Текст книги "Афоризмы, мысли и шутки великих женщин"

Автор книги: Татьяна Ситникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Людмила Петрушевская

 

Российская писательница, прозаик, драматург, поэтесса.

Людмила Петрушевская родилась 26 мая 1938 г. в Москве в семье служащего. Прожила тяжелое военное полуголодное детство, скиталась по родственникам, жила в детдоме под Уфой. После войны вернулась в Москву, окончила факультет журналистики Московского университета. Работала корреспондентом московских газет, сотрудницей издательств, с 1972 г. была редактором на Центральной студии телевидения.

Петрушевская рано начала сочинять стихи, писать сценарии для студенческих вечеров, всерьез не задумываясь о писательской деятельности. Первым опубликованным произведением был рассказ «Через поля», появившийся в 1972 в журнале «Аврора». Потом проза Петрушевской не печаталась более десятка лет.

Первые же пьесы были замечены самодеятельными театрами: пьеса «Уроки музыки» (1973 г.) была поставлена Р. Виктюком в 1979 г. в театре-студии ДК «Москворечье» и почти сразу запрещена (напечатана лишь в 1983 г.). Постановка «Чинзано» была осуществлена театром «Гаудеамус» во Львове. Профессиональные театры начали ставить пьесы Петрушевской в 1980-е: одноактная пьеса «Любовь» в Театре на Таганке, «Квартира Коломбины» в «Современнике», «Московский хор» во МХАТе.

Долгое время писательнице приходилось работать «в стол» – редакции не могли публиковать рассказы и пьесы о «теневых сторонах жизни». Но она не прекращала работы, создавая пьесы-шутки («Анданте», «Квартира Коломбины»), пьесы-диалоги («Стакан воды», «Изолированный бокс»), пьесу-монолог «Песни XX века», давшую название сборнику ее драматургических произведений.

Проза Петрушевской представляет собой своеобразную энциклопедию женской жизни от юности до старости: «Приключения Веры», «История Клариссы», «Дочь Ксени», «Страна», «Кто ответит?», «Мистика», «Гигиена» и многие другие. В 1990 г. был написан цикл «Песни восточных славян», в 1992 г. – повесть «Время ночь». Она пишет сказки как для взрослых, так и для детей: «Жил-был будильник», «Ну, мама, ну!», «Сказки, рассказанные детям» (1993 г.), «Маленькая волшебница», «Кукольный роман» (1996 г.).

Людмила Петрушевская живет и работает в Москве.

Рассказы и пьесы Петрушевской переведены на многие языки мира, ее драматургические произведения ставятся в России и за рубежом.

Петрушевская – лауреат Пушкинской премии фонда Тепфера (1991 г.), лауреат премий журналов «Новый мир» (1995 г.), «Октябрь» (1993, 1996, 2000 гг.), «Знамя» (1996 г.), «Звезда» (1999 г.), премии «Триумф» (2002 г.), Государственной премии России (2002 г.).

* * *

Быть красавицей трудно, но когда вовсе не замечают – тоже противно.

* * *

Все дети одинаково мерзнут и одинаково хотят есть.

* * *

Все кричащие женщины стареют на глазах.

* * *

Если идет война, то прежде всего гибнут старики и дети.

* * *

Если кто плохо относится к самому себе, то он так же плохо обращается и с другими.

* * *

Иногда самые безобидные вещи убивают, если ими орудуют злодеи.

* * *

Люди гораздо умней, чем мы о них думаем, особенно если дело идет о деньгах.

* * *

Кого человек уважает, с тем он и проводит время.

* * *

Кто никого не ищет, того все ищут – таково правило курортных романов.

* * *

Неизвестно кто – это и есть народ. И никогда не угадать, что для него благо, а что нет.

* * *

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, особенно если оно делается без удовольствия.

* * *

Никогда не пиши писем королям. Эти письма читают не они!

* * *

Судьба и линия поведения прекрасных женщин – не думать о последствиях.

* * *

Там, где обычно кончается сказка, начинается счастливая жизнь.

Эдит Пиаф

 

Великая французская певица и актриса.

Эдит Пиаф (настоящее имя Эдит Джованна Гассион) родилась 19 декабря 1915 г. в Париже.

Существует легенда, что Эдит Пиаф родилась под уличным фонарем в Бельвиле. Матерью Эдит была неудачливая актриса Анита Майар, выступавшая под псевдонимом Лина Марса. Отцом был уличный акробат Луи Гассион. В начале Первой мировой войны он отправился добровольцем на фронт. Вскоре Луи Гассион узнал, что жена его бросила, а дочь отдала на воспитание своим родителям. Условия, в которых жила Эдит, были совершенно ужасающими, дедушка и бабушка жили в грязи и пьянстве. Луи отвез дочь в Нормандию к своей матери, содержавшей публичный дом. Тут выяснилось, что Эдит совершенно слепа. Как оказалось, в первые же месяцы жизни у Эдит начал развиваться кератит, но чета Майар, видимо, этого просто не заметила. Когда никаких других надежд не оставалось, мать Луи повезла Эдит в

Лизье к святой Терезе, куда ежегодно собираются тысячи паломников со всей Франции. Поездку назначили на 19 августа 1921 г., а 25 августа 1921 г. Эдит прозрела. Ей было шесть лет. Вскоре Эдит пошла в школу, окруженная заботами любящей бабушки, но добропорядочные обыватели не хотели видеть рядом со своими детьми ребенка, живущего в публичном доме, и учеба для девочки очень быстро закончилась. Тогда отец забрал Эдит в Париж, где они начали вместе работать на площадях – отец показывал акробатические трюки, а его девятилетняя дочь пела.

В 1932 году Эдит познакомилась с продавцом магазина Луи Дюпоном, через год у семнадцатилетней Эдит родилась дочь Марсель. Вскоре они расстались. Вначале дочь оставалась с матерью, но однажды, придя домой, Эдит не обнаружила ее. Луи Дюпон забрал дочь к себе, рассчитывая, что любимая женщина вернется к нему. В это время в Европе свирепствовала «испанка», и дочь Эдит заболела и попала в больницу. После посещений дочери заболела сама Эдит. В то время эта болезнь излечивалась плохо, не было подходящих медикаментов, и врачи зачастую могли просто наблюдать за болезнью в надежде на благополучный исход. В результате Эдит выздоровела, а Марсель умерла в 1935 году. Она была единственным ребенком, родившимся у Пиаф.

В своей книге «На балу удачи» Пиаф вспоминает об этом времени: «В те времена я пела где придется. Аккомпанировала мне подруга, обходившая затем наших слушателей в надежде на вознаграждение. В тот день – хмурый октябрьский полдень 1935 г. – мы работали на углу улицы Труайон и авеню Мак-Магона. Бледная, непричесанная, с голыми икрами, в длинном, до лодыжек, раздувающемся пальто с продранными рукавами, я пела куплеты Жана Ленуара:

Она родилась, как воробышек,

Она прожила, как воробышек,

Она и помрет, как воробышек!

Пока подруга обходила «почтенное общество», я увидела, что ко мне направился какой-то господин, похожий на знатного вельможу. Я обратила на него внимание еще во время пения. Он слушал внимательно, но нахмурив брови.

Когда он остановился передо мной, я была поражена нежно-голубым цветом его глаз и немного печальной мягкостью взгляда.

– Ты что, с ума сошла? – сказал он без всякого предисловия. – Так можно сорвать себе голос!

Я ничего не ответила. Разумеется, я знала, что такое «сорвать» голос, но это не очень меня беспокоило. Были другие, куда более важные заботы. А он между тем продолжал:

– Ты абсолютная дура!.. Должна же ты понять…

Он был отлично выбрит, хорошо одет, очень мил, но все это не производило на меня никакого впечатления. Как истинно парижская девчонка, я реагировала на все быстро, за словом в карман не лезла и поэтому в ответ лишь пожала плечами:

– Надо же мне что-то есть!

– Конечно, детка… Только ты могла бы работать иначе. Почему бы с твоим голосом не петь в каком-либо кабаре?

Я могла бы ему возразить, что в продранном свитере, в этой убогой юбчонке и туфлях не по размеру нечего рассчитывать на какой-либо ангажемент, но ограничилась лишь словами:

– Потому что у меня нет контракта!

И добавила насмешливо и дерзко:

– Конечно, если бы вы могли мне его предложить.

– А если бы я вздумал поймать тебя на слове?

– Попробуйте!.. У видите!..

Он иронически улыбнулся и сказал:

– Хорошо, попробуем. Меня зовут Луи Лепле. Я хозяин кабаре «Джернис». Приходи туда в понедельник к четырем часам. Споешь все свои песенки, и… мы посмотрим, что с тобой можно сделать».

После ее первого выступления Луи Лепле повторил несколько раз: «Ты завладела их сердцами, будешь владеть ими завтра и всегда». Именно Лепле нашел для Эдит имя – Пиаф (на парижском арго значит «воробышек»). Он научил ее репетировать с аккомпаниатором, выбирать и режиссировать песни, объяснил, какое огромное значение имеют костюм артиста, его жесты, мимика, поведение на сцене. В «Джернисе» на афишах ее имя было напечатано как «Малышка Пиаф». «Он оказался добрым пророком, и мне не терпится сказать, чем я обязана Лепле. Любовь к песне мне привил, конечно, отец, но певицу из меня сделал Лепле. Певицу, которой было еще чему поучиться, но которой он внушил главное, дал первые и лучшие советы. Я словно и сейчас слышу его: «Никогда не делай уступок зрителю! Великий секрет заключается в том, чтобы оставаться самим собой. Всегда будь сама собой»!

По натуре довольно независимая, я не любила советчиков. Но Лепле относился ко мне так трогательно и тепло, что его поучения никогда не рождали во мне чувство протеста. Довольно скоро я стала звать его просто папой. Я пела у него каждый вечер. Лепле и его друзья очень ловко делали мне устную рекламу. Меня никто не знал. Мои фотографии никогда не печатались в газетах, и, тем не менее, люди приезжали специально, чтобы послушать меня», – вспоминала Пиаф.

Вскоре Лепле представил ее знаменитому в прошлом первооткрывателю талантов Жаку Канетти – известному продюсеру «Молодежного мюзик-холла» – радиопередачи, рассказывавшей слушателям о новых именах и новых направлениях французской песни. Встречи Жака с аудиторией происходили по воскресеньям в полдень на волнах «Радио-Сите». «Слушай, – сказал Лепле воодушевленно, – у меня есть девчонка, довольно интересная». Рассказывая о ней, Лепле вначале описал «бледную, болезненную, хилую девушку.». А затем следует слово, которое точно и тонко воссоздает ее образ: «Суровая. Она была суровой». Жак Канетти вспоминал: «Необыкновенное зрелище. Видя ее такой хилой, больной, можно было сказать, что она сейчас умрет. Но пела она с такой силой, с таким жаром! Это было поистине удивительно. Наш коммутатор не умолкал часами. Все хотели знать, кто эта девушка!». Ее приглашают через неделю и далее – все двенадцать последующих воскресений. Успех ее выступлений на радио был огромным. 17 февраля 1936 г. Эдит Пиаф пела в большом концерте в цирке «Медрано» вместе с такими звездами французской эстрады, как Морис Шевалье, Мистингетт, Мари Дюба. Вскоре она записала у «Лолидора» свою первую грампластинку – «Чужестранец». Жак Буржа впервые подарил ей песню, предназначенную специально для нее. На слова его прекрасной поэмы «Песня одежд» композитор Аккерман написал музыку. Пиаф чувствовала, что находится на пути к успеху, ею руководили верные друзья, она была счастлива.

Однако успешный взлет был прерван трагедией: вскоре выстрелом в голову был убит Луи Лепле. Это было настоящим великим горем для нее. Было произведено полицейское расследование. Пиаф провела много часов в уголовном розыске, давая показания. «Джернис» закрылся. «Я возобновила свои выступления в «Одетт», на площади Пигаль. Этот вечер я тоже буду помнить всю жизнь. В зале была ледяная, удручающая тишина. Никакой реакции. Ни свистков, ни аплодисментов. Я пела, но никто не обращал внимания на слова моих песен. Если бы я внезапно запела псалмы, думаю, никто бы тоже этого не заметил. Сюда пришли не для того, чтобы послушать певицу, а чтобы увидеть женщину, связанную с «делом Лепле», – вспоминает Пиаф это трудное для нее время. Затем она выступала в Ницце, в кабаре «Буат а Витесс». Там было спокойнее, чем в Париже. Но ее материальное положение не было блестящим. «Когда вечно не хватает денег, это, конечно, не очень приятно, но не такая уж беда. Хуже, если теряешь вкус к жизни. Я переживала тогда именно такой кризис. С Лепле я потеряла все: и необходимого в моей жизни советчика, и, в особенности, – привязанность, которую ничто не могло восполнить», – писала Пиаф. По окончании срока контракта в Ницце она вернулась в Париж. На следующий день позвонила автору текстов для песен, продюсеру Раймону Ассо, который с радостью занялся ее делами и стал ее импресарио. «Я вернулась в Париж потерянная, сломленная, во всем сомневающаяся, даже в себе самой. Раймон Ассо постарался в первую очередь сделать все, чтобы я вновь обрела веру в свои силы. На меня клеветали, меня оскорбляли, обливали грязью? Ну и что из того? Не я первая, не я последняя испытала на себе такой сильный удар! Нужно закалить свою волю, напрячь все мускулы и драться. Мы будем драться!» – впоследствии писала певица. Он силой пробил первый контракт на ее выступление в мюзикхолле, писал для нее песни. В ее репертуаре появлялись новые песни, она знакомилась с новыми композиторами, поэтами, артистами.

В своей книге французский режиссер Марсель Блистен писал: «Во время войны Эдит Пиаф выступала в лагерях для французских военнопленных. В одном лагере военнопленные всегда были рады увидеть свою соотечественницу, тем более знаменитую певицу. Эдит Пиаф внезапно выразила желание сфотографироваться с ними. Немецкие власти не смогли отказать знаменитой певице. Эдит сфотографировалась среди ста двадцати пленных и попросила карточку на память.

В Париже фотография была отдана в подпольную мастерскую, где лицо каждого пленного пересняли на отдельную карточку, увеличили и приклеили к фальшивому удостоверению личности.

Проходит некоторое время, и она обращается к немецким властям с просьбой разрешить ей снова побывать в этом лагере. Она получает разрешение. И вместе со своей секретаршей в чемодане с двойным дном прячет сто двадцать удостоверений личности, а затем тайком провозит их в лагерь.

Что произошло дальше? Каждому из ста двадцати пленных, под видом раздачи автографов, она раздавала фальшивые документы. Пленным оставалось только поставить подпись и бежать при первом удобном случае. Кого-то она увезла из лагеря под видом музыкантов из оркестра, с их фальшивыми удостоверениями…

Их было сто двадцать, и все они благодаря Эдит Пиаф получили долгожданную свободу. Уже потом, много лет спустя, они приходили иногда во время концертов, чтобы обнять ее, чтобы поплакать вместе.»

Послевоенное время стало для нее периодом небывалого успеха. Ее с восхищением слушали жители парижских предместий и утонченные ценители искусства, рабочие и будущая королева Англии. В это время она близко сошлась со знаменитым боксером, французом алжирского происхождения, чемпионом мира в среднем весе, 33-летним Марселем Серданом. Это была великая любовь великой женщины. Но Сердан погиб в авиакатастрофе в октябре 1949 г., что стало шоком для Пиаф. «А оттого, что я верующая, смерть не страшит меня. Был период в моей жизни, несколько лет назад, когда я сама призывала ее. После смерти дорогого мне человека земля словно разверзлась подо мной. Я думала, что никогда больше не смогу быть счастливой, не смогу смеяться. Я потеряла все надежды. Меня спасла вера. Ценой больших жертв я уже отказалась строить свое личное счастье на руинах и слезах, после того как смерть вырвала в самом расцвете славы знаменитого чемпиона, с которым меня связывала искренняя дружба. Да, вера спасла меня.».

Она заставляет себя опять выйти на сцену. Но вскоре попадает в автокатастрофу. У нее было сломано несколько ребер, изуродована губа и лицо. Пиаф переносит сложную операцию. Чтобы облегчить страдание от боли, врачи колют ей морфий. Эдит привыкает к наркотику.

В январе 1950 г. ей предстоял сольный концерт в зале «Плейель», пресса писала: «Песни улиц в храме классической музыки». Это был очередной триумф Пиаф.

В 37 лет Пиаф снова влюбилась и даже вышла замуж за поэта и певца Жака Пилса. Певица очень тепло вспоминает годы, проведенные с этим человеком: «Итак, Пиллс сказал мне однажды:

– А если бы я предложил тебе стать моей женой?

Признаюсь, я не ожидала этого вопроса, и у меня перехватило дыхание. Я ничего не имела против замужества, только думала и продолжаю думать, что бывают в жизни случаи, когда брак людям противопоказан, ибо несовместим с их профессией. Иметь домашний очаг, настоящий дом, в то время как вы вынуждены кочевать по всему свету с января по декабрь? Это нелегко. И все же стоило попробовать.

20 января 1952 г. я стала мадам Рене Дюко – таково было настоящее имя Жака.

Нам хотелось обвенчаться во Франции, но наши документы не были готовы, а контракты призывали ехать в США. Церемония бракосочетания состоялась в небольшой французской церкви в Нью-Йорке, где американский священник итальянского происхождения благословил наш союз. Моей «подружкой» была Марлен Дитрих, одевшая меня с ног до головы, а мой дорогой импресарио Луи Баррье повел меня к алтарю.

Друзья организовали два приема в нашу честь – в «Версале» и «Павильоне», крупнейшем ресторане Нью-Йорка.

Свадебного путешествия не было. Вечером у каждого из нас был концерт: у Рене – в «Ви ан роз», у меня – в «Версале».

.. Разумеется, я обладаю бешеным темпераментом и не всегда терплю противоречие, зато Жак – само спокойствие, невозмутимость и склонен к быстрому примирению. Несмотря на все несходство характеров, наш брак мог бы быть удачным, не будь мы оба звездами эстрады. Мы не пожелали быть супругами, которые говорят друг другу слова привета, когда их самолеты встречаются посреди Атлантики, в то время как один летит в США, а другой – во Францию.

Но мы оба не жалеем, что часть пути прошли вместе и сохранили прочную дружескую привязанность друг к другу».

В 1952 г. Эдит попала подряд в две автокатастрофы, обе с Шарлем Азнавуром; чтобы облегчить страдания, вызванные переломами руки и ребер, врачи делали ей уколы морфия, и Эдит вновь попала в наркотическую зависимость.

В 1954 г. Эдит Пиаф снялась в историческом фильме «Если мне расскажут о Версале» вместе с Жаном Маре.

В 1958 г. Эдит начала выступать в концертном зале «Олимпия»; успех был ошеломительный. После этого она отправилась в 11-месячное турне по Америке, затем – очередные выступления в «Олимпии», турне по Франции.

25 сентября 1962 г. Эдит пела с высоты Эйфелевой башни по случаю премьеры фильма «Самый длинный день» песни: «Нет, я ни о чем не жалею», «Толпа», «Милорд», «Ты не слышишь», «Право любить». Ее слушал весь Париж.

Физические, а главное, эмоциональные нагрузки сильно подорвали ее здоровье.

Последнее ее выступление на сцене состоялось 18 марта 1963 г.

В 47 лет Пиаф пережила семь операций, исхудала до 33 кг, почти облысела. Ее мучает артрит, ноги высохли, колени распухли. Именно такой ее увидел и полюбил певец и бывший парикмахер 27-летний Теофанис Ламбукас. Он приходил к ней в больницу, приносил цветы и делал маленькие подарки. В итоге предложил руку и сердце. 9 октября 1962 г. они обвенчались в главном православном храме Парижа – соборе Святого Александра Невского: Тео был греком по происхождению и православным. Эдит дает концерт в престижном парижском зале «Олимпия». Зал стоя устроил ей пятиминутную овацию. Пиаф помогала мужу пробиться на большую сцену. Она придумала ему псевдоним – Тео Сарапо («сарапо» по-гречески – я люблю тебя). Вскоре Пиаф опять кладут в больницу с диагнозом «отек легких». На самом деле у нее рак печени. Об этом знают только врачи и муж. Болезнь осложнялась двухнедельным приступом безумия, она не узнавала Тео. Из больницы муж увез Эдит в инвалидной коляске. Они поселились в загородном доме. Певица догадывалась о близкой смерти и говорила, что ей не страшно умирать. Тео был постоянно с ней. О нем говорили, что он женился на Пиаф ради ее богатства. После ее смерти он действительно получил в наследство 45 млн франков. Но было много и долгов: Пиаф много тратила на выпивку и наркотики, была очень щедрой, раздавала деньги. Ламбукас взялся выплачивать кредиторам. «По-настоящему я любила только Марселя Сердана. И всю жизнь ждала Тео Сарапо», – сказала о своей любви Пиаф.

Перед смертью она взяла с Тео клятву не летать самолетом: трагедия, произошедшая с Марселем Серданом, не давала ей покоя. Тео сдержал обещание. Через семь лет он погиб в автомобильной катастрофе. Похоронили его рядом с женой.

10 октября 1963 г. Эдит Пиаф не стало. Тело певицы было перевезено из города Грасса, где она скончалась, в Париж в обстановке секретности, и официально о ее кончине было объявлено в Париже только 11 октября 1963 г. (с чем связаны ошибки в некоторых источниках). В тот же день, 11 октября 1963 г., ушел из жизни друг Пиаф Жан Кокто. Существует версия, что он скончался, узнав о смерти Пиаф.

Похороны певицы состоялись на кладбище Пер-Лашез. На них собралось более 40 тысяч человек, многие не скрывали своих слез, цветов было столько, что люди были вынуждены идти прямо по ним.

Полные любви и гордости парижане поставили ей памятник на площади Пиаф.

За всю жизнь Пиаф исполнила свыше 200 песен. Не получив музыкального образования, самостоятельно осваивала классические произведения. В ее гримерной стоял маленький рояль, на котором ежедневно занималась с самоучителем. У певицы была прекрасная музыкальная память и она могла повторить мелодию, даже не зная нот.

Посмотрите на эту маленькую женщину, чьи руки подобны ящерицам на руинах замка. Взгляните на ее лоб Бонапарта, на ее глаза слепца, который обрел зрение. Как она будет петь? Как выразит себя? Как вырвутся из ее узкой груди великие стенания ночи?! И вот она уже поет или, точнее, – на манер апрельского соловья пробует исполнить свою любовную песнь. Слышали ли вы когда-нибудь, как трудится при этом соловей? Он старается. Он раздумывает. Он отшлифовывает. Он задыхается. Устремляется вперед, воспаряет и падает. И внезапно – находит. Начинает петь. И потрясает нас.

И вот уже голос, низкий, грудной голос своими бархатными интонациями завораживает нас. Его теплые волны набегают, обволакивают, проникают в нас. Цель достигнута. Подобно соловью, невидимому глазом, Эдит Пиаф тоже становится невидимой. Только ее взгляд, ее бледные руки, воскового цвета лоб, на который направлены лучи света, и нарастающий, поднимающийся все выше голос, который постепенно заслоняет ее и, увеличиваясь, как ее тень на стене, смело заменяют нам эту маленькую застенчивую женщину.

С этой минуты гениальность мадам Эдит Пиаф уже не вызывает сомнений, каждый может в этом убедиться. Она превосходит себя. Она превосходит свои песни, их музыку и слова. Она превосходит всех нас. Душа улицы проникает во все уголки города. И это уже не Эдит Пиаф поет, а идет дождь, свистит ветер или накидывает свое покрывало лунный свет.

Жан Кокто

Она много страдала, она любила, она была необыкновенна.

Вы получаете бесценный дар, а мы навсегда лишились чего-то очень большого.

Навсегда? Нет, это невозможно.

Поэтому не прощай, до свиданья, Эдит.

Марсель Блистэн «До свидания, Эдит»

Жизнь ее была так печальна, что рассказ о ней почти неправдоподобен – настолько он красив.

Саша Гитри

Единственное слово, которое бы смогло заменить слово Париж, – слово Пиаф.

Марлен Дитрих

Эдит – воплощение всех горестей больших городов.

Ч. Чаплин

Ей многое простится ибо она много любила.

Из книги Марселя Блистена «До свидания, Эдит»

* * *

Артисты и публика не должны встречаться. После того как занавес падает, актер должен исчезнуть, как по мановению волшебной палочки.

* * *

Бог воссоединяет тех, кто любит друг друга!

* * *

Даже телефонный справочник можно спеть так, что весь зал будет рыдать.

* * *

Если у мужчины красивые руки, по-настоящему красивые, он не может быть уродливым внутри. Руки не лгут, как лица.

* * *

Если это история, я предпочитаю о ней читать, а не участвовать в ней.

* * *

Жизнь – это лучшее орудие самоубийства.

* * *

За счастье нужно расплачиваться слезами!

* * *

Именно когда я не умираю от любви, я по-настоящему готова умереть!

* * *

Исполнить песню – значит вдохнуть в нее жизнь.

* * *

Как бы низко ты ни падал, никогда нельзя терять надежду.

* * *

Как прекрасна жизнь в те дни, когда публика талантлива!

* * *

Когда любовь остывает, ее нужно или разогреть, или выбросить. Это не тот продукт, который хранится в прохладном месте.

* * *

Когда я не умираю от любви, когда мне не от чего умирать, – вот тогда я готова издохнуть!

* * *

Мое истинное призвание – петь. Петь, что бы ни случилось! Мои песни – это я, моя плоть, моя голова, мое сердце, моя душа. Мои песни – вот моя жизнь.

* * *

Моя жизнь была отвратительной, это правда. Но моя жизнь была и восхитительной. Потому что я любила прежде всего ее, жизнь. И потому я любила людей, своих друзей, своих любовников. Но я любила и незнакомых, тех незнакомых, из которых состояла моя публика, та, для которой я пела, для которой хотела умереть на сцене вместе с последней песней своей…

* * *

Момент, когда колешься не для того, чтобы тебе стало хорошо, а чтобы не было плохо, наступает очень быстро.

* * *

От любовного пожара не застрахуешься.

* * *

От мужчины нужно уйти до того, как он подумает, не уйти ли ему.

* * *

Певцов много – артистов мало!

* * *

Песня – это рассказ. Публика должна в него верить. Для зрителей я являюсь воплощением любви. У меня все должно разрываться внутри и кричать – такой мой образ.

* * *

Петь песни – самое прекрасное занятие на свете! Не знаю, есть ли еще большая радость, чем радость артиста, сумевшего в нескольких строках песни передать слушателям немного своего личного богатства.

* * *

Публика втягивает тебя в свои объятия, открывает свое сердце и поглощает тебя целиком. Ты переполняешься ее любовью, а она – твоей. Потом в гаснущем свете зала ты слышишь шум уходящих шагов. Они еще твои. Ты уже больше не содрогаешься от восторга, но тебе хорошо. А потом улицы, мрак, сердцу становится холодно, ты одна.

* * *

Это та толпа, которая, я надеюсь, будет провожать меня в последний путь, потому что я не люблю одиночества. Ужасного одиночества, что сжимает вас в объятиях на заре или с наступлением ночи, когда спрашиваешь себя; стоит ли еще жить и для чего жить?.. Мне бы хотелось, чтобы те, кто прочтет эту мою, быть может, последнюю «исповедь», сказали бы обо мне, как о Марии Магдалине: «Ей многое простится, ибо она много любила».

* * *

Я всегда отличала друзей от наперсников. С друзьями мне приятно поговорить, от наперсников я ничего не скрываю.

* * *

Я не гожусь, чтобы воспевать радость жизни. Песня о счастливой любви, это, знаете ли, не я. Я пою не для всех – я пою для каждого.

* * *

Я умираю от любви пятьсот раз за вечер.

* * *

Я умру, и столько будет обо мне сказано, что никто не узнает, чем же я была на самом деле. Вот потому, пока у меня есть еще время, я хочу сказать о себе сама. Рискуя нарваться на скандал. Рискуя показаться жалкой.