Текст книги "Яд-шоколад"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 17
Как обнаружили

В тот момент Катя рада была любому предлогу, лишь бы выйти вон из этого страшного недостроенного дома.

Свидетели… Гущин намеревается допросить охрану поселка. Она повернулась и на ватных ногах побрела за ним. Оперативники в это время вносили в дом дополнительные софиты. Эксперты начали покрывать пол и стены специальным составом для выявления всего того, что не увидишь простым глазом. Эксперт Сиваков, закончив осмотр трупа мужчины, шел в дом работать дальше. Они с Гущиным мрачно переглянулись. И Сиваков едва заметно кивнул. И от этого полковник Гущин, как показалось в тот момент Кате, как-то сразу здорово сдал – обычно громогласный и решительный на местах преступлений, он вдруг странно затих, словно погас, растеряв весь свой обычный кураж.

С охранниками, впрочем, он разговаривал, как обычно беседуют с «первичной свидетельской базой», стараясь не упустить ни одной детали.

Двух охранников – совсем простых, судя по виду, бывших военных, трясло как в лихорадке.

– Успокойтесь, – сказал им полковник Гущин. – Вот давайте закурим и расскажите мне, как вы их нашли.

– Вы только не подумайте, что это мы их там, – сказал охранник постарше. – Мы ведь сначала просто увидели, что ворота настежь. И машина вроде как въехала только что во двор. А время-то было уже к ночи! Стемнело уж. У нас тут вся стройка в девять заканчивает работу, работяг-гастарбайтеров увозят, чтобы они не околачивались здесь, по домам не шарили. А потом мы увидели Гринева у машины…

– По порядку, пожалуйста, все по порядку. Значит, вы знали потерпевших?

– Да, мы их знали, – ответил молодой напарник. – Его, самого хозяина и его жену.

– Она хозяйка дома, а не он, – перебил его старший. – Помолчи, не болтай, чего не знаешь. Дом этот ей отец купил. Подарил к их с Кириллом Гриневым свадьбе. Тут еще только стены возводили, даже крышу не крыли. Потом они – еще не молодожены даже, а перед самой свадьбой – заставили все сломать до фундамента, пригласили архитектора и построили дом фактически заново. Она, Вика, тут всем командовала, а Гринев только под козырек брал. Он у ее отца работал. Отец-то у Вики большая шишка – бизнесмен и в каких-то комитетах заседал. Правда, сейчас за границей постоянно, вроде как от следствия скрывается, вроде как у государства своровал что-то на подрядах. А дом и участок здесь, в Котельниках, он Вике подарил. Она всему здесь хозяйка.

– Ой, я ее как увидел в доме-то… меня там стошнило, – младший замотал головой. – Кто же с ней и с ним это сотворил? У нас тут работяги, конечно, могли и ограбить, но чтобы вот такое с человеком сделать…

– Вы сегодня Гриневых в поселке видели? – спросил Гущин.

– Нет. Но он нам звонил вчера. Сказал, что они с женой приедут что-то там смотреть в доме и он на обратном пути оставит нам ключи в охране. Завтра, мол, приедет какой-то дизайнер по отделке дома с командой, им ключи передать…

– Вы поселок днем объезжали?

– Нет, тут ведь стройка целый день. Машин полно, техника строительная. Мы вечером в машину садимся и раза три за ночь во время дежурства все осматриваем, – сказал старший охранник. – Мы подъехали и увидели, что ворота открыты.

– Камеры на въезде у вас есть? – спросил Гущин.

– Никак нет, владельцы-застройщики пока не удосужились снабдить. Тут все позже у них будет ухожено-обихожено.

– А вас не удивило, что Гринев, позвонивший вам накануне, не оставил ключей, как обещал?

– Так, может, они с женой передумали, – пожал плечами охранник. – Она, Вика, передумала. Откуда ж мы знали? Если бы знали, сразу бы сюда к ним на участок примчались. Намного раньше.

– Сколько было времени, когда вы их нашли?

– Двадцать две минуты одиннадцатого, я специально время заметил, когда стал вам звонить в полицию, знал, что спросите про это.

– Вы что-то трогали здесь, на месте?

– Ни-ни, как только увидел, стал вам звонить, а напарник мой в дом побежал и там так закричал – иди, мол, сюда, она тут убитая!

– Вы в доме до чего-нибудь дотрагивались? – обратился Гущин к младшему охраннику. – Каких предметов вы там касались?

– Я не помню… дверь… ручка дверная… потом меня там вырвало сразу, наизнанку вывернуло, когда я ее увидел…

– Выходит, прежде Гриневы часто тут бывали на месте строительства дома?

– Раз в десять дней точно приезжали, иногда и чаще. Свой дом строится, как не смотреть.

– А рабочие? Сегодня ведь не работали они здесь.

– Водопроводчики приезжали два дня назад, систему водоснабжения там налаживали. Эти Гриневы, видно, приехали проверять.

– Что за фирма?

– Наша фирма подрядная, они тут всем водопровод ведут, налаживают.

– Позже у вас возьмут адрес фирмы. Мы проверим. А что за дизайнер, про которого Гринев говорил?

– Не могу сказать, они своего где-то нашли. Гринев сказал, что оставит ключи и мы этому дизайнеру, мол, завтра отдадим. И это все, что он мне сказал по телефону.

– Раньше они сюда приезжали всегда одни? Или кто-то приезжал с ними?

– Нет, всегда одни, они ж молодожены, кто им нужен сейчас? Никто. Они лишь друг другом интересуются… то есть интересовались, – старший охранник поперхнулся. – Что, ограбили их?

– Мы разбираемся.

– Я подумал сначала это ограбление. Они ж состоятельные. У него деньги с собой всегда имелись. Но чтоб так убить страшно…

– Нам нужен список всех подрядных и строительных организаций, которые у вас тут работают, привозят рабочих, – сказал Гущин. – На каких участках сейчас ведется строительство?

– Сектор четвертый, пятый и шестой. Это совсем в другой стороне, ближе к озеру нашему.

– А есть дома, где уже живут?

– Нет, тут пока еще отделочные работы, заселят к осени.

– Что вы сами сегодня видели здесь днем, вечером – какие-то подозрительные люди, незнакомые вам? Что-то, может, привлекло ваше внимание?

– Нет, все, как обычно. Людей полно – работяги, и эти, с фирм разных. Транспорт, техника. Тут же стройка в лесу! Машин всегда много.

– Мы вынуждены проверить вас на наличие следов крови и забрать у вас образцы для сравнения на экспертизу, – сказал Гущин. – Отнеситесь к этому спокойно, вас никто не обвиняет. Просто так нужно для дела.

– Да пожалуйста, берите, – развел руками старший охранник. – Кто же это сделал? Кто же убил их так страшно?

Глава 18
Вопросы

После того как Гущин закончил разговаривать с охранниками, он погрузился в угрюмое молчание. И Катя его молчания не нарушала.

Она видела, как оперативники и эксперты выносили из дома контейнеры с образцами всего того, что показалось им подозрительным и стоящим исследования на экспертизах. Видела она, как пронесли упакованные вещдоки – те самые странные предметы, обнаруженные на теле Виктории Гриневой: глиняные черепки, белая металлическая плошка и кукла-голыш.

Плошка показалась Кате предметом, который она прежде видела при каких-то тоже пугающих обстоятельствах. Только вот сейчас она никак не могла этого вспомнить, и все ассоциации рассыпались в пыль.

Да и не строила она никаких ассоциаций этой ночью в глухой час у темного жуткого дома, в котором, казалось, побывал сам дьявол.

Эту фразу «точно сам дьявол тут побывал»Катя услышала от оперативников. Они все тоже выглядели мрачными и сосредоточенными, как и их патрон Гущин.

В доме приступила к работе группа патологоанатомов, работал вместе с группой и эксперт Сиваков.

После того как из дома вынесли те странные предметы, так похожие на мусор… новый мусор… Катя долго крепилась и не задавала полковнику Гущину никаких вопросов. Вообще никаких. Все ждала, чем же кончится это странное гробовое молчание, воцарившееся на месте происшествия.

В половине пятого утра эксперты закончили работу с телом и первичный осмотр. В дом покатили железную каталку. Вторая каталка, точно катафалк, стояла у машины «Скорой». На нее погрузили тело Кирилла Гринева. Из дома уже в черном пластиковом мешке вывезли труп его жены Виктории.

Следом вышел эксперт Сиваков. Он подошел к Гущину и закурил сигарету.

– Что? – коротко спросил его Гущин.

– Ничего хорошего.

– Это то, что я думаю?

– Очень похоже, – тихо ответил Сиваков. – Чрезвычайно похоже. Почти идентично.

Он так понизил голос, что лишь Гущин и чуткая Катя, вся ставшая одним большим ухом, расслышали его.

– Мне надо точно это знать, – хриплый голос Гущина сразу еще больше охрип. – Так очень похоже или идентично?

– Вскрытие покажет. Хотя… может, оно как раз в этом плане ничего и не покажет, не решит. Я ее осмотрел. Мне не надо даже архив поднимать, у меня все то перед глазами, словно кошмар, – Сиваков курил, затягиваясь. – Если бы вероятность измерялась не в ста процентах, а в двухстах, я бы сказал так – 99 процентов за то, что очень похоже. И другие 99 процентов за то, что идентично.

– Так ты предлагаешь ждать судмедэкспертизы? – спросил Гущин, словно он и вправду растерялся и не знал, что делать, и ждал совета.

– Экспертиза в этом случае может ничего не решить. Тот же паритет останется 99 на 99, а это ведь не пятьдесят на пятьдесят, – ответил Сиваков. – Характер нанесения ранений… я ее там сейчас осмотрел. Длина лезвия, глубина порезов, частота… И сама тактика нанесения ранений в область таза и половых органов. Это фрикционные движения. Мы с этим уже сталкивались.

– От чего она умерла?

– По крайней мере три проникающих ранения смертельны – в область сонной артерии и шеи. Перед нанесением ран ее оглушили – удар по голове с большой силой. Правда, не такой чудовищный, каким убили ее мужа. Ее он не хотел убивать сразу. Сначала просто оглушил. Убивал он ее ножом.

– А голова?

– Это посмертное. Возможно, он хотел отчленить голову и забрать ее как трофей с собой. Но не забрал. Или просто еще не насытился убийством.

– А что мусор? – тихо спросил Гущин.

– Глиняные фрагменты внедрены в раны. Мы с этим тоже уже сталкивались, – Сиваков посмотрел на Гущина. – Глину и другие предметы исследуем на предмет ДНК и всего остального. Вот в этом я бы идентичность поставил на первое место.

Как только тела погрузили в «Скорую», Сиваков немедленно уехал – на рассвете, не теряя времени, он намеревался приступить вместе с патологоанатомами к вскрытию.

Гущин снова направился в дом. Катя пошла за ним. Она находилась на месте происшествия уже больше четырех часов. И она уже не могла больше выдержать без вопросов. Он ведь сам вызвал ее сюда и сказал: смотри.

В доме, залитом мертвенным светом софитов, где каждый сантиметр уже был обработан специальным составом и где по-прежнему работали криминалисты-эксперты, уже чуть ли не просеивающие пыль и опилки, Катя тоже смотрела в оба.

Тела увезли.

– Тут стены толстые из кирпича, – сказала она. – Если Гринева даже кричала громко, ее никто не услышал. Но она ведь не кричала, раз ее сначала оглушили.

Гущин, нагнувшись, осматривал место, где лежал труп.

– Федор Матвеевич, все-таки зачем к вам приезжали психиатры из Орловской больницы? – спросила Катя.

Он резко выпрямился.

Катя ждала ответа.

– Я же сказал тебе – ради материалов уголовного дела.

– Но главврач ведь беседовал с вами, что его интересовало?

– Они больных изучают. Кое-что там у них не со-впало.

– Что не совпало?

– Какие-то тесты, главврач мне говорил – они проводили тесты, исследования, наблюдали егов течение двух лет. Так вот, по его мнению, картина клинических наблюдений отличается от выводов психиатрической экспертизы, проведенной здесь, в институте Сербского. Отличается и от содеянного им.

– А я вот что подумала, – сказала Катя, – Федор Матвеевич, а не может такого быть, что Родион Шадрин у них сбежал из психбольницы? Только они пока что держат это в тайне. Приехали, чтобы самим все посмотреть в деле – адреса и все такое. Хотят сами его изловить, не заявляя в полицию, боятся скандала? Что если он от них сбежал, а они это скрывают?

Гущин молчал. Закончив осмотр – свой собственный гущинский осмотр места, как последний аккорд, он объявил:

– Я сейчас еду в морг на вскрытие. А ты езжай домой.

– Что, если Родион Шадрин сбежал из психиатрической больницы? – упрямо повторила Катя.

– Это не трудно проверить. Я после вскрытия вместе со следователем подготовлю документы на этапирование. Опергруппа поедет в Орел на машине и доставит его сюда.

– Если Шадрин все еще там, – сказала Катя. – В Орловской психиатрической, а не здесь, снова в Подмосковье.

Глава 19
Мальвина

Мальвина Масляненко – дочь Веры Сергеевны Масляненко и старшая сестра Феликса – оглядела ряды университетской аудитории. В этот раз студентов собралось на лекцию совсем мало.

Аудитория в старом здании университета на Моховой улице вмещала гораздо больше, но сегодня, видно, день такой – за окном ненастье, гроза. Майский гром гремит, и ливень стучит по крыше. Да и час еще ранний. Первая лекция, многие студенты ее просто пропускают, просыпают.

Может, все из-за того, что она еще молодой преподаватель, молодой лектор и студенты предпочитают приходить слушать старых опытных профессоров. Однако в прошлый раз собрался полный зал, яблоку негде упасть, и это вселило в сердце такую радость. Дало такой кураж!

– Творчество французского поэта шестнадцатого века Жоашена дю Белле, которого я хочу представить вам на этой лекции, тесно связано с творчеством французских поэтов, объединившихся в так называемую Плеяду – знаменитый союз поэтов. – Мальвина щелкнула пультом и вывела на демонстрационный экран фотографию титульного листа сборника поэтов Плеяды.

Никто из студентов даже не взглянул на экран. Все занимались своими делами. В основном уставились в свои мобильные телефоны, планшеты и ноутбуки.

Лекция не задалась с самого начала, и Мальвина Масляненко это чувствовала. Дождь, непогода всему виной. Как мощно струи дождя лупят по стеклам окон университетской аудитории! И сумрачно от непогоды в большом зале. Надо зажечь верхний свет, но демонстрационный экран тогда совсем побледнеет. А опускать глухие жалюзи на эти великолепные окна, выдерживающие напор майской грозы, что-то не хочется.

Как-то совсем не хочется даже на мгновение, когда жалюзи опустятся, а свет еще не вспыхнет, окунуться во тьму. Сегодня ночью она проснулась в темноте. Долго прислушивалась к звукам в их огромном пустом доме.

И встала с постели утром с тяжелым сердцем.

Какая-то тревога внутри… нет, жажда, словно очень хочется пить… нет, предчувствие…

– Собственно великая Плеяда и ее мэтры не сумели повлиять на дю Белле, так как он уже родился поэтом. Стихи были у него внутри. Говорили с ним изнутри. Порой приносили доход, но иногда доводили его до беды, как те сатирические сонеты, направленные против католической церкви.

Брат Феликс… это все из-за него. Мальвина снова щелкнула пультом, уже раздраженно – студенты не слушали ее, не отрывались от своих интернет-игрушек. Да, да, брат Феликс всему виной, эта дрянь… Это из-за него у нее такое чувство, такое сердце сегодня. Брат устроил очередной дебош дома, оргию с проститутками, пользуясь отсутствием матери. Брат Феликс никогда не одобрял этих ее лекций. Он всегда был против того, чтобы она читала свои лекции студентам здесь, в университете на Моховой.

Это из-за Феликса у нее нет сегодня куража. Нет ничего, пустота внутри. Нет даже любви. Она не чувствует той любви, что согревает ее сердце каждый раз, когда она читает стихи или начинает свою очередную лекцию. Любовь, что согревает ее плоть и питает дух, сегодня где-то далеко-далеко. А поэтому нет куража.

– Я счастлив, я попался в плен… Завидую своей я доле. Мне ничего не надо боле, чем грезить у твоих колен.

Девицы-студентки фыркнули, так громко и неприлично, давясь смехом, что Мальвина тут же умолкла. Но почти сразу взяла себя в руки. Это ведь лекция. А студенты – глупцы. Они могут смеяться над чем угодно, даже над словами великой любви в великих стихах.

– В общем, жизнь дю Белле была короткой и несчастливой, – сказала она громко. – Он умер молодым, в нищете, оставив после себя всего два сборника стихов. В некоторых своих стихах он дает советы своим сверстникам, таким же, как вы, как жить.

– Ну и как же нам жить? – подала голос какая-то девица с задних рядов.

– Я грезил, отстраняясь от книг и собираясь в путь далекий, я постигал в мечтах до срока чужие тайны и язык. Неутомимый ученик за ноты брался, кисти, строки и фехтования уроки и для потомства вел дневник…

– Загружен под завязку пацан, как мы! – прокомментировали стихи дю Белле с галерки.

– Мечты… Их сняло, как рукою, я обзавелся лишь тоскою, – Мальвина посмотрела туда, на галерку. – Так часто мы себе вредим. То просьбу вымолвить не смеем, то в самомнении хмелеем и вставить слово не дадим! Себя старанием своим подать как должно не умеем. А после завистью болеем. Без денег и друзей сидим.

Студенты ничего не сказали, не проявили ни любопытства, ни интереса ни к дю Белле, ни к лекции и снова уткнулись в свои гаджеты.

Мальвина поняла, что сегодня все так и пойдет – без отклика, без отдачи, она просто станет повторять текст, как заученный урок, и механически вставлять в лекцию стихи. Они не слушают ее, они не записывают. Им неинтересно, что она говорит о французском поэте.

А все потому, что у нее нет сегодня обычного куража. Она устала. Она плохо спала этой ночью из-за брата Феликса, который все больше и больше тревожит ее, раздражает. Даже пугает, когда матери нет дома.

Мать занята лишь своей шоколадной фабрикой. Она, Мальвина, с самого начала выбрала для себя вот это – лекции, студенты, университет.

Но эта тяжесть в душе, это странное неприятное чувство внутри. Словно что-то должно случиться… и очень скоро… что-то должно случиться с ней, Мальвиной, если не поберечься как следует…

– Я вижу, вам совсем неинтересно, – кротко сказала Мальвина. – Я бы с удовольствием отпустила вас и закончила лекцию прямо сейчас. Только куда вы пойдете? На улице такое ненастье. Знаете, есть часы и дни, когда лучше сидеть тихо и не выходить под дождь…

– Это как по гороскопу, что ли, несчастливые дни? – спросила темноволосая студентка в первом ряду справа.

– Точно, как по гороскопу, – Мальвина кивнула. – Дю Белле не верил гороскопам. Но нас с вами он предупреждает, как самого себя когда-то: неладен будь тот день и час, что мне в подушку нашептали оставить за чужою далью моих холмов родную сень. И странно – все кому не лень, меня о том предупреждали. И звезды свыше подтверждали – там Марс входил в Сатурна тень. Но все иначе обернулось. Нога, я помню, подвернулась, едва ступил я за порог… В другой бы раз, из суеверья, я бы вернулся… хлопнул дверью, но…

– Как же это вы говорите, он не верил гороскопам, раз пишет, что Марс его предупреждает, планета и про суеверие тоже? – спросила студентка во втором ряду.

– Поэты порой сами себе противоречат, – ответила Мальвина машинально, ей хотелось дочитать сонет до конца.

– Как это?

– А вот так, как и мы с вами. Внутри нас сплошные противоречия.

– А кто еще входил в эту Плеяду, кроме дю Белле? – спросила студентка в третьем ряду, она плохо видела и носила очки.

Мальвина оглядела аудиторию. Студенты наконец-то оторвались от мобильных и ноутбуков. Им надоело скучать. Они наконец-то вспомнили, для чего именно явились утром в ненастье в университет на ее лекцию.

– Ронсар, Баиф, Жан Дора, – сказала она, выводя на демонстрационный экран портреты поэтов Плеяды. – Я расскажу вам о них о всех.

Глава 20
Экспертиза

В этот раз Катя послушалась совета и уехала домой. Да, в пятом часу утра на оперативной машине вместе с экспертами, которые увозили взятые для исследования вещдоки – они довезли ее до дома.

Полковник Гущин остался на месте происшествия, а Катя уехала и была этому безмерно рада. Черт возьми, ей хотелось оттуда убраться – из этой темноты, из этой летней майской ночи, из этого дома, пропитанного насквозь кровью.

Есть моменты – и Катя поняла это там, в Котельниках – когда даже любопытство – самая сильная, самая страстная и властная черта вашего характера —сходит на нет.

Потому что видеть все этовашим глазам нестерпимо. Все то, что может сотворить с человеком другой человек.

Катя поняла и другое – выдавая ей информацию по делу Родиона Шадрина так скупо, полковник Гущин просто щадил ее. Она не видела полной картины с мест тех других убийств. А вот сейчас увидела полную картину. И Гущин сам просил ее: смотри.

Дома, в своей квартире, Катя разделась как автомат, включила в ванной душ и села под горячие струи. И сидела так долго. Она не слышала, как началась гроза и как гремел гром – первый за весь май. Сверкали молнии за окном над Москвой-рекой, и лил дождь.

После душа, так и не смыв с себявсе то, что она тщетно пыталась уничтожить с помощью воды,Катя прилегла. Но не спала, не могла. Слышала, как снова пошел сильный ливень и опять загремели раскаты, засверкало в утреннем небе, затянутом свинцовыми тучами.

В девять, не опоздав ни на минуту, она под проливным дождем приехала на работу в Главк. Сначала поднялась к себе в кабинет Пресс-центра. Поставила зонт в угол сушиться. Сняла мокрый плащ. Включила ноутбук, просмотрела свои записи с заметками для будущей статьи.

Теперь писать придется все по-другому…

Но как?

Она спустилась в управление розыска. Узнала от секретарши в приемной, что полковник Гущин с раннего утра был на вскрытии в морге, а сейчас уехал на доклад в министерство и прокуратуру.

Катя спросила – отбыла ли уже в Орел опергруппа для этапирования Родиона Шадрина. Секретарша кивнула – подняли судью и прокурора чуть ли не на рассвете для подписи и оформления всех документов.

В Орел уехали…

А что в Орле? Что там в этой психиатрической больнице специального типа?

В обеденный перерыв она опять спустилась в розыск. Гущин из больших начальственных кабинетов еще не возвращался. Зато в приемной сидел эксперт Сиваков с папкой под мышкой.

– Закончили? – спросила Катя.

– Пока только предварительные выводы. Назначаем серию экспертиз. Как и два года назад, тогда тоже все экспертизы, экспертизы. – Сиваков глянул на датчик пожарной сигнализации на потолке приемной и все равно сунул в рот сигарету – незажженную. – А предвариловка есть предвариловка.

– И что говорит предвариловка?

Они обернулись на голос Гущина. Он вошел в приемную.

Эксперт Сиваков оглядел его с профессиональным цинизмом.

– Ну и видок у тебя, Федя, краше в гроб кладут.

– Пошли в кабинет. – Гущин глянул на Катю и спросил мягко: – Отошла немножко?

– Да, Федор Матвеевич, и я готова вам помогать всем, чем могу. – Катя действительно хотела ему помочь, когда он выглядит и чувствует себя – вот так скверно.

– Итак, предварительные выводы экспертизы. Сначала по мусору, –эксперт Сиваков в кабинете Гущина закурил уже открыто, не таясь от датчиков пожарной сигнализации. – Что мы имеем…

– Что это за миска у Гриневой была на теле? Для чего она вообще используется? По форме этот лоток на почку похож или на фасолину, – сказал Гущин. – Что-то знакомое, но никак не могу понять.

– И я тоже этот предмет видела, – сказала Катя. – Только вспомнить не могу, где и когда.

– Я начну с глиняных фрагментов, уж позвольте, – сказал Сиваков. – Так вот, перед нами опять разрозненные осколки предмета из формовой глины. Неокрашенной, натуральной. Сколы большой давности. Так что можно сказать, что данный предмет был разбит в черепки не вчера и не позавчера. По составу глины будет проведена дополнительная химическая экспертиза. Насчет остальных следов должен огорчить – только следы крови и ДНК потерпевшей Виктории Гриневой. Однако общий вид и структура глиняных фрагментов позволяет нам говорить о практическом тождестве с ранее обнаруженными уже на трупах других жертв. Я забрал все те прошлые черепки из хранилища вещдоков, попробую сам поколдовать, как над мозаикой. Может, какие-то фрагменты подойдут друг к другу.

– Что это за предмет может быть из глины? – спросил Гущин.

– Те же выводы, как и два года назад. Предположительно какой-то объемный – чаша, кувшин.

– Может, глиняная амфора? – предположила Катя. – Или кашпо для цветов?

– Или глиняный горшок, – эксперт Сиваков не шутил. – Фрагменты мелкие, разрозненные, их невозможно сложить. Кто-то очень постарался, чтобы мы не смогли сложить из них ничего целого, как и в прошлый раз. Я бы сказал, что все на 99 процентов абсолютно идентично.

– Идентично лишь по этим черепкам с тем, что мы имели два года назад? – спросил Гущин.

– Подожди, я еще с мусоромне закончил, – Сиваков поднял руку. – Кукла, найденная на месте убийства. Так называемый голыш: материал – полимеры, современное изделие, сделана, судя по всему, в Китае. Целая, без повреждений. На шее наличие следов засохшего клея. Клей обычный, универсальный. Клей нанесен на всю область шеи с помощью выдавливания из тюбика. Знаете, иногда пальцем клей размазывают, – Сиваков глянул на Гущина. – Мы проверили на наличие отпечатков. Нет ничего. Выдавили из тюбика, клеили не касаясь.

– Зачем же склеивать, если нет повреждений? – спросил Гущин.

– Я не знаю, – ответил Сиваков. – Теперь о медицинском лотке, который похож… как ты сказал? На почку?

– Ну да, медицинский, точно, – Гущин кивнул. – Но почему он такой странной формы?

– К дантисту давно ходили? – спросил Сиваков его и Катю. – Вспомните, дают рот прополоскать, а потом говорят: сплюньте сюда.

– Черт, да ведь это же плевательница! – воскликнул Гущин. – Совали раньше такие у дантиста в кресле под подбородок, потому и выемка.

– Да, это плевательница. Изделие отечественное, фабрику мы проверим, куда у них в последние два года были поставки, – Сиваков протянул Гущину толстую пачку документов. – С мусоромпока все. Зачем все это и для чего оставлено на трупе и возле, разбирайтесь сами. А это вот результаты вскрытия. И я назначаю еще целую серию дополнительных экспертиз. Особенно по телу Виктории Гриневой. С ее мужем как раз все более-менее ясно.

– Чем его ударили по голове?

– Тяжелый металлический предмет – лом или кусок трубы. Удар огромной силы. Он стоял в этот момент у машины. Ворота были открыты, они только что въехали. Видимо, жена сразу прошла в дом, а Гринев остался у ворот. И он не ждал нападения. Все произошло мгновенно для него. Где стоял, там и упал. Этим же предметом оглушили и Викторию Гриневу.

– Два года назад мы тоже с этим сталкивались. Шадрин сначала оглушал свои жертвы, а уж потом… – Гущин запнулся. – Я прочту заключение, ты только мне скажи сейчас после вскрытия – твой какой вывод? Похоже или идентично?

– Для меня лично в этот раз экспертиза этого не прояснила, я же объяснял тебе, есть такие случаи, и вот он этот случай. То же самое, как я и сказал: 99 процентов вероятности того, что очень похоже, и 99 – что идентично. В этом случае я не могу сделать категоричного вывода. Поэтому говорю – все, что касается тел, ран, характера нанесения – все очень похоже на то, что мы имели раньше. И заметь, сейчас у нас две разнополые жертвы. Супруги. А прежде были одни лишь женщины, и только женщины, – Сиваков сильно затянулся сигаретой.

– А что с раной, этим знаком на лбу Гриневой?

– Это посмертное. Вырезан с помощью того же ножа, которым были нанесены все остальные раны.

Гущин забрал документы, сел в кресло и надолго погрузился в чтение.

Сиваков не уходил. Катя тоже молча терпеливо ждала.

Наконец Гущин закончил читать. По его лицу Катя поняла, что и для себя он не решил того главного вопроса, который мучил его.

И Катя подумала, что пора вмешаться.

– Федор Матвеевич, каким все же образом вы тогда, два года назад, вышли на Родиона Шадрина? – спросила она. – Про проверку документов у него я знаю и про вызов к следователю. Но его же тогда отпустили. Как вы все-таки поняли, что это он – серийный убийца?

Катя хотела помочь своим вопросом. Вот сейчас Гущин скажет, как они вышли на Шадрина, и все встанет на свои места. А затем опергруппа доберется до Орла и сыщики поймут, что Шадрина там нет, что он сбежал, и побег его скрывали все это время. И тогда в Котельниках все тоже станет ясно. Страшно, жутко, но по крайней мере ясно, прозрачно.

– Думаешь, мы его без веских улик арестовали тогда? – спросил Гущин.

– Нет, нет, я наоборот, я знаю, что вы без веских улик никого не задерживаете, сами сто раз проверяете все, лично.

– И тут проверяли – сто, двести раз. Факты тебя интересуют? – Гущин снял очки, в которых читал заключения экспертизы. – Факт первый, как я и говорил – он сразу попал в поле нашего зрения после убийства второй жертвы Елены Павловой. Его видели в непосредственной близости от места убийства, документы у него даже смотрели тогда.

– Да, да, это я знаю, и это сразу очень подозрительно, – Катя закивала.

– Второй факт: лейтенанта Марину Терентьеву он убил в Дзержинске, там же, где он и жил, он ее мог видеть в УВД, в тот раз, когда на допрос приходил, мог ее там заметить, а потом выследил.

– Конечно, мог, вполне, – поддакнула Катя.

– Факт третий. Из его сумки при обыске вещь капитана Терентьевой достали.

– И это я знаю, Федор Матвеевич, но как вы на него снова вышли, уже после того, как следователь его отпустил?

– Скажи ей, чего уж теперь, – хмыкнул Сиваков. – Какие уж теперь секреты Полишинеля.

– У нас был анонимный звонок по телефону, – сказал Гущин.

– Анонимный звонок? – Катя сразу насторожилась. – От кого?

– Анонимный звонок, – повторил и Сиваков. – Знаешь, что слово «анонимный» означает?

Катя смотрела на Гущина, просто ела его глазами, поглощала – ну же, старик, давай, вот мы открываем новые страницы в этом деле. То есть я открываю для себя, для своей будущей статьи…

– В дежурную часть Дзержинского УВД позвонил мужчина. Это случилось на следующий день после убийства лейтенанта Марины Терентьевой. Весь город знал уже, что лейтенант погибла при исполнении служебных обязанностей, – сказал Гущин. – Позже мы объявили, что это произошло при задержании серийного убийцы. В тот день в Дзержинске действовал план «Сирена», все были начеку, и дежурный, услышав, о чем говорит этот аноним по телефону, сразу переключил его на управление розыска. На меня. Я с ним говорил лично, я. Голос мужской, выговор правильный, четкий. Я ему представился, спросил, кто он, кто звонит. А он спросил в ответ меня, как и дежурного УВД, – полагается ли денежное вознаграждение за сведения о маньяке, который убивает женщин. Он назвал его Майский убийца. Так пресса писала об этом тогда: «Майский убийца снова вышел на охоту…» У нас вопрос о денежном вознаграждении не стоял, но я сказал звонившему: в зависимости от ценности сведений мы заплатим. Он произнес, что хочет триста тысяч рублей за информацию. Я ответил: надо сначала проверить правдивость информации, чтобы платить такие деньги.

– Ты с ним, Федя, еще торговался, с этим анонимом, – хмыкнул Сиваков.

– Пока я торговался, наши из управления срочно пытались пробить все сведения по номеру телефона, с которого он звонил. Сотовый номер, телефон нигде не зарегистрирован, паленый телефон. – Гущин вытащил носовой платок и трубно высморкался. – Этот тип по телефону подумал секунду, потом заявил: хорошо, он расскажет все, что ему известно сейчас. Мы проверим, убедимся в его правдивости, и завтра он перезвонит, чтобы узнать, как получить свои триста тысяч. Затем сказал: обратите внимание на некоего Шадрина Родиона, он живет в Дзержинске, у него была связь с Софией Калараш, они спали.