Текст книги "Сюрприз в бантиках"
Автор книги: Татьяна Туринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Так что хочешь не хочешь, а иди, Бахарев, работай на старое место. В международную компанию "Макнот", вполне достойно оплачивающую твой продуктивный труд. Под начальство Натальи Петровны Чуликовой. И не ной, что тяжело, что нет сил взглянуть в ее глаза. В конце концов, а кому сейчас легко? Время такое, привыкай.
Входя в офис, Вадим подобрался, готовый в любое мгновение отразить атаку. Нападения можно было ждать с любой стороны, а потому на всякий случай он насупился – получить удар в ответ на добродушную улыбку казалось кощунственным.
Ничто не напоминало о вечеринке. Ни вычурно украшенной елки, ни гирлянд, свисающих с потолка, ни празднично накрытых столов вдоль стены, ни громкой музыки, многократно отражающейся от стеклянных перегородок и чуть дребезжащей из-за этого. Ничего. Офис был все тем же скучным офисом, в который четыре с половиной месяца назад Бахарев пришел впервые.
Сослуживцы, воспринимавшиеся на вечеринке ближайшими друзьями, смотрели пустыми взглядами мимо него. Неприятно, конечно, но пусть уж лучше, как всегда, игнорируют, лишь бы не насмешничали. Видимо, у Чуликовой все-таки хватило ума промолчать. Вот бы его хватило на то, чтобы молчать до последнего вздоха…
Пару раз в течение этого дня он столкнулся с Натальей Петровной. Оба раза та прошла мимо, словно бы не замечая Бахарева. Вернее, в первый раз сухо кивнула, поздоровавшись, и тут же вернулась к изучению каких-то бумаг, которые ей на бегу подсунула дотошная секретарша. При повторном столкновении она опять казалась чрезмерно занятой, а потому никого вокруг не замечающей. И Бахарев вздохнул спокойно.
Пожалуй, впервые за последние годы Наташа не знала, как поступить. Прокола она не ожидала, да, собственно, его и не было. То, что случилось, следовало назвать другим словом. Проблема в том, что она никак не могла найти подходящее. За две прошедшие недели так и не придумала, как быть дальше.
Естественно, она не ожидала, что их первая интимная встреча закончится столь необычно. Ну кто же знал, что Вадим, будущий Влад, носит такое дурацкое белье? Жаль, конечно, что она не сдержалась. Ну подумаешь, фишка такая у человека. Должен же он быть хоть в чем-то оригинален, тогда почему не в выборе белья? Трусы, правда, совсем-совсем идиотские, какие-то даже клоунские: длиннющие, широченные. Ладно, пусть. Пусть даже ему нравится эта жуткая расцветка: нестерпимо-малиновая в разноцветных бантиках. Пусть. Но кружевной бант?! Огромный гипюровый бант с длинными закрученными завязочками? Такой какая-нибудь старуха могла пришпандорить на ночнушку, полагая, что это очень красиво. Но обнаружить этот бант на мужских трусах… Мягко говоря, это было слишком неожиданно.
Именно это и оправдывало Натальину реакцию. Вернее, ей очень хотелось думать, что оправдывало. Оставалось надеяться, что Влад не особенно сильно обиделся на нее. Или Вадим? Не суть важно. Влад, Вадим – какая разница? Все равно станет Владом рано или поздно, если только она не передумает.
Главное – понять, нужен он ей теперь или нет. Такой, любитель дурацких трусов. Нужен или нет? С одной стороны – безусловно, было в его страсти к… скажем, необычному белью нечто странное. С другой – ну и что? Какая, в конце концов, разница, носит ли он трикотажные плавки, стринги, семейные трусы или… как их назвать-то? Ладно, пусть будут "нестандартные семейные". Ага. Или "малиновые с бантиком".
Тьфу ты, надо ж до такого додуматься! Наталья Петровна сроду не интересовалась мужским бельем, однако была абсолютно убеждена: такие трусы, "нестандартные малиновые с бантиком", в магазинах не продаются. Фабрика, специализирующаяся на изготовлении такого уродства, непременно вылетела бы в трубу. Выходит, Бахарев шьет трусы на заказ? У-уу, как там все запущено…
Раз так, то приучить его к нормальному белью будет непросто. Эти трусы для него не просто трусы. Это – фетиш. Видимо, без них он чувствует себя ущербным. Может, мамаша его к таким приучила, или еще какие скрытые причины привели его к этому идиотизму, но мужиком он себя ощущает только в таких уродливых трусах. Кто знает, возможно, это его единственная отдушина, и только в них он чувствует свое отличие от остального мира. Наверное, он позиционирует себя так: "Вот он я, сюрприз с бантиком. Принимайте меня таким, или не принимайте вообще".
Отучить его от этой фишки вряд ли удастся на раз-два. Придется потратить немало сил и времени на то, чтобы выбить из бестолковой башки всех тараканов. И денег, кстати – вряд ли тут обойдешься без помощи профессионального психоаналитика. Наталья не рассчитывала, что избранник обойдется ей во всех отношениях дорого.
С другой стороны – ничто хорошее не дается "за так". Наверное, недаром говорят: "Любишь кататься – люби и саночки возить". Для того чтобы получить желаемое, нужно потрудиться: чтобы красиво съехать с горы, для начала следовало бы на нее взобраться. Кстати, на этот счет еще одну поговорку придумали: "Без труда не вытащишь рыбку из пруда". Точно! Как будто вся народная мудрость собиралась специально для Натальиного случая. А собиралась она, между прочим, не один день! Веками складывалась словечко к словечку. Только для того, чтобы Наталья Петровна Чуликова нашла свое счастье. И не только нашла, а сумела отстоять, заслужить.
Вот и решение. Трусы, пусть даже с дурацким бантиком – это такая мелочь. Какая разница, в трусах ли будет ходить ее счастье, в стрингах или в плавках, или вообще без ничего. Лишь бы было, свое, родное. А что, в таких трусах – очень даже прикольно. Значит, чувство юмора у Влада на высоте, он только его тщательно скрывает до поры до времени. Зато потом, когда они станут по-настоящему близки, ей не придется с ним скучать.
Нет, она определенно сделала правильный выбор. Одно плохо – жена Бахарева с пузом ходит, а значит, Наталье придется долго ему объяснять, что нет ничего страшного, если он бросит беременную бабу. Ну подумаешь – будут они ей отстегивать ежемесячно некоторую сумму на ребенка. Только нужно будет заранее оговорить, сколько – нечего ее баловать. Жизнь суровая, пусть привыкает. А в остальном… подумаешь, не ей первой придется поднимать ребенка без отца.
Хм, да ее Влад – оригинал! Пожалуй, Наталье с ним даже повезло. Больше того – она и сама может привыкнуть к таким трусам. Это будет их маленькая изюминка. Жена-то ведь наверняка смеется над Бахаревым за чрезмерное пристрастие к бантикам. А Наташа, напротив, разделит его увлечение. Вот прямо сегодня после работы пойдет, и специально для Вадима купит что-нибудь с бантиками – чтобы он сразу понял, что она больше не намерена смеяться над его слабостью. Больше того – готова с нею мириться и даже разделяет его страсть. И тогда на фоне уродливо-толстой жены – беременность никого не красит – Наталья Петровна со своей точеной фигуркой и обалденной грудью, да еще и лояльная ко всем Бахаревским тараканам будет выглядеть на редкость выигрышно.
Она хищно прищурилась. Ай, как все удачно вышло! Если бы еще не ее истерический хохот в самое неподходящее время… Ну да это ерунда – она сумеет объяснить все в лучшем виде. Вадим быстро все забудет. И станет Владом.
Да, непременно станет! Она сумеет его в этом убедить. Хотя по большому счету теперь ей уже все равно – будет ли ее муж зваться Вадимом или Владом. Главное, что он у нее определенно будет. А еще главнее – какой он у нее будет!
По всему выходило: не зря она ждала столько лет. Страдала от одиночества, тынялась по квартире короткими зимними вечерами, щедро поливала слезами подушку. А теперь за все свои страдания получит счастье небывалое. Вымученное, бесценное…
Что трусы? Мелочь, да и только. Зато во всем остальном… Не дурак – определенно. Не то чтобы сногсшибательно красив, но хорош, паршивец: и рост, и лицо – все при нем. И волосы – густые, жесткие. Такой, наверное, нескоро начнет лысеть. Что может быть хуже лысеющего мужчины? Только маленький, плюгавенький лысеющий мужичонка. Но это все не про ее Бахарева.
А главное… Наталья Петровна мечтательно прищурилась. Главное в Бахареве тоже присутствовало. Страсть. Видимо, любовник более чем замечательный. Вон, с какой легкостью отозвался на ее призывные взгляды. Ну пусть не только взгляды. Пусть не просто призывные, а откровенно многообещающие, даже требовательные. Впрочем, Наташа не слишком хорошо помнила тонкости и уж тем более не могла знать, что отражалось в ее взгляде в ту ночь. Что увидел в них Влад? Или Вадим. Может, всего лишь кокетство? Или легкий намек? А может, что-то более откровенное? Она знала одно – когда прижалась к Бахареву, чтобы шепнуть на ухо какую-то глупость, почувствовала, что больше не выдержит. То ли слишком давно у нее никого не было – что, увы, правда: чаще всего кавалеры у Наташи появлялись тогда, когда она хотела добиться повышения по службе, в последнее же время ничего подобного не наблюдалось. То ли и в самом деле не кого попало хотела, и именно Влада? Факт то, что в его объятиях почувствовала, что теряет сознание. Ноги едва держали, вокруг все кружилось, мелькало… А от Вадима так невыносимо вкусно пахло мужчиной…
То есть… никакого определенного запаха Наталья не почувствовала. Вернее, не смогла бы разложить его на составляющие: пахло ли от Бахарева одеколоном, водкой или только что съеденной сырокопченой колбасой. Просто в его объятиях она растворилась в чем-то таком терпком, сладковато-горьком, жестком и мягком одновременно, черном с отчетливым оттенком красного и почему-то едва уловимого желтого. В корице, табаке – хоть Вадим и не курил – и в цитрусах. В сосновом бору, в праздничных огнях, в одуряющее-монотонном буханье музыки, в опьяняющих брызгах шампанского…
В кои веки она почувствовала себя женщиной. Не карьеристкой, преодолевающей очередной барьер в постели вышестоящего начальника, а настоящей женщиной, от дикого желания готовой отдаться предмету вожделения на глазах изумленной публики. Не то чтобы раньше ей не доводилось обжиматься с мужчинами, не имеющими отношения к ее карьере. В ту предновогоднюю ночь Наталья Петровна почувствовала нечто небывалое: она хотела! По-настоящему, по-звериному. Не для порядка: ах, что-то давненько я этим не занималась. Не для здоровья: говорят, женщина должна делать это не менее десяти раз в месяц – только тогда она будет оставаться в тонусе.
Нет, единственный – пока единственный! – раз в жизни она почувствовала себя настоящей женщиной. Желающей и, что не менее важно – желанной. Руки Бахарева сказали Наташе куда больше, чем она смогла увидеть в его глазах. Вадим прижимал ее к себе так тесно… Или это она сама к нему прижималась? Так рьяно, жадно тискал ее тело… Наталья Петровна не только впервые в жизни готова была отдаться на месте. Самое главное – она впервые в жизни почувствовала, что ее готовы взять на месте. Ее, не она! Она была желанна, нужна, необходима до потери сознания. И сама желала, жаждала, алкала. И тоже до полной потери сознания. Лишь в самый последний миг, чудом удержав себя на ногах и в уме, она отвела Влада в кабинет, где им никто не смог бы помешать.
И им в самом деле никто бы не помешал, если бы она сама не испортила все своим истерическим хохотом. Какая дура! Как она могла смеяться в ту минуту, когда они практически уже слились воедино? Когда до цели оставался не то что один шаг – один вздох, одно легкое движение рукой! Оставалось только сдернуть с него совершенно дебильные трусы, и в тот же миг он был бы весь ее, без остатка. Каждой жилкой своей, каждой клеточкой безраздельно принадлежал бы ей одной. Надолго, на века. Но она почему-то расхохоталась. Дура.
Ничего, еще не поздно все исправить. Она не станет ждать до вечера – зачем? В ее положении дорога каждая минута. Они должны сегодня же прояснить ситуацию. То есть… Ничего они не будут прояснять, они просто нагонят то, что упустили полмесяца назад. Кто бы знал, как нелегко было Наталье пережить эти две недели! Две недели мучений, страданий, неопределенности. Как она жалела о своей несдержанности! Каждую ночь ласкала свое тело, пытаясь обмануть себя, что не ее руки теребят грудь, а руки того единственного в мире мужчины, что заставил ее желать по-настоящему. Бесконечно злилась на него за эти идиотские трусы, потому что именно из-за них все сорвалось в последний момент. Пыталась заставить себя забыть то чувство, которое уже не чаяла испытать: когда тело, кажется, умирает от желания, изнывает, стонет, кричит, требует. Жажда. Настоящая жажда. Жестокая, беспощадная, жаркая. Непередаваемо страстная, мучительно-томительная, сладкая…
И в то же время до истерики боялась забыть. Забыть, каково это – чувствовать себя по-настоящему желанной тем, кого сама желаешь до потери пульса. Две недели бесконечных страданий, мучительных раздумий, колебаний: будет еще что-то, получится ли? Или лучше сконцентрировать внимание на новом объекте? В принципе, не было ничего сложного в том, чтобы место Бахарева занял следующий соискатель. Наталья Петровна с легкостью могла бы создать Вадиму совершенно невыносимые условия на работе, он бы сам в два счета уволился. А она со спокойно совестью объявила бы очередной конкурс на замещение вакантной должности своего будущего супруга. По совместительству исполняющего обязанности менеджера проектов.
Однако в конце концов пришла к выводу: не хочет она кого попало. Не хочет новых конкурсов, бесконечных поисков. Она уже нашла того, кого искала. Она нашла не Бахарева, нет. Наталья нашла мечту. Свою мечту. Того, кого она сумеет желать по-настоящему. С кем ей не придется играть страсть, изображая оргазм. Того, с которым при всем желании не сможет удержаться от сладострастного стона, даже если вокруг будет миллионная толпа. Любой соискатель – это тайна, покрытая мраком. Может, окажется фантастическим любовником и при этом образцово-показательным мужем, а может, за мужественной внешностью будет скрываться громкий пшик.
А вот Бахарев – однозначная удача. Стопроцентное попадание в десятку. С ним удовольствие гарантировано. И, что не менее важно – из него получится восхитительно-послушный муж. Возраст, служебное положение сами собою будут обязывать его к абсолютному послушанию. Наташа сумеет вылепить из него идеального мужчину, по образу и подобию своему. Ой, нет. По вкусу своему. Так, чтобы ни единого недостаточка, даже самого крошечного и безобидного, в нем не осталось.
Решено. В обеденный перерыв Наталья Петровна съездит в магазин эротического белья, подберет там что-нибудь с бантиками. И непременно кружевное – чтобы сочеталось с его любимым бантом на трусах. А вечером… Она не станет приставать к Владу в офисе – к чему смущать его неблагожелательными взглядами завистников? Наташа найдет возможность поговорить с ним вне офиса. То есть говорить-то им как раз и не придется. Она только скажет ему, как ей понравились его бантики. По ее глазам он непременно поймет, что она серьезна, как никогда. Поверит. Сядет в машину. И больше никогда не покинет ее.
Целых две недели Вадик был неотлучно при ней. Юля так привыкла, что он рядом, что он заботится о ней каждую минуту. И самой было приятно заботиться о нем. Правда, последнее время это давалось ей не без труда, но тем дороже, наверное, ее внимание было Вадиму. Кряхтя и смущенно улыбаясь, будто извиняясь за это свое кряхтение, за неуклюжесть, за то, какая большая она теперь стала, Юля поднималась из кресла и переваливаясь уточкой брела на кухню сооружать любимому чаек. На праздники было наготовлено много всего, вкусного и аппетитного, и она старалась почаще кормить мужа: хоть немножко побаловать бедолагу – извелся, поди, с такой-то ни на что не годной женой. А заодно чтоб продукты не пропали.
Новогодние каникулы оказались очень кстати не только Вадиму, но и Юльке. Если Вадим устал от работы и ежедневных ранних пробуждений, то Юля устала от одиночества и беременности. От последней, увы, отдохнуть пока еще было невозможно, зато от одиночества… эти две недели посреди зимы и впрямь стали для Юльки отпуском.
Каждый день они с Вадимом гуляли. Ему-то хорошо, он запросто помещался в своей прошлогодней дубленке. Юльке же приходилось вышагивать в материной шубе. Шуба была большая – мама, слава Богу, тоже не маленькая – однако даже она едва сходилась на вздувшемся, как пляжный мяч, Юлькином животе. Так хотелось уже поскорее родить, сбросить лишний вес, стать снова, как раньше, шустрой и быстрой. Хотелось скорее увидеть крошечку, так потешно толкающуюся в животе. Понянчить ее, нарядить в белый с рюшечками чепчик. Закутать в белоснежный стеганный конверт, чтоб кроха не замерзла, и прогуливаться по улицам с Вадиком и розовой в ярких цветочках коляской.
Ни коляски, ни белоснежного атласного конверта не было еще и в помине – все знакомые в один голос убеждали будущих родителей ни в коем случае ничего не покупать заранее, чтоб с малышкой, не дай Бог, не случилось чего-то нехорошего. Но Юля знала – все равно у малышки будет и белый конверт, и непременно розовая в цветочек коляска. Она уже все присмотрела в магазине, и Вадиму строго-настрого наказала купить именно такую коляску и такой конверт.
А пока они гуляли вдвоем с мужем. Нет, все равно втроем, только малышка не посапывала мирно в коляске, а буйно толкалась в мамином животе. И сосала пальчик – врач показала Юле на УЗИ, это было так трогательно и потешно. Кроха… Какая она, их с Вадиком кроха? Как они ее назовут? Опять же из суеверия они до сих пор не обговаривали этот вопрос, но про себя Юля уже решила, что назовет дочку Мартой, если вдруг паче чаяния дотянет до марта. Или же, если верны все-таки подсчеты самой будущей мамаши, а не доктора, и девочка родится в середине февраля, будет Региной или Кристиной – это они еще обсудят с Вадимом. Юля склонялась к Кристине, но их в последнее время стало так много, что эта многочисленность ее несколько коробила, хотя само имя очень нравилось. А может, назвать девочку Снежаной? Кстати, подойдет на любой случай: снег одинаково органично сочетается как с февралем, так и с мартом. Нужно будет подумать. По крайней мере, "Снежана" звучит лучше, чем "Регина". Хотя и "Регина" – тоже ничего.
Две недели сказки. Снег, минимум машин, практически тишина. Людей на улицах тоже попадалось не слишком много – кто-то отсыпался, кто-то тупо сидел перед телевизором, кто-то стремился в центр, к главной елке и Дедам Морозам, тут и там предлагающим сфотографироваться по сходной цене. А кое-кому посчастливилось уехать на праздники на юг, туда, где всегда жарко.
Юля им не завидовала. Поездить, мир посмотреть – это да, очень хотелось. Но только не на новогодние праздники. Она вообще любила зиму, снег, а Новый Год – так просто до слез обожала. Наверное, она все еще оставалась ребенком. Глупо, конечно, но в свои двадцать пять она все еще верила в чудо. Хотя – какие уж тут чудеса, когда рядом – любимый муж, а дочечка – и того ближе. Разве бывает что-то чудеснее этого? Если бы только не разъедал душу липкий страх. Сколько бы Юля ни успокаивала сама себя, что теперь уже не те времена, что нынче при родах практически не умирают – слава Богу, в двадцать первом веке живем – а от страха никак не могла избавиться. Вроде и хотела родить поскорее – сколько ж можно таскать на себе такую тяжесть, спина порой болела невыносимо – и в то же время панически боялась родов. Оно-то верно, двадцать первый век, и все-таки процент смертности все еще не был равен нулю. И пусть он был смехотворно мал по сравнению с процентом благополучных исходов, но вдруг именно она, Юлия Бахарева, войдет в тот маленький, но жуткий своей безысходностью процент летальных исходов. Как они тогда без нее, Вадик и маленькая Снежана? Или Регина. А может, Марта – в данном случае без разницы. Главное, что предстоит им жить без нее, без жены и без матери. Как они справятся, как выживут без нее? А вдруг очень даже легко справятся? Вдруг даже не заметят ее отсутствия? Вдруг Вадик быстро найдет ей замену?
Вадим ушел на работу, и Юльке стало ужасно грустно, как будто он ушел навсегда. Пожалуй, теперь ей придется снова привыкать к тому, что он все время на работе. Раньше, когда она сама работала, было намного легче. Теперь же дни тянулись до обидного медленно. Особенно этот день, пятнадцатое января. День, когда Юля впервые после новогодних каникул осталась одна.
К счастью, ближе к вечеру пришла мама, и Юльке стало веселее. А потом… О чудо! Нет, все-таки Юльке определенно повезло с матерью – ну кто бы еще ее так понял, как ни мама?
– Что ж ты мучаешься, глупая. Иди, встреть его. Вспомни – тебе было приятно, когда Вадим тебя встречал с работы? Вот и ему будет точно так же приятно.
Почувствовав слезы умиления на глазах – да что ж она стала такая слезливая? – Юлька пробормотала:
– Мамочка, ты прелесть!
На всякий случай, чтобы дочь не поскользнулась на дороге, мать довезла ее прямо до офиса "Макнот".
– Мне подождать с тобой?
Юлька просияла:
– Нет, мамочка, спасибо. Я не хочу, чтобы ты потом поздно возвращалась одна. Ты иди, а я подожду Вадика. Видишь, тут и скамейку специально для меня организовали.
Скамейка стояла там давным-давно, с тех времен, как было построено само здание. Но все равно Юльке казалось, что это кто-то намеренно позаботился об ее удобстве. Помахав на прощание матери, она в очередной раз взглянула на часы: без пятнадцати шесть. Отлично. Ждать осталось совсем недолго. А потом… Они не будут толкаться в переполненном транспорте. Они погуляют часок, пока схлынет волна спешащего домой народу, а потом спокойненько доедут с удобством. По дороге зайдут в магазинчик на остановке, купят чего-нибудь вкусненького – к счастью, нынешняя зарплата Вадима позволяла им час от часу побаловать себя чем-нибудь этаким. А ему ведь еще и премию неплохую выплатили. Но премию они не станут тратить – она пригодится им потом, когда Юлька уже родит, и нужно будет покупать столько мелочей для их ненаглядной малявочки. Все эти пеленки-распашонки, шапочки, пинеточки. И, конечно же, белый атласный конверт, такой нарядный и торжественный. И обязательно коляску. Розовую в цветочек.
Мечты о скором будущем скрасили ожидание. Однако удобную скамейку пришлось покинуть – она стояла на самом ветру. Даже теплая мамина шуба не спасала от холода. Часы показывали уже без двух шесть, а потому Юля без особого сожаления поменяла место дислокации на более удобное: за углом не так дуло, к тому же все выходящие из офисного центра были видны, как на ладони. А ждать, судя по всему, осталось совсем немножко.
Кажется, Бахарев еще никогда не ждал окончания рабочего дня с таким нетерпением. Он вообще старался успевать выполнить все намеченные дела до шести, чтобы не задерживаться лишний раз, а в этот вечер и вовсе спешил поскорее покинуть такой неуютный офис, где каждый друг другу волк, где в любой момент можно было столкнуться с Чуликовой, или просто нарваться на чей-то неласковый взгляд.
Выскочив на свежий воздух, вздохнул с облегчением: слава Богу, все прошло благополучно, как будто ничего не произошло. И то дело – за давностью можно было и забыть о мелких неприятностях. Видимо, Чуликова и сама тогда перебрала, а теперь точно так же жалеет о происшедшем. А может, вообще забыла – она ведь тоже здорово была навеселе. Вот и славненько, пусть ничего не помнит. И Вадим все забудет. Уже забыл.
Он почти подошел к дороге, когда его негромко окликнули:
– Вадим Алексеич!
От этого голоса его бросило в дрожь. Помяни черта, он тут как тут.
Наталья Петровна догнала его, взяла под руку:
– Доведите даму до машины, здесь так скользко.
Дорожка была расчищена от снега и на всякий случай даже посыпана песком. Однако Бахареву ничего не оставалось делать.
Машина, серо-голубой Фольксваген, стояла метрах в пяти от дорожки, заехав передними колесами за бровку. Чуликова остановилась, повернулась к провожатому:
– Ты домой? А может, ко мне?
Вадим обалдел от внезапного перехода на "ты", не успел ничего ответить.
– Влад, ты извини, что я тогда…
– Вообще-то я Вадим.
– Да, я знаю, извини. Я просто не ожидала – согласись, такую фишку нечасто встретишь.
Ласково погладив рукав его дубленки, добавила, мило улыбнувшись:
– Поехали ко мне, не пожалеешь. Сегодня все будет по-другому, обещаю. Ты будешь приятно удивлен – я специально для тебя купила новое белье. Правда, малинового не нашла, зато все в бантиках. Ты будешь в восторге!
Бахарев застыл от ужаса и ее откровенности: она ничего не забыла! Больше того, она требует продолжения банкета. Язык не повиновался, а потому он просто покачал головой. Не слишком уверенно, вернее, испуганно.
– Не волнуйся, это не надолго. А потом я в целости и невредимости верну тебя жене. Дома нам никто не помешает. Только ты, я, и твои трусы. И мои, тоже все в бантиках.
Внезапно что-то привлекло ее внимание. Наталья Петровна нахмурилась, вновь превратившись в строгую начальницу, которую кто-то посмел оторвать от важного разговора:
– Девушка, вам что-то нужно? До чего народ наглый пошел. Идите себе, нечего тут уши развешивать!
Инстинктивно оглянувшись, Вадим увидел расширенные от ужаса Юлькины глаза. В них плескалась такая боль, такое отчаяние… Столкнувшись с ним взглядом, она резко повернулась и бросилась прочь.
– Юль!
Бахарев бросился за нею, на ходу объясняя:
– Юль, ты все не так поняла. Юлька, да постой же ты!
Та послушно остановилась. Оглянулась, прошипела:
– А как еще это можно понять? Что еще у тебя есть малиновое в бантиках? Не трогай меня. И домой не спеши – нечего тебе там делать, пока я вещи буду собирать. Понял?
– Постой, не дури. Какие вещи? Юлька, давай без глупостей. Я все тебе объясню…
– Спасибо, мне твоя мымра уже объяснила! – она зыркнула куда-то за спину Бахарева.
Тот не успел оглянуться, как услышал насмешливый голос начальницы:
– Позвольте не согласиться, милая. Это не я мымра – вы на себя посмотрите, голубушка. Такой мужчина, как Вадим, заслуживает лучшей женщины. Идем, Влад. Оставь ты ее в покое. Все что ни делается, все к лучшему – я рада, что все разрешилось так скоро.
– Да вы…
Он резко оглянулся и чуть не оттолкнул Чуликову со всей силы. В последний момент сообразил, что та может не устоять на шпильках. Брезгливо оторвал от себя ее руку:
– Шли бы вы, Наталья Петровна! Юлька, ничего не было!
Чуликова задорно рассмеялась:
– Было, девушка, было. Вы идите домой, собирайте вещички. Впрочем, Влад, ты можешь остаться у меня. А вы, Юлия, не переживайте – мы не оставим вас без материальной поддержки. Скажем, сто долларов в месяц вас устроит?
Наткнувшись на возмущенный взгляд Бахарева, тут же поправилась:
– Ну ладно, ладно. Пусть будет сто пятьдесят.
Юлька снова развернулась и пошагала в сторону остановки. Вадим бросился за нею, обогнал, схватил за руку. Та со всего маху хлестанула его по щеке. Рука ее была в перчатке, к тому же в объемной маминой шубе у нее не получилось размахнуться как следует, а потому удар вышел совсем слабым. Однако и его хватило, чтобы охладить пыл Бахарева. Он застыл, схватившись рукой за щеку, и молча наблюдал, как Юлька садиться в подошедший автобус.
Понимая, что нужно немедленно ехать домой и спасать положение, Вадим тем не менее не мог себя перебороть. Часа два бродил по улицам, обдумывая, как теперь быть.
По всему выходило, что с работой придется распрощаться. И чего он, дурак, сразу не уволился, как только в голову закрались самые первые подозрения насчет Чуликовой? Зарплата высокая? Да гори она пропадом, такая зарплата! Такой ценой!..
Чуликову он ненавидел до смерти. Вместо того чтобы мчаться к Юльке и молить о прощении, он мрачно представлял, как выстрелит негодяйке прямо в лоб. Или нет – где он возьмет пистолет? Нож. Правильно, с ножом проблем не будет. У них есть отличный хозяйственный нож, большой и острый. Вот завтра он придет на работу, посмотрит прямо в глаза Чуликовой и скажет: "Получай, что заслужила!" Наталья Петровна театрально вскрикнет, схватится руками за нож, посмотрит растерянно на убийцу и медленно сползет по стенке на пол. А Вадим аккуратно, чтоб не запачкаться, вытащит нож, завернет его в газетку и пойдет домой. Там ножик тщательно отмоет и положит обратно в ящичек стола – жалко выбрасывать, там металл отличный, почти не тупится.
Или нет. Лучше он ее задушит. Как Отелло Дездемону. "Молилась ли ты на ночь…" Вернее, с утра пораньше. С каким удовольствием он сомкнет пальцы на ее хрупкой шейке! За все, что она с ним сотворила. За то, что солгала Юльке. За ее наглое "Было, было!" За ее белье в бантиках…
Стоп, бантики. Это что же, она и в самом деле рассчитывала на продолжение? Ее не настолько уж поразили его идиотские трусы? Больше того – она и себе прикупила чего-то там в бантиках?!
Господи, и как же его угораздило так упиться-то? Поистине: водка – страшная штука. Такого натворишь, что потом сам себя понять не сможешь. Как, ну как он мог столь бурно отреагировать на ее прикосновения? Ну подумаешь, танцевали. Ну шепнула что-то на ушко. Чего он завелся-то?! Она ж ему никогда не нравилась. Старая несчастная баба, немножко истеричная, как все старые девы. И скулы эти отвратительные… Зато грудь!
Ничего подобного, грудь как грудь. Просто у водки глаза велики. Нажрался как свинья, вот и привиделось то, чего желалось. А желалось знамо чего – нормального женского тела. Юльке нельзя, а что ему делать? Ох, дурак… Ну что он, потерпеть не мог? Ну не лопнул же он в конце концов, не получив желаемого. Так что не хотение его виновато, а башка нетрезвая. Сколько себя ни оправдывай, сколько ни обвиняй Чуликову, а виноват во всем только он один. Чуликова, возможно, дала толчок, но остальное-то – его рук дело. И водка – не оправдание. Кто ж его заставлял пить? Да еще и практически не закусывая. Так что если и нужно кого-то убивать, то только самого себя. Он мог ненавидеть Чуликову сколько угодно, однако прекрасно отдавал себе отчет – она его насильно в кабинет не тянула. Сам шел. Не соображая, правда, но это опять же его вина.
Выходит, сам, собственными руками разрушил счастье. Бедная Юлька, как же ей сейчас больно! Она ему доверяла, отпустила… Вообще-то не так уж сильно и доверяла, раз заставила надеть эти дурацкие трусы. Ну да, а если б не заставила? Тогда-то уж он точно ей изменил бы. С Чуликовой или без нее – какая разница? Получается, что не наделать глупостей ему помогло "противоугонное устройство". Вернее, глупостей он таки успел натворить, но той, самой главной, все-таки не случилось. И благодарить за это Вадим должен любимую тещу. Ай да теща, ай да Татьяна Владимировна! Памятник ей за это положен. Прижизненный. Жаль только, устройство это срабатывает только в самый последний момент, когда уже глупостей наделано немало. И как их теперь исправить?
