Текст книги "Я не хотела умирать"

Автор книги: Татьяна Родина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Мы остановились. Я вышла под громкие недовольные сигналы вставших из-за нас машин.

Дойдя до перил моста, я облокотилась на них, вглядываясь в безмолвную речную гладь.

– Что с тобой происходит? Это твой любимый мост или ты просто показываешь характер? – недовольно произнес Дима, настигнув меня.

– Ты вообще любил его? – глядя Диме в глаза, спросила я.

– Юля, это был и мой ребенок тоже.

– Да, но ты не оборачиваешься в парке, когда слышишь имя «Матвей». Ты, смеясь, выслушиваешь все эти истории, не стоишь подолгу у витрин детских магазинов, замечая все те игрушки, что мы ему покупали. Для тебя как будто этого эпизода не существовало вовсе.

– Юля, прошло уже два года.

– У горя нет срока давности.

– Глупая фраза для людей, не желающих ничего менять в своей жизни и жаждущих вечно страдать, – с пренебрежением бросил он. – Мы потеряли ребенка, да, такое происходит, это была нелепая случайность, которую никто не мог предотвратить. Мы должны это просто отпустить, слышишь? У нас еще будут дети. Мы будем пробовать снова и снова, пока не получится.

– Ты меня не понимаешь, Дима. Мне больно не от отсутствия у нас каких-то абстрактных детей. Я скучаю по своему сыну!

– Да мы его даже не знали! Он не прожил ни одного дня, Юля!

– Я шесть месяцев слышала его сердечко, чувствовала каждое его шевеление внутри себя, подставляла ладошку под его пинки, никогда не смей говорить мне, что я его не знала! – в ярости прокричала я и пошла прочь.

– Куда ты пошла?

– Прогуляться. Одна, – холодно отрезала я, удаляясь.

Глава 8. Каберне

«Я научилась прятать ножи. Мне было восемь, и это был мой личный повод для гордости. Я так быстро и искусно их прятала, что порой сама могла с трудом отыскать. Это была настоящая борьба, подгоняемая жутким страхом смерти.

Когда все остальные дети играли около школьного двора после уроков, я неслась домой со всех ног, мне нужно было непременно прийти раньше мамы, чтобы успеть ее спасти.

Я ни разу не видела, как отец хватался за нож. Возможно потому, что сначала ножи, завидя отца пьяным, быстро убирала в духовку мама, а потом стала прятать я. Он кричал, что убьет нас, каждую свою пьянку, и, сколько я себя помню, мы все время этого боялись.

В моей памяти хорошо запечатлелся момент утраты веры. Я помню, как шестилетней малышкой плакала на кухонном полу перед божницей и молила Господа, чтобы отец больше не пил. Я готова была отдать ему все, правда у меня ничего не было, но ребенком кажется, что ты всесилен, стоит только захотеть, эта вера исчезает с годами, а во мне шестилетней она еще жила. Я в исступлении целовала свой позолоченный крест и шептала до изнеможения:

«Спаси и сохрани, Отче! Пожалуйста, пусть мамочка будет жива, пусть он ее никогда не убьет! Пожалуйста, Господи! Пусть он больше не пьет, он хороший, когда не пьет, пусть он будет всегда хорошим!».

Молитвы мне не помогли, в тот день отец пришел пьяным, мать он не убил, но избил так сильно, что она вновь оказалась в больнице. Мой позолоченный крест угодил в мусорку, выписавшейся из больницы маме, я сказала, что потеряла его. Бог оказался чудовищен в своей жестокости, и больше я в него не верила…

Потеряв веру в Бога, надеяться я могла только на себя.

Главным моим страхом было, что я опоздаю вернуться домой с уроков, и мать застанет пьяного отца раньше меня. И он ее убьет.

Я не верила в хорошее, потому что мои добрые светлые мечты, никогда не осуществлялись, но научилась верить в плохое. По дороге домой я рисовала страшную картинку, как отец убивает мою мать. Мне казалось, что если я буду представлять такую жуткую реальность, то она никогда не наступит. Я убивала свою семью снова и снова, я видела, как толкаю незапертую дверь, захожу в залитую густой кровью квартиру, где в реке крови лежит моя убитая мама, а рядом отец, который, поняв, что натворил, покончил с собой. Бывало в моих видениях, он был жив, и тогда я убивала его уже сама. Я рисовала каждую мельчайшую деталь, ведь чем ярче я нарисую, тем больше шансов спасти. И я старалась изо всех сил. Я видела мамины открытые замершие глаза, ее пропитанные кровью волосы, застывшие в крике безжизненные синие губы, окровавленные руки отца и брошенный нож. От представленного ужаса у меня сводило дыхание, и сердце начинало стучать быстрее, я прибегала домой с намокшим от слез лицом и, садясь на пол, задыхаясь, радостно шептала «успела».

***

Жуткие картинки, рисуемые страхом, жили в моей голове до самой смерти отца. Я всегда открывала дверь нашей квартиры со схватывающим дыхание ужасом.

Когда мы стали жить с Димой, я не могла видеть ножи спокойно стоящими на видном месте на столешнице. Я прятала их за другими столовыми приборами и разделочными досками. Мне потребовалось несколько лет, чтобы привыкнуть и не испытывать чувство страха и тревоги, глядя на них.

Сейчас я прохожу спокойно мимо большой коллекции ножей, стоящей на подставке у нас в столовой. Но, вглядываясь в налитый бокал каберне, я до сих пор вижу эти кровавые реки».

***

Сегодня день в кофейне выдался суматошным, посетителей и заказов было очень много, Макс с Кариной были полностью погружены в работу, они едва справлялись, успевая обменяться с посетителями лишь дежурными фразами и улыбками. Сергей работал у себя в кабинете, он с утра был очень загружен своими обязанностями и ребятам на выручку в этот раз не пришел.

Такие безумные дни, когда наплыв клиентов отнимал все ресурсы у персонала, не были редкими. Кофейня пользовалась популярностью, и постоянщиков, желающих сюда возвращаться, становилось все больше. Чтобы не мешать и не занимать место в кофейне, где и так было не протиснуться, я уходила в парк, гуляя и дожидаясь, когда такие часы-пик спадут и посетителей поубавится.

***

В этот раз гулять мне пришлось особенно долго, посетители разошлись только после обеда, в кофейне еще оставалось несколько человек за дальними столиками. Около стойки я сидела одна, пытаясь согреться имбирным чаем.

– Сегодня день просто трэш, я задолбалась и хочу на ручки, – устало сказала Карина, навалившись на стойку.

– Я тоже, – тяжело вздохнул Макс и положил голову Карине на плечо.

– Давай исцелимся обнимашками, и снова в бой, – улыбнулась она, стиснув Максима в объятиях.

Я смотрела на них с улыбкой. Мое присутствие в кофейне стало для них таким привычным явлением, что они не стеснялись при мне в проявлении любых своих эмоций.

Сергей вышел из своего кабинета и, громко вздохнув, прислонился спиной к стене.

– Боже, как я зае…– продолжил он одними губами. – Простите, – потирая виски, устало выдохнул он.

– Поздравляю тебя, теперь ты член клуба задолбанных, – торжественно объявила Карина, поставив на голову Сергея бумажный стаканчик.

Ребята принялись дурачиться, примеряя друг на друга бумажные стаканчики, зажимая соломинки как усы.

– Кофейных зерен не хватает для полного образа сумасшедшего бариста, – весело произнес Максим, вставив зерна себе в зубы.

– Ох, Стас бы нашел им применение поинтереснее, конечно, – сказала Карина и ребята прыснули от смеха.

– Юля, не сочти нас в конец сумасшедшими, ты просто не знаешь этой истории, – сквозь смех промолвил Максим.

– О, я сейчас расскажу! – живо откликнулась Карина. – Ты уже успела познакомиться с творцом всего и вся здесь нарисованного Стасом?

– Да.

– Так вот это он учудил, попросили его сделать таблички для дверей туалетов. И спустя несколько месяцев он их приносит. И что же там? Обнаженный мужчина, достоинство которого скрывает кофейное зерно, и обнаженная женщина с кофейной чашкой на понятном месте. Теперь внимание, к этому всему прилагался механизм, и при занятом туалете чашка и зерно отодвигались, а там все четенько так прорисовано. На наш недоуменный взгляд: «Что за херня?» – Стас изрек целую философскую мудрость, что зерно – это символ зарождения нового, как соединяются мужчина и женщина в акте любви, так кофейное зерно раскрывается в умелых руках бариста, даруя истинное наслаждение. В общем, мы решили, что концепт слишком глубок для дверей уборной и таблички, к величайшему горю Стаса, не повесили.

– А он же устроил целую презентацию этого шедевра.

– Ой, Белозерцев вообще у нас непризнанный гений. Сколько еще его невероятных идей мы забраковали.

– Бедный Стас, – сочувственно улыбнулась я, – а где же сейчас эти таблички?

– Не знаю, наверное, где-то у него хранятся, – пожал плечами Сергей. – Сделано, конечно, красиво, но вообще не туда. Так, ребят, я очень извиняюсь, но мне нужно еще минут 30, чтобы закончить, я добью закупки и отпущу вас на обед. Поработаю здесь, надеюсь, аромат кофе придаст мне сил.

– Ок, мы все равно еще клиентов не отпустили и не всю доставку собрали.

Ребята вернулись к своим делам, Сергей заполнял таблицу на планшете. Я открыла электронную книгу и погрузилась в чтение.

– Вот за пятым столиком сидит женщина и что-то ждет, а я хрен его знаю, что она ждет. Я не помню ее заказ и бумажку найти не могу, – рыская в поисках, произнесла Карина. – Простите, милая женщина, но, мне кажется, своего заказа сегодня вы не дождетесь, – ничего не найдя, вздохнула она.

– Мне кажется, у нее был брауни и какао с маршмеллоу, – осторожно сказала я, оторвавшись от чтения.

– Да? Откуда ты знаешь?

– Ты вслух заказы повторяешь, я услышала.

– Спасибо, Юля! – послав мне воздушный поцелуй, радостно воскликнула она. – За проявленную наблюдательность посвящаю тебя в члены нашего клуба долбанутых, – Карина поставила мне на голову стаканчик.

– Карина, – строго взглянул на нее Сережа.

– Да ладно, Юля уже свой человек.

– Все в порядке, я почту за честь к вам присоединиться, – улыбнувшись, ответила я.

– Вообще Юля уже столько всего знает, что вообще странно, что она до сих пор приходит в нашу кофейню, – смеясь, произнес Максим.

– И пьет наш кофе, – добавила Карина.

– А нам порой самим его пить страшно, – хором сказали Карина с Максом и рассмеялись.

– Видимо, я знаю еще не все тайны? – с улыбкой поинтересовалась я.

– Это они шутят, с качеством у нас проблем нет, иначе я бы так не заморачивался, – не отрывая взгляда от экрана, сказал Сергей.

– Зато со скоростью есть. Та женщина уже 30 минут ждет.

– 30 минут, Карина?! – воскликнул Сергей.

– Ну, блин, ну что я сделаю? Сначала я плакаль и усталь, потом пришел ты, и начинались обнимашки, потом я вообще забыла про нее и ее заказ. Может, уж не совсем 30 минут, конечно, 29 с половинкой. Кстати, Макс, давай по старой схеме, ты очаровательно улыбаешься даме, а я флиртую с парнями, окей?

– Без проблем. Только, я боюсь, одной улыбки тут будет маловато. Она же к нам в первый раз пришла? – задумчиво разглядывая посетительницу, спросил он.

– Да, и похоже в последний.

– Не, ну может, оно и к лучшему, нам же не нужны новые клиенты, мы старых уместить не можем, – весело произнес Максим, насыпая в какао маршмеллоу.

– Макс, иди уже отнеси заказ человеку, – строго сказал Сергей. – Предложи ей на выбор бесплатный десерт или напиток, или не оплачивать этот счет. С таким сервисом я не удивлюсь, если она вообще не захочет ничего платить.

– Ой, да ладно, Витя вообще с 10 утра ждет доставку.

– Карина, время третий час!

– Я знаю, – невозмутимо ответила она.

– Скажи, ты меня добить решила сегодняшним днем? – тяжело вздохнул Сергей.

– Ну что опять я? Ты сам сказал, что доставка в порядке очереди. Ты видел сколько заказов? Еще вчера с вечера набросали. Леша с самого утра уже гоняет. Так что вот. Это я еще про текучку посетителей молчу.

– Тут, правда, сегодня было много народа, и ребята старались, как могли, – вступилась я.

– Да я понимаю, – шумно выдохнул он, – но перед клиентами неудобно, надо было мне все-таки прийти помочь.

– Да не волнуйся. Сейчас позвоню и извинюсь. Кстати, ты чай ему заказал?

– Твою мать, я забыл про чай, – хлопнул себя по лбу Сергей. – Только к четвергу теперь будет, черт! Давай я извинюсь, – протянул руку к телефону он.

– Я все улажу, биг босс, – заверила Карина, набирая номер, – Витюш, привет, простите за задержку, сегодня у нас аврал. Курьера скоро отправим, клянусь. Только у нас тут техническая накладка с чаем возникла, еще не вырос для вас, но к четвергу обещает созреть, печенюшки в качестве извинений устроят? Поцелуй обязательно, как придешь в кофейню, расцелую в обе щечки. Спасибо, Витюш, ждите кофе, пока.

– Как я мог забыть, черт, – сокрушенно произнес Сергей.

– Да ладно тебе, бывает, с твоими-то заботами. Не расстраивайся, биг босс, ты все равно самый лучший, – чмокнула Сергея в щеку она.

– Шеф, докладываю, – сказал вернувшийся Максим, – клиент не в обиде, она все равно коллегу сидит дожидается, но от бесплатного десерта не откажется.

– Конечно, пожрать на халяву все горазды, – пробурчала Карина.

– Карина! – воскликнул Сергей, строго на нее посмотрев.

– Что? Как будто я не правду сказала? Я ж не ору об этом на всю кофейню, хотя надо бы. Мало того, что стол занимают, так еще и кормим их бесплатно.

– И как мы до сих пор работаем при таком подходе к посетителям? – устало выдохнул Сергей.

– Да ладно тебе, не переживай, – погладила Сергея по плечу она, – мы всех любим. Но в такие дни, как сегодня, где-то очень глубоко в душе.

– На самом дне души, я бы сказал, – грустно улыбнулся Макс.

– Дно души звучит вообще ужасно, как фраза алкоголика, – поморщилась Карина.

– У меня почему-то образ Стаса ассоциируется с этой фразой, – в задумчивости рисуя на кофейной пенке, ответил Макс.

– Я б не сказала, что он и алкоголизм так уж и далеки, конечно.

– Кстати, раз уж опять вспомнили о Белозерцеве, никто ему случайно не звонил сегодня? – спросил Сережа. – Он опять у меня трубку не берет.

– Сейчас я наберу, – охотно отозвалась Карина. – И что мы слышим, а слышим мы гудки, нет ответа, биг босс.

– Юля, ты не одолжишь мне свой телефон? Стас иногда наши специально игнорит, – попросил Сережа.

– Да, конечно, – протянула Сергею свой айфон я.

– Здравствуй, Стас, какого черта ты опять мне не отвечаешь? – раздраженно начал Сергей.

Он отошел подальше, по доносящимся до меня недовольным восклицаниям и нервной жестикуляции, я понимала, что он сердится.

Сережа вернул мне телефон, шумно выдохнув.

– Что, Стас опять там с музами забавляется? – весело сказала Карина.

– Да мне плевать, что он там делает, но если только он завтра не явится помочь мне с доставкой.

– Серег, доставка в 6 утра, Стаса нереально вытащить из дома в это время, ты же знаешь. Давай я тебе помогу, – предложил Макс.

– Спасибо, Макс, отоспись лучше в свой выходной, ты мне на смене отдохнувшим нужен. Это обязанность Стаса.

У Сергея зазвонил телефон.

– Черт, – выругался он, увидев входящий вызов. – Да, Виктор Иванович, здравствуйте! Да, помощь нужна, но я вообще об этом Стаса просил, я понял, да, он занят. Я позвоню завтра с утра, спасибо.

– Чего и следовало ожидать: Стас опять перепоручил все Виктору Ивановичу.

– Гаденыш, – со злостью массируя голову, произнес Сергей.

– Т-ш-ш, биг босс, просто помни, что на самом дне души ты все равно любишь Стаса, – погладив Сережу по спине, мягко проговорила Карина.

– Да-да, именно там где-то и люблю.

– А кто такой Виктор Иванович? – спросила я.

– Личный водитель семьи Стаса, – нервно кусая губы, произнес Сергей. – Который участвует в жизни кофейни гораздо больше, чем сам Стас. Вот только я кофейню с другом открывал, а не с ним.

– Будешь звонить Стасу еще раз? – протягивая телефон, предложила я.

– Нет, ты теперь в его телефон занесена, как «Серега Кофейня, не брать трубку», так что навряд ли он ответит.

– Оу, так меня еще не называли. Теперь если я захочу пообщаться со Стасом, то без шансов? – улыбнувшись, спросила я.

– Прости, без, – улыбнулся мне в ответ он. – Нет, на самом деле он отвечает, конечно. Просто, как сказал Стас, он увидел, что я нервно звоню, а значит, намечается какая-то лажа, так что лучший способ избежать проблем, по его мнению – вообще о них не знать.

– Дичайший день сегодня, ребята, – произнесла, выходя из кухни, Диана, – О, Юля, привет, отсидела с нами половину смены?

– Да, но самую активную часть я переждала на улице.

– И правильно сделала, нам порой хочется так же, жаль, нельзя. Так, я что пришла-то? Супец готов, всех жду отобедать. Юля, на тебя я рассчитала тоже, так что не вздумай отказываться и сбегать.

– Еще 5 минут, и я всех отпущу, добиваю закупку, – вновь взяв в руки планшет, произнес Сергей.

– Кстати, Сереж, насчет закупок, я прям вообще скоро на нуле, что по моей заявке? – спросила Диана.

– По твоей заявке все хорошо, будет завтра.

– Шеф,– раздался громкий голос с кухни, – а губки цветные нам привезут? Меня бесит этот однотон.

– Да, привезут, Даша, хозник я уже весь собрал и отправил.

– А средство новое будет? Старое вообще не отмывает.

– Новое, как ты и просила, профессиональное, – утомленно прокричал Сергей.

– Дашка, отстань от человека, а? – прокричала Диана. – Пойду угомоню, а то сейчас еще Аня подключится.

– Я в Вайбере всем таблицы по заявкам скину, пусть не переживают.

– Серег, а мне новую менюшку тоже скинешь посмотреть? – попросил Макс.

– Макс, ее нет.

– В смысле нет? Мы же меняем каждый сезон.

– Видимо, теперь уже нет. Мне, правда, не до нее вообще.

– Ну, блин, я же тут придумал крутые новинки, – расстроился Максим.

– Я постараюсь в ближайшее время засесть, чтобы хотя бы к зиме внести изменения, – сказал Сережа.

По его тяжелому вздоху и измотанному лицу я поняла, что, похоже, меню не обновится и к зиме.

– Может быть, тебе чем-нибудь помочь? – робко предложила я.

– Ты понимаешь в расчетах, закупках, накладных, маршрутниках, финансовых отчетах и прочей ерунде? – оторвавшись от планшета, спросил он.

– Нет, увы, – закусив губу, ответила я.

– Вот и я нет, – грустно усмехнулся он. – Ладно, ребят, идите все обедать, я побуду за стойкой.

– Ура! Наконец-то жратеньки! – радостно воскликнула Карина. – Кстати, ты «Эфиопию Сидамо» включил в заказ?

– И это я тоже забыл, – расстроенно протянул он. – Спасибо, Кариш, что в очередной раз напомнила.

Ребята сели за дальний столик в зале, они громко что-то обсуждали и смеялись. Мы с Сережей остались за стойкой вдвоем.

– Как я мог забыть про чай и кофе, черт! – раздраженно произнес он, потирая лоб.

– Бывает, Сереж, ты так себя за это казнишь, – подбадривала его я.

– В последнее время такое слишком часто бывает, – вздохнул он. – Иди, поешь с ребятами.

– А ты?

– Я как-нибудь потом, кто-то должен быть за стойкой.

– Тогда я подожду и составлю тебе компанию, а то боюсь, что твое «потом» не наступит никогда. А так на твоей совести будет один голодающий, – улыбнувшись, предложила я.

Мы сели за стол ближе к 17 часам вчера, он ел торопливо, в одной руке держа ложку, другой что-то листая в телефоне.

– Ты когда-нибудь отдыхаешь? – спросила у него я.

– Сейчас, пять секунд, – не отрывая взгляда от телефона, произнес Сережа. – Так, что ты спросила? – взъерошив свои волосы, переспросил он.

– Отдыхаешь ли ты когда-нибудь?

– Да, конечно, я смотрю сериалы вечерами после работы.

– И все? Это весь твой отдых?

– Еще хожу на тусовки к Стасу иногда.

– И каждое утро приходишь на работу, да?

– Ну, пока да, – протянул он. – Здесь очень много работы.

– Похоже, перемены тебе нужны так же, как и мне, – в задумчивости произнесла я.

Раздался громкий грохот, кто-то из посетителей уронил стул. Я вздрогнула и столкнула со стола пустое блюдце из-под десерта. Тарелка раскололась на две половинки.

– Черт, – произнесла я, принявшись их собирать.

Сережа опустился мне на помощь.

– Я сама, ой, – вскрикнула я, поранив палец об острый край стекла.

– Давай лучше я, – он бережно забрал из моих рук осколки.

Я села за стол, зажимая палец салфеткой и морщась от вида стекающих капель крови.

– Не переносишь вида крови? – спросил Сережа, глядя на мое скривившееся от отвращения лицо.

– Да, она вызывает во мне неприятные воспоминания, – опустив глаза, произнесла я. – Ее было слишком много в моей жизни.

Глава 9. Злая сказка

«Я выпросила у мамы отдать меня в школу с шести лет. Мне хотелось стать такой же взрослой, как Дима: ходить с рюкзаком, учить уроки, много знать. И я мечтала поскорее сбежать из ненавистного сада, мне казалось, что в школе все будет иначе и у меня появятся там друзья.

Но отношения с одноклассниками не задались так же, как и в детском саду. Я была для них слишком странной и замкнутой: я не играла после уроков, убегая спасать семью, вздрагивала от громких звуков, вызывая у ребят смех, тушевалась и робела при общении. Еще одной причиной непринятия меня классом стала любовь учителей. Я тянулась к знаниям, много читала и для своих шести знала гораздо больше того, что знали мои одноклассники. Это порождало зависть, каждый мой успех, расхваленная классным руководителем домашняя работа встречались ненавидящими взглядами, и на переменах мне сильно доставалось. Я была лишь маленькой хрупкой девочкой в большом коллективе, они дразнили меня, обзывали, толкали в кабинете, не давая пройти между рядами, нападали толпой на переменах и после уроков, закидывая снежками зимой, камнями и грязью летом. Я плакала, потирая синяки. Маме я говорила, что синяки заработала сама, играя с ребятами на переменах. Она вздыхала и говорила мне быть аккуратнее. Мне не хотелось расстраивать маму правдой, она была такой уставшей, все время работала и так много плакала из-за папы, я ее жалела и оберегала от своих проблем.

Лишь однажды я ей рассказала. Мне было девять, я была уже в четвертом классе. Мы возвращались после обеда из столовой, сегодня мой аккуратный почерк вновь был продемонстрирован в качестве примера, что вызвало новую волну злости и ярости. Они окружили меня в кольцо возле кабинета и стали толкать друг к дружке, словно мячик, смеясь и с наслаждением приговаривая:

Юля дура, хвост надула

И по речке поплыла,

Как увидела моржа,

Сразу родила ежа.

Я закусила губу от обиды, молча снося все издевательства, их было больше, я понимала, что мне никогда их не одолеть, и все, что мне оставалось – это ждать спасительного звонка на урок.

– А давайте ей волосы выдергаем, пусть ходит как драная кошка, – смеясь, предложила староста нашего класса Саша и больно дернула за торчащий кончик моей косички.

– Ай, – вскрикнула я.

Я обожала свои пышные вьющиеся волосы и этого уже стерпеть не могла, я схватила ее за руки, не давая ко мне прикасаться.

– Сашка, давай, покажи этой дуре, – прокричали ребята.

Мы продолжали бороться. Саша была выше и сильнее меня, но вспыхнувшая ярость придавала мне сил, наши руки крепко обхватывали друг друга, она попыталась меня повалить, подставив подножку, но ничего не вышло, я смогла устоять.

– Саша! Саша! Саша! – громко скандировала толпа.

Они щипали меня и больно тыкали пальцами, пытаясь помочь своему герою.

Саша боком прижала меня к стене и навалилась своим телом, она уже уставала, а я разозленная наоборот набиралась силы, мне оставалось совсем чуть-чуть, чтобы ее с себя сбросить, она это почувствовала и, чтобы не потерпеть поражение, впилась зубами в мою руку.

Я громко закричала, из моих глаз прыснули слезы. Стоявшие вокруг ребята звонко смеялись и аплодировали Саше. Я сбежала домой с уроков и, рыдая, рассказала маме, что же произошло.

На следующий день мы пришли с мамой в школу. Нас с Сашей поставили посреди класса. Рядом с нами стояли наш классный руководитель Анна Валерьевна и моя мама.

– Ребятки, произошел очень неприятный случай, – начала Анна Валерьевна, – Саша укусила Юлю. Это неправильно, с друзьями так не поступают. Поэтому Саша сейчас должна извиниться. Да, Саша? Вот бусы примирения, – она вложила в руки Саши янтарные бусы.

Саша стояла, молча опустив глаза.

– Саша, мы все тебя ждем. Ты же староста. Покажи положительный пример. За свои проступки нужно отвечать.

– Юля первая начала, – громко крикнул Андрей.

– Да, это она напала на Сашу, – поддержала его Лена.

– Это неправда! – зло воскликнула я.

– Правда, правда, мы все это видели, да, ребята? – прокричал Ваня.

Все одобрительно закивали, и послышался гомон голосов.

– Юля всегда такая злая!

– Да, она первая на нас нападает.

– Юля играть не умеет, она все время дерется.

– Нет! Вы все лжете! – обиженно воскликнула я, силясь перекричать раздававшийся гул голосов.

– Я просто защищалась от Юли, – всхлипывала Саша, прижимаясь к Анне Валерьевне, – я ее испугалась.

– Юля, как же так? – растерянно развела руки в сторону Анна Валерьевна, – я совсем от тебя такого не ожидала.

– Это неправда! – топнула ногой я. – Это вы все меня обижаете и бьете постоянно! – повернувшись к классу, крикнула я. – Они меня дразнят и издеваются, Анна Валерьевна, они меня не любят и поэтому врут, – я вертела головой по сторонам, стараясь отыскать глаза, где бы увидела поддержку. – Мама? Ты же мне веришь? – с надеждой спросила я.

– Юля, ты должна извиниться перед Сашей, – тихо произнесла мама, сжимая в руках платок. – Пожалуйста, извинись, ты вела себя неправильно.

– Нет, – категорично сказала я.

– Юля, возьми бусы, – Анна Валерьевна мягко вложила их мне в руки, – и скажи «прости», потом извинится Саша, потому что она все-таки тоже тебя обидела, но ты как зачинщик должна извиниться первая.

– Я не буду, – упрямо проговорила я, с силой сжимая яркие неровные бусины, – я не виновата.

– Я покажу хороший пример,– гордо произнесла Саша и, положив свою ладонь на мои руки с бусами, сказала: – Прости меня, Юля, что я тебя укусила. Я больше так не буду. Извинись ты, и мы будем дружить.

Класс дружно зааплодировал Саше, она стояла передо мной, довольно улыбаясь, Анна Валерьевна с моей мамой ее хвалили и гладили по голове, а я ее ненавидела и сжимала до боли бусины в своих ладонях.

– Юлечка, извинись, – ласково попросила Анна Валерьевна

– Все ждут только тебя, Юля, – прошептала мама, – покажи, что ты хорошая девочка.

– Прости, Саша, – сквозь зубы процедила я и, с силой дернув веревку руками, рассыпала на пол золотые бусины.

***

Мама долго беседовала с Анной Валерьевной в кабинете. Я ждала ее, усевшись на подоконнике, хмуро смотря на засыпанные снегом крыши домов, мне хотелось стать одной из таких падающих снежинок и раствориться в этой белоснежной пустоте.

– Юля, – тихо окликнула меня мама, выйдя в коридор.

Я спрыгнула и подошла к ней. Ее глаза были заплаканны, а на щеке еще виднелась полоса от только что пробежавшей слезы.

– Что-то случилось? – хмурясь, спросила я.

– Бедная моя девочка, – крепко прижав меня к себе, произнесла мама, – я понимаю, как тебе непросто, все твои драки, это все из-за того, что ты видишь дома.

– Но мама, они врут, это неправда!

– Юлечка, так нельзя, ты не должна поступать так, как папа. Это неправильно, я тебе уже говорила, что мы не должны повторять его ошибок.

– Я ничего не сделала! – громко воскликнула я.

– Не ври, пожалуйста. Солнышко, я понимаю, тебе страшно, но я не буду тебя ругать.

– Почему ты мне никогда не веришь? – прокричала я сквозь вырвавшиеся наружу слезы.

– Потому что ты меня все время обманываешь, Юля! Все ребята видели, как ты дерешься, и Анна Валерьевна сказала, что ты очень замкнутый ребенок, и в саду воспитатели на тебя жаловались, и на дядю Мишу ты наговаривала. Как я могу тебе поверить?

– Ты же моя мама, а ты все время веришь всем, кроме меня, – отстраняясь от нее, сказала я.

– Юля, да я сама видела, как ты била куклу! И ты солгала мне, когда сказала, что в школе все хорошо и синяки у тебя от игр! – в слезах прокричала она.

– Я не хотела тебя расстраивать, потому что люблю, – плача от обиды, ответила я.

– Если ты не хочешь меня расстраивать, ты должна признать свою вину, Юля. Пожалуйста, просто перестань лгать.

Я долго смотрела на нее, не говоря ни слова, мы обе плакали, она громко всхлипывала и стирала слезы кончиком платка с уставшего лица, я плакала молча, позволяя злым слезам стекать под воротничок блузки.

– Да, это я начала ту драку, – опустив глаза, призналась я. – Прости меня, мама.

– Моя девочка, – мама обняла меня и, плача, принялась покрывать поцелуями, – моя хорошая, милая девочка, мы будем учиться с тобой хорошему, мы сходим в церковь, исповедуемся, причастимся, у тебя все получится, ты станешь самой доброй и чудесной девочкой на свете.

***

В мои девять и Димины четырнадцать различий между нами было больше сходств. Мы больше не смотрели, лежа в обнимку на его кровати, диснеевские мультики, не наблюдали с восторгом и желанием завести такую же собаку за приключениями «Комиссара Рекса»1818
  Сериал созд. Петер Мозер и Петер Хайек, 1994 г.


[Закрыть]. Дима превратился в подростка и стал держать от меня дистанцию. Он мог пропасть надолго, а потом вновь внезапно появиться, объяснял свое отсутствие лишь фразой, что у него были дела и ему было не до меня. Он стал еще более резким и вспыльчивым, я его часто бесила, о чем он мне незамедлительно сообщал, мои игры ему не нравились, свои он не предлагал. Мы стали больше молчать, чем разговаривать. Я не знала, что сказать ему, чтобы не показаться глупым несмышленым ребенком, а он был весь погружен в себя и скрытен. Я плакала, меня очень расстраивало наше отдаление, а он как будто этого совсем не замечал. Я не рассказывала ему, что в школе меня обижают одноклассники, он был таким успешным, популярным, сильным, и мне не хотелось выглядеть рядом с ним забитым, никому не нужным ребенком и стать еще более неинтересной, чем я уже была.

Но произошедшее с Сашей я ему рассказала. Он увидел след на моей руке от ее зубов и спросил, а я не стала скрывать. Мне хотелось поделиться своей правдой хоть с кем-то, я плакала у него на груди, он молча слушал, гладя меня по волосам.

– Почему они все лгут, Дима? Почему?

– Потому что им это выгодно, – спокойно пояснил он.

– Они рассказывают то, чего не было на самом деле! Ведь не было же, да? Или я ошибаюсь? Я уже сама себе не верю, – растерянно произнесла я.

– Я тебе верю. Я всегда на твоей стороне, а ты всегда должна мне доверять, понятно?

Я закивала.

– А они еще об этом пожалеют, – крепко прижав меня к себе, сурово сказал он.

На следующий день к воротам моей школы подъехала Димина машина.

– Что ты тут делаешь? – удивленно воскликнула я, подбежав и обняв Диму.

– Кто тебя обидел? – сухо спросил он.

– Вот та девочка в малиновой куртке, – показав пальчиком на Сашу, ответила я.

Дима резкой быстрой походкой направился к ней, я едва поспевала за ним следом.

Он подошел к Саше вплотную и, грубо взяв ее за грудки, с бешеной яростью прокричал:

– Еще раз, мерзкая тварь, ее тронешь, я тебе все зубы выщелкаю, ты меня поняла?

Игравшие во дворе ребята замерли, наблюдая. Саша от испуга не могла проронить ни слова, лишь всхлипывала.

– Ты поняла меня, паршивая сучка? – с силой ее потряся, громко крикнул он.

– Да, – прошептала Саша и разрыдалась.

Дима выпустил ее из своих рук. Саша сжалась в клубок на снегу, ее спина судорожно вздрагивала, мне не было видно ее лица, но по доносившимся звукам я понимала, что она плачет.