Текст книги "Прикольные случаи из моей практики / Стремные случаи из моей практики"
Автор книги: Татьяна Козырева
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Часть наших людей по дороге сходила в разных городах, а вместо них подсаживались другие. В Перми, пока тусовка крутилась на перроне, зайцем сел Михей – юный раздолбай, знаменитый своим падением с моста. Содержавшиеся в вагоне владивостокские спелеологи по дороге заплели его шевелюру в дреды, которые почему-то торчали кверху и напоминали кому развесистое дерево, а кому рога. Спал Михей то на третьей полке, то вместе с Кротовым. А после высадки в Хабаровске проводники его не узнали и потребовали билет. Пришлось его купить – на одну остановку, до Владивостока. Михей назвал эту процедуру «легалайз».
В Красноярске к нам подсел так называемый Дима Сибирь. Он отличался тем, что каждый день почти в одно лицо выдувал по бутылке сорокаградусного бальзама! При этом его поведение практически не менялось, так что фанатичный трезвенник Кротов ничего не заметил. Фамилия Димы была Батурин, что блестяще подтверждалось наличием записанных на него трех квартир – правда, в Красноярске. А еще у него была зубная коронка на три передних зуба, которая часто вываливалась, но всегда находилась – иногда на полу. На обратном пути Дима прокатился по БАМу стопом 2-го рода – в локомотивах – и однажды так рассмеялся, что его зубы выпали прямо в мазут, которым был густо покрыт пол локомотива. Ничего, нашел, отмыл и вставил. Так же часто у него падал и рассыпался на составные части мобильник – и так же стоически продолжал служить своему хозяину.
В Хабаровске нас вписала мама Виксы, живущая рядом с вокзалом. В отличие от раздолбайки дочки, классической блондинки из анекдотов, мама оказалась весьма умной и интересной собеседницей, она пишет неплохие стихи, а ее актуальный мужчина – музыку, и у них на флэту вечно тусуются блюзмены. Кротову богемная атмосфера не понравилась, а мне в самый раз.
Выйдя во Владивостоке, Кротов торжественно воткнул облетевшую за неделю елку в сугроб, и мы распределились по впискам. Меня, Диму, тетю Катю и железнодорожника Игоря Лысенкова приняла активная туристка Ася. Это была самая пятизвездочная вписка. Только жаль Асину маму: она ждала нашего визита и лелеяла надежду, что практичные москвичи убедят ее дочь заняться зарабатыванием денег, а мы… ну, нетрудно догадаться.
Кстати, блондинка Викса через пару месяцев подверглась атаке маньяка в туалете на своей работе – она занималась консумацией в ночном клубе «Солярис», который звала «Соляркой» – перепугалась, уволилась и задолжала мне денег за комнату. Так и не отдала.
КАК Я РАЗБИЛА ПЛАСТИКОВЫЕ БУТЫЛКИ
Как известно, фанатичный трезвенник Кротов не допускает употребления любого спиртного на своей территории. Это неизбежно приводит к детскому протесту у некоторых неокрепших душ: они стремятся срочно выпить, пока Кротов не видит, и потом этим бравировать.
В тусовке, ехавшей до Владивостока, был некий питерский Серж, обладавший удостоверением железнодорожника. Продвинувшись достаточно далеко на восток, народ заскучал в вагоне и начал впрашиваться в локомотив к машинистам: вперед смотреть интереснее, чем все время вбок. Попадание в паровоз легко удавалось тем, у кого были соответствующие корочки, и они могли водить с собой двух-трех бескорочных приятелей. Дошла очередь и до меня. Ложась спать в Могоче, договорились, что Серж разбудит меня в три часа ночи по местному, когда состав прибудет на станцию Магдагачи, и мы поедем в кабине до Шимановска. Ночью проще впрашиваться – проверяющих почти не бывает.
Разбудил. Оделись тихонечко, выходим на платформу – и почему-то он идет в противоположную от паровоза сторону. Удивляюсь.
– Погоди, – говорит, – надо сначала пива взять!
Пожимаю плечами: ну, пускай пацан самоутверждается, пока шеф спит. Купил две полторашки и засунул мне в карманы пуховки – они большие.
Идем обратно – и снова не к паровозу, а в вагон.
– Что за дела?
– Так пить будем.
– Когда?! Сколько мы в этой Магдагачи стоим?
– Какие такие Магдагачи? Это Талдан еще.
И хитро так лыбится, зараза. Смотрю на часы – точно, еще час ночи.
– Ну и нафига ты меня будил?
– Так чтобы выпить успеть!
А я страсть как не люблю, когда меня зазря будят. Обиделась я, разозлилась и как зашвырну обе полторашки куда подальше, за соседние пути:
– Вот сам и иди за своим дурацким пивом!
Пошел, куда деваться. Даже побежал: поезд-то отправлялся. Нашел сосуды, но принес… пустыми! Мороз ночью стоял под 30, и обе бутылки от удара об мерзлый грунт лопнули! А я и не догадывалась, что такой эффект бывает. Если бы знала, не стала бы так делать. Но теперь к ларьку бежать было уже некогда, и остался Серж без пива. Так хитрец сам себя наказал. А я обиделась и обратно спать легла, на паровоз в этот раз забила.
Но вообще-то нехорошо говорить плохое о покойниках. Этот Серж был диггером, и через год его убило вагонеткой.
БРАТСК – ГОРОД БРАТКОВ
Так считал мой попутчик Сергей Березницкий, тот самый, который потом в Афгане без вести пропал. И мы получили бесспорное подтверждение этого тезиса. Сойдя с железной дороги, из почтово-багажного вагона, мы собрались пересесть на городской автобус, чтобы ехать на вписку. И первое, что мы увидели в городе – наклейку на двери автобуса: «Удачи тебе, браток!»
КАНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ
Это тоже было предположение Березницкого: город Канск Красноярского края – это где проходит Канский кинофестиваль. И ведь тоже как в воду глядел: через четыре года в Культурном центре города Красноярска я наткнулась на сообщение о Канском фестивале любительских видеофильмов!
ДА БУДУТ ПРОКЛЯТЫ ВСТРЕЧНЫЕ ПЕРЕВОЗКИ
В поселок Ванавару, ближайший к месту падения загадочного Тунгусского метеорита, мы приехали втроем с Сергеем Березницким и Полиной Кулешовой (которая вернулась из этой поездки по Северу только через пять лет, заключив брак с попутчиком Костей Саввой в чукотском поселке Уэлен) специально для изучения этого самого метеорита. Ну, изучение – это слишком громко сказано. Место падения было покрыто снегами, никто нас туда не повез, мы протусовались неделю в дирекции Тунгусского заповедника, читая книги и смотря фильмы об этом необъясненном чуде. Еще парились в бане и ныряли в снег при -40.
Так вот, в эту Ванавару мы приехали на двух бензовозах, которые везли в поселок зимнюю соляру. Нормальное дело. Но обратно через неделю нас вывозили те же драйвера на тех же машинах, и везли они обратно… зимнюю соляру. Почему так? Нам сказали: лучше не задумываться, мозг целее будет.
ЭВЕНКИЙСКАЯ ЖУРНАЛИСТКА
В Ванаваре на улице Метеоритной с нами познакомилась тетка – русской внешности, не тунгусской. Вообще в дальних краях часто подходят знакомиться: выглядим мы для местных экзотично. Тетка оказалась журналисткой, внештатной сотрудницей газеты «Эвенкийская жизнь». Это единственный печатный орган, и в столице округа, поселке Тура, есть даже улица 30-летия газеты «Эвенкийская жизнь»!
Почему сотрудница внештатная, мы скоро поняли. Она зазвала нас к себе домой давать интервью, а там моментально напилась водки. Ну, сначала успела поснимать нас троих на здоровенную профессиональную видеокамеру, но скоро передала камеру сыну, а потом и нам, а сама назюзюкалась и стала чудить: скакать по спинкам кресел, кидаться мячом и визжать. У нее даже собака соответствующая – мы сделали серию фотографий: собака облизывает бутылку водки, потом банку сгущенки, потом, укрывшись лапой, спит за полторашкой пива.
Тетка написала про нас статью, но ее в газету не приняли, на что журналистка очень обижалась. Копию статьи, распечатанную на пишущей машинке, она прислала нам – и мы поняли, почему это не пошло в газету. Документ хранился у Березницкого, и я серьезно боюсь спросить его родителей, что они сделали с сувенирами из путешествий пропавшего сына. К сожалению, я перезабыла все перлы сего опуса, кроме одного: «Члены автостопщиков колесят по всему свету». Гоголевский «Нос» отдыхает…
СПРАВКА О ТОРМОЗАХ
У меня есть такая справка – так что не обессудьте, если я торможу. Три таких справки выдали трем тормозам – Полине, Березницкому и мне – в железнодорожном депо города Уяра Красноярского края, когда мы опоздали на электричку, которая ходит два раза в сутки. Правда, следующей ждать не стали: уехали в товарном вагоне из-под угля.
Справки выписаны на стандартных железнодорожных бланках: «справка о тормозах». На них указаны наши имена-фамилии и адреса, а также место выдачи.
ПЕЧАТИ ДОРОЖНОЙ СЛУЖБЫ
А их нам поставили в «дорожные грамоты» в Брусконе – поселке дорожников, осваивающих Эвенкию. Моя «грамота» сохранилась, со множеством печатей заповедников, охотхозяйств и прочих важных учреждений. Однажды в Москве я предъявляла ее ментам в качестве удостоверения личности – фотография есть, формально я права. Но не так повеселило это, как те же самые штемпеля на моей оранжевой пуховке: на лоб мне шлепнули «туман», на задницу – «гололед», а на грудь – «пассажиров не брать»!
Печати красовались до конца поездки, хотя и в размазанном виде, а потом отстирались.
РАЗУМНЫЕ СЕВЕРНЫЕ СОБАКИ
На эвенкийской фактории Суринда есть один общественный туалет типа сортир. В нем четыре отделения, по два для каждого пола. Прибыв на факторию, мы двое посетили заведение, а вслед за нами в кабинки вошли две собаки, через пару минут вышли. На следующий день мы наблюдали ту же картину: заходят люди, потом собаки, по одной и ненадолго. Мы удивились и восхитились: вот ведь какие цивилизованные животные! Говорили нам, что северные собаки – это особая раса разумных существ.
И только потом до нас дошло, что собаки зимой в туалет заходят с совершенно противоположной целью: покушать тепленького…
Однако экстраординарные способности у собаки мы наблюдали. В эвенкийском поселке Байкит в ту зиму навалило много снега – даже по местным понятиям очень много. Собака шла себе по улице, вдруг остановилась, задумалась (носом не повела) и ринулась раскапывать снег. Зарылась на метр, два, три… снег из полученной пещеры уже перестал долетать до выхода. Мы остановились, ждем, что будет. Собака выбралась и вытащила в зубах старый ботинок! С очень гордым видом понесла его дальше по улице. Как она знала, что он там есть?
ПРОЕКТ «РУССКАЯ ГАЗИРОВКА»
Однажды летом 2003 года мы с типа психологом и фотографом Володей Коробовым решили поехать в альплагерь на сборы. Альпинисты – спортсмены упертые, и нам, созерцателям, в их компании трудно. Но лагерь нам рекомендовал Артем Шадрин, а он плохого не посоветует. Район назывался Ергаки – туристы его совсем недавно для себя открыли и не успели изгадить. Мы поехали наслаждаться природой Саян, а заодно поучиться базовой технике альпинизма – в жизни пригодится.
Личная снаряга у меня была – завелась во времена пещер и промальпа, а Володе выдали клубную. Но у нас обоих не было горных ботинок. Мои умерли год назад на Камчатке. Недолго думая, мы решили обратиться в BASK, который спонсировал АВП со времен зимней экспедиции к центру России. Спонсировал – это отдавал некондиционную снарягу бесплатно, а хорошую продавал по самой оптовой цене, дешевле только даром. Я перед Камчаткой покупала у них рюкзак: пришла на склад, сказалась членом АВП и купила дешево. И до сих пор этот рюкзак жив, а я таскаю в нем по 40 кило книг каждое лето каждую неделю.
Но теперь в BASKе, видимо, сменилось руководство рекламного отдела. Нам сказали: чтобы получить оптовую скидку, необходимо предоставить описание проекта, под который снаряжение выдается, а потом отчет. Обязательно фотоотчет с применением снаряжения. А какой у нас проект – сборы в альплагере.
Стали мы думать. После Ергаков Володя хотел поехать на Байкал – давно мечтал, а от Абакана там уже близко. Решили назвать проект «Камень и вода Сибири» – типа исследование природных условий. Это прокатило, но казалось как-то коряво.
И вдруг нас осенило. «Саяны» и «Байкал» – это же две марки советской газированной воды, тогда другой и не было. Надо назвать проект «Русская газировка»!
BASKовские рекламщики были в восторге. Выдали нам ботинки Boreal, мы их долго меряли и выбирали. И дали на подпись огромные договора страниц на пять для каждого из нас. По условиям договора мы обязались по итогам экспедиции представить подробный отчет о свойствах ботинок, причем производителю описать и плюсы, и минусы выданного снаряжения, а всем другим людям рассказывать только о положительных их свойствах. Сейчас срок договора истек, и я могу сказать: эти ботинки натирали мне ноги, а все прочее в них здорово. Фотки с ботинками и с бутылками газировки получились отличные: Володя – действительно хороший фотограф.
Любопытный нюанс: на бутылке «Саян» производства фирмы «Ранова» нарисован олень с огромными рогами и написано: «Саяны – полезно для мужчин»…
А через пару месяцев я увидела бумажную объяву у питерского магазина «Ирбис»: «продам или обменяю горные ботинки 37 размера». Договорилась с девушкой, и еще через месяц мы произвели обмен: мои Boreal на ее La Sportiva. И обе остались довольны: ее ботинки лучше подошли к моим ногам, а мои – к ее. Я до сих пор ношу.
Кстати, перед изданием этой книги я позвонила в BASK с целью аска. Но они ничего не дали. А я все равно про них написала.
ЕЩЕ О СВОЙСТВАХ НАШЕГО СНАРЯЖЕНИЯ
В этой поездке палатка у нас была производства Алексея Ворова, называется Pussy House (кошкин дом). Это малюсенькая двускатная палатка, ничего не весит и места в рюкзаке не занимает, но растягивается между двумя опорами: каркаса у нее нет. В походах ее можно крепить к веслам, лыжам, ледорубам и т.д. В лесу, как легко догадаться, есть деревья.
Но когда мы ночевали в хакасской степи, крепиться было не за что. Головной конец палатки мы привязывали к Володиному штативу для фотоаппарата, а в ногах она просто так болталась, растянутая на колышках. Однажды ночью грянула жуткая гроза. Ливень пребольно лупил нас по ногам, ветер старался выдрать колья. Но внутрь не протекло ни капли: тент у палатки абсолютно водонепроницаемый.
Эту палатку я крепила на кусты репейника в Подмосковье и на кусты конопли в Казахстане. И нормально, внутри получается достаточно просторно, хоть и кривенько.
ВИРТУОЗ ГУБНОЙ ГАРМОШКИ В УТРЕННЕМ МЕТРО
Этот Володя Коробов имел весьма разносторонние интересы, за что мне и нравился. Однажды он пригласил меня на фестиваль губной гармошки в ЦДХ. Сам он тоже играл на гармошке, но так себе, а послушать настоящих профессионалов гораздо приятнее. После концерта часть исполнителей продолжала тусоваться в фойе, мы притусовались к ним, и как-то незаметно оказались на чьем-то флэту.
Русские хозяева вписывали французскую группу: четверых музыкантов и продюсера. Рано утром группа улетала домой. Два дня концертов прошли на ура, довольные музыканты всю ночь продолжали сейшенить вместе с хозяевами, а их продюсер, не умеющий играть, занимал себя питием спиртного. И прилично таки нализался.
В пять утра вся компания плавно выдвинулась в сторону метро, это оказалась Юго-Западная. К первому поезду мы спустились в вестибюль, и никто не заметил, что бухой продюсер продолжал курить. Тут-то его и сцапал голодный утренний мент.
Сначала мы пытались объяснить, что иностранцы не знают наших законов. Но знак с перечеркнутой сигаретой над кассами интернационален. А состояние опьянения, которое не скрыть, никак не является смягчающим обстоятельством. Мент требовал штраф 50 долларов. Тогда мы стали упирать на то, что музыканты – народ творческий, не от мира сего и все такое. Мент не поверил и потребовал в доказательство сыграть.
Четверо музыкантов полезли в кофры за гармошками. Но мента это не устраивало – пусть нарушитель играет. С трудом удалось его убедить, что губная гармошка – инструмент индивидуальный, передавать другим нельзя, а у нарушителя нет с собой инструмента.
Мент смилостивился и разрешил играть другому.
Выбрали самого виртуозного исполнителя, который два дня покорял зал труднейшими пассажами. Хоть убейте, не помню, как там кого звали. Только при первых же аккордах все хмурые утренние пассажиры перестали спешить на работу и стали собираться полукругом около нас. Через турникеты почти никто не проходил. Музыкант сделал паузу – толпа рассосалась, но он заиграл снова, и история повторилась.
Мент расчувствовался, отказался от штрафа и отпустил нас с миром. Бабушка-контролерша прослезилась и пропустила всю компанию в метро бесплатно. Кроме хозяев вписки, которые пошли домой.
Но на платформе у поездов возникла заминка. Другой музыкант стал беспокойно рыться в вещах, и его опасения подтвердились: одну из своих гармошек он забыл на вписке. Так бы и не заметил, если бы для мента не стал распаковываться. Тогда часть русской компании пошла с ним наверх догонять хозяев. Забытый инструмент нашелся, и бабуля снова пропустила всех бесплатно. Только просила поиграть еще, и ей поиграли, но уже чуть-чуть. Потому что боялись опоздать на самолет.
ИРЛАНДЕЦ С ПИВНОЙ ФАМИЛИЕЙ
В те времена, когда Школа автостопа собиралась у меня, кто-то привел на тусовку ирландца. Нормальное дело, мы ездим, и к нам иногда приезжают, кто русской мафии не боится. Этот ирландец интересовался русской культурой и старался изучать наш язык, во всяком случае, кириллицу знал. Звали его Карл Портер. Нам это показалось знаковым, и мы сказали Карлу, что его фамилия означает сорт русского пива. Он не поверил. Но мы показали ему бутылку «Балтики-6» с этикеткой, а читать русские буквы он умел.
Как-то я пригласила Карла на русскую дискотеку. Там он научил меня пить коньяк с кипятком, чем сильно удивил барменшу. В бокал наливается на два пальца коньяку, а потом на два пальца кипящей воды, да-да, boiling water, и выпивается быстро. Действительно, вкусно. Хотя это не грог и не пунш, а просто коньяк с кипятком.
На этой дискотеке он познакомился с другой русской девушкой и за ночь успел в нее влюбиться. А днем ему нужно было улетать домой. Бедный Портер писал ей печатными буквами на всем подряд: «Я тебя лубю» и сел в самолет с разбитым сердцем.
КИТАЯНКА, ЛЮБИВШАЯ КИЛЬКУ В ТОМАТЕ
Была в шанинской тусовке Саша Левина, тоже ездившая в Штаты по программе Camp America. Она приобрела маленькую убитую квартирку на первом этаже, но рядом с метро, и вписывала там разных людей. Несколько месяцев там обитала китаянка.
Эту китаянку Саша увидела в метро и спасла от ментов. Бедная девушка жалась к мраморной колонне, в легком платьице и босоножках зимой, и совсем не говорила по-русски, а хищные менты уже слетелись на легкую добычу. Добрая Саша вырвала ее из цепких лап, снабдила одеждой и поселила в новой квартире.
Со временем китаянка выучила несколько русских слов, и одним из первых было «кильки». Ей чрезвычайно понравились наши томатные консервы – еда котов и алкоголиков.
Однажды я лично провела эксперимент: открыла банку рижских шпрот и кильку, предложила ей на выбор:
– Что ты больше любишь?
Она кротко улыбается:
– Кильки…
Не мешало, однако, выяснить, как она попала в таком виде в московское метро. Нашли где-то китайцев, они с ней поговорили. История оказалась в духе индийского кино: у нее брат уехал в Россию на заработки и пропал, а она отправилась его искать. Рассудила, что искать надо в Москве. Пока добралась до столицы, деньги кончились, документы куда-то подевались, и наступила зима. А трудный русский язык не выучился.
Соотечественникам удалось выяснить, что у нашей героини есть знакомые в Петербурге. Каким-то образом удалось ее туда переправить, этот процесс я не отследила. В Питере ей выправили документы и отправили на родину. А брат так и не нашелся.
ПРО ПАНКА
На одном сейшене, уже не помню, каком, познакомился со мной панк. И зазвал на дискотеку, где вход бесплатный. Я согласилась, и музыка, вроде, ничего была. Вот он меня спрашивает:
– Выпить хочешь?
– Давай.
Не спросив, чего именно я хочу, кавалер исчез. Через десять минут появляется:
– Нету ничего.
– Как это? Вижу, бар работает.
– При чем тут бар?
Смотрим друг на друга, глазами хлопаем. До меня доходит:
– Так ты куда ходил?
– Как куда? По столам ништяки искал. Нету.
Ладно, наплясались, провожает он меня домой. Заодно на вписку напросился. Идем по улице, панк спрашивает:
– Жвачку хочешь? Свежую, не жеванную.
Я, уже наученная, говорю:
– Не хочу.
– Зря. А я хочу.
Нагибается и подбирает с тротуара подушечку, уронил кто-то.
А потом он полночи грузил меня жалобами на своих предков: какие они у него прямо как фашисты, и как он их ненавидит. Но живет с ними и ест за их счет. А спал он принципиально на полу без пенки, чему я была рада. Но отчего-то этот панк совсем не вонял. Видно, не успел надушиться перед выходом в свет.
КАК НАС ПРИНИМАЛИ ЗА ВАХХАБИТОВ
Имени тогдашнего моего напарника даже и упоминать не хочется (это про него сказано в пафосном посвящении) – но история была забавная, а из песни слова не выкинешь. Это был фрязинский водник Юрий Борисов, и тогда я еще не столкнулась с его общественно-опасной сутью и считала его человеком. А внешность у него, надо сказать, напоминающая неопределенное «лицо кавказской национальности» – четверть еврейской крови. В Москве иногда документы спрашивают, когда у него отрастает черная борода.
После очередного кавказского сплава (в походе борода отросла) мы потусовались в районе Кавминвод, напились минеральных вод, искупались в пятигорском Провале и теперь направлялись в сторону Абхазии. Вход в Провал, как это ни странно, бесплатный: нет нынче достойного продолжателя дела Остапа Бендера. А вода из него вытекает по трубе под дорогой и льется вниз, образуя теплые минеральные водопадики. В них купается народ. Мы тоже долго купались, я особенно. У меня был купальник, а у Борисова плавок не было. Последние чистые трусы он намочил в провальной воде, и штаны надел на голое тело.
Накупавшись, мы пошли на трассу. Из-за вечного грузино-абхазского конфликта Клухорский перевал «контролировался миротворцами», поэтому мы делали большой крюк по мирным местам, через Невинномысск, Армавир и Майкоп. Полдня уже прошло, и чтобы ехать быстрее, мы разделились.
Еду я, и что-то давно SMSок от напарника не приходит. Наконец отвечает – остался далеко позади, на посту задержали. Когда встретились, рассказал: менты высадили из машины, полтора часа мурыжили, пояс брюк осматривали, странные вопросы задавали – про отношение к религии, к войне вообще и к чеченской в частности. Обыскали рюкзак, нашли мокрые трусы, пахнущие термальной водой. Понюхали, выслушали объяснение – и отпустили.
Следующему драйверу Борисов пожаловался на внимание ментов. А тот и объяснил: оказывается, ваххабиты не носят нижнего белья. Ну, так у них принято.
Тут и я припомнила случай на ростовском посту – ростовские менты особенно вредные. Возвращалась я с Кавказа, все носки грязные были, и я обула кроссовки на босу ногу. Менты ко мне прикопались, и так и сяк, уж не знали, к чему еще придраться. И спрашивают наконец:
– А почему ты без носков?
– Грязные потому что. Дать понюхать?
Нюхать не стали, вопросы тоже перестали задавать. Вот я теперь и думаю: может, тогда меня тоже за ваххабитку приняли?
ШИШКИНА ДАЧА
А это было уже в Абхазии, но не в тот год, а в предыдущий, летом. Мы с Борисовым гуляли вдоль побережья, купаясь и неспешно продвигаясь на юг: Абхазия – страна небольшая.
Под Пицундой нас накрыл последний отголосок муссона, мы спрятались от ливня под навесом кафе и сушили отсыревший состегнутый спальник. А когда он уже почти просох, в потолке кафешки вдруг прорвалась дырка аккурат над спальником и обрушила на него целый поток! Пришлось спать в одном термобелье на голых пенках.
Но затем установилась сухая жара, просто райская. Между Лидзавой и Гудаутой побережье совсем дикое, скалы и маленькие каменистые пляжики, прижимы проходятся по колено в теплой слабосоленой воде, а волны захлестывают до пояса. Ботинки у Борисова совсем прохудились, он взял и вырезал из них тапки. Лазая по скалам, уронил один тапок в воду, его унесло волной. Тогда он зашвырнул и второй тапок в море – добавил в море свинства. А первый тапок волна прибила обратно к камням. Обидно, да?
Людей там нет совсем, полный кайф. Только в одном сакральном месте расположена дача какой-то шишки – не помню, чья. С моря она отгорожена от прочего берега проржавевшей решеткой, которая легко облезается – даже отлива ждать не надо. А наверх ведет металлическая лестница, для законопослушных. Мы не такие, решетку облезли и дальше потопали бережком.
Идем-идем, и нам открывается вид совершенно киношный. Беломраморные лестницы, на них гигантских размеров мраморные же вазы, огромный бассейн с пронзительно-голубой водой (как в кислотном озере, которое я видела на Камчатке), а в нем яхта. Бассейн с морем не соединяется – зачем яхта?
Глазеем, но внутрь не заходим, берегом идем. Тут выскакивает такой же киношный охранник – квадратный, в безукоризненном белом костюме. Страшно обалдевший от нашего вторжения.
Проверять, есть ли у него киношное оружие, мы не стали. Глазки потупили, честно говорим: гуляем вдоль берега. Чье это частное владение, не знаем. Охранник никому ничего сообщать не стал, но непреклонно препроводил нас на выход. Не туда, откуда мы пришли, а через несколько калиток в решетчатых заборах, которые открывал электронным ключом и запирал за нами. Последняя дверь была в глухом железном заборе высотой в два наших роста, она вела наружу. Больше ничего интересного нам увидеть не удалось. Других людей тоже не встретили.
Пришлось обходить дачу по лестнице. От ступенек из железных прутков рябило в глазах, ноги устали подниматься в гору. На полпути кверху образовалась асфальтовая дорога очень хорошего качества, она вела к большим воротам. По ней навстречу нам проехали два джипа (мы забились в кусты), для них ворота открылись, и мы увидели, какой там шлюз для машин – как на погранпосту. И множество охранников стоят, вытянувшись по стойке смирно.
Вот и весь визит на шишкину дачу. Подозреваю, что об этом визите вышестоящее начальство не узнало.
СУЩНОСТЬ ПЕШИХ ПОХОДОВ
Эту характеристику я подслушала в студенческой столовой. Бабка-уборщица бродила между столами и непрерывно бурчала себе под нос. Прислушавшись, я разобрала, что она бурчит:
– Всё ходють и ходють. И жруть и жруть. Ходють и ходють, и жруть, и жруть. И ходють, и ходють…
ПРО ГРУШУ И МУЖА
Нет, это не о том, как муж объелся груш. Эта история, напротив, позитивная и оптимистичная.
Торгую это я книгами на Груше – как обычно. В 2008 году второй раз Груш было две – из-за организаторских разборок. Представители прогрессивного человечества, включая АВП и меня, переехали со старыми оргами на новое место – Федоровские луга.
Воскресенье, последний день нормальной торговли на новом фестивале: это же половинка Груши, вдвое меньше. Спрос не ажиотажный. То ли дожди в этот раз были, то ли еще что, но книг у меня непроданных осталось много. Впрочем, у меня их всегда много остается: я всегда беру с запасом, чтобы всем точно хватило. Подходит интересующийся из Тольятти, задает вопросы, неглупые и нетривиальные. Рассказывает, что недавно целенаправленно скачал из Интернета «Практику вольных путешествий» и самостоятельно съездил автостопом в Казань, а тут такое изобилие литературы. Ну, как обычно.
Только необычно надолго покупатель залип. У меня на точке всегда долго народ тусуется, сидят читают, часто еду приносят и читают за едой, заодно угощая меня. Одна подружка смеялась, что у меня филиал ОГИ (это сеть московских литературных кафе). Но этот покупатель – кстати, его Юрой зовут – застрял на целый день. Пришел не ранним утром, а вот уже вечер. Уходил, может, пару раз ненадолго. И разговоры уже такие философские, и ведь интересные, что нечасто бывает, несмотря на изобилие разных людей.
К вечеру выясняется, что у Юры на стоянке машина, абсолютно пустая, едет он в Тольятти (завтра на работу) и готов организовать в городе вписку. А мне ну совершенно неохота поутру переть здоровый рюкзак в огромную местную гору. Гора такая же, как и на Мастрюковских озерах, только без лестницы. Разумеется, я готова ехать в город. Быстренько собираю палатку, подписываю исторический договор о реализации книг с представителем Украины паном Сапуновым и гружусь.
На хвост мне упал Книжник. Он сидел у меня на торговой точке весь вечер и пел песни. Нас двоих Юра вписал в офисе Центра изучения ушу и цигуна «У Дэ» – это большой многокомнатный подвал со спортзалом и всеми удобствами. Юра там выполнял множество функций, и у него был ключ. Коллегам он представил нас как ушуистов из Москвы – и не сильно погрешил против правды, ибо я тоже плотно занималась ушу и цигуном лет 15 назад.
Мы ухитрились восстановить этих коллег против себя. Книжник загадил вписку в буквальном смысле: почему-то забил унитаз туалетной бумагой и израсходовал весь интернет, а я однажды продефилировала перед публикой без штанов (мои намокли в Волге), и публику это шокировало. Но нас не выгнали, а вставили пистон Юре.
Кроме вписки, гостеприимный Юра организовал нам экскурсии по городу на машине – каждый вечер после работы. Оказалось, в Тольятти куча всего интересного. И в окрестностях тоже – но на высшую точку Жигулевских гор Книжник идти поленился, и мы пошли вдвоем. Ну и, короче…
На следующий день мы с Книжником уехали домой – и так уже задержались. Юра приезжал в гости – автостопом, а потом ездил со мной по фестивалям. Я тоже приезжала в гости. В процессе мы обнаружили редкостную совместимость. И подали заявление в ЗАГС в Тольятти. Там и устроили небольшую, но традиционную церемонию – по провинциальным понятиям жениха для ублажения его родственников. Их, к счастью, собралось немного: мама, сестра и муж сестры. А мои родственники на церемонии не падки.
Юра перебрался жить ко мне в Москву, нашел работу – что собирался сделать еще до знакомства со мной, он нефиговый сисадмин. Женились-то мы по расчету, если кто еще не понял. Он московскую прописку заполучил – не докажет теперь, что не хотел, все ее хотят, понаехали тут, как будто Москва резиновая. А я заполучила машину на Грушу (с товаром) и с Груши (с ништяками). Прошлым летом столько ништяков наменяла на книги по свободным ценам – крупы до конца весны доедали. Ну, и я приобрела полезный навык: жить с человеком вместе долго и не озверевать от этого.
Что будет дальше, никто не знает. Но уж по-любому – будем помирать, будет что вспомнить!
ДВА НОМЕРА
После Груши Юра поработал немного и взял отпуск – со мной общаться. Мы ездили с моими книгами по фестивалям, но не своим ходом, а за компанию с братьями-татарами, которые тоже на фестивалях торгуют всякой всячиной, на их машине вчетвером. На бензин скидывались. Бензин, кстати, однажды внезапно кончился посреди ночи, когда за рулем был Юра, а братцы спали. Юре непривычно было расположение индикатора, он и не заметил. Но Ринат открыл один глаз, достал из багажника полную канистру и закрыл глаз обратно.