Текст книги "Мои хорошие друзья. Лесная песня"

Автор книги: Татьяна Тимохина

Соавторы: Михаил Сайгин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

ОЛИНА БАБУШКА

Оля прибежала из школы домой и, заглянув на кухню, спросила:

– Бабушка, мама завтра во второй половине дня свободна?

– Нет, она к четырём часам на работу уходит.

– А папа?

– Так ты же знаешь, что они в одной смене работают.

– Ну вот! – захныкала Оля. – Опять на родительское собрание никто не пойдет.

– Ну, не плачь! И что у тебя за глаза такие: чуть что – на мокром месте! Найдётся кому пойти.

– Кто же это найдётся?

– Я – вот кто.

– «Я, я»! – передразнила Оля бабушку. – Сказано, чтобы родители пришли. Да и что ты там поймёшь?

– Все, внученька, пойму, не беспокойся, – сказала бабушка и перевернула пирог, от которого шёл такой вкусный запах, что Оля сразу подумала о том, как будет его есть.

Впрочем, она так расстроилась, что не хотелось ей ни раздеваться, ни мыть руки.

Она села на стул в углу кухни, закрыла глаза и представила себе, как бабушка придёт на родительское собрание. Дверь в класс тихо откроется, сперва просунется в неё палка, потом покажется длинная жилистая рука, и только потом уже войдёт бабушка. Она важно сядет за первую парту, снимет поношенную мужскую шапку, пригладит ладонью редкие седые волосы. А Витька, который обязательно останется после уроков в школе и непременно увидит бабушку, на следующий день при всех скажет: «У твоей бабушки палка такая гладкая потому, что по спине твоей часто ходит!» И захихикает так противно, как всегда.

Оля вскочила, сняла пальто и сказала:

– Бабушка, знаешь что?

– Что?

– Ты на собрание лучше не ходи. Не надо.

– Почему же?

– Знаешь: учусь я хорошо. Отличница. Ничего плохого про меня не скажут. Да и на улице скользко. Упадёшь ещё…

– Не беспокойся. Я тихонько пойду.

Оля поняла, что бабушку не отговорить, вздохнула и попросила:

– Ты тогда хоть шапку свою не надевай. Шаль лучше, что ли.

– Почему?

– На родительских собраниях у нас обычно не раздеваются. А шапка у тебя старая, и вообще…

– Ну и пусть себе не раздеваются, а я вот возьму и разденусь. А что в самом-то деле – как в бане париться буду? – Того, что Оле не нравится шапка, бабушка словно и не расслышала.

Окончательно расстроившись, Оля легла спать без ужина.

… Витя оказался расторопнее, чем ожидала Оля. Он узнал о бабушке ещё до собрания. И когда прозвенел последний звонок и все вышли из класса, подбежал к Оле и ехидно спросил:

– Ну, скоро твоя пионерка припожалует?

– Какая пионерка? – не сразу поняла Оля.

– Та, у которой две маленькие косички, как у девочки, а на голове мужская шапка, – уточнил Витя, и узкие чёрные глазки его лукаво заблестели.

– Ну, вот что, – отрезала Оля. – Если будешь болтать всякую ерунду, я скажу твоей маме, что ты двойку схватил. Ясно?

– Подумаешь, двойка! По физкультуре.

– Всё равно. Не ехидничай.

– Тсс! – Витя приложил палец к губам, а у Оли ёкнуло сердце: она услышала знакомый стукоток бабушкиной палки.

Пропустив бабушку, Оля чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула в класс.

Едва бабушка вошла и поставила палку в угол, учительница Татьяна Ивановна подала ей свой стул и сказала:

– Пожалуйста, вот сюда, Анастасия Фёдоровна.

И усадила бабушку за свой учительский стол.

– Товарищи, – начала Татьяна Ивановна, открывая собрание, – сегодня у нас особенный день. К нам в гости пришла Анастасия Фёдоровна Иванова, бывшая партизанка. Отныне имя её будет носить наша пионерская дружина. Ведь во время Великой Отечественной войны Анастасия Фёдоровна спасла нашу школу от уничтожения, а директора школы – от расстрела. Она вовремя оповестила партизан о том, что задумали фашисты, и предотвратила беду. Мы попросим отважную разведчицу подробнее рассказать об этом…

– Вот эта шапка, – тихо заговорила бабушка, – мужская. И потому не нравится моей внучке. Но Оля не знает, что это шапка её дяди, моего сына Степана, погибшего в борьбе за независимость нашей Родины. Стёпа учился в нашей школе. Из восьмого класса ушёл на фронт, стал сыном полка… Вот в этом же классе учился… Гляну я на его парту, вон ту, третью в среднем ряду, и кажется, голос Степана слышу…

Оля обернулась и увидала стоящего рядом с ней Витю. Он тоже слышал всё. Лицо его вспыхнуло, словно он склонился над костром.

КОРОТКО И ЯСНО

После уроков в классе осталась одна Нина. Она была дежурной.

Девочке нездоровилось, но учительнице она об этом не сказала. Думала, справится, вымоет класс и уйдёт. Но голова кружилась, руки стали вялыми.

Она села за парту, чтобы немного передохнуть.

В эту минуту дверь класса приоткрылась, и Нина увидела высокого мальчика с карандашом и тетрадкой в руке.

– Четвёртый «А»? – спросил он.

– Да, – ответила Нина.

– Ищу Нину Белякову. Она ушла уже, наверно?

– Нет, Нина Белякова – это я.

– Ты? Вот хорошо! Я – Петя Кузнецов, член редколлегии школьной стенной газеты. О тебе статью должен написать.

– Обо мне?

– Да, как об отличнице и примерной общественнице.

Нине было приятно слышать такие слова, но ей стало совсем плохо. Она побледнела.

– Что с тобой?

– Плохо себя чувствую.

– Больная, а работаешь, – посочувствовал Петя.

– Я дежурная.

– Но во всей школе по двое дежурят. Почему же ты одна?

– Мой напарник заболел. Ты же знаешь, сейчас грипп.

– Надо бы сказать учительнице.

– Сказать нетрудно. Плакаться не люблю.

– Ну хорошо, – сказал Петя. – Я должен задать тебе несколько вопросов.

– Пожалуйста, задавай. А я пока пол мыть буду. – И, пересиливая себя, она взялась за дело, одновременно отвечая на вопросы члена редколлегии.

Пете хотелось ей помочь. Но он боялся, как бы не появились случайно ребята и не увидели, что он моет пол не в своём классе, помогает незнакомой девочке.

С большим трудом закончила Нина уборку.

Петя тоже закончил свои расспросы и сказал:

– Я записал всё, что ты сказала. Прочти внимательно и распишись. Вот тут.

Нина отнесла ведро в кладовую, вымыла руки, вернулась в класс и взяла портфель.

– Ты домой? – испуганно спросил Петя, – Не подпишешь?

– Почему же, – усмехнулась Нина. – Давай тетрадь.

И крупными круглыми буквами написала:

Петя Кузнецов – хороший товарищ.

Он помог больной девочке вымыть пол.

СНЕЖОК

На крыльце сидел такой белый котёнок, что казалось, будто это и вообще не котёнок, а комок снега. Смешно поднимая лапку, он пытался поймать жёлтую бабочку, которая кружилась у него перед носом.

– Кольк, смотри, – сказал Серёжа. – Вот это да!

– Мой будет. Бабушка тебе всё равно не разрешит третьего брать.

– Ага! Больно ты хитрый. На чьём крыльце он сидит? На твоём? Нет, на моём.

– А ты своего Ваську в чьём подвале поймал? В своём, да?

На шум вышла бабушка.

– Опять что-то не поделили? Вы лучше на котёнка поглядите. А, не узнали! То-то. Это я его так отмыла.

– Вот так так! Так это же наш Васька! А мы из-за него чуть не подрались.

Серёжа обрадовался. А у Коли настроение испортилось. «Опять этому Серёжке везёт, а мне никогда не везёт!» – думал Коля. Это было неправдой. Много было случаев, когда везло именно Коле. Кто выиграл по лотерейному билету книжку Носова? Коля. И всё-таки Коле казалось, что везёт Серёже. Потому что был Коля завистливым.

Из дома вышел Старый Васька, который тоже жил у Серёжи. Васька-котёнок бросился играть с хвостом Васьки-старика.

– Смотри, Серёжа, старик сейчас котёнка цапнет! – сказал Коля, чтобы как-то рассеяться.

– Старый Васька играть не любит, – вздохнула бабушка. – Устал он. А котёнок как ребёнок, ему бы только играть и играть.

Серёжа посмотрел на Колю и увидел на его лице такое выражение, будто кто-то наступил ему на ногу.

«Бабушка похвалила котёнка, а от этого Кольке ещё завидней стало», – подумал Серёжа.

Мальчики пошли в сад.

Там, у забора, росла малина. Почему у забора? Наверно, чтобы никому не мешать.

Коля сунул голову в кусты и посмотрел вверх.

– Смотри, Серёжка, так ягоды ещё красивее кажутся. Будто на небе малина растёт.

Бабушка снова подошла к ребятам. В руке у неё была большая белая чашка. Она сказала Коле:

– Набери ягод домой. У вас ведь сада нет.

– Зато у нас балкон есть! – резко ответил Коля.

И от ягод отказался.

Серёжа ещё раз внимательно посмотрел на товарища. Потом, обращаясь к бабушке, спросил:

– Ба-аб, а можно я Ваську-котёнка Кольке подарю? У нас ведь два.

Бабушка усмехнулась и сказала:

– Можно.

Коля сперва удивился перемене, которая произошла с его товарищем, потом смутился и растерялся.

– Нет, – сказал он. – Я ведь пошутил просто. Зачем же я твоего котёнка забирать буду!

Ему было очень неприятно, что Серёжа оказался не таким жадным, как он сам.

А котёнок подошёл к Коле и прыгнул ему на руки.

Коля погладил его и пробормотал ласково:

– И никакой ты не Васька, а Снежок.

ЧУДЕСА

Вот чудеса! Вчера наш сосед дядя Василий едва не пошёл в сельсовет на меня жаловаться. За что? Да за то, что я ему помочь хотел. Как помочь? А вот я вам сейчас расскажу.

Говорит мне дядя Василий на той неделе: два поросёнка у него – один умный, а другой глупый. Умный под окном пасётся, а глупый день-деньской грядки роет и портит.

Я и решил соседу помочь. Жалко мне дядю Васю стало – хороший он человек. А так расстраивается. Перелез я через забор, налил молока в корытце, из которого куры пьют, поросята прибежали – и умный, и глупый, – встали рядом и давай пятачками шлёпать. Тут-то и связал я им хвосты. Глупый, как только напился, хотел в огород сигануть, чтобы своим плохим делом заняться, да не тут-то было! Умный-то его не пускает! Своим хвостом за хвост держит. Дёргали, дёргали друг друга за хвост – то один потянет, то другой, а от этого хвосты не развязываются, а наоборот – ещё туже стягиваются. И с каждым разом всё больнее становится и глупому, и умному. Увидели поросята, что выхода нет, визжать начали, да так, что я уши заткнул – и бежать. Дядя Василий выскочил, хвосты поросячьи развязал и говорит: «Это он, негодяй, больше некому!» Схватил палку и бросился меня искать.

Бегает, ищет и повсюду меня чернит. Вот те на! Знал бы, что он так ругаться будет, даже и не подумал бы ему помогать. В самом деле: пожалей человека, а он тебе за это не то что спасибо не скажет, а вот… Очень нужно!..

И вообще никак я в толк не возьму: что где ни случится, а виноватым всегда считают меня. Ну почему, например, дяде Василию кого-нибудь другого не заподозрить? Ну, хотя бы мою бабушку? Нет, обязательно только меня и меня. Где же справедливость?! До того дошло, что бабушка меня одного теперь на улицу боится выпускать. А если и выпустит, то всё время за мной смотрит, наблюдает, можно сказать, следит. Как будто я какой-то ненормальный.

А сегодня вечером подсела она к моей кровати, когда я уже спать собрался, и говорит:

– Вот что, внучек, кончится всё это очень плохо. Скорее бы родители твои из отпуска возвратились, тебя бы забрали. Нет моих сил с тобою воевать!

– Да ты что, бабушка? – удивляюсь я. – Да известно ли тебе, что без меня у дяди Василия ни одной целой грядки в огороде не осталось бы!

– Ладно болтать! – И заперла дверь. – Дома посиди. Хоть один денёк. Может, остепенишься. – А сама ушла в соседнюю комнату и уснула.

Но кто же это сказал, что выйти из дому можно только через дверь? Так, наверно, считали сто лет назад, когда были живы бабушкины родители, то есть мои прабабушка и прадедушка. Я раскрыл окно и через минуту был уже на речке.

Как можно прожить хоть один день, чтобы не посмотреть на нашу речку! И на мост, похожий на крокодила с толстыми и короткими лапами, который приподнялся на них, чтобы заглянуть на другой берег и узнать, что там происходит.

Я уселся на берегу, окунул ноги в воду и стал рассматривать собственные пальцы, которые в воде, как под увеличительным стеклом, казались гораздо больше, чем были. И вздрагивали, хотя я ими и не думал шевелить. Это от движения воды.

Вдруг, откуда ни возьмись, подплывает к самым моим ногам щурёнок и тоже начинает мои ноги рассматривать.

Я осторожно поднял какую-то кривую, полусгнившую палку, ещё более осторожно, чтобы не спугнуть щурёнка, нагнулся и ка-ак шлёпну его палкой! От этого моего удара рыбина вылетела на прибрежный песок и тут же, извиваясь, как змея, подпрыгнула вверх. Я бросился на щурёнка, как кошка, и схватил его. Он был скользкий, холодный, его светло-зелёная спинка так и поблёскивала. Как я его не упустил, не знаю. Бегу домой и думаю: «Ну, теперь бабушка меня ругать не будет за то, что из дому сбежал. Увидит рыбину – обрадуется».

Но когда я вернулся, бабушка всё ещё спала. И дверь по-прежнему была заперта. Но кто же это сказал, что войти в дом можно только через дверь? Так, наверно, считали сто лет назад, когда были живы бабушкины родители, то есть мои прабабушка и прадедушка.

Короче говоря, я вернулся домой тем же путём, каким вышел из дому. А вернувшись, выпустил щурёнка в ведро с водой. Ведро поставил на пол. Щурёнок, видать, обрадовался, что в воду попал (есть ведь даже такая поговорка: «Пустить щуку в воду»), да как начал там плескаться! Мигом вода в ведре словно закипела. И пол вокруг ведра стал мокрый.

Тут Петька прибежал, кричит:

– Эй, Ренат, ты что, не слышишь, как я тебя зову? Глухая тетеря!

– Не ори! Бабушка спит.

Впустил я его через окно и говорю:

– Гляди, я рыбу поймал!

– Где?

Что за глупый вопрос! Ну, думаю, и отвечу так же, как он спрашивает:

– В погребе!

– Врёшь! В погребе рыба жить не может. Там картошка.

– А у нас вода там по колено.

– А почему у вас дверь закрыта?

– А потому, что моя бабушка любит ходить через окно.

Сказал я так, и самому стало как-то не по себе. Врать ведь тоже надо в меру… Но Петька, как ни странно, не только целиком и полностью мне поверил, а даже восхитился:

– Вот это бабушка! А моя и сама через окно лазить не любит, и мне не разрешает.

Глядя на моего щурёнка, Петька восхитился и им:

– Бойкий какой! Того и гляди, полетит. Как поймал?

– Палкой. Ка-а-ак ляпнул – сразу на берег вылетел.

– А говорил – в погребе… Эх ты!

– Да пошутил я. В реке поймал. Жалко только, что одного. Вот ты бы тут покараулил, чтобы он не очень-то безобразничал, а я тем временем на речку сбегаю, ещё хоть одну рыбину поймаю.

Петька согласился, я вылез в окно и снова побежал на речку. Но не успел я дойти до берега, как Петька нагнал меня и обиженно пробормотал:

– Ну тебя совсем! Твой щурёнок из ведра выскочил и давай по полу прыгать. Бабушка твоя проснулась, пришла и стала на меня кричать. Тогда щурёнок как прыгнет – прямо на неё. Хвостом ей по щеке угодил. Тут она меня и выгнала. А я-то что? Виноват, что ли?

– Да ты успокойся, – сказал я.

– Ладно, я успокоюсь, но она и тебе пообещала кое-что…

– А щурёнка она не вышвырнула?

– Что ты! Она и подойти-то к нему боялась.

– Так и остался на полу?

– Нет, вот он…

И только тут я заметил, что в подол Петькиной рубашки завёрнут мой щурёнок.

– Ай да Петька, ай да молодец! – обрадовался я. – Давай его сюда!

Вырыли мы на берегу ямку, она сразу наполнилась водой. Щурёнка пустили туда, а сами пошли ловить рыбу. Долго сидели. Темнеть стало. А мы так ничего поймать не можем.

– Без удочек не поймаешь, – сказал Петька. – Пошли домой. Мне холодно. Да и вообще – уху и из одного такого крупного щурёнка сварить можно.

Глядь – а в лунке ничего нет.

– Улетел в воду! – догадался я.

– На крыльях! – съязвил Петька.

Вечером пришёл к нам дядя Василий. Я думал, он опять меня ругать будет. А он отдал бабушке большую щуку и сказал:

– Это ваша. Ваш внук её поймал, она от него улетела, а я её снова заарканил.

– Это не моя, дядя Василий, – признался я. – Моя меньше была.

– Это она, пока летела, вытянулась, – хитро прищурился дядя. Василий.

За что же он мне щуку подарил? Неужели понял, что я его грядки сберечь хотел?..

ЗВЕЗДА ПАМЯТИ

– Папа, скажи, пожалуйста, а как пишутся письма? – спрашивает Лиза.

– А кому ты хочешь написать?

– Никому. Просто хочу научиться письма писать.

– Тогда садись и пиши. Я тебе буду подсказывать.

Лиза взяла листок бумаги, ручку и уселась рядом с папой за маленький столик, стоявший возле его кровати.

– Ну, вот, а теперь пиши письмо так, как будто я уехал в Москву, а ты пишешь мне. Как начнёшь?

– Не знаю.

– Ну, можно так, например: «Здравствуй, папа! Твоё письмо мы получили. Спасибо». Написала?

– Написала. А дальше?

– Ну, дальше новости какие-нибудь.

– Знаю, знаю! Мышки припрятали в погребе три луковицы. Да?

– Нет, это новость незначительная. В письме что-нибудь поважнее должно быть.

– Ну, тогда про то, что телёнок коту Ваське на хвост наступил. Ох, что было!

– Это, пожалуй, можно. Вот и напиши. И что было, тоже.

Несколько минут Лиза сидела, высунув кончик языка, и писала. Наконец сказала:

– Всё.

– Всё? Ну, теперь в самом низу напиши число и год. И подпишись.

Лиза написала: «Лиза. 21 июня 1941 года».

И – вздохнула:

– Жалко, что настоящие письма некому писать.

А на следующий день началась война. Мужчин стали посылать на фронт. И Лизиному папе тоже принесли повестку из военкомата.

Пятилетний Лизин брат Аркашка заныл:

– А кто теперь мне самолётики из бумаги делать будет?

– Не горюй, Аркашка, я тебе с фронта настоящий самолёт привезу. А то всё бумажные да бумажные.

– Со звездой? – засмеялись мокрые Аркашкины глаза. – А когда ты вернёшься?

– Вот только весна начнётся, сразу и вернусь. Когда на лугу цветы зацветут.

– Только ты шубу свою надень, а то до весны-то замёрзнешь.

– Я себе новую сошью. Ведь в армии все в одинаковых шубах.

– А из чего сошьёшь?

– Поймаю барана, а из его шкуры шуба знаешь какая?

– А как же баран – совсем без шубы останется?

– Ну, мы и для него что-нибудь придумаем! – засмеялся отец.

И Аркашка тоже засмеялся. Даже расхохотался.

Теперь надо было успокоить Лизу, которая смахивала слёзы украдкой, чтобы не заметил Аркашка.

– А у тебя теперь будет кому письма писать, – сказал ей отец. – Вот ты и пиши. И почаще. Если сможешь, каждый день.

Жизнь стала тяжёлой. В школе было холодно. Ребята сидели за партами в шубах и валенках. Снег на валенках не таял. Учительница Анна Ивановна время от времени растирала детям красные пальцы и согревала их своим дыханием.

Со скрипом открылась дверь класса, и вошла Лиза.

– Ну, принесла? – спросила её Анна Ивановна.

– Принесла.

– Где нашла?

– На чердаке.

– Молодец, – похвалила учительница девочку. – Теперь мы можем написать диктант. – И она раздала девочкам и мальчикам пожелтевшие страницы из ненужных старых книг, которые раздобыла Лиза. – Это будут ваши тетради. Пишите между строчками, чтобы было хорошо видно.

Когда уроки кончились, дети вместе пошли домой.

– А я знаю, почему Нади сегодня не было, – сказал Коля. – Её папу фашисты убили. Похоронка пришла, у них в доме все плачут.

– А я с моим папой каждый день разговариваю, – неожиданно сказала Лиза.

Все очень удивились, в недоумении посмотрели на неё, а Нюра спросила:

– Где же ты его видишь – он же на фронте?

Лиза не ответила. Она размахивала маленькой веточкой, задевая только что выпавший снег, и загадочно улыбалась. И дети поняли: у неё есть тайна.

Дома девочка повесила свою школьную сумку на вешалку и подошла к маме:

– Мамочка, а что, если сейчас откроется дверь и войдёт папа? Глаза у него умные и большие, а сам он такой хороший и ласковый. Увидит керосиновую лампу и подумает, что это солнце. Да, мамочка? А я надою молока и дам ему тёплого, парного…

Мать вздохнула, устало показала рукой на стол, где лежал белый бумажный треугольник без марки.

– Прочти-ка вот. Отец прислал.

Лиза схватила письмо, быстро пробежала его глазами и, приплясывая, заходила вокруг матери, произнося слова нараспев:

– Пишет папа, что фашистов скоро разобьют, он тогда домой приедет и обнимет нас! А пока прикрыть он просит яблони снежком, чтоб деревья не замёрзли, не погибли чтоб!

– Да ты не пой, а прочти мне лучше вслух, – улыбнулась мама.

– А ты что, не читала?

– Читала, но хочу ещё раз послушать.

Лиза принялась за чтение письма, а мать время от времени закрывала фартуком покрасневшие глаза.

А когда Лиза выучила уроки и за окном стемнело, она вышла на крыльцо.

Звёзды, словно сговорившись, подмигивали ей. И девочка заговорила тихо-тихо, почти шёпотом:

– Папочка, папочка, на какую звёздочку ты смотришь сейчас? Их вон сколько – не сосчитаешь. Давай будем смотреть на ту вон, зелёную. Смотришь? Вот и хорошо. Приезжай поскорей домой. Три раза стукни в дверь, я сейчас же услышу, даже ночью. Вот уж все мы будем рады! А сосед Виктор Матвеевич, который на фронте ног лишился, заиграет на своей гармошке «Рябинушку» и заплачет. Он всегда, когда играет, плачет. Ты спрашиваешь, на сколько выросли мы с Аркашкой. Я уже совсем большая, а Аркашка меня догоняет. Бей, папочка, фашистов, бей их крепко, чтобы убирались с нашей земли. А сейчас пойду посмотрю на твои следы…

Лиза подняла деревянное корыто, которое лежало кверху дном, и долго стояла, пристально глядя на следы, оставленные отцовскими сапогами. Она закрыла их корытом, когда отец уходил на фронт.

Потом опустила корыто и продолжила свой разговор с отцом:

– Папочка, а у тёти Нины давно уже нет спичек. Когда ей надо зажечь лампу или затопить печку, она от нас в чугунке горячие угли несёт. И в магазине спичек давно уже нет. Ты, как будешь домой ехать, захвати в Москве целый мешок. Чтобы всем в нашей деревне хватило. Ладно?..

Безмолвствует лес, молчит снег, притихли дома. Словно прислушиваются к Лизиному разговору с отцом. А звёзды всё мигают и подмигивают девочке. Будто всё понимают. А больше всех подмигивает зелёная, папина…

… Страшная весть о гибели отца пришла ранней весной, когда Лиза принесла домой первые подснежники, любимые папины цветы…

Прошло с тех пор много-много лет. Аркашка давно уже стал лётчиком, а Лиза – учительницей. Но каждый день смотрит она на зелёную звезду. А сын её Витя каждый год ранней весной приносит Лизе, теперь уже Елизавете Викторовне, первые подснежники.