф. Колокольный звон утих. Николас, не сбавляя шага, приближался к морю, еще секунда – и вода накрыла его босые ноги, вот он уже по колено в пенящихся волнах, которые омывают край его одеяния. Остановился.

«О чем он думает сейчас?» – спрашивал себя Долф.

Воображение мальчика работало с удивительной яркостью, он невольно представил себя на месте бедолаги-подпаска.

А что, если бы сейчас он стоял там внизу, один на один с сияющей морской далью. Начинается…

Николас воздел руки:

– О великое море! Повелеваю тебе отступить перед детьми, посланными Богом.

Тишина. Семь тысяч зрителей замерли, боясь вздохнуть. В простых, бесхитростных словах Николаса звучит неподдельная вера, которой проникнут весь облик предводителя крестоносцев, и эта вера завораживала ребят. Картина и впрямь необыкновенная – одинокая фигурка затерялась на фоне безбрежного моря, голос разносится над волнами.

Между тем на море ничего не происходило, все та же даль, без конца и начала, рыбацкие шхуны так же покачиваются на синей, до боли в глазах искрящейся поверхности, которая скрывает в своей глубине косяки рыбы, морских чудовищ и, конечно же, неразгаданные тайны.

– Молю тебя, Господи, сделай так, чтобы море отступило перед святым воинством, призванным освободить Иерусалим!

Снова мертвая тишина. Мерный рокот прибоя, набегающего на камни, с тихим плеском омывающим водоросли и прибрежную гальку. Едва слышное дыхание притихших ребят.

Опять ничего. Море, величественное и недвижное, нежится в солнечных лучах.

«Вот так и я ждал чуда, стоя на камне близ Спирса, так же мучительно долго тянулись минуты, – вдруг вспомнил Долф. – И чуда не произошло. У меня душа ушла в пятки, когда прямо на глазах машина времени унесла того мальчишку, а я остался здесь! Я смотрел и понимал, что все пропало. Николас переживает сейчас то же самое: леденящий страх и осознание: чуда не будет».

Николас вытянулся стрункой, будто вознамерился копчиками пальцев дотянуться до небосклона.

– Расступись, непокорная стихия, расступись перед Божьим воинством и дай нам пройти. Господь желает этого!

Лазурная ширь, безбрежная, почти неподвижная, простиралась до самого горизонта, солнечные блики все так же скользили по волнам. Большой корабль вышел из гавани. Чайки вились над водой, то ныряя вглубь, чтобы выхватить рыбешку, то взлетая к небу…

Николас рывком обернулся и воскликнул:

– Молитесь! Молитесь же!

Некоторые ребята попытались было опуститься на колени, но их со всех сторон зажимала толпа, остальные продолжали стоять неподвижно, даже не подумав молитвенно сложить руки и возвести глаза к небесам. В суровом молчании взирали они на своего предводителя.

– Молитесь! – звенел его отчаянный крик.

«До него доходит, что все без толку», – сочувственно подумал Долф.

Николас еще раз обратился к морю, заклиная воды отхлынуть от берегов и пропустить крестоносцев. Голос его срывался; приподняв край одежды, он сделал несколько шагов вперед, высоко поднимая ноги, словно и впрямь собрался пройти по воде, еще немного – и он был уже по пояс в воде и в эту секунду наступил босой ногой на морского ежа…

Эти отвратительные существа прятались в прибрежных камнях. Если кому-то из ребят случалось натыкаться на них, острые колючки обламывались и застревали в голой ступне. Накануне вечером Фриде хватило забот с колючками, которые она при помощи твердой рыбьей кости десятками вытаскивала у немилосердно покалеченных рыбаков. Ребята стали заходить в воду, не снимая обуви, надежно защищавшей ноги от мощных клешней и острых шипов.

Но Николас стоял босиком, и море, которое он надеялся подчинить своей воле, ответило ему безжалостным «нет!». Он пошатнулся и, едва держась на ногах, заковылял назад. Зрители встретили его мрачным, угрожающим молчанием, злобное выражение их лиц не на шутку перепугало Николаса, и он снова рванулся к воде.

Отчаяние охватило его, раненая нога нестерпимо болела, море не слушалось его. Теперь уже всем было понятно, что представляет собой тот, кто вначале напоминал им архангела Гавриила: разряженный пастух, жалкая марионетка.

И все-таки он еще раз протянул руки к морю и возвысил голос. Полководец, выступающий на врага; целитель, заклинающий злых духов покинуть тело больного и вернуться в царство тьмы; несчастный, обманутый мальчишка, вообразивший себя святым и посягнувший на законы природы…

Море не послушалось его, не снизошло к его мольбам и по-прежнему тихо плескалось у его ног. Море смеялось над ним.

Вспышка негодования и ярости охватила многотысячную толпу. Рудолф-то, оказывается, прав, чуда не будет!

Их жестоко обманули, заставили пешком прошагать тысячи миль пути, они готовы были сносить голод, холод, жару – и ради чего все это? В пылу гнева никто не подумал, что Николас сам стал жертвой обмана. Волна возмущения, прокатившаяся среди зрителей, должна была найти выход.

С истошными воплями ребята бросились к бедолаге Николасу, готовые растерзать его.

Охрана попыталась пробиться к Николасу, расталкивая драчунов.

– Они убьют его! – взвизгнула Марике. Но Долф уже вскочил, кубарем слетел вниз и бросился в гущу свалки. Он изо всех сил работал локтями, прокладывая себе путь, раздавая тумаки направо и налево. Охранники тоже старались помочь Николасу: размахивая дубинками, они оттесняли толпу, чтобы очистить проход к середине.

Кольчуга, добытая у графских наемников, спасла Николасу жизнь.

Его отбросили на камни, и он упал на спину. Нарядное одеяние изорвано – лицо в ссадинах, в крови. Нападавшие сами испугались захлестнувшей их ненависти и теперь нерешительно отступали. Охрана подобралась к Николасу и окружила его. Долф опустился на камни рядом с мальчишкой и тут же заметил Марике, которая все это время держалась поблизости. Она приподняла голову Николаса, положила к себе на колени, из глаз девочки полились слезы.

– Как вам не стыдно! – крикнула она, глядя на ребят.

Потом набрала пригоршню морской воды и обмыла исцарапанное лицо. Соль, просочившись в ссадины, причиняла Николасу жестокую боль. Он открыл глаза.

– Господь покинул меня… – произнес он шепотом, полным безысходного отчаяния.

– Господь не покинул нас! – громом среди ясного неба прозвучал голос Ансельма.

А вот и он сам, сопровождаемый компанией бородачей.

Все замерли.

– Господь не осушил море, милые дети, – сладко приговаривал Ансельм, стараясь, чтобы его услышали далеко. – Но он не оставил нас своими милостями. Он послал корабли, чтобы перевезти вас через море прямо в Святую землю…

Долф подскочил.

– Лжешь! – воскликнул он.

Дети зашумели.

– Рудолф ван Амстелвеен, я возвещаю, что ты не достоин даже ступить ногой на палубу судов, ниспосланных нам всевышним.

– Ты забыл сказать – невольничьих судов! – бросил Долф в искаженное, изумлением и ненавистью лицо. – Запомни хорошенько: ни один из нас не вступит на палубу, а ты не дождешься, чтобы Рудолфа ван Aмстелвеенa или одного из этих детей выставили на продажу на рынке Туниса.

Ансельм побелел от злости, быстро повернулся к спутникам и что-то крикнул им на своем тосканском наречии.