Текст книги "Кроссовки для Золушки"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– А как же сказочки? – продолжал издеваться Кросс. – Полюбил Ванька лягушонку, а она раз – и превратилась в царевну.
– По тексту не следует, что Ванька полюбил лягушонку, – возразила я как профессиональный филолог. – Сначала, если помнишь, лягушонка обеспечивала ему защиту от всеобщего позора и папашкиного гнева, заодно демонстрируя свои невероятные способности в области ведения домашнего хозяйства. А потом он увидел ее на пиру без шкурки и вот тогда… Кстати!
Метод ассоциативного мышления в действии. Имя Ванька породило некоторую творческую идею. Я сходила в комнату за записной книжкой и позвонила своему бывшему однокласснику Ваньке Котику. Котик работает в трех местах одновременно, однако ни в одной конторе не сидит, а только изредка появляется и везде получает нехилую зарплату. Он настоящий компьютерный гений, причем может не только починить железо и настроить «мозги», и спрограммировать, и «хакнуть». Насколько мне известно, одно время он подрабатывал в неком сомнительном детективном агентстве, по заказу которого время от времени именно «хакал» милицейскую сеть.
Ванька оказался дома, что меня не слишком удивило. Он довольно странный тип. Если джинн из сказки про Аладдина говорил о себе, что он раб лампы, то Котик – абсолютный раб компьютера. У него нет ни девушки, ни близких друзей – только комп. Единственная Ванькина слабость – политические сборища, абсолютно все равно какие – лишь бы было шумно и нервно. Судя по всему, там он подпитывается некой жизненной энергией, которую высасывает из него компьютер. Однажды Ваньку даже увезли с очередного митинга в милицию, и он заработал хоть и небольшой и условный, но все же срок за хулиганство.
Говорить по телефону пришлось туманными намеками, но Ванька понял и призадумался.
– Катюх, я бы рад, но сама понимаешь, такое дело… А на мне срок висит. Если что… Сама понимаешь.
– Ваньчик, Киса! – взмолилась я. – Дело жизни и смерти. Только ты можешь мне помочь, выручай!
В школе, когда у Ванькиного компьютера еще могли быть соперницы, Котик был ко мне неравнодушен и крайне благодарен за то, что я давала ему списывать русский и исправляла ошибки в сочинениях. Отказать мне ему по-прежнему было сложно.
– Хорошо, я постараюсь, – сдался он. – Но если что, ты будешь собирать мне передачи. Подъезжай завтра, где-то к часу.
– Ну что, Кросс, – положив трубку, я потерла руки. – Может, что и выгорит. А ты все равно думай. Кстати, ты спишь по ночам?
– Нет.
– Тогда тем более.
Собираясь к Котику, я уже было вытащила из шкафа платье, но в последний момент передумала и, несмотря на жару, натянула джинсы.
– Эй, Кросс, собирайся, – сказала я, словно кроссовкам необходимы были длинные сборы, чтобы выйти на улицу. – Поедем в одно место. Хватит дома сидеть.
– С тобой – хоть на край света. Пешком, – с готовностью отозвался Кросс.
– Да ты, оказывается, пошляк, – неприятно удивилась я.
– Знаешь, мне почему-то кажется, что в прежней жизни я таким не был, – подумав, серьезно ответил Кросс. – Я говорю, а что-то внутри меня морщится.
– Наверно, стелька сбилась.
– Зря смеешься! – обиделся Кросс. – С тобой такого никогда не было? Когда ты говоришь или делаешь что-то и понимаешь, что это неправильно и вообще противно. Я понимаю, ты не воспринимаешь меня всерьез…
– Угомонись! – попросила я, припудривая перед зеркалом нос. – Согласись, трудно воспринимать всерьез собственную обувь. И вообще, ситуация настолько неординарная, что…
На этом дискуссия закончилась, потому что мы вышли на улицу и сели в автобус, а в людных местах Кросс не разговаривал.
Последний раз я была у Котика дома года три назад. С тех пор в его норе мало что изменилось. Разве что компьютер стал более навороченным, да прибавилось специальной литературы на книжных полках. На стене появилась «Джоконда», изуродованная при помощи специальной программы до неузнаваемости, даже с трубкой во рту. На мониторе красовался чахлый кактус-мутант, пристроенный туда поглощать вредное излучение.
– Ты извини, у меня не прибрано, – Ванька спешно вытащил из-под моей пятой точки, прицелившейся на диван, носки и газету. – Мама на даче.
– Тебя по-прежнему обихаживает мама? – усмехнулась я.
Нет, маменькиным сынком Котик отнюдь не был, хотя и выглядел в свои тридцать лет, как старшеклассник: сутулый, лохматый и соответственно одетый. Просто все бытовые моменты его абсолютно не интересовали. Если мама не ставила рядом с клавиатурой поднос, Ванька оставался голодным. Если она не вешала ему на спинку стула чистую рубашку и выглаженные брюки, он ходил, как бомж.
– Если тебя интересует моя личная жизнь, то у меня есть парочка виртуальных подружек. Одну зовут Бастинда, другую Пепси.
– Кошмар!
– Вот и я о том же. Чатиться с ними прикольно, но встречаться реально не тянет. Один мой знакомый малый года два переписывался по инету с девицей. Полное совпадение во всем, родственные души. Фотографии – просто Мерилин Монро. Решил встретиться с ней и, если она на самом деле такая замечательная, жениться. И что ты думаешь? Это оказался пятидесятилетний мужик. Малый хотел с собой покончить, но испугался, что комп попадет в плохие руки. Впрочем, кто бы говорил! Сама-то до сих не при деле?
– Твои данные устарели, – малодушно соврала я. Или не соврала? Можно ли считать заигрывания Кросса какой-то подвижкой в личной жизни?
– Мои данные устарели? – удивленно переспросил Котик. – Неужели твой поп снова сделал тебе предложение?
– Сдурел?! – от негодования я перешла на свирепый шепот. – Ты же знаешь, он больше жениться не может. И вообще, моя личная жизнь тебя не касается. Сиди со своими Бастиндами и помалкивай.
Другой бы обиделся и выгнал коленом под зад, но Ванька только засмеялся, поправил очочки в тонкой металлической оправе и пошел на кухню варить кофе.
– Ну и что же тебе от меня надо? – поинтересовался он, возвращаясь с подносиком, на котором красовались две чашки, сахарница и тарелка с бутербродами. Кое-что делать Ванька умел и сам, без мамы, но ему было категорически лень. Разве уж совсем нужда заставит. Как мой визит, например.
– Мне нужны данные о пропавших без вести за последний месяц. Или даже два. По Питеру и области.
– Твой дружок сделал от тебя ноги? – вскинул брови Котик.
– Кот! – заорала я.
– Молчу, молчу. Только уточни вводную.
– Все пропавшие, мужчины и женщины, – Ванька снова подергал пшеничными бровями, но от комментариев воздержался. – От совершеннолетия и до пенсионного возраста.
– Ладно, попытаюсь. Только… Знаешь, сейчас и менты такие хитрозадые пошли, словно оборонные секреты стерегут. Короче, тебе придется мне помочь. Следи за экраном, вот здесь, – он ткнул в правый нижний угол. – Если замигает красная точка, сразу же выдергивай вилку из розетки.
– А что это значит?
– Это значит, что взлом засекли. Вернее, только факт взлома. А вот если точка мигать перестанет, но не погаснет – дело труба. Значит, вышли на адрес. И тогда жди гостей.
Ванька сел за компьютер, запустил программу и забарабанил по клавишам. Через пару минут на экране начали мелькать бланки с фотографиями. Я напряженно следила за экраном, но сигнал тревоги так и не загорелся.
– У них там, похоже, обеденный перерыв, – прокомментировал Котик. – Тебе как, на диск сбросить? Их тут хренова туча. За два месяца – почти полторы сотни.
– Увы, компьютера у меня как не было, так и нет. А на работе – сам понимаешь, не комильфо.
Котик проворчал что-то по поводу бумаги и чернил для принтера, но все же отправил полученные данные на печать. Мы уже успели выпить по две чашки кофе и приговорить две тарелки бутербродов с ветчиной, а принтер все гудел натужно, выплевывая лист за листом. Наконец процесс закончился, Ванька собрал листы в стопку и сложил в пластиковую папочку.
– Все? – с надеждой спросил он. И очень зря это сделал. Потому что именно после этого вопроса мне в голову пришла одна совершенно дикая мысль, которой раньше там стопроцентно не было.
– Кот, а ты мог бы?.. – очень вкрадчиво, словно ступая на цыпочки, начала я.
– Что? – насторожился Ванька.
– Ты мог бы сделать мне… ну, скажем, ментовское удостоверение?
– Ты что, старая, совсем того? – выпучил глаза Ванька. – На фига тебе ментовское удостоверение?
– Ну… Надо.
– Раз надо, иди в подземном переходе купи. Или денег жалко?
– И денег жалко, потому что их нет, и липу там продают страшенную.
– Лохов пугать – вполне достаточно. А если для чего серьезного, то тут и я тебе помочь не могу, все равно засекут. А если уж узнают, кто сделал… Нет уж, спасибочки.
– Ладно, – я тяжело вздохнула и взяла папку. – Спасибо и за это. За мной пряник. Какого сорта предпочитаешь?
– Желательно «Мартель», – кивнул Ванька. – Постой-ка!
Я остановилась в дверях. Котик сосредоточенно грыз дужку очков.
– Так, говори! – потребовал он. – Если скажешь, зачем тебе ментовские корки, подумаю, что можно сделать.
– Видишь ли… – я лихорадочно соображала, что же такого придумать, потому что посвящать Котика в свою дикую тайну не собиралась. Но и слишком уж врать тоже было опасно: в лучшем случае он просто обидится, а в худшем я действительно могла его серьезно подставить. – Одного моего знакомого убили. И мне надо непременно попасть в его квартиру. Понимаешь, там есть кое-что… Если на это не обратили внимание, то ладно, но если оно еще там, и найдут, то у меня могут быть неприятности.
– Понятно. Ты боишься, что тебя начнут подозревать в убийстве, – посерьезнел Ванька. – А в квартире – какой-то компромат, так?
Я неопределенно кивнула.
– Видишь ли, там были… мои фотографии.
– Фотографии обычно сразу изымают и ищут всех, кто на них изображен.
– Тогда бы меня уже трепали, как утка навозного жука. Я знаю, где тайник, – напропалую врала я. – Может, они там.
– Понятно. А удостоверение-то зачем?
– Я приду в домоуправление, покажу корки и потребую ключи.
– Знаешь, Кать, – разозлился Котик, – чего я не люблю, так это дилетантов. Ты, наверно, читаешь всякие дрянные детективы, где какая-нибудь шустрая дамочка с липовыми корочками в кармане расследует сложнейшие дела, которые не по зубам всей российской милиции. Конечно, определенный шанс, что все сойдет, есть. Но минимальный. А скорее всего тебе пригласят в помощь участкового, и ты погоришь. Давай сделаем так. Я сейчас позвоню одному мужичку, Пашке Ищенко. Мы с ним в детективном агентстве вместе работали. Сейчас он в какой-то бизнес подался, но ментовские связи у него должны были остаться. Придумаем, как тебе в квартиру попасть.
Котик плотно сел на телефон, пытаясь вызвонить неведомого мне Пашку Ищенко, а я молча грызла ноготь, обдумывая скоропостижно рожденную авантюру. На самом-то деле я хотела попасть в квартиру безголового убитого. Зачем? Трудно сказать. Мне вдруг пришло в голову, что у колдуна что-то просто недоколдовалось. Предположим, он превратил Кросса в кроссовки. Зачем – это уже другой вопрос. Ведь любое убийство может быть раскрыто. А так – трупа нет, нет и преступления. Потом он продал кроссовки мне. Может, так действительно надо было по технологии. А может, из глубокого садизма. Я попыталась представить себя в шкуре Кросса, но не смогла – уж слишком это было ирреально. Предположим, у колдуна случился прокол: каким-то образом у Кросса сохранилась речь и обрывки памяти. А после отчитки он вспомнил и сам факт колдовства и даже каким образом можно снять заклятье.
Итак, зачем мне все-таки понадобилась квартира колдуна – я почти уже не сомневалась, что это он. Пожалуй, туда надо привести Кросса. Вдруг его превратили в кроссовки именно там, и он на месте вспомнит что-нибудь еще?
– Ну вот, – довольный Котик закончил переговоры и повернулся ко мне. – Дело сделано. Либо ты лезешь в хату совершенно нелегально, с помощью изрядного специалиста-домушника, либо вполне легально, с настоящим ментовским капитаном, но у него могут возникнуть к тебе вопросы. – Я заколебалась, и Котик добавил: – Домушник влетит тебе в копеечку. А мент хоть и вредный, но бесплатный. Выбирай.
Да, выбор не из легких. Обследование в «чужой» клинике обошлось недешево, «чулок» изрядно похудел. Выложить последние гроши и щелкать голодным клювом? Где гарантия, что спасенный Кросс возместит мне затраты? Может, он гол, как сокол, или просто не захочет. Да и неудобно как-то требовать с него деньги. Не говоря уже о том, что влезать в квартиру в компании домушника – довольно рискованно.
Оставался вредный ментовской капитан. Я уже и так накопила целый вагон вранья, и на исповеди мне, как всегда, попадет от Димки. Но что делать?
Ванька продиктовал мне телефон некого капитана Курбанова и велел сослаться на Ищенко, который должен был ему позвонить.
Вернувшись домой, я первым делом позвонила капитану и договорилась о встрече в субботу утром. Таким образом, основная продуктовая нагрузка ложилась на тетю Веру, а меня ждали упреки в безобразном эгоизме и невнимании к семье.
Затем я водрузила Кросса на ставшую для него привычной табуретку и начала зачитывать ему данные пропавших без вести, демонстрируя фотографии. Некоторых мы отметали сразу, например, склонных к бродяжничеству, проституток и прочих асоциальных элементов. И все равно, ориентировок оставалось довольно много. Ни одно лицо или имя не вызывало у Кросса ни малейшего шевеления в памяти.
– Смотри, может, вот этот? – с тайной надеждой я показала ему фотографию вполне приличного и симпатичного мужчины лет тридцати пяти. – Седов Юрий Васильевич, 1969 года рождения.
– Что, понравился? – подколол Кросс. – А мне больше нравится следующая дамочка. Ну-ка, зачитай.
Обиженно фыркнув, я взяла листок с фотографией миловидной девицы.
– Румянцева Алла Павловна, 1983 года рождения. Рост 178 сантиметров, вес 55 килограммов. Волосы темно-русые, глаза серо-зеленые, нос прямой, губы полные. Особая примета: под левой грудью родимое пятно. Была одета…
– Это уже неважно, во что была одета, – перебил Кросс. – Да, от такого тела я бы не отказался. Да еще с родинкой под левой грудью. Жаль, в ориентировках не указывают параметры. Но 55 килограмм при росте 178 – это, надо думать, неплохо.
– Нет, это явно не ты, – я злорадно покачала головой, откладывая листок в пачку уже просмотренных. – Ты говорил, что крестился десять лет назад, взрослым. А этой Алле Павловне десять лет назад было всего одиннадцать. И родинка под грудью – гадость, потому что лифчиком натирает.
Капитан Андрей Курбанов оказался маленьким сухоньким мужичонкой примерно моего возраста, одетым в черные вельветовые штаны и белую трикотажную рубашку-поло.. Несмотря на его неказистость, мне в голову пришло, что с ним было бы удобно идти, обняв друг друга за талию. В этой дикой, на первой взгляд, мысли не было абсолютно ничего эротического. Просто какое-то время передо мной шли парень с девушкой, разница в росте у которых составляла сантиметров тридцать пять, не меньше. Им очень хотелось идти в обнимку, но получалось плохо, потому что парень шел, странно скособочившись, а девушке приходилось задирать руку вверх.
– Вы Катя? – строго спросил капитан. – Рассказывайте, что у вас случилось?
Мне показалось на секунду, что я снова на приеме у врача, и я чуть не ляпнула: «Со мной разговаривают кроссовки», но удержалась. Благо, Кросс был на своем рабочем месте. Я посмотрела на капитана повнимательнее и поняла, что Котик меня не обманывал: мент действительно вредный. Один хрящеватый и угреватый нос чего стоил! Соврешь такому и окажешься за решеткой.
– Понимаете… – осторожно начала я. – Даже не знаю, как и сказать.
– Говорите как есть.
Ну уж дудки!
– Не имеет смысла вас обманывать. Мне надо попасть в квартиру одного убитого человека.
– Какое отношение вы к нему имеете? Кстати, давайте отойдем в сторонку.
Мы действительно стояли на людном месте у выхода из метро и активно мешали проходящим. Курбанов взял меня за локоть – «Как нарушителя правопорядка!» – подумала я – и повел к ближайшей лавочке. Этот маневр дал мне возможность собраться с мыслями.
– Я не имею к нему никакого отношения, – сказала я, усаживаясь на неудобную холодную скамейку. – А вот мой… молодой человек…
– Ну-ну, продолжайте, – подбодрил капитан.
– Он пропал без вести. Уже давно. Но перед тем, как исчезнуть, говорил, что ему угрожал один человек. Человек этот жил на проспекте Художников, дом 33. Квартиру не знаю. Мой… друг показал мне его. Пожилой человек. В красной бейсболке. А неделю назад я случайно увидела по телевизору… Показывали про убийство. У убитого отрезали и унесли голову. А когда показывали место преступления, в кадр случайно попала такая же бейсболка. Я сразу вспомнила. И адрес… Конечно, может, это совпадение, но…
– Понятно. И теперь вы хотите попасть в эту квартиру. Но зачем?
– Честно говоря, я и сама толком не знаю.
– Мне кажется, вы морочите мне голову. К тому же не проще ли заявить в милицию о своих подозрениях, чем искать приключения на свою… голову? Какое отделение занимается поиском вашего друга? Вас ведь вызывали для дачи показаний?
– Нет.
– Как же так? – удивился капитан.
– Дело в том, что мы тогда уже расстались. Я случайно узнала, что… Юра (перед глазами промелькнула фотография Юрия Васильевича Седова, 1969 года рождения) пропал. Через несколько месяцев.
– Я могу выяснить, – предложил капитан. – Это обязательно надо сделать.
Я поняла, что завралась и попала таки в неприятную ситуацию. Действительно, если некто убитый на проспекте Художников угрожал некому пропавшему без вести, ведущие следствие менты должны непременно за этот факт ухватиться.
– Послушайте, Андрей, – я попыталась придать голосу как можно больше твердости и убедительности. – Не хочу вас утруждать. Я сама узнаю у Юриных родственников, какое отделение ведет поиск, и схожу туда. Но вы, пожалуйста, помогите мне попасть в квартиру.
Курбанов колебался, покусывая губу. С одной стороны, его просили оказать мне пустяковую услугу. С другой стороны, он явно принадлежал к редкой нынче породе порядочных служителей закона и сомневался, а стоит ли эту самую услугу оказывать.
– Послушайте, Андрей, я не собираюсь ничего оттуда брать или наоборот подкидывать. Вы же будете со мной.
– Объясните, что вам там нужно, – настаивал Курбанов.
– Хорошо, – я убрала руки за спину и скрестила пальцы, открещиваясь от самого бессовестного и противного для меня вранья. – У меня есть, как бы это выразиться… паранормальные способности. Возможно, если я окажусь в этой квартире…
Кроссу мое вранье тоже не понравилось: большой палец левой ноги словно укусило что-то. Я слегка пнула ножку скамейки. Курбанов хмыкнул.
– Хорошо, – сдался он. – Поехали.
Мы подошли к стоящей поодаль грязновато-белой «шестерке». Поскольку договорились встретиться мы у станции «Чернышевская», это обстоятельство было очень кстати – не придется давиться в метро, да еще с пересадкой.
– Погуляйте минут пять, – попросил Курбанов. – Я пока пару звоночков сделаю. Говорите, Художников, 33?
Я кивнула и принялась расхаживать по тротуару взад и вперед, пока капитан, сидя в машине, названивал кому-то по сотовому. Наконец он высунул голову и махнул мне рукой.
– Поехали. Все в порядке. Только с нами пойдет участковый. Иначе никак.
– Участковый так участковый, – пожала плечами я. – Не все ли равно.
Курбанов, как нарочно, выбирал дорогу по самым забитым улицам. Когда мы уже в третий раз застряли в плотнейшей пробке, я занервничала. Надо ведь еще было купить пресловутые продукты. И так я окажусь на даче только к вечеру. К тому же в машине было невероятно душно, пахло бензином, потом и почему-то гнилыми тряпками для мытья полов. Меня замутило, пришлось наполовину высунуться в окно. Если положение станет критическим, придется кидать под язык валидол или даже требовать остановку с пробегом к ближайшей урне.
– Меня тошнит!
Я так и подскочила.
– Мне плохо! – жалобно бурчал Кросс.
Я осторожно покосилась в сторону Курбанова. Но он, похоже, ничего не слышал – сидел себе, барабаня пальцами по рулю, и вытягивал шею, чтобы высмотреть впереди просвет.
– Терпи! – процедила я сквозь зубы.
– Что? – повернулся ко мне капитан.
– Да нет, ничего. Это я сама себе. Жуткая пробка. Похоже, надолго застряли.
– Ничего, сейчас рассосется.
– Кать, я больше не могу, – не прекращал ныть Кросс. – Меня укачало.
Ни в сказке сказать, ни пером описать! Мало того, что кроссовки говорят, так их еще, видите ли, укачало и тошнит! Может быть, еще и вырвет?
– Меня тоже укачало, ну и что?
– Укачало? – испугался Курбанов. – Вот черт! Может, водички? Теплая, правда.
Он достал из бардачка бутылку минералки и протянул мне. Я хотела было отказаться, но подумала, что это, пожалуй, выход. Украдкой взболтнула бутылку и принялась сосредоточенно отвинчивать пробку.
– Осто!..
Закончить Курбанов не успел, потому что из бутылки с шипением вырвался пенный фонтан. Примерно половина минералки оказалась разбрызгана по всему салону, но большая часть все же угодила мне на ноги.
– Уф, – довольно выдохнул Кросс. – Кажется, полегчало.
– Ну я же сказал, что теплая, – простонал Курбанов и тут же добавил без всякой связи с предыдущим: – А что вы сегодня вечером делаете?
– На дачу еду, – вежливо улыбнулась я. – Еду везу. У меня там семеро по лавкам. И все кушенькать просят.
– Тоже мне еще, кавалер! – ревниво фыркнул Кросс.
– А-а-а, – разочарованно протянул капитан.
Остаток пути мы проделали молча и относительно быстро. Оставив меня сидеть в машине, Курбанов сходил куда-то и минут через десять вернулся в обществе пузатого, лысого и усатого милиционера. Участковый шумно отдувался и вытирал лысину клетчатым носовым платком. Его форменная рубашка крупнопятнисто потемнела от пота. Он взглянул на меня с любопытством, но ничего не сказал.
На шестой этаж мы поднялись, едва уместившись в тесной кабинке лифта – грузовой, как водится, не работал. При этом я едва не задохнулась. Аккуратно поддев ногтем бумажку с печатью, участковый открыл сначала один, а потом и второй замок.
– Хозяина квартиры так и не нашли, – пояснил он. – Вернее, известно, где он – на раскопках каких-то, но связаться с ним возможности нет. А вы, дамочка, действительно это… екстрасекс?
– Насчет секса не знаю, экстра или нет, это уж кому как нравится, – скромненько потупилась я. – А экстрасенс – так себе. Может, и не получится ничего.
Я топталась по квартире с умным и таинственным видом, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы Кросс мог все разглядеть. Курбанов и участковый неотступно следовали за мной.
Квартирка была так себе, не из приятных. Менты, разумеется, ничего убирать не стали, как было все вверх дном, так и оставили. А от бурой ссохшейся лужи на светлом ковре и очерченного мелом силуэта без головы и вовсе делалось не по себе. Впрочем, и до того в квартире вряд ли было уютнее. Старинная громоздкая мебель темного дерева, выцветшие обои, тяжелые пыльные портьеры, не пропускающие в комнаты свет. Книжные полки были заставлены древними томами в обложках, казавшихся пыльно-заплесневелыми. После таких книг обычно хочется вымыть руки.
Одна из них чуть выдавалась вперед, и я машинально вытащила ее – снять с полки какую-нибудь другую вряд ли удалось бы, так плотно они стояли. Книга оказалась каким-то средневековым трактатом на латыни. С этим предметом у меня в университете дела обстояли туго, поэтому удалось разобрать только одно: в книге говорилось о сатане и ведьмах.
– Миленькая книжечка, – заметила я, пытаясь засунуть ее обратно на полку. – Интересно, остальные такие же?
– Хозяин квартиры – историк, – отозвался участковый. – Странный мужик, надо сказать. Ездит по всяким там Палестинам да Иракам, чертей ищет.
– Чертей?
– Ну! Он про них диссертацию пишет. Сбрендил народ, честное слово. Одни вдруг стройными рядами в церковь побежали, грехи замаливать. Другие наоборот дьявольщину разводят, по колдуну в каждом доме. Третьим вообще все по фигу, лишь бы пить, жрать, да баб, пардон, трахать. Куда катимся?
Проговаривая этот гневный монолог, он отвернулся от меня, Курбанов тоже как-то отвлекся, а мне прямо в ладонь выпал из книги какой-то небольшой плотный прямоугольник – похоже, фотография. На полном автомате, не глядя, я моментально засунула его в карман джинсов.
– Ну как, екстрасекс, есть результаты? – поинтересовался Курбанов, которому мое блуждание по квартире уже порядком надоело.
– Есть ли результаты? – переспросила я, обращаясь, разумеется, к Кроссу.
– Нет результатов, – буркнул он.
– Нет, похоже, результатов, – повторила я. – Вы уж извините, что столько времени у вас отняла. Думала, а вдруг…
– Да ладно, – отмахнулся Курбанов. – Я с самого начала не верил, что что-то может получиться. Фигня все это. Но раз уж обещал…
– Вот-вот, – поддакнул участковый. – И я говорю, что фигня. Суета сует и фигня фигнь. Если не сказать по-другому.
Я не стала дожидаться, пока стражи порядка закроют дверь квартиры и приклеят обратно бумажку с печатью. Попрощалась и пошла вниз по лестнице пешком. Прошла два этажа, остановилась на площадке и вытащила из кармана фотографию.
Снимок был старый – мутный и пожелтевший. Двое абсолютно одинаковых парней лет двадцати стояли у каких-то дверей. Отличить их друг от друга можно было только по одежде: на одном клетчатая ковбойка с закатанными рукавами, а на другом – белая сетчатая «бобочка». Точно такая же когда-то была у моего папы, она до сих пор валяется на даче. Если учесть, что подобные одежки носили в шестидесятые годы, то сейчас этим парнишкам должно быть… да, за шестьдесят. Если они, конечно, живы. Наверно, сумасшедший историк, увлекающийся чертями, и его брат.
Я попыталась представить, как выглядят сейчас эти весьма симпатичные парни. Седые или даже лысые, в морщинах…
– А знаешь, Кросс, я все-таки была права, – мой голос напоминал жалобное блеянье. – Эту квартиру действительно снимал колдун. Или его убили, или он кого-то убил и смылся. А еще – он, кажется, был не один, у него был брат.
Колдун колдуном, Кросс Кроссом, а на дачу все равно ехать надо было. На рынок я не пошла, затарилась в супермаркете, а потом минут пятнадцать обдирала с покупок штрих-кодовые этикетки с ценами, чтобы избежать упреков в безобразном расточительстве.
Кросс с любопытством наблюдал за этой процедурой со своего обычного места – кухонной табуретки. Объяснять смысл действа я ему не стала, но он и сам все понял.
– Тебе попадет за дорогие продукты? – удивился он.
– Попасть не попадет, но…
– Вы так… бедно живете?
Перед тем, как сказать слово «бедно», Кросс деликатно поколебался, словно подыскивая какое-то другое, но безуспешно. Я задумалась.
– Знаешь, не могу сказать, чтобы совсем уж бедно. Конечно, смотря с кем сравнивать, но многие живут гораздо хуже. Саму себя-то я вполне обеспечиваю. А что касается коллективно-дачного… Понимаешь, продуктов привозим горы, но народу много, и все сметается в момент. Иллюзия безумного расточительства. Невольно хочется сэкономить. Хотя что толку? Экономь – не экономь, все равно всю жизнь горбатишься на унитаз.
Выбросив этикетки, я загрузила продукты в рюкзак и тележку и пошла в комнату переодеваться. Увидев меня в платье, Кросс забеспокоился:
– Я думал, ты носишь кроссовки только с джинсами.
– Правильно думал, – кивнула я и вытащила шлепанцы на пробковой подошве. – Только с джинсами.
– Так ты что, собираешься меня здесь оставить? Одного?
– А что такого? – удивилась я. – Ты же остаешься один, когда я на работу ухожу.
– Но ты же ведь не на день уедешь, так?
– Не на день. В понедельник вечером вернусь. Кросс, на улице плюс двадцать семь в тени. Ты хочешь, чтобы я парилась в джинсах и кроссовках, да еще перла в такой амуниции эти торбы? Тебе меня не жалко? Типично мужчинский эгоизм!
Кросс вздохнул тяжело, как лошадь:
– Если бы я мог, то помог бы тебе тащить. А машины у вас нет?
– Это ты правильно заметил, дорогой. Машины у нас нет. Вместо нее – вот эта квартира. Когда-то папа накопил на «Волгу», а тут его сестра квартиру получила кооперативную. Заплатить успела только первый взнос, вступительный. А через месяц оказалось, что у нее рак в последней стадии. Ну, она меня к себе прописала, благо, что в паспортном столе работала, а папа все деньги выплатил. Тетя умерла, квартира мне осталась. Я тогда замуж собиралась, да так и не вышла.
Развивать эту тему дальше мне не хотелось, да Кросс и не настаивал.
– Ну что поделаешь, – снова вздохнул он. – Буду скучать в одиночестве. А может, ты меня просто с собой возьмешь? Мало ли завтра или послезавтра дождь пойдет?
Я заколебалась, но решила, что тащить лишнюю тяжесть – это уж слишком. Вряд ли после такой жары сразу же наступят арктические холода, а дождь и грязь я уж как-нибудь переживу. Переплыву лужи в шлепанцах.
– Ну тогда хотя бы на подоконник меня поставь, – жалобно попросил Кросс. – Буду в окно смотреть.
Я водрузила его на кухонный подоконник, надела шлепанцы и вытащила сумки на площадки, но вернулась.
– Кстати, насчет машин, – тоном вредной школьной учительницы обратилась я к Кроссу. – Постарайся вспомнить, была ли у тебя машина. Ты говорил, что был человеком небедным, так что, надо думать, тачка имелась. Может, даже не одна. Смотри в окошко на дорожное движение и вспоминай. У мужиков это обычно на уровне мышечной памяти – почти на генетическом уровне.
Конечно, претензии по поводу моего позднего появления мне высказали, но не особо свирепо. Потому что всем было не до меня: мужчины жарили шашлыки, а дамы, кошки и собака нарезали круги у мангала. Так что я успела вовремя. Пост благополучно закончился, я никого не раздражала, а спросить, нет ли у меня изменений в личной жизни, никто почему-то не догадался. Субботний вечер наше семейство провело мирно и патриархально, за шашлычком и бутылочкой винца (всем досталось по наперстку), а потом и за самоваром. Причем, самовар у нас не электрический, а самый настоящий, который топится щепками и шишками. Раньше был еще более настоящий, тульский, с медалями, но как-то раз мы забыли убрать самовар со двора, и ночью его украли. Генка, который без самовара дачной жизни себе не представляет, перетряхнул все барахолки, комиссионки и даже антикварные салоны и нашел таки вполне старинный агрегат со слегка прогоревшей трубой.
На удивление спокойно прошло и воскресенье. Никто ко мне не приставал, не придирался и не выпихивал замуж. Вот только без Кросса было как-то скучновато. Нет-нет да и приходило в голову: как-то он там один, бедный. Торчит на подоконнике, смотрит в окно.
Вечером я решила все-таки вернуться в город, но неожиданно на меня напали племянники. Они повисли на мне с двух сторон и принялись уговаривать остаться еще на денек. Разумеется, одних их на озеро еще не отпускали, а мои родители, не говоря уж о бабке с дедом, не любители подобных экстремальных развлечений. Впрочем, я тоже. Когда-то мы с Генкой готовы были на все, лишь бы кто-то сходил с нами к этой лесной луже, пахнущей болотом. Но сейчас даже самая смертельная жара не загонит меня в грязную холодную воду. Сидеть на берегу и потешно орать на малолетних паршивцев, ни за что не желающих вылезать и поэтому притворяющихся глухими, тоже не слишком хотелось. Но мама с папой узрели во мне спасительницу и присоединились к Люське с Пашкой. Пришлось остаться.
