Текст книги "Болотный колдун"

Автор книги: Татьяна Мокроусова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Ну, все! Сейчас явится учитель, и я сполна получу за наши с Федором подвиги здесь. Несмотря на то, что мы лишили его завтрака, на меня он, надеюсь, не позарится. Все-таки школа, хоть и колдунов…

С двух сторон меня крепко придерживают за локти. Душный мешок на голове пропах козлятиной. А по ногам вдруг резко подуло ледяным ветром. Где-то тревожно каркнула ворона. «Может, наша?» – почему-то обрадовался я, и тут раздаются тяжелые шаги.

– Мастер Тромм! – задохнулся чей-то голос.

Я стою покорно, все равно не вырвешься, и молча ожидаю своей участи. Шаги замирают рядом. Пришел!

Становится еще тише. Всем телом я чувствую на себе взгляд Мастера.

– Снимите мешок! – неожиданно высокий и резкий голос никак не вяжется с тяжелой поступью.

С головы у меня грубо сдергивают мешок, и я вижу его лицо. Вернее, сначала одни только глаза. Черные, такие черные, что и передать нельзя. Даже зрачков не видно. Как будто две бездонные воронки под лохматыми сросшимися бровями. Они неумолимо засасывают мой взгляд. Я просто не в силах отвести его. В голове образуется какая-то невесомая пустота, а ноги наоборот, разом тяжелеют.

– Кто ты?!

– Ммм,– мычу я нечленораздельно и получаю сзади подсказку в виде тяжеленного подзатыльника.

Но язык напрочь отказывает мне, и я снова мычу как можно жалобнее.

– Немой?

Я торопливо киваю, всеми движениями стараясь придать побольше достоверности своему вранью.

– Да они же только что тут болтали со вторым вором! – отвратительный фальцет белобрысого парня с одутловатыми щеками режет слух. Угодливо сгибаясь, он подает Мастеру три толстые книги.

Пропал! Теперь ни за что не поверят, что мы здесь случайно.

Мастер повелительным жестом приказывает белобрысому, которого все называют Морквином, открыть первую книгу.

«Черная магия»!

Странная, жутковатая гримаса искажает лицо Мастера. Огромный лысый лоб искажается веером морщин, а узкие бесцветные губы ползут куда-то в сторону, так и не разжавшись. Улыбается!

– Это не воры! – я снова вздрагиваю от его голоса.– Это ученики старого Оркмахи!

Руки держащие меня, сжимаются еще сильнее, а белобрысый хищно щерится, показывая неровные грязные зубы.

– Говори!!

Надо спасать положение!

– Видите ли, уважаемый Мастер! Старый Оркмахи совсем выжил из ума,– я осторожно подбираю слов. Ошибиться тут нельзя, – от него скоро все ученики разбегутся. Он же просто шарлатан…

Стоп! Тут важно не перегнуть палку. Вдруг этот Оркмахи – могучий волшебник?

Длинные, заостренные кверху уши Мастера чутко напряглись и даже слегка оттопырились. Черные воронки притягивают и словно выворачивают наизнанку. Изо всех сил я напрягаюсь и отвожу взгляд куда-то ему за плечо.

–… Вот мы и решили перейти в вашу школу. Слава о ней выходит далеко за пределы паучьего леса…

Ученики одобрительно переглядываются. Неужели в точку? Я продолжаю:

– А учебники прихватили с собой, чтобы не с пустыми руками. Оркмахи без них всех учеников растеряет. Заклинания-то он все позабыл уже…

– Где второй?!

Я подскакиваю на месте, но говорю при этом до невозможности противным елейным голосом:

– Испугался, наверное, и спрятался где-нибудь. Он у нас вообще прятаться любит.

– Останешься здесь! Но если ты солгал – вспомни, как поступают с лазутчиками!..

Мастер резко поворачивает голову к белобрысому. Мне кажется, я даже слышу, как скрипит его шея.

– Отыщите второго и двадцать плетей ему!

Четверо школяров бросаются на поиски. Вот тебе, Федя, и первая двойка в новой школе…. И, наверное, впервые, я так остро захотел вернуться в свою школу. И плевать на каникулы.

Приятные воспоминания прерывает почтительно-робкий стук в дверь. Кланяясь, входит ученик лет тринадцати и подает Мастеру скрученную в трубочку бумагу с сургучной печатью.

– Что это? – Мастер ломает сургуч.

Прочитав послание он обводит взглядом напрягшихся от любопытства учеников, перебирая их, словно четки, и на несколько мгновений плотно прилипает к моему лицу.

Я вдруг начинаю судорожно мотать головой, стараясь протолкнуть ставший комом воздух. Наконец, взгляд его стекает на желтоватый пергамент, зажатый в руке, и почти не разжимая губ, он утробно цедит:

– Я иду в Верхний замок. Понадобилось составить гороскоп наследнику, а заодно и вправить ногу белому жеребцу. Вернусь через три дня или в любой момент. Но помните, я вижу издалека!..

И, знаком позвав Морквина за собой, он удаляется, тяжело вдавливая подошвы в толстые дубовые плахи.

глава третья

ЛЫСЫЙ ОСТРОВ

Ученики молча переходят в «школьную столовую» и, окружив стол, тихо рассаживаются по лавкам. Меня же тычками подгоняют в спину, недвусмысленно давая понять, что принят я в школу пока что с испытательным сроком…

Распахнув дверь, на пороге появляются четверо запыхавшихся, разгоряченных поисками школяров, а следом и Морквин с самодовольной ухмылкой на лице:

– Мастер Тромм оставил меня своими «глазами и ушами». Всем ясно?!

И выдержав долгую паузу, он снисходительно роняет:

– Можете начинать!

Поднимается суматоха. Все бросаются к котлу и, мигом наполнив свои чашки, рассаживаются по местам, отгородившись локтями от соседей. Я тоже получаю треснувшую глиняную плошку с лепешкой овсянки на дне.

Так, о Федоре ни слова. Значит, не нашли. Это меня в какой-то мере успокаивает. Трудно представить, конечно, чем он может мне помочь, но я очень надеюсь на его изобретательность. Во всяком случае, одного он меня здесь не бросит…

Справа за столом оказывается худой рыжий мальчишка примерно моего возраста. Перед ним стоит пустая – когда только успел? – старательно вылизанная чашка. После жареного мяса запихнуть в рот хоть ложку каши не так просто, и я ловко меняю местами наши посудины. Рыжий, благодарно зыркнув на меня зеленым глазом, набрасывается на овсянку.

– Хи-хи! – раздается смешок.– Этот выкормыш старого Оркмахи сожрал все мясо и теперь брезгует нашей кашей. Разве ты, вор, не знаешь, что в школе колдунов мясо ест только Мастер? Или у вас, на гнилом болоте, не так? И где это видано, чтобы делиться с соседом? Да ты лазутчик!

За столом поднимается шум:

– Бросить его в омут!

– Плетей ему!

– Посадим его в комнату Мастера!

– Но из нее еще никто не выходил…

– Хватит! – кричит белобрысый, и гомон стихает.

– Иди сюда, – почти ласково зовет он.

Я медленно подхожу.

– И ты, Шон. – Это он уже Рыжему. – Ты, я вижу, любитель каши, да еще и принимаешь ее от лазутчика. Мастер Тромм приказал найти второго и бить его плетьми. А чем плох этот? Бери плеть и начинай! А до второго мы еще доберемся. От нас не спрячешься…

Рыжий стоит не двигаясь. «Глаза и уши» протягивает ему витую кожаную плеть с увесистым узлом на конце.

– Ну, чего ждем?!

В следующую секунду плеть опускается Рыжему на плечо. Он ни с места!

Плеть снова поднимается, но вдруг, прямо над нами слышатся осторожные шаги. Морквин застывает с открытым ртом – по чердаку кто-то ходит!

– Кто это? Ведь Мастер Тромм ушел, я сам видел, – шепчет ушастый, тот, что принес бумагу.

«Он у них за дежурного», – соображаю я.

Морквин поворачивается ко мне.

– Второй? – он кивает на потолок.

– Не думаю, – говорю я.– Он, наверное, уже превратился в ворону и улетел на болото…

Морквин недоверчиво ухмыляется, но тут слышится далекое воронье карканье, и я обрадовано говорю:

– Точно! Он лучший ученик старика Оркмахи, а превращаться в ворону – его любимое занятие.

Школяры озадаченно стихают.

– Сейчас мы узнаем, в кого это он превратился! – взвинчиваясь, визжит белобрысый. – Ишь ты, в ворону!.. С помощью магии я увижу, где он скрывается. И уж тогда…

– Но ведь Мастер Тромм не разрешает тревожить дух Покровителя озера в его отсутствие, – доносится из-за стола.

– Заткнись, трус! Тебе никогда не научиться даже порчу наводить. Ты всю жизнь проходишь в учениках.… Ну, кто со мной в комнату Мастера?!

Опустив головы, ученики внимательно изучают выскобленные добела половицы.

– Гадать собрался? – шепотом рассуждают у меня над ухом. – На костях или на воске?

– На бобах, поди…

– Ах, так?! – Морквин не дождался добровольцев.– Что ж, сейчас вы увидите. Все вы увидите…– злобно шипит он. – Но знайте, я никому ничего не забываю… – И, старательно подражая тяжелой поступи Мастера, он выходит.

Шепот испуганно стихает. Кухню наполняет вязкая тишина. Лишь нескончаемый дождь стучит с тоскливым упорством, точно заблудившийся путник в запертый дом.

Через несколько минут «глаза и уши» возникают в дверном проеме. Перед собой на опасливо вытянутых руках он держит грубую кожаную сумку.

– Сумка Мастера!..– и школяры впиваются в нее глазами. Морквин осторожно кладет ее на стол и шумно переводит дух, широким рукавом отирая с лица пот.

– Флорин и Норин! – приказывает он сидящим с края двум одинаковым школярам, – живо к озеру за водой!

Не отрывая глаз от сумки, близнецы пятятся в угол и, подняв небольшой деревянный жбан с крышкой, тихо исчезают.

Морквин, полностью войдя в роль Мастера, – пародист поганый! – похоже скрипит:

– Умихмасс и вы двое, быстро вниз за треногами!

Еще трое послушно покидают столовую, спускаясь в открытый люк.

– Тащите все семь! – кричит он вслед, а потом вдруг поворачивается и вперивает свой водянистый взгляд прямо мне в глаза.

«До Мастера тебе, конечно, далеко», – думаю я, вежливо улыбаясь.

Минуты две-три он упорно таращится, выкатив из орбит блекло-голубые глаза и. чтобы доставить ему удовольствие, я не отворачиваюсь. Что он еще придумал? Меня почему-то беспокоят треноги, за которыми он отправил этих… ну, тьфу ты, язык сломишь!

Наконец, открывается дверь, и, пятясь, Флорин и Норин втаскивают жбан, сгибаясь под его тяжестью. Почти одновременно в открытом люке возникает лохматый затылок. Вот и треноги! Умих, или как там его, с командой волокут семь тяжеленных металлических треног, вроде тех, что используют фотографы, но с причудливо изогнутыми коваными ножками. Вместе с ними в комнату вползают душные запахи сушеных трав. Под мышками у школяров зажаты свертки, из которых выглядывают сухие стебельки.

– Травы не понадобятся! – напыжившись, цедит староста и вдруг выкрикивает: – Я вызову Покровителя Озера!

– Неужели решится? – у Шона отвисает челюсть. Мне становится как-то нехорошо. Только Покровителя здесь не хватало. Маг прыщавый…

– Подойди!

Приходится подчиниться.

– Ну?

Морквин, почти вплотную приблизивши ко мне лицо, выдыхает:

– Возьми треногу…

Эти трое сложили треноги в кучу у стола, а сами сидят теперь на своих местах и с плохо скрываемым любопытством лупятся на меня.

Ну и рожи! Я поднимаю одну из треног.

– Поставь сюда!– проникновенно говорит Морквин, указывая в центр кухни.

– Ну, поставил, если тебе так хочется.

– Теперь вторую!– голос его еще мягче, но от этого настроение у меня портится окончательно.

Я мельком взглядываю на Шона. Лицо у него, как мел, даже веснушки побледнели. Он страдальчески морщится. Остальные сильно смахивают на зрителей, которые специально пришли в зоопарк к пяти часам. Обычно, в это время там кормят хищников…

Вторую треногу я тоже устанавливаю точно на место, указанное старостой. В конце концов, мы с ним расставляем все семь треног.

Оглядев нашу «совместную» работу, я обнаруживаю, что располагаются они по двум строго перпендикулярным линиям, образующим собой неправильной формы крест.

Потом Морквин сам, не прибегая к моей помощи, устанавливает в центре его широкую деревянную подставку.

– Подать большой таз!

Флорин и Норин проворно исполняют приказ. Обо мне как-будто забыли, и я потихоньку пытаюсь вернуться за стол.

– Куда?

Этот Морквин видит и затылком! Он грубо вытаскивает меня в центр кухни и определяет рядом с деревянной подставкой, на которой сияет начищенный до блеска, но довольно неказистый и уж никак не большой таз красной меди, с гнутым по краям ободом.

– Не вздумай сойти с места, гаденыш!

Пожав плечами, я делаю вид, что разглядываю дальний угол черного деревянного потолка. «Давай, давай. Видали мы таких чародеев».

Староста подходит к столу и, расстегнув сумку Мастера, несколько секунд всматривается в ее темное нутро, не решаясь сунуть туда руку. Наконец, он вытаскивает толстую черную книгу, вроде нашей, только очень потрепанную. Кажется, ей здесь частенько пользуются.

Чуть помедлив, он достает узкую бутылочку мутного пупырчатого стекла. На лице его снова выступил пот. Он тяжело дышит. И вдруг, сунув обе руки в сумку, молниеносно выхватывает отвратительное мохнатое ожерелье и, выкатив глаза от ужаса, накидывает его себе на шею!

Пауки! Огромные, мохнатые – все ожерелье из них! Горящие факелы отражаются в остекленевших глазах засушенных тварей, и ожерелье само как будто источает красноватый свет.

– Воды мне!

Флорин и Норин срываются с места. Мешая друг другу, они волочат жбан с водой к медному тазу. Отпихнув меня, пыхтя, отрывают жбан от пола и опрокидывают его над тазом.

Невольно отшатнувшись, я жду, что вода перельется через край, но, к моему изумлению, воды в тазе меньше половины.

Что такое? Эти близнецы-водоносы изображали здесь непосильный труд, потели и кряхтели, а воды-то чуть. Я уже готов предположить, что это жбан такой тяжелый, но они, как ни в чем ни бывало, играючи относят его к стене. Ну, клоуны!

И тут меня посещает нелепая мысль. Я заглядываю в таз. Вода в нем черная и отливает стылым неподвижным блеском. Как смола застывшая. Пробую чуть сдвинуть таз – свинцовая тяжесть.

– Руки!!– захлебывается Морквин, потрясая пухлыми кулаками.– Не прикасайся к тазу, выкормыш болотный!

– Ладно, ладно, – я демонстративно засовываю руки в карманы. – Чего ты так перепугался? Воды вон целое озеро!

Но Морквин меня уже не слышит. Он деловито водружает на каждую треногу по толстобокой керамической плошке и откупоривает бородавчатую бутылку, из которой тут же начинает струиться бледный дымок.

По нескольку капель зловонной ядовито-зеленой жидкости он наливает в каждую посудину и, подозрительно глянув на меня, в таз.

– Не двигаться, жаба!– предупреждает он и берет со стола черную книгу. Торопливо полистав ее,– тоже не отличник, всего не помнит,– Морквин водит пальцем по строчкам. – Ага!

Он закладывает веревочкой нужную страницу, кладет книгу рядом с тазом и, появившимся откуда-то огрызком известняка быстро очерчивает на полу большой круг. Все семь треног, и он сам, и я возле медного таза в центре оказываемся внутри него.

В полной тишине Морквин громко чиркает огнивом, и над треногой, стоящей от центра дальше всех, вспыхивает узкое зеленое пламя.

Лицо его окривело от возбуждения. Он беспрестанно что-то бормочет и стремительно проводит второй круг, охвативший уже шесть треног, кроме одной, с горящей плошкой. Она оказывается между первым и вторым кругом. Двигаясь по непонятному маршруту, Морквин зажигает вторую плошку – на одной линии с первой и третью – крайнюю слева.

Когда он проводит третий, внутренний круг, диаметром не более трех метров, в нем остаются четыре треноги с еще не зажженными фитилями.

Эти приготовления начинают меня сильно беспокоить. Дело в том, что хотя пламя впереди и слева вроде не высокое, я ничего не могу разглядеть за ним. Словно зеленый огонь отгородил пространство с двух сторон. В горле сильно першит. Удушливый запах не расползается по кухне, а наоборот, как будто стягивается и собирается над тазом. Тем временем староста зажигает последние четыре чаши, обходя их по кругу:

– Север, запад, юг, восток, не поднять чужому ног!

Это он обо мне, что ли? Пламя над треногами с четырех сторон вдруг плавно поднимается вверх и, широко раздвинувшись огненным веером, почти смыкается у потолка, отгородив нас душным зеленоватым колпаком. Жара от него почти не чувствуется, но духота становится нестерпимой.

Я хочу пошевелиться, но ноги как приросли к полу! Вот тебе и шарлатан Морквин. Север, запад…. Треноги расставил по сторонам света! Я безуспешно пытаюсь сдвинуться с места, а Морквин подскакивает к тазу и, распахнув книгу, склоняется над ней.

Запинаясь, по слогам он читает какую-то абракадабру. Над тазом поднимаются густые клубы пара и, собираясь вверху под потолком, образуют круги похожие на круги от брошенного в воду камня.

– Духи Темного озера, я вызываю вас!!! – неожиданно завывает Морквин срывающимся голосом и, напрягшись, склоняется к самой воде.

Тут же, словно порыв ветра обжигает мне ноги, и внутри огненного купола появляются три большие черные птицы.

– Слуги Покровителя, – шепчет Морквин побелевшими губами.

Одна из птиц садится старосте прямо на голову, отчего он весь как-то съеживается, становится меньше. Еще две опускаются ему на плечи и, сложив крылья, замирают точно чучела, уставившись в смоляную воду.

– Покровитель Темного озера!.. – во второй раз хрипит Морквин.

Хорошо, что я не знаю, где Федор…

В тазу под слоем воды медленно проступают странные расплывчатые очертания какого-то захламленного помещения. «Чердак?– проносится у меня в голове.– А вдруг он и в самом деле увидит Федора?»

– Покажи мне чужого!– в третий раз взывает Морквин, и зеленоватый пар рассеивается.

Изображение, висящее в воздухе на уровне его головы, становится более четким. Можно разглядеть отдельные предметы на тесном чердаке, и одновременно как бы сквозь них проглядывают бледные контуры густых разлапистых елей, плотно обступивших темную гладь воды.

Черное озеро! Я напряженно, до рези в глазах, вглядываюсь в него, изображение начинает даже двоиться – уже не одно, а два озера! Вернее, два черных, без блеска, провала. Они медленно приближаются, наплывают, увеличиваясь и заслоняя все остальное, и внезапно я понимаю, что это уже не озера, а бездонные черные глаза – воронки, притаившиеся под лохматыми елями бровей на чьем-то огромном лице. Покровитель озера!

Не в силах оторваться, я вижу длинную расползающуюся ухмылку, медленно перерезавшую вибрирующее в воздухе лицо. Оно, лицо это, как две капли воды похоже на лицо Мастера. Да нет, это же сам Мастер Тромм!

Глаза его, еще больше приблизившись, снова сливаются в огромный черный колодец без дна. Я подаюсь вперед, голова у меня кружится, неодолимо тянет заглянуть вниз и, потеряв равновесие, я перекидываюсь через край…

Неприятный шум в ушах переходит в громкий невыносимый звон, до краев затопивший голову, и внезапно я оказываюсь в длинном темном туннеле.

С ошеломляющей быстротой, все быстрее и быстрее несусь по нему, причем в каком-то неестественном нелепом положении, не то боком, не то на спине, левым виском вперед. Внутри у меня все словно свернулось в клубок и напряглось, готовое оборваться, и через мгновение я вдруг увидел… себя словно со стороны.

Хотя нет же, это Федор, но одновременно мне кажется, что это я…

Вокруг, на небольшом лысом островке, высунувшемся посреди черной глади озера, никого не видно, только слева одиноко торчит угол разрушенного строения. Но я чувствую – рядом кто-то есть!

Прижавшись к холодной влажной земле, я внимательно осматриваюсь, слегка приподняв голову.

От воды поднимается редкий белесый туман и, скручиваясь, длинными спиралями стягивается над поверхностью островка, постепенно накрывая его плотным сырым одеялом. Неясный свет сочится с пасмурного неба, вязнет в сплошной серой пелене. В сгустившихся сумерках быстро растворяются очертания островка, сливаясь с близкой водой.

Подобравшись ко мне метров на двадцать– двадцать пять, туман еще больше уплотняется и, образуя вокруг меня небольшую площадку, за края которой он почему-то не перетекает, поднимается вверх клубящимися лохматыми стенами.

Я оказываюсь как бы на дне огромного пустого колодца, куда кроме меня попадает и угол каменной развалюхи. Все это происходит в полной тишине, но не так, как это бывает где-нибудь на природе, когда воздух весь заполнен звуками, а мне словно закладывает уши.

Бесконечно долгое, обдирающее сердце ожидание опасности внезапно кончается. Впереди на самой границе моего «колодца», где обрывается круг его лысого дна, из тумана просовывается бесформенная черная голова.

Я сильно зажмуриваюсь, в надежде, что она пропадет. Вместо этого рядом с ней появляются еще несколько черных существ – я бы посчитал их воронами, но что-то мешает мне сделать это! Глаза у них затянуты мутной пленкой, и они слепо водят из стороны в сторону длинными клювами, словно пытаясь отыскать кого-то. И, похоже, я знаю, кого…

Выдвинувшись из клубящейся стены тумана еще сильнее, черные птицы вдруг разом устремляют на меня острия своих изогнутых носов-клювов. Беззвучно каркая, клювы раскрываются – стая как-будто радуется добыче.

Противная слабость разливается по всему телу. За время знакомства с нашей вороной я успел попривыкнуть к ее повадкам. Но эта стая – совсем другое дело.

Крылья ворон неожиданно видятся мне широкими рукавами, да и сами птицы уже не птицы вовсе, а бесформенные черные фигуры в знакомых, опущенных на глаза капюшонах. Существа эти, неумолимо приближаясь, начинают плавно, как во сне размахивать крыльями-рукавами, пытаясь оторвать от земли извивающиеся тела, и я вдруг отчетливо понимаю, что взлети они – и будет поздно.

Надо что-то делать, но вялость переходит в полное оцепенение. Я равнодушно наблюдаю за птицами, или как там их еще.

«Федора бы сюда – знатока животного мира». Черные фигуры вот-вот поднимутся в воздух; мне хочется, сжавшись в комочек, закрыть голову руками, когда же, наконец, кончится этот сон?!

От невыносимого ужаса я кричу – обычно на этом и кончаются ночные кошмары, но только не этот…. В полной тишине птицы отделяются от земли и, широко распластав крылья, всплывают вверх. Что будет дальше, я уже знаю…

И тут мне удается разглядеть птиц.

Чья-то невидимая рука словно сгребла их в кучу, и они неподвижно зависают над моей головой. Серая пленка на глазах у них лопается, и взгляд их горит теперь безжалостным хищным огнем. Через мгновение этот черный колпак обрушится и накроет меня…

Заслонившись от стаи, я вдруг обнаруживаю, что в руке у меня зажато тяжелое яйцо из мешка Федора.

Собравши силы, я отвожу, будто свинцовую, руку назад и, чуть откинувшись, посылаю «лимонку» в самую середину стаи. Не пролетев и десяти метров в густом осклизлом воздухе, она возвращается вниз и, отскочив от каменистой поверхности, подпрыгивает и, крутанувшись еще, замирает. Сейчас рванет!! Только перья полетят! Однако, и у меня тоже.

Я вдруг понимаю, что не хочу вот так, здесь, прямо сейчас…. Откуда-то всплывает дикая, совершенно нелепая мысль, и я вцепляюсь в нее всеми силами.

От обвалившегося угла с обшарпанной штукатуркой, из-под которой выглядывают щербатые красные кирпичи, меня отделяет не более трех-четырех метров. Все мое существо, мгновенно сжавшись в бесконечно плотную раскаленную частицу, взрывается таким неудержимым, неистовым движением в одну-единственную точку, к этой блестящей радужными мазутными пятнами луже за углом, что я вижу себя, уже лежащего лицом в этой вонючей черной жиже, за спасительным укрытием.

Но тело, непослушное тело, успевает лишь вскинуться над гладкой мокрой землей и, еще не понимая, что осталось одно, без меня, замирает, вглядываясь покинутыми зрачками в вибрирующий мутный воздух.

Назад!.. Но я только глубже погружаюсь в нечавкнувшую жижу. И в это мгновение лопаются стены моего колодца! Ослепительно белое пламя стрелой вырывается вверх, радостно слизывая в озеро птиц…

Все это я каким-то образом вижу, хотя сам утопаю с головой в маслянистой черной воде, залепившей мне рот и глаза, заливающейся в ноздри.

Я начинаю задыхаться, изо всех сил барахтаясь и извиваясь. Мне не хватает воздуха. Рот мой раскрывается, и густая черная масса потоком устремляется в разрывающиеся от напряжения легкие.

Конец!..

Но тут чья-то цепкая рука вырывает меня на поверхность, оставив внизу досадливо расплескавшуюся лужу.

Бешено кашляя, я ничего не вижу. Струи воды вытекают из носа и ушей, а глаза готовы выскочить из орбит. Кто-то пребольно колотит по моей спине и, поперхнувшись еще раз, я, наконец, вновь обретаю способность видеть и слышать.

Встряхиваясь, как мокрая курица, я стою в липкой чернильной луже. Рядом валяется пустой таз. Откуда-то сверху доносятся глухие удары, от которых, кажется, раскачивается весь дом.

Со всех сторон слышится надсадный кашель и выкрики:

– Мастер! Мастер вернулся!

За шиворот меня крепко держит Морквин и, почти приподняв над полом, плюется в самое ухо:

– Гаденыш! Утопиться вздумал?! Ты опрокинул таз с Озерной водой! Ну, подожди! Вернется Мастер – вдоволь напьешься ее!

Он, наконец, выпускает мой воротник и, схватившись за грудь, сам заходится надрывным кашлем.

Все плошки вокруг погасли, словно задутые сильным порывом ветра, и чадят теперь клубами густого, резко пахнущего серой дыма. Захлопнув намокшую книгу, Морквин рвет с шеи мохнатое ожерелье, ставшее вдруг тесным, и опрокидывает одну из треног.

А кругом уже настоящая паника! Ученики, путаясь в своих балахонах, прячутся под широким столом, и староста, побросав в сумку колдовские причиндалы, выскакивает из кухни, опрокинув по дороге еще несколько треног.

По коридору гулко разносится его топот. Хлопают двери. Где-то далеко стихает воронье карканье.

Пока я, ошалело озираюсь, прикидывая, не удастся ли мне улизнуть в суматохе, Морквин появляется вновь и усаживается во главе стола.

Дым понемногу рассеивается и школяры, протирая покрасневшие глаза, разбредаются по своим местам.

На решетке очага я замечаю осколки яичной скорлупы и быстро отвожу взгляд.

Сообразив что-то, Морквин кидается к двери в коридор. Заперто! Он на цыпочках крадется к люку в полу и резко дергает за кольцо. И здесь закрыто!

– Это Мастер Тромм,– глухо изрекает долговязый Умих.

– На место!– шикает мне староста. И я только теперь замечаю, что стою один посреди кухни… – Если Мастер узнает,– продолжает он, – не сдобровать всем! Но мне он поверит больше.

Школяры угрюмо молчат, уткнувшись в пустые чашки.

– Я передумал, – продолжает он, – не стоит тревожить Покровителя Озера по таким пустякам. Живо убрать все! И чтоб никаких следов! А ты, змееныш, расскажи нам, пожалуй, чему на болоте учит старый Оркмахи. И давно ли он выжил из ума? Что-то никто этого раньше не говорил…

«Начинается, экзаменатор нашелся, паршивец щербатый», – думаю я, но вслух весьма вежливо отвечаю:

– Вообще-то я не самый лучший его ученик. Но кое-что рассказать могу. Сами видели, какие книги мы принесли. Это очень хорошие учебники…

– Ты нам зубы не заговаривай! Отвечай, научил вас старик наводить порчу и вызывать дождь?!

– Дождь…– тяну я, – Вам бы его остановил кто.… Но мы, у себя на болоте изучаем математику, а скоро, говорят, начнем химию…

Спросят что-нибудь, а у меня из головы все вылетело. Да, честно говоря, я и на уроках не слишком бойко отвечаю. Ох, вернуться бы сейчас домой…. И я с каким-то сладостным чувством вдруг вспоминаю свой учебник математики, весь исчерканный и потрепанный.

– Чего вы начнете? – у Морквина даже вытягивается лицо, и он опирается спиной о дверь. Та неожиданно распахивается, и «глаза и уши» вываливается в коридор.

– Мастер, Мастер!– слышится вокруг но, в следующее мгновение в дверях снова вырастает Морквин.

– Проверьте люк!

Кто-то тянет за кольцо, и крышка люка поднимается.

глава четвертая

ГОЛОВА НА ПОДНОСЕ

– Надо идти в класс! – сдерживая дрожь в голосе, говорит староста. – Мастер открыл нас на расстоянии!

Повторять ему не приходится. Не медля, ученики гуськом спускаются в темный подпол, и мы бредем по узкому каменному переходу. Похоже, что он, как и верхний коридор, сплошным кольцом опоясывает весь дом. Где-то здесь должен быть еще один выход наверх. Наверное, так мы и угодили в ловушку. Неподалеку, возможно, прячется и второй ученик старого Оркмахи – ниндзя Федор. Но тут меня взашей вталкивают в подземный класс, и Морквин притворяет за нами дверь.

Зал довольно просторный, с низким сводчатым потолком. Здесь светло и душно от множества горящих по стенам факелов. Пол в классе вымощен грубыми булыжниками, от которых тянет холодом и плесенью. Плесень покрывает и шершавые стены, поднимаясь под потолок беспорядочными лишайными пятнами. Вдоль стены стоит широкая деревянная скамья. Я снова оказываюсь рядом с Рыжим. Приставили его ко мне, что ли?

Не обращая на меня внимания, он с интересом разглядывает мои кеды, густо облепленные засохшей грязью. Машинально я убираю ноги под лавку. Еще чего! Не хватает только, чтобы надели на меня свою школьную форму!

Посреди класса стоит низкий столик на тонких гнутых ножках. На нем что-то вроде шара, накрытого черным бархатом.

– Посмотрите на стол!!!– низкий трубный голос заставляет всех вздрогнуть. Голос этот широко раскатывается между каменными стенами. Замерев, школяры вглядываются в черный бархат, из-под которого, кажется, он и доносится.

Я незаметно оглядываюсь. На лицах учеников тоже замешательство и испуг. Это меня слегка успокаивает. Видать, и они побаиваются Мастера. А Рыжий – тот и вовсе зажмурился и руки сжал в кулаки – что-то беззвучно шепчет, едва шевеля губами. И тут черный бархат медленно и плавно взмывает вверх.

На столе, на круглом блестящем подносе скалит зубы голова в круглых зеркальных очках. И голова эта принадлежит Федору!

– О-о-о! – вздох ужаса, словно ветер, проносится по залу.

Ученики, как зачарованные, не в силах отвести взгляд от жуткого зрелища. Рыжий, еще крепче зажмурившись, с неожиданной силой вцепляется в мое колено.

– Ух-ху-ху! – ухает филином голова.– Кто посмел зайти в мою комнату?! Я остался в замке и вернулся к вам!..

Большие, в пол-лица зеркальные очки почти до неузнаваемости меняют лицо Федора. В стеклах отражаются языки пламени от факелов, и ученики, и вся комната.

Я осторожно хватаю Рыжего за руку. Пробую оторвать ее от своего колена. Да где там! Вцепился со страху, как клещ.

Внезапно над столом вспыхивает ослепительный шар. Когда я, наконец, вместе со всеми, открываю глаза – на блестящем подносе лежит только смятый черный бархат. Никакой головы нет…

Что такое?!

И тут из дальнего угла над самым полом разносится странный металлический голос:

– Ступайте все в лес, бездельники! К вечеру пусть каждый из вас принесет листьев вереска, волкозуба и лебеды. И шишек хмеля, белены, а главное – не забудьте пырея ползучего! А ты, Морквин! – на миг голос угрожающе замирает, – дюжину самых больших, черных и жирных пауков! И чтобы возрастом не моложе семидесяти лет!

Слышно, как Морквин на своем конце лавки принимается громко икать.

– Здесь останется тот, кто сидит последним!

Это же я!..

А голос продолжает:

– Если ты солгал и послан лазутчиком – быть тебе вороной!

Напуганные ученики бесшумно вытягиваются из класса, старательно отводя от меня глаза. Как ветром сдуло!

– Пропал парень! – доносится из-за двери.

«Это Рыжий», – успеваю подумать я и остаюсь один.