Текст книги "Воздух, смерть и корень"

Автор книги: Татьяна Вольпе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Слушая рокочущий голос Наместника, Гай силился представить себе весь ужас положения Пророка. Потерять все, лишиться своей пары, остаться единственным, последним в роду – возможно ли пережить такое и сохранить рассудок? Разумеется, как и всякий человек, взыскующий праведности, Гай делал, что мог, для блага общины. Но свой род значил для него больше прочих, и это нельзя было изменить. Ему не дано было подняться до тех вершин беспристрастности, на которых пребывал Азарий, и к которым вплотную приблизились его Сподвижники. Гаю оставалось только благоговейно склониться перед тем, кто сказал: «Когда был истреблен мой род, я умер тоже. Умер для себя, но воскрес для других, и отныне себе не принадлежу, и род мой – все вы, и вас нареку Детьми моими».

Боясь пропустить хоть слово, Гай и другие молодые Арав слушали рассказ о том, как Пророк готовил Исход, как он один остался в Проклятой земле, чтобы прикрыть убегающих оттуда людей. Каждый представлял себя на его месте. Пророк стоял на невысоком холме – Гай видел этот холм во время своих блужданий в Проклятой земле и благоговейно прикасался к нему – а люди бежали мимо. Вот уже последний пересек Рубеж. Но этого мало. Нужно дать им время уйти подальше, а силы на исходе. Какая это ответственность – и какое счастье… Пророк, используя свой беспримерный дар, сколько мог внушал выродкам, что ничего особенного не происходит, что их рабы по-прежнему на своих местах. И только когда беглецы оказались на безопасном расстоянии, Азарий, обессилев, позволил Проклятым увидеть правду, и те в ярости растерзали его.

– Они погубили Пророка, – говорил Серапион, и зал молчал. Многие потихоньку плакали. – Да, потеря наша была горька. Он погиб – последний из рода Кабу. Рода, обладавшего способностью влиять на мысли Проклятых, и потому истребленного выродками с неслыханной жестокостью. Принесена была жертва, великая и необходимая. Но, – торжествующе восклицал Серапион, воздевая руки, – хотя сам Пророк погиб, его Сподвижники остались живы. Они возглавили шесть уцелевших родов, они дали нам Принципы, чтобы мы процветали. Сделайте все, чтобы оказаться достойными их, дети мои! Клянетесь?

– Да! – выкрикивал Гай вместе со всеми, и ему казалось, что его голос многократно умножается, становится громовым. – Да!

– Когда мы исполним свое предназначение или погибнем, исполняя его, прах наш ляжет в Чистую землю и приумножит ее силу или же сгорит в печах наших домов и даст живым тепло. А дух, вечный дух, заслужит бессмертие! Он присоединится к Пророку, Сподвижникам и всем умершим праведным, чтобы вместе с ними поддерживать чистоту нашей земли. Следуйте, дети мои, Принципам, во всем и всегда! Иначе вас ждет страшная участь – умереть зря. И тогда души ваши останутся блуждать в пустоте и одиночестве… – почти шепотом заканчивал Серапион.

Гай настолько погрузился в воспоминания, что чуть было не пропустил появление Наместника. Серапион был встревожен, но собран и целеустремлен, как и подобает тому, на ком лежит огромная ответственность. Глаза Наместника горели желтым огнем силы духа и разума. Он несколько раз прошелся взад-вперед, разминая поочередно каждую пару рук – могучую нижнюю, ловкую среднюю и искуснейшую верхнюю.

– Кастор пропал, – сказал наместник просто и буднично. – Похоже, выродки захватили его живым и увезли с собой.

5.

Людей на площади перед резиденцией Наместника собралась тьма-тьмущая. Вздумай какая-нибудь дама лишиться чувств при виде выродка, упасть бы ей не удалось – так и осталась бы торчком, такая была теснота. Благородных, ремесленников, торговок, нищих, магов всех Орденов, женщин с детьми, гулящих девок и всякого прочего люда набилось, как огурцов в бочку.

Квентин не любил толпы и по доброй воле не подошел бы к ней и на арбалетный выстрел. Но ему нужно было увидеть выродка, нужно было убедиться, и он принялся прокладывать себе путь в человеческом море. Оно нехотя пропускало его и Лугару, державшегося сзади, и тут же смыкалось у них за спиной. День выдался холодный, накрапывал мелкий дождик, и дыхание сотен собравшихся повисало в воздухе облачками пара. Чувствуя, как влага липнет к коже, Квентин брезгливо морщился. К тому же, Гертруда заставила его надеть по случаю праздника парадный камзол, почти новый и оттого неудобный, а сверх того подбитый мехом плащ, который полгода пролежал в сундуке, пересыпанный лавандой от моли. Квентин не выносил запаха лаванды.

Лугару тоже приоделся, то есть сменил предписанную уставом Ордена Молчаливых гостей будничную темно-серую хламиду на парадную светло-серую, отчего сделался похож на истребляемую Гертрудой моль, только очень большую. Холод ему был нипочем, он и зимой одевался так же. Видимо, в его иссушенном постами и бдениями в Храме теле просто нечему было мерзнуть.

Наконец, они пробились к помосту, устроенному прямо под балконом дворца Наместника.

Величественное, пышное, все сплошь покрытое лепными и резными украшениями, здание резиденции нависало над головами собравшихся. Даже в пасмурный день играли яркими красками витражи. Позолоченные купола, казалось, источали свой собственный свет – земное солнце, что лучится, даже когда небесное закрыто тучами. Каждый Наместник заботился о преумножении великолепия дворца, нынешний же, казалось, только этим и был занят, силясь перещеголять столицу. Простое и невысокое здание Храма Пророка в тени блистательного соседа выглядело совсем маленьким и каким-то сиротским.

Квентина окликнули. Сквозь толпу к нему пробирался Люк Рамьер, глава Вольного братства хлавинеров. Нет, не пробирался – шествовал, величественный и невозмутимый. Люди расступались перед ним, давая дорогу, многие отшатывались, а некоторые женщины даже вскрикивали. Люк и вправду был страшен, особенного для непривычного взгляда. Роста он был большого, но ходил всегда слегка сгорбившись, как ученый медведь на задних лапах. Одна половина лица у него была сплошные шрамы – память о волкодлаке, с которым Рамьеру довелось схватиться врукопашную. По сравнению с другой половиной, нетронутой, она казалась еще страшнее. Оба глаза Люка чудом остались целы, и теперь смотрели на мир сумрачно из-под гривы черных волос, свивавшихся в жгуты от сырости. Характер у главы Братства, что и говорить, был под стать наружности – суровый и нерадостный. Но честности он был отменной, кроме того, знал грамоту и умел, как говорится, себя поставить. Люк пользовался если не любовью, то полным уважением как у хлавинеров, так и у Молчаливых гостей. Да что там, сам Наместник, проплывая по улицам в паланкине, завидев Люка, неизменно благожелательно кивал ему. Родни в Страгне глава Братства не имел, друзей не искал, о жизни своей в Рамьере, Пророком забытом северном городишке, никогда не рассказывал. Как и Квентин, на промысел он ездил всегда один и привозил из Проклятой земли не только хлавинум, но и драгоценную бодячью печень, и даже шкуры волкодалков. Не всякий богач может позволить себе ковер из такой шкуры, выделанной вместе с головой и когтями. Не всякий хлавинер решится освежевать убитого врага, когда в любой момент могут нагрянуть его живые сородичи.

Хлавинеры обменялись приветствиями.

– Что скажешь, звезда? – спросил Люк, мотнув головой в сторону помоста. – Веришь, что крикун Хэбери поймал шестирукого выродка и привез его живьем в Страгну?

– Не верю – да приходится. Хотел бы я знать, как он это сделал, зараза.

– Я скажу вам, как.

Хлавинеры обернулись. Рядом – откуда только взялся – стоял Робин из Хэбери, разодетый в зеленый и синий бархат, свежий и румяный, как яблочко, причесанный волосок к волоску и даже, кажется, надушенный. В этот момент Квентин испытал не столько привычное раздражение, сколько недостойную зависть к этому кресту, его беспечности, довольству собой, свежести и здоровью. Ишь, расфуфырился, будто из благородных. И ведь закончил сезон без единой царапины. Боль в колене, терпимая летом, сегодня властно напоминала о себе, и рядом с Хэбери Квентин вдруг почувствовал себя дряхлой развалиной.

Люка, видимо, посетили схожие мысли, потому что он удостоил недоросля особенно тяжелым взглядом. Робин поежился.

– Так расскажи нам, брат-хлавинер, как ты это сделал, – подбодрил его Люк. Народ, теснившийся вокруг, резво и споро расступился. Когда дерутся хлавинеры, кто не убрался с дороги – сам виноват.

Однако Хэбери лица терять не желал и продолжал хорохориться.

– Когда я последний раз был в Проклятой Земле – не у Рубежа, где нечего ловить, а в самой чаще, куда вы, старики, не заходите – я изловил выродка, волкодлака. Пришлось повозиться с ним, что и говорить. Но дело того стоило. Он мне рассказал, что неподалеку бродит шестирукий, один, без охраны. Я решил – такой случай нельзя упускать. Я выследил шестирукого, подранил – и взял живьем. Конечно, я был не один, со мной были … другие, – Хэбери скромно опустил нахальные глаза. – Поддержка собрата в нашем деле главное, сами понимаете. Кто смел, тот и съел, верно я говорю? Едва ли Наместник дождется такого подарка от вас, а, звезды?

– Подарки властям земным делают ремесленники и маги, а не хлавинеры, – назидательно заметил Люк. – Хлавинеры им ничего даром не делают. Да и никакой ты не хлавинер.

– Это почему же? – подбоченился Хэбери, но лицо все же отвернул чуть в сторону, чтобы в случае чего получить хоть не прямо по носу. Правильно, жалко будет такого хорошенького носика.

– Потому, – сказал Квентин, выступая вперед, – что хлавинеры не привозят в землю Пророка живых выродков, только мертвых. Кстати, тот выродок, которого ты допрашивал, ну, волкодлак, какой он был из себя?

– Довольно мелкий, – Хэбери был явно сбит с толку столь неожиданной сменой темы, – Э-э-э… примерно с собаку.

– Какой масти?

– Серый с черным, – настороженно ответил Робин. – А что?

– И он взял и объяснил тебе все – про шестирукого, и где его искать? – напирал Квентин, словно не услышав вопроса.

– Да уж будьте спокойны, объяснил в лучшем виде. Рассказал, как на исповеди.

– Благодарим тебя за интересный рассказ, Хэбери, а теперь ступай и поговори с каким-нибудь выродком, а нас оставь, – вмешался Люк.

Скорчив гримасу, Хэбери попятился и с нескрываемым облегчением нырнул в толпу.

– Врет, – подытожил Люк. – Выродок никогда не выдаст шестирукого. Лучше сдохнет.

– А серые волкодлаки вообще не разговаривают. Только рыжие, – добавил Квентин.

– Итак, вы полагаете, что ваш собрат лжет?

Люк чуть не подскочил.

– Маг Лугару? Простите, не заметил вас. Давно вы тут?

– Призвание Молчаливого гостя в том и состоит, чтобы выполнять свои обязанности, не привлекая к себе внимания, – поклонился Лугару.

Люк хотел еще что-то сказать, но тут ударили в гонг, и толпа разразилась приветственными криками.

На балкон вышел Наместник в сопровождении своих советников и целой гурьбы телохранителей из числа братьев Западного ветра. Квентин невольно попятился, опасаясь, как бы балкон не рухнул под тяжестью власти и ее верных слуг.

Наместник, само здоровье и полнокровие, невысокий, круглый, румяный, поднял руки, приветствуя горожан. На каждом похожем на сосиску пальце у него сияло по драгоценному кольцу. Подбитая соболем мантия распахнулась, открыв взорам расшитый камзол, натянутый на круглое брюшко. Маг Торквин, начальник гарнизона Страгны и глава местного отделения Ордена Западного ветра, заботливо оправил мех, словно верная жена на муже-паралитике. Телохранители, все как на подбор высокие, поджарые, с узкими, будто голодными лицами, не шелохнулись.

– Он там как поросенок среди псов, – тихо заметил Люк. – Не сожрали бы они его.

– Скажите – среди волков, хлавинер Люк, – еще тише ответил Лугару, – и будете правы.

Квентин промолчал. Сразу после того, как Пророк ценой собственной жизни избавил Чистую землю от выродков, его Сподвижники-маги, исполняя последнюю волю Азария, стали один за другим основывать Ордена. Что и говорить, затея хорошая. Пусть каждый человек, кто наделен Силой, выберет себе Орден по вкусу и по способностям, и трудится там, всем на благо. Западный ветер взял на себя заботы об обороне Иларии от явного врага, Железный венец стал пресекать происки врагов тайных, особливо – внутренних, Пьющие дождь занялись врачеванием, Видящие насквозь – путями земными и недрами, Молчаливые гости – душами людскими и так далее. Главенствовать над ними стал первый Наместник – Сподвижник Антоний, не маг, но обычный человек, не обладавший никаким даром, кроме справедливости и мудрого милосердия, и потому избранный остальными в начальники. Должно быть, в стародавние благословенные времена это работало. Но Сподвижники давно уже присоединились к своему наставнику за гранью телесного мира, а между их Орденами не было и тени прежнего доброго согласия. Да и Наместник был уже не один, а целая толпа, по числу областей – Илария порядком разрослась со времен Пророка. Сведущие люди поговаривали, что нынешний Верховный наместник унаследовал престол Сподвижника Антония, но не его мудрость и не его чистую душу. Ордена грызутся между собой как собаки за кость, не в силах полюбовно поделить место у его трона, а ему и любо. Долгое время честь именоваться ближайшими и доверенными принадлежала Молчаливым гостям. Оно вроде и справедливо. Кому еще давать советы властям земным, как не самым смиренными из учеников Пророка? Правда, своей бедностью и суровым воздержанием они умеют ткнуть в глаза не хуже, чем иные – богатством и роскошью. И все же по сравнению с остальными они праведники, спору нет. Но времена меняются. В последние годы, говорят, серых хламид во дворце Наместника не увидишь, а все больше черно-зеленые одежды Западного ветра мелькают. Эти братья смирением не щеголяют, с оружием никогда не расстаются и доспехов не снимают. А еще рассказывают, что Верховный Наместник мечтает о славе собирателя земель. Тесно ему в Иларии, подай ему еще и вольный город Орхидес, и область Дук, и кусок великой Степи в придачу. Тому, кто задумал совершить подобное, от воинствующего Ордена проку больше, чем от скучных постников-праведников. Оттого и преисполнялся ядом Лугару, вопреки уставу, что предписывал ему снисхождение и смирение.

Снова ударили в гонг, и глашатай прокричал, что сейчас народу будет показан выродок, пойманный храбрым, увенчанным победами и прочая и прочая, хлавинером Робином из славного города Хэбери, что сей дар преподнесен Наместнику преславного города Страгны, прославленного многия и многия…

Никто его толком не слушал. Гул прокатился по толпе – и смолк. Восемь братьев Западного ветра вытолкнули кого-то на помост.

Выучка сильнее разума, и Квентин с Люком обнажили мечи прежде, чем успели задуматься, что они делают. Люди шарахнулись от них в стороны.

– Спокойно, господа хлавинеры, он же закован в цепи, – увещевал их Лугару.

Квентин с трудом заставил себя вложить оружие в ножны.

Перед ними действительно был шестирукий выродок, еще молодой, не заматеревший, но все же огромный, много выше самого рослого человека, и широкий в кости. Рыжая с темными подпалинами шерсть начиналась у него сразу над бровями, шерстью были покрыты плечи и спина. А вот морда у выродка сильно напоминала человеческое лицо. Бледная кожа, усыпанная веснушками, толстые щеки, подбородок с ямочкой – да такая рожа у каждого пятого. Только нос у него был вроде кошачьего, и верхняя губа раздвоенная, и глаза тоже кошачьи, желтые, с вертикальным зрачком. Каждая пара чудовищных рук была скована за спиной отдельно, а от нижней отходила еще и удавка, накинутая на шею. Глаза выродка были полузакрыты, стоял он как-то странно, кренился то на один бок, то на другой, шатался как пьяный. То ли по голове получил хорошенько, то ли опоили зельем, чтобы не буянил.

Толпа молчала. Если кто-то и принес с собой гнилых яблок и картошки, чтобы швырнуть в монстра, то при одном взгляде на этакую образину всякое желание куражиться пропало.

Наконец, выродка увели. Толпа стала редеть. Квентин попрощался с Люком и Лугару и уже повернул к дому, когда его окликнули. Одетый в черно-зеленые орденские одежды брат Западного ветра попросил многоуважаемого хлавинера проследовать за ним.

6.

– Гай, мы должны будем выглядеть как выродки? – неуверенно спросил Крис.

– Да.

– И Хараш?

– И он тоже.

– На как?

Гай указал на ворох грязных тряпок.

Он никого не хотел брать с собой в Проклятую Землю. Но Наместник сказал – Гай, ты не справишься один. И это было правдой. Тогда Гай сказал, что возьмет с собой одного человека – кого-нибудь из Хараш, на тот случай, если понадобится сила. Наместник спорил, возражал, и наконец прямо приказал Гаю призвать еще хотя бы двух Арав. Гай повиновался, но настоял, чтобы все, кто войдет в его отряд, были молоды и не имели пар.

– Зачем тебе молодые? Возьми опытных Защитников, – нахмурился Наместник.

– Молодым легче будет примириться с тем, что они увидят. Я опасаюсь за их рассудок, – объяснил Гай, и Наместник больше не спорил.

Гай отобрал в помощники троих – всех видел раньше в деле на Рубеже. Двоих сородичей-Арав, Криса и Ральфа и одного Хараш по имени Хум. Для Хараш он неплохо владел речью и что еще важнее – мог долго ходить на двух ногах, не опираясь на руки.

– Сейчас вы наденете это, – сказал Гай. – Хум, тебе помогу я. Постарайтесь как можно лучше закрыть лица. Особенно глаза.

– Но выродки так не одеваются, – возразил Ральф.

– Охотники – нет, – уточнил Гай. – Те, что живут в Проклятой земле – да. Иногда.

– Откуда ты знаешь? – не унимался Ральф.

– Я был там и видел.

Больше вопросов не было.

– Слушайте меня внимательно, – Гай говорил для всех, но смотрел на Хараш. Он знал, что по выражению глаз они могут понять больше, чем из слов. – Мы все погибнем, едва перейдем Рубеж, если не сумеем выдать себя за выродков. Кто скажет, в чем внешнее отличие человека от выродка?

– Мы выше!

– У них на пальцах только три фаланги! А на большом – вообще только две!

– У нас глаза другие!

– Пахнуть! – вдруг выкрикнул Хараш и стукнул по земле хвостом.

– Правильно, Хум, мы пахнем по-другому, – похвалил Гай, и Хараш, довольный, вывалил язык и часто задышал.

– Так вот, отличий много, но все их можно скрыть. Мы будем изображать нищих. Это особенные выродки. Они бесполезны для своих соплеменников, даже вредны. Это увечные, больные, слабоумные создания, не способные ни к какой полезной работе. Они настолько уродливы, что даже выродки их сторонятся. К тому же, они разносят болезни.

– Но почему они тогда живы? – удивился Крис.

– Потому что у Выродков нет Скайла, чтобы отделить душу от тела, когда выродок не приносит больше пользы общине, – пояснил Гай.

Молодые Арав переглянулись. Спокойно, сказал себе Гай, им еще не через такое придется пройти. Нельзя их жалеть. Чем раньше узнают, тем лучше – для их же пользы.

– Проклятые склонны к самоуничтожению. Поэтому они позволяют нищим не только жить, но и плодиться. Они поддерживают их жизнь подачками. Выродкам нет от нищих никакой пользы, зато пользу из их существования будем извлекать мы. Болезни и увечья часто искажают их облик, и они теряют сходство с обычными выродками. Кроме того, их обычно сторонятся, близко не подходят, не разглядывают. Поэтому каждый раз, когда я бываю в Проклятой земле, я преображаюсь в нищего.

«Каждый раз?» – одними глазами спросил Крис, но Гай не стал объяснять.

– Вопросы?

– Зачем мы идем в Проклятую землю? Что мы должны сделать?

Гай помолчал. Конечно, он должен был им сказать. Но что?

Сочинительство – большой грех. Дети Пророка не должны лгать друг другу. Но всей правды Гай тоже сказать не мог – она бы лишила их последнего мужества. Всю правду знали только двое – он и Наместник.

– Кастор пропал. Похоже, выродки захватили его живым и увезли с собой, – сказал Гаю Серапион.

– Как это случилось?

Гай знал Кастора. Кастор был молодой Скирра, и как все Скирра он был умен, силен и осторожен. Гай и вообразить не мог, чтобы такой человек угодил в расставленную выродками западню.

– Я расскажу тебе все, – Серапион присел рядом с Гаем, огромный, могучий, но страшно усталый, словно разом постаревший. – Расскажу все, что узнал сам.

Рассказ получился короткий, но от того не менее страшный.

Кастор ушел из Азарума вскоре после рассвета, когда почти все Скирра спали. Ушел один, оставив дома телохранителя-Хараш. Последними его видел страж ворот.

Дальнейший ход событий Наместник восстановил уже под вечер, с помощью следопытов-Хараш. Кастор прошел вдоль Дымного ручья до самых зарослей костеники. Там он забрал какой-то тяжелый предмет и обремененный этой ношей направился к Рубежу. У Рубежа его поджидали пятеро выродков на ездовых зверях – ждали давно, все вокруг пропиталось их запахом.

Там следы Кастора обрывались. Ни тела, ни крови, никаких признаков борьбы. А это означало только одно – Кастора забрали с собой, вероятнее всего – живым. Пропала и вещь, которую он нес с собой. Хараш прошли по следам выродков до Рубежа – и вернулись.

– Как они сумели захватить его? – спросил Гай у Наместника. – Выстрелили отравленной иглой? Усыпили?

– Возможно, он поехал с ними по доброй воле, – тихо, без выражения произнес Наместник.

Гай сначала не понял его. Такие слова нужно прежде осмыслить. «Сам, по доброй воле», – повторил Гай про себя несколько раз. И ему стало страшно – пожалуй, как никогда в жизни.

– Почему он так поступил? – спросил Гай хрипло.

– Я не знаю. Но я должен узнать. Потому что пока не узнаю, ни один человек в Чистой земле не может быть в безопасности.

Гай молча склонил голову в знак согласия.

– Ты пойдешь за ним. Ты вернешь его. А если не сможешь… Знай, там ему лучше умереть, чем жить. Ты понял меня, Гай?

– Я понял тебя, Наместник.

Но Гай не мог сказать этого своим. Не мог бросить тень на всех Скирра, обвинив Кастора в Уклонизме – быть может, безосновательно. Не мог передать, как спокойно Наместник говорил о жизни и смерти сородича. Гай понимал – так надо. Но к этому понимаю он шел не один год…

– У них в плену один из Скирра. Мы должны освободить его. Мы должны узнать, как они сумели его захватить.

Некоторое время все молчали.

– Гай, скажи, – наконец, смущенно спросил Крис, – как же мы перейдем Рубеж, не нарушая Принципа Удаления от выродков?

– Не по своей воле мы перейдем его, но во благо общины. И потом, подумай о Скирра, о Касторе. Он там сейчас один, среди выродков. Каково ему соблюдать Принцип Удаления? Мы должны его спасти, должны вернуть к людям. А теперь хватит вопросов. Переодевайтесь. Нам пора.

– А запах? Хум правильно сказал…

– Перейдем рубеж – найдем нечистоты выродков и обмажемся ими.

– Гай, – просительно сказал Ральф, – я не попрощался со своей парой. – Можно я отлучусь ненадолго?

– Нет. Никаких прощаний. Никто не должен знать, куда мы идем. Одевайтесь, быстрее, – и Гай стал натягивать на Хараш задубевший от грязи бурый балахон.