355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Татьяна Волк » Я же тебе сказал... (СИ) » Текст книги (страница 5)
Я же тебе сказал... (СИ)
  • Текст добавлен: 22 июля 2020, 16:30

Текст книги "Я же тебе сказал... (СИ)"


Автор книги: Татьяна Волк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Вы понимаете, что я эти анкеты Геннадию Михайловичу должна передать, а Малышев не все поля заполнил.

Я молча киваю Рите и краем уха улавливаю слова Максима.

– Да, милая. Конечно, я тоже скучал. – Только губы искривил в усмешке и сквозь прищур на меня смотрит, словно в помещении кроме нас двоих и нет никого. Я тряхнула головой и повернулась к Рите.

– Да, и что это так срочно? – хрипло выговариваю девушке. Слишком она исполнительная. Забираю у неё документы и иду по проходу к Малышеву. В голове мысли только о сигаретах и о том, что мне он никогда не говорил так небрежно о том, что скучал.

Сую Малышеву документы и откидываю волосы с плеча. Понимаю, что опять смотрит на меня. Оборачиваюсь так и есть. Взгляд тяжелый и знакомый одновременно. Много раз видела у него такое выражение лица в прошлом. Только теперь к этому голоду примешалась злость и осела в нем, как заноза. «Ненавижу твои узкие юбки и блузки», – вспомнила его слова. «Так и хочется заглянуть тебе в вырез или втащить тому, кто делает это кроме меня».

Кому он говорит это теперь? И говорит ли вообще?

Не буду больше думать об этом. Даю себе слово. Натягиваю на лицо улыбку и бегу в курилку. Пальцы дрожат, словно его руки побывали на моем теле. Ругаю себе последними словами и затягиваюсь. За окном унылый заснеженный город и я закрываю глаза. Не в первый раз возникает желание встать на этот подоконник и шагнуть вниз. Это было бы легче, но вместо этого снова выпускаю струю дыма и замираю, чувствуя его присутствие за спиной. Опять мы только вдвоем, и опять он отбирает у меня сигарету изо рта.

Стоит рядом и мне жарко уже оттого, что его дыхание касается моих волос. Молча трогает одну из прядей и убирает с плеча. «Люблю твои волосы», слышу его голос из прошлого и не могу понять, почему позволяю себе стоять вот так чересчур интимно рядом с ним? Будто приросла к полу и не могу двинуться с места. В сигаретном дыму позволяю себе быть убаюканной теплом его тела. Знаю, что не сделает ничего больше, но не могу заставить себя уйти. Как же я больна им. Словно мой наркотик, он притягивает меня уже одним своим существованием. Каждый раз я обещаю себе, что эта затяжка будет последней, вот только не могу затянуться так чтобы начало тошнить и воротить от него. Жадная. Хочу бежать за новой дозой. Хочется крикнуть: «Не стой так близко!» Так далеко. Он въелся под кожу, как никотин. Его губы и руки. Я не знаю, как живет теперь он. Но я живу словно в ломке. В вечной ломке и боли. Как же меня ломает по нему!

«Есть девушки, которых не забывают. Ты одна из них». Слышу, как он уходит и меня обдает холодом. На губах осталась только горечь и вкус сигарет. Видимо я всё-таки из тех, без кого можно жить дальше.

21

Генка обрадовал. Через две недели корпоратив. До нового года совсем чуть-чуть. Кругом все радуются, а я понимаю, что снова буду одна. Отец нашёл себе женщину. Ту самую злую начальницу, которая им все время командовала. История, как в «Служебном романе» Рязанова. Только без продолжения в виде третьего мальчика. Мне холодно. Я ежусь от холода и спешу на работу. Рядом останавливается какой-то парень, и я молча проскакиваю мимо в узкий проход между ним и дверью. Все встает на круги своя. Если не учитывать маленьких отклонений. Боюсь выходить в курилку. Максим заходит за мной следом, и мы молча стоим рядом по несколько минут. Он бесцеремонно ворует мои сигареты. Ему просто не нравится, что я курю, и я боюсь этих минут, но не могу без них. Он важнее сигаретного дыма. И эти украденные у другой минуты это всё что у меня осталось.

На корпоративе поняла, что выпила лишнего. Рабочий день уже подошел к концу. У всех праздничное настроение, а я задыхаюсь от того, что не могу спокойно на НЕГО смотреть. Он смеется и пребывает на всеобщей волне веселья и, тем не менее, я ловлю на себе его скользящие по моему телу взгляды и не могу спокойно их выносить. В конце концов, позорно сбегаю в свой кабинет. Он у меня закрытый. Только окно с видом на улицу. И я упираюсь лбом в холодное стекло. Неожиданно чувствую на плечах мужские руки. Меня разворачивают как куклу, и я встречаюсь взглядом с его сердитыми глазами. Сердитыми и насмешливыми одновременно. Максим убирает прядь волос с моего лица и, склонившись ко мне, целует в губы. Внутри словно взорвалось что-то, разлетевшись осколками фейерверка. Как же долго он шел ко мне! Его ждет кто-то? Где? Когда? В голове проносились какие-то сумбурные мысли, в то время как он грубо усаживает меня на стол и задирает мне юбку.

– Ненавижу твои юбки! – хрипло выдыхает мне в ухо и целует в шею. Его руки словно везде одновременно. А я не могу разжать свои пальцы, которыми вцепилась в его свитер. Как же хорошо! Снова притягиваю к себе его лицо и впиваюсь в его рот. Жадно. Моё! Не могу вспомнить момент, когда он расстегивал пуговицы на моей блузке и, тем не менее, момент, когда он входит и вжимает меня в себя, врезается в память. Хорошо до боли. В последнюю секунду не могу сдержать крик и утыкаюсь лбом в его шею. Когда я успела снять с него свитер?

Всё внутри меня говорит. Просто кричит: «ЛЮБЛЮ!» Но в действительности молча смотрю, как он застёгивает все пуговицы на моей блузке до самого верха. Даже те, которые я сама никогда не застегиваю.

Мы перестали говорить. Нервы, словно оголенные провода. Хочется плакать и радоваться одновременно. Не хочется выходить из этой комнаты. Мысли разлетаются и разбиваются о реальность. В его глазах немой вопрос и упрёк. Но я знаю, что он не спросит. Не сейчас.

Я расстегиваю несколько пуговиц на блузке, как обычно, но он останавливает мои руки.

– Оставь!

Я по-прежнему его собственность. Я развелась, но для него по-прежнему ЕГО!

– Ты не имеешь права мне указывать, – сквозь силу выговариваю я. Он горько мне усмехается и опять вдавливает в себя, так и не дав мне спуститься с этого чертового стола. Моя юбка задрана чуть ли не до пояса, и он стоит между моих ног и словно в насмешку говорит резко и бескомпромиссно, словно я и должна ему подчиняться.

– Я так хочу!

– Командир хренов! – вяло огрызаюсь, просто в знак протеста. Его губы расползаются в широкой улыбке и он снова склоняется ко мне, чтобы доказать кто тут главный. Пусть! Только сегодня и сейчас. Только в этом кабинете! Решаю я для себя, когда он кусает меня за шею, будто стараясь оставить на мне как можно больше своих отметин. И снова мне хочется кричать, только на этот раз он находит мой рот своими губами и заглушает мой порыв.

– Мне нужно идти, – бормочу что-то, чтобы избавиться от этого наваждения. Он окидывает меня насмешливым взглядом.

– Далеко не уйдёшь теперь. – Помогает подняться и поправляет на мне одежду. Ноги почему-то не держат, а его это веселит. В глазах плещется немного нежности. Я уже полностью одета, а он все не может выпустить меня из своих рук. Ему кажется, что все понятно и жизнь вообще простая «штука». Но мне трудно и больно. Слёзы мешают дышать и видеть, но я отталкиваюсь от него и иду в коридор. Туда где другие люди. Туда где жизнь идет дальше, и мы не можем быть вместе, потому что у него уже кто-то есть, и он не может простить мне моего предательства. Туда, где он должен быть благодарен той, что полюбила его сломленным.

Мне больно.

22

– Кать, ты как живая мумия. Ты после возвращения какая-то другая стала. Вроде бы и улыбаешься. Но как-то жутко. Встряхнись! – Это Марина опять решила научить меня жизни перед Новым годом. Я сижу одна в пустой квартире и смотрю, как на сосне сменяются разноцветные огоньки. Красный, зеленый, синий. Марина выдёргивает из транса и напоминает: – В общем, не выдумывай, а приходи к нам сегодня.

Не хочу. Как же сложно видеть эти живые лица и делать вид, что у тебя всё прекрасно. Хочется забыться. Интересно, где он сейчас? Наверняка готовится праздновать вместе со своей девушкой. Ему весело. Им хорошо. Хочется выть в голос, но единственное на что меня хватает, это сдавленно выдавить Маринке, что я приду и бросить трубку. Просто чтобы от меня отстали.

Ругаю себя последними словами. Я же не Энн Эллиот. Подумаешь, жизнь немного пошла наперекосяк. Я справлюсь. Я сильная. Всегда была сильной. И должна быть такой и дальше! Вот только не могу найти повод, чтоб улыбнуться. Но разве это так важно?

Выхожу на улицу и ловлю снежинки в ладонь. Одна упала на ресницы. Холодно. Но внутри холоднее. Чувствую себя пустой оболочкой. Не хочу выуживать из своего тела воспоминания и чувства. Я как снежная баба. Это всё, что у меня осталось. Вот что значит существовать. Делаю несколько шагов по асфальту, покрытому коркой льда. Мимо проходит девушка в наушниках и вязаной шапочке. Через полчаса вижу рядом с домом Гены большую ёлку. Целое светопреставление. На минуту задерживаюсь рядом с ней и закрываю глаза. Где-то лает собака и на тыльной стороне ладони снова тает снежинка. Я думаю о Максиме. Мысленно желаю счастья. Опять ругаю себя, потому что глаза снова затуманили слёзы. Потом вспоминаю куда шла и вхожу в Генкин подъезд. Лифт, дверь и вот передо мной довольная физиономия моего двоюродного брата. Искренне ему улыбаюсь, потому что люблю и позволяю близняшкам утащить себя в комнату с ёлкой. Сердце словно выпрыгивает из груди и застревает в районе горла. Прямо передо мной на кресле сидит Максим и смотрит на меня своим пронзительным взглядом, от которого всё внутри встает с ног на голову.

– Ты не говорила, что он будет здесь! – Это я вцепилась в руку Маринки после того, как сбежала на кухню.

– А почему ему здесь не быть? – Маринка в недоумении пожимает плечами, словно в этом нет ничего такого. – Ты же сама говорила, что у вас давно всё прошло и быльём поросло? Забыла, что они с Генкой друзья и Максимка тоже крёстный Андрюши и Светы?

Я закрываю глаза и краснею.

Как же сложно всё объяснять. Да и нужно ли? Обреченно киваю головой и помогаю Маринке вынести салаты на стол. ОН не один. Пришел с какой-то девочкой. Ей только исполнилось девятнадцать и я изо всех сил стараюсь делать вид, что её заразительный смех меня совсем не раздражает. За столом ещё какой-то незнакомый мне парень со своей беременной женой и Генкина тёща, Алла Викторовна. Кажется, позже должен прийти ещё один гость. Сегодня почти семейный праздник.

А мне опять хочется курить. До Нового года сорок минут, и я сбегаю на балкон. На мне платье, с длинными рукавами, но уже через минуту я начинаю мёрзнуть. Вот только оглядываясь назад понимаю, что мне совсем не хочется возвращаться в этот мирок наполненный людьми и счастьем. Хочется замёрзнуть, чтобы обо мне все забыли.

– Опять сбегаешь? – вздрагиваю от звука его насмешливого голоса. Рядом останавливается Максим и набрасывает мне свою куртку на плечи. На его губах мягкая озорная улыбка. Он словно знает больше, чем я обо всём, что с нами происходит.

– Красивая девочка, – бормочу я и пускаю струю дыма. Просто чтобы не видеть его лица и отогнать от себя понимание, что он для меня потерян. Максим опять молча забирает из моих рук сигарету и затягивается.

– Покупай себе сам! – вскипаю я. Он просто смотрит на меня насмешливым взглядом и кривит губы в саркастичной улыбке.

– Зачем? Ты куришь те же, что и я.

Куртка на моих плечах отдает его запахом. Чувствую себя токсикоманом. До боли хочется прислониться к нему и почувствовать вкус его губ, отдающих сигаретами и вином. Он знает.

«Если ты захочешь угробить себя, рядом должен быть тот, кто сделает это за тебя».

Молча стою рядом с ним и смотрю вниз с восьмого этажа. Так много вопросов. Так много несказанного. Так много того, что боишься прояснить, потому что это может поставить последнюю точку в этих болезненных отношениях. Ведь если он вычеркнет из меня последнюю надежду, его в моей жизни не станет меньше. В моих мыслях. Воспоминаниях. В моей жизни просто не станет последней надежды. Вот поэтому я и стою молча рядом с ним в страхе потерять даже эту последнюю нить, которая нас связывает. Короткие встречи, взгляды, ощущение того, что он просто стоит рядом – это всё, чем я живу в последнее время. Тот, кто никогда не ходил по тонкому льду, не знает каково это осторожно пробираться вперед и бояться сделать неверный шаг, потому что можешь провалиться, и тебя навсегда проглотят грязные воды отчаянья.

– Глупая. Глупая Катя, – Максим берет меня за руку и тянет к двери балкона. – Пойдём, Новый год пропустишь.

Почему-то оказываюсь рядом с ним. Пока мы стояли на балконе, к Генкиной компании присоединился один из его приятелей и девочка, с которой пришёл Максим, уже сидела за столом рядом с ним. В недоумении смотрю на Маринку и понимаю, чьих рук такая небольшая рокировка. Словно это что-то меняет. Делаю вид, что ничего не заметила и молча сажусь рядом с Максом. Светка забирается мне на колени и сонно зевает. Грустно смотреть на её светлые кудряшки. Это напоминает о другой моей тайне. На ней красивое платьице и она постоянно теребит его складки и болтает ногами.

– Тебе мандарин или конфетку? – Слышу голос Максима рядом с собой. Света тянет к нему свои пухлые ручки. Скоро они станут тоньше, и она больше не будет напоминать ангелочка с розовым ротиком и ясными глазками. Моей девочке было бы уже три года. Интересно её волосы были бы такими же светлыми или такими же тёмными, как у нас с Максимом? Руки непроизвольно опять ищут сигареты, а Светка все никак не может определиться. В итоге Максим улыбается и делает ей «бутерброд» из шоколадной конфеты и дольки мандарина.

В голове проносятся те ночи, когда я придумывала имя своей ещё не родившейся малышке. Моя Алиса застряла в стране чудес. Заблудилась и так и не появилась на свет. Всего несколько месяцев. Ровно столько я жила мыслью, что у меня останется хотя бы маленький человечек похожий на своего отца. Это было слишком эгоистичное желание. Я не смогла сберечь и её. Она словно не захотела подольше задержаться в моем теле и осталась в моей жизни только отголоском снов, в которых приходит вместе с ним, показывая, какая семья могла бы у нас быть.

Темные волосы. И по-детски задорная улыбка. Я часто представляла её себе, не зная, какой бы она была на самом деле. Но мне она казалась самой красивой.

Кто-то постучал ножом по бокалу. Поднимаю глаза и натыкаюсь на ироничный взгляд Генки.

– На каком облаке спишь, Катюха?

Я виновато улыбаюсь, действительно на облаке, и слушаю его речь, перекликающуюся с поздравлением президента.

– С Новым годом! – Дружно кричат собравшиеся за столом. И я делаю вид, что вместе с этим хором, а не там далеко наедине со своими мрачными мыслями. Наедине со своей потерей. Опустошенная. Как пустая ваза. Я дохожу до дна в своей боли. Говорят если до него достать можно вынырнуть обратно. Я словно хожу по дну. Время, как зыбкий песок, и я схожу с ума.

Светка снова ерзает у меня на коленях, и я вспоминаю, где я.

– Слушай, а как ты жила там? Вот так вдруг поменять страну и язык? – неожиданно спрашивает меня беременная жена Генкиного друга. Алёна кажется. Она уже похожа на шар в своем положении и видно, как горда им.

Я беспечно пожала плечами и улыбнулась.

– Просто вдруг проснулась и поняла, что хочу всё поменять в своей жизни. И там понимают русский.

– Конечно. Ведь подобная легкость была как раз в твоем духе, – саркастично замечает Максим и прикладывается к бокалу с коньяком. Я краснею и закусываю губу. Довольно сложно объяснить. Я всегда делаю безмятежный вид и пожимаю плечами. Мало ли что взбредёт в голову девушке? Не объяснять же всем, что я спешила спрятаться. Что бегство показалось мне тогда единственно верным способом сохранить его жизнь. Для него я предательница, сбежавшая от него в самый трудный для него момент. И так всегда теперь будет. И пусть.

– Я всегда восхищалась людьми, которые могут так легко сорваться и, – девушка прищелкнула пальцами и покачала головой. – А мой Славка вечно такой тяжелый на подъем. Даже поездка на дачу для него приключение.

– Может я просто оптимист, – усмехается молодой человек и гладит девушку по округлившемуся животику. Светка слазит с моих колен, и я всецело погружаюсь во взрослый разговор. – Или боюсь показывать тебе новые места, дорогая. А то бывают такие жены – что-то взбредет в голову, они срываются с места и бросают семью, мужа, ради сиюминутной прихоти.

Я знаю, что это просто дружеская шутка, но я случайно выхватываю взглядом каменную маску Маринки и понимаю, что парень сказал что-то лишнее. То что, наверное, не полагалось для моих ушей. Я натягиваю на лицо широкую улыбку и выдыхаю:

– А это как раз про меня.

Мужчина едва заметно краснеет, но я не хочу видеть этой неловкой паузы и, все так же улыбаясь, встаю из-за стола.

Маринка шипит что-то приятелю своего мужа, а я опять сбегаю на балкон, хотя хочется уйти из квартиры. Просто не хочу, чтобы кто-то думал, что я обижена.

Через минуту рядом опять появляется Максим и пожимает плечами от холода.

– Если опять отберешь у меня сигарету, я тебя убью.

Максим хмыкнул и потянулся к моему лицу.

– Ты уже сделала это однажды, – с улыбкой говорит он и нагло забирает у меня всю пачку. Я даже глазом не моргнула, но когда он выхватил сигарету и изо рта, у меня сорвало все тормоза.

– Ты охренел?! – со злостью выпаливаю я и тянусь к нему руками. Он только кривится в издевательской усмешке, а потом вдруг резко притягивает меня к себе рукой за затылок и целует в губы.

– Если ты не перестанешь..! – хрипло выдыхаю ему в лицо стоило ему от меня отстраниться. Оказалось, Максим просто решил прислонить меня к стене балкона.

– Плевать я хотел на твои угрозы, – выталкивая из себя воздух, говорит мне парень и нависает надо мной, чтобы снова залепить мне рот своими губами. Вздрагиваю, когда его рука оказывается у меня под платьем. Полная квартира народа, а он в полной уверенности, что нас невидно за плотными шторами, позволяет себе такое, за что еще четыре года назад получил бы от меня коленкой между ног. У него есть девочка. У него есть мама. У него может быть кто угодно. Но я все равно как безвольная тряпка обвиваю его плечи руками, и отвечаю на его поцелуй. До боли и сладости. Он только мой сейчас. Гремит салют. Музыка. И я точно так же горю и разлетаюсь разноцветными искрами в его руках. Кончики пальцев покалывает. Я беспомощно прислоняюсь лбом к его шее. Чувствую его руки на своем затылке и талии. Хочется, чтобы он всегда так обнимал меня. Чувствовать его теплый свитер под своими ладонями. Вдыхать его запах. И думать, что уже только этим можно быть счастливой.

«Я болею тобой. Ты мой сон. Ты мой дым. Снова в горьком плену я встречаю рассвет». – До меня доносятся звуки незнакомой мелодии. Просто гитарные переборы, а не студийная запись. До странного невеселая музыка в такую ночь. До странного перекликающаяся с моим душевным состоянием. Опять не хочется ничего говорить и прерывать этот украденный у другой миг. Но на балкон выходит Генка и начинает громко хлопать себя по карманам.

– Ребят, сигаретки не найдется? – Я оттолкнула Максима еще, когда услышала звук открывающейся балконной двери. Теперь мы оба стоим и тупо таращимся вниз, словно все время только так и делали. – На редкость прекрасный вид, – усмехается Генка и берет сигарету из моей пачки. Рядом с ним маленький стол, на который он опять бросает пачку и зажигалку. – Катюх, ты не обижайся на Славку. Он из тех, кто услышал звон, да не понял где он. Может я ему как-то про тебя рассказывал, но он не понял ни что это про тебя, ни того, что я рассказывал. Глупо получилось. Все как-то перевернулось в неправильном ключе.

Я пожимаю плечами и делаю безразличный вид. Гена чувствует себя виноватым.

– Кажется, так всё и было. Я ведь уехала.

– Никак не можем взять в толк. – Генка затягивается и осторожно выговаривает: – Что такого натворил Максим, что ты так резко решила всё бросить и уехать?

Вопросы, которые загоняют меня в тупик. Хотела рассказать про Антона и то, к какому решению вынудила меня Инна Павловна, но внезапно музыка смолкает, и я слышу заразительный смех девочки, с которой пришел Максим. Опять замыкаюсь в себе и пробираюсь к выходу.

– Это уже не имеет значения. – Максим пытается возразить. Я вижу, что ему важно знать правду и поэтому хлопаю Генку по плечу. Мне уже нечего терять. – Дело в другом мужчине.

Даже не вру. Только понимать это можно по-разному. Судя по тому, как сузил глаза Максим и неодобрительно поджал губы Генка, они поняли по-своему. Плевать! Захожу в комнату и спустя полчаса прощаюсь с Маринкой.

– Ты что с ума сошла? За окном глубокая ночь! Я тебя одну не отпущу, – удерживает меня за руку Марина и ищет группу поддержки в лице скромного мужского коллектива. Три часа ночи действительно странное время для прогулок. Но это ведь необычная ночь. К моему большому удивлению меня вызвался проводить Максим. И все по какой-то непонятной мне причине деликатно сделали вид, словно так и надо. Его девочка уже запропастилась где-то в районе детской или гостевой комнаты. Как я поняла, она перебрала, и Марина отправила её спать.

В итоге мы с ним вдвоем идем по ночному городу. Я знаю, как его волнуют сказанные мной слова. Он словно переосмысливает всё то время, что мы провели вместе. Я прячу руки в карманах пальто. Показное равнодушие, вот и все что у меня осталось.

– Кто он? – Слышу перед самым своим подъездом.

– Это не имеет значения.

– Он тебя бросил? – Я фыркаю и с гулким грохотом открываю дверь парадного. Глупо было бы надеяться, что Макс просто возьмёт и уйдет. Я пускаю его в квартиру, которую мы когда-то делили с ним. С той лишь разницей, что отец теперь живет у своей начальницы. Так ей удобнее. А ему слишком все равно, чтобы огорчать любимую женщину.

Снимаю с шеи шарф и вешаю пальто на вешалку. Максим тоже снимает с себя парку. Так много общих воспоминаний, зацикленных в продолжении, которого теперь не должно было быть.

– Что ты хочешь, Максим? У тебя уже есть другая! – Напоминаю ему о той девочке, которую он оставил в квартире Генки. Макс молча хватает меня за плечо и разворачивает лицом к себе. Если бы я его не знала, то подумала бы, что он меня сейчас ударит. Нет, он просто смотрит мне в глаза своим проникающим в душу взглядом.

– Как удобно! Я могу трахнуть тебя на офисном столе, но стоит мне заговорить о том, почему ты от меня сбежала, как ты тут же вспоминаешь, что у меня теперь есть другая! – Всё-таки он не выдерживает, словно хочет встряхнуть меня, но перебарывает свое желание.

– Как ты не понимаешь, что это уже не имеет смысла! Ты начал жить дальше!

Я отголосок прошлого. Максим смотрит на меня злым взглядом и взрывается.

– Я начал жить дальше?! – Выкрикивает он мне. – Я начал?! Тебе говорят, что я могу стать инвалидом, и ты бежишь от меня в другую страну! Мать мне говорила, что ты нашла себе кого-то другого, но я думал, ты всего лишь испугалась такой ответственности. И тут вдруг выясняется, что ты действительно просто искала повод, чтобы сбежать от меня к какому-то уёбку! Когда твою мать я начал жить дальше, если всё время думал о тебе?!

Он так эмоционален, что я должна была бы испугаться, но вместо этого я тихо подмечаю:

– Но ты же встречаешься с кем-то. Значит не всё время?

Максим готов разразиться бранью. Он просто в бешенстве. А я не могу выкинуть из головы слова Инны Павловны: «Он приедет к тебе, как только поправится. Там в Киеве вас никто не найдет». «Он приедет к тебе, как только окончит университет. Ты же сама говорила, как важно для мужчины высшее образование». Все эти фразы, которыми меня пичкали столько лет просто, чтобы отделаться от меня.

– Ты подала на развод, – с трудом выдавливает из себя слова Максим. Губы кривятся в не верящей улыбке. А что мне было делать? Просто как-то вечером позвонила его мать и сказала, что её сын, наконец, нашел хорошую девочку и я, как любящая его женщина должна уступить ей дорогу и не мешать их счастью. Что говорили про меня ему?

По мне и моей жизни словно проехались катком. Все, что было важно когда-то, разрушили. Она совсем юная, зелёная и наивная. А я словно часть его прошлого, как старый фотоальбом, который он никак не может выбросить.

– Максим, НАС больше нет. Есть ты и ОНА, есть я и… – И только я. На губах застыла горькая улыбка. Если не закурю, то сейчас разревусь. Он смотрит на меня, как на идола, которого готов разбить. Потом срывается и как в дурацком фильме рывком притягивает меня к себе и заглушает мои протесты своим ртом.

– К черту! – выдыхает мне в губы более матерным словом, и снова ищет мой рот. Все в каком-то диком порыве. Комкано. Сама не замечаю, как он стаскивает с меня платье, как оказываюсь прижатой к стене с разведенными в стороны ногами. Чувствую только вкус его губ и руки на своем теле. Чувствую только его. Словно он что-то пытается мне доказать. Словно хочет пресытиться.

Это больно. Хочется кричать. Это хорошо. Потому что он рядом. Просто потому, что с ним не может быть плохо. Я цепляюсь за его плечи, и он вжимает меня в себя, словно хочет сродниться. Я могу обманывать себя сколько угодно, но внутри все словно рвется на части из-за того что он с кем-то другим. Оттого что не могу к нему прикоснуться. Слышать или видеть его. Я эгоистка. Я хочу, чтобы он был только мой. Вот почему не могу уйти. Я просто не могу без него. Я умираю без него. Не живу. Словно в болезненной спячке, от которой никак не могу проснуться. Нет выхода.

Последнее движение и я размякла в его руках, как безвольная кукла. Он относит меня на диван и ложится рядом.

– Это было в последний раз, – через силу выталкиваю из себя свой приговор.

Он усмехается и качает головой.

– Свой шанс ты уже использовала. Теперь моя очередь решать, какой раз последний, а какой нет.

Я прячу лицо в пледе, которым он нас укрыл, чтобы скрыть свои эмоции. Я люблю его. Не хочу, чтобы он знал. После всего, что между нами произошло в это уже невозможно поверить.

23

Больше он не пытается просто стоять рядом в курилке.

Его пальцы скользят вдоль моей спины. Он стоит прямо за мной и для тех, кто неожиданно зайдет, он, словно ничего и не делает. Но как много в этом «ничего».

Мне больно. Его всё ещё волнует его незримый соперник. Он боится меня потерять? Между нами по-прежнему много недосказанного, но каждый из нас страшится нарушить эту хрупкую иллюзию гармонии. Мне стыдно, но я счастлива, когда он рядом. Вот такое у меня больное счастье, с острыми шипами и зубьями. Причиняет боль и возносит на небеса одновременно. Я просто хочу быть с ним. Уже не важно, как и на каких условиях. Гордость? Принципы? На чужом несчастье своего счастья не построишь? Я забыла, что значат все эти слова. Для меня они стали пустым звуком. Я знаю только слово верность. Собачья любовь. Стоило ему один раз проявить доброту, и я готова всю жизнь до остервенения быть ему преданной.

– Птичка моя перелетная, как ты там без меня? – слышу в трубке знакомый голос и улыбаюсь через силу. Когда раньше встречала на улице странных теток под шестьдесят с кокетливыми шляпками на головах и непоколебимой жизненной философией, даже подумать не могла, что одна из таких однажды станет моим единственным другом, знающим всю мою историю от начала и до конца. Но вот именно такой оказалась двоюродная сестра Инны Павловны, у которой я жила все это время в Киеве. Сначала мы обе полагали, что это всего на месяц или два, пока я не встану на ноги, но потом мы как-то привыкли друг к другу и мысль о том, чтобы разъехаться уже не приходила нам больше в голову. Может быть, только благодаря ей я всё ещё на плаву. – Молодёжь. Ко мне приходит Тамара Ильинична, но рядом с ней я чувствую себя ещё старше, чем написано в моем паспорте. Всё время болячки да причитания. Я всегда была уверена, что игра в того чей диагноз страшнее, удел тех кому за девяносто, но эта старая калоша опередила этот возраст лет на тридцать. Может мне навестить тебя? – резко переходит к делу Нина Константиновна, и я понимаю, что она просто не оставляет мне выбора. – Я взяла билет на завтра. В Киеве слякоть, а ты знаешь, как я мерзко переношу такую погоду. – Ставит она последнюю точку в нашем разговоре, четко расставляя акценты, и давая понять, к какому решению я должна прийти. «Если что-то неизбежно, лучше расслабиться и постараться получить удовольствие. Всё зависит от отношения к происходящему, моя крошка». Это было жизненным кредо Нины Константиновны до встречи со мной. После этой встречи, она стала утверждать, что просто стоять на одном месте и расслабляться не достаточно. Надо барахтаться. Всю жизнь. Нельзя сдаваться. В конце концов, она устала смотреть, как я чахну в её городе и уж совсем забеспокоилась, когда Инна Павловна начала требовать от меня, чтобы я развелась с её сыном. Я приходила домой и тупо смотрела на проезжую часть, за своим окном пытаясь залить боль алкоголем. Моя жизнь была кончена. И каждый день Нина Константиновна боялась оставить меня одну в комнате, потому что подозревала, что однажды я распахну это чертово окно и выпрыгну из него. «Десятый этаж, милочка», – неодобрительно ворчала она глядя на меня. «О чем думал Николаша, когда получал квартиру так высоко? Как думаешь, на окнах могут поставить решётки? Какой-нибудь чудный узор очень бы сюда пошел. Я уже слишком стара и подвержена обморокам. Не хотелось бы однажды…» Потом она поворачивалась ко мне и тяжело вздыхала. Мне было всё безразлично, словно я жила в каком-то сне. Никого не слышала и не видела. Отец позвонил мне и сообщил о смерти Антона. Он надеялся, что сможет этим вернуть меня в родной город. К нему поближе. Ведь никто из моих близких даже не подозревал о том, где я. Страна большая. Всё что они знали, это то, что у меня всё хорошо. «Всё хорошо» – это моя дежурная фраза. Особенно убедительно звучит, если попытаться вспомнить, как можно улыбаться.

«Моя бедная, маленькая девочка». Нина Константиновна устала повторять эти слова и проявлять сочувствие в материнском поглаживании моих волос, пока я пыталась пережить свою потерю. Ей было жаль меня. Но узнав о смерти Антона, она стала настаивать, чтобы я вернулась.

– Я всё могу сказать про Максимку, но он точно не идиот. Не бросают таких девушек. Не бросают!

На неё не действовали никакие мои убеждения, и однажды она точно так же спонтанно купила мне билет и, собрав мои вещи, выставила, как котенка за дверь.

– Не возвращайся, пока всё не прояснишь!

Сколько раз в жизни дается настоящая любовь? За окном все белое от снега, а я оживаю, словно цветок, который весной тянется к солнцу из-под растаявшего снега. Так и моя душа, опять возрождается. Словно воришка в собственном доме курю в форточку посреди ночи. Смотрю в окно и вздрагиваю когда слышу за своей спиной шаги его босых ног.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю